Текст книги "Slave Labor (СИ)"

Автор книги: Торговец деревом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Рабский труд. Часть 1. ==========

По случаю своего совершеннолетия и так же дня рождения Grand Khavatari, она же Садеса, решила сделать подарок читателям. Работа уже дописана, будет выложена по мере проверки.

Стук в дверь. Упорные и настойчивые звонки. Один за одним не дают покоя…

Нехотя поднимаюсь с кресла, откладывая книгу, которую только начал читать, на прикроватный столик, босыми ногами ступаю по холодному паркету, чуть не поскальзываюсь на луже от опрокинутого стакана, что я не убрал еще днем.

Матерюсь.

Сквозь зубы выплевываю слова.

Кому приспичило припереться в такую рань? Даже почтальон в это время ещё нежится в постели.

Бросаю взгляд на циферблат настенных часов – пять утра.

Не густо.

Потягиваюсь и подхожу ближе к двери. Не спрашивая и даже не смотря в глазок, просто дергаю на себя ручку, – на замок не была закрыта.

– Ты бы ещё дольше шел!

Тарахтение голоса, масса недовольства, просто шквал позитивной энергии – именно то, что так требовалось мне для хорошего утра. Именно с этого я привык начинать день.

Возмущение, что было готово вырваться наружу и заставить меня обвесить знакомого массой комплиментов, затыкается моментально, прячась в самый дальний угол моего рассудка, когда глаза наблюдают такую картину: полуживое тело, что еле дыша держится здоровой рукой за шею Ховера и не даёт себе упасть. Опущенная голова, с прилипшими к лицу окровавленными волосами, не даёт возможность разглядеть знакомые карие глаза, чтобы увидеть в них хоть единственный намёк на жизнь.

Зубы сводит.

– Какого черта?

Вскипаю от возмущения и удивления. Грубо отпихнув меня рукой от двери, хозяин этой самой руки, прижав как можно плотнее бренное тело парня к себе, стал протаскивать его в комнату, оставляя на полу бордовые водянистые следы и грязь с ботинок. Аккуратно придерживая за голову, он опустил пострадавшего на диван, перехватывая его ноги, чтобы помочь как можно безболезненнее уместить и их.

Выдыхаю как можно тише, стараясь быть незаметней. Руки трясутся от того, что все тело прошибает холодный пот и дрожь, заставляющая неметь даже кости.

Во что опять ввязался этот сопляк?

Незнание не дает покоя, заставляя наблюдать за Ховером, что отойдя от парня, возвращается ко мне. Не поворачивая головы подходит ближе. Все время смотрит на него.

Выдох.

Стараюсь казаться как можно безмятежней, не выдавая своего беспокойства, что в агонии мечется по всему организму, устраивая встряску каждому органу, заставляя рассыпаться в панике.

– Я объясню все… Только позже. Нужно обработать все раны, тащи аптечку, – не переставая давать указания, распоряжается Ховер, заставляя меня впервые задуматься о наличии в моем доме медикаментов.

Засада.

– Черта с два, подорвался в магазин пулей: бинты, вату, йод, обезболивающее, шприцы. Купи все что нужно.

Дергаю за круглую ручку шкафчика, да так, что он соскальзывает с направляющих, выезжая навстречу. Некогда возвращать на место… просто бросаю полупустую часть гарнитура. Не раскрывая конверта с недавно полученной зарплатой, впихиваю его в руки Ховеру, выставляя его за дверь, в суете хлопая ею, что есть мочи, содрогаясь от невидимой волны, что прошла по телу.

Пальцы находят выключатель, глаза судорожно бегают по ванной, чтобы найти хотя бы что-то отдаленно напоминающее таз. Тщетно. Забегаю на кухню, распахиваю дверцу шкафчика и на ходу выдергиваю кастрюлю средней величины.

Кипяток хлещет так, что брызги отлетают мне в лицо.

Переборщил с напором воды и с её температурой, из-за чего пришлось доливать холодной. Сливаю лишнее, оставляя только половину, хватаю пару чистых махровых полотенец, что недавно принесла соседка в качестве компенсации за обосанный кошкой палас, и возвращаюсь в комнату.

Только сейчас понимаю, что эти тряпки могут пригодиться.

Опускаю принесенные предметы на пол как можно тише. Тело почти неподвижно, слышно лишь хрип… и видно, как тяжело поднимается грудная клетка.

Зубы сводит, кажется, жую собственные крошки.

Впервые вижу такие последствия после его работы. Что же ты натворил, Кант?

Опускаюсь на колени, вновь вытирая лужу воды, но уже своими штанами.

Осторожно выжимаю одно из полотенец, давая ему немного остыть, подношу к лицу парня и вытираю кровь. Аккуратно. Так, чтобы случайно не задеть открытые раны.

Кажется.

Его лицу повезло больше – пару ссадин и относительно неглубокая царапина на лбу, такая заживет быстро и вреда много не принесет, но вот, что делать с остальными?

Стараюсь не суетиться, не поддаваться панике, осматриваю его тело постепенно, чтобы в спешке ненароком не нанести новые раны, усугубив ситуацию ещё больше.

Осторожно, воспользовавшись ножницами, снимаю с него футболку, оставляя вместо одежды лоскуты, которые летят на пол.

Придурок. Хочется пробить твоей головой дверь за эту тупорылость и непослушание. Сколько раз я предупреждал, говорил об опасности, которая непременно настигает его душу, она ведь «часто» обходит стороной.

Все к черту.

Все прахом.

Блять. Истерю, как крашенная манда, не хуже его женушки, с которой так или иначе вновь предстоит вести беседу, рассыпаясь в тысячях извинений за отсутствие благоверного мужа дома.

– Эй, ты меня слышишь?

Молчит, никакой реакции, губы шевелятся медленно. Наверняка бредит. Сейчас лучше его не трогать. Дождусь, когда вернется это чудовище из магазина, и вытрясу из него все, все до последней, мельчайшей подробности: кто, где, как и когда.

Сволочь.

Почему он так долго?

Вода в кастрюле напоминает чуть разбавленную кровь, кажется, сам диван залит ею, пропитывается каждый сантиметр так, что, скорее всего, придется сменить мебель. Такая память мне не нужна.

Скрипит дверь, дергается замок, по комнате проносится звук шагов и шелест.

Ховер принес все, что потребовалось, не забыв опустить слегка мятый конверт с остатками его содержимого на тумбу в прихожей.

– Как он?

Подходит ближе, скидывая все купленное на пол, разнося шум по квартире ещё больше.

– Хотел бы я знать.

Отставить.

Сейчас не время, чтобы заводить свои нервы с пол-оборота. Зубами отрываю конец упаковки, вынимая шприц и присоединяя иглу, большим пальцем надавливаю на кончик ампулы, слушая тихий хруст.

Сколько было уколов? Пришлось сделать четыре, чтобы снять все симптомы и позволить себе спокойно обработать каждую рану: забинтовать грудь, правую руку, предплечье, шею, голень и нижнюю часть бедра.

Вот они – курсы по выживанию.

Та школа, которая в данный момент отголоском прошлого держит меня в руках, избавляя от прошлых обмороков от вида крови. Стыдно признать, что когда-то, совсем недавно, я часами проводил у толчка, если хотя бы раз удавалось увидеть капающую из носа сестры алую жидкость.

Вытираю пот рукой, оседаю на пол, словно игрушка, напичканная ватой.

Живой. Это главное.

Придушу, как только поставлю на ноги. Заставлю съесть собственный заработок, ради которого он вечно рвет свою задницу. А сейчас… Сейчас остается лишь всматриваться в это мертвенно-бледное лицо и ждать.

========== Часть 2. ==========

– Как это понимать? – плотно закрываю дверь на кухне, затащив предварительно туда Ховера, сдерживаю порыв сорваться на крик, перехожу на шипение, слушая, как сердце отдает глухими ударами в виски так, что вены вздуваются, заставляя чувствовать ток крови по их жилам.

– Мы были на задании. В этот раз отправили лишь четверых. Я, как обычно, следил по радару, чтобы все было чисто… И… нас подставили! Ебанный Зан подложил нам свинью, продав как дешевых шлюх какому-то ушлепку. Мы и не заметили, как на склад въехала машина… Я еле вытащил Канта оттуда. Мне просто повезло, что они не заметили комнату, в которой я был, приняв ее за заброшенный чулан.

Парня всего трясло от гнева. Я чувствовал эти негативные флюиды на расстоянии. Казалось, что его ненависть заражает и меня.

И это действительно было так.

Я ненавидел работу друга всеми фибрами своей души. С самого того первого ебанного момента, когда он ввязался в эти игры, заставив меня прикрывать его задницу. Раньше это было просто: следовало лишь отмазать страдальца на работе, которую он еще когда-то посещал.

А сейчас? Уже два года он женат. За эти два года этот чертовский случай уже седьмой по счету. А значит… Значит я опять должен висеть часами на трубке, чтобы вдалбливать его женушке, на какое архиделовое собрание я утащил её благоверного.

– Как вы выбрались? И где ещё двое?

Не знаю, зачем был задан второй вопрос, ровным счетом мне было плевать, что и как приключилось с остальными…

– Я не знаю, я успел забрать только его. Выбрались? Не спрашивай лучше, я никогда не чувствовал себя таким мелочным и таким ничтожным. Перерезать горло самому слабому из них, наверняка, пешке, которой так же как и нами просто воспользовались. Машина. Дальше… Дом и надежда, что он не сдохнет раньше времени.

Резко отодвигаюсь на стуле, заставляя ножки проехаться по паркету, разнося скрип по помещению.

– Раны не смертельные, гораздо важнее, что он не потерял слишком много крови.

Кивает, утыкаясь лицом в ладони, видно по дрожащему телу, мышцам, что парень просто на последнем баллоне энергии держится.

Только не вздумай сорваться прямо у меня на глазах.

– Тебе пора, – говорю как можно резче, не оставляя парню надежды на возможность остаться, не хочу видеть его припадки, я ничем ему не обязан, жизнь Канта – это не мой долг, не мне и платить.

– Ты прав, позаботься о нем, пожалуйста.

Молчу, просто сдерживаю себя, понимая, что человеку необходимо что-то сказать, чтобы не оставлять после своего ухода пустоту.

Дверь закрывается тихо, на этот раз не забываю поставить на место задвижку. Окидывая взглядом спящее тело, подхожу ближе, опускаю руку на лоб – горячий. Вернувшись с кухни с холодным мокрым полотенцем в руках, опустил его на голову.

Оседая рядом на пол, упершись спиной в изгиб дивана, открыл книгу на той странице, на которой остановился в прошлый раз, осталось скоротать всего пару часов, и можно будет звонить его жене.

***

На часах восемь. Рукава водолазки закатаны по локоть, чтобы мокрая тряпка не мочила одежду. Сколько я вот так ползаю на карачках оттирая засохшие пятна крови и грязи?

Звенит будильник, оповещая соседей о начале рабочего и, возможно, учебного дня. За это всегда ненавидел эти стены, звукоизоляцию, которая в этом доме ни к черту. Поднимаюсь, отряхивая колени и рукавом вытирая капли пота со лба. Так и не пришел в себя. Тело неподвижно лежит на диване, лишь дыхание, уже больше напоминающее нормальное, сигнализирует о том, что нет причин для паники.

Закрываю дверь, возвращаюсь на кухню, выуживаю из заднего кармана джинсов телефон, набирая заученный номер на сенсорной панели, слышу отчетливые гудки, прижимаю трубку плечом и сажусь на деревянную табуретку, облокачиваясь спиной о стену.

Через несколько секунд слышу какое-то вошканье, гудки сменяются на шипение, а затем знакомый голос в весьма невежливой форме, отвечает на звонок.

– И где ОН на этот раз?

Хочется выбить ей зубы за одно только «он», лишь скрепя сердце натягиваю на себя невидимую улыбку, посылаю свое «Я» в задницу, начиная долгую и нудную беседу.

– Надин, здравствуй. Ты не поверишь, вот звоню тебе поделиться новостью. Печальная она или нет решишь для себя сама, но Канта я забираю с собой на конференцию, сейчас мы в аэропорту и через час у нас самолет.

– Почему он должен ехать с тобой? – вгрызается в одну мысль, начиная придумывать себе очередную схему наших приключений, приписывая им лимузин наполненный проститутками.

– Подожди. Я ведь даже не договорил, – мой голос звучит приветливо, в то время как рука сжимает телефон до такой степени, что белеют костяшки. – Не забывай, что Кант хороший стратег, я получаю новую должность и если презентабельность моего компаньона удивит совет, то, считай, твой муж уже не муж, а владелец частной компании под моим началом, – вешаю лапшу на её уши размером с гору, прекрасно понимая, что она даже знать не знает, кем по должности являюсь я, и какой работенкой занимается Кант.

– И сколько в этот раз придется ждать? Нэйт, не заставляй меня напоминать, что ваше возвращение всегда венчается провалом, – девушка явно недовольна, но в свои двадцать четыре года, лишь слыша о возможном присутствии больших денег в её жизни, берет в узду свою блядовую гордость.

– Ты в нас не веришь? Я огорчен, – сыграть мученика не составило труда, при условии, что я и так чувствовал себя не небесно.

– Возможно. Дай мне трубку Канту, я хочу с ним поговорить… Обещаю, что не буду просить его вернуться назад.

– Не-ве-рю, – хотел бы сказать я, но это лишь даст ей возможность разговориться ещё больше, а пора бы заканчивать беседовать на эту тему.

– Ты же знаешь, что не дам, Надин. Твой муж слишком слабохарактерен, – увольте меня, что я только что сейчас сказал? Если бы это была правда, я бы не отдувался за эту адскую душонку, по которой сам черт плачет. – При одном твоем сладком голоске, он уже захочет вернуться, так что извиняй, я верну тебе его в целости и сохранности, но услышишь ты его уже будучи дома, – закрываю глаза, пытаясь представить себе что-то, что помогло бы нервам перестать держать такой амплитудный напряг, действуя на мозг словно банка наполненная медью.

– Ладно… – выдыхает она, заставляя меня чуть не уронить свой телефон и не упасть со стула самому.

Что? Так быстро?

Я ушам своим не верю, это лишь проделки Сатаны.

– Ээм, тогда… Черт, время, прости. Наша очередь тут уже почти подошла, сейчас проверять будут, поэтому с разговором придется свернуться. И это… помни, что я тебе благодарен, – скинув звонок, я швырнул трубку куда-то в стену, от которой телефон отскочил прямо в раковину, с грохотом осев на дно, около минуты отдавая адовым звоном и треском.

Несмотря на то, что солнце уже давно стояло в небе, освещая его своими лучами, вернулся я в темную комнату, что под занавесом бежевых штор отдавала легким рыжим оттенком. Столкнувшись с карими глазами, оступил от неожиданности и облокотился на стену.

– Проснулся?

Вид Канта был весьма приличным для пострадавшего, стандартный набор: синяки под глазами, отеки спрятанные под бинтами и эта идиотская улыбка, говорящая за хозяина «сомнойвсепучком».

– Как видишь, – улыбается разбитыми губами, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку перед тем, как огорошить меня чередой вопросов: как ты меня нашел и что произошло после отключки.

Знаем. Проходили.

– Есть хочешь? – дождавшись робкого кивка, из-за чего прядки волос упали на его лицо, скрывая его глаза, разворачиваюсь вновь лицом к двери, скрываясь за ней.

Это гораздо лучше, чем если бы он ответил.

Возвращаюсь с тарелкой горячего бульона с лапшой, опускаюсь вновь около дивана, но, замечая его недовольный и, как всегда, въедающийся взгляд, поднимаюсь, и, отодвинув одеяло, сажусь на край дивана.

– Ты с Ней разговаривал? – из-за хрипоты голоса не разобрать интонацию, с которой он хотел сказать, но все же, не долго думая, пожимаю плечами, просто кивая. – Что ответила?

Поднося ложку к его пересохшим губам, на которых словно на картине застыла кровь, дожидаюсь, когда он проглотит её содержимое, и только после отвечаю.

– В этот раз, признаться, она меня удивила, – немой вопрос на лице Канта дает возможность продолжить. – Отпиралась не долго, почти не кричала, но… Все же обещала избить меня мачете, когда моя морда соизволит показаться ей на глаза.

Смеётся и тут же морщится, давится кашлем.

Не смею к нему прикоснуться, понимая, что в таком положении его гордость не уязвима, а даже наоборот – во всеоружии. Чувство жалости к себе он ни за что не захочет испытывать.

Оставляю пустую тарелку на полу, наблюдая, как ровно и умерено вздымается его грудная клетка во время дыхания. Лежит с закрытыми глазами, делая вид, что абсолютно безмятежен, а его органы не учиняют бунт на корабле, мчась от одного борта к другому, дабы погубить своё судно, забывая, что они сами, непременно, останутся в открытом океане.

– Принести обезболивающее? – отрицательно мотает головой ещё больше подтверждая мои догадки.

Знал же, что будет так.

Именно поэтому, прежде, чем налить суп в тарелку, растер о её края не слабую дозу таблеток. Сейчас его вкусовые рецепторы и так нарушены, поэтому что бы он ни съел, покажется ему отвратительным, каким бы полезным или же вкусным в действительности ни был продукт.

Встаю с дивана, решив, что лучше будет, если он поспит, но не успев толком подняться, ощущаю на своей руке прикосновение горячих пальцев, а затем и всей ладони. Вот так всегда…

Так и сидим, не двигаясь, не дыша.

========== Часть 3. ==========

Вставляю ключ в замочную скважину, делая два поворота и сталкиваясь с упорным сопротивлением, – ключ так и остался в вертикальном положении.

Выдыхаю, прислоняясь лбом к двери, прижимая одной рукой пакет с купленными продуктами.

Уже прошло четыре дня, а я так и не привык, что дверь в мою квартиру самому мне открывать не приходится.

Делаю два коротких стука по железной каемке, что огибает дверной глазок, и, прислушиваясь, отхожу на шаг назад. Слышу, как гремит медная защелка, а через секунду в полумраке появляется полоска света, падая прямо мне на лицо.

– Ну и сколько раз я говорил тебе спрашивать прежде, чем лезть открывать дверь? – устало вдыхаю подъездный воздух, закрывая глаза, продолжая стоять у двери, не сходя с места.

– Но… ведь это ты, – вновь, как и в прошлый раз, растерянно отвечает, распахивая дверь шире.

Бинты, уже без кровавых подтеков, все ещё красуются на его теле. Их наличие не скроет даже рубашка и шорты, которые он нацепил на себя, отыскав в моем гардеробе.

По размеру они ему подошли только по одной причине: покупались для этого случая, ведь каждый раз, когда он пытается оккупировать мою жилплощадь, я не могу выдавать ему комплект своей одежды.

– Ты даже не смотрел в глазок, а уже утверждаешь, – вижу, как он пытается состроить умное выражение лица, убирая с глаз упавшие каштановые волосы.

– Смотр…

– Здесь темно, ты бы ничего не увидел, – хитро щурясь и по-доброму, словно ребенку, улыбаясь ему, вхожу в квартиру, впихивая парню в руки пакет, держать который я порядком подустал.

– Прям как с маленьким, – фыркает, но пакет забирает, с топотом удаляясь на кухню, чтобы там как можно громче опустить его на стол.

– Истеричка, – на полувыдохе отвечаю на его бунт, прислоняясь спиной к стене и согнув ногу в колене, притягиваю её ближе, чтобы расшнуровать ботинки.

Странно даже представить, что станет с ним через четыре года, когда этому, не побоюсь этого слова, мужику стукнет, жаль не по голове, целых тридцать лет. «Очуметь же, » – как бы на новом сленге выразилась моя младшая сестра, и я был бы с ней полностью согласен.

Учитывая склад ума Канта, его образованность, развитую соображалку и стратегию, с которой он подходит к своей жизни, это все ничто, по сравнению с его детским, местами взбалмошным, характером.

Ребенка такому точно не доверишь.

Вот и думается теперь, если мы с ним одного года рождения, а наши общие знакомые наперекор паспортным данным заявляют, что Кант, когда открывает рот в расслабленном виде, смахивает на ученика, дай бог, если старшего класса, то причем тут тогда слаженность тела и склад ума.

Вот я и привык, что с подобным человеком, чей мозг подвергается временной заморозке, только я и вожусь. При своих названных коллегах он, конечно же, в-рот-наикрутейший-перец, но для меня он как был, так и есть друг, забота о котором является моим долгом.

– А ты мне ничего не купил? – из-за косяка высовывается лишь одна голова с белой повязкой на лбу, как-то по-дурацки улыбаясь и щурясь, то ли от слепоты, то ли от своей хитрожопости.

– А должен был? – поставив ботинки в шкаф и закрыв дверцу, вопросительно смотрю с неким удивлением.

– Обязан, – слышу эхом, проходя в комнату и опускаясь на диван.

Все же Кант отговорил меня от затеи выбросить его, обещая всё отмыть и отчистить всеми возможными средствами. Спорить я не стал, доверив ему свою мебель, и именно сегодня он закончил столь кропотливый процесс.

Проводя ладонью по шершавой и стертой поверхности, ощущаю, как кожу царапают маленькие пружины, что не выдержав такого напора, прогнулись, окончательно прорвав тонкую, словно истощенную, ткань.

– Кант, – басом зову я, снимая с себя пиджак и вешая на подлокотник дивана, оставаясь в одной темно-синей рубашке и в брюках.

– Что тебе, холоп? Я только есть сел, ты чего Царя отвлекаешь? – почесывая живот, специально выпячивая его вперед, что получается весьма коряво и смешно, прикусывает вафлю, оставляя зажатой между губами, и, растянувшись у двери, опирается свободной рукой о косяк.

«Вот тебе и царский выход, » – мысленно комментирую я, стараясь не замечать этого настойчивого голодного взгляда, что сейчас так томительно медленно проходится по моему телу, словно видит в первый раз.

– Что скажешь? – специально проношу свою руку у себя перед лицом, чтобы уловить его взгляд и заставить его оторваться от моей шеи и посмотреть туда, куда я ему показываю: истертая ткань дивана, торчащие железки, которые наверняка с его расстояния даже не видны.

– Ниш…е.во, – специально мусолит сладкое, запихивая его как можно дальше в рот, лишь бы не отвечать на то, за что потом обязательно прилетит.

Устало закрываю глаза, хмуря брови и возвращая их вновь в привычное положение.

Вот посижу немного так, может все само исправится: открою глаза, а диван уже как новенький.

Чувствую как рядом прогибается матрац, заметно скрипят пружины, а губ в ту же секунду касается что-то шершавое с запахом сгущенного молока и ванили – придется есть. Все ещё держа глаза закрытыми, приоткрываю рот, чтобы ощутить на языке этот вкус, которым так пропитан весь воздух около моего носа. Но желанию так и не суждено сбыться, не коснувшись вкусовых рецепторов, царапая губы, палочка была безжалостно выдернута. Открывая глаза, я уже видел её конец, который скрывался в глубине рта этого хитрого и чумазого парня.

– Ребенок, – констатирую факт, откидываюсь назад и растекаюсь по дивану, словно плавленый сыр.

– Кто тут из нас двоих ребенок, так это уж точно ты, – рассматриваю белый потолок, касаясь взглядом лампочки, что одна из трех ещё горит на люстре.

– С чего ты так решил? – привык я говорить голосом без эмоций, за что получаю в лоб в ту же секунду, чуть не сваливаясь с дивана, наполовину перелетаю через подлокотник. Ну и силища. И откуда только берутся в этом нездоровом и покалеченном теле.

– Мудак. Опять за своё, – рычит он, распыляясь от каждого вздоха.

Надо подумать, если я начну сейчас язвить, то придется садиться на больничный по двум причинам: придется вновь латать его раны и зализывать свои.

– Ну, и чем я не угодил тебе на этот раз? – прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу, сажусь обратно, подминая ноги под себя.

– Нэйт, я же вижу, что ты обиделся, так чего не скажешь мне об этом… – на удивление абсолютно спокойно отвечает Кант, вставая с дивана и поворачивая по направлению к выходу.

Заставляет нахмуриться, ровно на секунду анализируя сказанное им. В обращении ко мне из его уст прозвучало моё имя, а это может означать только одно: обиделся он, причем адово.

Привстаю на одну ногу, успевая поймать рукой край его рубашки, резко тяну на себя, наблюдая как парня несет по инерции назад. Ловлю этот мешок с костями уже у себя на коленях, сгребая в охапку его длинные ноги, что остались лежать в растянутом положении на полу.

– Я не хочу, чтобы мой холодильник из-за моего «обижаешься» пострадал. А то зарплаты до конца месяца кормить нас обоих у меня не хватит, – я, конечно же, нагло врал на этот счет, прекрасно понимая, что этих денег хватит, чтобы завалить едой кухню, но знать ему об этом было не обязательно. Не очень хочется лечить его потом ещё и от аллергии.

Как можно незаметней, запускаю пальцы под его рубашку, несильно, чтобы не причинить боли, провожу пальцами по ребрам, еле касаясь подушечками бинтов.

Не прошло и минуты, как Кант заваливается набок, переворачиваясь у меня в кольце рук, и начинает панически ржать, давясь от смеха, как от предсмертных конвульсий.

На секунду мне показалось, что он действительно умирает, из-за чего пришлось остановится и, заглянув ему в глаза, отодвигая прядки волос, столкнуться с победным взглядом.

– Попался, – высовывая мокрый язык, цапает зубами мою руку, которая все ещё держала его волосы, а затем, дождавшись, когда моя хватка станет слабее, рывком поднимается с колен, стремительно уходя обратно на кухню. – Ты как хочешь, а я жрать хочу.

========== Часть 4. ==========

Перед глазами мелькает часть корпуса когда-то рабочего телефона. Верчу в руках сломанную запчасть, разглядывая мельчайшие трещины на главной панели. Большая царапина сбоку и трещина посередине экрана, от которой вихрем расходятся тонкие ломаные нити, на фоне этого все остальное просто ничтожно. Уже и плевать на сошедшую местами краску, на мигающий экран, пользы от которого абсолютно никакой, – сим-карту я вытащил, поэтому бояться, что самые нежеланные и нежданные личности смогут нас поймать в сети, незачем.

– Подумать только, уже прошло десять дней, а твой аппетит ещё не сдулся, – не поднимая головы, улыбаюсь, краем уха улавливая тихие шаги, владелец которых пытается проскользнуть мимо меня к холодильнику.

– Подумать только, прошло десять дней, а ты к этому ещё не привык. И вообще, хватит меня упрекать в бездонности моего желудка, у меня растущий организм, к тому же я только из-за этого иду на поправку, – ухмыляется он, передразнивая мои слова, жестикулируя, как самый настоящий оратор.

Поворачиваю голову в его сторону, обводя взглядом замершее тело, замечая редкие ссадины, синяки, которые, словно листья на деревьях, сменили окрас на бледно-желтый оттенок. О больших ранах говорить не приходится, их осталось всего две: на плече и на правом боку. Перевязку я, как и раньше, делаю ему каждый день, обрабатывая затянувшиеся раны, но открывать, как мать-настоятельница, строго запрещаю, постоянно выслушивая, как ему не комфортно ходить мумией, не в силах даже почесать зудящие места на теле.

– Растущему? Ты ничего не перепутал? Твой организм уже лет шесть как расти перестал, если не больше, – скептический взгляд в его сторону натыкается на укоризненный и даже слегка обиженный. Понимаю, что вновь не угодил ему, меняю тему в обратную сторону. – Никто тебя в этом и не упрекает, ешь на здоровье, вот только зачем шкериться, как партизан? Такое ощущение, будто холодильник под замком находится, – пожимаю плечами, закрывая глаза. Меняю ноги местами, закидывая одну на другую, так и оставляя в вытянутом положении на краю стола, опираюсь на спинку стула, продолжаю раскачиваться в такт своим мыслям, которые прекратили свой поток с того момента, как это чудовище появилось на кухне. – Единственное, за что я готов тебя прибить, так это за твой внешний вид.

– А? – разыгрывает удивление, поворачиваясь ко мне спиной, невзначай сверкая голой бледной задницей, на которой, что самое интересное, какие-либо отметины отсутствуют.

– Не прикидывайся дауном, ты таких людей своим актерским талантом, которым тебя с детства обделили, обижаешь, – оставляю на столе последнюю деталь, складывая руки в замок и с одного движения переходя в ровное сидячее положение, после вытягиваю ноги уже на полу.

Как-то мнется, продолжая стоять нагим посреди кухни, наличие штор в которой подразумевает лишь прозрачные занавески.

– Я не пользуюсь полотенцем, так что изволь, но сохнуть я привык именно так, – упирается руками в бока, больше всего сейчас напоминая бронзовую скульптуру. Подходит к холодильнику, открывая дверцу и минут пять взирает на содержимое полок. Затем, достав бутылку с соком, с громким хлопком закрывает и стремительными движениями приходит мимо меня, получая вдогонку кухонным полотенцем по пояснице, в котором впоследствии тонет его вопль возмущения. – В лицо было бросать не обязательно, – скрипит зубами, еле удерживая в руках бутылку, что намеревается выскользнуть из мокрых рук.

Балаган поднявшихся эмоций прерывает звонок в дверь, заставляющий обоих напрячься.

Встаю, отодвигая стул к стене, прохожу мимо парня, кидая сквозь зубы холодное «оденься» и, дождавшись, когда фигура скроется за дверным проемом в дальнюю комнату, смотрю в глазок, замечая знакомое лицо на его уровне, – Ховер.

– Какими судьбами? – открываю дверь с этими словами, вспоминая, что парень пропал с того самого момента, как притащил тело Канта в квартиру. Волноваться, конечно, за него никто не собирался, но пару раз подумать о его кончине я все же смог, понимая, что те игры, в которые они с этим телом в комнате умеют ввязываться, простым исходом не заканчиваются.

– И тебе привет, – вяло и далеко не жизнерадостно отвечает светловолосый парень, шагая навстречу мне и без разрешения проходя в квартиру. – Он здесь? – в который раз задаюсь вопросом: «Откуда же у них столько смелости?» – останавливаю его тело рукой, мешая пройти дальше.

– Не у себя дома. Во-первых, сними обувь, а то драить за себя полы сам будешь. Во-вторых, здесь, так что, будь добр, пиздуй на кухню и жди его там, – не удержался от сквернословия, которое не часто, но одолевает мою речь в очень особые и памятные жизненные моменты. Хотя… Этот случай к таким мне относить не хочется.

Прохожу в зал, стремительно направляясь к единственной двери, ведущей в комнату, проверяю Канта, что стоя ко мне спиной, вползает в свои старые черные джинсы.

– К тебе пришли, – захожу в помещение, прикрывая за собой дверь. – Как наговоритесь, закроешь за ним дверь, – убираю с кровати нетронутое полотенце, перекладывая его на одну из полочек шкафа. Забираю с журнального столика книгу, открываю её на нужной странице и опускаюсь на диван, закидывая ноги на подлокотник и устраиваясь поудобней на противоположном.

– А ты разве с нами не посидишь? Как же я буду общаться с ним без твоих язвенных вставок? – застегивает пару пуговиц на рубашке и заправляет один конец в джинсы, смерив меня ещё одним обжигающим взглядом. Выходит, громко хлопая дверью, заставляя меня добавить ему напоследок тихое:

– Истеричка.

– Сама такая, – отзывается довольно громко, уходя в сторону кухни.

Не было бы в руках книги, наверняка бы ударил себя по лбу – вновь забыл про его идеальный слух, за одно наличие которого я в детстве не хило получал от него. Благо, сейчас я перестал так много ругаться по поводу и без, поэтому синяки на теле привыкли появляться по другим причинам.

Вспоминая, о чем я читал в прошлых главах, пролистываю пару страничек назад, чтобы убедиться в том, что ничего не упустил и, возвращаясь назад, продолжаю с той фразы, на которой остановился вчера, когда Кант мучил мой компьютер своими игрушками.