Текст книги "Защитник (СИ)"
Автор книги: Тень Звезды
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
И ведь Шишио не был глуп, он воспользовался знаниями и ситуацией в полной мере.
И что теперь – революция провалилась, он сидит в Аду, и всё из-за одного чёртова волка, который не дал себя подкупить, так ещё и целился в глаз, а не в лоб!
Вот и доверяй теперь видениям будущего.
Но ничего. Шишио ухмыляется.
Почему бы не обеспечить себе интересное посмертие.
Ад сам себя не завоюет!
Наученный дважды горьким опытом, испробованным на собственной шкуре, вооружённый вечностью и своими непревзойденными навыками, Шишио приходит к закономерному выводу. Противника нужно изучить. Изучить и разрушить изнутри. А для большего успеха добавить и революционеров, как бы не связанных с ним. Макото ухмыляется, спускаясь с горы: план на ближайшие года есть – внедриться в местное правительство, а лучше всего – к Эмма-О. Найти своих верных и после смерти соратников, и главное, Юми – без этой ойран[35] будет определённо скучно.
Шишио Макото корил себя.
Шишио Макото проклинал себя.
Шишио Макото в очередной раз признал себя безумцем.
А всего, чтобы избежать проблем, нужно было не светиться перед одним-единственным адским чиновником.
Ха! Да проще было воскреснуть или узнать, что случилось с его семпаем, чем что-то утаить от этого… демона.
Что бы кто ни говорил, адом правят не десять царей, включая Эмму.
Адом, великими царями, Эммой и даже частично раем, с какого-то хрена китайским, правит один-единственный демон.
Зато какой…
Этот. Этот… Этот! Чертов Ходзуки!
Холоднокровный, играющий роль идеального исполнителя, видящий всё и всех насквозь и любящий искусно издеваться над окружающими.
Так искусно, что сам Шишио понял это только после столетия работы на него.
Столетия!
За время которого он успел вникнуть почти во все дела Ада, попытаться начать исполнять свой план, быть посаженным на цепь этим самым Ходзуки и теперь вновь стать исполняющим обязанности хитокири.
Чертов Ходзуки! Да чтоб на него Эмма сел!
А, и мои люди, найденные разбросанными по всему далеко не маленькому Аду люди успели переродиться.
А Шишио это не светит.
Чёртов демон, хороший ошейник нашёл.
Зарычав, Шишио пнул стенку.
– Опять злитесь, Шишио-сан? – мелкий серебряноволосый демонёнок появился словно ниоткуда. Хотя почему же ниоткуда – из зала царя Эммы с посланием от Ходзуки.
– Не твоё дело, малявка, – фыркает Макото.
– Моё, моё, – чешет затылок мальчонка, – вы сломаете, а мне следить, чтоб восстанавливали, а у меня и так работы… много.
Шишио только фыркает. Ходзуки весьма убедительно запретил трогать его маленьких помощников, а те знают и пользуются, вот и остаётся только фыркать.
– Ну, что там у тебя?
– Ходзуки-сама настоятельно просит вас выпроводить китайского гостя и как можно грубее! – улыбается демонёнок. – Хакутаку-сан вновь создаёт хаос вокруг себя. Говорят, он даже на рыбоцветы[36] позарился!
– Ха-хах-ха-ха! – удержать смех Шишио не удаётся, да и не собирался он его сдерживать. Должно быть хоть что-то приятное в неприятной работе, а этот китайский посланник Рая своими выходками доставил немало веселья. Да и кто, если не он, мог вывести хладнокровного Ходзуки из себя. – Веди, малец! Раз Ходзуки сказал «как можно грубее», значит, можно будет добавить огоньку!
Комментарий к Спешл ши: Hoozuki no Reitetsu – Явление великого и ужасного Шишио! Покоритель Ада!
[33] Гатоцу – удар клыка – представляет из себя технику пронзающего удара, доведённую до совершенства, переложение Хирацуки, базовой техники меча Шинсенгуми, для левой руки. Гатоцу Зерошики – нулевая стойка Гатоцу – тайный удар, который может исполняться в непосредственной близости от противника. Предварительный разбег не требуется, так как энергией для удара служит мгновенное выпрямление всего тела. Мощнейшая техника Гатоцу, способная в буквальном смысле слова разорвать противника пополам.
[34] Секихотай – отряды практически добровольцев, участвовавших в войне Босин, после начала эпохи Мейдзи объявлены самозванцами, хотя считались императорской армией, после невозможности выполнения правительством обещания по снижению налогов.
Детки отряда Секихотай – автор имел в виду каноничных персонажей «Бродяги Кеншина», Сагару Саноске и его товарища Цунан Цукиоку, которые по канону, будучи крестьянскими мальчишками, прибились к лидеру и выжили после уничтожения большей части отряда.
[35] Ойран – шлюха, способная развлечь клиента не только своим телом, но и традиционными искусствами, стихами или игрой на кото. Чаще всего были весьма образованны не только по специализации.
[36] Рыбоцветы – странное порождение ада, то ли рыба, то ли растение, которому для жизни требуется поливка. Как цветок, растёт на стебле с листьями вместо цветка с лепестками рыба, способная издавать звук, близкий к ультразвуковому.
========== Джу сан: Полный размышлений сон ==========
Буря кончилась, ушла так же стремительно, как и пришла.
Ушла, оставив после себя незатыкаемую пустоту.
Ичиго прикусил палец – хотелось завернуться в одеяло и расплакаться, вымывая со слезами всё напряжение, всю вину, всё, что оседало на душе. Хотел, но не мог. Как тогда, не мог плакать. Ведь кто плачет по превосходно сделанной работе, когда-то убеждал себя Кеншин, убив в первый раз, и держался, не плакал. А потом он убил Томое, и слезы не шли. И теперь, теперь он вновь не мог оплакать умерших. Пускай на его руках кровь только двоих, но сколько умерло в битве над Каракурой, сколько в Лас Ночасе… А ведь ещё и Мацумото с Ичимару пропали, то ли сбежали, то ли Айзен их чем-то успел приложить… Куросаки передёрнул плечами – ночью было холодно, а он сидел на крыше дома в тонкой футболке и даже не думал спускаться в комнату. Он надеялся, что с очередным порывом ветра с души сорвёт груз нарушенной клятвы. Спать он просто не мог…
– Ичиго, Ичиго!
– Ороо?! – вздрагивает Ичиго, он совсем не ожидал, что его потревожат в такой поздний час.
– Ичиго, – Ишшин хмуро поглядывает с лестницы, – слезай уже. Ты уже какую ночь так сидишь. И, знаешь, не очень, когда давят реацу у тебя над головой.
– Я ещё посижу и спущусь…
– Спускайся давай.
– Пожалуйста, пап, – пытается скорчить умоляющую рожу Ичиго, подражая отцу, когда тот что-то выпрашивает у мамы, но, кажется, получается не очень.
– Давай, давай, спускайся, – тяжело вздыхает Ишшин, он-то хотел отложить этот разговор… но пустые глаза сына он не может больше терпеть. – Пришли новости из Общества Душ.
– Что?
На кухне горит свет. Кипит вода в чайнике. И больше никого нет.
– Из Сейрейтея пришли новости, как я и говорил, – начинает Ишшин, как только чай заваривается и они садятся за стол. – Айзен жив. Его осудили на двадцать тысяч лет на нижнем уровне Авиши.
– Жив… – потрясённо раскрываются глаза.
Ичиго резко вздыхает и заходится в кашле. Эта новость и радует, и нет одновременно… с одной стороны, он убил только одного, а вот с другой, они же не серьёзно?.. Вот кого нужно было казнить, а не Рукию.
– Жив… правда? – в глазах читается дикая надежда. – Ты не врёшь?!
– Как хотелось бы, чтоб я врал… – Ишшин почти не удивляется такой реакции от сына, Масаки ему рассказала, что было в Лас Ночасе. Но почти радоваться тому, что враг выжил…бывший капитан не мог понять.
– Спасибо, что рассказал, папа, – Ичиго утыкается в кружку с чаем и пытается привести мысли в порядок – получается из рук вон плохо.
– Не за что, – тяжело вздыхает Ишшин. – Ичиго… сынок, можешь теперь ответить на один важный вопрос?.. Я пойму если ты промолчишь.
Ичиго вздрагивает. Кажется, время пришло.
– Сын, почему у тебя, и когда ты отправлялся в Уэко Мундо, и когда шёл за Айзеном… откуда у тебя глаза человека, для которого убийство – работа?
Ичиго опускает глаза в пол.
Поднимает глаза на Ишшина Кеншин.
Глаза, полные боли и надежды.
– Отец, я не ожидаю, что ты поверишь всему, что я расскажу, но прошу тебя об одном – дослушай до конца. Ты первый, кто услышит эту историю.
– Хорошо, – переварив фразу, кивает. – Я слушаю.
– Ты же читал «Мастера без имени», конечно, читал, и сестренки читали… – начинает совсем с неожиданного Кеншин, а Ишшин задумчиво пытается найти связь. – Ты, когда читал, ведь задавался вопросом, какая судьба ждёт ученика мастера? А судьба у него непростая, он ссорится с учителем и покидает его, уходя, как он думал, помогать людям… а что в итоге?! В итоге лучший хитокири на службе у ишин шиши[37] – Баттосай.
Куросаки-старший молчит, у него есть только одна, до одури безумная догадка, но почему-то не хочется верить в её правдивость.
– Пятнадцатилетний хитокири, на чьей катане столько крови, что в ней утопало Киото. Меня задели лишь дважды. Первый шрам – на щеке – оставил телохранитель одного господина – он очень хотел жить, хотел вернуться домой, хотел вернуться к любимой. А второй, второй, перечеркнувший первый, оставила мне жена. Женщина, которую я любил и своими руками убил…
А Ишшин вспоминает рассказ Масаки о пустом, вырвавшемся из его сына, пустом в маске с крестом на щеке. Таких совпадений попросту не бывает. Или-или. Или правда, или очень глупая ложь.
– Тогда я дал клятву: когда настанет новая эпоха, я не буду убивать. Прошли три долгих и кровавых года, я оставил катану, уходя с последнего сражения, оставил катану и получил от мастера, что ковал мечи, сакобато – меч, который не убивает. Я ушёл из Киото, ушёл от славы и почестей, ушёл простым бродягой и больше шести лет скитался по всей Японии.
– Химура Кеншин…
– Да, отец. Это моё имя. И имя моего занпакто – хитокири Баттосай.
– Один вопрос. Ты наш сын? – тяжёлый взгляд бывшего капитана, вдавливающий в стул, заставляющий содрогаться.
Кеншин достойно выдержал этот взгляд.
– Да. Я Куросаки Ичиго, – ни капли сомнения во взгляде. – Химура Кеншин – моя прошлая жизнь… или весьма реалистичный сон. Я точно знаю, что в этом мире не было такого человека, как Химура Кеншин, и многое из того, что я знал о прошлом Японии, здесь немного отличается. Но это подробности. Я Куросаки Ичиго, ты мой отец, Масаки – моя любимая мать. Здесь мне дали то, о чём я всегда мечтал, – семью, но и цена оказалась…тяжеловата.
– Вот оно как…
Для Ишшина история – откровение, тяжёлое и болезненное. Айзен… что же ты сотворил с нашим сыном? Он даже не знает, как реагировать иначе чем поражаться и тяжело вздыхать.
– А ей ты расскажешь?
– Не знаю.
– Отчего же?
– Наверное, я боюсь.
А утром старшие Куросаки не находят сына в доме, более того, Ишшин не чувствует сына в городе. В комнате части его вещей нет, как нет и тех денег, которые он откладывал себе на всякий случай, нет ни записки, ни сообщения по телефону…
Масаки только хмурится и неодобрительно косится на мужа.
К вечеру Ичиго не возвращается.
Как и на следующий день.
Как и в конце следующей недели…
Ишшин всё больше хмурится… он хорошо осознаёт свою вину. Чтоб так просто выложить такую тайну, которую хранил шестнадцать лет, нужен серьёзный повод или же нужно быть в очень херовом состоянии. И у его несмотря-ни-на-что-чёрт-побери-сына было именно такое состояние.
Как поступить верно, он не знал.
Но знал – завтра же всё расскажет жене.
И будь что будет.
Ичиго идёт по обочине дороги, он уже давно покинул Кусацу[38] и целеустремлённо приближался к Киото, до него было пешком каких-то четыре часа. Не ожидал, как он вновь зайдёт в этот город, думая, что ушёл из него навсегда вместе с уходом эпохи… Всё же вживую увидеть, как время преобразило бывшую столицу, пожалуй, было интересно. Да и не будут там его искать. Хотя он твердо знал: если родным нужно будет, они в два счета его найдут, ибо у него слишком много реацу, которую толком не скрыть…
Дурак.
Дурак, которому снятся кошмары.
Ушедший из дому импульсивный дурак.
Можно тысячи раз повторять, что есть причины, но правду не изменить.
Он, как и тогда, сгоряча рванул в никуда.
Ведь.
Страшно.
До дрожи в коленях страшно вернуться и услышать «ты не наш сын».
– Какой же я дурак, – качает головой Ичиго.
Наверное, ему и правда нужно было время подумать. Наверное. А он, не думая, сорвался с места, сорвался в знакомое бродяжничество, поступил как ребенок. А ему, если подумать, ему уже сорок… чуть младше наставника, а такой же подросток и разгильдяй. Хотя а взрослел ли он вообще после того, как попал в жернова бакумацу? Взрослел ли он, шесть лет странствуя по Японии? Взрослел ли, прожив эти шестнадцать лет? Кажется, нет. Он научился убивать, смотреть на вещи серьёзно и поступать как должно, но всё ещё остался мальчишкой, импульсивно сбежавшим от наставника… мальчишкой, в глупом страхе сбежавшим от своих родителей.
«Ты не наш сын», – отдаётся голосом Ишшина в ушах.
«Чудовище, занявшее тело сына», – всхлипывает голосом Масаки.
«Уже реши, как тебя зовут, Ичиго ты или Кеншин, – наконец, своим голосом произносит Баттосай. – И есть ли разница».
– Её нет, – признаётся Ичиго вслух. – Она только у меня в голове.
«Именно, глупый ты мальчишка! – кивает каким-то своим мыслям Баттосай. – Уже поздно возвращаться назад, чтобы всё правильно начать, но ещё не поздно устремиться вперёд, чтобы всё правильно закончить[39]. Намёк ясен?»
– Спросил бы что посложнее, – на лице впервые за эти два месяца появляется слабая улыбка. – Да. Всё правильно закончить вполне в моих силах.
Спустя два с половиной месяца после ночного разговора Ичиго появляется в Каракуре. Вечером. На пороге своего дома. Всё такой же рыжий, растрепанный и с не в меру серьёзными опущенными в пол глазами. Масаки втаскивает сына за ухо и требует всё ей нормально объяснить про Кеншина и мангу, Ишшин отвешивает профилактический подзатыльник, Карин и Юдзу с разбегу виснут на брате.
Куросаки Ичиго вернулся домой.
Страхи были напрасными.
– Зато я смог вновь прогуляться по Киото, – немного нервно смеётся Ичиго и получает от Ишшина очередной подзатыльник.
– И заодно по половине Японии, кто тебя до Кюсю[40] пешком переться надоумил?! – эмоции у Ишшина льются через край. – Засранец. Хоть бы писал, что ты жив.
– Так я пешком всё время ходил… кушать-то хочется.
– Глупый… – всхлипывает Масаки. – Почему ты сразу мне не рассказал, родной?
– Да, да, братец-второстепенный-герой-манги, – поддакивают сёстры, – чего не рассказал?
– Простите. Простите. Простите. И спасибо, огромное спасибо за всё…
Всё-таки чудо, что его так приняли…
Папа принял его и сумел правильно расставить акценты.
И ему дали право решить… и как только он уговорил маму дождаться?
Комментарий к Джу сан: Полный размышлений сон
[37] Ишин Шиши (они же патриоты, они же империалисты) – дословно: люди благородной цели – термин, обозначающий японских империалистов конца периода Эдо, убеждения которых имели выраженную националистическую окраску, а политической целью было свержение сёгуната Токугава. Кацура Кагоро, кстати, был одним из известнейших политиков из Шиши.
[38]Кусацу – японский город префектуры Сига к востоку от Киото, ничем особо не известен.
[39]”Уже поздно возвращаться назад, чтобы всё правильно начать, но ещё не поздно устремиться вперёд, чтобы всё правильно закончить”, – цитата Вин Дизеля.
(П.А. Блин, какая у Баттосая жизнь-то интересная, кажется, даже интереснее, чем у Ичиго-Кеншина… спешл, что ли, про него заделать, хм.)
[40] Кюсю –九州地方 Кю: сю: дословно «регион девяти провинций» – самый юго-западный из основных островов Японии. Кстати, остров Кюсю, а точнее окрестные деревеньки Нагасаки приняты автором за канон родины Кеншина, ибо примет в манге, аниме и ова достаточно, на мой взгляд.
========== Джу ши: Проснуться! Один раз и навсегда! ==========
Куросаки Ичиго был совершенно обычным подростком, если не расспрашивать его о его увлечениях, потому что можно было нарваться на лекцию о жизни начинающих мангаки или, наоборот, получить невнятное бурчание про иайдо… хотя его одноклассники так уже не делали, всё же все всё давно знали. Знали, что Ичиго лучший в иайдо по префектуре. Знали, что его мама – известная мангака. Знали, что его отец – немного безумный врач. А ещё ходили слухи, что Куросаки отличается слабым здоровьем, – изредка тот терял сознание в школе и на уроках тоже. Да, пожалуй, по такому и нельзя было сказать, что он добровольно подвергнет себя опасности.
Два спокойных года.
Им дали целых два спокойных года.
А потом вновь пришла война. Ещё более жестокая и кровавая, чем прошлая.
Из небытия, из глубин ада восстали квинси, и, как Германия в далёком четырнадцатом году по Европе, чеканя шаг, прошлись про Сейрейтю.
…и по Уэко Мундо тоже…
Ичиго прикрывает глаза, сжимая пока ещё сакабато в руках, – какие бы благородные цели ни преследовали квинси, их это не оправдает. Зря, зря, они тронули близких и друзей… и пытались, ну сколько уже можно, украсть его мать. Как же хорошо, что Масаки может создать хоть тень, но наставника со всеми его умениями… главное – молчать про саке… но речь не о нём, а о квинси, захвативших Уэко Мундо, разрушивших Сейрейтей и нацеливающихся на его знакомых и друзей, что-то говоря про особый военный потенциал.
А ещё Ичиго чувствовал отголоски.
Чего-то знакомого.
Чего-то далёкого.
Чего-то, напоминающего о Том Дне.
Ичиго пытается держать разум холодным, пытается отстраниться от реальности и мыслить здраво, но вынесенный ещё девять лет назад приговор и Баттосай, показательно точащий катану, четко указывают на цель.
На цель, до которой он не смог добраться тогда.
На цель, что искусно скрывалась от него.
На цель, которую нужно…
…убить…
Ичиго сжимает зубы.
Как там говорил Баттосай?
Ты мёртв и, технически, дважды мертв, так что же ты цепляешься за старую клятву…
Ещё одна смерть. Та, что его суть ждала так давно…
Этот Яхве заплатит сполна!
И больше он не будет убивать.
Хватает, и так хватает крови на его пути.
Сегодня не тот век.
Разрушенный Сейрейтей гудит, как улей, тут и там вспыхивают битвы, но всё же происходящее не похоже на войну с полным истреблением противника. Что-то не так, очень сильно что-то не так, будто ошибка прокралась в само мироздание. Ощущение этой ошибки очень и очень похоже на почти забытое ощущение сна-наяву, ощущение медленно продавливаемой грани реальности. Ичиго сосредотачивается на своей цели – да пусть он рухнет в самое пекло, но с собой Яхве утащит.
Смешно.
Ещё два года назад, выходя сражаться, он мысленно звал себя Кеншином.
Но теперь, теперь это не нужно.
Главное – не сорваться, как тогда, с Улькиоррой.
Яхве не противник.
Яхве – цель.
Яхве нужно убить максимально быстро и эффективно.
– Хитокири, Химура Баттосай, – тихая и незаметная тень мечется средь разрушений и битв.
Хитокири тени не должен себя выдавать, он скрытен.
Хитокири тени не должен медлить, он быстр.
Хитокири тени не покажет своего лица, он неизвестен.
Хитокири тени не выражает эмоций, он незаметен.
Хитокири тени расслаблен, он может нанести удар в любой момент.
Хитокири не смотрит прямо на свою цель… только в момент удара.
Когда-то эти слова говорил ему Кацура-сан, теперь он повторяет их раз за разом, ведь у него и правда один удар. Он прекрасно чувствует, насколько силён его противник, он уже хорошо осознал, кто прогибает реальность под себя…
«Рю-кан-сен-цумуи[41]».
Неожиданная атака отражена.
Как?!
Он же не видел, не чувствовал, не знал.
Он не может двинуться.
Как?!
Реацу выходит из-под контроля.
Сжечь, разъесть, изничтожить, воет чёрный вихрь реацу.
Яхве смеется и в приказном порядке требует идти за ним.
Его помощник скрывает в глазах насмешку – как-то он переносит свои раны на него.
Ичиго практически сгорает в своей силе.
Хашвальд, уходя за императором, небрежно ломает его меч, как бы снисходя.
Но неконтролируемый вихрь реацу утихает. Оно не смогло достичь своей цели.
Вакидзаси, отправленное вслед, теряется в междумирье.
Золотые глаза смотрят с ненавистью.
Дальше всё как в безумном тумане – Нулевой отряд, еле живой Бьякуя, дворцы стражей, черные тени асаучи и – проблесками – единственный вопрос. Зачем стражам Короля это нужно?! Будто он такая важная переменная, будто без него мир рухнет… Только не говорите, что рухнет, это же глупость… или чей-то странный план. Ичиго всё меньше и меньше понимал происходящее в безумном мире вокруг себя, боже, как было бы проще без всех этих сверхсил и реацу. Лишнее это всё, и все проблемы в существовании всей системы Общество Душ – мир Живых – Уэко Мундо. Король душ – или худший демиург, или инвалид со странной фантазией.
Ичиго качает головой и подносит к губам бутылочку отцовского саке. Ему дали день, один спокойный день, даже отправили домой… и чем дальше идёт время, тем более подозрительным становится раздражающее ощущение сна-наяву. Вот зачем его отправили домой, сказали что-то про сумбур в душе и голове и отправили. Вот зачем? Будто пауза в сюжете дешёвого фильма, когда герою должны рассказать великую-семейную-тайну… Ха! Если так думать, то его жизнь и правда похожа на фильм: один серьёзный, с пометкой 18+, а второй – нечто куда менее серьёзное, но с множеством дебильных шуток. Один Баттосай в занпакто чего стоит…
Стоп.
Баттосай.
Занпакто.
Сломался в банкае из-за силы и удара…
Что-то не так.
Что-то явно не так.
Только что?
И это что-то не так уже давно…
Ичиго хмуро посмотрел на количество выпитого и с сожалением понял, что, если он выживет, звездюлей от отца получит знатных, хотя бы потому, что выпил большую часть и в гордом одиночестве. И вновь всё уходит в белый туман с редкими вспышками – ударами отца, ещё большим количеством саке и поминанием наставника как бога всех пьяниц. Внезапно в этом тумане обнаруживаются новые скелеты, причины, Айзен и его участие в жизни семьи, пустые и творчество Урахара… Мда, теперь точно можно сказать: Урахара – это крёстный фей семьи, а Айзен – настырный дядюшка, без спроса лезущий в её дела. Дядя Айзен, ха-ха, увидать бы его выражение лица, интересно, а квинси уже заглядывали к нему? И снова саке, смех отца, поминание всуе наставника, Урахара, присоединившийся к междусобойчику со своей продукцией, нулевой отряд, поутру забирающий рыжее, почти бесчувственное тело, и Баттосай. То есть асаучи, то есть Химура Кеншин. И он сам дурак, только сейчас осознавший всю силу имени.
Истину.
Имя занпакто.
Всеобъемлющая печать на силе.
Что тогда, что сейчас.
Его занпакто носит имя его в прошлой жизни, но это не тот он.
И даже не маска Баттосая в прошлом, с каждым убийством прилипающая к лицу.
Тот, кого когда-то звали Шинта – большое сердце, тот, кого подобрал и воспитал Хико Сейджиро XIII, тот, кто убивал ради новой эпохи, он сейчас носит имя Ичиго. Защитник. Его занпакто – отголосок прошлого, силы квинси, шинигами и пустого, удерживаемые именем Кеншин, это не маска, это не отдельная личность, это просто он сам. Такой, каким бы мог быть, если бы относился ко всему легче, такой, какой он есть, когда никто не видит, настоящий.
Ичиго улыбается, держа в руках катану, самую обычную, разве что именно с такой катаной рыжий мальчишка где-то далеко и когда-то давно пришёл к ишин шиши.
– Спасибо… – Куросаки любуется работой настоящего мастера… занпакто сейчас в банкае, и он точно знает – потом она останется такой же, ведь смертоносность его занпакто зависит только от желания, а остальное просто неважно.
И мысленно добавляет: «Я наконец проснулся».
Нимайя Оэцу качает головой – это было самое странное занпакто, и не только из-за смешанной силы, оно было и правда отколотой частью души. И этот осколок сейчас возвращался на место, на его глазах всё становилось на свои места, ведь занпакто – это лишь отпечаток личности шинигами, сила, живущая в мече, но никак не часть души. Расколотая душа – страшнейшее, что может случиться с человеком или шинигами, человек без части души – практически пустой, а пустой, потерявший её, – безумный зверь. Оэцу улыбается и прячет глаза за очками – он свою работу выполнил и выполнил превосходно, и совершенно не его дело – знать, что откололо часть души у Куросаки Ичиго… или это была другая душа, хмм. Неважно. Королю виднее, что творится с душами, а его дело – ковать асаучи и защищать Короля.
«Давай, Яхве, Саяфуши[42] заждался тебя!» – в кузне жарко, или это кипит кровь в ожидании битв…
Комментарий к Джу ши: Проснуться! Один раз и навсегда!
[41] Рю-кан-сен-цумуи – удар извивающегося дракона в падении – улучшенная версия Рю-Кан-Сен. Молниеносный выпад в сторону противника позволяет телу набрать огромную скорость для удара с разворота, но одновременно создаёт трудности для последующего приземления.
[42] Саяфуши, он же Саябусе – «неудачное» творение Нимайи, катана, не способная затупиться, способная разрезать всё, может убить с одного удара. Из-за своей особенности, благодаря которой получил имя, ни одни ножны не способны его удержать, хранится в специальной желеобразной жидкости.
(П.А. Аааа! Господи-боже-мой! *косится на мысли про фильм* Он начал подозревать что-то! АААААААААА! SOS! Он близок к истине.)
========== Джу го: Нереальная реальность ==========
Дошутились.
Вот честное слово, дошутились.
Ичиго на секунду прикрывает глаза – до полной нереальности реальности осталось назвать встреченного Айзена дядей и не получить за это в лоб… Хотя это было в какой-то мере ожидаемо после всех потерь у шинигами – вспомнить про недо-боженьку и направить его на врага. Куросаки спешно перемещается, наворачивая новый круг вокруг Яхве, он уже наслушался его разговоров про величие, способность виденья будущего и прочее, прочее, прочее. Даже мысль закрадывается: они с Айзеном свои пафосные речи вместе составляли?
А Айзен вовремя появился.
Айзен всё учтёт, и его учтёт, и его невосприимчивость…
Айзен запудрит мозги Яхве, запутает настоящее и будущее, и у него будет один удар.
Ну что ж, видно, придётся использовать предельную технику, от неё не уйти, даже отразив.
Ну что ж, это последний шанс. Победить.
Всё постепенно поглощает тьма, такая знакомая, почти родная и до дрожи в руках ненавистная. Та тьма, которая гнездится в сердцах, пропитывает душу и подчиняет сознание, стоит лишь раз поддаться ей, погрузиться в напрасные сожаления, напрасную вину… И вся эта тьма, это реацу Яхве, вбирающее в себя дома, квинси, шинигами, всё, что было вокруг. Даже сам Ичиго замечает, как волей-неволей покрывается пленкой из чужеродной силы, силы, что сдавливает и напоминает собой вину, которая преследовала его в далекой прошлой жизни.
Что же, что же там творится?!
Айзен, и это твой план?
И это твой знак?
И это время атаки?
Ну что ж, такой знак не заметить невозможно.
Вдох.
Сейрейтей – это всего десять шагов.
Выдох.
Яхве и Айзен рядом. В одном шаге.
Вдох.
Чёрно-золотой вихрь становится бурей.
Выдох.
Пространство смазывается, а звуки глохнут.
Куросаки Ичиго срывается в единственный шаг.
Он не слышит, как Яхве насмехается над Айзеном.
Не слышит про единый мир без смертей.
Айзен Соуске не видит тень его союзника.
Чёрное на чёрном увидеть невозможно.
Он лишь ухмыляется, зная, что Яхве видит только его иллюзии.
Божественная скорость, первая часть смертоноснейшего стиля.
Молниеносный удар.
Клинки столкнулись.
Даже если ускользнёшь от клыков летящего дракона…
…вихрь вокруг него полностью обездвижит…
…а когти порвут в клочья[43].
Буря из реацу торжествует.
Сила, что даёт само движение, вращение, вторая часть стиля.
Смертоносный удар, наполненный ядовитейшей реацу.
Яхве, получеловек, носящий имя Сущего.
В миг смерти, как и в миг своего рождения.
Не Слышит.
Не Видит.
Не Ощущает.
Не Существует.
Вопреки его имени[44], у него есть начало и конец.
Шум. С ударом возвращаются и звуки. Ичиго буквально падает на землю, зажимая рукой уши, пытаясь заглушить полный безумия крик Яхве, который проникает во все слои мироздания. Голова раскалывается, трещит и вторит миру, который буквально корежит от гигантского выплеска энергии, которая продолжает закручиваться вокруг остатков техники и серебряной стрелы… Как ужасен Амакакеру-рю-но-хирамеки?! Внезапно всё затихает, Ичиго приоткрывает глаз и понимает: они всё ещё в центре хаоса, но Айзен, Айзен не сбежал в такой удачный момент, а поставил вокруг них ужасающей силы барьер. Куросаки завороженно смотрит на буйство реацу за барьером и с удивлением видит вдалеке еле разборчивый силуэт – Исиду. Так вот почему он полез в Вандеррейх, и, оказалось, не зря. Удивительно… до полной нереальности реальности осталось всё же назвать Айзена дядей и не нарваться на хадо свыше девяностых.
– Всё закончилось, – облегчённо выдыхает Ичиго.
– Да, – величественно кивает Айзен, когда буря реацу утихает и чернота начинает светлеть. – Квинси оказался интересным врагом, он многое сумел.
– Многое, многое, только вот ради совершенно бредовой идеи, – нервно ворчит Куросаки, не зная, куда девать руку, которая намертво вцепилась в катану.
Айзен снисходительно косит глазом, а потом подсказывает:
– Не пытайся разжать, так снимай, медленно.
– И без настырных дядюшек знаю, – огрызается Ичиго, – это же из основ…
– Дядюшка? – Соуске приподнимает бровь – этот Куросаки, кажется, и сам не знает, что бьёт рекорды по количеству поступков, удивляющих его.
– Ну а кто ещё? – пожимает плечами и старается не палить сильнее уже пропаленную контору Ичиго. – Столько в мою жизнь, жизнь семьи вмешивался, сколько наставник не делал.
Айзен только хмыкает, примиряясь, что благодаря квинси реальность происходящего немного хромает.
– И нет, это не Урахару.
– Хм. Интересно получилось, – Соуске мысленно делает заметку: всё же его мысли про другую память были правдивы, жаль только, подробнее узнать не получится. Хотя как знать, как знать…
Вокруг места убийства Яхве, барьера и одной странной компании начинают собираться самые шинигами – кто удостовериться в смерти их врага, кто забрать Айзена, а кто интереса ради. Соуске неспешно, будто делая одолжение, снимает барьер. Кьёраку немного хмуро поглядывает на живописную картину двух бывших врагов, которые даже и не думают показывать, что подобное вообще было в их биографии. «Всё же Куросаки Ичиго местами весьма взрослый, – вздыхает Шинсуй, а потом зацепляется взглядом за подрагивающие пальцы, – но всё же только местами».
– Будешь путь к наставнику искать – следи, куда идёшь, и не ходи лисьими тропами, – выдаёт непонятную фразу уводимый главнокомандующим Айзен.
– Ну спасибо, – бурчит вслед Ичиго.
И по губам читается «настырный дядюшка».
Айзен Соуске, как всегда, тепло и снисходительно улыбается.
Вскоре рядом оказывается и Урахара, который радостно о чём-то рассказывает, но Ичиго его совершенно не слушает. Ичиго сидит на земле, и задумчиво прокручивает в голове убийство Яхве, подмечая, что с ним ушло и ощущение, похожее на сон-наяву… А ещё ушла традиция после битв терять сознание от нервного перенапряжения.
Ичиго встаёт и, что-то наконец ответив Урахаре, направляется к друзьям, к Исиде – ему нужно о многом его расспросить.
