Текст книги "Люблю тебя. Прости"

Автор книги: Татьяна Пасмурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава пятая

Илья. 1 Мая 1996 г.

– Так мы договорились?

– Да.

– То есть, если ты уложишь сегодня, ни завтра, ни через неделю, а именно сегодня нашу недотрогу в койку, то я ставлю тебе шесть бутылок «Белого аиста», если нет, то проставляешься ты. Мешок, разбей.

Илья с Сергеем скрепили договор рукопожатием, а Михаил стал свидетелем этого не очень-то и этичного спора. А все началось с того, что Серый проболтался о девичнике, который вечером устраивает его жена. Шляться по городу было довольно скучно. Что-то не везло в этот день с приключениями, а тут возможность хоть как-то поразвлечься, да и перекусить уже чем-нибудь не мешало бы.

Зашли в магазин на Московском, купили пару бутылок водки, колбасы и томатного сока. Очень редко кто отказывается от «Кровавой Мэри», а девушку уговорить под такой напиток гораздо проще. Илье сегодня предстояло выступить в роли рокового соблазнителя. Не его амплуа. Он привык к тому, что девахи сами вешаются ему на шею, а тут придется немного постараться, впрочем почему бы и нет, тем более, что «Белый Аист» того стоит.

Что за недотрога такая, о которой постоянно говорят и Серый, и его жена? Настя даже до того дошла, что считает эту самую Вилену (никогда не слышал о таком имени) гораздо более подходящей парой для своего мужа, нежели она сама, причем это обсуждается в тесном семейном кругу, с мамками и бабками. Серега сейчас минут тридцать доказывал, что эта девушка никогда не ляжет с первым встречным. Чем эта девушка так их околдовала? Почему они раньше никогда не встречались у Кунаевых?

Вспомнить ту же Дулесову. Уж как она бросалась на Илью, какие речи толкала о том, что он не просто лучший, а единственный, и другого такого никогда не будет. Отдалась она ему еще в девятом классе и до самой армии Кречетов и Дулесова считались парой. Секс с ней был просто ошеломляющим (по правде говоря, другим в это время секс казаться и не мог). Кусты, подъезды, ванные комнаты у друзей, лифты, места у мусоропроводов, скамейки в парках – все несло отпечатки их страсти. Илья уж грешным делом подумывал, что после его возвращения из армии они первым делом помчатся в ЗАГС, но, как говорится, отряд не заметил потери бойца. И уже через месяц после его проводов Дулесова нашла ему замену – «паровоза» из Советского, знаменитого на весь Выборгский район своими красными спортивными штанами.

Колотил он ее знатно, повезло ей, что сел за убийство, так хоть жива осталась. После этого она устроилась официанткой в яхт-клуб, где и нашла себе мужа в красном (вот тянет же бабу на все красное) клубном пиджаке и с толстенной золотой цепью на шее. Теперь она и при деньгах, и при цацках, и при яхте, и при муже. Попадись ей кто-то покруче, уйдет и даже не вспомнит, как звали.

Все бабы одинаковые. Ни одна не отличается от тех, что снимаются на Привокзальной, разве что цена разнится. С площади-то хоть уговаривать не приходится: заплатил и действуй, а эти еще сколько ломаться будут.

– Кстати, Мешок, сегодня здесь и толстушка–хохотушка должна быть. Вы с ней так и не закрепили наш с Настей союз.

– В каком смысле?

– В прямом. Разве не принято свидетелю «топтать» свидетельницу, – Серый заржал над своей собственной шуткой так, что нещадно запотели стекла его несоразмерно больших очков. – Да я сегодня самый настоящий благодетель: каждому из вас бесплатных баб подгоняю.

– Меня и Луиза устраивает, – Мешку явно не понравился тон друга, но как обычно, зная умение Сергея заговаривать всем зубы и выворачивать любое происшествие себе на пользу, ему старались не перечить и многое спускали с рук.

– Брехня! Твоя Луиза сейчас нежится под южным солнцем. Заметь, без тебя, только с такой же сексапильной подругой, тогда как ты здесь, протираешь свои запотевшие очки, – Кунаев снова заржал. – Так что пользуйся моей добротой, пока горячие кавказские парни пользуются твоей Луизой.

Тут произошло совершенно неожиданное. Всегда спокойный Михаил набросился на Сергея, а Илье пришлось в срочном порядке их разнимать.

– Хватит. Мешок, а ты радуйся, пока свободен, а то прижмет тебя твоя Луиза так, что даже чихнуть без ее ведома не сможешь. – Вот же, сцепились два очкарика. Илья упорно втискивался между друзьями, пока Михаил не отцепился от лацканов плаща Сергея, все еще бубня что-то нелицеприятное себе под нос.

Так и шли трое молодых мужчин, надувшись и обидевшись друг на друга. К счастью, идти было совсем близко, и уже через несколько минут они стояли в прихожей квартиры и ловили на себе сальненькие взгляды уже успевших распить бутылку «Полянки» подруг Насти, вот только не всех. Та самая недотрога даже не встала с дивана и не вышла из-за стола. Такая скромняшка может и не клюнуть. А у нее точно был секс? Как-то тухло все. Проиграть шесть бутылок коньяка совсем не входило в его планы. Придется постараться.

А тут еще и Насте от выпитого, видимо, совсем голову снесло. Уселась к Илье на колени, даже не пытаясь обращать внимание на своего мужа. Да еще одна деваха, Наталья, кажется, сидит на диване рядом с Виленой, загораживая собой единственный к той подступ. Отгородилась так отгородилась: стена, стол, подруга. Настасья совсем очумела, слазить с его колен не собиралась вообще. Так, стоп, ее же собственный муж мог попросить не подпускать Илью к Вилене. Шесть бутылок коньяка все-таки. Как говорится, все в дом. А еще эта Вилена сидит единственной трезвенницей. Плохой знак, совсем плохой.

Илья раздумывал, как ему выманить эту неприступную простушку (одета она была так себе и практически без косметики), и тут ему на глаза попалась грустно лежащая гитара бывшей свидетельницы, которой вполне можно воспользоваться, пока Мешок там развлекается с ее хозяйкой на кухне. Несколько минут Илья настраивал гитару под себя. Затем исполнил несколько армейских песен. Слушали все, но вот эта Вилена – настоящее бревно бесчувственное (представить страшно, какая она в сексе) – даже не посмотрела в его сторону. Серый уже злорадно ухмылялся и демонстративно потирал руки, и тут Илья решил напрямую заговорить с упорно молчавшей Виленой:

– А почему не слышно восторгов от девушки в углу? Или ей не нравятся песни под гитару?

– Песни под гитару нравятся всем, особенно на вечеринках.

– Какую же песню исполнить для тебя? Есть какие-то особые пожелания? – Илья даже подался вперед, к Вилене. Пусть их и разделял стол, но он был само внимание. Любой женщине такое бы польстило, но, видимо, только не этому сухостою.

– Да нет, особых пожеланий нет, но чтобы не обидеть исполнителя… Мне очень нравится Визбор.

Илью словно волна окатила. Он вспомнил одну из песен Юрия Визбора, которую знал уже очень давно, но никогда и нигде не пел. Слишком уж личной была эта песня, для каждой встречной ее не будешь петь, но тут, напомнил он себе, на кону было целых шесть бутылок армянского коньяка, а это уже не шутки. Илья долго перебирал пальцами струны, после чего, глядя прямо в глаза Вилене, запел: «Ты у меня одна, словно в ночи луна…». Все присутствующие замолчали, даже с кухни пришли бывшие свидетели. Это было чертовски приятно, но самое главное сегодня – его слушала эта неказистая недотрога.

Сам того не замечая, Илья буквально растворился в ее ничем не примечательных карих глазах. На какие-то секунды ему показалось, что его душа общалась с душой Вилены, и им обоим было светло, радостно и спокойно оттого, что они были вместе. Наваждение быстро прошло, и, стряхнув с себя его остатки, и еще раз внимательно присмотревшись к ней, Илья понял, что коньяк будет его.

Дальше все шло как по маслу. Остаток вечера Илья и Вилена провели вместе. Они выпивали и целовались, танцевали и обнимались, болтали и снова целовались. Стоило признать, что девчонка, сама того не зная, зажигала в нем какую-то неведомую ранее страсть. Она оказалась приятной собеседницей, но самое главное – у нее была маленькая грудь. Илья никогда не говорил об этом своим друзьям, которые всегда стремились найти девушек с большими бидонами, тогда как плоскогрудых (как же его коробило от этого слова) весьма старательно избегали.

Так что, к концу вечеринки он действительно хотел эту девушку и совсем не ради шести бутылок «Белого аиста», а просто потому, что она запала ему в душу, а еще потому, что сама того не ведая, соответствовала его представлениям об идеале любимой женщины. Вилена завела Илью так, как не получалось ни у одной из его многочисленных не только бывших, но и настоящих партнерш по сексу, а выигранный в честном споре коньяк мог оказаться отличным дополнением к завершению приятного времяпровождения.

Парень потащил свою новую знакомую к себе домой, нисколько не сомневаясь, что все срастется, но вмешался господин случай. Когда они уже извивались на его диване, пытаясь стянуть друг с друга остатки одежды, в комнату ворвался Ванька, его шестилетний брат. Как оказалось, родители передумали ночевать на даче и вернулись в город. Пришлось срочно собираться, прямо на глазах его родителей и сматываться из дома.

И тут Илья вспомнил еще об одном качестве Вилены, о котором говорил Серый – ее честности. Якобы она никогда не воспользуется чужими деньгами. Размышлять было некогда, поэтому парень вручил Вилке (так он окрестил ее для себя) пачку в сто купюр достоинством в 50 000 руб. Был бы он трезвым, никогда бы не рискнул такой суммой, необходимой ему для вложения в собственный бизнес, только лишь для того, чтобы проверить порядочность какой-то непутехи. Сейчас же он очень легко и просто положил деньги в ее сумочку, даже толком и не объяснив, зачем ему это.

Интересная такая ночка выпала. Илья все-таки подумывал заняться сексом с Вилкой по дороге к ее дому, но и этот план тоже потерпел неудачу. Чуть позже Илья уже рассчитывал на подъезд, но рядом с домом на улице стоял ее отец. Девчонка-то, оказывается, ни разу не гуляла так допоздна. Илья хотел уже было ретироваться домой, ожидая, что сейчас огребет по самое не хочу, но предок ее оказался вполне себе адекватным человеком, и уже через несколько минут все сидели на кухне, в доме Вилены и отмечали Первомай.

Илья снова воспрял духом, когда отец приказал своей дочери постелить парню в комнате ее старшего брата, который, по-видимому, жил сейчас в Питере. Так что, как только родители уснут, молодой человек вполне мог осуществить свой замысел… Коньяк в очередной раз за вечер замаячил на горизонте, но Илья не рассчитал свои силы, и едва только он добрался до кровати, как тут же провалился в глубокий пьяный сон.

Пробуждение оказалось каким-то совсем нерадостным. Открыв глаза, поначалу Илья тупо пялился в серый от долгого отсутствия ремонта потолок, вспоминая, где он. Вернувшись к вчерашним приключениям, Илья осознал, что пари он все-таки проиграл. Это было чертовски обидно. Чуть позже в дверь осторожно поскреблись, и в комнату заглянула вчерашняя недотрога. Как там ее звали-то? Лера? Люся? Вилка? Какая еще вилка? Причем тут, вообще, столовые приборы? А, Вилена, почему бы и не Вилка?

– Доброе утро! Как тебе спалось? Чаю принести? Есть клубничное варенье, очень вкусное, – девушка нервно теребила поясок зеленого халатика в какой–то невнятный желтый рисунок. От этого рисунка Илью не по-детски замутило, да так, что пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть этой «красоты».

Вслед за Вилкой в комнату вошел отец семейства и, оценивающе глядя на парня, предложил ему опохмелиться. Илья наотрез отказался. Быстро выхлебав горячий чай, парень ретировался, поцеловав на прощание в щеку свою новую знакомую, так и не ставшую партнершей по сексу.

Не успел Илья добраться до своей квартиры, как сразу ему пришлось разговаривать по телефону с Серым, который, как и следовало ожидать, был очень рад халяве в шесть бутылок армянского коньяка. Жаль, конечно, что придется так раскошелиться, хотя, с другой стороны, пить-то его все равно они будут вместе, ну, может быть, еще Мешок присоединится.

Илья весь день провалялся на диване, пялясь в телевизор в попытках не вспоминать странную вчерашнюю знакомую. Ближе к вечеру снова позвонил Серый и сказал, что срочно нужно встретиться. Илья собрал себя в кучу и отправился к другу. Там ему отдали его же деньги, которые он так глупо вчера всучил Вилене, хотя и не все.

– Чего и следовало ожидать, – Илья бегло пересчитал деньги и криво ухмыльнулся. – Здесь не вся сумма.

– Ты же сам доказывал, что любая воспользуется халявными деньгами, пусть и не всеми, но хотя бы часть да возьмет, – Серый внимательно следил за реакцией своего друга. Как же Илью бесило это выражение всезнайки на его лице.

– Хватит об этом. Может, хоть тряпок нормальных купит, – Илья злился, и было отчего, ведь он потерял деньги, хорошо хоть, не все. Да еще придется потратиться на проигранный в споре коньяк. Хотя, его теория оказалась в очередной раз подтверждена. Все бабы – суки. Этот факт остается только признать окончательно. Спасибо и на том, что вернула большую часть отданной ей на сохранение суммы. В конце концов, сам – мудак.

– Ладно, Кречет, не заводись, ты проиграл в главном – ты с ней не переспал. Так что, вали за коньяком, а я пока Мешку позвоню.

Весь остаток дня три одноклассника просидели на кухне Кунаевых, попивая коньяк и обсуждая политику, бизнес и баб. Спиртное лилось рекой, горячие споры не утихали, а Илья все никак не мог успокоиться. Почему, ну почему Вилка отдала деньги не ему, а Насте? Он ей так не понравился? Или стыдно было, коль целый миллион себе оставила?

– Кречет, что-то ты сегодня в облаках витаешь. Все думаешь, как исправить свою неудачу и все-таки воспользоваться недотрогой? – Мешок подтрунивал над одноклассником, пытаясь заглушить собственные переживания по поводу подруги, свалившей без него на юга.

– Да пошел ты… Ни о ком я не думаю. Не вышло и не вышло. Других таких почти непробованных пруд пруди, – Кречет налил себе рюмку «Аиста» и, не дожидаясь никого, залпом выпил.

– Ого, а Кречет–то у нас запал, – Мешок явно нарывался на неприятности. Кречетов хотел уже было сцепиться с ним, но его остановил вопрос Серого:

– Серьезно?..

Глава шестая

Мария и Илья. 2 сентября 2019 г.

– Серьезно? То есть ваша с мамой встреча была инициирована всего лишь спором?

Время приближалось к полуночи, а в одноместной реанимационной палате одного из частных медицинских центров Санкт–Петербурга, у кровати находящейся в коме сорокапятилетней женщины сидели двое – мужчина ее возраста и молодая женщина – ее дочь и человек из прошлого, роль которого в жизни своей матери дочери еще только предстояло выяснить.

Благодаря тому, что главврачом здесь был тоже человек из прошлого, этим двоим позволялось очень многое, в том числе и практически круглосуточно находиться возле нее. Это было первое их совместное, если так можно выразиться, дежурство. Общее горе еще не сделало их близкими. Им только предстояло узнать друг друга, чтобы общими силами попытаться помочь вернуться к жизни значимому для них обоих человеку.

– Да. Это была тупая попытка великовозрастных бездельников поразвлечься.

– То есть мама была для Вас всего лишь каким–то одушевленным куском мяса, с которым можно было поступать так, как хочется, совершенно не задумываясь о ее чувствах?

– К сожалению, да. Мне очень стыдно. И все эти годы я чувствовал свою вину перед ней, но ведь и она тоже оказалась хороша, присвоив себе чужие деньги, – Илья неотрывно смотрел на практически неживое лицо Вилены. – Не понимаю, почему она их взяла? Этот поступок совершенно не соответствовал той Вилке, которую я узнал позже, но, признаться, эти деньги всегда незримо стояли между нами, хотя миллион по тем временам был не такой уж и большой суммой. Что тогда можно было купить на миллион? Кожаную куртку на базаре. Но сам этот факт.

– Честно говоря, я с огромным удовольствием залепила бы Вам пощечину, но мама меня воспитывала в уважении к старшим. Я вот понять не могу, почему Вы сразу не расспросили ее об этих самых деньгах? Было так сложно прийти и потребовать, чтобы она вернула недостающую сумму? А после того, как Вы на маму поспорили, я бы сама потребовала с Вас компенсацию за моральный ущерб.

– Ну, наверное, в глубине души я понимал, что заслужил это, поэтому и не стал ничего выяснять.

Мария сидела на диванчике, на котором ей предстояло спать очередную ночь, тогда как Илья Валерьевич расположился, сняв ботинки и подогнув под себя правую ногу, в удобном кожаном кресле, белого, в тон всей палате, цвета, стоявшем в ногах больной. Они еще избегали смотреть друг другу в глаза, один – от какого-то непонятного смущения, другая – от раздражения, все никак не проходящего, даже несмотря на целительное общение с мужем.

После последней фразы Ильи Валерьевича в палате наступила не совсем удобная тишина. Мария какое-то время смотрела на мать, словно ведя с ней диалог, а потом решительным жестом открыла сумочку и достала из нее тетрадь далеко не первой свежести, открыла ее практически в самом начале, перевернула буквально одну–две страницы и прочла:

– «Позднее в сумочке я обнаружила целую пачку крупных купюр. Большого труда стоило мне вспомнить, что после того, как мы с Ильей вышли из его дома, он отдал мне эти деньги, причем даже не объяснил, зачем, а может быть, я просто не помню причин? Он же спьяну мог вообще забыть о том, что отдал эти деньги мне! Думаю, что я поступила правильно, вернув вчера их Насте. Честно говоря, я даже и не знаю, сколько там было. Но больше меня волнует другое: понравилась ли я Илье, вдруг он меня даже видеть не захочет, а из-за этих денег он вынужден будет встречаться со мной?

Нет, пусть уж лучше сам решит, нужна ли я ему. Если нужна, то он знает, где меня искать, а если нет, так пусть лучше и не появляется».

– Что это?

– Это отрывок из первой записи в дневнике моей матери, о котором я Вам говорила.

– Но из него следует, что она не оставляла себе эти долбанные деньги, то есть получается, что их забрали Кунаевы? Но как так-то?

Илья встал и нервно заходил по палате, совершенно не обращая внимания на то, что ходит в одних носках. Мария с живым интересом наблюдала за действиями мужчины, который спустя столько лет узнал правду о камне преткновения, не позволившем когда–то обрести ему свое счастье. В одно мгновение лицо этого человека стало серым, словно из него выкачали саму жизнь. Он остановился у постели матери Маши, сначала очень осторожно коснулся ее руки, а потом и сам наклонился к ней, чтобы нежно поцеловать ее лоб.

Мария с замиранием сердца следила за его действиями. Почему-то совершенно не к месту ей вспомнились слова из какого-то сказочного фильма о поцелуе истинной любви, призванном разрушить злые чары и пробудить заколдованную красавицу ото сна. Но как бы она не тешила себя надеждой, чуда не произошло. То ли поцелуй был неистинным, то ли раскаяние фальшивым, то ли просто время уже ушло, обесценив их чувства. Молодая женщина неслышно выскользнула из палаты, чтобы принести им двоим кофе из стоявшего в дальнем углу коридора автомата.

– Может быть, выйдем на воздух? – Илья Валерьевич подошел к девушке, когда она уже один стакан держала в руках. – Давай я тебе помогу.

– Да, идемте, подышим. Это Вам, – Мария протянула Илье Валерьевичу большой стакан кофе. – Надеюсь, Вы пьете черный с сахаром?

Илья утвердительно кивнул. Они молча спустились по лестнице на первый этаж, прошли мимо скучающего охранника и вышли на воздух.

– Тяжело, наверное, узнавать такое?

– Да, нелегко. Особенно принять тот факт, что только собственная глупость вперемешку с гордостью помешали стать счастливым.

Они пропустили ярко освещаемую фонарями скамейку напротив самого входа и сели на скамейке, спрятанной от любопытных глаз небольшой живой изгородью.

– Знаешь, теперь мне становится понятно, почему Кунаев настоял на том, чтобы взять ее к нам. Я тогда долго не мог понять его мотивов, а он просто был в ней уверен, но при всем при этом, причину своей уверенности он так и не озвучил, сказав только, дословно: «Она никогда не посмеет обворовывать своих благодетелей».

– Странная фраза из уст человека, который считается другом.

– Нет, вполне нормальная для Кунаева. Это в его характере – показушничество и возвышение себя любимого всеми ведомыми и неведомыми способами.

– И Вы мирились с этим человеком? Даже имели совместный и насколько я знаю, весьма прибыльный бизнес.

– Да, который с приходом Кунаева, спустя всего лишь четыре года успешно разорился.

– Печально.

– Нет, ты знаешь, вполне закономерно. Этот человек все и всегда разрушал в моей жизни. Это видели все, кроме, как они думали, меня. А я просто-напросто был ему должен, чем он, в свою очередь, весьма талантливо пользовался, – Илья достал из кармана куртки пачку, но никак не мог достать из нее сигарету, он просто вертел ее в руках, снова погрузившись в воспоминания.

Мария терпеливо ждала продолжения и боялась спугнуть, отчетливо понимая, что сейчас Илья Валерьевич решает, какой вариант выбрать: или полностью довериться ей, или никогда и ничего правдивого не рассказывать, а только озвучивать «прилизанную» версию своей судьбы.

– Ты уверена, что хочешь все это знать? Зачем тебе все это? Прожили так, как прожили. Все равно уже ничего не изменить.

– Илья Валерьевич, для меня это очень–очень важно. А еще, насколько я понимаю, это важно для вас обоих. Может быть, сейчас пришла уже пора во всем разобраться?

– Что ж… Я закончил девять классов, затем поступил в «Александровку».

– Это, по-моему, политехнический колледж?

– Да, точно. Поступил я на специальность «Строительство и эксплуатация зданий и сооружений», – Илья наконец-то прекратил теребить сигареты, достал одну из пачки и закурил. – После окончания ушел в армию. Попал, разумеется, в стройбат, в один из военно-строительных отрядов в Сибири. Возводили мы там секретный объект, а если серьезно, то обустраивали огромные охотничьи угодья в такой глуши, куда добраться можно было только на вертолетах, – мужчина снова на какое–то время замолчал, сделал несколько глубоких затяжек и продолжил: – Поплатился я тогда за выбранную специальность знатно.

– В смысле? Что может быть плохого в такой престижной специальности?

– Поверь, если бы не эта профессия, вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.

– Почему Вы так разочаровались в своем выборе?

– В нем-то я как раз и не разочаровался, но до сих пор ужасаюсь его последствий, – наступила очередная минута тишины. – Мария, ты, наверняка, не знаешь, что ранее в строительные войска брали, в основном, парней с судимостями, как правило, с условными сроками, так что догадаться несложно, какие там были отношения между солдатами. Практически та же самая зона.

– Илья Валерьевич, Вы серьезно? В армию брали судимых?

– Да, то ли это была своеобразная школа перевоспитания, хотя там быстрее нормальные пацаны перенимали все повадки зэков, то ли государство хотело с каждой, пусть даже самой паршивой овцы, получить хоть какой–то клочок шерсти. А это, считай, была практически дармовая рабсила. Так вот, представляешь, какие там царили порядки?

– Нет, и даже представить боюсь.

– Был у нас один ефрейтор. Человеческого в нем было гораздо меньше, чем в медведе–шатуне. Я из-за колледжа пошел в армию уже не со своим возрастом, а он и того старше был. Сколотил он под стать себе и компанию. Солдаты боялись их до состояния нестояния, даже командиры опасались. Опускали они каждого молодого, кто в часть попадал. Знаешь, была этакая рота петушков, строящих элитный объект.

– Что же, нельзя было на них никакой управы найти? – Мария слушала, внутренне сжавшись.

– Конечно, нет. Они были под надежной защитой заместителя командира части по воспитательной работе. Те мальчишки, которые не выдерживали таких жестоких измывательств, кончали собой.

– И что? Это не вызывало никаких вопросов со стороны, я не знаю, начальства? Со стороны комитета солдатских матерей? Но ведь что-то же можно было сделать?

– Милая девочка! Комитет солдатских матерей если и существовал тогда, то только в зачаточном состоянии. Никто другой ничего не замечал. Главным для начальства было вовремя сдать объект. А какой ценой это достигалось, не волновало абсолютно никого. В конце концов, есть допустимые потери личного состава, а все суициды списывались на небрежность и неосторожность самих солдат. Тупые, короче, мальчишки в эту часть приходили.

– Да Вы шутите. Или просто страшилки на ночь решили мне рассказать, – Маша буквально вжалась в скамейку, обхватив себя руками так крепко, что даже в темноте, под светом ночного фонаря, Илья разглядел, как побелело ее лицо и каким-то неживым сиянием светились ее руки.

В этот момент Илья впервые обратил внимание, как же была похожа Мария на свою мать. Нет, не внешне. Внешне девушка была точной копией своего очень даже привлекательного отца. Красавица получилась всем на загляденье. Такая чисто русская внешность: большие серые глаза, небольшой прямой нос, густая копна длинных волос. Какого они цвета на самом деле, сказать было достаточно сложно, но вот темный шоколад был ей, бесспорно, к лицу. Небольшие губы в форме аккуратного бантика очень гармонировали с ее точеными скулами. Стройная фигурка – вот тут она была в мать, только грудь выбивалась.

Походила девушка на Вилку какими-то жестами, мимикой, манерой разговаривать и слушать собеседника, слегка склонив голову к плечу. Илья смотрел на Марию и понимал, что именно этого ему и не хватало всю его бестолковую жизнь – этого вот пронзающего до самой глубины души взгляда. А ведь эта девчонка могла бы быть его дочерью! Как бы он ее любил, как бы он любил их обеих, как бы они могли быть счастливы втроем!

Немного постояв, собеседник Марии начал ходить туда-сюда около скамейки точно так же, как некоторое время назад в палате. Иногда он останавливался напротив Марии и внимательно вглядывался в нее, затем снова начинал ходить. Молчание становилось все более неловким. Мария хотела было снова заговорить, но тут Илья Валерьевич в очередной раз остановился напротив нее и произнес:

– Ты безумно похожа на свою мать.

– Нет, все говорят, что я – копия своего отца, – Мария обрадовалась тому, что молчание было прервано.

– Они правы, но и я прав. Ты взяла от отца внешность, а вот внутренняя красота тебе досталась от матери.

– Спасибо.

– Не стоит. Вряд ли это твоя заслуга. Это просто есть, – Илья Валерьевич еще раз внимательно пригляделся к Марии. – Не пугайся моих слов, девочка. Глядя на тебя, я словно попадаю в молодость. Я только сейчас понял, что для меня очень важно, чтобы нашу историю ты узнала с обеих сторон.

– Тогда давайте продолжим.

Илья Валерьевич сел рядом с Машей и спустя несколько мгновений заговорил:

– Ефрейтор и компания меня не трогали. Были поначалу какие-то жалкие попытки задирать меня, но после того, как я практически кастрировал одного из них розочкой от бутылки, они прекратились. Знаешь, я ему практически срезал одно яичко. Крови было немерено. Поняли они, что я – дикий. Тот парень-то практически ничего и не сделал, только позубоскалил.

– И Вас не наказали?

– Нет. Как я тебе уже и говорил, мы строили элитный объект, и любые специалисты были на вес золота. Короче, никто меня не тронул, просто не замечали. Я тупо делал свою работу и никуда не встревал. Думаю, что заместителю командира по воспитательной работе приказали меня беречь, вот они и отстали, – Илья закурил снова. Видимо, воспоминания были ему не особенно приятны, но он продолжил. – Служил я нормально, но через полгода пришло в нашу часть пополнение. Был в этой группе ребят один мальчишка – Александр Свиридов – совсем воробушек. Очень уж походил он на девчушку.

– Что с ним стало? Он хоть жив остался?

Илья Валерьевич вновь закурил.

– Не знаю, что со мной случилось тогда. Своей незащищенностью напомнил он моего младшего брата, хотя и сравнивать-то тут нечего было: Ваньке всего года четыре в то время было, а тому восемнадцать. Короче, решил тогда наш ефрейтор воспользоваться правом первой ночи. Любил он такие потешки. Грязи, видимо, в тот день ему захотелось. Привели его шестерки мальчишку этого в каптерку, а перед этим, видимо, не только поддали хорошо, но еще и обкурились наславу.

Сигарета тлела в руке, практически у самого лица мужчины, но Илья этого не замечал, погрузившись в кошмар, о котором он старался все эти годы не вспоминать.

– Илья Валерьевич, стряхните пепел, а то одежду прожжете! – Мария осторожно коснулась его руки.

Мужчина очнулся, выбросил сигарету в урну и тут же закурил снова:

– Я был готов закрывать на все глаза, лишь бы меня самого не трогали, и уже думал, что спокойно дослужу до дембеля, но не тут-то было. Не удержался я и пошел в эту самую каптерку. Надо сказать, что подоспел я туда вовремя. Мальчишка висел, с привязанными к потолочной балке руками, разумеется, без какой-либо одежды. Весь избитый, с широко разведенными ногами, привязанными к стульям, на каждом из которых сидели прихвостни ефрейтора.

– Да что же Вы такое рассказываете? Разве может такое быть? Это же люди! Они так не могут!

– Поверь, девочка, именно люди так и могут. Пьяные, обкуренные, забывшие, что такое женское тело. А здесь такой экземпляр. Почему бы его не сделать этаким кастратом–наложницей? Просто петушков-то у них полным-полно.

Ефрейтор стоял у печки и собирался калить нож. Еще двое валялись в отключке: один под столом, другой – уронив голову в перловку с мясом. Хорошо помню, как он храпел. Я тогда испугался, что еще чуть-чуть, и он задохнется, втянув в себя разваренную крупу. Короче, ефрейтор, увидев, что я вошел, не сказал ни слова, а просто молча набросился на меня с ножом. Несмотря на выпитое и выкуренное, ефрейтор оказался чертовски сильным. Хорошо, что у тех, сидящих на стульях, сил не было на меня нападать, а то я бы не сдюжил. Пару раз он полоснул по моему левому плечу, но, в конце концов, я уложил его, ударив по голове тяжелым табуретом. Ефрейтор потерял сознание.

Потом я освободил этого пацана от веревок, хотел было помочь ему одеться, но пришлось обратить внимание на свою руку. Вроде бы и раны были неглубокие, да и боли особо не ощущалось, но кровь все текла и текла, нужно было остановить ее. Оглядевшись, нашел какие-то полотенца, как мог, замотал раны. Видимо, от потери крови меня мутило и очень сильно кружило голову. Я решил выйти на улицу, отдышаться. Потом предстояло замести следы нашего с пацаном пребывания там и серьезно обдумать, как дальше быть.

Не знаю, сколько времени меня не было, но когда я вернулся, то обнаружил в каптерке жуткую картину: мальчишка стоял в огромной луже крови, которая натекла из перерезанной глотки ефрейтора. Пацан перевернул его тело на живот, стащил с него штаны и засовывал ему, простите за подробности, в задний проход сломанный деревянный черенок прямо с метлой на конце. Двое других, сидевших до того на стульях, за спинки которых были привязаны ноги мальчишки, валялись рядом с этими самыми стульями с практически отрезанными головами, остальные продолжали мирно храпеть.