Текст книги "Лебон (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Смотри. Мне. В глаза, – угрожающе произносит Сон.

Эти слова выедаются где-то на подкорке, слишком отчетливо забиваясь в ушах, но Хенвон не собирается подчиняться, пока не слышит добивающее продолжение следом:

– Или лишишься своих.

Че открывает глаза только после того, как слышит хруст собственных шейных позвонков, когда Хену наотмашь бьет его по лицу, не дожидаясь повиновения. Открывает и не может больше отвернуться.

Хенвон видит себя во взгляде Сона, словно в зеркало заглядывает. Поверхность мутная и затертая, но даже она не скрадывает острое и режущее по живому отражение, – Хосок его не простит. Не прикоснется к нему больше, потому что такие, как он, никому не нужны. Сломанные и использованные. Грязные, перемазанные вязкой чужой спермой, перебитые и выкинутые.

Хенвону мерзко от себя самого, блевать тянет от каждого болезненного стона, а цепью, которой он пытался задушить Хену, хочется удавить уже не его, а себя. Отвращение стирает кожу по миллиметру, разъедает разрядами тока по двести двадцать до самых костей, и все, что остается от Хенвона, это кусками разодранное мясо и кровоточащие раны. Лучше обойти, чтобы не вляпаться.

Хену растягивает губы в довольном оскале, не в силах сдержать удовлетворения, когда рассматривает красные полосы на щеке Че, мокрую от крови половину лица и исказившиеся, рябью пошедшие, черты, когда он двигает бедрами. Хенвон дрожит под ним, часто-часто моргает, будто бы видит то, что перед ним на самом деле, а не то, что ему хотелось бы видеть.

А ещё Сон хочет его слышать. Он перехватывает ноги Че под коленями, разводит еще шире и толкается так глубоко, как может. Член проходит трудно, с натягом раздвигает сжимающиеся стенки, и Хену даже чувствует горячую влагу, стоит двинуться назад-вперед. Но Хенвон не кричит даже тогда, заталкивает голос обратно в глубину сходящихся огнем внутренностей и всхлипывает почти беззвучно.

– Ты все равно сдашься, – Сон наклоняется и шепчет в самое ухо, Хенвон рвано выдыхает, но увернуться не может; Хену по одному опускает холодные пальцы на шею и в один момент сдавливает их так, что Че начинает задыхаться.

Сон с особой «лаской» тянет из него протяжные хрипы-выдохи на самой грани, – надави, и хрустнет, переломится, дышать перестанет,когда начинает двигаться размашисто, грубо, без остановки.

Это сливается в сплошную засвеченную пленку: кадры-кадры-кадры, они пролетают обугленные и осыпающиеся по краям, сменяются со скоростью звука, не позволяя себя рассмотреть. Все, что Хенвон замечает, так это искры перед раскрытыми глазами, которые еще немного, и обрушат растрескавшийся серый потолок прямо на него. Он его не видит: Хену просовывает руку под затылок, хватается за волосы и фиксирует так, чтобы только глаза в глаза, но Че мечтает, чтобы тот и вправду рухнул. Похоронил их живьем прямо здесь и сейчас. Терпеть это становится невыносимо.

Перед глазами все расплывается, Хенвон задерживает последние оставшиеся крупицы кислорода, цепляясь за падающее в бездну раздробленными ошметками сознание, и не выдерживает, кричит, когда Хену разжимает пальцы на шее, резко насаживает за бедра на себя и впивается губами в пульсирующий висок. Присасывается, задевая зубами, и проводит с нажимом языком. Всё это оказывается неожиданно больно, кажется, даже в разы больнее того, что было «до». Внутри все саднит, каждый орган распадается на куски на вывернутый узлами позвоночник, а из головы вместе с кровью Сон как будто высасывает всё, за что еще Хенвон был в состоянии держаться.

Сладкие звуки этого крика набатом растекаются по всему телу Сон Хену. Он вздрагивает, блаженно прикрывая глаза, и сплевывает большую половину соленой жидкости. Стирает бегущие по подбородку капельки рукой, втягивает губу и проводит по ней языком. Хену готов кончить лишь от этого вкуса, но что-то в нем горчит, въедается в мозг и разве что не выжигает на сетчатке свои отметины: эта жизнь, что в нем таится, ему не принадлежит, за эту игрушку уже выставлена своя цена.

Только Сон тоже не боится, ведь Хосок лишь зверь с ошейником, который теперь сидит на поводке и платит за то, что посмел когда-то эту игрушку отобрать.

Хену поднимает голову Хенвона, так и не выпустив из захвата его затылок, и целует в приоткрытые в судорожных вдохах губы. Выпускает остатки крови, ощущая, как они стекают по языку в чужой рот, и заставляет Че захлебнуться, но сглотнуть. Отстраняется.

Хенвон морщится и давится, кашляет и закрывает глаза, мечтая никогда больше не просыпаться. Сдохнуть и пропасть навечно. Он не осознает себя на сколько-нибудь целым, способным поднять раскиданные осколки себя и собрать из них что-то такое, что могло бы хоть издали сойти за него.

Это больно.

И то, что Хену не останавливается, продолжает что-то говорить и переворачивает его на живот – ничего больше не значит. Даже тогда, когда он по новой бьет его, да так, чтобы побольнее, но не дает потерять сознание, входит в него снова и трахает, бесконечно трахает, пока, наигравшись, не кончит парочку раз в него и на него, – даже тогда это больше ничего не значит. Потому что Хенвон тонет в луже собственной крови, опускаясь пониже дна без права на спасение. Потому что теперь он – кусок мерзкой подгнивающей грязи. И спасать его некому.

Это агония. И все, о чем Хенвон думает, когда сгорающим сознанием улавливает звук закрывающейся за Соном двери, что стоит разжать руки и отпустить Хосока от себя, перестать держаться, чтобы хотя бы в собственной смерти ему дали выбор.

SHTower. Кабинет Шин Хосока.

Элисон срочно вызвала Кихена в офис, так и не дав ему закончить начатое. Ю долго злится, что пришлось полтора часа проехать попусту и сразу возвращаться обратно. Как только он поднимается на 35-й этаж, Элисон объявляет, что босс ждет его в кабинете.

– Вы хотели меня видеть? – спрашивает Ю, войдя в кабинет и застыв на пороге.

– Да. Проходи, садись, – Шин указывает взглядом на кресло перед своим столом.

Кихен молча проходит к столу и садится. Хосок обходит стол и, подойдя сзади к сидящему в кресле Ю, кладет руки ему на плечи и легонько сжимает. Кихен от действий своего босса теряется и не может определить для себя необычное поведение Шина.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – Хосок нагибается и шепчет вопрос прямо в ухо Кихену.

– Я не понимаю… Что бы Вы хотели знать? – дрожащим голосом спрашивает Ю, не смея повернуть голову к Шину.

– Уверен? – Хосок сильнее сдавливает пальцами плечи Кихена.

– Босс, я честно не понимаю, – Ю не удается унять дрожь в голосе. Шин отпускает парня и идет к столу за сигаретой.

– Скажи мне, что отличает тебя от Им Чангюна? – Хосок прикуривает и пристально смотрит в глаза Кихену.

Ю все понял. Он понял, что Шин знает. Понял, что все закончилось так и не успев начаться. Кихен чувствует, что глубоко внутри начинается истерика, и что вот-вот, и она уже начнет подступать к горлу.

– Я… Я не понимаю, о чем Вы, – заплетающимся языком произносит парень и, встав с кресла, пятится к двери.

Хосок не двигается, так же пристально прожигая Кихена взглядом.

– Ты пошел на сговор с Хену и помог ему похитить Че Хенвона. Это тот минимум, который я знаю. Что ты еще сделал? Как еще ты предал мое доверие и мой клан? Расскажи мне, – стальным голосом требует Шин.

– Я не предавал тебя, – Ю сам не заметил как перешел на «ты» с Хосоком, – Я бы никогда не предал. Я умру за тебя, ты же знаешь это! Я бы не простил себя, если бы с тобой что-то случилось! Я люблю тебя столько лет, а ты… Ты зациклился на этом уроде и никого кроме него не видишь! Что я должен был чувствовать, что я должен был делать?! – голос парня срывается на визг.

Хосок обходит стол и начинает медленно подходить к пятящемуся к стене Кихену.

– Ты болен, парень. Настолько сильно, что мне тебя, наверное, должно было бы быть жаль. У тебя было все, о чем другим только мечтать. Ты вбил себе в голову какую-то хуйню, на которую я, честно, закрывал глаза и ждал, когда ты наконец придешь в себя. Но видно, что твой случай совсем запущенный. Ты предал меня, и ты знаешь, что я делаю с предателями. – Шин резко толкает Кихена к стене, – Ты умрешь так же, как и любая другая крыса. Умрешь там же, где сам казнил других. Но не сейчас, сейчас ты легкой смерти еще не заслужил. Сперва я вытащу Хенвона, потому что, клянусь тебе, если мне это сделать не удастся и он погибнет, я буду убивать тебя долго и мучительно, – шипит Хосок парню в лицо, – Так что моли Бога, чтобы я вытащил того, кто сейчас в плену по твоей вине, тварь! – Шин тушит сигарету о ключицу Ю и, выбросив окурок на пол, идет к своем столу, где просит Элисон пустить Джухона.

Кихен сползает по стене на пол и утирает горькие слезы, текущие по лицу.

– Я люблю тебя. И я не жалею о том, что сделал. Я все равно люблю тебя, – словно самому себе бормочет Ю, и вызывает на лице Шина отвращение.

В кабинет входит Джухон, который уже в курсе последних событий.

– Под арест его. После штурма я хочу, чтобы ты казнил его на его же любимой парковке, если, конечно, мне вдруг не захочется сделать это лично, – с презрением в голосе, говорит Хосок Джухону.

– С огромным удовольствием, – ухмыляется Ли, и, подойдя к Ю, берет того за локоть. Джухон тащит несопротивляющегося и продолжающего повторять слова любви Кихена на выход.

SHTower. Кабинет Шин Хосока.

– Он словно тянет время нарочно. Словно упивается своей властью надо мной, – Шин сидит на диване и смотрит, не отрываясь, на экран мобильного перед собой.

– Ну, он же должен воспользоваться такой возможностью и поиграть на твоих нервах. Так что все логично, – Джухон садится рядом с Хосоком и закуривает.

– Я не могу ему сам даже позвонить. Я боюсь. Боюсь, что он в отместку сделает с ним что-нибудь, – Шин запускает руку в волосы, затем тоже тянется к сигарете.

– Если уже не сделал, – еле слышно произносит Джухон.

Ли уверен, что Хенвон еле дышит. Парень знает, что Хосок тоже в этом уверен, просто не хочет об этом думать и вообще допускать такую мысль, а сам Джухон ее вселять в него тоже не желает. Ли не меньше Шина знает Хену и имеет представление, какой он урод, не зря одно его имя наводит страх на весь Лебон. В Сон Хену нет и никогда не было ничего человеческого, и Джухону страшно даже от мысли, что этот маньяк может сделать с Че. Но звонок на телефон Шина отвлекает Ли от мрачных мыслей.

– Это он, – говорит Хосок Джухону, и, подняв трубку, включает громкую связь.

– Прости, был сильно занят, все не мог тебя набрать, – ухмыляется в трубку Сон.

– Дай мне Хенвона, урод, – Шин встает и начинает шагами мерить комнату.

– Сперва ты послушаешь мои условия. А затем, в зависимости от твоего поведения, я, может быть, позволю вам немного пообщаться, – спокойно говорит Хену.

– Говори, пока можешь, клянусь, в самое ближайшее время тебя будут соскребать с твоей же земли,– Шина душит распирающая изнутри ярость, подавить которую парень сможет, только напившись крови твари на том конце трубки.

– Убавь свой пыл и слушай внимательно, если, конечно, тебе важна жизнь твоего мальчика. Во-первых, я хочу под свой контроль оба твоих основных канала наркотрафика, – говорит Сон.

– Вот тварь, – не выдерживает Джухон. Шин молча слушает.

– И тебе привет, Джухон-а, – язвит Хену, – Как ты там оправился-то? Мне прям в красках рассказали, как ты любовь всей своей жизни по стене размазал. Мой человек, аж в глазах моих поднялся, – мерзко смеется в трубку Сон.

Джухон сжимает кулаки настолько сильно, что белеют костяшки пальцев. Хосок подходит и садится снова на диван.

– Можешь забирать каналы, верни мне Хенвона, – еле сдерживаясь, чтобы не замахнуться мобильником об стену, требует Шин.

– Вот мы и пришли к моему второму условию. Я же не идиот, Хосок-а. Я могу потребовать у тебя хоть Меннам, и ты мне отдаешь его. Я же знаю, что отдашь. Ты не сдержался, хотя все так хорошо начиналось, ты и вправду был королем Лебона. Но занесло тебя страшно, и мне даже становится отвратительно от того, во что может превратить человека чья-то задница. Старый Хосок сейчас сравнял бы с землей весь Плейг только за то, что я перешел с тобой на «ты». А что делаешь ты? Правильно. Слушаешь и выполняешь. Так вот, мне не нужен Меннам, я и так хорошо разбогатею на наркоте по твоим каналам. Мне нужен Че Хенвон. Он останется со мной, пока сам не сдохнет. Ибо он мой шанс выжить. Умрет он – умру я. Отдам его тебе – опять умру я. Так что, считай, твой мальчик отныне гарант моей безопасности, – весело произносит Хену.

– Ты ахуел? – Шин встает с места и уже срывается на крики, – Ты реально ахуел?! Ты, блять, Богом себя возомнил? Мразь, я тебе позвоночник голыми руками вырву!

– То есть ты не хочешь выполнять мои условия? – имитируя обиду в голосе, спрашивает Сон.

– Я не отдам его тебе! Сукин сын, верни мне его, и я не убью тебя, – Хосок швыряет бутылку с виски об стену, чтоб хоть как-то унять бушующий внутри гнев.

– Ты думаешь, я блефую? Если я не получу то, чего хочу, я превращу его жизнь в ад, но не позволю ему умереть. Он будет мечтать о смерти и молить меня о ней, но не получит. Я тебе это обещаю. Твои руки будут в его крови, потому что это ты решил ее пустить, а не я. А теперь, так как я добрейшей души человек с золотым сердцем, я позволю вам немного пообщаться, более того, даже дам возможность увидеть друг друга, вдруг ты передумаешь, – ухмыляется Хену и включает видеосвязь.

Music: Archive – Again.

Agony

Дисплей моргает пару раз, из динамика доносятся помехи вперемешку с каким-то непонятным шуршанием, и через пару секунд на экране появляется довольное лицо Хену. Он улыбается, хотя от улыбки там ноль целых ноль десятых; грязная ухмылка разрезает матовую поверхность на «до» и «после».

«До», в котором неведенье плавило Хосока окисляющей безысходностью и невозможностью видеть. И «после», в котором реальность вспыхивает очагами паники и болезненного адреналина, смазывающих картинку не пикселями даже, а собственными, мигающими всеми огнями опасности, ощущениями.

– Я даже не ожидал, что ты будешь молчать, – растягивает слова Хену с притворным сожалением. Отводит камеру в сторону так, чтобы не показывать человека за ней, и обращается уже к Хенвону, – Представляешь, он не хочет с тобой разговаривать.

Хосок не видит Че, но слышит болезненный скулеж на фоне последней услышанной фразы. Это вдруг щелкает каким-то переключателем в его голове, заставляет все реакции в теле замедлиться, отключая его самого на секунды от происходящего. В ушах остается только слабый отзвук голоса Хенвона: задушенный и пропитанный болью, словно прямо сейчас он распадается плотью на холодные камни где-то за гранью. Между жизнью и смертью.

Кулаки сжимаются сами собой, впиваются ногтями в мягкие складки ладоней до синюшно-белых полос, и Хосок словно в себя приходит, не говорит и не просит даже, а приказывает с такими могильными нотками в голосе, что даже у Джухона позвонки позорно стынут от ужаса:

– Покажи. Мне. Его.

Хёну смеется, настраивает фокус и становится позади Хенвона, наклоняясь к его плечу так, чтобы их лица попадали в кадр. Его по-прежнему не пугают угрозы Шина, потому что теперь он видит в нем не больше, чем мелкую собачонку, которая зубами клацнет – не заметишь.

– Ты уж извини, он тут немного не при параде, – продолжает Сон.

Голова Че опущена, но Хосок замечает кровь на щеках и разбитый висок, покрытый еще совсем свежей корочкой с капельками черной застывшей крови. Хенвон серый совсем, не живой будто. Шин остервенело трет экран, словно это всего лишь игра паршивого качества, но становится только хуже; он видит, как Сон утыкается носом в хенвоново ухо и говорит что-то, чего не разобрать. Хосок вглядывается настолько остро, пытаясь по губам прочитать, моргает, – замечает каждую царапинку на лице, каждую маленькую ранку и ссадины на скулах и щеках, разодранный подбородок и кровь. Так много крови, что перед глазами начинают взрываться яркие цветные пятна, Хосок не может удержать прерывистого вдоха-выдоха сквозь сжатые до предела зубы.

– Сука… Что ты с ним сделал?

– Правда, красиво? – Хену приближает изображение, проводит подушечками по уже въевшимся следам крови от собственных пальцев, ведет чуть ниже и в сторону, задевая разбитую губу. Хенвон что-то невнятно шепчет, стараясь уйти от прикосновения, но голову не поднимает даже тогда, когда ощущения пропадают; Хосок видит, как Хену слизывает оставшуюся кровь. – Мы развлеклись тут немножко. И знаешь…

Сон не продолжает, делает театральную паузу, поглаживая Хенвона по волосам, и наслаждается видимым эффектом.

Хосок направляет все свои силы, чтобы не выдать себя, не вестись на провокации тупой безвольной куклой, но проигрывает в этой борьбе с обратной пропорциональностью желанию в это же мгновение разодрать эту тварь голыми руками. Проигрывает. Не Хену даже, а себе.

Круг замыкается кандалами на шее, и Шин рукой по коже скребет, содрать пытается, потому что Хенвон на экране душит своей болью, Хосок ощущает ее практически так же, как свою собственную. Горло сводит, когда Шин ловит вскинутый взгляд Хенвона, кажется, с совершенно непозволительным запозданием слыша:

– Он так ахуительно стонет, что я жалею, что когда-то отказался от него.

Боль. Она вообще имеет свойство цепляться. Намертво так, не вырвешь. Хенвон был оплетен ею весь. Хосок по глазам видел, как тот захлебывается черной мутной жижей, тонет ниже дна, без права на спасение. Потому что право это целиком и полностью в руках Шина, а сам он жалко барахтается на поверхности. Тут либо греби этими самыми руками, себя спасай, либо хватай его, и тут уж как повезет. Потому что Хосоку страшно. Потому что стоило только взгляд этот мертвый поймать, и кажется, что спасать уже некого.

Слова доходят не сразу. Шин чувствует крепкую хватку на предплечье, когда Джухон пытается отвести в сторону его руку, которой он последние мгновения раздирал кожу на собственной шее. Чувствует усиливающееся давление, когда Хену заканчивает говорить. Чувствует, как вздуваются и пенятся сосуды, по одному разрывая трескающиеся внутренности. Чувствует, как истекает кровью, расщепляющей каждую венку и сочащейся через поры наружу. Не чувствует только, как бьется сердце, осыпавшееся вместе с переломанным поперек хребтом серым безжизненным пеплом.

Хену. Трогал. Хенвона.

Трогал его мальчика.

Издевался. И трахал.

Как вещь, которая способна оплатить его прихоти.

– Я убью тебя, слышишь? Убью.

Хосок едва ли может произнести хоть что-то, голос хрипит, но когда он оседает на колени, не в состоянии удерживать себя даже с помощью Джухона, Шин смотрит прямо на позади стоящего Хену и произносит четко, так, что кажется, будто от этих надломленных звуков треснет любая стеклянная поверхность:

– Беги. Беги так быстро, как можешь. Прячься так, чтобы тебя никто не нашел. И знай, что я всегда за твоей спиной. Беги, потому что я найду тебя. Где бы ты ни был. Найду и убью.

Хену на мгновение замирает. Останавливается и молчит. А потом смеется так громко, что закладывает уши. Он выпрямляется, отходит куда-то в сторону и поднимает телефон над головой. Так, чтобы на экране за его спиной Хенвон отражался целиком. Так, чтобы Хосок прекрасно видел его связанные за спиной руки, скрюченный на стуле силуэт и стальной обруч с цепью, сжимающий хрупкое покрытое синяками горло.

– А вот теперь давай поговорим, – Сон вальяжно вскидывает брови и ухмыляется, – о том, что ты собираешься со мной сделать.

Хосок вздрагивает, скользит взглядом по обнаженной фигуре Хенвона и заставляет себя дышать. Делать разрозненные, разрезающие осколками боли трахею, вдохи через раз, когда легкие ошпаривает критической нехваткой кислорода. Лишь бы затереть пунктиром выжигающийся на сетчатке изображения фиолетово-красных кровоподтеков на родном по-детски хрупком теле.

– Видишь, что бывает, когда начинаешь считать себя Богом? – весело спрашивает Сон.

Он подходит к Хенвону сзади, достает что-то из кармана и махает блеснувшим лезвием перед объективом.

– Все еще хочешь меня найти?

– Не смей! – вскрикивает Хосок, замечая, как Хену присаживается на корточки и перенаправляет картинку на запястья Хенвона и приставленную к ним сталь ножа, – Не тронь его! Ты слышишь?

– Мы тебя неплохо слышим, можешь так не орать. Просто принцесса у нас немного не в себе. Пришлось его наркотой накачать, чтобы место свое знал, а то строптивый слишком. Но вот ты, видимо, все еще не понимаешь, в каком положении находишься. Так я тебе объясню, – Хену на секунду мелькает своим предвкушающим взглядом в камеру, перехватывает телефон поудобнее и продолжает, – Хочешь меня убить? Тогда смотри, что будет с твоим мальчиком.

Сон одним верным движением надавливает острием ножа на тонкую кожу поперек и резко вжикает, оставляя на коже уродливо-идеальную глубокую полосу. Кровь Хенвона моментально окрашивает бледные ладони и пальцы, густыми струйками капая на пол. Хену сразу же делает точно такой же надрез на втором запястье. Хосок ловит бегущие капли на границах дисплея. Они теряются в сходящейся по углам темноте подвала и разбиваются о бетон с гулким пронзительным треском. Шин на пару секунд не слышит ничего, кроме этого звука. А потом сипит, сдавленный собственным бессилием:

– Не надо.

Джухон хватает его за плечи откуда-то сзади, но Хосоку наплевать. Он ощущает жар чужой-родной крови под коленями, упирающимися в пол, совершенно точно чувствует, как пол разбегается зияющими провалами трещин и тянет, тянет его на дно, схлопываясь над головой маслянисто-вязким полотном из боли и страха.

– Прекрати!

Сон давит на кровоточащие запястья Хенвона и толкает спинку стула вперед. Так, чтобы он балансировал на передних ножках без возможности упасть, удерживаемый прикрепленным к горлу парня тугим обручем, прибитом цепью к стене. Че только тогда начинает дергаться и хрипит что-то нечленораздельное, давится и задыхается. Металл на шее перекрывает воздух, а Хенвон лишь слабо шевелится. Наркотики подавляют любые реакции, и он медленно шевелит распухшими губами, не в силах поймать ускользающие крупицы жизни.

Хосок не выдерживает. Растекается по полу, воет, уткнувшись в сгиб дрожащего локтя, но телефон из ладони не выпускает. Вырывается из рук Джухона и вопит в подставленный к самым глазам экран:

– Не трогай его! Я все тебе отдам, только прекрати!

Молчание прерывается лишь агонией Хенвона. Джухон все-таки хватает Хосока за плечи, тянет на себя и удерживает любые попытки вырваться. Его пугает происходящее. Настолько, что он впервые в жизни готов схватиться за собственное оружие и пустить Шину пулю в висок. Потому что никакие пытки его не готовили к тому, как справляться с подобными катастрофами.

Он видит. Так отчетливо видит, как Хосок переламывается вдоль некогда крепкого позвоночника и осыпается мелкой, едва различимой в обманчивом мраке кабинета, пылью. Ли даже глаза закрывать не решается. Переводит взгляд с телефона на Шина, с Шина на телефон, и обратно. И боится посмотреть на свои ладони, на которых, кажется, остаются темные липкие пятна, потому что Шин Хосок осыпается пеплом, затапливая все вокруг собственной кровью.

Сон Хену переводит камеру на себя, опускает стул на все четыре ножки и улыбается уже в сотый раз за последние несколько минут, отмечая искаженное болью лицо Шин Хосока.

– Надеюсь, тебе больше не требуются доказательство моих намерений? Или ты отдаешь мне всё, что я прошу, или можешь в качестве прощания получить труп своего маленького Хенвона.

Хосок жмет телефон к груди обеими руками, опускает голову и шепчет:

– Все забирай. Что хочешь делай, но не мучай его больше. Пожалуйста.

Слова, даже не смотря на шепот, резонируют по телу Джухона, разрезая алмазной крошкой каждый сантиметр. Ли крепче перехватывает ослабленное тело Шина поперек живота и наблюдает за реакцией Хену, потому что ему вдруг кажется, что сейчас его друг – это оголенный кусок из нервов и растерзанной плоти: дотронься, и болью пробьет крест-накрест по каждому миллиметру замысловатого сплетения сосудов, разрушая спинной мозг по самое основание.

А Хену ловит очередной приход, видя Хосока таким раздавленным и сдавшимся. Растоптанным без особых усилий – просто знай, куда бить. Ему нравится эта власть. Нравится чувствовать себя хозяином положения.

– Хорошо. Я не сомневался в твоей сговорчивости, – Сон переключает видео-связь на обычный звонок и спокойно договаривает, – О сделке договоримся чуть позже.

И сбрасывает вызов.

Шин не верит в то, что все закончилось. Не верит ни единому слову Хену. Он прокручивает в голове побитый, совершенно вымученный взгляд Хенвона, затертый пятнами его крови, и понимает, что он не хочет собирать распавшиеся по округе части себя. Он не хочет прекращать свою боль, потому что заслужил так страдать. Всё, чего он желает на самом деле, так это вытащить Хенвона из этого дерьма и защитить. Даже если придется до конца жизни защищать его от самого себя.

– Джухон… Я его убью. Голыми руками. Заставлю сдохнуть в собственных ошметках. За каждую секунду, что он был рядом с Хенвоном, он будет платить.

– Мне вызвать Минхека? – осторожно спрашивает Ли, вынимая из трясущихся пальцев погасший подсветкой телефон, но так и не выпуская Хосока из собственной стальной хватки.

====== Painkiller ======

SHTower. Кабинет Шин Хосока. 01:00. Три часа до нападения.

Хосок сидит за своим столом, напротив него в кресле – Ли Джухон. На диване расположились Ли Минхек и заместитель Джухона – Рон.

– Последний раз повторяю план, чтобы не было никаких недочетов, – говорит Шин, откинувшись на спинку кресла, – Человек Рона подъезжает к воротам особняка и таранит их автомобилем. Сразу после удара приводим в действие взрывчатку. У нас есть буквально 10 минут, пока люди Сона и он сам будут отстреливаться, и вообще пытаться понять, что происходит. Ясное дело, что все побегут к воротам, и именно тогда мы зайдем в особняк по входу, который показал Минхек. Хенвона этот урод, как мы поняли, держит в подвале, а тайный путь в особняк проходит как раз через него. Так что, если накладок не будет, я думаю, мы выйдем прямо на камеру с Хенвоном. Как только он будет у меня, в игру вступаешь ты, – Хосок пристально смотрит на Рона, – Все мои люди под твоим руководством окружают особняк и начинают мясорубку. Повторяю, из клана Сона никто в живых остаться не должен. Хену я беру на себя. Он первым делом прибежит в камеру с Хенвоном, чтобы, прикрывшись им, спасти свою задницу. Если эта тварь вообще не живет там, конечно. Мы с Джухоном встретим его уже в подвале. Есть какие-то вопросы? – спрашивает Шин и тянется к бокалу.

– Я тоже хочу пострелять, – вдруг прерывает тишину Минхек, – Я ведь уже работаю на тебя и хочу принять самое активное участие. Я уже не помню, каково это – отнимать жизнь.

– Я начну тебе доверять только тогда, когда проверю, что путь, который ты указал, не является ловушкой, а пока будешь сидеть здесь и ждать, – отвечает Хосок голосом не терпящим возражений и встает из-за стола, – Выезжаем, – говорит он парням и, взяв пиджак, идет на выход.

The Beast Rises.

Услышав звуки взрыва со стороны ворот, Джухон и Хосок, пригнувшись, пробегают туда, где по словам Минхека был вход, ведущий в особняк. Ли не обманул, тайный ход и правда вел к подвалам и к тому же не охранялся. Самоуверенность Сона на этот раз сыграла с ним плохую шутку. Шин и Ли судорожно ходят между камер, которых оказалось в подвале не мало, пока не находят нужную.

Хенвон лежит на испачканном своей же кровью матрасе на полу. От левой руки парня тянется цепь, второй конец которой прибит к стене. Джухон сразу набирает Рона и дает приказ о нападении. У Шина сердце сжимается, когда он видит своего любимого в таком состоянии. В какой-то момент Хосоку даже кажется, что парень не дышит. Шин садится на пол рядом с Че и проводит ладонью по его лицу. Парень не двигается. Хосок понимает, что он чем-то накачан.

– Хенвон-а, все хорошо, все закончилось. Я вытащу тебя отсюда, – шепотом говорит ему Хосок, не прекращая гладить бледное и осунувшееся лицо Че. Ресницы Хенвона подрагивают, парень реагирует на голос Хосока, но открыть глаза у Че нет сил.

Джухон стоит слева от двери и молча наблюдает разворачивающуюся перед его глазами душераздирающую картину.

В следующую секунду в помещение врывается Сон Хену с одним из охранников. Последний сразу же падает на пол замертво, поймав пулю от Джухона в висок. Хену, замерев, стоит и смотрит на уже вставшего на ноги Хосока. Ли, ногой оттолкнув труп, становится напротив двери, закрывая путь для побега.

– Ну здравствуй, – медленно выговаривает Шин, прожигая взглядом Хену.

Сон даже не оборачивается на дверь, и без того спиной чувствуя присутствие Джухона там. Звук выстрела все еще эхом звенит в ушах. По подвалу растекается запах крови, а Хену втягивает его в себя, задерживая дыхание, и жалеет, что не бросил Хенвона у двери как собаку, чтобы пристрелить было легче.

Мужчина наклоняет голову чуть в сторону, рассматривает замученного Че и натягивает на лицо нервную, но довольную ухмылку. Посмеивается даже, когда Хосок перехватывает взгляд, на секунду замирая, и весь подбирается. Шин вытягивается, напрягается и смотрит так, что ничего хорошего от ситуации Хену уже не ждет. Взгляд острый и опасный. Он поблескивает таким желанием убивать, что эта ненависть кажется настолько осязаемой, что резонирует в воздухе потрескивающим секундными разрядами полотном, стоит шевельнуться, и тело покроется глубокими порезами до самых костей. Сон знает, что уже не выйдет отсюда живым, но удовлетворение за собственные развлечения с этими двумя все равно затапливает с головой, перекрывая любой страх. Он сломал этих двоих пополам и умрет, забрав их прежние жизни с собой.

– Не сказал бы, что рад тебя видеть, Хосок-а, – тянет Хену, когда затянувшаяся пауза начинает напрягать, и качает головой, веером разводя руки в стороны, – Но я гостеприимный, поэтому добро пожаловать. Надеюсь, тебе понравилось то, что ты здесь нашел.

Хосок не реагирует и не вздрагивает даже. Шин похоронил свою боль еще в кабинете; холодными ладонями проводя по собственным венам, затирал каждую лопающуюся молекулу и, синим огнем растворяя их в переплетениях кровоточащих капилляров, пускал по телу порочную, дикую и совсем не подчиняющуюся контролю ненависть. Она стягивала кожу, сцепляя крепкими стяжками слой за слоем, и резко, одним точным движением, обрубила грязные переплетения-канаты, делающие из Хосока не зверя, способного убивать за любой неугодный писк, а марионетку без воли и принципов.

Сон пытается вытянуть из-под пояса пистолет, но Хосок, не говоря ни слова, резко подается вперед. Хену, пойманный на собственной самонадеянности, успевает только щелкнуть предохранителем, когда Шин, оказавшись рядом, умелым движением перехватывает его руку и выпускает пулю Сону в бедро.