Текст книги "Кодекс (СИ)"

Автор книги: Т. Флорео

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

“Ну же, Роланд, ну же. Что ты копаешься”, подумала майор. Анна с напарником были рядом, но нейро так и зависло в бесконечной перезагрузке, не давая возможности связаться с ними. Можно было отдать команду вслух, но тогда неизвестно было, что сделает Летиция. Пока она потеряла интерес к заложникам, чувствуя что ситуация у нее под контролем, но если ее вспугнуть…

Роланд взмахнул рукой, отсекая очередную голову белой гидры. На обрубке шеи расцвел розовый куст, ощетинился шипами, растущими, угрожающими, пронзающими тело. Тонкий побег хлестнул, обвился вокруг шеи, увлекая его на дно, вдаль от серебрящейся солнечными лучами поверхности воды. За мгновение до того, как тьма поглотила его, пришло наитие – рубить нужно не поперек, а вдоль. Монстр распался надвое и исчез. Перед полицейским лежала рыбацкая сеть, в каждом узле которой был адрес и имя. Террористы, сообщники декера, с которым он боролся сейчас. Роланд положил ладонь на сеть и потянул.

Террористы, пытающиеся подняться на ноги, одновременно рухнули на пол. Предводительница пошатнулась, как от удара. У Мари появилась возможность действовать, и она ею воспользовалась. Одним слитным движением, она сократила разделяющее их расстояние, три раза быстро и жестко ударила Летицию в диафрагму. Но, казалось, ее это только разозлило. Пируэтом она увернулась от кулака, ушла за спину, и, продолжая поворот, пнула Мари под колено, отправив ее в нокдаун. Не давая майору опомниться, направила прямой резкий выпад ей в затылок. Промахнулась. В последний момент Мари отклонилась в сторону, так что удар прошел вскользь по голове, едва не оторвав ухо. Майор схватила руку противницы, глухо рыкнула сквозь стиснутые зубы:

– Попалась!

И резко дернула вниз. Затрещали рвущиеся сухожилия, сустав противоестественно выгнулся и рука обмякла. Летиция взревела от боли, но не остановилась. Целую руку она с размаху опустила на ключицу, раздробив тонкую кость. Не обращая внимания на боль, Мари подобрала и резко выпрямила ноги, опрокинулась назад, сбив, подмяв на мгновение врага, прокатилась дальше, так что она оказалась на коленях, лицом к лицу с лежащей Летицией. И начала прицельно бить ее в голову, пока мягкие ткани не превратились в фарш, не расступились, обнажая металлически поблескивающие кости черепа. Несколько раз командир пыталась подняться, увернуться, но каждый раз удар настигал ее, не давая двинуться.

– Ладно, твоя взяла, – выплюнула она кровавыми пузырями, сквозь измочаленные губы и выбитые зубы, – хватит. Сдаюсь.

Майор грубо перевернула ее, села сверху и защелкнула на запястьях наручники. Не удовлетворившись, еще одну пару оков она сомкнула на щиколотках Летиции. И все равно не осмелилась встать.

– Гюнтер, Анна, чисто! – выкрикнула она, – Давайте сюда.

– Только не смей думать, что ты победила честно, – снова подала голос Летиция.

– Ты опять об этом? Ладно, не буду. Потом, когда нас подлатают, можем устроить матч-реванш. С выключенными имплантами, без ЭМИ, декеров, камфуляжа и заложников. И посмотрим, кто кого. Как, хочешь?

На этот раз противница промолчала. Инфильтраторы, выключившие камуфляж проступили рядом с Мари.

– Как я и думала, – отозвалась та на невысказанный отказ, и, уже обращаясь к Анне, сказала, – Забирайте.

7

Анестетик притупил боль в сломанной ключице, но при каждом движении располовиненной кости терлись друг о друга с сухим скрежетом, от которого Мари мутило. Медики заняты были приведением в чувство цивусов. Никому из них не требовались сложные процедуры, но майор все же решила не отвлекать врачей. Вместо этого, придерживая руку, она вошла в одну из машин скорой помощи и легла на койку, под несколько устрашающим роботом хирургом и позволила манипуляторам работать. Через несколько минут ключица была зафиксирована тонкой, но прочной полимерной пленкой и небольшая рана, где тонкие щупальца робота проникли в тело, зашита несколькими стежками. Краснота и припухлость оставались, но подвигав пробно плечом, Мари не заметила никакой скованности, хотя испытывать шину на прочность в ближайшее время не стоило.

Нейро так и оставалось в бесконечном цикле сбоев и перезагрузок. Но тут уже была нужна помощь техника. Выйдя наружу, майор огляделась по сторонам, пытаясь найти напарника, но его нигде не было. Ей пришлось спросить о нем у одного из штурмовиков, что заканчивал зачистку здания.

– Роланд? Сидит в комнате охраны.

Там Мари его и нашла. Он сидел в кресле, повернувшись спиной к стене мониторов, глядя на кровавое пятно на полу.

– Он не выжил, – сказал он, отстраненно, не поднимая глаз на майора, – я поставил ему дыхательный аппарат, но с внутренним кровотечением сделать ничего не мог.

Напарник вздохнул.

– Знаешь, они ведь не так уж неправы. Мы действительно колонизаторы. После войны, еще до основания Магны, Европа по сути захватила Африку. Конечно, происходило это под видом миротворческой миссии, с совершенно гуманными целями. “Просто хотим помочь нашим черным братьям, пожалуйста, не задумывайтесь о том, что заодно мы получим доступ к необходимым нам ресурсам”, как-то так. И хотя Африканский союз сейчас формально независим, он под контролем элиты, восходящей к этому периоду колонизации. Элиты, которая действует в первую очередь в своих интересах, затем в интересах Магны и только потому уже задумывается о нуждах своих граждан.

Обойдя кровавую лужу, Мари приблизилась к Роланду, присела перед ним на корточки, заглянув в лицо, взяла его безвольно висящую руку.

– Ничего из того, что я могу сказать, тебе особенно не поможет, – сказала она, – Не сейчас. Но послушай. Тебе не в чем себя упрекнуть.

– Как же, не в чем. Я мог обезвредить его, не убивая. Просто ранить.

– Если бы ты ранил его слишком легко, он мог бы помешать взлому в самый ответственный момент. Разница между успехом и провалом операции измерялась считанными секундами. Ты сделал все, что о тебя требовалось. Благодаря тебе и только тебе, мы остановили теракт. Для этого тебе пришлось убить врага, да, и теперь тебя мучает совесть. Потому что ты хороший человек. Ты пытаешься понять точку зрения террористов, поставить себя на их место, потому что ты хороший человек. Но они не заслуживают твоего сочувствия. Никакие обстоятельства, никакая условная правота не может оправдать террора против гражданских. Если их борьба с угнетателем, реальным или воображаемым, опускается до отстрела случайных безоружных цивусов, то кроме того, что дело их преступно, оно еще и заведомо обречено. Бессмысленное насилие, которое может только породить большее насилие, но и только.

– А ты? Ты хороший человек? Если можешь вот так запросто отрезать, сходу определить, кто чего заслуживает?

– Не знаю. Но вот что я могу сказать – даже если бы это не было моей работой, если отбросить всякие соображения служебного долга. Когда я вижу подобное, совершенно очевидное зло, я считаю нужным его остановить.

– Как просто у тебя все. Зло и добро, черное и белое, – Роланд скривил рот в сардонической улыбке, – Легко, наверное, жить с таким подходом.

– Да, легче, чем задаваться бессмысленными вопросами. В конце концов, я знаю, что как бы я не усложняла этические конструкции потом, когда все уже произошло, в моменте я поступлю так, как считаю правильным.

– Ясно. В таком случае, если тебе ничего не нужно, оставь меня задаваться, как ты говоришь, бессмысленными вопросами.

– На самом деле мне нужна твоя помощь. Электромагнитный импульс выбил мне нейроимплант.

– Хм? Да-ка посмотрю, – напарник может и не забыл о муках совести, то хотя бы отвлекся, получив конкретную, решаемую задачу, – Если проблема серьезная, может не обойтись без замены. Так… По воздуху присоединиться не могу.

Он поднялся, взял лежащую около мониторов деку, размотал шнур. Открыл в теле деки крышку, под которой, в небольшом отсеке, закреплено было несколько переходников. Роланд выбрал один из них, насаживаемый на стандартный штекер тонкий гибкий зонд.

– Ощущения будут не самые приятные. Хотя, считай, что это возможность привыкнуть к ним заранее. Завтра у нас будет возможность зайти в мою декерскую группу. Там без прямого подключения не обойтись.

Напарник мягко взял майор за подбородок, приблизил кабель вплотную к ее лицу. Зонд коснулся глаза Мари, изогнулся, скользнул под веко. Он был покрыт биополимером, чтобы не причинять лишнего дискомфорта, и все же чувство, что холодный, скользкий червь пытается проникнуть в ее мозг, оказалось худшим моментом и без того не лучшего дня.

Некоторое время напарник слепо глядел вдаль. Затем интерфейс нейро погас окончательно, и снова загрузился, на этот раз без проблем.

– Работает? Хорошо. Ничего страшного не было, пара цепей сгорела, но я переадресовал в обход. Обычно с этим бы даже самодиагностика справилась, но ее тоже зацепило.

Гибкое тело зонда выскользнуло из-за глазного яблока майора, и она вздохнула с облегчением.

– Спасибо.

– Да не за что.

Больше сказать было нечего. Майор направилась к выходу. У самой двери обернулась, посмотрела на Роланда – не передумал ли тот оставаться наедине со своими мыслями. Но снова он был погружен в созерцание кровавого пятна.

Мари вышла.

По возвращении в участок, настал ее черед стоять перед генералом. Тот ничего не сказал, только взглянул на потрепанную Мари, хмыкнул и внес в личное дело официальный выговор – за нанесенные гражданским травмы, и не менее официальную похвалу, за успешное спасение заложников.

– Свободна на сегодня. Иди отлеживайся.

Мари кивнула и не стала задерживаться. По дороге домой, цивусы с опаской поглядывали на ее разбитое лицо. Она с вызовом, прямо встречала их взгляды. Тогда любопытствующие отворачивались, ускоряли шаг.

Войдя в квартиру, она попыталась позвонить Роланду. Тот не ответил. Майор пожала плечами. Пусть. Не ребенок, долго дуться не будет, да и сам может разобраться со своими внутренними демонами. По крайней мере, она дала знать, что на связи, если он захочет поговорить.

В очередной раз заказав доставку еды, майор села на кухне, перед экраном. Смотреть сгенерированные вещи не хотелось. Мешало смутное чувство, рожденное знанием, что они заражены неизвестным вирусом. Конечно, она не ожидала от него ничего серьезного, но все же. В медиабиблиотеке были и доисторические фильмы, из тех, что были сделаны еще людьми. Смотреть их было странно. Частично потому, что они не были идеально подогнаны под ее вкусы, под ее личность, и невозможно было без раздумия потреблять их. Некоторые моменты заставляли ее скучать, некоторые вызывали желание поспорить, некоторые были просто непонятны. Это больше походило на диалог, чем пассивное развлечение. Только вот, и это была другая составляющая их странности, нельзя было ответить авторам, давно уже мертвым. Сложно было переживать героям, следить за сюжетом, потому что, в каком-то смысле, она уже знала, чем все кончится. Обреченные люди прошлого жили, занятые своими мелкими проблемами, а катастрофа, такая близкая, но которую можно было еще избежать, тенью лежала на них.

Входящее видеосообщение от неизвестного пользователя. Мари приняла его не задумываясь, не удивившись, когда увидела задумчивое лицо Никиты.

– Если спросить среднего цивуса, о том, какое изобретение принесло наибольшее зло человечеству, – повел декер монолог, – он неизменно ответит что-то вроде пороха, ядерного оружия, кобальтовых бомб. Что не имеет смысла на мой взгляд. Да, эти средства позволили людям с гораздо большей эффективностью истреблять себе подобных. Но и острыми палками мы с этой задачей справлялись неплохо. Монгольская орда убила пять процентов населения Земли в свое время. Не рекорд, и совсем уж смешное количество, если брать абсолютные числа, но впечатляет, если принять во внимание, с какими технологиями им приходилось работать. Но, что более важно, у них не было идеи, кроме амбиции и таланта Темучина. И, как и всегда в таких случая, стоило лидеру умереть, наступающая на Европу волна отхлынула, завоевание остановилось, империя распалась на отдельные части. Потому что ничто не объединяло многочисленных наследников Чингисхана.

Но в сороковых годах пятнадцатого века, Иоганн Гутенберг изобрел нечто, что позволило идеям, идеологиям, распространятся как пожару. Он создал печатный пресс. Цивилизация позволила мемам появится, множится. И все же обмен информацией был слишком медленным, знание было слишком легко контролировать. У цивуса средних веков не было выбора, о самой важной вещи – слове божьем – он мог узнать только через привилегированную касту жрецов. Но стоило множеству печатных библий наводнить континент, стоило грамоте стать чуть доступнее, как они начали задаваться вопросом – а зачем нам содержать бесчисленных духовников, если каждый сам теперь может читать интерпретировать священную книгу. Конечно, в итоге все обернулось не совсем так. Устоявшийся нарратив говорит нам, что католическая церковь была коррумпированной, тиранической организацией, эдакой империей зла, подавляющей всякое свободомыслие, удушающей науку, если та противоречила догме, а протестанты – борцами за свободу, либеральными, рациональными. Только вот Мартин Лютер, отец Реформации, восхищался Савонаролой, который установил теократическую диктатуру во Флоренции. Главной темой его девяности пяти тезисов, главной претензией к церкви, было то, что она слишком мягко обращается со всякого рода грешникам. Которых, с его точки зрения, нужно было карать, карать без жалости, вместо того, чтобы продавать им индульгенции. Его стараниями, простая вера уступила место агрессивному фанатизму. Который очень скоро вылился в первые религиозные войны. Да, кто-то мог бы поспорить с этим утверждением, сказать, что религия была источником войн и раньше. Упомянуть крестовые походы, например. Только вот Урбан Второй, воззвавший к первому крестовому походу, весьма прямо говорил, что главная его цель – это взять ведущую бесконечные междоусобные войны знать, и спровадить ее подальше, где она будет чужой проблемой. Можно долго говорить об успешности и этичности подобного подхода, но нельзя оспорить факт, что в его решении на первом месте стояла политика, а призвание помочь страдающим под игом ислама христианам – не более чем инструментом пропаганды.

Итак, создание печатного пресса отделило средневековье от нового времени, и принесло зло, доселе неведомое. Другой пример, который приходит на ум – ты знаешь, что в средние века католики не жгли ведьм? Еретиков – да, как носителей опасных мемов, которые грозили расщепить общество. Но не ведьм. Более того, официальной позицией церкви было мнение, что ведьм не существует. Но стоило выйти “Malleus Maleficarum”, и по всей Европе зажглись сжигающие невинных костры, которые не угасли триста лет.

И все же, книгопечатание было только началом. Только первой ступенью к тому, что в итоге сожгло землю. В столетия, что последовали, технологии развивались. Железные дороги и пароходы сократили расстояния, индустриализация требовала, чтобы даже низшие слои общества были минимально образованными. И как новый транспорт сблизил тела людей, так радио и пресса сблизили их души. Мир стал теснее, и в этой тесноте легко распространились новые вирусы, новые разрушительные идеологии. Колониализм Нацизм. Коммунизм. Империализм, обоснованный не только амбицией одного смертного лидера, а идейно обоснованый, как бремя белого человека, как право избранной богом расы господ, как классовая необходимость. И с новыми идеями, новым был и масштаб разрушений. Войны, затронувшие весь мир. Затронувшие, но не уничтожившие. Нет, для этого нужно было средство распространения мемов еще более эффективное.

Ты знаешь, что в те времена, когда генеративные алгоритмы только появились, многие предрекали конец культуры? Во многом это происходило из-за простого непонимания того, что есть культура. Это слово использовали оценочно – скажем, картина эпохи возрождения – это культура, а бранное граффити на стене – нет. Культуру воспринимали как нечто нематериальное, неизъяснимое, какую-то условную суть народа, набор принадлежавших ему качеств. Белые националисты считали, что культура, неизменная, с тех пор, как ее передал им лично Один, находится под угрозой, что ее нужно защитить от черных людей. Тем временем черные люди считали, что их культура, неизменная с тех пор, как им лично передал ее сам Аниаме, и она находится под угрозой и ее нужно защитить от экспроприирующих культуру белых. И в любом случае, все были слепы, забывая, что культура – это все, плохое и хороше, картина и надпись на заборе, что культура не имеет никакой ценности, что она – всего лишь один из отходов человеческой жизнедеятельности. Что как бы они не настаивали на корнях, теряющихся во тьме веков, люди, живущие в начале двадцать первого века, имели больше общего друг с другом, чем со своим предком жившим всего сто лет назад. Потому что они не видели самого главного – что культурный апокалипсис давно уже настал. В тот самый момент, когда появилась Сеть, и глобализация достигла своего пика. Человечество объединилось в пространстве идей. Не считая мелких локальных особенностей, люди носили одинаковую одежду, ели одинаковую еду, слушали одинаковую музыку. И любой человек мог поговорить с кем-то находящимся на другой стороне планеты. Но как думаешь, помогло ли им это единение избежать вражды?

Никита усмехнулся, вздохнул. Продолжил чуть тише, с какой-то грустью в голосе.

– Культура не имеет никакой ценности, и, тем не менее, культура – это единственное, что имеет значение. И хотя одна культура вмещает в себя все, высокое и низкое, хорошее и плохое, по сумме частей, одна культура может быть лучше остальных. Или хуже. Гораздо хуже. И та культура, которую породила глобальная народная масса цивусов, оказалась худшей из возможных. Потому что нечто, предназначенное всем, одновременно, неизбежно, не предназначено никому. Потому что она была средней, серой, безопасной. Звучит знакомо, не правда ли? И на фоне этой никому не принадлежащей серости, существовала сеть, благодаря которой как никогда актуальной стала старая мудрость, гласящая, что ложь успевает обойти землю прежде, чем правда успевает обуться.

На этом сообщение оборвалось. Второе послание произвело на Мари даже меньшее впечатление, чем первое. Декер, как бывает свойственно людям такого рода, забыл, что его слушатель далеко не так хорошо знаком с предметом лекции, как сам рассказчик. Ничего не говорящие майору имена, отсылки к неизвестным ей событиям. Если он хотел убедить ее в чем-то, ему стоило изъясняться понятнее. Или может он ожидал, что она будет пересматривать видео, ставить на паузу, искать в Сети нужный для понимания контекст? Если да, то этим преступник только подтверждал ее первое впечатление – что он безнадежно наивен.

8

На следующий день, Роланд вел себя совершенно как обычно. То ли справился с впечатлением от первого настоящего боя, то ли, что более вероятно, просто загнал свои эмоции поглубже. Или просто не подавал виду. В любом случае, утром он, как ни в чем не бывало, поприветствовал Мари у себя в кабинете.

– Готова к первому походу в мету?

– С чего ты взял, что он будет первым?

– Ты не похожа на человека, который стал бы возиться с деками, – напарник пожал плечами.

– Опять эта твоя предвзятость. Как, хорошую службу она тебе сослужила?

– Хм. Понял. Принял. Ты садись пока. Но ведь в этот раз я же не ошибаюсь?

– Увидишь, – загадочно сказала майор, – но можешь рассказывать так, будто это действительно первый раз.

Роланд поставил на стол свою полноразмерную деку, произвел те же подготовительные маневры, что вчера. При виде зонда, Мари сглотнула, издала нервный смешок.

– Знаешь, я думала, что меня ничем нельзя напугать. Но эта штука…

– Знаю. Думаешь, почему декеры вынимают глаз перед работой? Кроме того, что это быстрее, и соединение надежней, им заодно не приходится связываться с этим щупальцем.

– Так может я тоже выну?

– Вряд ли получится. Декеры используют специальные модели, где нужные мышцы автоматически закрепляются и открепляются в глазнице, по необходимости. Или просто носят повязку, как пираты, все равно им восприятие глубины не принципиально. У тебя же обычный офтальмоимплант, который не извлечь без хирургии. Можно, конечно, но для одного раза проще перетерпеть.

Серебристая пиявка снова скользнула по глазу майора, присосалась к нейроимпланту. В интерфейсе появилось сообщение он новом соединении и запрос на разрешение доступа. Мари дала согласие. Ничего не произошло.

– Готовься, сейчас я тебя подключу. Рекомендую откинуться на спинку кресла и полностью расслабится. С непривычки могут быть спазмы, судороги, головокружение, тошнота…

–... Потеря сознания, внутренние кровотечения, смерть, – в тон ему подхватила майор, – с таким списком побочных эффектов, не удивительно, что метареальность в итоге не стала популярной.

– Обойдемся без смерти. Пара случаев, правда, была, но они сомнительные, либо чисто совпадение, либо погружение спровоцировала уже существующую проблему, вроде аневризмы. Но в целом, принято считать, что физическому телу пользователя мета не угрожает. Почти не угрожает. Атаки внутри меты могут спровоцировать психосоматические реакции, но ничего серьезного. Что до разума… Насколько ты знакома с действием галлюциногенных субстанций?

– Это вопрос с подвохом? Я полицейский, с ними я знакома только по спектроформе, да и то, давно не занималась облавами на нарколаборатории.

– Ясно. Не важно. Суть в целом в том, что, как и в случае физического здоровья, мета не может навредить человеку ментально здоровому, но может усугубить проблемы уже существующие. Как у тебя с оценкой психической устойчивости?

– Нормально. Хотя, стоило бы это спросить до того, как начинать, тебе не кажется?

– На самом деле, я уже посмотрел на результаты прошлого медосмотра в твоем досье, но решил дать тебе последнюю возможность отказаться. Но если ты готова… – с сомнением в голосе сказал Роланд.

– Готова, – отрезала Мари.

– В таком случае три, два, один… Поехали.

Реальность раздвоилась.

Пыльный кабинет и черная, расчерченная в клетку равнина. Два тела – физическое и виртуальный аватар – под контролем одного разума. Майор попыталась поднять руку, и оба тела двинулись синхронно.

– Так не пойдет. Сосредоточься на мете, – сказал Роланд. Его аватар, полупрозрачный и вспыхивающий радужными цифровыми помехами при каждом движении, стоял рядом с ней. В реальности губы его не шевельнулись, а сам голос, казалось, звучал у самого уха майора, и был плоским, искусственным, с интонацией, но лишенный всех обычно незаметных мелочей делающих его живым – эха, дыхания, влажности звука, рожденного человеческим ртом.

Сказать это было проще, чем сделать. Мари опустила ладонь обратно на подлокотник кресла, попыталась снова, стараясь отсечь реальный мир. Мышцы коротко дернулись, норовя подчинится команде, и тогда она пальцами вцепилась в подлокотник, не давая настоящей руке шевельнутся. Ладонь в мете послушно сжалась в кулак, что плавно поднялся до уровня груди.

– Ну, хотя бы так. Пробуй дальше.

Около получаса ушло на то, чтобы привыкнуть к новому положению вещей, чтобы двигаться в мете, не вызывая непроизвольных спазмов в реальном теле. Это было как учиться читать, не шевеля губами, или управлять нейроинтерфейсом только усилием воли, без всяких жестов.

– Сойдет, – одобрительно кивнул напарник, – но это было самое простое. Теперь мне нужно дать тебе адрес клуба. Это будет… Хм… Знаешь, мета – это одна из тех вещей, которые люди создали, но со временем перестали понимать. Никто не знает, как именно работают нейросети, то есть, нельзя вывести на экран машинный код и сказать, что вот, этот конкретный бит выполняет такую-то инструкцию с такой-то конкретной целью, которая производит некий предсказуемый результат. Точно так же, как после трехсот лет изучения человеческого мозга научным методом, мы только самым приблизительным образом представляем протекающие в нем процессы. Как формируются и читаются воспоминания, что есть сознание, зачем нам снятся сны? Это все вопросы, на которые нет ответа. И мета – это порождение этих двух неизвестных, что мы сумели объединить образом, который сами не смогли бы объяснить.

– Спасибо. Теперь мне намного спокойнее, – саркастично ответила Мари.

– Да не за что, – напарник улыбкой дал понять, что заметил ее тон, но решил в упор проигнорировать, – Но я говорю это к тому, что следующее ощущение вряд ли будет похоже на нечто, что ты себе можешь в принципе представить. В любом случае, я буду рядом, хотя без прямого подключения мои возможности сильно ограничены.

И он оказался прав. Адрес не был набором символов, или даже чувств, которые возможно было бы с чем-то сравнить. Сам разум Мари как будто протискивался узкую, угловатую форму, и нужно было как-то изогнуться, как-то расслабиться, чтобы прошло это давящее ощущение. Соответствовать форме адреса не телом, но чем-то другим, чем-то неизъяснимым. Первые попытки не увенчались успехом, и давление, хотя не нарастало, становилось невыносимым, как если бы она застряла в узком проходе темной пещеры, не в силах вдохнуть. Майор подумала было, что нужно сказать Роланду, чтобы он остановился, оборвал соединение. Но стоило ей только отвлечься на эту мысль, как что-то поддалось, груз упал с ее плеч. Из темной равнины начал медленно вырастал темный куб, все обрастая деталями. Мари судорожно выдохнула.

– И часто придется с таким сталкиваться?

– Нет. Сам по себе адрес клуба – это криптографическая задачка, которую, по идее, должен быть способен решить только декер. Не столько средство безопасности, сколько знак эксклюзивности. На самом деле я удивлен, что у тебя получилось.

– Не думал, что я способна, но все равно подсунул?

– Ну, ты же сама предпочитаешь метод обучения из разряда толкнуть кого-то в реку, и пусть либо тонет, либо в темпе учиться плавать.

Да, о вчерашнем он явно еще не забыл. Мари не ответила, не стала нарываться на конфронтацию. Не сейчас, во время активного расследования на чужой территории.

Здание закончило формироваться. Оно представляло собой нечто, что теперь можно было увидеть только в старых фильмах – дешевый стрипклуб, словно вырезанный с мрачной окраины какого-то древнего города и оставленный здесь, в темной цифровой пустоши. Над входом горело несколько неоновых вывесок. Одна сулила “голых девочек” двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Другая изображала одну из обещанных искусительниц, что полулежала в серпе полумесяца, время от времени со щелчками и электрическим гудением поднимая и опуская ногу. На одном из рогов месяца виднелась сплетенная из сияющих разноцветных трубок бабочка. Третья вывеска содержала название заведения:

Клуб “Черная луна”.

и, чуть ниже:

Вход только по приглашениям.

Закончив изучать фасад клуба, майор обернулась к напарнику, изумленно подняв бровь.

– Знаю, знаю, – Роланд выглядел смущенно, как если она нашла его компрометирующие фотографии из тех времен, когда он был неловким подростком, – Не то, что ты ожидала. У декеров, хм, достаточно своеобразное чувство юмора и специфические вкусы. Кроме того, это что-то вроде традиции. Таким его создали основатели, в давние времена, и с тех пор его почти не меняли, из уважения к первопроходцам меты. Первое стабильное строение метареальности, между прочим. Пошли, внутри будет еще хуже.

Когда они приблизились к двустворчатой двери, та радушно распахнулась, выпуская волну басовитой, медленной музыки. В то же время, бабочка порхнула с вывески вниз, на лету постепенно уменьшаясь, и приземлилась на плечо Мари. Роланд ее, казалось, не заметил.

Если снаружи здание выглядело как почти реальный объект, то внутри хаотичная суть меты была заметнее. Внутреннее пространство было намного больше, чем можно было предположить, глядя на внешнюю оболочку. И происходящее внутри не просто не пыталось соответствовать законам физики, социальным нормам, здравому смыслу и хорошему вкусу, но как будто бросало им вызов. Под потолком сражались в воздушном бою самолеты ранних мировых войн, у ног сновали бесформенные, постоянно меняющиеся существа. Одна из стен была гигантским экраном, показывающим сейчас коллаж видео с уличных камер – моменты, когда ядерные бомбы вспыхивали над городами старого мира. Меж бесконечных столов, поднимались бесконечные подиумы, на которых в ритм музыки двигались танцовщицы. Только некоторые из них были обычными женщинами. Остальные же…

– И что из этого называется хентаем?

Роланд молча указал несколько примеров. Мари обнаружила, что ей не нужно изображать ходьбу каждый раз, достаточно перенестись в один момент к интересующему ее месту.

– Ясно. Среди декеров нет ни одной женщины, я ведь права?

– Не знаю. Скорее всего, есть несколько, но они это не афишируют. Но в этом разве есть что-то плохое? Формально это притон преступников. Значит, женщины лучше нас, и не спешат нарушать законы.

– А среди белых декеров, которые не скрываются и не нарушают, сколько их?

– Я знаю двух. Мне кажется, женщинам просто это занятие не интересно.

– Странно. Почему бы это? – Мари многозначительно огляделась по сторонам, – Они ведь теряют возможность попасть в такую интересную компанию.

Впрочем, в тот момент интересной компании в клубе было не так уж много, только несколько небольших групп посетителей.

– Не густо, – перешла к делу майор, видя, что Роланд не собирается отвечать, – Как тут искать нужного человека? И, если уж на то пошло, кто именно нужный нам человек?

– Да, не самое популярное время. Полуночники уже легли, жаворонки уже работают. Но Никита бывал здесь обычно по утрам, если не изменил привычки за годы, что я сюда не заходил. Так что если кто-то его и знает, то один из утренних завсегдатаев. Правда, не могу сказать, кто из них нам нужен. Но я знаю кого-то, кто может. Вопрос в том, как добиться его сотрудничества. В принципе, это к любому здешнему свидетелю относится. Этих ребят ты ксивой не испугаешь.

– Просто скажи, с кого начать, а дальше я разберусь.

– Самоуверенно, – напарник скептично наклонил голову, – но как хочешь. Тебе нужен нынешний хозяин, Широ. Он следит за всем, что происходит в клубе. Найти его можно…

– Его не нужно искать, – раздался голос у них за спинами, – потому что он действительно следит за всем, что происходит в его владениях.

Мари резко обернулась. Говоривший был небольшого роста человеком, с чертами лица, что выдавали в нем выходца из Рассветной империи. По обе стороны от него стояли телохранители. Демоны, если судить по лишенным всякого выражения квадратным лицам, и не вполне человеческим пропорциям.