Текст книги "Записки практикующего психолога (СИ)"

Автор книги: ste-darina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Отпуск! – почему-то вместо смеха у меня вырвался стон. – Отпуск! У Круглова тоже отпуск! Начальство заработалось дуэтом, ты посмотри!

– Ничего, справимся, – спокойно ответила Антонова. – Ты подумай сама, ты же не можешь работать в таком состоянии. Ну придёшь завтра, ну запрёшься снова у себя в кабинете. Кому хуже сделаешь? Сама сказала, Коля в отпуске.

– Он в отпуске, я в отпуске… Слушай, а может мне вообще уволиться, а? Я ж в Чечне была, выслуга для пенсии у меня есть! Как думаешь?

– Я думаю, Галь, ты не в том возрасте, когда устраивают показуху и размениваются на дешёвые жесты.

– Что ж ты правильная такая у меня, Валя… А я вот неправильная…

– Ты ведь никогда не спешила судить о людях, Галя. Что с тобой?

– И ты ещё спрашиваешь! Ты понимаешь, он уехал! Это же бегство! Он прекрасно понимает, что по факту убийства Полозова я буду вынуждена начать уголовное дело. Он понимает, что этим делом будет заниматься ФЭС, что Холодову придётся проверять этот треклятый чек, который он сам же и подделывал! А что потом? Потом мы все вместе будем покрывать Круглова и Флягина?

– Давай не будем забегать вперёд. Давай дождёмся, пока он вернётся.

– Что-то, знаешь, подсказывает мне, что вряд ли это произойдёт скоро…

***

Но я ошиблась. Круглов вернулся не просто скоро. Он вернулся следующим утром.

Возвратившись из магазина, я сразу поняла, что в квартире кто-то есть. Рука сама собой скользнула во внутренний карман. Держа перед собой пистолет, я миновала коридор, осторожно заглянула в комнату… И бессильно привалилась к косяку.

– Ну и как ты сюда попал?

– У меня есть ключ, – как-то виновато ответил Круглов. – Ты же знаешь.

Дежавю. Действительно, у него же есть мои ключи.

Повисло молчание. Да, не слишком-то просто общаться друг с другом после нашего последнего разговора. Наконец я убрала пистолет обратно и тихо – чтобы вдруг не задрожал голос – произнесла:

– Если ты хочешь что-то сказать, говори. Говори и уходи. Я не могу тебя видеть.

Он кивнул, глядя в пространство.

– Я так и думал. Мне очень жаль, что Илья оказался решительней меня. Я уйду, хочешь, я уволюсь. Но, знаешь, я ему благодарен. Он помог мне… – Круглов говорил медленно, с трудом и тщательностью выбирая слова. – Полозов помог мне окончательно понять, что ты для меня значишь.

Он прошёл мимо, толкнул дверь и шагнул в подъезд. Не оборачиваясь, глухо произнёс:

– А отпуск мне нужен был для того, чтобы съездить в Сербию. Ты, может быть, ещё не знаешь, но Нушич был одним из соучастников возглавляемой Маратом группировки. Он заранее знал всё – и о креме, и о Полозове, и о том, что Илья… будет искать твоего покровительства. Так вот. Я убил его. Не думай, что я пришёл как вор и нанёс удар со спины. Я поставил в известность сербские органы и вместе с ними выехал на задержание. Айзек застрелен при попытке к бегству.

Я не могу отрицать, где-то в глубине души я ожидала подобного. И тем не менее…

– Ты мог рассказать мне, я бы сама оповестила сербских коллег…

– Мог. Естественно, они справились бы и без меня. Но Марата убил Айзек, Илью – Флягин. Мне оставался только Нушич.

– Оставался?.. Тебе?..

– Неужели я мог оставить безнаказанными людей, поступивших так бесчестно по отношению к моему любимому человеку?

========== Влюблённый сыщик необъективен. ==========

– Кофе, Галина Николаевна?

– Я предпочла бы скорее перейти к делу, Олег Георгиевич.

– Что ж… К делу так к делу. – Генерал опустил подбородок на сомкнутые кисти и исподлобья глянул на Рогозину. – Какие шаги вы предприняли для того, чтобы найти убийцу Ильи Полозова?

– Никогда не думала, что вас заинтересуют косвенные мероприятия следствия. Обычно вы желаете знать только результат.

– Хорошо, опустим подробности. Каков результат?

– Убийца ещё не найден. Мы работаем, – сухо произнесла Рогозина, придвинув к генералу папку с материалами.

Олег Георгиевич небрежно перелистал страницы, скользнул глазами по фотографиям с места убийства.

– Обтурационная асфиксия… Предварительно оглушён молотком… – пробормотал он. – Галина Николаевна, ваши орлы разучились снимать отпечатки пальцев? Орудие убийства, если не ошибаюсь, было найдено рядом?

– Отпечатки затёрты, – холодно, с трудом сдерживая раздражение, ответила Рогозина.

– А ваши предположения? Кто мог это сделать? Вы проработали его связи? Знакомства, друзей, родственников, любовниц?

– Я уже сказала, мы работаем, Олег Георгиевич!

– Ну-ну, потише, Галина Николаевна. Работаете, и хорошо. Успокойтесь, продолжайте расследование. Как только появятся какие-либо зацепки, докладывайте мне лично. Попробуйте тщательней опросить ваших сотрудников. Возможно, это принесёт результаты, – с нажимом на последние слова произнёс генерал.

Знает о Круглове или просто блефует?

– Можете идти.

Не изменившись в лице, Рогозина поднялась со стула.

– Честь имею, товарищ генерал.

Она была уже у самого порога, когда негромкая фраза заставила её остановиться.

– Эх, Галина, не понимаешь ты намёков…

Пальцы, лежащие на дверной ручке, онемели. Она медленно обернулась и встретила прищуренный, полунасмешливый взгляд.

– Я предлагаю тебе сделать всё тихо. Суд за закрытыми дверьми, без всякой огласки. Дело рассмотрят во внеочередном порядке. Если похлопотать, можно добиться минимального срока. Условного за преднамеренное убийство, конечно, никто не даст, но всё-таки…

– О чём вы говорите? – казалось, от напряжения свело скулы.

– Да брось притворяться. Сама прекрасно знаешь. О твоём заместителе.

– Он никого не убивал!

– Ну, про «никого» ты погорячилась. Нушича-то он точно уложил. А насчёт Флягина… Это, конечно, вопрос, но дело щепетильное, сама понимаешь. Обвиняемый… Ладно, не смотри на меня так, подозреваемый… нужен как можно быстрее. Всё-таки международный скандал зреет.

– Международный скандал… Во-первых, будем откровенны, о связи между убийством Ильи Полозова и махинациями компании «Mladiz» знает лишь несколько человек. Во-вторых, не министерство ли велело ФЭС прикрыть «дело толстых»? И в-третьих… Вы предлагаете мне без улик посадить за решётку человека? Более того, вы предлагаете посадить офицера Федеральной Экспертной Службы? Я вас правильно поняла, Олег Георгиевич?

– Галина Николаевна, не кипятись. Подумай сама: а ты точно уверена, что Полозова убил не Круглов? И улики… Это ведь не составит труда. В любом случае ты должна завести дело…

– Дело заведено!

–… и он будет проходить, как минимум, в качестве подозреваемого.

– Да, – с каким-то неживым сарказмом криво улыбнулась Рогозина, – Я поняла, товарищ генерал. Вам нужна видимость эффективной и успешной работы. Мало ли кто-то в верхах заинтересуется всей этой кашей и выйдет на трупы Полозова, Марата и Айзека… Наше доблестное министерство всё держит под контролем!

– Не забывайтесь, товарищ полковник!

– По-моему, забываетесь вы, товарищ генерал!

– Вы сами не захотели по-хорошему. Я давал вам шанс, Галина Николаевна, у меня нет иного выхода. Я приказываю вам арестовать Николая Круглова.

***

Давно перевалило заполночь.

Рогозина бесцельно перебирала отчёты годовой давности, невидяще всматриваясь в рябившие строчки.

В час ночи она вышла из кабинета и спустилась на первый этаж. Никого, только моргают красные маячки охраны. Ничто не помешает, если…

Около двух ночи она села к монитору и, введя несколько паролей, открыла программу, отвечавшую за функционирование охранной системы здания. Наткнувшись взглядом на одинокую точку, слоняющуюся по КПЗ, мгновенно вырубила компьютер.

В половине третьего она открыла шкаф и достала комплект ключей от всех помещений Службы. Зачем-то взвесила в ладони и убрала на место.

Когда чернота за окнами поредела, Рогозина оставила попытки сопротивляться. Несколькими щелчками мыши отключила сигнализацию, схватила ключи и бросилась вниз.

***

– Я ждал тебя.

– Уходи. Быстрее. Вдруг Тихонов решит прийти на работу пораньше.

– Он на больничном. Забыла?

– Пожалуйста, уходи. Я боюсь, что сейчас толкну тебя обратно и запру дверь. – Первый раз Рогозиной было так сложно бороться с собой. – Я только хочу верить, что ты его не убивал.

– Кого? – несмотря на ситуацию, в голосе Круглова скользнула улыбка.

– Илью.

– Не убивал. Ты сомневалась?

Даже в темноте было видно, как облегчённо опустились её плечи.

– А почему ты убил Нушича? Почему прикрывал Флягина? Почему я тебя отпускаю?..

Круглов протяжно вздохнул.

– Хочешь, отвечу на все вопросы сразу? – он снова слегка улыбнулся и прикрыл скрипящую дверь камеры. – Потому что влюблённый сыщик необъективен. Ни один.

Что-то попало ей в глаз. Она попыталась смахнуть соринку и не заметила, как он подошёл совсем близко и крепко прижал её к себе.

Когда Рогозина вновь подняла слезящийся взгляд, Круглов уже исчез в серой утренней мути коридора.

========== Альтернативная концовка. ==========

Этот кусок я написала давно, ещё когда сам фик только-только начинался. Добравшись же до логического конца, я поняла, что он как-то не вписывается в общую картину. И тем не менее, глядя на комментарии, предполагающие продолжение при статусе “Завершён”, мне хочется этот кусочек здесь выложить. Для меня всё вполне окончилось на последней главе, а то, что написано ниже, я классифицирую как ООС. Однако пусть хороших концов будет всё-таки больше, чем недосказанных неопределённостей – их достаточно и в самом “Следе”.

Использованные стихи – песня Е. Романовой “Поющая верность”.

***

– Пойдём в комнату, Коль.

Ты киваешь и покорно идёшь следом.

– Нет, не сюда. В другую.

Мне неловко гонять тебя по квартире, но я просто физически не могу находиться там, где был Илья. Даже в ФЭС – с тех пор, как он побывал в допросной, я никого не допрашивала. Ребята, конечно, всё понимают, но вида не подают.

Наконец мы усаживаемся: ты на диван, я – в кресло напротив. Молчим и просто смотрим друг на друга. Кажется, впервые за долгое время я могу как следует рассмотреть твоё лицо – у меня не было такой возможности с нашего первого дела. Правда, тогда ты лежал в карете Скорой почти без сознания и тебе было не до того, кто тебя разглядывает. А я в те минуты со страхом искала в твоём лице признаки действия яда.

Сейчас я ищу только новые морщины – вернее, они сами бросаются в глаза. Ты заметно постарел за эти годы. Но глаза блестят как прежде – хищно, остро, и одновременно с хитрецой.

Интересно, а я сильно изменилась?

Мысли сами собой перескакивают на омолаживающий крем, память услужливо воссоздаёт образ Ильи. Господи… Когда я смогу это отпустить?

На то, чтобы справиться с собой, уходит не больше минуты. Но, заметив моё состояние, ты тактично встаёшь и отворачиваешься к комоду. Начинаешь перебирать фотографии и, наткнувшись на фото в рамке, не можешь утерпеть:

– У меня тоже такое есть, только с другого ракурса.

Вздохнув, я поднимаюсь из кресла и тоже подхожу к комоду.

– Правда, немного смазанно получилось. Но тебя не портит.

– А кого портит? Тебя? – спрашиваю это, только чтобы вновь не молчать. Голос вроде бы не дрожит.

– Меня тоже не портит. Фон смазан.

Я беру в руки рамку и разглядываю фон. Огромная ёлка в переговорной, синяя пушистая мишура, где-то на заднем плане – зайчик-Майский.

Скребётся в горле. Наверное, простыла.

– Коль, будь другом, завари чай.

Ты киваешь и уходишь, но из коридора я слышу недовольное ворчание – что-то по поводу того, что дружбу чаем не измеряют.

Только когда в кухне начинают греметь кружки, я вспоминаю, что там тоже есть наша фотография в рамке.

Через пару минут мы снова сидим друг напротив друга с чашками в руках. Новогодняя фотография лежит на столе между нами.

– Я хочу вернуться в тот вечер, – внезапно произносишь ты, аккуратно опуская чашку. Резко замолкаешь – по интонации понятно, что хочешь добавить что-то ещё.

Я жду.

Ты безуспешно борешься с собой, но окончание фразы всё-таки вырывается на волю:

– Потому что там не было его.

Упоминание Ильи заставляет вздрогнуть нас обоих. Ты прав. Хватит ходить вокруг да около, мы оба прекрасно понимаем, что нам необходим этот разговор.

– А если бы его не было и сейчас? Что бы это изменило?

– Я не знаю, Галя, не знаю. Я давно перестал надеяться, давно перестал рассчитывать на что-то. Для счастья, для нежности, для любви есть такие вот красивые мальчики. А я, видимо, годен только для чайной дружбы… – Ты пытаешься улыбнуться, но улыбка выходит болезненной и горькой.

– Ты же понимаешь, Галь, мы упустили момент. Целоваться по углам в нашем возрасте смешно, на любовников мы тоже не тянем…

Это ты верно сказал: целоваться по углам уже смешно. Ну а если не по углам? Я даже не замечаю, как произношу последнюю фразу вслух.

– Ну а если не по углам… Ты можешь представить себе нашу совместную жизнь? Галя… – ты замечаешь мою истеричную улыбку и тут же замолкаешь. Рывком поднимаешься с дивана и, обойдя кресло, встаёшь за моей спиной.

Я слышу, как ты сглатываешь, глубоко вдыхаешь, будто набираешься смелости:

– Галя… Галочка…

У меня больше нет сил терпеть.

– Зачем ты меня так называешь? Зачем? Почему всё так сложно, так глупо?

Твои ладони неуверенно ложатся мне на плечи. Я чувствую, как ты наклоняешься ниже, по спине пробегает колючая дрожь.

– Я дурак… Прости меня… Что я могу сделать? Предложение? Ты ведь сама понимаешь, что не согласишься. Я опоздал, я должен был сделать это раньше, гораздо раньше… Прости меня за Алису… Я ведь из-за тебя за ней ухаживал…

– Я тоже доказать тебе хотела… С Ильёй… – Я не успеваю подавить судорожный вздох и, махнув рукой, заканчиваю: – Доказала…

Несколько минут мы молчим. Тишина выходит неприятной и натянутой, будто рядом лежит тяжелобольной.

– Коль, ты гитару в руках давно держал?

– Не слишком, – ты непонимающе жмёшь плечами.

– Подыграй мне?..

Я по памяти набрасываю аккорды – на обратной стороне папки с ФЭСовским логотипом – и сажусь чуть правее.

Ты мягко берёшь первый перебор, и внезапно я ощущаю внутри гулкую успокаивающую пустоту – такую, какая бывает после долгих слёз.

– Так редко здесь живут громы,

В привычном серебре люстры.

Мне хорошо одной дома,

Но как-то без тебя пусто…

Я немного удивляюсь тому, как верно ты попадаешь в аккорды, умело чередуешь перебор и глиссандо. К концу первого куплета я почти уверена, что ты давно знаешь эту песню.

– Без поиска всегда правых,

Без разделения власти,

В объятиях, в вечерах, в травах

Безумное моё счастье…

Должен быть припев, но, закончив проигрыш, ты откладываешь гитару и придвигаешься ближе. Не вполне отдавая себе отчёт в том, как завтра в ФЭС мы будем смотреть другу в глаза, я кладу голову тебе на грудь. Ты обнимаешь меня за плечи, и шепчешь – тихо-тихо:

– Внезапная моя радость,

Притихшая моя нежность,

Желанная моя слабость,

Поющая моя верность.