Текст книги "Ржавый лед (СИ)"
Автор книги: Толкиенист обыкновенный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Быть может, он и вправду безумен; что есть происходящее сейчас, как ни полнейшее падение прямиком в пучины сумасшествия? Но так ли то важно, если безумие – единственное, что до сих пор позволяло ему жить? Нет дара жизни ценнее, и пусть сейчас он обошелся ему, Трандуилу, такой занятной забавой как безумие, оно того стоило.
Комментарий к А судьбе не помешать
Так, ножи спрятали, яд убрали, объяснение слушаем.
По сути, все драконы, о которых известно, что они существовали после Первой Эпохи (которые входят в историю), обитали в горах непосредственно к северу от Лесного Королевства, Серых гор и Увядшей пустоши. К ним относятся Скат, «холодный дракон» и «множество драконов», которые напали на поселения гномов в регионе.
Предполагая, что Трандуил когда-либо покидал свое королевство, чтобы сражаться, что, как мы знаем, он сделал, я не понимаю, насколько сложно представить, что он столкнулся с одним из них. Кажется, что происходит много попыток вообразить, где еще могли существовать драконы, когда все драконы в Третьей эпохе находятся прямо вокруг Лихолесья.
Возможно, выжившие после Войны Гнева или Битвы Бессчетных Слез драконы, были разбиты в поражении, и, возможно, один или несколько из них могли в какой-то момент оказаться возле Трандуила. Обоснуй более менее приемлемый найден, главная цель – оправдать тот цирк в Хоббите ПиДжея выполнена.
========== Протяни мне ладонь ==========
Люди, вспыльчивые, как огонь, и быстро охладевающие – в целом ненадежны.
Фридрих Вильгельм Ницше
– Не стоит оно того, милорд, – Трандуил хмурится, трет переносицу, но смотреть на отца прямо не решается, кожей чувствуя волны гнева и раздражения, исходящие от него.
Волнуется, переживает, злится, а все потому, что никак решить не может – надо ли, нужно ли. Стоит ли. А Трандуил знает – думает, что знает и искренне в то верить хочет – что не стоит. Они не готовы, не сейчас, слишком рано.
Едва-едва установили власть, наладили связи, только появилась хрупкая иллюзия реальности происходящего, а Дориат прочно стал не более чем тенью из прошлого. К новой войне они не готовы. Она обернется для них поражением и одной лишь смертью, кто бы ни выиграл – Трандуил давно уж не наивный и горячий мальчишка, чтобы верить в обратное.
Оптимизм здесь не уместен, на кону судьба их королевства, их дома и их народа. Да, у них есть армия, опытные и достаточно хорошо обученные воины, есть оружие и довольно накоплено богатств в казне. Но армия из лесных эльфов.
И сражались они до сих пор лишь в пределах родного леса, под защитой и помощью древних деревьев, и никогда – на открытых пространствах, без привычной поддержки Великого Леса, там, где не поможет в случае чего ни природная стихия, ни магия Короля, ею напитанная.
Нет у них опыта и в битвах сплоченной армией с войсками союзников, единым фронтом против сотен тысяч сторонников Тьмы. Луки и кинжалы хороши, лишь когда есть возможность скрыться в развесистой кроне ближайшего древа, затаиться в диких зарослях; но едва ли – на чужой, выжженной земле, врагами познанной куда лучше.
Им не выиграть никогда, если на сотню лучших лучников приходится один лишь мечник, сим искусством овладевший на достаточном уровне, и рядом не будет родной силы Эрин Гален. Им не выиграть с такой армией, на такой территории, и уж тем более – не с таким противником.
Это не войной будет – резней. Войско Врага убьет их, перережет точно собак, без особого труда, то лишь вопрос времени. Численным перевесом не победить, куда уж там. У них нет ни одного шанса. Ровно как нет и не единой причины на согласие, что стало бы равноценно добровольному прыжку в пропасть.
Трандуил знает это до боли хорошо, проведя сотни лет в изучении каждого недостатка их обороны, каждой бреши в защите, каждой случайности, что стала бы началом падения их королевства. Повторения Дориата он не хочет, с упорством безумца пытаясь сделать все от себя зависящее и нет, дабы того не допустить. Едва ли кто-нибудь во всем Эрин Гален знает слабости их Леса лучше, чем он сам.
Но еще Трандуил тошнотворно прекрасно понимает, что отец знает то куда лучше его самого. Знает, что им не выжить. Знает, что то будет проклятым концом. Но отчего-то посла этого морготова Гил-Галада не прогоняет, и медлит, ужасающе медлит с очевидным, как им всем кажется, ответом.
– Это мне решать, – резко бросает король Орофер, криво усмехаясь в одно мгновение побледневшему сыну. – Гил Галад просит помощи Зеленолесья в войне, что решит судьбу всей Арды. И мы не откажем ему.
Трандуил закрывает рот рукой, отшатываясь назад и едва не падая. Он в немом ужасе глядит на отца, не в силах и слова произнести. Страх, какого он не чувствовал никогда прежде, затапливает с головой, бьет лихорадкой и ледяным огнем течет по венам, смешиваясь с кровью.
Больше всего на свете он желает сейчас, чтобы услышанное оказалось не более чем ошибкой, кратким искривлением реальности, результатом собственной рассеянности или оговоркой отца, чем угодно, лишь бы не истиной.
Но король бросает на него один только краткий взгляд, жесткий, равнодушный, обреченный и того достаточно. Трандуил оседает на пол, пряча лицо в руках и с трудом сдерживая надрывный, истеричный хохот.
Всего лишь пятью словами отец подписал им смертный приговор.
***
Фарфоровая статуэтка летит в стену, с оглушительным грохотом разбиваясь на мириады осколков. Несколько отлетают в сторону, но Трандуил лишь морщится, тыльной стороной ладони утирая кровь из тонкой раны на лбу от косого удара одного из них.
Мгновеньем позже за ней следует и первая попавшаяся под руку книга, шуршит рвущимися страницами и гнутым переплетом. Он тяжело дышит, едва ли сильно успокоившись.
– Веди себя прилично, – равнодушно хмыкает застывший в дверях отец, с молчаливым укором глядя на уничтоженную комнату.
– Идите к Морготу, таур, – шипит Трандуил даже не думая о приличиях. Какая, собственно, теперь вообще разница, все равно день-другой и умрут оба. В лучшем случае, – насмешливо шепчет подсознание, щедро подкидывая красочные картины пребывания в плену. – Вас там как раз заждались.
Король, что удивительно, молча проглатывает нападку, и, смахнув с кресла осколки одной из бесчисленных ваз, осторожно садится.
– Ты злишься, – бесцветно произносит он спустя несколько мучительно долгих минут, проведенных в звенящей тишине.
– Быть не может, – цедит сквозь зубы принц, поигрывая в руке мраморным бюстом. – Не из-за того ли, что боюсь смерти, на которую Вы, мой король, нас всех обрекли?
– Трандуил, – даже не видя отца, эльф мог бы с уверенностью сказать, что тот сейчас закатил глаза, – ты уже не ребенок, изволь вести себя подобающе.
– О, как только Его Величество обеспокоится проблемами посерьезней моего поведения, то да, конечно.
Отец будет злиться. А, может, он уже в бешенстве, – Трандуил не знает, да и плевать ему откровенно. У него есть повод и причина для гнева, и в этот раз скрывать истинные чувства под вежливой улыбкой послушного сына он не намерен. Достойно ль, недостойно, есть ли разница, когда совсем скоро они все дружно умрут?
– Так было нужно, ion nin, и я буду очень признателен, если ты удосужишься выслушать меня, прежде чем продолжить свою истерику.
Трандуил резке оборачивается, яростно сверкнув глазами. Он хочет было что-то сказать – о, он хочет сказать очень и очень многое – но отчего-то так рта не открывает, кусая губы.
– У нас нет выбора, Трандуил, хочешь ли ты принять это или нет, – чеканя каждое слово произносит король, пристально глядя ему в глаза. – Нет выбора. Рано или поздно пришлось бы сделать нечто подобное и я предпочитаю попытаться выжить, объединившись в союз с Гил Галадом и всеми, кто за ним последует, испытав судьбу, нежели сразиться с той самой Тьмой годами или столетиями позже, но уже в одиночку.
– Да, на своих условиях и на своей земле, да с определенными преимуществами. Но тогда бы мы потеряли еще больших, пойми. Ты слышишь меня, сын? Мы ведь оба знаем, что ты понимаешь это в глубине души, и злишься лишь из-за того, что осознаешь мою правоту и всю отвратительную безвыходность сложившейся ситуации.
Отец смотрит тошнотворно мягко, как не глядел на него с самого детства и, быть может, даже раньше. Трандуил отворачивается, не в состоянии этого взгляда выдержать. Отец, как всегда, знает, на что нужно надавить, как и что сказать, чтобы причинив как можно больше боли, донести собственную правоту.
– Ты не хочешь потерять Эрин Гален, и это нормально, дитя, – Трандуил дергается от полузабытого прозвища, зачарованно глядя на отца. – Именно поэтому, ради блага нашего королевства мы и должны это сделать. Так будет лучше, правильнее.
– Обещайте, что эту битву я переживу, – хрипло шепчет он, эгоистично до одури, но так отчаянно желая услышать ответ.
– Я клянусь, – ни на миг не задумываясь отвечает король. Но Трандуилу отчего-то хочется кричать. Все словно стало еще хуже.
***
Войско из Эрин Гален выезжает через каких-то неполных три недели, чтобы спустя еще два дня встретиться с армией Амдира и Амрота из Дориата. Спустя неделю пути, на востоке, они сходятся с войсками Гил-Галада и это день для Трандуила служит началом череды бед.
Отец с этим сыном Фингона оказываются схожи излишне сильно, чтобы один смог подчиниться другому. Оба чересчур горды, упрямы и властны, и не желающий подчиниться внуку Финголфина Амдир, давний знакомец Орофера со времен Дориата, положения не улучшает.
Пытаясь не дать ситуации накалиться до предела, выливаясь в нечто в высшей степени непредсказуемое и никому сейчас ненужное, Трандуил из последних сил старается как можно больше сократить время встреч этих троих один на один, молчаливой тенью всюду следуя за отцом.
Едва ли то помогает избежать конфликта, ссоры, не на повышенных тонах, но с извечным ядом, шипением и океанами взаимного презрения, неизменно случаются почти весь их путь. В определенный момент он находит себе помощника и единомышленника в сыне Эарендиля, уже напрочь забыв о всяких предрассудках, традиционной «фамильной» неприязни и прочем, лишь ради успокоения и примирения, пусть даже и лишь временного, их полководцев.
Трандуил раздраженно закатывает глаза и, поежившись, подкладывает веток в костер. Элронд сидит неподалеку, обратив все свое внимание на засыпанный звездами небосвод, и, заметив, как чуть шевелятся его губы, зеленолесец понимает – молится. Что ж, отчего нет? Совсем скоро случится война, что разделит судьбу всей Арды на «до» и «после»,, а они столь самонадеянно решились принять в ней участие.
Но едва ли есть смысл или уж, тем более, спасение в молитвах тем, кто навсегда останется к ним равнодушен, лишь со скучающим интересом глядя, как уйдет очередное поколение, да сгинет новый народ. Они не помогут, больше никогда. И уж, тем более, не отзовется и Он. Все это знают, и глашатай Гил-Галада в том числе.
Но Трандуил понимает причины этого сбивчивого шепота и глаз, хрупкой надеждой сверкающих в ночной тьме. Умирать не хочет никто. Но лишь немногие имеют глупость тешить себя наивными надеждами в попытке уцепиться за жизнь пусть даже и так.
Эарендилион, похоже, наслушался баллад о Войне Гнева, и поверил, как ни печально. Трандуил мог бы сказать, что ему немного жаль этого мальчика – иначе и не сказать. Элронд до страшного юн, быть может не телом – душой.
Едва ли он сам многим старше, немногим больше, чем на пару столетий, но разница столь явна, что Трандуил ее не заметить не может. Слишком разное прошлое, слишком разное настоящее, слишком разные судьбы. Просто слишком разные, чтобы понять друг друга.
Трандуил не знает, случится ли их путям еще пересечься, но отчего-то надеется, что нет. Потому что знает – эта война сломает их обоих. Он не захочет, не сможет, посмотреть в глаза тому, кого запомнил ребенком, и кого всего несколькими днями позже изуродовала война. Хватит с него чужой боли, пусть то и звучит чистым эгоизмом.
Эльф задирает голову к небу, по-прежнему отвратительно безразличному, несколько долгих мгновений вглядываясь в тусклые звезды, но после вновь опускает глаза. Нет, не для него это – гадать по серебру небесных светил, сколько жить осталось, да молить об одолжении извечно беспристрастных.
– Владыка Трандуил! – перед ним, словно из неоткуда, возникает один из безликих отцовских стражей, заставляя невольно вздрогнуть и подскочить на ноги, машинально хватаясь за меч.
– Что случилось? – голос после долгого молчания повинуется неохотно, отдаваясь несвойственной глухой хрипотцой.
– Король Орофер требует Вас к себе. Немедленно.
Трандуил криво усмехается. В груди разрастается тревожное чувство неладного.
***
Найти отца удается сравнительно быстро. Отчего-то того нет в шатре; Гил-Галада Трандуил спрашивать не решается, опасаясь, не случилось ли за это время очередной ссоры, а Амдир лишь плечами пожимает, предполагая, что он вновь предпочел обществу собратьев компанию самого себя и уединился в маленьком леске на холме. Там Трандуил его и встречает.
На языке уже вертятся, готовые сорваться, упреки, но отчего-то Трандуил так и замолкает, не открыв рта – что-то в облике отца его поражает, и все слова разом исчезают из памяти.
Тот стоит у самой кромки леска, выпрямившись, пусто глядя в простирающиеся на многие мили равнины, тем самым взглядом, у Трандуила невольно вызывающим дрожь. Равнодушно, тяжело, смиренно. Обреченно.
– Мне передали, что Вы хотели меня видеть, adar nin, – тихо произносит он, разрывая лесную тишину, столь похожую, но в то же время отличную от той, что давно уж стала родной.
– Хотел, – эхом повторяет король, так и не посмотрев на него.
Несколько мгновений они стоят в молчании: Трандуил лишь потому, что заговорить не смеет, Орофер – от того, что не желает. Но та тишь не кажется неловкой иль неудобной, лишь мягкой, сонно-обволакивающей.
Им двоим всегда она была по вкусу куда больше любых бесед; в их молчании нужды словам не было и вовсе. Есть ли смысл в словах, когда знаешь другого лучше, чем самого себя?
– Посмотри на эти звезды, Трандуил, – отцовский голос звучит до странности пустым и полным одновременно, так, как никогда прежде. Он словно бы наконец нашел ту часть себя, что искал так долго, но потерял взамен все оставшееся. – Запомни их такими, дитя мое. Яркими, светлыми, горящими. Живыми.
– Годы пройдут, но звезды не изменятся, отец, – Трандуил и не думает скрывать собственного раздражения. Но признавать, что то вызвано тревожным страхом чего-то неизбежно ужасного, не может. – К чему эти слова?
– Трандуил, – в том, как отец произносит его имя, есть нечто необъяснимо странное, неправильно чудовищное. Никогда прежде не говорил он так: с усталой, доброй насмешкой и горьким признанием в чем-то куда более глубоком, чем Трандуил в силах понять.
– Аda? – слово ненароком срывается с языка, будто само собою, до того, как принц успевает осознать, что именно говорит.
– Дитя мое, неужто все уроки, мною данные, для тебя прошли даром? Неужели ты в упор не желаешь признавать очевидного, поддавшись пороку, нашу семью убившему – гордости?
Трандуил виновато опускает глаза, впрочем, вины своей не понимая. Но в отцовском голосе нет ни гнева, ни недовольства или досады; лишь снова та усталость.
– Та война решит все, Трандуил. Решит, будут ли и дальше светить звезды, светить так же ярко и неистово, как столетия назад, когда от Тьмы была лишь легкая ее тень. Эльфам не жить в мире, где нет звезд и короной Тьма увенчана. От исхода одной лишь битвы зависит жизнь целого мира, пугающе, не правда ли? Воистину, страшно. Но так чарующе…
Трандуил не знает, что должен на то ответить, лишь прикусывая губу. Солоноватый вкус крови во рту и легкая вспышка боли на миг отрезвляют, приводя в чувство и стряхивая дымку мимолетного помутнения.
Звезды на темном бархате небосвода и вправду сверкают необычайно ярко, окрашивая небо в тысячу оттенков пыльно-серебристого цвета, ледянисто-холодного, но отчего-то до смешного привычного. Он пытается было представить мир без звезд, и кривится, словно от зубной боли, признавая – так нельзя. Это будет концом для всех них.
Отец хмыкает и Трандуил видит, как чуть вздрагивают уголки его губ, изгибаясь в горькой усмешке. Его лицо, разделенное рваной чертою на две ровные половины: невыносимо светлую, залитую светом Луны и звезд, смешавшимся в едином потоке жидкого серебра, и абсолютно черную, словно из теней сотканную.
Трандуил невольно поддается вперед, странным чувством в глубине ощущая, что сказанное отцом несколько мгновениями позже разделит и жизнь его собственную, и, к горечи своей, оказывается прав:
– Я умру, Трандуил, – равнодушно печатает отец с легкой, мягкой улыбкой на устах. – Умру в той войне, найдя навеки свой конец и покой. Я вернусь к тебе в звездном свете тысячелетия спустя, когда на небе взойдет тонкий полумесяц зимы. Я вернусь к тебе твоей кровью и продолжением. Я вернусь, дитя. Не горюй понапрасну.
Трандуил криво усмехается. Не конец то – лишь начало того, что послужит смертью ему самому. Пусть, быть может, смертью и не для тела.
Комментарий к Протяни мне ладонь
Тема Битвы Последнего Союза была разделена на две главы по причине того, что сцена смерти Орофера оказалась для меня слишком тяжёлой и выматывающей, в эмоциональном и физическом плане. Благодарю за понимание. Отзывы поощряются;)
========== Мы шагнем через огонь ==========
«Боишься ли ты умереть?
– Иногда мне кажется, что я боюсь жить. Жизнь – вот, что меня пугает. А умирать легко».
Чарльз Мэнсон
Трандуил чуть хмурится. В груди разрастается чувство чего-то неуловимо плохого, неладного. По левую и правую его руку золотом доспехов сверкают в лучах заходящего солнца ровные ряды воинов, но то уверенности отнюдь не придает, лишь больше пугая.
Закат… Но закат ли? Давно уж не видел он солнца, такого же яркого и жаркого, каким осталось то в тенях воспоминаний; много лет, как небеса заволокло хмурым туманом Тьмы, скрыв и Анар, и Исиль. Провидцы говорят, что тем ознаменован конец эпохи эльфов; ведь есть ли жизнь для них без света звезд, света памяти и надежды, быть может, последней?
Трандуил не знал, кажется, впервые за все прожитые годы не желая получить ответа на давно гложущий вопрос. Ему нельзя поддаваться всеобщему страху, медленно, но верно, расползающегося липкой паутиной по лагерям, путая и сжимая в объятиях дурманящего ужаса отчаявшихся. Он должен быть сильным, должен справиться, должен выстоять; ради народа, ради Эрин Гален, ради отца.
Он ведь принц, Эру ради! У принцев нет права на ошибку, нет права на страх и уж точно – на поражение. Нельзя подвести отца, нельзя тому позволить сбыться, нельзя-нельзя-нельзя…
Трандуилу кажется в эти мгновения, будто само время замедляет вдруг свой безумно быстрый бег, в удивлении застывая на вершине холма вдали, там, где за тяжелой дымкой облаков, из теней сотканных, замерло огромным огненным кругом и солнце. Багрово-алые лучи окрашивают сотни лиц, сокрытых чешуей доспеха, чистой кровью, морозных закатов ярче. Ему становится дурно.
Разум вспышкой озаряет мысль, что это – первая его война, первая настоящая. Отчего-то появляется и твердая уверенность в том, что иной такой не будет больше никогда. Не будет Союза, как, быть может, не будет и их всех. Трандуил не смеет тешить себя глупыми надеждами о том, что Зло падет в этой битве окончательно – Валар, он давно уж не малое дитя – эгоистично мечтая лишь о том, чтобы ему самому более в этой борьбе, на проигрыш обреченной, участие принять не пришлось.
Кто бы что ни говорил, он ценил свою жизнь, ценил дорогих сердцу существ и умирать ради чужих бравых целей не желал и вовсе. Принц раздраженно морщится, кидая быстрый взгляд вперед и вправо, туда, где с гордо поднятой головой стоит отец.
Он вновь в пух и прах рассорился с Гил-Галадом, и лишь Илуватор знает, что произошло тогда в шатре. Трандуил хотел бы знать лишь за тем, чтобы попытаться понять, что именно задумал взбешенный родитель. Едва ли тот рассказал бы; Трандуил, запертый сейчас в тисках приличий, рамок и этикета, не смел и подойти, потребовав ответа, объяснений. Но ничем хорошим это точно не закончится – ясно до боли.
Трандуил знает отца слишком давно, чтобы ожидать обратного. Король злится, нервничает, как ни пытается того скрыть. Он на иголках еще с момента недавней гибели Амдира, оттесненного в Мертвые Топи. Он остался с ненавистным Гил-Галадом один на один, лишившись союзника в едином презрении к нолдорскому королю.
Но забыл Орофер и то, что товарища потерял не только он – смерть владыки Лотлориэна и большей части его войска не могла не ударить по всем ним. Трандуил не ведал, что произошло меж синдарскими правителями и государем нолдор в главном шатре, где чаще всего проходили совещания, редким свидетелем которых становился и он сам, но, очевидно, того было достаточно для вспышки небывалой ярости отца.
Ложью было бы сказать, что король Орофер и в лучшие свои годы отличался сдержанностью нрава и уж, тем более, уважением к тем, кто, по его мнению, во многом составленном на предрассудках, его не заслуживал, но сейчас ситуация накалилась до своего предела, выводя и без того раздраженного вечным страхом короля из хрупкого подобия спокойствия.
Трандуил, как никто, знал, что отец умеет лгать, умеет притворяться и приторно сладко улыбаться, показывая окружающим в точности то, что те желают видеть: вспыльчивого правителя дикого лесного народца, которого за глаза давно уж безумцем окрестили.
Таур Орофер гордился этой своей чертой, с беспечностью кукловода сменяя маски одну на другую в пестром калейдоскопе личин. Но едва он способен был бы признать, что игра перетекла в нечто большее, а иллюзорный облик, созданный когда-то насмешки ради, никогда таковым и не являлся. Отец, как ни горько Трандуилу было признавать, запутался, заплутав в липких нитях собственных сетей, безнадежно заигравшись воображаемой властью и давно уж несуществующим контролем над собою.
Владыка Орофер ломался. Ломался с каждым сказанным в запальчивом гневе словом, брошенной в сердцах фразе и излишне пылким взглядом. Его ломала война, уродовала необходимость быть Королем своему народу, тем идеалом, что все так отчаянно желали видеть; и корежило от Гил-Галада рядом, одним своим присутствием послужившим началом конца.
Тень из прошлого, отблеск древности, увидеть который было выше его сил. Слишком другой, странный, непохожий, и такой до отвращения нолдо. Не стоило бы этим двоим никогда встречаться, и уж тем паче – столкнуться в нужде и животном страхе на поле битвы, в шаге от смерти, когда сил на то, чтобы удержать в узде бешеный ураган эмоций попросту нет.
Правда была в том, что короли Орофер и Гил-Галад были ужасающе похожи и до странности отличны одновременно. И, будучи эльфами до тошноты гордыми, прощения и отступления не признающими, одной лишь невольной встречей своей разрушили все тщательно выстроенные стены, сметая плотины и жестоко вырывая наружу столь долго подавляемый поток воспоминаний о том, что следовало бы забыть. Они попросту уничтожили друг друга, будь на то время и подходящая возможность.
Но за неимением и того, и другого, Трандуил был вынужден принять, что жертвой этой ненависти, длиною в тысячелетия, вновь станут невинные.
Принц рвано выдыхает, оглядываясь на замерших в готовности воинов за его спиной. Умереть готовых, не вернуться уж никогда.
Тьма впереди клубится, хохочет ядовито-яркими вспышками пламени в черноте проклятых звезд плеяды, складываясь дикими узорами, завораживающе прекрасными в уродливой, искаженной красоте своей. Неправильной, иной, извращенной, но такой до странности притягательной…
Трандуил с горькой ухмылкой думает, что эта красота, быть может, и станет им погибелью. Внезапно становится ясно, что отец Гил-Галаду больше не подчинится, не послушает, как всегда твердо веря в собственную непоколебимую, абсолютную правоту. Сделает так, как сам правильным и нужным посчитает, забыв о планах, стратегии и обговоренной тактике. И все то лишь из дани традиционной, по наследству переданной ненависти.
А ценой этой ненависти станут сотни жизней, о которых Орофер, увлеченный враждою, и думать забыл. Чудится, что для отца происходящее только лишь новая игра, забава на пару десятилетий.
Или, быть может, это и не так вовсе, и король лесной вновь, забавляясь, заставил их думать и верить в то, что любит называть «занятным». Трандуил с внезапным раздражением осознает, что ответа на то не знает. На самом-то деле, он, кажется, никогда отца и не знал вовсе, вот так просто, по-настоящему. Без сотни масок, причудливых словами игр, да извечных туманных усмешек.
Он, как и многие, знал лишь один из тысячи обликов, познав и поняв отца ровно настолько, насколько тот сам посчитал нужным. А, быть может, и нет.
Король Орофер слишком уж любил загадки, питал слабость к путаницам и обожал недосказанность, и едва ли Трандуил мог бы различить небрежно брошенную отцом ложь от истины, смех от серьезности и язвительность от горечи. Но он просто лишь хотел верить, что иногда, но реальную, правдивую сущность отца да видел. И вера та была в сто крат дороже знания о будущем и тревожных мыслей о судьбе и грядущем.
Есть ли смысл печься о предстоящем, забывая о том, что происходит именно сейчас? Он жив, здоров и относительно спокоен, всё еще успешно контролируя себя; жива и большая часть их воинов, а впереди… Впереди, быть может, самая ужасная из войн Арду сотрясавших; а, быть может, и нет. Этого ему не узнать, но есть ли смысл?
Трандуил улыбается, приподнимая уголки губ. На душе становится чуть легче, а сердце в груди уже не бьется столь часто и громко, того и норовя разорвать плоть, вырвавшись из-под ребер сплетения.
А после отец оборачивается, и долгое мгновение они лишь смотрят друг на друга без всяких слов и мыслей. Достаточно одного только краткого взора чужих глаз, столь на свои похожих и иных в то же время.
– Нет… – вырывается изо рта прежде, чем Трандуил успевает до конца осознать происходящее и то, что отец сделать решается.
«Да», – кривятся в глумливой ухмылке тонкие губы, но в глазах, ярких до невозможности, легко боль читается с безумным страхом вперемешку.
И король Орофер подает сигнал к наступлению на томительное мгновение раньше, вопреки воле Верховного Короля нолдор. Война начата.
***
Час пришел, – до тошноты красиво в ядовитой насмешке своей бормочет голосок на периферии сознания. Трандуил плотно сжимает губы, прикрывая на миг глаза. Сердце грохотом стучит в ушах, пред мысленным взором мутится. Нельзя так, неправильно, не следовало бы…
Нет, правильно, – внезапно четко понимает он. Король, не отец, приказ отдал, и он обязан подчиниться, не как сын, но как принц; как вассал обязан подчиниться воле сюзерена. Родственные узы давно уж ничто, тем паче – на войне.
Пути назад нет и не будет, его король волю свою озвучил, он же обязан ту исполнить. Приказы короля не обсуждаются, не опротестовываются, лишь исполняются, быстро, беспрекословно, в точности. Король Орофер принял решение, и решение не лишь за себя одного – за весь их народ. Остальное важности не имеет.
Мысли эти драконьим пламенем взрываются в мозгу за считанную долю секунды, и ответ приходит молниеносно: он подчинится.
Меч со звоном рассекает воздух, зачарованным огнем вспыхнув в поднятой в призывном жесте руке. Трандуил криво усмехается, отдавая молчаливый приказ. Воины Великого Леса последуют за своим Королем, пусть и вопреки приказам одного нолдо, пусть и на смерть. Так будет правильно.
Первый воинственный клич сотрясает воздух, пропитанный горьким ароматом выжженной земли, пота и запекшейся крови, и то служит для всех них сигналом к Началу.
Проклятое морготово отродье пораженно скалится, прежде чем издать громкий, отвратительно хриплый рык, бросаясь в атаку. Два величайших войска наконец схлестнулись на едином поле брани.
И Трандуил, глядя на первую кровь, багровым окрасившую землю, как никогда ясно осознает: из этой схватки только один выйдет победителем. Либо смерть, либо жизнь, иного не дано.
Быть может, позже эта битва станет названа Битвой при Дагорладе единым союзом людей, эльфов и гномов, как не раз уж была окрещена в шутку. Никто ведь не верил – не хотел верить с отчаянным упрямством обреченных – что война действительно состоится. И что всем им это предстоит пережить.
Меч с глухим хлюпом пронзает податливую плоть, и Трандуил с жесткой ухмылкой утирает кровь с губ, прежде чем вновь обернуться, сталкиваясь в дикой пляске смерти – в которой не было ни правил, ни порядков – лишь только пылающее желание жить – с новым противником.
Эльфы, гномы и люди, подумать только… На одной стороне, в одной битве, за одно дело и единую цель. Забавно, право слово.
Будто бы не было и вовсе никаких различий между тремя народами, пожалуй, излишне долго и упорно друг друга ненавидящих, дабы так просто забыть о давней вражде. Будто бы они, словно и в самом деле – как там Гил-Галад сказал однажды в очередной попытке вдохновить и объединить? – бились за одно, как и казалось. За свободу, за жизнь, за чистое голубое небо над головой и, быть может, безмятежное, спокойное будущее. Пусть не для себя, но для тех, кто будет после.
Трандуил невольно вздрагивает, когда за спиной, в каких-то паре дюймов от него самого, с глухим стуком падает тело орка, пронзенное гномьей секирой. Он, не сдержавшись, фыркает: о, ada наверняка был бы в восторге, узнай он, что сына гном спас от смерти.
Смерти. Это слово внезапно застывает черной вязью пред глазами, не желая исчезать. Мысль о том, что он только что мог умереть, кажется до смешного бредовой, невероятной и… страшной. Только что все могло закончиться, его жизнь могла оборваться.
Трандуил ежится и трясет головой, времени на пустые размышления сейчас уж точно нет. Он рассеянно оглядывается по сторонам и вот уже кинжал, рассекая воздух, вонзается прямо в глаз незадачливого противника.
С рассеянным интересом он, положив стрелу на тетиву, отмечает, что война действительно началась. Подумать только, как же мало для того было нужно…
Спустя несколько мгновений становится не разобрать, что происходит, два войска слились в единое кроваво-черное месиво и Трандуил ориентируется лишь по отточенным до придела рефлексам и звенящему чувству на грани сознания, каким-то образом отличающее черное отродье от…всех остальных.
Отрубая очередному орку голову, и ненароком спасая случайного смертного, Трандуил меланхолично думает, что быть может, десять, сто, тысячу лет спустя, они вновь сойдутся в смертельном поединке, но уже друг против друга. Эльфы против наугримов, людей иль еще чего, не особо важно.
