Текст книги ""Авантюристы" (СИ)"
Автор книги: Su.мрак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– Всё! Хватит сидеть, как пень, и ждать у моря погоды! – звук собственного голоса окончательно привёл меня в чувство. Сняв огроменные каблуки (и как я не свернул себе на них шею, когда нёсся сюда?), я бесшумно, насколько мог, выбрался в коридор и короткими перебежками от тени к тени стал пробираться к выходу из этого лабиринта. Минут через пятнадцать мне посчастливилось наткнуться на парадную лестницу, и я уже более уверенно отправился искать кабинет хозяина поместья. Ведь именно там находился подключённый к школе камин. Часы как раз пробили пять утра, все обитатели менора видели девятый сон, когда я, наконец, отыскал проклятую комнату. Осторожно приоткрыв дверь, убедился, что там, кроме горящего в камине огня, нет других источников света, и просочился внутрь… Точнее, это громко сказано – просочился: не с такими формами, как у Паркинсон, пролезать в узкие щели. На первый взгляд, в кабинете никого не было и тут… окружающие предметы внезапно стали терять чёткость очертаний.
– О, нет! Только не сейчас, не со мной! Я этого не переживу!
Кажется, я даже прошептал эту чушь вслух, но мне было не до подбора выражений. Делать было нечего. Зелье, выпитое мною несколько часов назад, стремительно переставало действовать. Ещё пять-семь минут – и начнут меняться черты лица и фигура, а мне ещё надо найти летучий порох и разблокировать камин, если он закрыт. И сделать это вслепую у меня явно не получится. Сильно прищурившись, чтобы чётче различать окружающие предметы, я двинулся к камину, второпях нашаривая в дамской сумочке последний флакон с Оборотным зельем. Фигуру в тёмно-зелёном домашнем шлафроке, застывшую с бокалом коньяка в руках в кресле с высокой спинкой, полностью скрывавшей ее от двери в кабинет, я даже и не увидел. Продолжая бормотать себе под нос что-то типа: «О, нет», «Зааважу нафиг», «Осточертел и этот долбаный мир, и моё невезение», я почти наощупь продвигался на свет пламени, всё пытаясь достать из сумочки зацепившийся за шёлковую подкладку фиал с зельем. Наконец, мне это удалось, и, издав что-то среднее между рычанием и проклятием, я, кое-как свернув крышечку, потянул флакончик ко рту и тут…
– Опомнитесь, сумасшедшая девчонка!
Кто-то попытался выбить фиал из моих рук, но я недаром шесть с половиной лет был квиддичным ловцом, даже с этим телом мне удалось увернуться и, отскочив за спинку кресла, выпив приторную жидкость, ловким броском зашвырнуть флакончик в огонь. Даже я знал, что Оборотное зелье боится высоких температур (потому так долго и готовится), и уже после нескольких секунд контакта с пламенем ни один специалист не сможет определить, что было в фиале. Как, впрочем, и в моей крови. Тут уж модификация близнецов виновата. А запах исчезнет через полминуты. Во второй раз мне тоже удалось увернуться. Зрение стремительно восстанавливалось, но пока в полутьме я не мог разглядеть своего противника, да и не очень-то пытался: в квиддиче лучше полагаться на чутьё, а не на глаза – они-то как раз могут подвести. Мне удалось бы увернуться и в третий раз, но я не рассчитал изменение своей комплекции и едва не застрял между креслом и стеллажом с книгами, а пока выбирался, меня настигли и с силой притиснули к полкам.
– Вы малолетняя идиотка, Паркинсон! Что было во флаконе? Да говорите же, а то я не дам и ломаного кната за вашу жизнь!
Слова сопровождались очередным яростным впечатыванием моей нехилой тушки в стеллаж. Прямо перед моими глазами тревожным блеском сияли серые глаза Люциуса Малфоя. Я успел ещё удивиться, что с первого взгляда не заметил впечатляющий платиновый хвост лорда, но тут из меня снова нагло выбили пыль. От возмущения я открыл было рот, чтобы отрицать всё, что можно и нельзя, но того, что последовало за этим, никак не ожидал. Мужчина яростно впился ртом в мои губы, нагло раздвигая сомкнутые зубы и хозяйничая языком в… Первым порывом было немедленно вырваться и убежать, но он был гораздо сильнее и меня, и бедной дурочки Панси. Я хотел было укусить его и даже попытался сжать зубы, но он твёрдой рукой ухватил меня за подбородок, не давая свести челюсти, а потом… Потом меня словно молнией ударило. Какое-то незнакомое доселе чувство словно отключило мой разум, заставляя тело таять в этих почти жестоких объятиях, а рот раскрываться, с радостью подчиняясь агрессору. Мне было всё равно: где я, кто я, в каком облике здесь нахожусь, только бы это сладостное состояние никогда не кончалось. У меня словно выросли крылья. Изменился и сам поцелуй – меня больше не захватывали, а… словно нежили и лелеяли в своих объятиях. Это чувство щемящей нежности, разгорающегося где-то в груди огня и никогда ранее не испытанного беспричинного огромного счастья накрыло меня с головой, и, когда мой рот отпустили, чтобы дать глотнуть немного воздуха, я с протестующим стоном сам рванулся к человеку, подарившему мне… доселе неведомые чувства. Я же видел, что и его «зацепил» этот поцелуй! Он уже не был для меня врагом, наоборот, роднее и ближе его у меня теперь…
Эта мысль ещё билась в моём разуме, когда почти одновременно случилось две вещи: с шумом и треском в камине за спиной Люциуса взметнулось зелёное пламя, разрывая на клочки хрупкий миг моего счастья, и, будто выходя из транса, мужчина, обнимавший меня, прошептал: «Вот оно что: Оборотное зелье». Мне на голову словно ведро ледяной воды вылили. Так вот для чего он целовал меня – пытался определить вкус выпитого мною, чтобы не дай Мерлин невеста его наследничка вдруг не окочурилась у него в доме! Ведь позору же потом не оберёшься! Как я, идиот, мог подумать, что его может интересовать что-то… дурак – он и в Африке дурак. Прав, прав был Снейп: ничему-то меня жизнь не научила! Не в силах больше выдерживать контакта с этим всё ещё желанным человеком, я с силой вырвался из его рук и, не разбирая дороги, кинулся в зелёное пламя, едва не сбив с ног вывалившегося оттуда перемазанного в грязи и крови мужчину. В последнее мгновение перед тем, как исчезнуть в каминной сети, я успел увидеть, как капюшон мантии таинственного визитёра соскальзывает с его головы, и перед моим изумлённым взглядом оказывается взъерошенный и изрядно ощипанный, но явно непобеждённый… Люциус Малфой. В следующее мгновение меня потащило по каминной сети и выкинуло в «Дырявом котле». А я ещё с минуту стоял и глупо улыбался (в смысле – стояла). Два Люциуса Малфоя в одном поместье – это было… круто.
====== Глава 2. Друзья, с которыми и врагов не надо ======
Северус:
– Люц, я же, кажется, уже сказал тебе: «Нет».
– Но почему? – мой блондинистый друг недоумевал совершенно искренне. Разговор, судя по всему, предстоял нелёгкий, а голова и так раскалывалась от сумасшедшей гонки последних двух недель, когда волной шли проверочные и контрольные работы на всех семи курсах Хогвартса. Да и сегодняшнее добровольно-принудительное присутствие на Рождественском балу, когда мне часа три пришлось разгонять из углов целующиеся парочки (некоторые из которых были в весьма и весьма тесном контакте) и выслушивать сентиментальные бредни подвыпивших Хагрида и Спраут, а также душещипательные проповеди Альбуса, подлило масло в огонь. Им-то хорошо, их «шалости» студентов лишь забавляют, а мне каково? Я же не тысячелетний Мафусаил! Мне тридцать восемь только через две недели исполнится. Больше всего мне сейчас хотелось поспать пару часов и навестить один хорошо мне знакомый дом на Диагон аллее, с хозяйкой которого мы были давними приятелями. Мадам Аделина ещё пару недель назад намекала, что в их заведении появилась парочка новеньких молодых людей как раз в моём вкусе. И как раз вчера я по сквозному зеркалу сообщил ей о своём сегодняшнем визите в её гостеприимный дом. Только предвкушение удовольствия от этого посещения позволило мне, никого не заавадив, пережить вечернее «прекрасное празднество». И вот – нà тебе, Северус! Не успел я принять душ и завалиться спать, как в мои хогвартские покои заявился не кто иной, как сиятельный лорд Малфой собственной озабоченной персоной. Почему озабоченной? А у Люциуса всегда так. В обычной, повседневной жизни он холодный, расчетливый до мозга костей человек, великолепно знающий, как делать деньги и ловить любую возможную и гипотетическую выгоду. Меня даже поражает порой, как меня угораздило подружиться с подобной сволочью. Я, конечно, и сам не ангел, но Люц – это нечто. И, что самое интересное, по-своему, Малфой ко мне привязан, насколько он, конечно, вообще способен на это. Никогда не думал, что Люциус способен за здорово живёшь рисковать своей шкуркой, а тогда, во время битвы за Хогвартс, ведь рискнул, сунувшись вытаскивать моё бренное тело, вцепившееся мёртвой хваткой в Поттера, с перекрёстка, на котором преставился Лорд. Это, между прочим, спасло мне и везучему гриффиндорскому щенку жизнь: все, кто остался там лежать, до сих пор не вышли из комы. Мда-а, Люц – своеобразный человек, даже я его не до конца понимаю, хоть и дружу с ним… двадцать четыре года. Он вращается в высшем свете, встречается, разговаривает и приятельствует только с теми людьми, которые могут быть ему выгодны, но… приблизительно раз в один – два месяца, Люциуса начинает «усить». Наверное, от размеренности и предсказуемости жизни и привычности великосветских интриг. В подобные дни Малфой, словно его пикси толкают, ввязывается в такие авантюры, что даже у меня, человека, который много чего повидал на своём веку, волосы дыбом от ужаса становятся. И вот именно тогда мне, ухитрившемуся стать его единственным другом, часто приходится расхлёбывать последствия его эскапад. Люцу-то что? Он, как уж, выскользнет из любой неприятности, недаром его Тёмный Лорд называл «нашим скользким другом», а мне, на которого он скидывает все проблемы, не имеющему его шарма и врождённой способности выходить сухим из воды, приходится потом вертеться, как грешнику на адской сковородке. Вот и сегодня, судя по блеску в серо-стальных, обычно непроницаемых глазах, Люциуса явно «усило».
– Потому, что у меня на эту ночь совсем другие планы. Разбирайся сам.
– Северус, но я же тебя как друга прошу помочь. Мне надо-то всего часов десять-двенадцать, а к следующему рассвету я вернусь. Когда я тебя обманывал?
Да уж, пожалуй, не припомню. Люциус вообще старается в открытую не врать, он мастер полуправды и намёков – манипулятор. Вот, казалось бы, меня даже Лорд не мог обмануть, заставить что-то делать – да, но обмануть – нет, а Люц проделывает это с завидной регулярностью. И ведь я каждый раз знаю, что пожалею потом о своей сговорчивости, но всё равно соглашаюсь. Дар такой у нашего лощёного аристократа: он может без мыла влезть в любую ж… надеюсь, вы поняли, о чём речь? Да, именно об этом. Раньше, пока был жив Волдеморт, Люциусу приходилось напрягать всю свою изворотливость, чтобы не пострадать от ударов обеих сторон, и закидоны у него случались реже – сказывалось постоянное напряжение, а теперь в мирной жизни экс-УПСу и бывшей правой руке Самого-Тёмного-Из-Всех-Лордов мучительно не хватает адреналина – отсюда и ежемесячный всплеск авантюризма. Но сегодня я ему не поддамся. Всё! Хватит!
– НЕТ!!! Или тебе по буквам повторить? Н – Е – Т! Какого Мерлина ты вообще назначил свидание очередной пассии в день помолвки своего сына? Свяжись со своей… и перенеси встречу, да и дело с концом.
– Не-ет, не могу, – на лице блондина появилась хищная предвкушающая улыбка. – Я её почти три недели «обрабатывал». Знал бы ты, что за ведьма! М-м-м – порох. Если я откажусь от свидания, она из принципа больше на контакт не пойдёт. А что касается дня помолвки, то это идея Нарси: совместить Рождественский ужин с подписанием контракта. Я собирался предложить Алексу совершить обряд после Нового Года, перед концом каникул, а она мне все планы поломала. Я узнал об этом знаменательном событии только вчера вечером, когда Паркинсоны были уже приглашены на ужин. Ты же знаешь Александра: он подозрительный до паранойи и злопамятный до упора. Попробуй я теперь заикнуться о переносе помолвки – обиды не оберёшься. Ну-у, Северус, что тебе стоит? Это же всего лишь безобидное приключение.
– Безобидное?! Такое же, как когда ты мне посоветовал проследить Джеймса Поттера и Сириуса Блэка до Визжащей хижины?! Или, может, то, после которого у нас с тобой на руках появилось по брутальной татуировке?! Или то, после которого в Хогвартсе проснулся василиск?! Знаешь, ты хуже Поттера. Тот хоть по дурацкому гриффиндорскому любопытству ввязывается в свои… авантюры, а ты намеренно играешь в русскую рулетку. Смотри, удача как-нибудь тебе изменит. И вообще, у меня сегодня встреча с Грозным Глазом…
– Ну-у, Сев, и кто из нас кому врёт? С каких это пор этот параноик Хмури и его приятели – ушибленные на голову авроры – устраивают бои без правил в ночь перед Рождеством?
Да уж, это я, не подумавши, ляпнул, а Люц далеко не дурак:
– Решили тренировку устроить – пар выпустить.
– Да-а? А я вот слышал, что твой спарринг-партнёр к племяннице во Францию на Рождество собирался.
Вот, Мордред его заавадь, ищейка! Всё-то он знает! Моргана меня дёрнула проболтаться ему за бокалом огневиски, что бывшие члены Ордена Феникса (в основном, из числа слегка двинутых на почве адреналиновой зависимости авроров) и парочка бывших УПСов, сотрудничавших во время войны со «светлыми» и оправданных после победы, вот уже месяца два устраивают в одном заброшенном поместье бои без правил. У каждого свои способы бороться с рутиной мирной жизни. У меня – такой.
Я уже понимал, что опять поддамся на уговоры Люциуса, и сейчас просто «выпускал пар», отыгрываясь на этом самодуре за мои сорванные планы на Рождественскую ночь. Вот в этом был весь Малфой: заявиться посреди ночи, сорвать планы на приятное проведение праздничного дня, заставить целые сутки терпеть трещание двух великосветских сорок, да потом ещё и оставить разбираться с последствиями того, что он успеет натворить.
– Северус…
А вот это уже запрещённый приём. Благодаря имевшейся у него в роду Мерлин знает когда вейле, этот великосветский паразит может, когда хочет, использовать свой голос не хуже, чем «Империо». А я всего лишь человек. Мужчина, у которого, между прочим, из-за этой мордредовой запарки перед концом семестра уже пару недель секса не было. И ведь великолепно знает гад, что делает!
– Нет!
– Се-ев?
– Иди к Мордреду!
– Ну, Северус, последний раз. Ведь, в конце концов, Драко – твой крестник, а уз крестника и крёстного достаточно, чтобы обряд помолвки и магический контракт вступили в силу.
– А оно мне надо?
– Ты привязан к моему сыну почти как к собственному ребёнку, и вряд ли захочешь разрушить его счастье с Пенелопой Паркинсон.
– Счастье? Я вообще не понимаю, где у вас с Нарциссой глаза были, когда вы обручали Драко с наследницей Паркинсонов? У неё же нет ни мозгов отца, ни красоты матери! Природа на ней просто отдохнула. Да и магический потенциал весьма средний, если не сказать хуже.
Ого! Кажется, нашего невозмутимого аристократа проняло таки. Серые глаза приобрели оттенок закалённой стали, а на щеках на мгновение заиграли желваки. Голос же отдавал просто арктической холодностью:
– Думаешь, я этого не понимаю? Когда мы затевали обручение, Драко с дочкой Алекса по пять лет было. Девчонка казалась тогда вполне развитым и симпатичным ребёнком, кто же знал, что из неё вырастет… такое.
– И, тем не менее, выросло. Я одного взять в толк не могу: пока вы связаны лишь предварительным словом и нет никакого контракта, почему ты не разорвёшь помолвку? Поверь мне, эта девица сочетает в себе напористость дикого кабана, беспардонность и такт носорога и сговорчивость барана. Она избалована до безобразия.
– Ничего, мой сын быстро поставит её на место. Забини говорил, что она весь прошлый год вокруг Драко чуть ли не на цыпочках танцевала и даже голос не смела повысить. А что не красавица – так наше наследие всё равно перевесит любое другое, да и в её верности Драко сомневаться не придётся: вряд ли найдётся много охотников снискать её расположение.
– Увивалась, потому что хотела добиться свадьбы, а после неё она совсем по-другому себя вести будет, вот увидишь. Я с этой девицей шесть лет по девять месяцев в году общался, успел изучить её «золотой» характер. Что же касается верности… хмм… доказательств у меня нет, но кое-какие слухи по школе ходили… подумай, Люциус. Твой сын тоже далеко не в восторге от этого брака.
– Всё уже решено. Не могу же я оскорбить моего… ближайшего приятеля Алекса.
– Ах, вот оно что! Паркинсон тебя на чём-то зацепил…
– Скажем так, если он откроет рот, мы с тобой оба погостим в Азкабане, несмотря на наши осенние подвиги.
– Понятно. И уклониться нельзя?
– Только если его доченька сама откажется подписать контракт. А это, как ты сам понимаешь, произойдёт не раньше второго всемирного потопа.
Да, похоже, Паркинсон знает о наших делах что-то серьёзное. Не настолько глобальное, чтобы потянуло на поцелуй дементора, иначе бы с ним уже давно случился «несчастный случай»: Люц в таких делах церемоний разводить не станет – уберёт чисто и, что главное, абсолютно недоказуемо. Но достаточно весомое. Придётся соглашаться, а то как бы крестник и его невестушка что-нибудь не натворили. Люциус, если уж ему припекло, обязательно сделает по-своему и исчезнет из менора, чего бы это ему ни стоило. Если я откажусь, он найдёт кого-то другого, и не факт, что этот «кто-то» не превратит всё в катастрофу.
– Ладно, но больше я на такую авантюру не соглашусь. Кто там ещё будет, кроме Паркинсонов?
– Никого, это лишь тихий «семейный» рождественский ужин. Не волнуйся, запас Оборотного я тебе оставлю, – красавец аристократ со своим самым честным выражением лица улыбался мне во все тридцать два зуба, и в моей душе зародилось какое-то нехорошее предчувствие, что всё пройдёт не так, как надо, и я ещё крупно пожалею, что согласился на эту авантюру.
Как оказалось впоследствии, интуиция меня не подвела. С того самого момента, как из зелёного магического пламени в камине на ковёр шагнули две расфуфыренные дамы в сопровождении вышагивающей, словно проглотила палку, Пенелопы и моего донельзя мрачного крестника, мне не удалось расслабиться ни на минуту. Хоть Нарцисса с Джорджианой и не орали, как две базарные торговки, но их беседы о драгоценностях и нарядах могли достать и мёртвого. Алекс светился самодовольством. Драко молча страдал – его в корне не устраивала такая спутница жизни – но он не рискнул бы пойти против решения отца. В общем, всё, как я и ожидал. О, нет, постойте, не всё. Поначалу я не обратил внимания на поведение собственной студентки, хотя мне уже тогда что-то показалось странным. И только потом до меня дошло! Панси почти не участвовала в светской болтовне своей мамаши и будущей свекрови, а отделывалась лишь краткими комментариями. Причём в некоторых ответах проскальзывала хорошо завуалированная издёвка. Это у Паркинсон-то, которая потеряла столько баллов из копилки факультета за обсуждение на уроках магических духов и последних писков моды. Я ещё тогда позлорадствовал: ощущение было такое, что девицу «прокляли мозгами». И порадовался за крестника: при условии, что в этой девчонке пробудится доселе дремавший разум, брак мог стать для него хотя бы терпимым, в противном же случае… А! О чём тут говорить? Если Люциус вбил себе в голову, что согласен на этот союз, то его гиппогрифом не сдвинешь. Упрям, как… гриффиндорец. Я отвлёкся от разговора, привычно пропуская мимо ушей болтовню довольного будущего родственничка и исподтишка наблюдая за «счастливой невестой». Пенелопа выглядела так, будто у неё мучительно болела голова, но она изо всех сил пыталась это скрыть. Мигрень, в принципе, могла объяснить многое в её необычном поведении, и мне показалось, что я ошибся, приняв желаемое за действительное – девчонка просто ждёт момента своего триумфа и окончательного закрепления за ней статуса «невесты Драко Малфоя». Как оказалось впоследствии, я крупно ошибался. Когда пришёл её черёд подписывать брачный контракт, а её папаша произнёс по этому поводу короткую, но пронизанную пафосом речь, слизеринка побледнела и, отшвырнув от себя пергамент, как будто он был ядовитой змеёй, с полупридушенным возгласом: «Нет! Никогда!» – выскочила из столовой.
Поиски и преследование экзальтированной, по-видимому, ударившейся в истерику девицы не дали никакого результата, хоть мы и обыскали все закоулки Малфой-менора сверху донизу. Не помогло даже Поисковое зелье. На мой взгляд, этому могло быть только одно объяснение: в результате временного помутнения рассудка стихийным выбросом магии девушка блокировала всякую возможность отыскать её в поместье. Помучившись до четырёх часов утра, мы все решили дать Панси возможность побыть в одиночестве и прийти в себя. Покинуть дом без моего ведома она всё равно не смогла бы, а «поисковая команда» уже валилась с ног от усталости. Расстроенный донельзя поведением дочери Алекс Паркинсон отправился, как я подозревал, снимать стресс в гостеприимный дом на Диагон аллее, посещения которого я лишился по милости Люца. Его супруга, ни словом, ни взглядом не показавшая своего неудовольствия от решения мужа, изобразила весьма достоверный обморок и была решительно оставлена «приходить в себя» в одной из гостевых спален Малфой-менора. Нарцисса лично взялась проводить подругу в выделенные ей апартаменты. Что касается моего крестника, так и не заподозрившего до сих пор подмену отца, то в его глазах впервые за последний месяц, который Панси постаралась сделать для него невыносимым, засветилась робкая надежда.
– Отец, а если Панси не опомнится до завтра, помолвка будет разорвана?
– Посмотри в библиотеке «Родовые ритуалы чистокровных магических семей», сын, мне стыдно за твоё незнание таких элементарных вещей.
Ответ, как мне казалось, вполне мог соответствовать настроению обманутого какой-то малолетней истеричкой Люциуса, да и крестнику не мешало бы самому, без моей помощи поискать выход из сложившейся ситуации. Не всё же мне спасать его задницу: семнадцать лет парню, пора надеяться только на себя. Но, увидев, какая глухая тоска вспыхнула в этих серых глазах, не научившихся ещё прятать все эмоции за маской безразличия, сжалился и уже мягче добавил:
– Помолвка не состоится, только если Пенелопа в течение шести месяцев будет отказываться завершить контракт. Я не хочу тебя обнадёживать, сын. Ложись спать, уже почти утро.
– Понятно. Спокойной ночи.
Драко ушёл в свои комнаты, а я, направившись было в сторону спальни Люциуса, замер на полдороге. Мне никогда не приходилось бывать внутри этой комнаты. Я даже не знал, отдельные ли спальни у них с Нарциссой, хотя и подозревал, что раздельные. Моя ночёвка в доме нашим с Люцем соглашением не обговаривалась. За всей этой кутерьмой с поисками сбежавшей невесты я и забыл, что мой друг планировал вернуться к полуночи, а сейчас на часах было почти четыре утра. В душе зашевелилось неприятное предчувствие. Люц так и не признался, кого на этот раз он собрался «почтить своим вниманием», но, судя по его настрою, авантюра была крайне опасной, и невозвращение его из «загула» в назначенный срок могло означать крупные неприятности. И, что самое поганое, помочь я ему не мог, оставалось только ждать.
Подозвав доверенного эльфа Люциуса, я поинтересовался:
– Госпожа уже спит?
– Нет, хозяин.
– Передай ей, что мне нужно поработать с кое-какими бумагами в кабинете, пускай не ждёт меня.
Вот так! Я одним махом решил неудобный для меня вопрос со спальнями и совершенно законно занял стратегически важный пост – кабинет, в котором был единственный камин, связывающий поместье с каминной сетью. Моё ожидание грозило затянуться, и я поудобнее устроился в кресле возле распространяющего приятное тепло огня с бокалом коньяка в руках. Если бы не тревога за Люца, такое времяпрепровождение даже можно было назвать приятным, и, просидев больше часа, я уже начал потихоньку дремать, когда со стороны двери в кабинет послышался какой-то невнятный шум и прошуршали чьи-то приглушённые ковром шаги. В темноте незваный гость налетел на стол, и я хотел было уже привлечь к себе внимание, когда услышал полное отчаяния бормотание:
– О, нет! Только не сейчас, не со мной! Я этого не переживу!
В едва освещённой светом огня в камине комнате почти на ощупь передвигалась наша «беглянка». Похоже было, что моя студентка пребывала в полном шоке и отчаянии, а в этом состоянии малолетние экзальтированные дуры способны на всё, включая… так и есть! Я уловил в её бормотании что-то вроде «Зааважу», и «Осточертел и этот долбаный мир, и моё невезение», а уж когда она, нашарив что-то в своей сумочке, поднесла к губам какой-то фиал с зельем, меня словно холодной водой окатило, напрочь отбивая всякую сонливость:
– Опомнитесь, сумасшедшая девчонка!
Мне почти удалось схватить её и вырвать из рук проклятый фиал, но девчонка с невиданной доселе прытью буквально выскользнула из рук и, отгородившись от меня спинкой кресла, одним глотком проглотила содержимое флакона, запустив бесполезную уже стекляшку в огонь камина. Моё сердце стремительно рухнуло куда-то вниз: как зельевар и человек, достаточно долго занимавшийся Тёмными Искусствами, я мог назвать сотню ядов, которые бы могли находиться в полетевшей в огонь бутылочке, и, к сожалению, большинство из них полностью уничтожались близким контактом с открытым пламенем.
– Вы малолетняя идиотка, Паркинсон! Что было во флаконе? Да говорите же, а то я не дам и ломаного кната за вашу жизнь!
Эта дура могла умереть прямо на моих глазах, а я, не зная яда, которым она отравилась, не смог бы её спасти. Оставалась единственная возможность, но надо было торопиться. Девчонке ещё раз удалось увернуться от меня, но на третий раз я её поймал, всем своим телом притиснув к стеллажу с книгами. Боюсь, на тот момент меня меньше всего заботили её удобства и моя грубость: надо было спасать идиотке жизнь. Поймав вертевшую головой девицу за подбородок и зафиксировав её голову так, чтобы она не могла увернуться, я накрыл распахнувшийся в гневном возгласе рот своими губами, пытаясь уловить малейший оттенок вкуса выпитого ею зелья. Того, что случилось потом, я и сам от себя не ожидал.
Так уж получилось, что меня никогда не привлекали девушки. Да и я их, если на то пошло. Некрасивый, небогатый, с острым, как бритва, языком полукровка не был достойной кандидатурой для охоты на будущего мужа. Да и у меня девчачьи капризы и истерики ничего, кроме головной боли, не вызывали. Это уже потом, когда я стал Упивающимся, многие помешанные на ауре власти ведьмы пытались вешаться мне на шею, да к тому времени у меня уже был чётко сформированный круг интимных интересов. С парнями, по крайней мере, одинаково яростно можно было как драться, так и заниматься сексом. Став деканом Слизерина, я просто-напросто запретил себе воспринимать студентов как потенциальных сексуальных партнёров, и все шестнадцать лет работы мне это вполне удавалось. Поэтому я был в полном шоке, когда, всего лишь пытаясь выяснить, чем отравилась эта дурочка, накрыл губами её рот, и… поначалу жертва моей агрессии сопротивлялась и пыталась даже кусаться, но потом нас словно накрыло огненной волной. Что это было, я не знаю, но точно не простое возбуждение. Это чувство сложно описать: нежность, тепло родного дома, которого у меня никогда не было, чувство родства и… да, огромная, всепоглощающая страсть. То, что начиналось как необходимость, внезапно захлестнуло нас обоих, отгораживая от всего мира, и бросило в океан острого, почти болезненного для моего заледеневшего сердца счастья. Позабыв обо всём на свете, мы целовались, как сумасшедшие, едва отрываясь друг от друга, чтобы глотнуть воздуха и соединяясь вновь. Полутьма, освещённая сполохами огня в камине, сыграла с нами шутку, почти до неузнаваемости искажая черты лиц. Здесь не было лощёного аристократа красавца-блондина Люциуса Малфоя и полненькой дурочки Панси Паркинсон, а существовали лишь два захваченных страстью существа, не имеющих имён.
Какую-то пару секунд я ещё пытался бороться с собой, но очередной жалобный стон, сорвавшийся с зацелованных мною губ, и открытая моим поцелуям беззащитная шея окончательно сорвали к Мордредовой матери весь мой контроль. Выпустить из своих рук это существо сейчас я не мог, даже если бы мне угрожали смертью. Казалось, эта минута может длиться вечно, но… почти погасшее пламя в камине внезапно вспыхнуло зелёным светом, с шумом загудев в дымоходе. Волшебная минута была испорчена, и я, облизнув саднящие от яростно-нежных поцелуев губы, почувствовал на них знакомый привкус, объяснявший многое в поведение «невесты»:
– Вот оно что: Оборотное зелье…
Меня больно полоснули по сердцу горечь и обида, взметнувшиеся в устремлённых на меня глазах, а в следующую секунду я, не ожидавший толчка неожиданно сильных рук, отлетел к креслу, едва удержав равновесие. Моя пленница… или пленник, не знаю даже, как теперь и назвать, судорожно вдохнув открытым ртом воздух, внезапно метнулась к камину, едва не сбив с ног вывалившегося из него человека. От столкновения капюшон его изгвазданной в чём-то мантии слетел с головы, открывая во всей красе моего основательно взъерошенного, но явно довольного друга Люциуса. А через мгновение в зелёном пламени исчезла фигура вызвавшей в моей душе такую бурю гостьи, и я, промахнувшийся в броске всего на каких-то несколько дюймов, беспомощно стоял и смотрел на исчезающие всполохи магического огня.
В себя я пришёл от толчка в плечо и приглушённого слегка сбивающегося голоса:
– Ради Мерлина! Что ты застыл столбом? За мной может быть погоня: закрывай камин.
Закрыв доступ в Малфой-менор и для верности заблокировав каминную сеть парочкой заклинаний собственного изобретения, я развернулся, чтобы как следует разглядеть своего нагулявшегося друга. Судя по самодовольной роже, свою дозу адреналина он получил, но, Мерлин великий, в каком же аристократ был виде! Местами порванная и вымазанная в грязи мантия, взъерошенные волосы, глубокая царапина явно от «Сектусемпры» на правой щеке, парочка сломанных рёбер и… последствие попавшего вскользь «Круцио». Определив это за несколько секунд одним Диагностическим заклинанием, я в гневе уставился на друга, который, морщась от боли в рёбрах, уже избавлялся от испорченной одежды:
– Ну, и какого Мордреда это означает?
Повод сердиться у меня был, и не малый. С тех пор, как после битвы за Хогвартс Аврорат всерьёз взялся за уцелевших УПСов, на всех, кто не был осуждён на заключение в Азкабане, были наложены ограничения магической силы, и теперь в Британии использовать Заклятие Боли могли только авроры, да непростые, а из подразделения по быстрому реагированию, которое возглавлял… Шеклболт. У которого, в свою очередь, была молодая красивая жена-испанка, отличавшаяся, по слухам, бешеным темпераментом и страдавшая от постоянной занятости мужа. Все кусочки «головоломки» окончательно встали на свои места, и я, набрав в грудь побольше воздуха и ухватив окончательно слетевшего с катушек друга за спутанную гриву платиновых волос, зашипел не хуже приснопамятного василиска, давно пошедшего на ингредиенты для замковой лаборатории:
