Текст книги "Сейф"

Автор книги: Стас Линь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5

Конечно, сейчас разглядывая эту комнату, мне становилось жутко. Пять лет назад столько мебели здесь не было. Похоже, понадавали соседи, им жалко выбрасывать, маме неудобно не взять. Зачем пропадать добру – всегда говорила она. И теперь комната в пятнадцать квадратов больше походила на непроходимые джунгли, посреди которых еле виднелась лишь тоненькая тропинка на протоптанном ковре.

Я, едва протискиваясь между бесчисленными тумбочками, подошёл к окну. Конечно, Людмиле Леонтьевне я немного соврал, точнее, недоговорил, а если ещё точнее, почти сказал правду, только слишком расплывчато. Планы у меня были следующие. Переехать сюда жить насовсем. Работа у меня всё равно связана с Интернетом, и делать её можно из любой точки планеты и в любое время. Вставать в семь утра и переться не Бог весть куда в тесный офис не нужно.

Но для побега из Королёва у меня были совсем другие причины. Одиннадцать лет назад, после ужасной трагедии, когда я сломал жизнь своей девушке, той самой Машеньке, о которой так некстати пять минут назад упомянула Людмила, в Королёве оставаться я больше не мог. Я сходил в армию, потом четыре года путешествовал по стране, менял города, не задерживался ни в одном из них больше чем на полгода. Не скажу, что я так люблю путешествовать, точнее, просто ненавижу, но оставаться в Королёве тогда было невыносимо. Нет, в меня там не тыкали пальцем, не смотрели косо, не обзывали преступником, но видеть этот двор, где жила она, где мы любили друг друга, где мечтали о будущем, которое я же у неё и украл, я не мог. Видеть знакомых, одноклассников, соседей, которые постоянно спрашивали, как у меня дела, и как я держусь, тоже удовольствия не доставляло. Так и пробегал от себя пять лет, только ни в одном другом городе так и не прижился. А потом отец сообщил мне, что разводится с мамой.

И я приехал на развод. Повёлся на развод, так сказать. Большая часть знакомых лиц к тому времени исчезла со двора и из города, кто-то поехал учиться, кто-то просто поменял место жительства, посему я решил, что остаться в Королёве теперь будет вполне сносно, к тому же, квартиру мы продавали и покупали другую не в этом дворе. Достаточно далеко от него.

После громкого развода, который устроил мой отец, мама переехала сюда в Дмитров. Точнее, я помог ей купить здесь квартиру, однушку подальше от отца. Не смотря на достопримечательность дома, квартира здесь стоила недорого. И я не задумываясь выбрал её. Искусился и домом тоже, честно сказать. И вот теперь буду огребать по полной.

Отец вообще хотел оставить маму ни с чем, но суд решил иначе. Нашу трёшку в Королёве мы продали, разделив по суду доли между отцом, матерью и мной поровну. Маме на однушку хватило, на пенсию она тогда уже вышла, могла жить одна в своё удовольствие. Я свою долю вложил в покупку квартиры отцу. Та самая двушка, которую я сейчас собираюсь сдавать. Что удивительно, я до сих пор не знаю причину развода родителей. Отец отвечал на этот вопрос злостным фырканьем, мама молчала, а я был у них только помощником: перевезти вещи, сделать ремонт, отстоять в очереди на оформление документов.

После завершения всей волокиты, уезжать путешествовать я больше не собирался, решил остановиться. Остался с папой, посчитал, что так спокойнее. Он был на удивление рад. Даже сам уговаривал. Но наш союз просуществовал недолго. Маму сильно подкосил развод, это отразилось на здоровье. Почему я не настоял и не узнал, за что отец так возненавидел мать? Не знаю до сих пор. Но за такую, как мне казалось тогда, и кажется сейчас, несправедливую ненависть к маме он жестоко поплатился. Вселенная – она такая, чрезмерного зла не прощает. В одно солнечное утро мой папа в пятьдесят пять лет просто не проснулся. Сердце остановилось во сне. Так я стал обладателем квартиры в Королёве, только ремонт в ней доделывал уже сам, и отцовской машины в придачу.

Да, по статистике много людей умирает во сне. Но именно эту смерть я тогда посчитал наказанием.

Потом я даже звал маму к себе. Можно ведь было нам обратно сойтись, но она наотрез отказывалась. Привыкла жить одна. Понравилось настолько, что менять ничего не хотела.

Всё, на что у меня хватило ума после похорон отца, это окунуться с головой в виртуальный мир. Я купил мощный компьютер, стал развивать себя как геймер, набирать авторитет в игровом пространстве.

– Пять лет? – спросите вы.

– Пф… – отвечу я. – Пролетели как один день!

Я терпеть не мог города, в которых жил. Нет, не потому что у нас плохая страна. У нас отличная, красивая и великая страна. Все посещённые мной города были достаточно ухожены и пригодны для жизни, просто я везде чувствовал себя чужим, не в своей тарелке, потому и сбегал. Бегал от себя, уходил в себя, терял себя, искал себя. В общем, как только над собой не издевался. В этом плане виртуальный мир мне помог справиться с собой, в него погружаешься с головой, мгновенно выходишь из реальности, где тебе только больно, мерзко и противно.

И вот спустя пять лет небеса забрали у меня и маму тоже. Ни с того, ни с сего инсульт. Он, как известно, поражает некоторые части мозга, в том числе, отвечающие за речь. Больные путают и коверкают слова, несут всякий бред. В медицине это называется афазия. Я должен был отчаяться, смотря на маму в таком состоянии. Я ведь каждый день навещал её в больнице, надеялся на лучшее, подсознательно понимая, что лучшее может не произойти. Постоянно с ней разговаривал, так советовали врачи. Но при этом не чувствовал ничего. Я не проронил ни слезинки: ни на похоронах матери, которые сам же и организовывал, ни тогда, на похоронах отца. Почему? Потому что чувства сострадания во мне давно умерли. Их больше нет. Как нет и меня. Когда я сломал жизнь любимому человеку, моей Маше, я сломал её и себе. После этого я умер, перестал существовать. Жизнь прекратилась, не осталось ничего. Не осталось и меня. Я исчез, растворился и не хотел возрождаться, не хотел возвращаться к обычной жизни, строить её заново, создавать семью, добиваться успеха в обществе. И прочего.

Потому что не для кого мне было теперь жить. Я просто плыл по течению.

И да, меня зовут Владимир Аникеев. Мне двадцать девять лет, одиннадцать из которых я мёртв.

И теперь я приехал сюда, захотелось опять убежать, снова покинуть Королёв, благо, клиенты на квартиру быстро нашлись. Королёв ближе к Москве, цены на съём значительно выше, но и желающих было хоть отбавляй. Может, даже этих денег мне на прожитьё хватит, посмотрим. Нужно только убраться тут… у мамы. Выбросить лишнюю мебель, да компьютер перевезти, чтобы опять исчезнуть в играх.

Только вот судьба – женщина непредсказуемая. Хотя… правильнее сказать – Вселенная. Подцепил у Маши и теперь всегда вставляю этот термин в разговор вместо «судьбы», «Бога», «высшего разума», и прочих, как мне казалось, равнозначных философских определений. В любом случае, нам не угадать её планы. Откуда я мог знать, что Вселенная приготовила для меня перерождение через очищение. Через страдания выход к свету.

Скоро я должен буду не просто ожить, а буквально воскреснуть для новой жизни. Но только вот плата у Вселенной за это окажется слишком жестокой. Чтобы переродиться, чтобы получить право начать жизнь с чистого листа и обрести её смысл, нам нужно, как некогда Христос, сначала спуститься в Ад. Мне придётся прыгнуть на самое дно Преисподней, а потом медленно взбираться наверх. Через Чистилище на Знамёнщикова 18. Я испытаю здесь такую боль и отчаяние, которую не знал ранее. Оказывается, то, что я уже пережил, было далеко не самым страшным кошмаром. Но только так можно заслужить воскрешение. За что я его заслужу, я не пойму никогда. Но это произойдёт.

Я зашёл на кухню. К счастью, тут мебели было значительно меньше. Стоял, смотрел в окно на вечернее небо и даже не подозревал о том, что меня ждёт. Игра уже запущена. Испытания начались, но моя история ещё нет. Ещё чуть-чуть. Я сообщу, когда она начнётся официально. Ведь скоро я сам об этом узнаю. Очень скоро.

Глава 6

В следующие два дня я был занят преображением материной квартиры. Пять лет назад я делал у неё ремонт. Жил тут пару недель, трудился, пока квартира не стала пригодной для обитания. Тогда же познакомился с Людмилой, только вот эту прелесть – девушку-идеал слева по соседству – я ни разу не застал. Может, училась… или находилась в отъезде, кто её знает? Да и было ей тогда… Тут я сообразил. Боже, она, наверное, была ещё школьницей. Что же, не стоит тогда об этом думать.

Новые обойки до сих пор не истрепались и не покрылись чёрными подтёками, мама к ним, я смотрю, очень бережно относилась. Как и к плиткам в ванной и новой сантехнике. Как и к прочному линолеуму по всей площади квартиры, который тоже не истёрся. Правда, пластиковые окна оказались слегка заляпаны жиром с рук, но это мелочи. Отец тогда, ясное дело, нам не помогал, но я со всем прекрасно справился и сам. Только вот мебель, и ту, которая осталась маме после развода, и ту, которую бросили в спешке предыдущие жильцы, мама выбрасывать не разрешила. И накопила ещё. Пора избавляться.

Когда умер отец, я первым делом избавился от шестидесяти процентов мебели в нашей двушке. Не знаю, почему я захотел так сделать. Вряд ли психотравма детства. Клаустрофобия? Откуда? Тоже нет. Просто неожиданно возникло необузданное желание расширить пространство вокруг себя. Мне жизненно необходима была полупустая квартира. И тогда, и сейчас.

Мебель у отца оставалась тогда новая, не чета маминой. А я даже простился не только с кроватью, на которой умер отец, но и со своей, перелёг на пол – на матрац.

Как то ни странно, такая полупустая обстановка понравилась моим квартиросъёмщикам, и они заплатили мне за полгода вперёд, лишь бы поскорее въехать. У меня была всего пара дней, чтобы перебраться в Дмитров.

Когда я разгружал квартиру отца, то заказал службу, которая скупает подержанную мебель. Им не только не надо было платить, это они заплатили мне за то, что сами спустили с седьмого этажа девятиэтажки ненужную мне мебель и вывезли в неизвестном направлении. Помню, тогда во мне проснулось странное чувство. Когда два стеллажа, журнальный столик, трюмо, пара тумбочек под телевизор, разобранные кровати и две этажерки уже покоились в кузове маленького грузовичка, во мне вдруг что-то ёкнуло. Мебель стояла там как живая, а я видел её с кухонного окна. Она смотрела на меня грустными глазами и будто спрашивала:

– Хозяин, зачем ты избавляешься от нас? Что мы тебе плохого сделали? Мы тебе плохо служили?

И в момент погрузки, и когда грузовичок уже отъехал, я стоял и смотрел. И чуть не плакал. Я не проронил ни слезинки на похоронах обоих родителей, а мебель тогда вдруг пожалел. К счастью, мамину мебель я знаю не так хорошо, как отцовскую, поэтому избавиться от неё сейчас не составит труда. Проснулся я сегодня в восемь утра. Пора.

Первым делом я собрал все мамины вещи, почти не глядя. Одежду из комодов и шкафа, косметику с трюмо сметал в мешки. Потом погрузил всё в свой автомобиль, насколько смог уместить в багажник и на заднее сиденье, отвёз за город и сжёг на пустыре. Не попавшись при этом полиции.

В остаток дня занимался разборкой мебели. Продавать или куда-то её сдавать я не видел смысла, только разобрать и выбросить. Благо было чем, набор инструментов, который не был нужен отцу, я тогда отвёз маме на хранение. И сейчас то, что не откручивалось, я выбивал молотком или рубил топором. Оставив только самое необходимое, стол, пару стульев, кресло, шкаф для одежды и вешалку в прихожей, я избавился от остального. К вечеру в коридоре собралось приличное количество досок, сложенных друг к другу у стены. Я даже потаскал часть этого добра на помойку, но скоро выдохся и отложил на завтра.

Почему мне всё время казалось, что уборка дело простое. Да нет. Один этап ворует у тебя целый день.

На утро, когда расхламление было окончено, и оставшиеся доски загромоздили помойку, я обнаружил в маминой единственной комнате… балкон! Серьёзно. Выход на него был так заставлен мебелью, что я эти два дня даже не подходил к окну. Балкон не застеклён, решётка-ограда тонкая, издалека комнаты не заметишь. Вот чудеса!

Но хоть будет теперь где постоять погрустить.

Ещё у мамы почти не было ничего такого… памятного, личного, интимного. Ни фотографий на стенах, ни семейных альбомов. Ни милых, хранящих каждая свою собственную историю, безделушек. Зачем нужен семейный альбом, если нет семьи? Единственное, что осталось от неё, когда комната была почти полностью опустошена, это закатки. Просто море банок. Часть на балконе, другая пряталась в тумбочках и шкафчиках. Помимо солений, ещё и варенье. Ягоду, помню, она не только скупала на рынке, но и заказывала у лесников, которые привозили ей её чуть ни к самому дому. Платила за это прилично, точнее, платил я, но что поделать. Разбирая мебель, я находил заготовки везде. Даже там, где их по всей логике не должно было быть. Лопнувшие и протухшие выбрасывал. Целые оставлял. Теперь вдоль стены единственной комнаты в три ровных ряда стояли банки. Я столько не съем. Зарёкся в ближайшие дни раздать соседям.

После я метнулся в Королёв забрать свой дорогой компьютер, разборный металлический стол для него и мягкое крутящееся офисное кресло. Затем съездил купил матрац, хоть избавлюсь от советского маминого, на котором спал тут эти дни, и кучу подушек в ближайшем мебельном. Люблю сидеть в них как султан. Отличная получилась берлога холостяка. Мебель нетронута только на кухне, как и холодильник. Как же без него!

Пока я два дня носился туда-сюда по этажам, мне встречались разные люди. При переезде невольно узнаёшь своих соседей. Кто-то откроет дверь, посмотреть, что за человек всё таскает и таскает вещи. Кто-то просто встретится случайно на лестнице. Раньше, когда я ютился в съёмных квартирах, мне было всё равно на других жителей. Но не сейчас. Сейчас я старался разглядеть и изучить каждого. Пока не знал почему. Подсознательно. Будто чувствовал, что пригодится.

На втором этаже жил мужчина лет сорока с сыном-школьником – лет тринадцати-четырнадцати. Без мамы, кажется. То есть, сын без мамы, а отец без жены. Сверху, на пятом, прямо надо мной – толстячок лет тридцати пяти, роста ниже среднего, с длинными до плеч, светло-рыжими вьющимися волосами, как у Хёрли из сериала «Лост». И с бакенбардами, как у Хёрли. И короткой бородкой, вот тут уже не как у Хёрли. От Хёрли он отличался ещё и телосложением, не таким мой сосед был крупным. Толстячок, также как и я, всё это время метался по подъезду и каждый раз приветливо здоровался, будто специально забывая, что мы уже виделись и ни раз.

Он носил попеременке футболки, слегка утягивающие его животик, с изображением героев компьютерных игр. Явно геймер, как и я, тут и экспертом быть не нужно, чтобы такое понять. За время наших встреч он сменил три футболки, будто подавал мне знак, ждал, когда я, наконец, это замечу и спрошу хоть что-то. Но я не спрашивал, близко пока с ним знакомиться не хотел, но в перспективе не был против. Я не сомневался, что знакомство произойдёт. Когда я нёс, поставив сиденьем себе на голову, компьютерное кресло, толстячок остановился и изучающе присмотрелся, состряпав хитрую улыбку. Когда я следом заносил компьютер, он всё ещё оставался на своём месте на лестнице и также внимательно смотрел. Ничего не спрашивал. Но ответный сигнал я подал. Я снова был помечен. Теперь уже двумя соседями: той прекрасной нимфой и этим, по первому впечатлению – спецом в компьютерных играх. Разговор у нас скоро будет, и с ним и с ней точно. Ещё не вечер.

Матрац разместился в углу комнаты, не задевая ровные ряды банок, стол собран. Компьютер стоял на нём и работал, приятно гудя кулерами. Арендаторы сообщили по WhatsApp, что заехали в квартиру в Королёве. И в завершение всех дел, в конце дня забежал вызванный ещё вчера мастер и протянул мне Интернет. Кажется, теперь всё. Насчёт занятого моей машиной парковочного места никто не возмутился в эти два дня. Значит, оно теперь моё. Все готово. Наконец-то. Пора начинать новую жизнь!

Глава 7

Посидев вечером второго дня больше часа в пустоте, наедине с самим собой, а наедине с самим собой я итак нахожусь довольно долго, я вдруг почувствовал неприятный укол совести. Мне почему-то резко стало стыдно за то, что я так бескомпромиссно осудил ту девушку, свою соседку. Странно, насколько я себя помню, в составленных самим же психологических портретах людей, пусть даже первых встречных, я ошибался редко. Но тут резко засомневался. Зараза! Даже от одной мысли об этой прекрасной особе у меня уже начинался стояк. Ну и что, что немытые волосы? Почему из-за этого она обязательно должна быть шлюхой? Мне вдруг невыносимо сильно захотелось извиниться перед ней за то, что так грубо и нелестно её осудил, так отозвался о ней и обидел её, пусть и глубоко у себя в голове.

Я собрался духом, вышел на площадку, нажал кнопку её звонка и услышал, как за дверью играет мелодичное эхо. Далее ухо уловило копошения, решил больше на кнопку не жать. С надеждой, что мне откроет она, а не её парень.

– Вы кто? – осторожно спросила девушка, а я заметил по отблеску, как она заглянула в глазок.

– Эм… – смутился я. – Это ваш новый сосед, ну, сын Нины Николаевны.

– А-а, блин, точно! – выдала она и тут же открыла дверь. – Простите, не узнала сразу.

– Ничего, – улыбнулся я. – Через глазок я не такой красивый, – тупо пошутил я в ответ.

– Хм, ну, почему же? – игриво улыбнулась девушка.

Сейчас она стояла передо мной босяком в домашних шортиках и длинной футболке. Я вспотел. Я снова осмотрел её с ног до головы, только теперь уже в упор, и замер, когда окончательно поднял взгляд. Время будто остановилось, казалось сейчас, что нейронные связи моего мозга выстраивались согласно геометрии её безумно прекрасного личика.

– Что вы хотели? – приветливо спросила девушка, тут же вернув меня в реальность.

– Эм… простите, я хотел вас… Э-э-э-э… Ой… то есть… вот… – я чувствовал себя полным идиотом, когда это делал, но в следующую секунду протянул ей банку варенья. – Это… моя мама варила, у меня его много осталось, а я столько не съем, – продолжал робко говорить я. – Угощайтесь!

Она не проронила ни слова, не поддерживала дальше разговор, хотя это мне было сейчас так необходимо. Будто пытала меня своим молчанием.

– Оно вкусное, сладкое, – продолжал я. – Без плесени. Я открывал, проверял, попробовал… – мямлил я, надеясь хоть на какой-то её ответ.

– А какое? – наконец, хоть что-то сказала она.

– Что? – я снова будто выпал из реальности.

– Ягода какая, говорю? Из какой ягоды ваша мама его варила? – уточнила, улыбнувшись, девушка.

– А.. ээ… фух, точно! Самое главное забыл. Малиновое.

– Давайте… – она охотно протянула руку. – Надо же… – Повертела она литровую банку. – Варенье мне ещё никто не дарил. Что только не дарили, но варенье никогда!

– Ну… – продолжал робеть я. – Значит, я буду первым. Кушайте на здоровье!

– Спасибо!

– Ну… пока! – выжал из себя я в довершение.

– Ну, пока. – Закончила девушка, медленно-медленно закрывая дверь, и продолжая изучать меня взглядом. Или пожирать. Не мог сейчас сказать точно. Я стоял до последнего, пока не щёлкнул замок, уверен, она ещё в глазок на меня посмотрела. Не сомневаюсь.

Надеюсь, она не заметила мой стояк. Или заметила. Так даже интересней. Пусть будет как есть. Правда, тут же промелькнувшая в голове мысль о Маше вырвала меня из мира вожделения и вернула в мир скорби. Похоть похотью, но говнюком, сломавшим человеку жизнь, я быть не переставал.

И думать об этом прекращать было нельзя.

Я возвратился в квартиру, захлопнул дверь. Моё тело будто воспламенилось. Боже, как она прекрасна, эта незнакомка! Давненько у меня не было девушек, раз я так сразу на неё запал. Но там было на что западать. Я так зациклился сейчас на её лице, что совсем не обратил внимания на волосы. Вот это промах! Но не стучаться же снова и не спрашивать: «Девушка, простите, забыл спросить. А вы голову помыли?»

Мог бы узнать, как её зовут, дурак! Но и она ведь не спросила моего имени. Хотя она могла знать это от моей мамы. Мало ли.

Так, стоп! То есть, я всё ещё продолжал думать о ней плохо? Ничего не изменилось? Вот я негодяй! Хотя… может, и не зря. Далеко не зря. Скоро я окажусь по отношению к ней абсолютно прав, даже чересчур. Вот увидите!

Ладно. Решил я. Хватит на сегодня визитов. Хватит себя накручивать. Того, как она на меня сейчас смотрела со смесью вожделения и любопытства, мне уже должно было быть достаточно. Я ей интересен, а это главное. Моё тело не переставало пылать. Пора принять душ, выпустить пар и готовиться ко сну.