Текст книги "Ржавый лед (СИ)"
Автор книги: Толкиенист обыкновенный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Но что сотня, тысяча для бессмертного? Право слово, если он доживет, то поглядеть на это будет в высшей степени забавно. Что ж, кто знает, быть может, только что он собственноручно спас от погибели предка того, кто года спустя объявит Эрин Гален войну? Прелестно, на самом деле.
Методично он вонзает меч в грудь орка, с удовлетворением слыша, как хрустят ломающиеся кости и рвется плоть. Кинжал заставит следующего рухнуть на колени, а там уж его кто-нибудь да добьет.
Внезапно всплывает мысль о Гил-Галаде. Отец одним махом перечеркнул все его планы, бросившись на штурм Мордора куда раньше, чем то было оговорено и условлено. Битва, эта битва, не должна была начаться так. Они слишком долго шли к этой цели, слишком многих потеряли, слишком высокую цену заплатили, что сейчас все пошло наперекосяк из-за одной лишь горячности.
Штурм. Это слово, должно быть, означает нечто невыносимо важное, но вот только Трандуил не может вспомнить, что именно, как ни старается. В безнадежной надежде он оглядывается по сторонам в поисках отца, заведомо зная, что никого не найдет.
Но, к ужасу своему, замечает. Отец пробивает себе путь к самим Черным Вратам, а Трандуил, подавив приступ тошноты, видит и следующих за ним эльфов – далеко не самый обычный отряд и уж точно не совпадение.
Отец собрал лучших из лучших, самых искусных, опытных и опасных воинов всего Великого Леса и… и собирается сделать то, чего воплотить в одиночку не сможет никогда: начать штурмовать сам Мордор, и, быть может, прорваться туда.
Валар…
Трандуил чувствует, как кровь отливает от лица. Нет-нет-нет… Только не это, только не туда, только не он…
Так вот, к чему был тот приказ не лезть в гущу, вот, почему отец сделал все, ради того, чтобы отдалить, определив командиром именно в тот отряд – боялся, что сын последует за ним, попытаясь остановить.
Эру, это ведь самоубийство чистой воды, безумие, помешательство…
Страх леденящей волной захлестывает с головой, заставляя до скрипа стиснуть зубы, подавляя дрожь, прошившую все тело. Меч в руках внезапно становится невыносимо тяжелым, но Трандуил трясет головой, силясь согнать внезапную страшную усталость.
Он лишь сильнее сжимает пальцы на рукояти, и, не раздумывая ни мгновения, бросается в самую гущу боя, пытаясь пробиться к отцу.
Золотой шлем на растрепанных, темных от крови волосах отца сияет яростным ориентиром, и Трандуилу в этот миг кажется, что весь его мир сжимается до одного только невыносимо светлого пятна. Только бы не потерять, только бы не упустить…
Чудится, будто бы рядом кто-то кричит; он бьет наугад, не глядя, лишь на чистых инстинктах. Горячая, черная кровь брызгает на кожу и привычно тошнотворной горечью отдает на губах; а в груди ужасающе часто громыхает сердце, ударяя по ушам.
Он, кажется, убивает орка, или, быть может, десяток, Трандуил не замечает, словно одержимый глядя лишь на сверкающий шлем. Остальное не важно, не имеет смысла и значения, Валар, да даже его собственная жизнь в то мгновение теряет всякую важность. Лишь бы успеть, остановить, не позволить…
Он не может потерять еще и отца. Не может и все на том; просто права не имеет…
Трандуил оказывается в нескольких шагах от вожделенной фигуры, столь до болезненного знакомой, родной, когда время вдруг замедляется. Он внезапно застывает восковой фигурой, не в силах и с места сдвинуться. Страх, первобытный, древний ужас сковывает тело, не позволяя шевельнуться и Трандуилу остается лишь смотреть.
Смотреть, как стрела с черным оперением с протяжным свистом рассекает воздух, пробивая доспехи ровно в месте, где бьется сердце.
Глаза отца по-детски удивленно расширяются и Орофер оступается, не удержавшись на ногах. Он в бессилии падает колени, пораженно глядя на чудовищно яркую алую кровь на своих руках, а после вдруг заваливается на спину.
Трандуилу кажется, будто в один миг весь проклятый мир рушится. Все звуки внезапно исчезают, а сердце в груди замирает, делая кульбит. Нет…
Он бежит, спотыкаясь и падает, разбивая колени, ладонями обхватывая отца за лицо. На ужасающе долгое мгновение Трандуилу чудится, будто все в порядке, отец лишь ранен, но не более. Вот он с укоризной смотрит на него, как обычно, чуть прищурившись, а сейчас поднимется и фыркнет что-то едкое в своем стиле…
Но серые глаза невидяще смотрят в вышину. Отец не поднимается.
Трандуил чувствует, как его собственное сердце пропускает удар. Нет, быть не может… Это все глупая шутка, но не более, правда ведь? Он неуверенно улыбается, кажется, и не замечая слез, обжигающих щеки, и смывающих грязь и кровь.
Конечно, отец не может умереть. Разумеется, он не умрет. Это даже звучит, как сущий бред, тут и мысли иной быть не может. Ему просто немного плохо из-за раны и… и все на том, правда ведь?
– Он поправится, – надрывно шепчет Трандуил, быстро моргая. Мир вокруг отчего-то странно расплывается и искрит, а во рту появляется диковинный вкус чего-то солоновато-горького.
Он удивительно проводит пальцами по щеке, с интересом глядя на мокрые капли, оставшиеся на коже. И что это?
Конечно, ada поправится в этом и сомнений быть не может! Вот поправится и все снова станет хорошо, как и всегда, правда! Правда?..
– Он не умер, – уверенно произносит Трандуил, пробуя странное слово на язык. Ах, что за глупости? Разумеется, отец не умер, он просто не может умереть. Кто угодно, но не он.
– Аda? – осторожно спрашивает принц, аккуратно теребя отца за плечо. – Аda, что с тобой? Почему ты не приходишь в себя, почему не просыпаешься?.. Аda?!
Но отец отчего-то молчит, не шевелясь. Трандуил с испугом отмечает, какой же он холодный. Он робко улыбается. Это ведь шутка какая-то, розыгрыш, да?..
Чужая рука вдруг касается плеча и Трандуил вздрагивает, поднимая голову, чтобы столкнуться взглядом с угрюмым Гил-Галадом. Интересно, что он-то здесь делает?..
– Твой отец мертв. Пойдем.
Слова звучат странно. Трандуил вновь натянуто улыбается, и чуть хмурится, глядя на внезапного собеседника снизу вверх.
– Нет, он не мертв, – не соглашается он, качая головой. – Он просто немного устал и ранен, скоро все будет в порядке, вот увидите…
– Он не устал, Ороферион, – отцовское имя неприятно режет слух и Трандуил вздрагивает, словно от удара, отпрянув в сторону. – Он мертв.
Но Трандуил словно не слышит, непонимающе глядя то на отца, то на нолдо перед собой.
– Почему он не просыпается? – потерянно вопрошает принц, комкая в пальцах мягкую ткань плаща. Он темно-зеленый, как лес, и все еще лесом пахнет.
– Орофер мертв, Трандуил, – устало повторяет Гил-Галад, потирая переносицу. – Нам нужно идти, твой народ…
– Мой народ? – переспрашивает Трандуил, хмурясь. Отцу бы такое обращение точно не понравилось.
Нолдо тяжело выдыхает и вдруг опускается перед ним на колени, заглядывая в лицо.
– Твой отец умер, мальчик, – мягко произносит он со странной, пугающей жалостью. – Пойми. Он не проснется, с ним и в порядке не будет ничего. Он мертв. Все, конец. Но ты – жив. Ты наденешь ваш морготов венец, станешь новым королем и заставишь своего упрямого идиота отца гордиться тобой, понимаешь?
Трандуил склоняет голову набок. Мертв. Мертв? Его отец мертв… До чего слово странное… Что же оно значило? О, он кажется помнит. Мертв, это все равно, что ушел. Да, будто бы так.
Ох, но куда тогда отец ушел? Трандуил и сам не замечает, как произносит последний вопрос в слух, заставляя собеседника рвано выдохнуть.
– Он ушел и больше никогда не вернется, – четко печатает Гил-Галад. – Ты должен занять его место. Ты должен позаботиться о своем народе и сделать один выбор.
– Какой выбор? – Трандуил глядит на него с искренним любопытством, глазами до ужаса похожими на те глаза, что еще вчера прожигали его с пылающей яростью с лица, в точь-в-точь на это похожее…
– О том, будут ли эльфы Эрин Гален и дальше участвовать в этой войне.
– О, – Трандуил морщится, задумчиво прикусывая губу. Во рту тут же появляется знакомый горьковатый вкус крови, пробуждая вдруг в памяти яркую картинку-воспоминание.
– Аda ушел из-за них? – коротко спрашивает он, опуская голову и нарочито пристально разглядывая собственные руки.
– Да, – бросает Гил-Галад, с легкой тенью интереса, но после, словно одумавшись, добавляет: – Но так тебе его не вернуть.
– Я знаю, – Трандуил выглядит до страшного потерянным, словно оглушенным и нолдо невольно морщится. Это всегда было слишком тяжело.
– Что ты решил? – ему, быть может, не стоило бы этого спрашивает; не стоило бы и вовсе говорить, не стоило давить. Нужно было просто позволить мальчику выйти из игры, прийти в себя, увести народ в безопасное Зеленолесье, но… Он не мог. Война продолжалась, и ничего еще не было окончено.
– Я хочу, чтобы мой отец смог гордиться мной, – просто отвечает Трандуил, но этого достаточно им обоим.
Комментарий к Мы шагнем через огонь
Отзывы приветствуются, автор бродит где-то между состоянием апатии, истерии и бешенства, а по тому умирает. От скуки.
========== Через боль, через страх ==========
Каждый год в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а их голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете. Но ты знаешь, что весна обязательно придёт, так же, как ты уверен, замёрзшая река снова освободится ото льда. Но когда холодные дожди лили не переставая и убивали весну, казалось, будто ни за что загублена молодая жизнь. Впрочем, в те дни весна в конце концов всегда наступала, но было страшно, что она могла и не прийти…
Эрнест Хемингуэй
Кровью сверкает алый свет заходящего солнца на острие клинка. Трандуил криво усмехается, качая головой. До чего странный выдался день. Странный день, странный год, странное столетие. И неприлично сильно раздражающая компания. Гномы. Отвратительно.
Мысли в голове путаются в диковинной пляске, но он лишь устало вздыхает, в рассеянности оттирая капли черной орочьей крови с лица. Ошибка; это – одна непозволительно огромная ошибка и ничто более, – стучит в висках набатом. Но разве есть в том смысл? Это уже свершилось, он уже позволил втянуть себя и свой народ в очередную войну. Войну, что все еще может стать для Эрин Гален концом.
Неоправданный риск и величайшая глупость с его стороны. Но на одно краткое мгновение чувства и, что важнее, воспоминания, что, как Трандуил давно привык считать, сколько лет уж надежно похоронены были, взяли верх, лавиной обрушившись на прочные стены логики и холодного расчета, им выстроенные несколько тысячелетий назад.
Можно сколько угодно рисковать собственной жизнью – в определенных пределах разумного, конечно – но никогда нельзя под удар ставить свой народ и королевство. Королям же и вовсе, как он имел неосторожность на краткий миг позабыть, жизнь свою под удар ставить также не пристало. По этикету не положено.
Особенно, когда судьба единственного наследника представляется весьма туманно и настоящее местонахождение его и совершенно не известно. Эта мысль горькой иглой боли пронзает его старое сердце, выбивая на мгновение почву из-под ног. Он не может позволить себе потерять еще и Леголаса, нет, кого угодно, но только не его. Леголаса – нельзя. Нет, нет и еще раз нет. Его сыну умирать попросту нельзя, как, впрочем, нельзя и вот так вот исчезать.
Трандуил, по правде сказать, и сам толком не знает, зачем же ему это. Уж точно не ради сокровищ драконьих – не только ради них одних – не настолько он и мелочен в конце то концов. Он никак не может понять того странного чувства, внезапно вскружившего голову.
Причиной тому был Торин Дубощит, как ни горько признавать. Его приход словно развеял тяжелую дымку морока, став легким летним ветерком, одним своим порывом ненароком изменив ход истории. Гномы не эльфы, как никогда и не были хоть чуть похожи. Другие, иные, более настоящие – как вдруг полыхнула мысль при той их диковинной встрече.
Нет в них и тени той размеренности, степенности и извечного эльфийского равнодушия, показного иль истинного – Трандуил так до сих пор и не разобрался. Легко потерять к жизни всякий интерес, безнадежно утонув в покрытых золотым налетом пучинах времени, когда впереди без малого вечность; и сложно оставаться хладнокровным, впустую убивая года на молчаливое созерцание звезд да небес, как любили делать века назад, когда жизни отмерен точный срок.
Бессмертие Старших Детей никогда не сравнить с долгой, но конец все же имеющей, жизнью народа, волею Аулэ, да забавой случая, созданного. Нет, то иное.
Жить ведь тоже нужно уметь. Уметь забывать и помнить, уметь просто отпускать и держаться. Сам же он давно запутался в бесконечно быстром течении веков, напрочь позабыв все даты и сроки – нужды в том как не было никогда, не возникло и теперь.
Трандуил жил. Жил своим народом и королевством, жил только разгорающейся судьбою сына и непрекращающимися войнами за свободу, жил тенями прежней войны и отблесками мира будущего, что увидеть ему самому едва ли было суждено. Просто жил, с трудом балансируя на тонкой грани меж жизнью истинной и заурядным существованием. Жил по всем правилам, порядкам и традициям, играя роль идеального короля для лесного народа, каким его всегда хотели видеть.
Эльфийским принцам нечасто удается стать королями, и то, быть может, к лучшему, но задумываясь о том долгими вечерами, пропитанными пряным ароматом вина, на языке чистой кровью отдающего, да треском огня в камине, что слишком уж часто ему, по юности желали короны. Помнится, мать, когда-то же невозможного давно, будто в другой жизни, любила вплетать сыну в волосы пышные цветы с полей Дориата, на манер королевского венца; подолгу, словно забывшись, смотрел на него и король Тингол, хмуро, горько и тошнотворно устало.
Трандуил коронованного родича едва ли когда понимал, предпочитая обходить брата своего деда, того взора, до костей продирающего, всегда по привычке боясь. Но, наконец, понял всего несколько тысячелетий назад, впервые взяв на руки собственного сына и как никогда прежде ощутив тяжесть короны на голове. Не дар и не благо – проклятие, ноша. Такого не желают тем, кого любят, кем дорожат.
Именно та корона сделала его тем, кем он сейчас является, изломала, подавила, вместе с тем заставляя стать кем-то совершенно иным. И то, быть может, на благо было.
Нельзя стать королем, нельзя занять вдруг чужое место, попытавшись отыграть незнакомую роль, да примерить маску, по швам расходящуюся. Торин Дубощит давно уж забыл о том, как быть настоящим правителем своему народу; ему никогда не быть королем истинным – Трандуил понимал это, как понимали слишком многие. Эребор с таким-то государем падет и падет до смешного быстро. Воину, кузнецу иль кем сын Трайна был эти два столетия, не стать поистине достойным трона – нет, никогда.
Королями не рождаются – кровь лишь может проложить дорогу к трону, но удержать на нем должно нечто куда большее. Королями становятся через ошибки, боль и смерти, без того никак, уж он-то знает, а у Дубощита времени на то банально не было.
Эребор падет – то лишь вопрос времени, и, ему бы самому стоило в начале еще забрать то, что народу синдарскому испокон веков принадлежало, да уйти, оставив гномов умирать в гордом одиночестве, если б только Леголас, этот проклятый мальчишка, не вытворил нечто совершенно невозможное в лучших традициях своей семьи, спутав все планы. Но его сын, очевидно, решил пойти по отцовским стопам, с завидным упрямством творя сущие глупости. Воспитал на свою голову собственное подобие, что называется. Просто очаровательно.
***
Трандуил в рассеянности бредет по пустынным улочками давно заброшенного Дейла. Здесь словно смерть поселилась – отрешенно думает он; рассекает меч воздух, падает на земь голова очередного орка.
Вокруг тела – сотни, тысячи, замершие, теперь уж навсегда, с диковинными восковыми масками страха и гнева на лицах – эльфийских ли, людских, гномьих. Его бросает в жар. На миг кажется, обернись он, брось краткий взгляд и вновь ужасающим стеклом блеснут погребенные в паутине памяти глаза отцовские, странной решимостью и покоем – вечным покоем – сверкнут и болезненно родные глаза той, что удержать он так и не смог.
Он, пожалуй, пережил слишком уж многих, чтобы остаться прежним. Тем, кого так любила мать, и кто до странного беззаботно мог хохотать в полный голос, подставляя лицо золотым лучам Анара, жарким днем вечного лета Дориата. Одним из тех, каких когда-то были мириады.
Война имеет странную привычку уродовать, ломать, пусть не так сильно, как само время, но едва ли мягче. Но, в конце концов, Трандуил давно уж не был малым дитя, чтобы перемены в себе списывать на это, нет; его, как и каждого из живущих постоянно меняла сама жизнь, и лишь от событий, в которые он позволял себя втянуть, зависело, в какую сторону. Животный, первобытный страх охватывает его совершенно внезапно, разом заставляя исчезнуть все мысли из головы, оставляя лишь одну, болезненно горькую.
Сейчас он ищет лишь одно-единственное тело; все остальное давно уж роль перестало играть. Нужно, необходимо, найти Леголаса, убедиться, что он жив и в порядке, защитить, уберечь, увести, пусть даже силой. Его сын не должен пострадать, ни один волос не упадет с его головы, пока он, Трандуил, жив. Но сына, словно в злую насмешку на все его переживания и страхи, нигде нет.
Трандуил падает на колени, в лихорадке разгребая трупы; кровь и грязь пачкает руки, а стражники в растерянности что-то бормочут, не понимая, что на владыку нашло. Но в голове набатом бьется одна только мысль: «найти», и ни о чем ином он сейчас думать не способен вовсе.
Король вздрагивает, громко втягивая воздух и пред глазами на миг мутится – ему на мгновение кажется, будто совсем рядом родным золотом засияли сыновни косы, но нет; то кто-то другой, незнакомый, с чужим лицом, перекошенным предсмертной гримасой, с чужими, широко распахнутыми, глазами. Сердце, на миг остановившееся, вновь начинает биться.
Он все еще отчаянно лелеет непозволительно наивную надежду на то, что сын жив. Пусть ранен, пусть злится и ненавидит, пусть сходит с ума в крике и боли от смерти товарищей, но жив и это сейчас для Трандуила главное.
Леголас волен думать, чувствовать и поступать так, как считает нужным, для него же важно лишь одно: чтобы его сердце по-прежнему стучало в груди. Больше ничего не нужно, ничего… К Морготу все сокровища, к Морготу проклятых гномов и Торина Дубощита, ему необходимо только лишь знать, что его сын жив.
Валар, зачем он вообще ввязался во все это?.. Армии орков и варгов слишком уж превосходили их по количеству, и в тот момент не оставалось совершенно ничего, кроме того, чтобы объединиться с проклятыми смертными.
Трандуил последовал предложению Барда, новоявленного людского короля, как наименьшему из зол; горе-военачальники людей и гномов расположили своих воинов на склонах горы, преследуя едва ли выполнимую цель – поймать орков в ловушку в долине между отрогами. Свою же армию он расположил на южном отроге; люди же и гномы заняли позицию на восточном. Помнится, тогда-то он и видел в последний раз Леголаса – в редкой компании его дружков.
На рыжую бестию, отпрыска Халлона, надежды не было – безумный мальчишка вполне способен был утянуть Леголаса в самый эпицентр битвы на смерть, забавы ради; и потому Трандуил лишь мечтал о том, чтобы благоразумия третьего из этой чудной компании, кажется, Таурендила, хватило на то, чтобы, как и всегда, образумить товарищей, не позволяя ни одному умереть столь глупым образом. И умереть вообще.
У Леголаса был странный вкус на друзей, но Трандуилу оставалось лишь довериться необъяснимой способности сына раз за разом выбираться из всевозможных передряг и бед, надеясь, что при всех многочисленных недостатках его друзья, в случае чего, не бросят, прикрыв спину и помогая выжить.
Война, в особенности первая война, кружит голову и всегда с ума сводит, оставляя лишь оглушающий ужас и страх, заставляя в мгновение ока позабыть обо всем, отчего-то разучившись даже меч в руках держать. А его сыну, по счастью, в настоящих войнах участвовать не приходилось, что, впрочем, не мешало ему постоянно рисковать жизнью во время многочисленных стычек с орками на лесных границах.
Леголас умеет сражаться, умеет убивать и умеет выживать, как бы туго ни приходилось – едва ли Трандуил мог оградить его от ужасов битв, не научив защищать свою жизнь, слишком уж хорошо зная, что в мире им не жить никогда. На то сейчас и была единственная его надежда.
Надежда… Право слово, слишком уж на многое он надеется сегодня. Нужно остановиться – сейчас ему необходима холодная голова и здравомыслие, едва ли ситуация изменится в лучшую сторону, продолжи он беспокоиться в пустую.
Прежде всего нужно защитить и сохранить свой народ; повторение Битвы Последнего Союза ему даром не сдалось. Сначала королевство, после личное, семья, мысли и тому подобное. Леголас может быть уже мертв – мысль горечью отдается в сознании, ощущаясь, как нечто абсолютно неправильное, но Трандуил лишь прикусывает губу, хорошо зная – сейчас нельзя – но его долг как короля, позаботиться о жизнях других воинов, уберечь как можно больше из их числа, увести, обезопасить. Война закончилась всего несколько часов назад, но едва ли тень ее переставала быть опасной.
***
В самом начале их общий план ведения этой битвы почти сработал: они заманили врага в ловушку, он понес серьезные потери, что на миг внушило призрачную надежду на победу. Но после вновь сыграло роль морготовое численное превосходство противника, и они не смогли долго удерживать свое превосходство, казавшееся столь надежным.
Как Трандуил успел узнать из торопливой речи одного из лучников: теперь уже гоблины обошли Гору с другой стороны и с новыми силами, не обращая внимания на потери, которые ранее казались королю столь вещественными, ударили с тыла, усиливая давление. Это было одним из худших вариантов развития событий, что он только был способен представить; и не имей Трандуил отточенного до идеала умения держать себя, в подобные моменты контролировать никому не нужные эмоции, наверняка натворил бы сотню непростительных ошибок.
Им удалось отразить только лишь первую вражескую волну – к величайшему раздражению Трандуила, за которым искусно была скрыта вспышка страха. Но лишние чувства он позволить себе не мог – не время и не место.
Когда на тебя обращены тысячи испуганных взоров, ловящих каждое движение, каждый жест, ошибки допустить нельзя – любая слабость становится непозволительной роскошью. Король не может позволить себе бояться или злиться, в таком случае весь народ его обречен на гибель; едва ли тот, кто не в состоянии управиться с самим собой, способен управлять войском, приведя его в победе – Трандуил усвоил тот урок до боли хорошо.
Меж тем, орки в долине также перегруппировались и вновь вернулись в битву. И лишь долгожданное вступление в битву проклятого Торина Дубощита и его отряда заставило орков на время отступить.
Трандуил так и не разобрал, что именно испытал при появлении проклятого гнома – раздражение ли, облегчение, иль вовсе гнев. Горделивый глупец, по вине которого сегодня умрут тысячи невинных. Благородный, до смешного храбрый, горделивый глупец. Всего лишь маленький гном, потерявшийся в непомерно огромном мире вокруг со всеми его кошмарами и монстрами в переплетении теней. Всего лишь…
Всего лишь тот, кто сумел прожить ярчайшую жизнь и умереть достойно истинного короля, каким он действительно мог бы стать. Это заслуживало уважения, а Трандуил не настолько погряз в собственной гордыне, чтобы не позволить себе признать того. Торин Дубощит заслуживал уважения своей жизнью и тем пуще – своей смертью. Он умер, как настоящий король; Трандуил был способен осознать это, но едва ли – произнести в слух.
Его все еще волновало лишь одно: судьба блудного отпрыска, столь внезапно ставшего таким далеким. Трандуил просто понял вдруг, что давно уж не в силах прочитать сына, кристально ясно осознавая каждую его мысль и порыв, каждое желание и поступок. Леголас будто бы вырос незаметно для него самого. Но этого Трандуил признать не мог, как едва ли когда-нибудь смог бы смириться.
Сына он наконец находит в одном из сотни ущелий. Леголас выглядит потрепанным и чуть более усталым, чем Трандуил был способен принять, но особых ран кроме рваной полосы пореза пересекающей скулу, король не замечает.
– Живой, – выдыхает он, сам не успевая понять того. Внутри распускается невидимый клубок и дышать становится чуть легче. Большего Трандуил себе не позволяет, лишь кривовато улыбаясь. Живой, невредимый…
– Отец, – Леголас неловко кивает в ответ, отводя глаза. Им нечего сказать друг другу; Трандуил никогда бы не произнес тех слов, что столь жарко обжигают сейчас горло, у Леголаса же едва ли даже мысли о том появлялись – слишком уж жестки были те рамки, в которых он был воспитан.
Трандуилу бы любить его, крича о том каждый проклятый день, чтобы после не обнаружить себя вопящим в мертвую тишину от всех тех слов, что он так и не успел сказать, но отчего-то не получилось. Нельзя, – решил он когда-то отвратительно давно, возведя стены чересчур крепкие, чтобы Леголасу было по силам их разрушить.
Так будет лучше, легче – он ведь знает. Так Леголасу будет чуть проще пережить его смерть, что когда-нибудь да точно случится. Его сын не должен почувствовать той боли. Его сын никогда не должен познать скорбь и нести на плечах груз чужой смерти.
Его сын не потеряет отца. «Люблю», – шепчет в тишину собственного разума Трандуил, кивая сыну в ответ. Не стоит оно того.
Комментарий к Через боль, через страх
Глава писалась больше по книгам, нежели по чудной кинотрилогии ПиДжея, а потому Тауриэль здесь успешно не появилась. Она очаровательна, но не в этот раз. За канон!©
Пы.Сы. Эру храни валерьянку и зеленый чай.
========== Унося Звезду в руках… ==========
Все всегда заканчивается хорошо. Если все закончилось плохо, значит, это еще не конец.
Пауло Коэльо
Трандуил утирает рот тыльной стороной ладони, сплевывая кровь. Он прикрывает на миг глаза, позволяя себе вдохнуть полной грудью затхлый, пропахший дымом и гарью, воздух. Замирает на мгновение, силясь дыхание восстановить, да сердце, набатом в ушах стучащее, успокоить.
Он прислоняется к ближайшему дереву, устало соскальзывая вниз по стволу и закрывая лицо руками. Слишком долгий день.
Армия орков наступила еще на самом рассвете; Трандуил был благодарен небесам за то, что так и не отдал приказа отозвать воинов с южной заставы, которые и успели таки предупредить о нападении, пусть не отразив, но временно задержав напавших. Это дало им несколько часов форы, столь необходимой. Но только цена оказалась слишком высока.
Они потеряли чересчур многих – Трандуил знал это, буквально кожей чувствовал, даже будучи отрезанным от большей части своих войск и потому потерявшим всякие средства связи и возможность узнать о том, что же происходит. Он устало потирает лоб, по привычке пробегая пальцами по коре дерева и кривится, будто от внезапной вспышки боли.
Лес умирал. Он горел, кричал разноголосым хором, пылая заживо, да лишь пеплом по ветру рассыпаясь. Трандуил чувствовал и это, как ощущал многое, невыносимо многое другое. Лес давно уж стал неотделимой частью самой его сути, сущности, корнями впившись глубоко под кожу, да душу к темной земле привязывая навечно.
Это, быть может, было и страшно – о, он помнил, насколько сильно был напуган поначалу, запутавшись и едва окончательно не потерявшись в лабиринтах собственного разума – но так болезненно необходимо теперь. Трандуил жить без Леса не мог, как нельзя выжить, потеряв если не голову – фэа. Личность потеряв навеки, самого себя, раз и навсегда, не выжить, и уж тем паче не остаться прежним.
Трандуил позволил себе когда-то незримо давно такую глупость как привязанность. Не к живому, не к эльфу иль даже смертному – к Лесу. Безмолвному созданию Эру, разума и души лишенному. Но так было нужно. Он пролил кровь, дал клятву и прошел морготов обряд, став тем, кем являлся сейчас и кем стать всегда должен был. Такова судьба, его путь, каким бы сложным, да путаным тот бы ни казался.
Этот Лес стал его жизнью, даря смысл тому существованию на грани бытия, что вел он долгие столетия подряд, медленно утопая в черных водах собственной души. В этой земле была его кровь, в древах – сила, в воздухе – вся жизнь. И Трандуил знал, до тошноты хорошо осознавал, что со смертью Леса придет и его конец. Но отчего-то не жалел о том вовсе, будто бы и в самом деле помешавшись…
На свете нет ничего дороже жизни – это он знал всегда, превыше всего ценя и свою жизнь. Но умереть вместе со своей землею казалось до странности правильно, пусть и едва ли Трандуил смерти жаждал. Он хотел жить – хотел думать, что действительно желал того – но вместе с тем до боли прекрасно понимая, что жизни в случае смерти лесов Эрин Гален не бывать. Не для него.
Крепко сжав кулаки он заставляет себя подняться на ноги, стискивая в пальцах и рукоять меча. Бой не окончен вовсе, все только начинается – Трандуил уверен. Войны не длятся пару часов, не длятся день-два, нет, никогда. Битвы, сражения – быть может и да, но не войны.
Схватка начинается со звоном стали да острым звуком спущенной тетивы, завершаясь глухим стуком последнего тела, на землю тряпичной куклой осевшего. Война же начинается убитым часовым, черными огнями, да страхом, что сковывает, до костей пронимая. Трандуил за свою жизнь повидал слишком уж многое, чтобы не суметь в тот час ясно понять для себя лишь одно: война, начатая тысячелетия назад закончится наконец лишь сейчас.
И только от них – от него – зависит чем – прахом ли сгоревших деревьев и пеплом сожженных тел тех, кому умирать бы и не следовало никогда, иль черной кровью проклятого морготова отродья, землю пропитавшую. Трандуил знает, что гибели своего народа допустить не может – права попросту не имеет, не теперь. Ему нельзя ошибиться, нельзя оступиться, малейший промах значил бы теперь конец всему.
Поражения он себе позволить не может – слишком уж цена высока. Пред глазами вновь встает болезненно-детское, все еще тошнотворно юное, лицо сына с ярко пылающим взором, вынести который Трандуилу давно уж не по силам. Такова цена проигрыша.
Он обещал Леголасу эту победу, а, значит, обещание сдержит. У его сына будет чистое небо над головою, будет и то самое невыносимо светлое будущее, получить которое самому Трандуилу так никогда и не удалось. Его сын достоин жизни в мире, достоин покоя.
Трандуил не хочет – попросту не может заставить себя – думать о том, что с сыном сейчас. Жив ли, здоров, где теперь он, с кем… Что стало с ним, как изменился и изменился ли, куда завела его судьба, как жизнь извернулась, каким вернется. Он вернется, обязательно вернется – Трандуил знает. Леголас ведь обещал, он всегда сдерживал обещания, да клятвы. Прежде – да.
