Текст книги "Второй шанс (СИ)"
Автор книги: Sumya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
«Этот день удачным не назовешь», – отчетливо понимал Гюнтер, с силой растирая виски. Где-то в его покоях хранился специальный сбор от головной боли, приготовленный заботливыми руками дочери. Вспомнить бы еще, где? Найти бы в себе силы дойти до кухни и залить нужное количество трав кипятком. Вспомнить бы, сколько ложек в этом «нужном количестве»?
Дверь в библиотеку оказалась приоткрыта. Не то чтобы это очень удивило Гюнтера. Но времени был час ночи, а он ушел оттуда буквально пятнадцать минут назад и точно плотно закрывал дверь. Кому это не спится в такое время? Зайдя внутрь, фон Крист оглядел библиотеку. Было почти темно, конечно, ведь, уходя, он погасил все свечи. И только бледный свет луны проникал сквозь неплотно прикрытые шторы, давая возможность различать очертания предметов. Окинув взглядом помещение и никого не обнаружив, Гюнтер уже собирался уйти, как вдруг расслышал какой-то звук. Тихий-тихий, еле слышный. Присмотревшись, он увидел, что в самом дальнем углу, на полу кто-то лежал. Маленькая скрюченная фигурка. Подойдя поближе, фон Крист узнал Вольфрама. Юного лорда сотрясали рыдания, слезы лились по щекам, и он прикусывал кулак, стараясь подавить всхлипы. Захотелось уйти, сбежать, бросить Вольфрама наедине с его проблемами. Какой низкий, недостойный порыв. И все же. Как же он устал от юного фон Бильфельда за последние недели. Как все от него устали. Не иначе как весеннее обострение, хотя на улице и лето. Вольфрам стал невозможен. Абсолютно невозможен. Он дерзил, хамил, ругался с Юури, Гвендалем, повышал голос на мать. Что-то назревало. Витало в воздухе. И вот, кажется, плотину прорвало. И Гюнтер оказался в неправильное время в неверном месте. Он присел на корточки и кончиками холодных пальцев коснулся щеки брата своего мужа.
– Вольфрам, – тихо позвал он, – что с тобой?
Огромные зеленые глаза распахнулись. В первые несколько секунд взгляд заметался в панике, пока не сфокусировался на том, что потревожило мадзоку.
– Гюнтер! – всхлипнул фон Бильфельд и неожиданно для них обоих кинулся обнимать советника.
Поглаживая по спине дрожащее тело, чувствуя, как промокает на груди одежда, Гюнтер послушно сел на пол, прижимая Вольфрама к себе покрепче. О снадобье от головной боли и сне можно забыть. Но он не жалуется. Он никогда не жалуется, что бы ни происходило. Он просто держал Вольфрама в объятиях, просто дул ему в волосы и шептал слова утешения. Он просто ждал, когда тому станет лучше. Наконец бесконечный, казалось, поток слез иссяк. Фон Бильфельд ослабил хватку, отодвинулся и сел рядом, привалившись к стене. Гюнтер тоже оперся о стену и, глядя куда-то в сторону, спросил:
– Ты расскажешь, наконец, что произошло?
Вольфрам сделал несколько вдохов и выдохов, прежде чем ответил хриплым надломленным голосом:
– Я разорвал помолвку…
В первую секунду Гюнтеру даже показалось, что из-за слишком сильной головной боли он неправильно разобрал слова фон Бильфельда, но обманывать себя долго он не стал.
– Как? – первая мысль. – Зачем? – вторая.
А в голове тут же закружились тысячи других мыслей. Что делать? Действительно ли помолвка была разорвана по всем правилам? Если нет, то можно ли дать этому обратный ход? А если да? То как скоро удастся заключить её обратно? Что там говорится в законе № 13568 о повторных помолвках? Предложение должен сделать не тот, кто делал его в первый раз? Легко! Да Вольфрам же спит и видит, как бы съездить Мао по лицу. Примет ли Юури-хейка предложение? С этим будет сложнее! Но решаемо! Главное, нужно последить за королем, чтобы он не успел из-за горячего нрава сделать предложение кому-то еще! Штоффелю, например, или Сарареги-хейка! Так, сначала нужно выяснить все подробности! Он повернулся к Вольфраму. Красные заплаканные глаза смотрели на него неожиданно уверенно.
– Нет, – сказал Вольфрам.
– Что «нет»? – опешил фон Крист.
– Наш разрыв с Юури окончателен, – горько ответил лорд, опуская глаза, чуть всхлипнул и добавил. – Обратной дороги нет. Я так решил.
– Он так решил! – взвился Гюнтер. – Мальчишка! Да что ты понимаешь?!
– Он меня не любит, – фон Бильфельд подобрал колени к груди и обхватил их руками. – Я ему не нужен. Он не воспринимает наш союз всерьез.
– Да какая разница!? – Гюнтер повернулся и с силой тряхнул Вольфрама за плечи.
– Потому что я его люблю, – юный лорд снова поднял голову и посмотрел советнику в глаза. – Знаешь, как больно быть рядом с человеком, которого любишь, и знать, что ты ему безразличен? Каждое утро стараться проснуться пораньше, чтобы просто посмотреть на него, пока он не проснулся и не сказал тебе, что между вами ничего нет. Терпеть его флирт с другими? Надеяться, что однажды все изменится, и знать, что этого никогда не будет? Я больше не могу, Гюнтер, – Вольфрам высвободился и, опираясь на стену, встал. – Я больше не могу.
Он рванул ворот рубашки так, будто бы ему было трудно дышать. Запрокинул голову. Слезы, текущие по его щекам, в свете луны были похожи на расплавленное серебро.
– У тебя была возможность быть рядом с тем, кого ты любишь, – напомнил ему фон Крист, вставая, – быть ближе, чем кто-то еще. Неужели тебе этого мало?
Вольфрам не почувствовал в своем нынешнем состоянии, просто не мог почувствовать, что в этом вопросе было скрыто намного больше, чем просто интерес.
– О любви не говорят украдкой, – ответил он, утирая слезы. – Я не хочу больше скрывать свои чувства. Мне от этого не легче, а Юури так и вовсе все равно. Лучше так – сильная боль от разрыва, чем медленное мучительное угасание каждый день. Сердце поболит и перестанет. Наступит день, когда я снова полюблю.
– Ты обманываешь себя, – покачал головой Гюнтер.
– Нет, – Вольфрам усмехнулся. – Я не верю в любовь без ответа. Я не смогу любить вечно того, кому на меня наплевать. Любовь – это то, что хранится вдвоем. Одному её удержать не под силу. Я хранил её, сколько мог. Но сил не осталось. Значит, пришло время отпустить…
Гюнтер молчал. Фон Бильфельд грустно посмотрел на него, дотронулся до плеча:
– Спасибо, что выслушал. Мне стало легче. И прости… я знаю, у вас с братом были на меня планы. Но я все же живой мадзоку, а не бездушная кукла. Прости…
Он тихо вышел из библиотеки. Гюнтер сполз по стене. По щекам побежали слезы. Вот так одной своей фразой Вольфрам перечеркнул 30 лет его жизни. О любви не говорят украдкой… Он прав. Но как же больно это признавать… Истерику удалось подавить. С трудом поднявшись и чувствуя, как мучительно стучит в висках, и как боль начинает отдавать в затылок, Гюнтер, ссутулившись, пошел к себе. Но и там покоя ему не было. Там был Гвендаль. Его прекрасный, суровый, мужественный, гордый муж мерил шагами комнату так, будто бы поставил своей целью обрушить потолок на тех, кто был внизу.
– Ну наконец-то! – возвестил он громовым голосом, спровоцировав усиление боли в правом виске. – Я битый час тебя дожидаюсь! У меня для тебя новости! И не подумай, что они хорошие!
– Вольфрам разорвал помолвку, – тихо ответил Гюнтер, опускаясь в кресло и сжимая виски руками. – Я уже в курсе. Неужели все было сделано по правилам?
– В курсе? – Гвендаль заметно сбавил тон не потому, что увидел состояние супруга, а потому что удивился его осведомленности. – Да, хоть что-то мой безответственный младший братец смог сделать правильно. Когда это было совсем не нужно!!!
Следующие несколько минут маршал посвятил рассказу о том, как была разорвана эта несчастная помолвка. Он продолжил топтать ковер, ходя из угла в угол, активно жестикулировать и громко выражать свое мнение. Не замечая, что Гюнтер бледен, несчастен и с силой сжимает кулаки, чтобы не разрыдаться от мучительной головной боли…
Знаешь, как больно быть рядом с человеком, которого любишь, и знать, что ты ему безразличен?
«Знаю, Вольфрам, знаю»
Каждое утро стараться проснуться пораньше, чтобы просто посмотреть на него…
«Вставать в одно с ним время, чтобы позавтракать наедине, а он даже не посмотрит в мою сторону».
Терпеть его флирт с другими?
«Знать, с кем он спит, когда начал и когда расстанется, и не иметь шанса стать хотя бы промежуточным звеном в этой очереди».
Надеяться, что однажды все изменится, и знать, что этого никогда не будет?
«Это больно, так больно».
Я больше не могу
«Я тоже…»
Маршал остановился прямо напротив мужа.
– Ты что-то сказал? Я не расслышал.
– Гвендаль, – Фон Крист поднял голову и, щурясь, посмотрел на супруга снизу вверх. – Мне нужен развод.
– Что? – фон Вальде дернулся и с возмущением глянул на Гюнтера. – Ты, что с ума сошел? Какой развод? О чем ты говоришь??? Ты хоть понимаешь, что из-за разрыва помолвки мы потеряем контроль над действиями Мао? А если этот король-авантюрист необдуманно сделает предложение кому-то еще? С его-то горячим нравом? Ладно бы еще мадзоку был подходящий… Погоди… – синие глаза заблестели искрой внезапного понимания. – То есть ты… Это же гениально!
Маршал вытащил супруга из кресла и притиснул к себе со всех сил, усилив головную боль еще больше.
– Ты прав! Ты прав как никогда! Рядом с хейка должен быть не просто свой мадзоку! Это должен быть ты! Завтра же объявим развод за завтраком. А потом тебе не составит труда спровоцировать его на пощечину!
У Гюнтера кружилась голова, его тошнило от боли в висках и затылке. Он с трудом понимал, о чем говорит его муж, но четко знал, что хочет ему сказать.
– Нет, я…
– Зря ты сомневаешься в себе! – фон Вальде, наконец, отпустил его и снова принялся расхаживать по комнате. – Но даже если у тебя вдруг не получится, всегда есть я! Думаю, одному из нас точно это удастся! До завтра!
Маршал стремительно покинул комнату.
– …люблю тебя, – прошептал фон Крист уже в пустоту и свалился на пол, впав в блаженную пустоту без боли…
***
Когда он очнулся, было уже утро и, судя по шуму, доносящемуся из-за двери и со двора, отнюдь не раннее. Подняться удалось не с первой попытки. Тело затекло от неудобной позы и отзывалось болью на каждое движение. Фон Кристу с трудом удалось пойти в ванну, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Принятое вчера решение, казавшееся едва ли не единственно верным, сейчас обернулось кошмаром. Душу разрывали сомнения и ужас. Как он будет жить без Гвендаля? Пусть раньше у него было совсем мало – возможность дотронуться и прижаться, не часто, нет, но теперь и их не будет. Что он натворил?
Посмотрев на часы, Гюнтер понял, что времени почти не осталось, поэтому, отбросив все сомнения и непростительное нытье на потом, он пошел в оранжерею. Свое слово нужно держать, даже если оно было дано в полусознательном порыве, даже если это разорвет ему сердце. Срезать две синие гортензии оказалось не так сложно. Крупные шапки цветов приветливо улыбались советнику. С силой сжимая в руках толстые стебли, фон Крист поспешил в столовую залу, гонг уже прозвучал. На входе он столкнулся с Вольфрамом. Юный лорд был бледен. Синяки под глазами. Наверное, он тоже сожалел о содеянном. Но нет. Едва он поднял взгляд на Гюнтера, как тот увидел разительную перемену. Впервые за много-много месяцев у Вольфрама был ясный, уверенный взор. Он смотрел прямо и так спокойно. Увидев у Гюнтера в руках цветы, лорд только поднял бровь.
– Дурной пример заразителен?
Фон Крист рассмеялся. Вот так просто рассмеялся и все. Наверное, именно этого замечания ему не хватало, чтобы расслабиться.
– Будем исправлять то, что ты натворил, – ответил он.
– Значит, вы с братом всю ночь не спали, придумывали, как бы покрепче взять Юури в оборот? – кажется, Вольфрам разочарован. – Что ж, удачи желать не буду.
Он резко развернулся на каблуках и вошел в столовую. Гюнтер непонимающе посмотрел ему вслед и толкнул дверь. Сидевшие за столом во все глаза смотрели на вошедших. Что-что, а быть в центре внимания советник не любил. Быстро найдя глазами супруга, он устремился к нему. Протянув один из цветков, согласно обычаю Гюнтер произнес:
– Я отпускаю. Будь свободен.
Гвендаль встал из-за стола, взял в руку гортензию и ответил:
– Я принимаю и отпускаю. Будь свободен.
Молча они заняли свои места за столом.
– Вы что, с ума все посходили?! – первой взорвалась Шери. – Вчера Вольфрам. Сегодня вы двое! Что творится в Замке?
– А что произошло? – изумленно хлопал глазами Юури.
– У тебя была сейчас исключительная возможность наблюдать процедуру развода, слаб… Юури, – поправился Вольфрам, садясь рядом с бывшим женихом.
– Развода? – Мао стушевался. – Как развода?
– Мой брат и Гюнтер были в браке больше тридцати лет, – пояснил ему фон Бильфельд, расправляя на коленях салфетку. – Теперь в их союзе нет смысла, вот они и расстались. Как мы с тобой вчера.
Голос мадзоку чуть дрогнул, но он продолжал улыбаться, как будто все было хорошо. Гюнтер лишний раз подивился такой несвойственной Вольфраму выдержке. Юури-хейка покраснел и опустил глаза в тарелку. Дальнейшее течение завтрака было молчаливым и напряженным. Когда все выходили из-за стола, Вольфрам придержал короля за рукав.
– Вот, – улыбнулся он, вытаскивая из кармана черную ленту, – постой.
Он аккуратно обмотал предплечье жениха и привязал его правую руку к туловищу.
– Чтобы ты больше не вздумал сделать кому-нибудь необдуманное предложение, – мадзоку мягко потрепал короля по волосам. – Удачи тебе, Юури.
Было слышно, как Гвендаль заскрипел зубами. Мао потрогал ленту и, посмотрев бывшему жениху вслед, ответил:
– Спасибо.
– Ваше Величество! – всполошился Гюнтер. – Идемте скорее на занятия! Сегодняшний урок мы вполне можем посвятить брачным обычаям мадзоку!
Юури простонал что-то возмущенно, но послушно поплелся за советником в библиотеку. Фон Кристу было морально тяжело войти в ту самую комнату, где он вчера обнаружил Вольфрама, но он справился с собой и, открыв дверь, сделал полшага в сторону, пропуская Мао вперед.
– Что ж, – начал он, – думаю, с обычаями, касающимися церемонии помолвки, у нас все ясно.
Юури фыркнул.
– По левой щеке в присутствии свидетелей… Знаю, проходил.
– Разрыв помолвки тоже не вызывает у вас вопросов? – утонил Гюнтер, снимая с полки книгу.
– Нет, – продолжил Юури. – При свидетелях встать на колено и поцеловать левую руку.
– Да, – подтвердил фон Крист, – если второй помолвленный мадзоку согласен с разрывом, он должен заявить об этом вслух, также при свидетелях. Если они в будущем захотят восстановить помолвку, то предложение должен будет делать другой мадзоку, не тот, кто делал его в первый раз.
– Это-то мне зачем? – пробормотал Юури. – Я уж точно ничего возобновлять не буду…
– Брак должен быть заключен после помолвки не ранее, чем через неделю. Срока давности у помолвки не существует. Истории Шин-Макоку известны случаи, когда обрученные узаконивали свои отношения и через пятьдесят лет.
– Так долго? – изумился Мао.
– Да, Ваше Величество, – Гюнтер едва заметно кивнул, рассеяно перелистывая страницы. – После помолвки, в большинстве случаев, обрученные съезжаются и начинают жить вместе, чтобы понять, так ли они подходят друг другу, как им казалось. Правда, не всегда. Если это брак по договоренности между семьями или по завещанию, или их брак преследует иные цели, они могут этого и не делать. Церемония венчания проходит либо в здании местной власти, где её проводит глава поселения или города, либо во Дворце Истинного Короля. Но только после отправки письменного запроса во Дворец на разрешение бракосочетания и получения одобрения.
– С трудом представляю себе Шин-О, читающим такие письма, – ухмыльнулся Юури.
– Думаю, это делает Ульрике, – подтвердил его мысль Гюнтер. – Брачующиеся в присутствии свидетелей берут друг друга за руки и, глядя в глаза, произносят обеты. Определенной клятвы нет. Каждый говорит то, что у него на сердце. Обещания могут быть различными, кто-то клянется в любви и верности, кто-то говорит о доверии и уважении, кто-то обещает защиту и потомство. После того, как клятвы были сказаны, тот, кому было сделано предложение, протягивает руку ладонью вверх и произносит «Вместе навсегда», ответом является пожатие и фраза «Отныне и впредь». После этого они официально становятся супругами. Свидетели посыпают их серебряной пыльцой.
– Ясно, – Юури почесал в затылке. – А я и не знал, что в Шин-Макоку бывают браки по договоренности.
– Просто никто не заострял на этом вашего внимания, хейка, – Гюнтер отложил книгу и тряхнул головой, отгоняя воспоминания. – Эти браки не обязывают супругов к совместной жизни или прочим аспектам отношений. Это не более, чем сделка, заключенная при помощи такого союза. Они существуют недолго, лет десять-пятнадцать, потом супруги разводятся. Браки по завещанию намного интереснее. Вот в этой книге, – он снял с полки толстый фолиант в сиреневом переплете, – есть несколько крайне интересных историй на эту тему. Прочтите, пожалуйста, и на следующем занятии я жду, что вы сможете объяснить мне разницу между браком по договоренности и браком по завещанию.
Мао застонал, глядя на размер книги.
– А развод? – тихо спросил он.
– Тут все просто: берешь две гортензии и даришь одну супругу. Если он принял – вы оба свободны. Если нет, то нужно писать запрос во Дворец Истинного Короля с просьбой признать ваш союз расторгнутым. Отказов оттуда обычно не поступает. Бывали, конечно, исключения. О них вы тоже можете здесь почитать, – фон Крист постучал указательным пальцем по переплету, – и рассказать мне на следующем занятии, какие были причины.
Юури простонал еще раз.
– Что ж, – подытожил Гюнтер, – перейдем к географии. На прошлом уроке я просил Вас подготовить доклад о наиболее засушливых землях Шин-Макоку…
***
День рождения леди Сесилии традиционно праздновали с размахом. Будучи Мао, она с удовольствием совмещала приятное с полезным. И пока она блистала среди поклонников, Штоффель, Гвендаль и Гюнтер «вылавливали» среди приглашенных нужных им мадзоку и старались чего-нибудь добиться от них. Этот год не стал исключением. И пусть Шери не была уже королевой всех демонов, она все же любила блистать.
Когда Юури задал такой некорректный вопрос о её возрасте, она рассмеялась своим чудным хрустальным смехом и, кокетливо поджав губы, ответила:
– Мы будем праздновать мои сто двадцать…
Он вызвал у Конрада усмешку, у Гвендаля закатывание глаз, а Вольфрам снова затянул свое «Ну, мама!». Юный Мао между тем хлопал глазами, не понимая причину странной реакции.
– Вообще-то Гвендалю сто тридцать семь, – пояснил ему Веллер.
– Но как же тогда?.. – Юури удивленно посмотрел на Сесилию. – Ой!
– Вот именно, «ой», сла… Юури, – поправился Вольфрам. – Мама, не позорь нас! Ну как так можно?
Но несмотря на возмущение младшего и раздражение старшего сыновей, Шери, как и всегда в вопросах действительно для неё важных, удалось настоять на своем. Вот и сейчас Гюнтер, стоя на балконе второго этажа, с усмешкой наблюдал за тем, как любвеобильная мадзоку увлекает в кусты очередного потенциально «мужчину всей её жизни». Ей почти невозможно отказать. Даже то, что в саду вот-вот начнут жечь фейерверки в её честь, не останавливало Шерри от того, чтобы вести себя так, как ей взбрело в голову в данный конкретный момент.
– Гюнтер? – Вольфрам нерешительно замер у стеклянной двери. – Прости, не хотел нарушать твоего уединения. Я думал, тут никого нет.
– Ты и не нарушаешь, – возразил фон Крист и сделал приглашающий жест. – Я каждый год наблюдаю за фейерверками отсюда.
– Да? – лорд все также нерешительно приблизился к балюстраде.
– Отсюда очень красивый вид, даже лучше, чем с лужайки, – пояснил Гюнтер, ежась – все-таки ночной ветер был довольно холодным.
– Никогда бы не подумал, – Вольфрам перегнулся через перила и стал вглядываться в толпу внизу. – А почему ты никогда об этом не говорил?
– Потому что рассчитывал однажды прийти сюда с любимым и посмотреть фейерверк, нежась в его объятиях, – ответ вырвался почти против воли. Признание все еще причиняло боль, ведь прошло меньше двух недель.
– А мне почему рассказал? – не понял Вольфрам и, перестав вглядываться в темноту, внимательно посмотрел на советника.
– Потому что больше не рассчитываю… – честно признался фон Крист, отводя взгляд и изо всех сил впиваясь пальцами в перила.
Фон Бильфельд молчал. Только дыхание чуть сбилось.
– Мой брат такой идиот. Он тебя не заслуживал, – тихо сказал он и дотронулся кончиками пальцев до руки Гюнтера в жесте дружеской поддержки. – Да у тебя же руки ледяные!
Вольфрам схватил обе ладони советника и с силой прижал их к своей груди, накрывая сверху руками.
– Сейчас согрею, – пообещал он.
– Ну, недаром же я «Ледяной Гюнтер», – попробовал отшутиться фон Крист, мысленно проклиная себя за то, что забыл надеть перчатки.
Руки действительно согрелись очень быстро. Вольфрам улыбнулся.
– Вот так-то лучше.
В эту секунду в небе вспыхнула первая искорка салюта, на глазах превращаясь в огромный букет из красок и блеска. Внизу зашипели фейерверки. Раздался следующий залп. Зрители внизу и на поляне зааплодировали.
– Действительно очень красиво, – прошептал Вольфрам, садясь на перила верхом. – Выглядит совсем не так, как снизу.
Рук Гюнтера он так и не отпустил, поэтому советник был вынужден встать к нему очень близко. Что на самом деле его порадовало, потому что от юного мадзоку практически веяло теплом, обволакивая вечно мерзшего Гюнтера уютным ощущением покоя. В конце концов, он просто обнял Вольфрама за талию, прижимаясь грудью к спине, одновременно согревая себя и давая тому дополнительную точку опоры. Фон Бильфельд блаженно прикрыл глаза. В отблесках света черты его лица преобразились, стали как будто взрослее, суровее. Таким он будет лет через двадцать-тридцать.
В воздухе витал аромат лилий и шампанского. Яркие огни, вспыхивающие то здесь, то там, создавали атмосферу чего-то нереального, почти сказки. Он и сам не понял, как это произошло. Когда его губы коснулись нежного рта Вольфрама, почему-то показалось, что в мире нет ничего более правильного. Осознав, что он делает, Гюнтер чуть крепче сжал талию мадзоку, побоявшись, что тот начнет вырываться и упадет вниз. Но фон Бильфельд и не думал этого делать, наоборот, вздохнув, он немного обмяк и приоткрыл губы. Второй поцелуй был таким же невинным и нежным, разве что длился на полсекунды дольше.
– Мне так хорошо, – признался Вольфрам, откидывая голову старшему мадзоку на плечо. – У меня никогда не было в жизни более романтичного момента.
«Да, – подумал Гюнтер, глядя на него, – это красота момента. Магия красоты. Без чувств, просто ради удовольствия».
– Еще один, для ровного счета? – хитро спросил фон Бильфельд, улыбаясь.
– Почему нет? – так же улыбаясь, ответил ему фон Крист.
Третий поцелуй был столь же невинен, разве что Гюнтер позволил себе прикоснуться языком к приоткрытым губам юноши и на прощание чуть прикусить его за нижнюю губку. Вольфрам хихикнул и собирался как-то прокомментировать это хулиганство, как вдруг со стороны дверей раздалось:
– Вольфрам?..
На пороге в свете огней стоял Мао собственной персоной, за спиной у него высились братья Вольфрама, а где-то сбоку переминались с ноги на ногу Рейвен со Штоффелем. «Да, не часто можно видеть такое изумленное выражение лица у Гвендаля. Мы с Вольфрамом можем гордиться собой, если бы тут было чем гордиться», – невесело подумал Гюнтер, отступая от юного мадзоку, который смутился и покраснел под не менее изумленным взглядом бывшего жениха. Маршал тем временем взял себя в руки и решительными шагами вышел на балкон.
– Какого Соши вы творите?! – возмущенно начал он.
– Неловко получилось, – подал голос из-за его спины Штоффель. – Не думал, что мы будем здесь так невовремя.
Судя по тону, он был доволен сложившейся ситуацией сверх всякой меры.
– Вольфрам? – продолжил приходить в себя Мао. – Ч-ч-что вы делали? Вы же парни, это неправильно!
Фон Бильфельд тяжело вздохнул, подобные слова он слышал чуть ли не с первого дня своей помолвки и до последнего, он просто устал от них.
– То, что это неправильно для тебя, Юури, не значит, что все остальные думают также, – откинув челку с лица, он добавил. – Просто забудь о том, что ты видел. Это было не для посторонних глаз.
Гюнтер согласно кивнул – так будет лучше для всех. Не стоило раздувать скандал из-за невинного эпизода. Судя по выражению лица Конрада, он думал также.
– Я ничего забывать не собираюсь! – рявкнул Гвендаль. – Гюнтер, ты что себе позволяешь? Думаешь, если мой брат больше не обручен с Мао, то он легкая добыча? Ты пытался его соблазнить! Даже думать не хочу, что было бы, не прерви мы вас!
Это было обидно.
– Брат! – возмущенно воскликнул Вольфрам.
Очень обидно.
– Чем я дал тебе повод думать и говорить обо мне таким образом? – Гюнтер сжал кулаки. – Неужели ты и правда веришь в то, что сказал?
Гвендаль чуть покраснел, он действительно пожалел о своих необдуманных словах, едва они только вылетели, но отступать было не в его характере, как и признавать свою неправоту.
– А что я еще могу подумать? – раздраженно бросил он, уже без былой пылкости. – Ты старше, опытней, а Вольфрам все еще страдает от разбитого сердца, – при этих словах Юури вспыхнул и потупил взор. – Иначе как гнусным использованием, твое поведение не назовешь!
– Что ж, – фон Крист зло посмотрел на бывшего супруга, – ты не оставляешь мне выбора.
Он развернулся на каблуках и, вложив в удар всю свою боль и обиду, влепил Вольфраму пощечину, по левой щеке. Внезапно наступила тишина, отгремел последний салют, утихли фейерверки, гости, собравшиеся внизу, как-то смолкли… А те, кто был в этот момент на балконе, и вовсе будто бы превратились в соляные статуи.
Как только Вольфрам устоял на ногах после такого удара? Голова мотнулась с силой, в глазах помутилось, от боли выступили слезы. Он переводил взгляд с брата на Гюнтера, с того на Конрада, на Штоффеля, Рейвена и, наконец, Юури. В глазах бывшего жениха отражался ужас. Губы шептали знакомые, ненавистные слова «парни», «неправильно», «нельзя». Внезапно душу затопила ярость, такая сильная, такая взрывная.
– Я согласен, – голос в тишине прозвучал звонко. – Я принимаю твое предложение, Гюнтер.
Фон Крист только сейчас начал оценивать последствия своего необдуманного поступка. И уже был готов отказаться от предложения, сделанного от обиды, как Вольфрам усугубил ситуацию до состояния фарса. Хотя… Гвендаль снова успешно изображал из себя рыбу, хватая воздух ртом и хлопая глазами. Это зрелище было столь смешным, что Гюнтер не выдержал и расхохотался. «Это истерика», – понял он, утирая слезы, выступившие на глазах от смеха. Вольфрам подошел к нему вплотную и обнял крепко-крепко.
– Все хорошо, – зашептал он, гладя советника по голове. – Все хорошо, Гюнтер.
– Мне кажется, – Конрад попытался спустить все на тормозах, – мы все немного напряжены. Я бы не стал воспринимать произошедшее здесь и сейчас всерьез.
– Да-да, – поддержал его Юури, – всем надо остыть.
А Гюнтер продолжал заливаться неестественным почти болезненным смехом, не в силах остановится. Вольфрам разорвал объятия и, с силой сжав подбородок фон Криста, крепко поцеловал его в губы. Неумело и жестко, сминая нежную плоть, раня до крови. На этом истерика оборвалась. Гюнтеру удалось взять себя в руки и оттолкнуть от себя юного мадзоку. Глядя на наливающийся синяк на скуле Вольфрама, он оттер кровь с губы. Они смотрели друг другу в глаза. Двое отверженных, обозленных на весь мир мадзоку. Гордость. Это все, что остается, когда нет любви. Гордость – это то, о чем начинаешь думать, когда хочешь себя пожалеть. Гордость – последний оплот достоинства и самоуважения. Это все, что у них осталось. Это то, что любой ценой нужно спасти из этого фарса. Иначе жизнь окончательно лишится своего смысла. Гордость…
– Мы совершенно серьезны в своих намерениях, – голос Гюнтера все еще дрожал, но он гордо расправил плечи и протянул Вольфраму руку, – и отдаем себе полный отчет в происходящем.
Вольфрам сделал шаг перед и взялся обеими руками за холодную ладонь.
– Да, – подтвердил он, – мы серьезно.
– Что здесь происходит? – ласково прощебетала Шери, появляясь на балконе.
– Гюнтер сделал мне предложение, и я его принял, – улыбнулся ей младший сын.
– Что???
– А сейчас прошу извинить нас, мне нужно перенести вещи в комнаты Гюнтера. Или мы будем жить у меня? – губы дрожат, бровь дергается, в глазах стоят слезы, но он держится. Держится из последних сил.
– У меня очень много книг, – Гюнтер приобнял новоявленного жениха за плечи. – Лучше все же ко мне, не хотелось бы их все переносить. Все разговоры завтра, – оборвал он Гвендаля, начавшего что-то говорить. – День был тяжелый, моему жениху нужно отдохнуть.
И они покинули балкон. Вместе.
– Кто мне объяснит, что здесь произошло? – голос Шерри полон раздражения и негодования.
– Что б я знал, – развел руками Гвендаль, на душе скребутся кошки, не стоило столь необдуманно бросать Гюнтеру обидные слова в лицо. Но он тоже хорош, кто ж знал, что он такое выкинет?
– Ты иногда бываешь таким идиотом, брат, – бросил Конрад.
– Это не я затеял все эти поцелуи на балконе! – взорвался маршал. – Если бы они вели себя прилично, то вообще бы ничего не произошло.
– Кто целовался на балконе? – спросила Шери, которой совсем не нравилось, что её игнорировали.
– Гюнтер и Вольфрам, – подал голос Юури, все еще находящийся в состоянии близком к шоку.
– Это так романтично, – улыбнулась бывшая Мао. – Ночь, луна, балкон… Ах! Я вспоминаю свою молодость! Неудивительно, что они не удержались.
– Но они же парни! – выкрикнул Юури. – Так нельзя! Это неправильно! Парни не должны целоваться!
Взгляд Сесилии неожиданно оказался очень злым и холодным.
– Знаете, Ваше Величество, вы иногда бываете таким… же, как Гвендаль.
С этими словами леди покинула балкон. Вслед за ней увязался Штоффель с неизменным Рейвеном. Фон Вальде в сердцах выругался и тоже ушел.
– А что я такого сказал? – недоуменно уточнил Мао, глядя на Конрада.
Тот только развел руками. Объяснять ничего не хотелось. Было больно за брата и за бывшего преподавателя. Но сделать с этим что-то было не в его силах…
***
Едва за ними закрылась дверь спальни Гюнтера, как они оба сразу сползли на пол. Говорить не хотелось, хотелось выть, плакать и кричать. Но на это уже не было сил. Никаких сил. Ни душевных, ни физических. Так и сидели, молча, плечом к плечу.
– Я не взял с собой ночную рубашку, – наконец нарушил молчание Вольфрам.
– Что? – Гюнтер слишком глубоко ушел в свои невеселые мысли и не расслышал юношу.
– Ночную рубашку, – с нажимом повторил фон Бильфельд. – Мне не в чем спать, понимаешь?
– Я одолжу тебе свою, – ответил советник поднимаясь.
На нетвердых ногах он подошел к шкафу и вытащил одну из ночных рубашек, в которых привык спать сам.
