Текст книги "Ты или я (СИ)"

Автор книги: ste-darina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Нет, Вань. Не сможем.

– Галина Николаевна! – почти умоляюще.

Сумасшедшая идея. Хотя… Ладно, я, но Ванька-то молодой совсем… Жалко.

Вгляделась в его непривычно серьёзное лицо, бросила взгляд на почти обнулившийся счётчик бензина. И кивнула.

– Давай.

Но на подъезде к первым воротам у него сдали нервы. Невидяще глядя на дорогу, глухо сказал:

– Зря я предложил. Дур-рак…

– Ты видишь другой выход? Теперь уже поздно ехать обратно. Иначе не выберемся.

– Галина Николаевна… – скосил глаза, нерешительно, почти шёпотом добавил: – Давайте лучше я…

Эх, Ванька, ты что ли за меня переживаешь? Глупый ты мой…

Сама собой иронично приподнялась бровь.

– Иван, скажи честно, ты пистолет в руках держал?

*

Мимо проносились деревянные бараки и будки, въезд остался далеко позади, из ноябрьской темноты уже выплывали очертания первых железных ворот. Где-то среди мутных, рваных облаков трещал вертолёт. Видимо, уже с неба ищут…

– Так, всё, – из голоса ушли всякие эмоции, остался только холодный металл. – Веди аккуратно, около ворот чуть сбросишь скорость. Что бы ни случилось – не останавливайся. Сворачивай, объезжай, петляй – что хочешь, главное, чтоб с вертолёта машину не выцелили.

Рогозина перезарядила пистолет, сняла замшевые перчатки, до предела опустила стекло – с улицы сразу повеяло слякотным, холодным ветром.

Отстегнула ремень безопасности и высунулась в окно.

Глухой пробный выстрел в грязный снег под колёсами.

Всё получится.

Последний раз оглянулась на вцепившегося в руль Тихонова.

– И не отвлекайся на меня.

====== Кто первый. ======

Первые ворота. Ближе, ещё ближе… Осталась какая-то сотня метров. Ветер бьёт по щекам, широко раскрытые глаза слезятся, на лице – влажные, тонкие дорожки. Колючий снег забивается в рукава, судорогой сводит пальцы. Судорогой холода и страха. Не ошибиться, только не ошибиться…

Железные створки бросаются навстречу из ниоткуда, главное – выстрелить вовремя, выдержать, выждать момент.

Тихонов послушно сбавляет ход. Мелькание перед глазами замедляется, сердце бьётся в такт с щелчками детонатора. Раз, два, три…

Выстрел.

Рука не дрогнула, точно и резко, первый замок сбит.

Тихонов ослабевшими пальцами цепляется за руль, машину ощутимо потряхивает.

– Соберись! – жёстко, громко, перекрикивая мотор и ветер. – Прямо! Не останавливайся!

Собрался, выровнялся. Больше не трясёт. Зато от запоздалого ужаса немеют руки, начинает ломить спину, в локоть безжалостно вгрызается острый край рамы…

Вторые ворота. Снова – чуть медленней. Колёса проворачиваются, разбрызгивая снежные капли, взгляд никак не может сфокусироваться на запоре…. К горлу подкатывает комок, начинает тошнить. Нет, не время, не время! Нет нервов, есть стальные тросы – такие же, как ледяной пистолет в окаменевшей ладони.

Ещё один выстрел. Немного скосила. С тяжёлым визгом машина таранит ворота, но замок поддаётся, под натиском двигателя створки распахиваются и впускают автомобиль в узкий каньон между бетонными гаражами – внешняя линия. Остались последние ворота.

Кажется, Иван уже плохо соображает. И у самой нервы ни к чёрту. Рука дрожит, пистолет ходит ходуном, всё окончательно расплывается в мерцающем сером мареве…

Короткая передышка. Слишком жарко. Лбом к ледяной раме, закрыть глаза на мгновенье.

– Ааа!..

Колёса буксуют в грязи, машину заносит, бампер скрежещет о бетон стен… Впереди, почти над головой, нависают пласты металла с блестящей точкой засова. В голове молнией вспыхивает страшная мысль: последний патрон.

Не посметь ошибиться.

Не ради себя.

Ради Ваньки.

Треск, дробь выстрела. Резкая чернота в глазах… Удар…

В лицо летят осколки лобового стекла, шифер крыш осыпается, царапая крылья, на белой щеке лиловым расцветает широкая, рваная, пересёкшая бровь царапина… Но машина уже вываливается на шоссе, тяжело подскакивая на жухлых наледях. Смогли.

– Молодец, Ванька… – губы почти не шевелятся, нет сил даже поднять стекло.

В ответ – мутный, нетрезвый, бесконечно восхищённый взгляд.

– Галина Николаевна, я Вас люблю...

Рогозина даже не удивляется. Только слабо, истерично смеётся, вытирая слёзы дрожащими руками.

– Дурачок мой… Сейчас прыгать будем.

Распахивает дверь, резко вытолкнув Тихонова, разворачивает руль. Машина по инерции толчками уходит вперёд… А оба пассажира вываливаются на грязный снег обочины.

Через секунду в десятке метров от них автомобиль взлетает на воздух, вспыхивает багровым огнём и разрывается на части, извергая облака пепла. Огонь жадно пляшет на капоте, сжирает крышу и колёса, от шин уже поднимается удушливая вонь чадящей резины…

– Жив? – Рогозина, с трудом дыша, подползла к засыпанному пеплом Тихонову.

– Жив…

– Пошли. Не дадут нам долго рассиживаться…

Они добрались до Москвы к ночи. Решили не испытывать судьбу и не соваться в здание ФЭС – если в их машину сумели подложить бомбу, наверняка и там есть чужие.

– Поехали к Круглову.

Тихонов не ответил, только устало кинул. Конечно, непривычно после офисной работы по лесам шататься целый день…

*

Около дома Круглова стояла целая эскадрилья полицейских машин, завывали сирены. Сердце болезненно сжалось. Что на этот раз?

Кажется, первым их заметил какой-то оперативник из районного УВД. И тут же закричал:

– Руслан Султанович! Руслан Султанович! Вот она!

– Рогозина? – Султанов быстро развернулся и чуть не побежал им навстречу. – Живая! Откуда? Пошли, пошли…

– Куда пошли? Что тут происходит?

– Эх, Галина Николаевна! Что-то нынче везёт вам на приключения. Здание ФЭС захвачено, сотрудников захватили в заложники, – Султанов поднял взгляд на её посеревшее лицо и тихо добавил: – Галь… Всё возможное делаем…

Сухие красные глаза и резкие отрывистые фразы:

– А надо – невозможное! Что им нужно?

Султанов странно усмехнулся, хмыкнул и тяжело произнёс:

– А что им нужно? Тебя им нужно зачем-то…

Фэсовцев увезли на окраину города, в старый заброшенный тир. Рогозина, Тихонов и Султанов примчались туда буквально через полчаса.

– У вас есть предположения об их дальнейших действиях?

– Сложно сказать. Но вряд ли их интересует выкуп.

– Ну да… и мне они ещё тогда сказали, что хватит одного… – тихо произнесла Рогозина. В том, что захватили фэсовцев старые знакомые её отца, она не сомневалась. И это, и похищение в Крюково, и ампула, и детонатор… Тот же почерк.

Но слишком много всего одновременно. Ещё чуть-чуть – и порвутся даже стальные тросы.

– Тяни время, Галь. Выкарабкаемся. Слышишь? Я тебе генерал-майора обещаю… Если что – будем штурмовать. – Султанов судорожно что-то говорил, но она почти не слышала, глубоко уйдя в свои мысли. До сознания достучались только его последние слова: – Галя… Уверена?

Рогозина даже не ответила. Только кивнула Тихонову и зашла в чёрный проём тира.

*

Глаза привыкли к темноте почти сразу.

Тихо, не скрипнув ступенями, поднялась по лестнице. Толкнула чёрную железную дверь.

Конечно, знакомые лица. Сидят на поваленных досках, курят, о чём-то разговаривают. А за ними…

Господи, за ними стоят ребята, мои ребята… Валя, Оксана, Юля, Алла, Майский и Круглов. Угораздило же вас в ФЭС остаться… Могли бы пораньше уйти домой, и ничего бы не случилось… Господи, защити их!

Судорожно вздохнула – слишком громко. Заметили.

– А! Вот и наш полковник пришла! И снова здравствуй! Мы уже тебя заждались!

*

–Я ведь не напрасно выбрал тир. Ты сегодня уже отлично постреляла, видно мастера. Знаешь, нам совсем эти твои, – небрежный кивок в сторону фэсовцев, – не нужны. Поэтому мы решили поступить гуманно…

Передёрнуло, до тошноты, до отвращения. Я помню, что такое по-вашему гуманно…

– Значит, так. Всё просто. Один выстрел – один коллега. Промажешь – ну, что поделать… Тогда мы стреляем в коллегу, уже в упор. Поняла?

Рогозина не ответила. Во рту было не то что сухо – было никак. Во всём теле было никак. Тогда, между тремя воротами проходной, были детские игры. Настоящее – сейчас, когда от каждого её движения зависит чья-то жизнь. Вот они, стоят в десяти шагах, все – белые, без кровинки в лице. И смотрят на неё.

.

Страшно, страшно до багровых теней перед глазами. Руку жжёт раскалившийся лёд пистолета. Где-то впереди, в темноте, мишени.

Незаметно тряхнула окаменевшей кистью – напряжение ушло на доли секунды, не больше. Хотела поглубже вздохнуть, но дышать вообще получалось плохо. Холодно, темно, больно…

Но выбора нет.

Почти неосознанно, краем сознания уловила чужой безжизненный голос:

– Я готова.

И только спустя вязкую чёрную секунду поняла, что голос принадлежал ей.

Ну что ж… Отступать некуда. За мной – ФЭС.

Искрящимся холодным серебром вспыхнул свет. Дальняя мишень алой точкой ввинтилась во взгляд, воздух с хрипом вырвался из лёгких.

– Кто первый?

– А это уж тебе решать, полковник.

Хуже всего. Кто первый? Нет сил – моральных, душевных сил – чтобы поднять на них глаза. Валя? Алла? Оксана? Взгляд против воли бессильно падает на его лицо. Он смотрит навстречу – горячо, остро, трезво. Ты понимаешь его без слов: не бойся, Галочка. Постарайся только за молодёжь отстреляться…

Сглотнула, на секунду прикрыла глаза – всё поняла, Коль, я постараюсь. И подняла руку с пистолетом.

Как и ожидала, рука начала мелко подрагивать, пистолет казался чужим, непривычно тяжёлым.

Взгляд впился в алую танцующую точку впереди, спина напряглась, сердце сжалось в один тугой комок ужаса и ожидания…

– Алла.

И, не давая себе времени на раздумье и страх, резкий щелчок. Не чувствуя своего пульса, не ощущая дыхания, Рогозина, казалось, видела, как медленно, убийственно медленно летит пуля. Глухой металлический удар о фанеру дошёл на несколько секунд позже реальности – она осознала, что не промахнулась, только когда сбоку к ней бросилась Аллочка, с плачем пытаясь повисая на шее.

– Всё, всё, пошла! – кто-то грубо оттолкнул её, но она не хотела уходить. Надо ей сказать, чтоб бежала отсюда, но невозможно, невозможно, нет сил ни на что больше…

Коля всё понимает – глазами приказывает ей уйти. Алла, всхлипывая, исчезает в дверном проёме. Какие-то мгновенья – и с улицы уже слышны крики и вопросы. Что-то громко спрашивает Султанов.

В тире стоит мёртвая тишина, и его слова отчётливо долетают даже сквозь забитые досками окна:

– Что с Рогозиной?!!

====== Отстреляется за всех – если хватит патронов. ======

– Оксана.

Снова щелчок, мгновенный, чтоб не успеть перегореть, не успеть испугаться. И снова – далёкий, глухой, будто во сне, звук удара. Дальше – короткий выдох Амелиной и стук её каблуков. И – шум с улицы… Значит, она уже в безопасности.

Сосредоточиться. Спокойно.

Резко сжала левый кулак – по кисти пробежали жаркие мурашки, зато смогла немного прийти в себя. Ещё четыре раза, и всё будет позади. Четыре раза – и всё.

Палец уже вдавил курок, когда Рогозина запоздало вспомнила, что не назвала имени. Дрогнувшим голосом произнесла:

– Юля.

И вместе со вторым слогом упала ещё одна мишень.

Осталось трое.

Ти-хо. Ти-хо. Ти-хо. Сердце бешено колотится, странно, что никто даже не слышит…

*

Майский приобнял дрожащую Валю. От каждого выстрела на секунду прерывался пульс – у всех шестерых. Потом пятерых. Четверых. Теперь их осталось трое…

Антонова была близка к обмороку. У сжимавшего её плечи Майского предательски вздрагивала бровь. Круглов что-то шептал, шептал, шептал не прекращая посиневшими губами…

А в метре от них, не дрогнув, Рогозина взялась за пистолет обеими руками и, не успев, не захотев вдохнуть, выстрелила ещё раз. И ещё раз – в цель.

Серёжа холодными руками подтолкнул Валю к выходу. Нетвёрдо ступая, она отошла. И только с улицы послышались её глухие, надрывные рыдания.

– «Скорую»! Вызовите быстрее!

А Рогозина, казалось, не видела и не слышала ничего. Снова подняла воспалённый взгляд на мишень. Глубоко вдохнула, задержала дыхание.

За секунду до очередного выстрела Майский дёрнул Круглова за рукав:

– Петрович… А ты в курсе, что у вас с Галей…

Удар. Треск. Попала.

– … ребёнок будет?

Круглов ошарашенно, отстранённо посмотрел в спину Майского.

А тот, уходя, ненароком задел Рогозину за локоть.

– Всё будет хорошо. Давай, Галь, – почти не разжимая губ.

Когда Майский скрылся в дверях, один из шайки подошёл и забрал пистолет из её вялых пальцев.

– Ну точно мастер. Это надо же, ни одного патрона впустую. Но их тут много ещё осталось. А у тебя всего один, – он небрежно кивнул в сторону Круглова.

Плохо понимая, что происходит, Рогозина услышала глухую дробь, свист и мимолётное шевеление воздуха около лица. Только потом она осознала, что лишние пули были выпущены вхолостую, практически в неё – в каком-то миллиметре от щеки. Видимо, напугать. Но нервов, кажется, уже не осталось, реальность переставала быть реальной, и адекватно воспринимать её получалось лишь с запозданием. Только в голове билась мысль о последнем выстреле. Последний раз поднять руку, впиться взглядом в цель, зажать курок…

– Ну вот, остался один патрон. На одного. Я даже не сомневаюсь, что ты попадёшь. Просто дело в том, что у нас твоих ещё двое…

Сознание вынырнуло из тумана, резкий вздох отозвался болью в груди, а перед глазами появилось невозможное.

Нет, нет, нет, это не так, не может он тут быть, это сон, страшный сон…

И тем не менее это был не ночной кошмар. Жестокая и суровая явь. Потому что…

Рядом с Колей стоял её отец.

Двое. Их двое. Самых дорогих на свете людей. А патрон в магазине остался только один.

====== Время пошло. ======

Горячие, редкие капли обжигают глаза. Не могу. На этот раз не могу сдержаться даже я.

– А я знал, что ты не сможешь выбрать! Что, всё-таки попали мы тебе в сердце, полковник? Однако есть предложение.

Вскинула голову, посмотрела в его лицо. Изверг.

– Согласна на всё?

Сухой кивок.

– Держи, – в лицо летит мобильник. Реакция не подвела. Мобильник в ладонях. – Звони Султанову. Скажешь, что мы отпускаем заложников – кроме тебя – и уходим сами. Пусть они не мешают. И не появляются здесь в ближайшие два часа. Ни в коем случае. Звони.

Пальцы пролетают мимо кнопок. Гудки дробятся, но недолго: трубку берут практически сразу.

– Руслан Султанович…

– Галя? Галя, что с тобой?

– Руслан Султанович, они уходят. Не мешайте. Никто не должен входить в здание следующие два часа. Всё ясно?

– Галя! Галя, подожди, ОМОН уже на подходе…

– Всё ясно? – почти криком, чуть-чуть ещё – и будет плачем.

– Ясно, ясно! Галя, минут пятнадцать оста…

Рогозина отключила мобильник.

– Теперь ваша очередь.

– Наша так наша. Уходите, не задерживаем боле.

А теперь нужно закрыть глаза. Ни в коем случае не смотреть в их лица – лица двух Николаев. Иначе исчезнет, растворится в страхе и боли последнее самообладание. А нужно выдержать ещё два часа…

Рогозина открыла глаза, только когда шаги на лестнице стихли.

.

И снова – тишина. И в помещении, и на улице. Тишина…

– Тут уж, прости, тебе никак не выкрутиться. Присаживайся. На пол, на пол, некуда больше.

С облегчением опустилась на грязные доски, почти сползла по стене – ноги уже давно отказывались держать.

Стало легче.

– Садись, садись поудобней. Время у нас ещё есть.

Всё, что оставалось в её положении – бросить на чужое холодное лицо презрительный взгляд.

– Что вы собираетесь делать? Вам не выйти.

– А это уже не твоя забота. Ну-ка… – он вытащил из-под рубахи толстую махровую верёвку, присел рядом с Рогозиной и начал связывать её лодыжки. – Скажи, а зачем тебе вообще это надо? Ушла бы домой спокойно и забыла обо всём. Нет же… Горой за своих, да?

Закончив с лодыжками, ещё одним мотком верёвки он привязал её спиной к батарее у стены.

– Смотри-ка, греет до сих пор! – с некоторым удивлением похлопал по радиатору отопления и снова обернулся к Рогозиной. – Ну ничего, тебе теплее будет. Давай руку.

С улицы слышались непонятные звуки – не то скрежет, не то визг. Она хотела обернуться к окну, но широкая верёвка чуть выше груди не давала пошевелиться.

– Куда? – грубые руки, схватив за плечи, резко развернули обратно. По спине разошёлся неприятный горячий зуд. – Сиди и не рыпайся!

Кисти вздёрнули вверх, привязав к свисавшему с потолка шнуру.

– Последний штрих, – наклонившись, он заклеил рот широкой полоской скотча. – А то вдруг решишь звать на помощь…

Отошёл, покопался в куче старого хлама у противоположной стены, что-то достал. И, осторожно ступая, вернулся обратно.

– Теперь слушай внимательно. Видишь провод? Если его дёрнуть, тир взлетит на воздух. И это произойдёт раньше, чем кто-то успеет тебя отсюда достать. В принципе, у тебя вполне есть шанс выжить. Если, конечно, не будешь шевелиться в ближайшие два часа, – с этими словами он аккуратно обмотал провод вокруг связанных над головой рук. – Я активирую его через пару минут. Когда уйду вот по тому подземному ходу. А дальше…

Задумчиво посмотрел на связанную Рогозину, дотронулся до её щеки.

– А ведь жалко, жалко… Такая женщина. Прощай, полковник Рогозина. Больше не увидимся.

Отвернулся, сгорбился как-то. И исчез.

А через минуту негромко щёлкнул активатор.

Время пошло.

====== Слишком долго была сильной. ======

Сначала – никак. Потом становится горячо, руки немеют. В голове клубятся непрошеные мысли о том, что два часа всё равно не выдержать. Не проще ли не мучиться, опустить руки и просто отключиться? Навсегда…

Перед глазами вспыхивают холодные, чёрные звёзды. Хочется дотянуться до них, потрогать, ощутить их гладкий лёд растрескавшимися, сухими ладонями, но отчего-то между ними мелькают доски, обшарпанные стены и заколоченные окна.

Что, я всё ещё не умерла? Оказывается, нет… Лёгкое, отстранённое удивление. А звёзды – это вовсе не звёзды, а острые иголки, разбегающиеся от локтей.

Кисти странно потяжелели и будто исчезли. Только что-то давит, безжалостно давит на плечи, пригибая к полу.

Кровь яростно стучит в висках, застилая сознание. Режет запястья. Сколько прошло времени? Жаль, нет часов…

В конце концов, главное, что все живы. И папа, и ребята.

Я не ошиблась, не посмела ошибиться. Только совсем не успела пожить… Коля, что тебе стоило сказать всё раньше? Произнести те слова, которые ты прошептал вчера ночью, лёжа рядом со мной? И всё бы изменилось, всё было бы по-другому. Ты представляешь, Коля, у нас была бы семья… Какой бред. А сейчас… Сейчас ничего не будет. Потому что я не смогу, не выдержу больше. Пусть это будет ошибка. Моя единственная ошибка.

Слабость волнами накатывает на тело, усталый, пересыщенный впечатлениями мозг периодически отключается, проваливаясь в чёрное забытье. В спину впиваются обжигающие рёбра радиатора…

А руки так и не опустились.

Даже слёз нет.

Сколько прошло времени?..

Со времени звонка Рогозиной прошло около получаса. В тире стояла тишина, никакого движения. Майский нервно мерил шагами двор.

Остальных он отправил по домам – кроме Круглова. Его отвезли в больницу – во время захвата ФЭС пуля оцарапала локоть. Не опасно, но медики настояли на госпитализации.

Галин отец, резко поседевший за пару дней, стоял рядом. Бледный, с каменным лицом. Совсем как она сама полчаса назад.

Не в силах больше выносить ожидания, Сергей подошёл к Султанову.

– Руслан Султанович, что-то тут нечисто. Чем они там занимаются? – Кинул короткий взгляд на тир, понизил голос: – Давайте я тихонько посмотрю…

– Зря, по-твоему, Рогозина за вас отстреливалась? Снова туда лезть хочешь? – рыкнул Султанов. – Велено два часа не входить. Она же сказала! Слышал ведь!

– Слышал, конечно. Да вы же сами понимаете… Что за чертовщина! Фиг знает, что там могут устроить за два часа! Может, они там бомбу собирают, хотят всех нас подорвать? И Рогозину в первую очередь?!

Султанов выругался сквозь зубы, в упор посмотрел на Майского.

– Иди.

*

Ни звука. Ни вздоха. Осторожно и бесшумно, как лис. Ступени, поворот, дверной косяк… Вот он – чёрный полуразрушенный зал. В темноте белеют сумеречные провалы окон. И никого.

– Галя? Галя! – негромко, настороженно, в пропитанную страхом пустоту.

Майский медленно вошёл, огляделся, привыкая к темноте. И внезапно заметил её.

– Галя!

Рогозина отчаянно заморгала – лишь бы не дёрнул, не прикоснулся… Нашёл, слава Богу, нашёл и пришёл, только не испорти всё, не убей случайно нас обоих!

– Сейчас, – он уже бежал к ней сквозь полутёмное, пахнущее порохом помещение. – Сейчас, Галя, иду!

Он был в двух шагах, он не видел этого проклятого шнура вокруг её рук, он не догадывался, что это бомба… Рогозина поймала его взгляд и мучительно указала глазами вверх – не трогай, не хватай!

Майский не понял, но, видимо, что-то заподозрил. Остановился в шаге, упал на колени и сорвал со рта скотч.

– Там взрывчатка… не трогай… – хрипло произнесла Рогозина, борясь с дурнотой. – Сапёров зови…

Догадался, мгновенно бросился прочь. Уже снизу раздался его вопль:

– Где тут сапёры? Быстрей! Быстрей!!!

А сам снова метнулся обратно, подхватил, поддерживая, её онемелые руки и прошептал:

– Сейчас, чуть-чуть ещё, потерпи, Галя!..

Преступников нашли и схватили – всех, не ушёл никто. Даже по подземному ходу. Здание ФЭС освободили и разминировали – оказалось, и там они понапихали жучков и взрывчатки.

Вроде бы всё пришло в норму.

.

Вернувшись в ФЭС, Рогозина заперлась у себя в кабинете.

– Я хочу побыть одна. Валя, позаботься о папе, ладно? – произнесла негромко, без всякого выражения. Заметив напряжённые взгляды, добавила: – Всё в порядке. Я просто хочу отдохнуть.

Закрыла дверь, опустила жалюзи.

Упала в кресло, трясущимися руками налила воды.

Стакан выпал из ослабевших, негнущихся пальцев. Осколки неестественно громко зазвенели по полу.

Посмотрела на мокрые ладони. Закрыла глаза.

И внезапно наружу вырвался весь страх, вся горечь, боль и усталость последних дней.

.

Она рыдала глухо, бесслёзно, надрывно.

Не от слабости.

Порой человек плачет из-за того, что он слишком долго был сильным.

*

Когда из кабинета раздались грохот и звон стекла (она разбила о стену графин), ребята сломали дверь и ворвались внутрь.

Рогозина, опустив голову на руки, не шевелясь полулежала за столом.

Валя схватила её безжизненную вялую руку. Её расширившиеся стеклянные глаза фэсовцы запомнили на всю жизнь.

– Пульса … нет…

====== Галина Николаевна. ======

Топ. Топ. Топ.

Ты неожиданно совсем сама делаешь первый шаг.

Широко раскрываешь глаза – от удивления, страха и восторга. Ванька на коленях ползёт рядом – подхватить тебя, если ты упадёшь. Улыбается от уха до уха, смеётся и кричит на всю ФЭС:

– Галина Николаевна! Галина Николаевна, идите сюда!!!

Откуда-то выбегает встревоженная мама с кипой бумаг под мышкой.

– Что случилось, Иван? Галя?..

Видит тебя – не привычно ползающей, а стоящей на ногах, – и на секунду закрывает глаза. Потом подбегает, подхватывает тебя на руки и тоже улыбается. Тепло, мягко и немного печально.

Так может только мама.

– Галина Николаевна, представляете, сейчас вместе ползали, и вдруг – раз! – Тихонов захлёбывается словами, он сам сейчас похож на маленького ребёнка…

Сзади незаметно подходит дядя Серёжа. Треплет тебя по тёмным волосам:

– Что, пошла наша Галочка? Всех опередила. А вот мы-то тут действительно ползать скоро будем от работы… – потом поднимает взгляд на маму: – Слушай, Галь, может, в честь такого дела чаю выпьем?

Рогозина с маленькой Галей на руках кивает, всё так же продолжая улыбаться. Фэсовцы давно заметили: с тех пор, как у неё появилась дочь, она стала улыбаться чаще. Ещё бы – крошечный кудрявый медвежонок с черешневыми глазами ещё год назад прописался в ФЭС…

Ты ползаешь по кабинетам, играешь пробирками и учишься читать по криминалистическим экспертизам. Бывает, засыпаешь рядом с мамой прямо на совещании, и сопишь, сонно теребя её рукав. А мама под столом крепче сжимает твою маленькую ручонку и отдаёт тебя няне Ване. Который уже вполне привык, что ты катаешься у него на спине…

А сейчас, сидя на столе в мамином кабинете, ты разглядываешь знакомых синих жучков на экране (ты пока не умеешь читать и не понимаешь, что это не жучки, а буквы, складывающиеся в имя твоей семьи – ФЭС).

На пару с Ванькой ты грызёшь шоколад, не вслушиваясь в разговор за столом. Ты даже не знаешь, о чём идёт речь. Как не знаешь ещё и многих, многих вещей…

Не знаешь, что около года назад здесь же и ты, и твоя мама чуть не погибли. Что вас спасло только чудо – иначе не назовёшь.

Не знаешь, что после сильнейшего эмоционального и физического потрясения мама на шесть месяцев впала в кому. И все эти шесть месяцев от неё не отходили два Николая – твои папа и дедушка.

Не знаешь, что она не хотела рожать. Не из-за того, что не желала ребёнка. Просто боялась. Она слишком привыкла быть одной. Одной и одинокой…

Не знаешь, что, когда она пришла в себя, делать аборт было уже поздно. И именно благодаря этому появилась ты. А ещё благодаря Вале, которая подменила таблетки, прерывающие беременность, на обыкновенные витамины… Ты даже не подозреваешь об этом, для тебя Валя – добрая сказочница, которая на ночь рассказывает волшебные истории.

*

Ты любишь всю свою большую семью. А твоя семья любит свою Рогозину-младшую, маленькую Галочку, вторую Галину Николаевну.

И ты ещё не знаешь, что годы спустя будешь сидеть вот в этом же кресле, в этой же должности. Полковник Круглова-Рогозина Галина Николаевна, глава Федеральной Экспертной Службы.

Но это будет ещё через много-много лет, а пока… Пока обе Гали, сидя спиной к дверям, не замечают, как по коридору идёт их Коля, на неделю раньше вернувшийся из командировки. Как он, приложив палец к губам, тихонько заходит в кабинет, заговорщически смотрит на Майского и Антонову. Как подходит ближе, останавливается у спинки кресла и обнимает двух своих самых любимых на свете людей…