Текст книги "Сейф"

Автор книги: Стас Линь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3

Третий этаж, уже почти дома. После запаха борща я стал ловить другие запахи. В подъезде пахло летом. Аромат только что скошенной во дворе травы смешался с едковатым запахом эмали. Но не эмали для стен, кто-то выкрасил дверь. Ах, да, вот, сосед слева, напротив вредной тётки. Эмаль хоть и сохнет быстро, но остатки её запаха витают в воздухе обычно ещё долго.

Вечерело, солнышко пускало в открытое длинное подъездное окно свои томные оранжевые лучи. Снова зашебуршали замком, только на этот раз на четвёртом этаже. Я пока не видел, кто там выходил, но замедлил шаг. Дверь закрылась, снова послышались скрежетания ключом, потом человек начал неспешно спускаться, цокая широкими каблуками. Женщина. Опять женщина, пока из соседей ни одного мужчины в этом подъезде я не встретил. Но эта жительница меня сильно порадовала своим появлением. Людмила – соседка по площадке и по совместительству подружка моей мамы. Я с ней тоже был в очень хороших отношениях.

Я узнал её сразу, как только сверху на лестнице показались её ноги. А она меня только когда полностью спустилась на площадку.

– Ой, Вовочка! Здравствуй, дорогой! – первой начала она.

– Людмила Леонтьевна, рад вас видеть! – я интеллигентно кивнул. Она легко приобняла меня правой рукой, я ответил тем же жестом.

– Ну как ты, Вовочка? Всё хорошо? Держишься? – спросила она сочувственно.

– Да, всё пока стабильно… – сухо ответил я.

– Это сколько уже нет твоей мамы?

– Сорок дней давно прошло. Она же в конце июня умерла. Вы снова за квитанциями? – слегка улыбнулся я.

В прошлый свой приход за квитанциями Людмила спасла моей маме жизнь. Ну, как спасла. Благодаря ей, моя мама прожила лишь на две недели больше. Людмила здесь больше не живёт. Сын с дочкой построили коттедж и мать туда перевезли. Но квартиру тут не продают. Так и проходит Людмила теперь раз в месяц квитанции за коммунальные услуги забрать и пустующее жилище проверить. В тот ужасный день она тоже пришла и… нашла моя маму, лежащую у входной двери с перекошенным лицом и другими явными признаками инсульта. Дальше вызов «скорой». Звонок мне с маминого мобильника. Мама его всегда на верёвочке на шее носила.

– Обширный инсульт, кто бы мог подумать, – нервно выдохнула Людмила.

До больницы она тоже ехала с моей мамой. Там врачи мамино состояние вроде стабилизировали, но ненадолго. Я ездил, навещал маму каждый день, разговаривал с ней, хоть и нарушение речи у неё сильно мешало. Она мало что понимала, с большим трудом шла на контакт. Но я думал, что вытащу мать с того света, если буду рядом, буду говорить с ней непрерывно, как советовали врачи, буду оптимистом, буду настраивать себя и её на выздоровление, пусть она меня и смутно воспринимала. Не получилось. Как-то слишком стремительно её из нашего мира вытянуло, или она не боролась совсем, или так уж было предрешено. Но через две недели второй инсульт её добил. Умерла почти мгновенно.

– Да, а планов я строил много, – признался я соседке, – думал маму к себе в Королёв забрать, там бы восстановилась со временем, а тут раз и всё…

– Что же поделать, – пожала плечами Людмила.

– Теперь другие планы строю, хоть и знаю, как Вселенная это не любит, – усмехнулся я. – Вы простите, что не сообщил никому ничего. Вы у неё единственная близкая подруга была, а я вот так даже вам не сказал, – я опустил глаза. – Я же маму сразу забрал тогда. Сам хоронил, сам всё делал от и до, хотел просто, ну… чтобы это скорее закончилось. Квартиру эту видеть не мог… – я кивнул, указывая наверх. – А теперь всё изменилось. Кажется.

– Ничего страшного, я тебя понимаю, – смиренно ответила Людмила.

– Хорошо, вы меня успокоили, – улыбнулся в ответ я. – И я вас даже не поблагодарил…

– Ничего, всё нормально, – прервала меня мамина подруга. – А квартирку продавать хочешь?

– Нет, – отрезал я. – Поживу тут немного. А ту, что в Королёве, сдавать буду, у меня уже клиенты нашлись, надо быстро съезжать оттуда теперь.

– Молодец, – улыбнулась она.

– А вы свою не сдаёте? Как там в коттедже живется?

– Два этажа, семь комнат, три ванные, зал большой и ещё сын следующим летом собрался бассейн во дворе копать. Неплохо живётся, – засмеялась бывшая соседка. – А квартиру сдавать не хочу, волокита такая… Ну её!

– А зря, дело это сейчас прибыльное.

– Да не, нам хватает, – склонила голову набок Людмила. – Да и кому? По объявлению? Там же одни нерусские. А я боюсь. Да и вообще. Люди чужие, ненадёжные, зачем мне с этим связываться? Вот такому, как ты, сдала бы, ты парень хороший. Да знаешь, Вова, и правда, незачем. У детей моих хорошая работа, дочь зарплатой не обижают, у сына вообще своя фирма, денег у нас достаточно, да и пенсия у меня ещё есть.

– Да ладно, мало вы про меня знаете, – усмехнулся я в ответ на комплимент.

– Дети поначалу там вдвоём жили, – будто не услышав меня, продолжила Людмила, – а потом сказали, что скучно им, мол. Приезжай, мама, к нам. Ну как откажешь?

– Везёт вам.

– Конечно. Они этот коттедж пять лет строили. Дворец целый получился. Только вот жениться не хотят. Ни сына, ни дочку замуж не прогонишь. Говорю ему, такой дом, хоть бы невесту привёл, Артём? А он ни в какую. Про дочь вообще молчу, ей тоже не хочется, видите ли. Тридцать лет Артёму моему уже, как тебе, наверное. Дочке и того больше. Ты-то сам ещё не женился?

– Нет! – отрезал я. – Не хочу об этом…

– Мама твоя говорила, что у тебя девочка была, Машенька, вроде?

– Людмила Леонтьевна! – я строго посмотрел на неё.

– Всё, поняла! Не лезу не в своё дело!

– Извините… – я опустил голову.

– Всё хорошо, – кротко ответила она. – А тут поживи. У нас соседи хорошие, тихие, спокойные. Как от Сашки Маринка ушла, он тоже буянить перестал.

– Какого Сашки?

– Да сверху сосед. Узнаешь ещё. Только я вот теперь раз в месяц сюда прихожу, нечасто будем видеться.

– А жаль, – искренне ответил я.

– Тут шумных больше нет, одни старики остались. Дети у них перебрались в Москву или ещё куда карьеру делать, и родители сами по себе теперь. Внизу на первом Карповна, ей за семьдесят, одна живет, муж давно помер. На пятом Геннадий Филиппович, но все его здесь просто Филипыч называют, тоже один. Нет, есть ещё молодежь какая-то новая, я про них мало знаю, но то, что они не буйные – это точно, – улыбнулась Людмила.

– Да, я понял уже, что тут мне будет спокойно, – попытался я закончить разговор. Знала бы она, как сейчас ошибалась.

– Слушай, у меня твоего телефона нет, я же тогда с мобильника мамы твоей тебе звонила. Вот, – она достала из сумки записную книжку, а из неё свою визитку. – Звони в любое время. Порадуешь старую женщину. Посплетничаем, я про соседей много чего расскажу, если захочешь.

– Ну что вы! Вам до старости ещё далеко, – опроверг я её, зная, что женщины за пятьдесят ожидают именно такой ответ. – Но спасибо, – я взял в руки визитку, и замер в неловкости. Точно! Вспомнил… она же по образованию врач. – Прекрасно, теперь если мне понадобится помощь акушера-гинеколога, я сразу же звоню вам, – усмехнулся я. Именно это и было указано на визитке.

– Ну прости, я уже давно на пенсии, а визитки ещё остались. Телефон на ней мой, я не меняла. Бери.

– Хорошо, – не переставая улыбаться, я убрал визитку в карман.

– Ну, ладно. Пойду уже, меня дочь на машине привезла. Заждалась уже, наверное. И это… ты маму на каком кладбище похоронил? Я бы навестить хотела…

– Не беспокойтесь, Людмила Леонтьевна. Я вам на телефон на днях всё пришлю. И адрес кладбища, и номер участка и даже скрин карты сделаю. Не заблудитесь.

– Ой, спасибо! – ответила она.

– Навестите. Мама рада бы была, я знаю…

– Хорошо, Вова. А ты поживи, поживи тут. Подъезд хороший.

– Я посмотрю, может, поживу, может, продам потом. А эта ваша квартира, она же трехкомнатная, вроде? – я понимал, что своими вопросами я просто тяну время.

– Ну, да!

– Везёт вам, трёхкомнатная в центре города стоит без дела, мечта! Ладно, спасибо вам, рад был увидеть!

– И я, – любезно кивнула Людмила и начала спускаться.

Третья встреча. Хоть эта и самая приятная, но… я тут же осознал, что поднимался на свой этаж дольше, чем сюда ехал. Доберусь ли я когда-нибудь уже до своей квартиры или нет?

– А, да, Людмила Леонтьевна, стойте! – я помчался вниз, но благо она ещё не вышла из подъезда, услышала меня и остановилась на первом этаже.

– Да, Вовочка?

– Слушайте, я тут почтовые ящики увидел… – слегка запыхавшись, сказал я.

– А-а… – засмеялась Людмила. – Про них тут все приезжие спрашивают. Пользуйся тем, который новый. Почту и квитанции в него суют.

– Да, я это уже понял. Только почему старые-то остались?

– Ой, тут целая история, – усмехнулась соседка. – Мастера их почему-то демонтировать не смогли, когда полгода назад тут ремонт делали. Сказали, коробка вмурована в стену, представляешь?

– Нормально так в СССР дома строили, – хихикнул я. – На века!

– И, как они сказали, крепёжные болты там от этого короба аж наружу выходят, с уличной стороны стены закручены гайками и заложены кирпичом.

– Но зачем почтовые ящики так вмуровывать? – удивился я.

Людмила Леонтьевна приблизилась к моему уху:

– Это загадка! – интригующе прошептала она. – Мастера с ними неделю возились, и ничего. Потом плюнули, закрасили и так оставили.

– А сбить или болгаркой спилить до них не дошло? – усмехнулся я.

– Пилили, но срезать не смогли, – сухо ответила Людмила. – Били тоже, что только не делали. Без толку!

От этой информации я даже немного занервничал, но всё равно пошутил:

– Дед бил, бил – не разбил, да? Как в той сказке…

– Именно!

– Но это более чем странно, – не поверил я. – Коробка что, из титана, раз её болгарка не взяла?

– Понятия не имею, – усмехнулась мамина соседка. – Ну ладно, удачи тебе, Вовочка! Теперь точно побегу…

– Хорошо! – попрощался я, но остался в полном недоумении.

Обратно на свой этаж я поднимался быстро, без желания кого-либо ещё встретить. Хватит на сегодня! Лестница, одна, другая. И вот, наконец, передо мной показалась железная дверь маминой однушки. По центру площадки, с деревянной резной окантовкой. Хоть дверь я и поставил маме новую, но окантовку убирать не стал, очень уж красиво она смотрелась. Достал из кармана связку, начал искать нужный ключ, но зайти опять не успел. Соседняя дверь слева резко отворилась.

Глава 4

За дверью показалась девушка. Только видел я её пока краем глаза, старался не отвлекаться от открытия замка. Но чувствовал, как даже это полуразглядывание уже доставляло мне огромное удовольствие.

Худая, среднего роста, красивая. Последнее моё либидо подметило даже раньше, чем глаза. Создалось ощущение, что я не скосил сейчас на неё свои окуляры, и это не боковое зрение, а у меня на левом виске вырос третий глаз, и я рассматривал эту девушку им, не отвлекаясь от своих основных дел. И мне этого пока хватало. Ноги стройные, загорелые, с золотистым блеском, изумительно. Про такие ножки говорят – как у лани. Просто произведение искусства.

Девушка была в коротких джинсовых шортиках с широким кожаным поясом и обута в кроссовки. Поверх щиколоток ножки слегка замараны в уличной пыли. Похоже, она недавно с улицы, но снова уходит. Признаюсь, красотка уже произвела на меня впечатление в первые секунды визуального контакта. Каре до плеч, волосы пшеничного цвета, не блондинка, что тоже порадовало. Легкий полупрозрачный топик, выделяющий грудь, оголяющий плечики и полностью открывающий плоский животик.

Девушка сразу заметила меня и будто специально распахнула дверь шире, а далее, имитируя суету, тоже краем глаза или глаз старалась меня разглядеть. Её интерес ко мне я не видел, просто чувствовал. Ментально ли, шестым чувством, подсознанием или третьим глазом на виске, не знаю. Но я был уверен в этом на все сто, она мной интересуется сейчас тоже. И сильно.

Но сознание быстро вернуло меня в реальность и сразу заставило кое-что вспомнить. Почему-то я был убежден, что эта отличительная черта в ней тоже должна была присутствовать. Не может не присутствовать. На цвет волос я обратил внимание, но кое-что с этими волосами ещё должно было быть не так.

Грязные волосы. У неё должны быть грязные волосы. Это ваша характерная особенность. Проговорил я у себя в голове. Я будто сам себе только что загадал загадку, чтобы самому же её и разгадать, когда, наконец, обернусь на девушку. Либо подсознание дорисовало её образ само, спустив меня на землю.

Грязные волосы. Потные, липкие. Это знатно очернило бы красоту внешности, но я нисколько не сомневался, что у неё грязные волосы.

Ещё будучи подростком, к тому же, очень наблюдательным, я заметил, что все ученицы нашей школы, скажем так, не тяжёлого поведения, а слухи о таком разносились очень быстро, ходили с грязными волосами. Все, скажем прямо, шлюхи, реальные и потенциальные. С пятого до старших классов. Да, потенциальные. Шлюху можно было угадать заранее, ещё до её созревания как шлюхи. Они будто нарочно не мыли голову, чтобы их хоть как-то можно было отличить. Либо просто не замечали или не находили в себе такой потребности.

Девушки с грязными волосами развращались очень рано. Они сами хотели этого. Сами прыгали к парням, да и ко взрослым мужикам тоже, на шею. И не только на шею. Они уже многое попробовали из половых радостей ещё юными, потому смысла следить за собой, чтобы привлечь или понравиться кому-то, у них не было. Их и так хотели парни, а те, что старше и наглее, ещё и использовали. Во всех смыслах. Нет, они, эти девушки, конечно, мылись, но далеко нечасто. Ведь нельзя было надолго оставлять себя без грязных волос. Грязная сальная голова, как отличительная черта, как эмблема или символ, вышитый на груди, отличающий их от всех остальных отличниц и тихонь, которые мылись каждый день и от которых приятно пахло.

Нет, я понимаю, что у так называемых нормальных девочек мыслишки могут быть ещё пошлее, чем у этих самых шлюх. Но то мыслишки. Шлюхой с немытыми волосами девушка в полной мере становится только тогда, когда всё попробует. Не у себя в голове, а в реальности.

Я осознаю, что в моей теории ещё много пробелов. И читающие сейчас это девушки могут возмутиться – что если я забыла помыть голову, то сразу шлюха? А более дерзкие сказать – сам бы попробовал каждый день мыть этот веник, мудак! Или какая-нибудь престарелая дама с кандибобером на голове, косящая под интеллигентку, подметит: «Почему это все шлюхи ходят с грязной головой? Я, например, голову мою». Нет. Всё гораздо тоньше. Но, тем не менее, пересечение этих множеств: шлюх и девушек с грязными волосами, остаётся очень и очень большим.

Я так и не обернулся на свою соседку, пока не прокрутил у себя в голове весь её нарисованный мною образ. Но заставить повернуться скорее меня подтолкнуло ещё и то, что я почувствовал, как она уже пожирает меня глазами. Находит предлог задержаться в своей квартире, ещё и ещё, продлевая секунду за секундой, создавая суету, чтобы только попялиться на меня подольше. Да, именно так они смотрят на парней. Я это чувствовал, я всё понимал. Не могу не признаться, она тоже меня привлекла, даже в штанах зашевелилось, хоть я ещё не видел её всю. Но пора бы разгадать загадку, развеять сомнения, подтвердить предположения и посмотреть на неё в упор.

– Здравствуйте! – она первая начала разговор.

– И вам не хворать, – как можно суше ответил я, не поворачивая головы.

– Вы сын Нины Николаевны, да? – сочувствующим голосом продолжила она.

– Есть немного, – пытался я тупо шутить.

– Будете тут жить? – не унималась девушка. Настойчивая же попалась.

– Возможно, – я, наконец, повернул голову. Точно! У меня аж дрожь пробежала по телу. Грязные волосы! Да я гений! Я узнал это заранее! Я угадал, я понял её!

Частично забранные за уши. Причёсанные, но грязные. Как ни странно, это смотрелось не слишком ужасно, даже не портило всего вида и её красоты, но не мыла голову она минимум неделю. Маслянистый локон сползал на лицо. Прекрасное лицо. Я бы даже сказал, слишком прекрасное. И… вау! Вот это сюрприз! Её глаза! Я мгновенно уставился в них. Ведь они… хм… они не отдавали пустотой. В них проблескивала мысль. И не одна, явно не одна! Несколько, нет, это был даже не клубок сплетённых мыслей. Глаза не транслировали хаос в мозгах, её мысли были разложены по полочкам, что для любых девушек редкость, но именно это отражали её глаза. И всё сигналило мне о том, что они блестели умом. Умные глаза! Передо мной стояла шлюха с умными глазами, гладкой, загорелой кожей, манящей безупречной фигурой и грудью, на глаз – между вторым и третьим размером, без лифчика (вау!), рельефно обтянутой тонкой тканью топика, подчеркивающего каждый изгиб и особенно сосочки, нежные, маленькие, но выделяющиеся так явно. Я следом, после глаз, уставился на них, но тут же одёрнул себя и отвернулся совсем.

Обычно у шлюх глаза как пуговицы от дешёвых шмоток, что на них надеты, но тут всё было совсем не так. Какое-то жуткое несочетание умных глаз и главного шлюшьего атрибута, чего я, кажется, ни разу не встречал в школе. Эти глаза… они меня сейчас дико привлекли. Да что я вру? Возбудили даже сильнее, чем её тело, прикрытое минимумом одежды, от которого тоже захватывало дух.

– Что ж, – девушка развернулась ко мне спиной, чтобы закрыть свою дверь, скрыв от меня всё самое прекрасное. Тут она уже не суетилась, заперла её в долю секунды, за которую я успел рассмотреть её сзади. Какая гибкая, красивая спина и тонкая, нежная обнаженная талия. Пот и так проступал на моём лбу, на улице было довольно жарко, и горячий воздух проникал через открытые окна подъезда, но она разгорячила меня сильнее. – Я рада, – продолжила она. – Надеюсь, мы скоро обязательно познакомимся поближе. – Она провела пальцами левой руки по моей спине и лёгкой походкой побежала вниз по лестнице.

Боже, я ловил каждое движение. Хотелось отмотать плёнку назад и вернуть все миллисекунды её прикосновений. Но… не слишком ли рано она начала ко мне приставать? Мы знакомы чуть больше минуты. Вру, ещё даже не знакомы. Хотя… зная мою маму, я мог с полной уверенностью сказать, что она разрекламировала меня здесь всем свободным девушкам, да и… несвободным тоже. Наговорила заочно про меня – неженатого – много хорошего. Даже если это неправда. Мамы – они такие. Помните рекламу чипсов «Lay’s» начала двухтысячных? «Мой сынок такой умница, он запевала в хоре». Не сомневаюсь, что этой девушке, к тому же, соседке по площадке, мама проела мозг насчёт того, какой я завидный жених, но в кои-то веки я был маме за это благодарен. Девушка нереальная, хоть и с грязной головой. Выводы по ней у меня уже путались, но оторваться от неё я не мог.

Пока эта прекрасная особа сбегала вниз, я обернулся и заметил ещё одну интересную деталь. Её лёгкая походка, даже нет… не просто лёгкая, а профессионально-лёгкая. Так скачут по лестнице с подтянутой осанкой и так изящно переставляют ноги только танцовщицы. Не спортсменки, нет, тут видны искусно отработанные, отточенные, выверенные движения перешедшего в обыденность вечного танца. Так ли это? Ты танцуешь, детка? Ещё выясним. Что ж, кое-что я про неё уже узнал. Несколько разрозненных деталей, возникших у меня в голове. И главное то, что она проявила ко мне симпатию. Интересно, подтвердятся ли предположения? И свяжу ли я все детали воедино в целостный образ? И как скоро?

Во мне снова заборолись разум и похоть. Разум не переставал думать о ней изучающе. Никак. При этом хотел уберечь меня, заставить включить здравый смысл и не дать покориться любовным чарам. Похоть же заставляла наслаждаться её пока свежим образом, отпечатавшимся в памяти.

Для моих двадцати девяти лет такая борьба нормальна. В ней уже, как правило, никто не побеждает. Я так и продолжу думать о моей соседке похотливо и изучающе, без перевеса в какую либо сторону. Такая борьба прекращается лет в пятьдесят, когда похоть сама сдаётся, в связи со старением организма. Да и разум постепенно тоже теряет силу, что скрывать, если его не тренировать.

А мой разум тип таких девушек изучил с детства. Зачем? Не знаю. Может, просто было интересно об этом думать и за ними наблюдать. Или я в тайне желал их, но не мог подойти. На то была своя причина. Хотя они с радостью исполнили бы все мои тайные желания. Но нет. Нельзя. Можно только изучать.

И я понял про них многое. Они не просто любят секс, они ставят его на первое место. По её прикосновению к моей спине это было предельно ясно. Я замечен, точнее… ПОмечен. Секс у них как смысл жизни, больше ничего вокруг не существует, всё остальное в этом мире лишь придаточное – средство, но не цель. Наука будет их интересовать? Искусство? Пф… сейчас! Аж, два раза!

Такие девушки могут даже стать учёными (так я пытался объяснить умные глаза своей новой соседки) художниками, но секс останется доминирующим фактором. Поездка на конференцию или выставка заинтересует её только если там будет возможность потрахаться с интересными людьми. Новый виток ощущений, ведь трахаться с умными и состоявшимися, а ещё по совместительству и женатыми мужчинами, для остроты ощущений, куда захватывающе.

А добавлять экстрима в секс это тоже их всё.

Вскоре, набравшись опыта, и перепробовав слишком многое, они начинают рассуждать о сексе как философы, так, будто тебе вещает сам Сократ. И суть этой философии простая – секс первичен, остальное лишь усилители наслаждения.

Всю жизнь они будут дополнять свою философию секса, да так, что к ним даже будут обращаться за советами. Как правило, они никогда не создадут семью, или за редким исключением. Эти девушки, они даже не всегда проститутки, эскортницы, работающие за деньги, нет. Не всё так банально. Проститутки и порноактрисы зачастую ненавидят секс. Он для них лишь способ заработка. Хорошего заработка. А эти жрицы любви другие, для них секс вершина смыслов. И достигают они в нём невиданных высот.

И это развивается с детства. Конечно, если сначала планомерно развратиться, а потом возбудиться так, что суметь кончить лет в тринадцать, кроме этих ощущений, их больше ничто в жизни не будет интересовать. После такого у них в сознании что-то щёлкает и всё. С этого момента они голову больше не моют. Да и не важно. Парни хотят их и такими, они это знают. Грязные волосы, как знамя своего братства, эти девушки потом несут с гордо поднятой головой всю свою жизнь. Ни одна деятельность, ни одно увлечение, хобби, работа, отношения, ни даже экстремальные виды спорта, да… те же танцы не воссоздадут больше тех первоначальных взрывных ощущений никогда. Не вскружат голову так, как секс или желание секса. Они будут пытаться вернуть эти первоначальные чувства, попутно развращаясь всё сильнее, стараясь усиливать свои оргазмы, даже ведя им подсчёт, и развиваясь до профессионалов. Сколько лет этой девушке? На вид 23-25.

И от неё пахнет только сексом. Это не скрыть никак.

Ну всё! Хватит об этом, надоело. Резко остановил я сам себя. Замок наконец-то по-домашнему щёлкнул, и я проник в мамину квартиру. Так быстро я ещё никогда не оборачивался, чтобы запереть за собой дверь. Достаточно мне на сегодня встреч. Если моё возвращение в подъезд будет проходить всегда так же, как сейчас, то я всю свою жизнь проведу на лестницах между этажами. Про себя усмехнулся я. Казалось, я добирался сюда целый год. Ведь именно так время течёт в Аду, невыносимо медленно. И на лестнице из Ада в Чистилище тоже.

Я поставил небольшую сумку с одеждой на пол, затем, оперев на неё, рядом разместил вторую сумку с ноутбуком. В нос ударил кислый и мерзкий запах тухлых овощей. Моя мама любила делать заготовки. Нет, ни дачи, ни огорода у нас давно не было, всё продали, поэтому все эти пять лет каждый август она вызывала меня, я приезжал на машине, возил её по городу и скупал вместе с ней половину рынка. Только до этого августа мама не дожила. А запах… похоже, у нескольких закаток слетели крышки. Кошмар!

Я снял обувь и прошёл налево в открытую дверь единственной комнаты. Помню лишь, как приезжал сюда больше двух месяцев назад за документами. Всё здесь так и осталось с июня нетронутым. Ключи мне Людмила Леонтьевна передавала тогда у мамы в больнице.

– Ну, здравствуй, мама. Я дома, – тихо сказал я в пустоту, встав посреди комнаты и застыв, как вкопанный.