Текст книги "Ржавый лед (СИ)"
Автор книги: Толкиенист обыкновенный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Улетит моя душа ==========
«Я пепел, где когда-то был огонь…»
Джордж Гордон Байрон
Трандуил закрывает лицо руками, пальцами зарываясь в волосы. Из горла рвется тихий смешок, и вот он уже заливается хриплым, надрывным хохотом.
Конец, это конец… Они умрут, все умрут, умрут…
Король Тингол убит, сила королевы Мелиан покинула леса Нелдорета и Региона, и не защищает больше Дориат, а войско проклятых Наугримов уже почти у стен дворца… Это конец.
Мысль молнией вспыхивает в разуме, парализуя, и он застывает, широкими от ужаса глазами глядя в пустоту.
Хлесткая пощечина обжигает щеку, отец напротив что-то с глухой яростью шипит, трясет за плечи, а после, крепко стиснув запястье сына, тащит за собою. Трандуил не слышит, безвольной куклой подчиняясь, и лишь смотрит во все глаза на багровые пятна крови на привычно белоснежной отцовской тунике.
Наверное, останутся синяки, – отрешенно думает он, глядя на кисть, зажатую в железной хватке отцовских пальцев. Тот же, уверено ведет сына путаными переходами дворца, и Трандуил, как ни пытается, дороги разобрать не может.
В голове гремит бешеный ураган эмоций, воспоминаний и мыслей, отзываясь тупой болью в висках, и звоном в ушах.
В нос бьет горький, со странно солоноватым привкусом запах крови, металла и пота. Он случайно наступает в темную лужу, едва заметную в кромешной темноте коридоров, с трудом сдерживая приступ тошноты – то была кровь. Вязкая, насыщенно красная, все еще чуть теплая. Эльфийская кровь.
Она хлюпает под подошвой легкого сапога, натянутого случайно в спешке, и Трандуил зажимает рот ладонью, шарахаясь в сторону.
В углу, прислонившись к стене, переломанной игрушкой лежит чье-то тело; в дрожащем свете одинокого факела, чудом до сих пор не погасшего, Трандуил замечает мертвенно-серую кожу и жуткие, пустые глаза.
Значит, они давно уже не у стен, нет, в самом сердце замка…
Эру всемогущий…
Никогда прежде не чувствовал он себя настолько слабым, чудовищно беспомощным и потерянным. Прежний, уютный мир, столько горячо любимый словно в одно ужасающее мгновение разрушился карточным домиком, рассыпаясь по ветру пеплом былых воспоминаний, унося с собою и прах прошлого.
Их общего прошлого, прошлого многих поколений, создаваемого столетиями и разрушенного вот так просто, за миг. Из глупой прихоти, стечения обстоятельств и ударивших в голову эмоций, не более.
Начало морготова конца.
Что теперь будет? Куда они пойдут, что будут делать, что дальше? Дориат уничтожен, король мертв, а с ним и сотни, тысячи собратьев. Друзья, родичи, случайные знакомые, внезапно ставшие до безумия важными, ценнее всех сокровищ мира.
Кто он теперь вообще? Эльф, без рода и племени, сын никому более неизвестного Орофера из несуществующего Дориата, никто. Нет ведь больше ничего. Совсем ничего.
Трандуил на мгновение прикрывает глаза, силясь успокоиться, утихомирить бешено бьющееся в груди сердце, но тщетно. Слишком горько, слишком страшно, слишком пугающая неизвестность впереди, просто слишком.
Валар, он боится, да, правда, боится. Так просто и жалко до омерзения боится. Боится настоящего, будущего, просто боится.
Трандуил со свистом втягивает воздух, прикусывая губы. Ему страшно. Страшно и все. Потому что вокруг смерть, кровь и боль, потому что он один, потому что его дома больше нет. Всего его мира, своей жизни нет больше. И он, наверное, имеет полное право бояться. От чего, впрочем, лишь горше.
Отец внезапно останавливается, резко разворачиваясь. Пару мгновений он молча смотрит на Трандуила, а после, поморщившись, пальцами подцепляет подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза.
Трандуил пораженно хмурится, со смутным испугом замечая проскользнувшую в синей глубине тень отчаяния и еще некоего странного чувства, истолковать кое он не может, как ни пытается. Не обреченность ли то?
– Успокойся, – сухо произносит отец бесцветным, будто выцветшим голосом. – Все будет в порядке, я обещаю тебе это, дитя мое. Я все решу, все устрою, позабочусь… Все будет в порядке, вот увидишь. Идем.
Трандуилу отчего-то кажется, что отец говорит это, больше, чтобы убедить самого себя, нежели его, до конца не веря в правдивость сказанных слов.
Но внезапно становится легче, словно тяжелый груз падает с плеч. Отец обо всем позаботится. И все, разумеется, будет в порядке, как было всегда. Это ведь отец. Он обязательно все решит, сделает, как правильнее, позаботится… И все будет хорошо.
Трандуил неуверенно кивает, позволяя отцу вновь схватить себя за руку, уводя вниз по очередной запутанной лестнице. И лишь многими мгновениями позже он внезапно застывает на месте, заставляя остановиться и отца.
– А как же nana?.. – робко вопрошает он, глядя на отца снизу вверх. – Разве мы не должны найти ее или…?
Отец медленно оборачивается, окидывая сына долгим, тяжелым взглядом. Трандуил невольно отступает на шаг, пораженно хмурясь. Отец выглядит бесконечно усталым, будто за миг постаревшим на несколько тысячелетий.
– Твоя мать мертва, ion, – жестко чеканит он наконец, и Трандуил вздрагивает, услышав странную хрипотцу неестественно холодного голоса. – Нам незачем возвращаться. Пойдем.
Он, помнится, называл это «концом»? Бред, да и только. Кажется, все только начиналось.
Трандуил горько рассмеялся.
Все будет в порядке, правда ведь?
***
Трандуил не знал, каким чудом у них все же получилось выбраться из дворца, позволив отцу вести себя и не пытаясь разобрать дороги – бесполезно.
Да и зачем? Он никогда не смог бы проделать этот путь в одиночку, не после всего, не так. Отец был единственным во всем мире, внезапно ставшим столь чужим и жестоким, кому он мог довериться без малейшего сомнения, до самого конца.
Отец был причиной, почему он был все еще жив: отчасти оттого, что спас жизнь, не бросив, вернувшись, отчасти из-за того, что просто был. Этого сейчас было с лихвой достаточно.
Трандуил не знал бы, что делать, если бы он умер. Да и был бы смысл? Зачем жить, когда больше нет ни единой причины? Лучше уж сразу сдаться врагу на милость, надеясь на скорую смерть.
Юноша судорожно цепляется сильнее за грубые, истертые пальцы, больше всего в мире в это мгновение боясь отпустить их, потеряться окончательно, оставаясь в одиночестве.
– Пообещай, что не бросишь меня, – еле слышно просит он, не поднимая головы. Звучит до тошноты жалко, но ему действительно нужно, просто необходимо знать.
Отец тихо фыркает, сквозь зубы цедя снисходительный, чуть язвительный ответ:
– И не мечтай, – а после, секунду погодя добавляет нарочито спокойно: – Ах, и Трандуил, вынь-ка лучше меч из ножен.
Он молча повинуется, не задумываясь ни на мгновение, и вот уже рукоять привычно ложится в ладонь. Трандуил невольно хмурится.
Это было странно. Странно для него, странно для них обоих. Странно доверять друг другу вот так просто, разговаривать без единого намека на раздражение и неприязнь, без которых раньше не обходилась ни единая встреча, странно вновь быть просто отцом и сыном.
Они не были особенно близки последние несколько лет; да давно перестали – как только Трандуил стал достаточно взрослым для того, чтобы проявить характер чересчур сильно похожий на отцовский, что и было концом некогда теплых отношений. Но вновь почувствовать это было неожиданно приятно.
Трандуил приподнимает уголки губ в неловкой улыбке, ощущая, как узел в груди будто бы медленно распускается, а сердце больше не стучит так часто.
Он, без сомнения, поразмыслит об этом позже; позже будут и страх, непонимание и гнев, лавина воспоминаний этого проклятого дня обрушится на него со всею силою, придавливая к земле и вырывая из горла хриплый смешок, но то будет позже.
Сейчас от него требуется лишь спокойствие и холодный рассудок; судорожное же, едва не животное желание жить – позаботится обо всем остальном.
Отец рядом глубоко вздыхает и Трандуил машинально напрягается, покрепче перехватывая руками меч. На периферии сознания разгорается свербящее чувство опасности, и юноша морщится, ощутив укол недовольства вперемешку с тревогой: кроме меча у него не было ни лука, ни парных клинков; один только маленький кинжал в сапоге.
– Держись рядом, дитя, – хмуро цедит отец. Трандуил отрешенно отмечает, как белеют костяшки, когда тот сильнее стискивает пальцами собственный меч.
– Все обойдется, – затем тихо произносит он, словно мантру, и отчего-то юноша вновь верит, пусть, быть может, и не стоило бы. – Обойдется…
Первая стрела со свистом рассекает воздух, вонзаясь в землю в дюйме от ноги Орофера, и, не успевает было Трандуил подивиться комичной нетипичности выбранного оружия, как осознает, что их окружили.
Четверо гномов, которых Трандуилу до сих пор доводилось видеть лишь на картинках, двое ранены, а один вряд ли и до рассвета доживет.
Но все же четверо вооруженных, потенциально смертельно опасных гномов, готовых броситься в бой прямо сейчас, против них двоих. Далеко не лучшая расстановка сил и Трандуил не видел смысла тешить себя ложными надеждами, что победить будет легко. И что вообще удастся сделать это.
Орофер лишь оборачивается на краткое мгновение, криво усмехаясь побелевшему лицу сына, прежде чем клинки с оглушительным звоном скрещиваются в первый раз.
Трандуил не замечает, когда отец успевает сделать быстрый выпад, и когда коренастый рыжеволосый гном его отражает; не смотрит на скрещенные меч и секиру в тщетной попытке и вовсе забыть о том, что рядом есть кто-то, кроме него самого. Так проще, так легче.
Уклониться, припасть к земле, наугад метнув вправо кинжал, прогнувшись, вскочить на ноги, вновь перехватывая в руках меч. Все точь-в-точь как на одной из бесчисленных тренировок, когда противником выступал лишь вечно ехидно фыркающий на каждое движение насмешливый наставник, не чурающийся отвесить лишний раз удар-другой.
Разве что вместо наставника в этот раз отвратительное отродье наугримов, а кинжал, прошив воздух, вонзается прямиком в податливую плоть, к горечи Трандуила, всего в нескольких дюймах от сердца.
Отразить удар, уклониться, но пока не нападать, проверяя выставленный «щит» противника на предмет проплешин. Вновь уклониться, уходя в глухую оборону, возможно, отнимающую чуть больше сил, чем он был готов отдать, но все еще действенную.
Выбирая меж идеальным, выполненным по учебнику, боем и жизнью, Трандуил всегда предпочитал последнее, не слишком волнуясь о цене.
Вновь уклониться, невольно отшатнуться, уворачиваясь от удара. Нога предательски выворачивается, подгибаясь. Трандуил тяжело дышит, лихорадочным взглядом смиряя противника.
Трудно, очень трудно. У него есть все шансы, если получится заставить гнома прыгать. Тогда его вес обернется против него же и наугрим начнет задыхаться; уж тем более в такой, далеко не промозглый день, когда на небесах жарко полыхает Анар. Юноша морщится, пытаясь отделаться от липкой мысли, что, по правде сказать, это – его единственная надежда.
Вольт. Наклониться, делая точно вымеренный шаг назад, плавно отставляя ногу и перенося на нее весь вес. В голове звенит странная тишина, будто все мысли разом пропали, но так, верно, и лучше.
Смешливые глаза наставника, зеленые-зеленые, с ехидными яркими огоньками в травянистой глубине, предстают в памяти, вселяя необъяснимую уверенность и мягкое, обволакивающее спокойствие.
Рипост. Меч прямо, пальцы сжать до боли, что угодно, лишь бы не выпустить мокрую от пота рукоять; дрогнет рука – все, конец.
Ухмылка кривит губы, и Трандуил громко вдыхает. Ударить, вкладывая в одно-единственное движение все силы, парировать ответный выпад, с трудом устояв на дрожащих от напряжения ногах, а после вновь отступить, уходя с линии удара противника.
Багровое от ярости лицо напротив искривляет уродливая гримаса гнева и Трандуил через силу сдерживает рвущийся наружу истеричный смех – пока что такой роскоши, как время на слабость, у него нет.
Кроазе. Поддаться вперед, покачнувшись на носках, выбивая огромный тяжелый меч вскользь, мгновенным ударом по его слабой части.
Сталь пробивает кольчугу, с тошнотворным хлюпом пронзая податливую плоть. Слишком мягкую, слишком живую, слишком… Просто слишком.
Трандуил отшатывается, с молчаливым ужасом глядя на рухнувшее к ногам тело. К горлу подкатывает ком.
Его первое убийство.
Осознание накрывает с головой, меч выпадает из враз ослабших пальцев, и Трандуил, пошатнувшись, едва удерживается на дрожащих ногах. Он только что убил живое создание. Лишил жизни. Вот так просто оборвав в одно мгновение, положив конец всему.
Нет времени на то, чтобы опомниться, прийти в себя; ни на что нет времени… Трандуил знает это слишком, пожалуй, даже чересчур хорошо, но отчего-то все так же стоит, замерев на месте, слово окаменев.
Но вдруг, словно из ниоткуда, перед ним появляется другой гном, кажется, тот самый, в кого он еще несколько минут назад кинжал метнул. Бородатое лицо застыло отвратительной маской ярости; луч солнца на миг огнем вспыхивает на поднятом лезвии, но Трандуил все так же стоит, не в силах сдвинуться с места.
Внутренности сковывает ледяными цепями ужас, дыхание вновь сбивается, и он лишь прикрывает глаза, до боли прикусывая губу – смотреть просто нельзя. Но спустя миг гном тяжело оседает на землю, и на полянке повисает абсолютная тишина.
Трандуил осторожно приоткрывает глаза, не веря до конца в то, что происходящее – реально, чтобы тут же столкнуться взглядом с пристально глядящим отцом.
– Цел? – тихо выдавливает тот из себя, облизывая пересохшие губы и рукавом вытирая щеку. Трандуил лишь цепляется на миг глазами за глубокую царапину на скуле и наливающийся синяк над бровью, с облегчением поняв, что и сам отец более никак не пострадал.
– Да, кажется, – хрипло отвечает он наконец, делая неуверенный шаг вперед. Ноги подгибаются и его чуть заносит вперед, что, впрочем, не мешает Трандуилу уже спустя несколько мгновений восстановить равновесие в той или иной мере.
– Хорошо, это хорошо… – рассеянно говорит отец, смотря, будто бы сквозь него, туда, где когда-то проходила незримая граница меж Дориатом и всем остальным миром. – Готов идти? Нам следует торопиться, мало ли…
Договаривать нужды нет – без особого труда Трандуил понимает, что он имеет в виду; в куда больший шок приводит сам вопрос.
Идти? Идти туда?
Его все еще немного трясет от шока, мысли в голове путаются, сливаясь в единое топкое болото, и Трандуилу больше всего хочется верить, что и сейчас он что-то не так понял.
Глупо, да, но Эру… Покинуть дом, где он прожил всю свою жизнь, покинуть собственное прошлое, перечеркнув все, бросить, вот так просто?
Покинуть разрушенный теперь дом, место, где им места больше нет и ожидает лишь неминуемая смерть?
Готов ли он?
– Да, adar nin. Конечно, готов.
Комментарий к Улетит моя душа
Тапки не принимаю, только конструктивную критику по теме, да и крики, желательно с матом, на тему седьмого процессника и автора-психа. Ждём-с.
P.S. Для педантов и особо придирчивых:
Когда-то давно нашла в Сильме такую цитату: “…уцелевшие эльфы Дориата бежали, и с ними дочь Диора, Эльвинг. …спустя некоторое время они объявились на побережье, в Дельте Сириона”.
Дельта/гавани Сириона ≠ Зеленолесье. Из чего я имею полное право сделать такой вывод, что Орофер и ко покинули Дориат после убийства Тингола; до того, как туда заявились феанориги. И т.к. точных данных касательно этого нет, то и данной работе будет именно так. И кстати, пусть это не тянет на полноценную битву, но, как по мне, событие слишком важно, чтобы пропускать его/игнорировать.
P.P.S. Бытует версия, что Трандуил – внучатый племянник Тингола, а значит, чисто теоретически принцем, пусть и не наследным, он может быть, из чего следует, что ошибки в описании – нет.
========== А судьбе не помешать ==========
«Здравомыслие – лишь маленькая коробка, безумие же – все».
Чарльз Мэнсон
Пред глазами искрит огненный калейдоскоп, в ушах странно звенит, и Трандуил с величайшим трудом сдерживает рвущийся наружу ликующий, и, возможно, самую каплю истеричный смех. Бороться с медленно подступающим безумием давно уж не было ни желания, ни сил, ни тем паче времени.
В крови бурлит гремучая смесь колючего страха, щекочущей опасности и неправильно яркого наслаждения. Быть может, он и уже сошел с ума слишком много лет назад, чтобы запомнить. Трандуила чуть потряхивает от предвкушенного возбуждения, а пальцы лишь привычно стискивают рукоять меча.
Ему, возможно, не стоило приходить сюда, не стоило вести за собою преданных до ненормальности эльфов, не стоило и вовсе делать это. Ему на самом-то деле не стоило делать много чего. Не стоило кричать, дерзить не стоило, не стоило в запальчивом гневе сказать, наконец, отцу то страшное, что до сих пор скрывалось в потемках его фэа, слишком непонятное для самого Трандуила.
Но он отчего-то вновь совершил ужасающую, непростительную глупость, ни на миг не задумавшись о последствиях ни тогда, ни даже сейчас. Вновь сделал то, о чем позже наверняка жестоко пожалеет.
Но так сложилось, – шепчет сладкий голосок на периферии сознания. – Ты не виноват в том, что контролировать не способен.
Трандуил криво ухмыляется от пробежавшей по телу волны ненависти и презрения к самому себе. Жалок, до чего же жалок. Он и не думал, что когда-нибудь опустится так низко… Оправдывать невзвешенные, опрометчивые и откровенно идиотские решения, которые, быть может, станут концом всему, тем, что он не в состоянии справиться с собой, словно неуравновешенное дитя? Мерзость да и только.
Трандуил знал, что на тот момент был в сознании, совершенно, до болезненного нормален и абсолютно точно воспринимал происходящее. Случившееся же – результат обыкновенной несдержанности, гордыни, эгоизма и, быть может, упрямства. Отчаяния, возможно.
Ему хотелось слишком много и сразу. Хотелось понять, наконец, что происходящее – реальность, а не проклятый затянувшийся кошмар, что рассеется с рассветом. Хотелось почувствовать, принять, испытать на себе в полной мере. Ощутить себя живым, понять, что находится на своем месте, там, где должен быть.
И именно поэтому, кристально четко осознавая, что творит, Трандуил сбежал из этого Эру забытого Леса, собрав тех немногих, кому был способен довериться, сделав самое неразумное, ветреное, беспечное, легкомысленное и поистине безумное, на что только ума хватило: бросился искать чудом уцелевших в Войне Гнева и Нирнаэт Арноэдиад змеев.
Он знал, что таковые еще были, знал по случайным слухам, будто те обитали в горах к северу от их собственного Леса и Увядшей пустоши, и знал, подслушав украдкой разговоры отца с советниками, которые велись последнее десятилетие, что не далек тот день, когда и Эрин Гален придется обороняться от тварей Мелькора, не случись чего.
Никто не был точно в том уверен; в конце концов их юное, диковатое царство не могло похвастаться ни обилием золота, столь драконами любимого, ни иных драгоценностей вообще. Но игнорировать потенциальную угрозу было бы непозволительной беспечностью, а Трандуил чересчур хорошо знал собственного отца, чтобы иметь полное основание полагать, что тот сделает все, ради устранения малейшего шанса на падение и разорение и этого королевства.
Все же никто из них не был готов вновь лишиться дома, пусть все еще не слишком любимого, но успевшего стать сердцу дорогим. Трандуил и сам не был до конца уверен, как относиться к Зеленолесью, порой в черной ярости шипя сквозь зубы слова ненависти и брезгливости и к Лесу, и к его дикому, взбалмошному народцу.
Королевство Эрин Гален не было Дориатом. Трандуил, по правде сказать, и не знал, можно ли этот лесок назвать полноценным королевством; сравнение же с Дориатом до сих пор приносило лишь тянущую боль сердцу и глухую тоску. Привязываться к месту – страшнейшая ошибка из всех возможных, в чем ему пришлось убедиться на собственном опыте.
Зеленый лес не был похож на Дориат ни в чем совершенно. И это, наверное, все же было в какой-то степени правильно. Трандуил знал, что не перенес бы, будь оно иначе. В конце концов он предпочитал создание новых воспоминаний тщетным попыткам цепляться за старые. Или желал думать так.
Но, как бы то ни было, руководствуясь весьма странными мыслями и еще более мутными мотивами, он с отрядом всего пару часов назад успешно пересек Эред Митрин, наконец добравшись до своей цели. И Трандуил пока не знал, чего будет им это стоить.
Быть может, то и к лучшему.
***
Трандуил сипло выдыхает, рукавом вытирая рот. Губа треснула и во рту горечью отдается кровь, солоноватым привкусом оставаясь на языке. Свежая полоса пореза на скуле напоминает о себе приступом тупой боли.
С отчаянной обреченностью он проводит рукой по ремню, лишь морщась: кинжал пропал, о том же, где успел потерять и ножны, Трандуил даже вспоминать не желал. Он на мгновение прикрывает глаза, силясь отдышаться, пусть и знает, что времени на подобное попросту нет.
Страха отчего-то и вовсе нет, и эта мысль ужасает куда больше внезапно оборвавшегося крика за спиной.
Трандуил не боится, хотя и должен бы; нет ни ярости, ни прежнего острого предвкушения, ничего нет. Внутри будто бы враз опустело, а сердце, до безумия громко бьющееся в груди, словно покрылось тонкой, узорчатой корочкой льда. Он пуст, выжат эмоционально до самого конца, без остатка.
В этот миг кажется, будто одно-единственное чувство причинит боль куда большую, чем он мог бы перенести. Большую, чем мир способен нанести.
Вокруг бушует огонь, ядовито-алой змеей стелясь у самых его ног, опаляя запачканную грязью и кровью кожу сапогов. Словно на мгновение забывшись, Трандуил тянет вперед пальцы, зачарованно глядя в синевато-чернильные разводы пламени, не в силах отвести взора.
Одну чудовищно долгую секунду ему кажется, что огонь и не обжигает его, ласково касаясь кожи, оглаживая, но дымка иллюзии слетает так же быстро, как и появляется, оставляя резкую волну боли, прошившую тело тысячею иглами, да тяжелый запах обожженной плоти.
Трандуил не помнит, как давно начался этот бой, не помнит, сколько раз чужие крики звенели в ушах, не помнит, когда собственная теплая кровь впервые испачкала кожу. Но бой ли то вообще? Скорее уж кровавая мясорубка, череда убийств, виною которым был он сам. Убить дракона, право слово, что за чушь…
Он лихорадочно трясет головой, откидывая с лица слипшиеся от пота волосы, и стискивая в пальцах многострадальную рукоятку одного из парных клинков, единственного оставшегося. Меч давно уж был вырван мощным ударом из рук, от щита же остался лишь жалкий осколок, да алеющий порез, пересекающий ладонь.
Вдруг приходит осознание, что он вряд ли и до рассвета доживет. Близость собственной смерти ничуть не пугает, а лишь отдается горьким разочарованием в груди. Трандуил не боялся смерти, – давно уже нет, – тем более, смерти в бою; нет, он боялся умереть вот так. Не попрощавшись с отцом и наговорив напоследок чересчур много того, о чем стоило бы молчать; потянув за собою невинных, еще толком и жизни не вкусивших, мальчишек, по глупой преданности своей за ним последовавших.
Трандуил не обманывал себя, излишне ясно понимая, что они пошли за ним, поверив громким, пылким речам и жарким призывам, и лишь немногие действительно знали, на что идут. Он умел говорить, умел обещать, вдохновлять и еще лучше умел красиво лгать. И далеко не все были способны отыскать средь паутины искусно сплетенной лжи резкий отблеск неприглядной истины.
Трандуил вдыхает полной грудью, тут же заходясь надрывным кашлем. Воздух отчетливо пропах гарью, копотью и тленом. Отрешенно он отмечает, что до сих пор так и не видел самого дракона, встреченного ими скорее волею случая, нежели благодаря поискам и кропотливому расчету.
Трандуил интуитивно прикрывает рукой глаза, на шаг отступая. Никогда прежде дракона, живого, настоящего дракона, ему увидеть не удавалось и то, быть может, было к лучшему. Он смутно знал, как те выглядят, основываясь на обрывках воровато подслушанных разговоров, да паре путаных абзацев, с трудом найденных в старинных книгах.
Этот змей был меньше, намного меньше, чем те, о которых Трандуилу довелось читать, что, впрочем, не мешало ему быть до дрожи огромным. Внутри шевельнулась темная змея страха, поднимая голову.
Дракон был красив, той самой уродливой красой искажения, что Трандуил последнее время видел, пожалуй, куда более часто, чем хотел бы. А еще он был страшен и смертельно опасен. И Трандуил внезапно осознал, что умирать он не готов.
У змея глаза золотые с багряной поволокой, чуть более живые и знающие, чем следовало бы, и эльф просто смотрит, не отрываясь, из последних сил удерживая в отчего-то слабеющих пальцах клинок. Отпускать нельзя ни в коем случае – он не помнит уж почему, но мысль все вертится на задворках разума, не желая исчезать.
Трандуил и не помнит будто, что вокруг происходит, почему он здесь, зачем; не слышит надрывного зова товарища и грохота огня за спиною, лишь только смотрит, смотрит, не в силах отвести взора. Ему страшно, до одури страшно, но так по-правильному, естественно, нормально, как никогда прежде.
Земля дрожит под ногами, а кожу опаляет жаркое, дикое пламя, кусая щеки и остро играя в кровоточащих ранах. Боль отрезвляет на миг, как случалось всегда, стряхивая тяжелую, тягучую дымку морока, и Трандуил невольно опускает голову.
Чтобы тут же столкнуться взглядом с полными боли и ужаса карими глазами друга. С потаенным страхом он отмечает и странную бледность лица, запачканного кровью, и неестественно выгнутое изломанной куклой тело… Таурендил умирал из-за него.
Тот самый, еще вчера заливисто смеющийся у костра Таурендил, задорно рассказывающий очередную свою небылицу на потеху разинувшим рты легковерным юнцам, по глупой случайности оказавшимся с ними в одном отряде.
«Лучше пусть уж смеются, чем трясутся в ожидании, – сказал он тогда на немой вопрос Трандуила, поводя плечами. – Ну, знаешь, командир, в ожидании смерти».
Тот самый невыносимо яркий и невозможно счастливый Таурендил, не унывающий даже в самые темные времена. Его проклятый, вечно неспокойный, шебутной дружок, готовый, как казалось, ни секунды не раздумывая поддержать любую предложенную им, Трандуилом, глупость, просто потому, что так уж у них было заведено.
Тот самый Таурендил сейчас лежащий в луже темной, вязкой крови, своей собственной крови, и глядящий широко распахнутыми, словно в удивлении глазами, в затянутое тучами небо.
И Трандуил, наконец, приходит в себя, быстро моргая. Его друзья умирали за него, из-за него прямо сейчас, а он стоял, не в силах сдвинуться с места из-за какого-то наваждения? Позор. Лучше уж умереть рядом с ними, в бою, чем вот так.
Дракона не убить мечом, Трандуил знает это, как знал всегда, до сих пор надеясь на неведомое чудо и питая светлые, детские надежды о легкой, бескровной победе. Но иного выбора, кроме как попытаться, у него нет, не так ли?
Ему нужно просто защитить, спасти как можно больше своих, увести их отсюда, вот и все, мелочь сущая…
Эфес клинка, скользкий от пота, привычно ложится в руку, и Трандуил отводит ногу назад, перехватывая древко поудобнее.
Змей напротив выглядит до странного понимающим. Он склоняет огромную чешуйчатую голову набок, смотря с диковинным циничным интересом, словно размышляя, как долго продлится новая причудливая игра и сколько выдержит сама игрушка. Дракон, отчего-то и вовсе не предпринимает никаких попыток к нападению, лишь безмолвно наблюдая, и Трандуил думает, что лучше бы тот все же был как один из змеев старинных баллад – плевался огнем, пытаясь убить их.
Противника всегда проще понять именно в бою, четко зная, что единственная его цель и желание – уничтожение соперника любой ценой, но не когда тот в тишине глядит, никоим образом не раскрывая собственных мыслей.
Считать противником – змея, по сути лишь бессознательную тварь; Трандуил горько усмехается. Сказал бы кто раньше, никогда бы не поверил, да и к целителю отправил. До чего же, однако, Моргот был искусен в создании своих чудовищ…
Глупая, до чего же глупая затея – вставать один на один против дракона, имея лишь один из парных клинков, да расколотый щит. Самоубийство чистой воды, право слово.
Но в памяти всплывают стеклянные, темные от боли глаза Таурендила, и все мысли разом исчезают. Они ведь не считали то самоубийством.
Он медленно нагибается, надеясь лишь на удачу, и осторожно шарит руками по земле. Не до конца в то веря, Трандуил крепко сжимает пальцы на рукояти чужого меча, чересчур тяжелого и наверняка совершенно ему не подходящего, выпрямляясь в полный рост.
Меч всегда остается мечом; а из мечника прекрасного лучника не выйдет никогда. Впрочем, ровно, как и с кинжалами – вряд ли б вышло что-то путное. В конце концов Трандуил был на мечника обучен и, не смотря ни на что, мечником оставался, пусть даже освоив в идеале и парные клинки. Старый верный меч всегда надежней; для него – уж точно.
– Уходите! – вырывается из груди не то крик, не то шипение, но этого достаточно – его услышали, поняли. – Отступаем!
И это служит сигналом к началу. Дракон напрягается, вытягиваясь, золотые глаза миг вспыхивают яростным пламенем и Трандуил лишь рефлекторно успевает закрыться обломком щита, чудом успев увернуться от основной волны огня, исторгнутого наконец взбешенным чудовищем.
Кожу на лице будто живьем срезают, и Трандуилу на мгновение кажется, что такой боли он не переживет. Слезы брызжут из глаз, смешиваясь с хлещущей кровью, но он лишь в отчаянии кусает губы, собирая все силы. Нельзя позволять себе слабину сейчас, нельзя-нельзя-нельзя…
Кровь заливает лицо, закрывая обзор и он не решается даже оттереть ее, боясь тронуть то, во что превратилась левая сторона головы. Он будет беспокоиться об этом позже; позже будут все страхи, истерики и паника, но только позже, не сейчас. Принц он в конце концов или нет?
Происходящее – его вина, его ответственность и теперь в приоритете спасение жизней и безопасность его подчиненных; остальное же может подождать. Как бы больно и страшно ни было.
За все нужно платить, у всякого своя цена. Что ж, если такова цена его глупейшего дерзкого поступка, Трандуил готов заплатить.
Он глубоко вдыхает, едва не захлебываясь в собственной отвратительно теплой крови, кашляя. Нужно лишь задержать, отвлечь внимание на себя, дать им время уйти. Вот и все. И все…
Трандуил криво ухмыляется, гоня прочь мысли о том, как же уродливо то выглядит. Змей выглядит заинтересованным и самую каплю раздраженным живучей игрушкой. И будь он проклят, если не заставит эту проклятую тварь гореть от злобы.
Меч в руках, кажется, звенит от напряжения, руки чуть трясутся от возбуждения. Страх вновь отошел на второй план, оставляя место жесткому азарту.
