Текст книги "Люблю тебя. Прости"

Автор книги: Татьяна Пасмурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Но ведь это уже убийство!

– Да, жестокое и извращенное. Пацан повернулся ко мне. Его лицо было искажено жуткой гримасой. Я испугался, но мальчишка больше не предпринял никаких действий. Обессиленный, он опустился в эту самую лужу крови и заплакал. Жуткое это было зрелище, но страдать времени не было. Вот-вот могли очухаться прихвостни ефрейтора, да и утро уже было не за горами. Оставаться в части было нельзя. Нужно было уходить. Благо, в самом разгаре стояло сибирское лето. На сотни километров вокруг простиралась дикая тайга, но оставаться здесь – подписать смертный приговор, вот только уже себе. Хотя в тайге шансов выжить тоже практически не было, но выбирать-то и не приходилось.

Мы сбежали. Три дня шли, сами не ведая куда, с каждым часом все больше осознавая, что не выбраться нам живьем из этих дебрей. Рана на моем левом плече загноилась. Рука распухла и висела как плеть. Несколько раз я терял сознание, но Сашка не бросал меня, как мог, выхаживал, вот только возможности его были невелики.

Но, видимо, у судьбы на нас были другие планы, нежели тупо сделать пищей праздно шатающегося медведя, и если так можно сказать, то мы стали добычей шамана, который наткнулся на нас во время своей охоты.

Илья Валерьевич замолчал. Снова потянулся за сигаретами. Маша тоже не торопилась заговорить, пытаясь казаться спокойной, вот только тело выдавало ее с потрохами: ее била дрожь. Девушка никак не могла согреться, и дело было вовсе не в прохладе петербургской ночи, ей стало невыносимо холодно внутри.

– Может быть, пойдем в палату, а то маме твоей явно скучно без нас? Да и холодно уже не по–детски, – Илья Валерьевич встал со скамейки и помог подняться Марии. – Девочка, да ты совсем замерзла. Давай-ка пробежимся вокруг корпуса!

– Илья Валерьевич, да Вы что? Это же просто смешно – бегать посреди ночи по больничному комплексу!

– Нисколько, наоборот – это полезно: кровь разогнать да и согреться.

– Что охранники скажут?

– Да ничего они не скажут. Спят там без задних ног. А если проснутся, то предложим с нами пробежаться.

– Да не люблю я бегать, я лучше кофе попью.

– Помчали, а кофе от нас никуда не убежит.

Не понятно, почему, но Маша поддалась уговорам этого все еще странного для нее человека и потрусила рядом с ним. Первые метры она чувствовала себя скованно и странно, но постепенно вошла во вкус. Было приятно бежать в ночи навстречу новому дню.

Все это время за ними наблюдал пожилой охранник, наблюдал и искренне, до слез сочувствовал этим людям. Почему именно им? Ведь, по совести говоря, сочувствовать можно было практически каждому, переступавшему порог заведений, подобных их центру. Он видел этого мужчину рано утром, когда тот приехал на своем «Патриоте». Видел, как его, сгорбившегося и скрюченного от горя, успокаивал главврач. На глазах охранника дочь кричала (а охранник ни на секунду не сомневался, что это были отец и дочь) на своего отца. Признаться, здесь охранник был полностью на ее стороне. Их мать уже несколько дней лежала у них в центре, а глава семьи объявился только сейчас. Хотя, может быть, работа не позволяла? Молодые же этого понять никогда не могут, особенно, женщины. Что с них взять, с максималисток? И все же, когда пришла беда – они вместе. Держатся, берегут друг друга. Вон, даже и улыбаются, хотя ведь знают, что диагноз у их матери – не дай бог никому.

Глава седьмая

Вилена. 24 октября 1996 г.

Не дай бог никому услышать от самого нужного тебе в жизни человека признание в том, что ты его больше не интересуешь, а я вот услышала. И теперь у меня началась совершенно другая жизнь, а в ней появился совершенно другой человек. Хочу ли я этого? Нет. Зато во мне есть желание эту одинокую и заблудшую душу сделать счастливой. Так что, прощай, Кречетов, да здравствует Темников!

Спустя неделю после той ужасной (конечно, только для меня) свадьбы, придя в очередной раз в гости к Насте Кунаевой, я узнала, что Кречет уже пару дней как уехал с новоиспеченным мужем Тамары куда-то то ли в Чехию, то ли в Болгарию.

Все лето об Илье не было ни слуху, ни духу, а в конце августа, сидя в гостях у Кунаевых, я узнала, что Кречет уже не один месяц живет в Адлере у какой-то там очень забористой и умелой рыжеволосой шлюхи.

В начале октября, к нам в архив пришла одна очень древняя старушка – худенькая, вся уже настолько скрученная и сгорбленная, что больше походила на сломанную и валяющуюся под деревом сухую ветку, а не на живого человека. Глубокие морщины так избороздили ее лицо, что оно реально напоминало старую древесную кору. Большой нос над тоненькой ниточкой губ, но при этом очень живые, как будто взятые у другого человека, ярко-голубые глаза. Странное впечатление складывалось от этих глаз, обрамленных редкими, практически незаметными ресничками. В какой-то момент мне даже показалось, что в архив пожаловала Баба Яга, но только не совсем привычная, а добрая что ли. Когда все необходимые бланки я ей уже заполнила, и наше общение подходило к концу, старушка выпалила странную фразу: «Он уже приехал, но к тебе не торопится».

Я растерялась и начала тупить, но кто бы тут не испугался? Баба Яга еще раз повторила свою последнюю фразу, а потом добавила, что парень мой уже несколько недель, как дома.

Я не знала, как на все это реагировать, очень хотелось поговорить с ней подольше, но, как назло, откуда ни возьмись, народу набежало немерено. Я готова была разрыдаться от отчаяния, Баба Яга пожалела меня и сказала, что я могу приехать к ней, в Ключевой. Там любая собака дом бабы Шуры покажет. На том мы и расстались.

Вечером, после работы я рванула в Ключевой. Найти дом бабы Шуры, и правда, не составило вообще никакого труда. Он стоял в гуще старых деревьев, недалеко от залива. Как и те деревья, он тоже был древний и ветхий, казалось, что в нем уже и жить–то невозможно, однако, на такой же растрескавшейся и потемневшей от времени скамейке, возле дома сидела баба Шура и с прищуром смотрела на то, как я пыталась пробраться к ней сквозь заросли.

Всю дорогу к этому дому, еще начиная от Выборга, я думала, с чего начать разговор, о чем спросить, но мои планы расстроились, все получилось как-то само собой и совершенно не так, как я себе представляла. Увидев меня, баба Шура очень даже резво поднялась со скамейки, и пригласила в дом согреться горяченьким чайком с черничкой.

Сидя за столом и попивая ароматный чаек, я и не заметила, как не только умяла содержимое вазочки, но еще и рассказала все о нас с Ильей. Баба Шура ни разу не остановила меня, ни разу не упрекнула, ни разу не рассмеялась, а я все болтала и болтала. Потом все выложила о своей семье, не пытаясь что-либо скрывать, о первом парне, о своих мечтах. А в заключении заявила, что если я потеряю Илью, я потеряю свое счастье. А потом я попросила ее помочь мне вернуть мое счастье, которое еще само не смогло понять, что очень нуждается именно во мне, но я-то ведь это знала, а значит и Илья узнает, нужно только время.

Старушка повздыхала, потом ушла за пеструю шторку и вскоре вернулась с мятым свертком в руках и протянула его мне. Я взяла мятую бумажонку, на которой лежали две иголки.

– Вот, возьми их. Когда твой Илья придет к тебе, а он обязательно придет, только дай ему время разобраться в себе, не торопи парня. Воткни их незаметно в его туфли, под стельки. Но помни, что это только шанс. У тебя будет время, чтобы попытаться увлечь Илью, но сможешь ли ты разжечь в нем ответную страсть, будет зависеть только от тебя.

– А ничего нельзя сделать так, чтобы стопроцентно сработало? – честно говоря, мне этого было мало, мне хотелось всего и сразу. – Да и как я буду с него туфли снимать? Мне, что, его по голове огреть что ли?

– Нет, ничего другого сделать нельзя, а уж как иголки воткнуть, сама решай. Было бы желание – сможешь, а я свое дело сделала.

И вот началась моя эпопея под названием «Баба Шура». Странным образом меня к ней тянуло. Все свое свободное время я пропадала в Ключевом, помогала Бабе Яге по хозяйству, кормила кроликов. Она же рассказывала мне про свою жизнь. Как оказалось, дар этот открылся у нее лет тридцать назад, после того, как она потеряла в страшной аварии всю свою семью: мужа и троих детей. Ее же смогли спасти врачи. После чего ее стали мучить страшные головные боли, совершенно не хотелось жить. И вот однажды она смогла помочь, будучи сама еле живой, тяжелобольной соседке по палате, потратила на нее остатки своих и без того невеликих сил, но боли ушли. Постепенно стали появляться люди, которым требовалась ее помощь. Властям она была неинтересна. Кому может навредить инвалид, получающий крохотную пенсию? Да и денег за свою помощь баба Шура не брала, лишь продукты.

Баба Шура видела людей насквозь и очень многое могла рассказать о прошлом и будущем любого, кто к ней обращался. Вряд ли бы я поверила в это, если бы не испытала ее возможности на собственной шкуре.

Спустя какое-то время, как обычно, я помогала перебирать бабе Шуре яблоки в ее погребе. Когда мы все сделали и сели пить чай, она неожиданно заговорила о моем отце. Сказала, что не следует обижаться на него, все, что он делает, он делает ради моей пользы. Корявыми способами? Да, но он по-другому не умеет. Я в недоумении смотрела на бабу Шуру, а она продолжала:

– Ты не можешь избавиться от отвращения и страха после того случая в ванной, когда изрядно выпивший отец приказал матери привести тебя к нему, лежащему там, в прозрачной воде. Он заставлял тебя смотреть на его хозяйство и попутно рассказывал тебе, в чем различия между благородными мужчинами и падшими женщинами. Тебе было очень плохо от увиденного, а потом тебя вырвало. Это повторилось еще раз, когда твой первый парень пытался засунуть тебе в рот свой хрен. Ты испугалась его, маячившего прямо перед твоим лицом, и тебя снова непроизвольно вырвало.

Несколько минут я молчала, а потом поспешно вышла на крыльцо. Я пыталась забыть эти два случая, просто вычеркнуть их из своей памяти. Даже под пыткой я бы никому не рассказала об этих жутко постыдных для меня историях.

– Дочка, да не переживай ты так! Знаешь, в среду или в четверг ты встретишь своего будущего мужа.

На том и расстались, а в среду мне на работу позвонил Толик и пригласил на свидание. Как-то слово за слово, ну я и согласилась. Примерно через полчаса после его звонка меня снова пригласили к телефону. Звонила Настя, чтобы предупредить меня о возможном звонке Толика. Разумеется, она уговаривала меня ни в коем случае не встречаться с ним. По ее мнению, такой потаскун был мне совершенно не нужен. И вот тут в меня словно бес вселился: я рассказала ей, что Толик уже позвонил, и что я точно встречусь с ним вечером, а потом, даже не попрощавшись, положила трубку.

После работы Толик зашел за мной в архив, и мы отправились на набережную, хорошо, что погода позволяла. Мы говорили о пустяках, шутили, смеялись. Все было очень даже весело, пока Толик не предложил мне стать его девушкой. Я категорически отказалась, объяснив это тем, что люблю Илью и никогда не смогу полюбить кого-то еще. Я начала плакаться Толику о том, как трудно ждать, когда не знаешь, нужна ли ты вообще, но в любом случае, меня это не остановит. Илья приедет, и мы будем вместе. Толик очень внимательно выслушал все мои слезливо-страстные речи, а потом сказал, что понимает, как это тяжело. Он сказал, что никогда не встанет между мной и Ильей и поможет мне сделать так, чтобы мы были вместе.

Как же я была благодарна этому молодому человеку, над которым пусть и по-доброму, но иногда подшучивали его друзья, считая его, по меньшей мере, непутевым. В конце концов, Толик проводил меня до дома и, поцеловав напоследок в щеку, сказал, что Илья уже около месяца, как вернулся, и в выходные они все встречались. Меня его слова не то чтобы удивили, ведь баба Шура меня об этом уже предупреждала, но после них я быстро попрощалась с несостоявшимся кавалером и помчалась домой, чтобы позвонить Илье, ведь у меня оставался только один день, надо было успеть.

Пока я набирала заветные семь цифр на телефонном диске, мое сердце так и норовило выпрыгнуть из груди, ведь еще немного, и я услышу его голос, а завтра мы с ним встретимся. Трубку взяли очень быстро, прозвучало всего лишь два–три гудка, и на другом конце провода раздался голос, услышать который было самым большим желанием моего прошедшего лета. Но разговора не получилось. Выслушав мое приветствие, Илья сначала достаточно долго молчал, после чего ответил, что больше никогда не хочет встречаться со мной, что я ему неинтересна, и положил трубку.

Что было дальше? Да ничего особенного. В четверг мы с подругами устроили маленький междусобойчик прямо на работе. Дело в том, что наше начальство уволило уборщицу, и теперь мы сами мыли полы после закрытия архива, поэтому могли себе иногда позволить некоторые вольности.

Короче, в четверг, вместо встречи со своим будущим мужем я напилась просто в хлам, а потом позвонила Толику и договорилась с ним о встрече на следующий день. Девчонки довели меня домой под белы рученьки. Сама я еле-еле могла перебирать ногами. Хорошо, что моего позора не видели родители, как всегда, проводившие время на даче. В пятницу утром я проснулась от сильных желудочных спазмов, а потом выпитый вчерашним вечером алкоголь вырвался из меня наружу. Мало того, что я валялась прямо на полу, не добравшись до своей кровати всего несколько метров, так и спала я еще прямо в пальто. Так что, и пальто, и сапоги, и пол – все это в пятницу утром было не просто жуткого вида, но еще и источало такое зловоние, что даже в глазах резало.

Я не смогла пойти на работу, позвонила начальнице и взяла отгул, сказавшись больной. Потом кое-как привела себя в божеский вид и снова поехала в Ключевой. Но в тот день старушка была занята: клиенты толпились уже на улице. Во все наши предыдущие встречи я не встречала у бабы Шуры ни одного человека. В этот же день пришлось ждать, долго ждать. Баба Шура вышла во двор, спустя пару часов после моего приезда и сразу обратилась ко мне:

– Вижу, встреча с будущим мужем состоялась?

Я отрицательно замотала головой, не в силах что-либо сказать.

– Беги ты, деточка, от этого человека, не твой он.

Потом баба Шура развернулась и ушла в дом, пригласив следовать за собой девушку из очереди. Я же, постояв в растерянности еще какое-то время, вернулась в Выборг.

Вечером с бутылкой водки ко мне домой пришел Толик. После непродолжительного и молчаливого застолья он тупо, без каких-либо изысков, залез на меня, подергался, уткнувшись лицом в мою подушку, быстро кончил и завалился спать. Я смотрела в потолок и вспоминала нашу первую встречу – баньку у Кречета, когда Толик был там с какой-то Надюхой.

Мы с Кречетом на правах хозяев пошли в парилку последние и когда вышли оттуда, то голубки уже спали на одном из диванов в большом предбаннике. Мы легли на втором диване и быстро уснули. Под утро я проснулась от ритмичного поскрипывания соседнего дивана.

Картина, конечно, была так себе. В предрассветных сумерках Толик забрался на Надю, та слабо пыталась сопротивляться, но он зажал ей рот рукой и преспокойно ритмично скрипел, нисколько не беспокоясь ни о чувствах партнерши, ни о том, что подобные звуки могут разбудить нас с Ильей. Количество выпитого спиртного, видимо, дало о себе знать, и он очень долго не мог кончить. Бедолага пыхтел и потел, старательно пытаясь как-то завершить начатое, но все безрезультатно. Надюха уже вся измучилась, измучился и сам секс-марафонец, но конца-края этому представлению не было видно. В какой-то момент мне надоело смотреть на все это, я встала, подошла к горе-любовникам и погладила Толика по голове. После этого он сразу обмяк, сполз со своей дамы и тут же уснул, даже не удосужившись натянуть на свой зад штаны.

И вот теперь я была на месте той самой Надюхи: лежала рядом с совершенно чужим мне человеком и плакала. Отец был прав, я позволила себе лишиться девственности еще до свадьбы, а значит, никого другого я не заслуживала. Толик настолько потасканный, что никогда не упрекнет. На следующее утро мы проснулись парой, а я для себя решила, что больше не поеду в Ключевой. Общаться с бабой Шурой я больше не хочу, хотя потерять ее очень-очень жалко.

Глава восьмая

Мария и Илья. Сентябрь 2019 г.

Очень-очень жалко девушку, у которой такие огромные и дикие тараканы в голове – эта мысль пришла в голову Марии, когда она прочитала очередную запись в дневнике ее матери и глубоко задумалась. Как же не похожа она на уравновешенную и мудрую женщину, какой знала ее дочь! Неужели девчонки конца двадцатого столетия так были зациклены на своей непорочности? Или это только в их семье был такой домострой? Какой же темной нужно быть, чтобы так реагировать при виде обнаженного мужчины?

А Кречет этот, ну прямо первый парень на деревне, а в деревне один дом. Так унижаться перед очередным своим кавалером – это, конечно, край. Да и отец мой, похоже, еще тот красавчик! Разве могут быть счастливыми отношения, построенные на жалости и желании облагодетельствовать?

«Я его любить не буду, но спасти – спасу» – бредятина несусветная. Соглашаться на связь с мужчиной только чтобы он не упрекал тебя в том, что он у тебя не первый… Мамочка, милая, да как же ты жила–то со всеми этими комплексами? И что, господин Кречетов так больше ни разу и не появился?

***

– И что, господин Кречетов так больше ни разу и не появился? – очередной совместный вечер в реанимационной палате начался с довольно странного для Ильи вопроса.

– В каком смысле – не появился? Когда и куда?

– Ой, простите, Илья Валерьевич, я тут снова мамин дневник перелистывала и наткнулась на запись, в которой она описывает свои переживания после того, как Вы отказались с ней встречаться.

– А, это когда мы с Кабаном ездили после его свадьбы к его отцу, а потом застряли в Адлере?

– Да уж, такое свадебное путешествие без невесты. Забавно даже. А чем в это время занималась Тамара?

– Чем она еще могла заниматься? Она работала. Кабана же кормить вкусно, да поить сладко всегда надо было.

– Но вернемся к нашим баранам. Вы отказались встречаться с мамой.

– Да, отказался. Испугался я тогда ее напора что ли, хотя напор другой женщины оказался для меня куда более опасным, – Илья снова сидел рядом с Виленой и держал в своих руках ее практически безжизненные ладони, и не отрываясь, смотрел на них:

– Знаешь, Машенька, у меня всегда было очень много женщин, и все они, без исключения, хотели серьезных отношений. Но твоя мать, она была особенной, что ли. Глядя на нее, я не то чтобы понимал, но чувствовал, что никогда не смогу ее обманывать. Ее хотелось беречь от всех невзгод – то были странные чувства, которые я никогда не испытывал ни к одной девушке. Я очень испугался этих чувств. Как мне тогда казалось, они унижали и оскорбляли меня. Сколько баб сохло по мне, а тут какая-то невзрачная пигалица запала. От этой занозы нужно было избавляться. Женитьба тогда точно не входила в мои планы, а просто гулять с ней было невозможно. Какая-то она была слишком чистая для меня, наверное.

– Зато шлюха в Адлере – это, прям Ваш размерчик…

– Ты знаешь, Машенька, тогда мне казалось, что мой. Никаких обязательств, никакой рутины. Один лишь секс – голый и беспощадный. Чего еще желать бестолковому двадцатилетнему парню? Это сейчас я прожил бы свою жизнь совершенно иначе и никуда бы Вилку не отпустил, но тогда она казалась мне слишком деревянной что ли. Хотя, признаться, мы с ней так ни разу и не переспали. Обнаженными друг друга видели, самые жаркие прелюдии проходили, а вот секса так ни разу и не было. Может, еще и поэтому мы так и не смогли до конца отпустить друг друга. Переспали бы, что-нибудь бы не понравилось, и расстались бы, ни о чем не сожалея…

– Даже и не знаю, что сказать….

– Возвращаясь к твоему вопросу. Прошло месяца два после нашего с ней телефонного разговора, и я решился пойти к ней на работу. Я знал, что Вилка останется после закрытия архива мыть полы…

– Серьезно? – Мария не смогла удержаться от удивленного возгласа.

– Да не удивляйся ты так. На протяжении всех этих лет мы зорко следили друг за другом и знали друг о друге практически все: она – обо всех моих похождениях, я – обо всех ее проблемах. Мы же не могли вычеркнуть из своих жизней совместных друзей, а уж они-то старались просвещать нас на всю катушку. Короче, Настя подсказала мне, как я могу выловить Вилену, чтобы рядом с ней не было Толика.

– Почему Вы вообще решили прийти к ней? Ведь она уже встречалась с Вашим другом, а Вы – с Татьяной – одноклассницей Насти, если я не ошибаюсь.

– Знаешь, все с нашей первой встречи пошло не так. Настя всегда хотела со мной переспать, несмотря на то, что мы с ее мужем были друзьями, и дико ревновала меня к любой девушке, которая вырисовывалась на моем горизонте. Не стала исключением и Вилена, которая, по простоте душевной, этого и предположить не могла, рассказывая своей близкой подруге обо всех своих переживаниях. Последние, соответственно, становились предметом насмешек не только ее мужа, но и всех тех людей, которые входили в окружение супругов. Хотя, честно говоря, и с Мешком, прости, Михаилом, Настя тоже заигрывала от всей души.

– Ну и как, хоть с кем-нибудь из вас переспала, или так и не смогла?

– Представь себе, с Мешком они переспали, после чего Настя от него благополучно отцепилась, а вот со мной у нее ничего не получилось, так что, крови она и мне, и моим девушкам попила – будь здоров. И все это под маской заботы.

Кречетов замолчал. Мария хотела было напомнить ему о теме их разговора, но глядя, как он пытается передать частичку своего тепла ее матери, решила его не торопить. Да и трогать его было сейчас бесполезно. Марии показалось, что он как будто испарился отсюда: тело его вроде было здесь, а вот где в это время был он сам? Скорее всего, где-то там, с ее матерью, то ли в не сложившемся прошлом, то ли в не состоявшемся будущем. Кто их, этих двух непутевых, разберет…

Спустя какое-то время Илья Валерьевич пришел в себя, отпросился у Марии покурить, а чуть позже вернулся в палату с двумя большими стаканами горячего кофе.

– Итак, почему Вы решили прийти, ведь тогда каждый из вас уже официально был не один? – Мария с удовольствием сделала несколько глотков напитка и решительно продолжила свой допрос.

– Я быстро понял, что расставание с Виленой было огромной ошибкой: мне на шею вешалась Татьяна – этакая раскрепощенная молодая мамаша, которой изменял муж – да так напористо, я бы даже сказал – нахраписто, что Вилкина навязчивость на этом фоне была просто милой.

– Ну, наверное, секс с этой женщиной был великолепным.

– Да не то слово, он был потрясающим! – Илья, словно одумавшись, посмотрел на Марию.– Прости, я, кажется, лишнего наговорил?

– Нет, Вы же сами обещали мне ничего не утаивать, хотя, чего греха таить, не особо приятно слышать, что твоей матери предпочли другую женщину.

– Татьяна вцепилась в меня такой мертвой хваткой, что практически с первых наших с ней встреч заполнила собою и своим ребенком все мое жизненное пространство. Практически сразу же она познакомила меня со своей трехлетней дочкой, которая уже во время первой встречи назвала меня папой.

– А как же муж Татьяны?

– А что муж? Грабовский жил в другой семье, через несколько месяцев у него должен был родиться второй ребенок. Хотя официально развод еще не был оформлен, тем не менее, Татьяна охомутала меня, будь здоров. Кунаевых наша с ней связь раздражала больше некуда. Хотя неизвестно, что их бесило сильнее – наше с Татьяной общение или встречи Вилки с Толиком. И вот после очередных наших посиделок на кухне у Кунаевых я решился встретиться с Вилкой.

– Почему именно после встречи с Кунаевыми?

– Они, разумеется, исходя каждый из своих интересов, хотели, чтобы мы с Виленой были вместе.

– Зачем им это?

– Сама подумай, во-первых, Настя тогда продолжала бы контролировать и меня, и Вилку, и наши с ней отношения. Манипулировать людьми у этой женщины очень даже неплохо получается. Во-вторых, Вилка в роли моей девушки как нельзя лучше устраивала и Серегу, она была более покладистой, нежели Татьяна. В-третьих, супругов очень раздражало, что мы с Татьяной использовали их квартиру для своих страстных встреч.

– В каком смысле моя мама была более покладистой?

– Да в прямом. Татьяна сразу же заявила о своих правах на меня. Я – такой весь независимо–непробиваемый – подчинялся не то что каждому жесту, но каждому ее взгляду. Она запретила мне ходить куда-либо без нее, особенно этот запрет распространялся на посещение семейства Кунаевых. Татьяна, как истинная женщина, очень быстро раскусила Настю и ее настоящие желания, и прямо запретила мне приближаться к ней. Кроме того, я это понял только сейчас, она всеми правдами и неправдами пыталась оградить меня от встреч с твоей матерью. Всю нашу совместную жизнь она больше всего боялась появления на моем горизонте именно Вилены.