Текст книги "Орландо БЛИН! (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Всё это ничего не значит! – вдруг заявляет он, значит, нашёл, что искал в моих глазах… – Мы едем домой!

– Роман Вольфович…

– Мы на «ты»! – орёт он на весь парк, но мне в лицо. – Едем!

Тащит меня к такси, а я и не упираюсь особо. Я замёрз, мне всё равно.

Едем молча, под заунывные звуки шансона.

Дома Роман тащит меня в гостиную, наливает водки:

– Пей!

– Может, на брудершафт? – устало отвечаю я.

– Тогда говори! У тебя такое лицо, как будто… ты действительно умер… Или ты меня разыгрываешь?

– Разыгрываете только вы, Роман Вольфович. Великий актёр! Вам бы на «Мосфильм». А лучше в Голливуд сразу!

Он осекается, выпивает водку, налитую мне, садясь в кресло, шепчет:

– Что ты узнал?

– Наверное, всё.

– Всё? Всё – это что конкретно?

Я отхожу к окну, отворачиваюсь, чтобы не видеть, чтобы не дрогнуть, чтобы не верить, и обвиняю его:

– То, что ваша жена жива и здорова. Вы с ней развелись с большим скандалом, так как она узнала, что её обожаемый муженёк никогда её не любил, но добился её подлым путём. Узнал, что я совсем не похож на Юлию Николаевну, и предположил, что та фотография – тонкая работа компьютерщика, я бы и сам так смог отфотошопить. Я узнал, что Матей ходил в институт по вашей просьбе и вы заплатили ему за спектакль с «увольнением», а сами обменялись охранниками с вашим знакомым. Причём Василь – сын Матея. И именно Василь поселился с Лапшой и поджёг квартиру, ничем не рискуя. Пожарные были наготове, Лапшу из душа вытащил сам Василь, чтобы тот не сгорел. Я узнал, что наш препод – Георгий Ильич – ваш одноклассник, он по дружбе разыграл сцену моего исключения, а вы – сцену моего спасения. Но самое жуткое – это история с Алиной, таблетки, которые я так упорно ей скармливал – безобидные витамины и биодобавки. Просто очень не наши, из-за бугра привезённые, так что не определить сразу их предназначение. Вы с лёгкостью убивали свою дочь! Но ведь, я вижу, вы любите её.

– Не с лёгкостью, ты заблуждаешься!

– Ах, вот как! Монстра всё же мучили угрызения совести? Но себя-то вы убили точно с лёгкостью! К вашему «лечащему врачу» я не пошёл. Вряд ли со мной стали бы разговаривать. Но ваш «майбах» я видел, он целенький и невредименький, сверкает без единой царапины! И свой пластырь снять можете, костюмированный бал закончен! Могу себе представить, как сложно было не заржать надо мной, который прибежал в отчаянии, который говорил о любви, который – просто лох!

– Юля, мне было трудно, но «не заржать»…

– Ой! Не надо новых сцен только! Я приехал сюда с вами, так как мне некуда идти. Завтра утром я уезжаю домой, навсегда. Купленные вами вещи я оставлю здесь.

– Юля… всё это… я делал из-за любви!

– Ложь! Из-за похоти, из-за авантюризма, из-за эгоизма! Мальчик понадобился? Добьюсь, обыграю, заломаю…

– Ты не понял, из-за любви…

– Не верю! И не поверю ни-ко-гда!

– Что ты хочешь, скажи, я всё сделаю, только останься…

– Я не хочу видеть вас, слышать и знать! – я разворачиваюсь, выпаливая эту фразу, и встречаюсь с его глазами, он почти вплотную подошёл ко мне. – НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ!

Он прищуривается, его нос опять по-волчьему дёргается, он наступает ближе:

– Ты боишься себя? Ведь ты хочешь меня, тебе понравилось! Не уходи! Я признаю, что я подонок. Я заигрался, я просто не ожидал, что влюблюсь, я думал, будет маленькая пьеса, а вышло…

– Хуево у тебя вышло, Шекспир! Не придумывай сейчас новую концовку к своей пьесе. Всё сложилось, как ты хотел! Убери от меня руки!

Он схватил, зажал в кольцо рук, придавил к стене, захрипел в ухо, в губы, в глаза жарко:

– Ты любишь меня, поэтому не можешь уйти, тебе же самому будет больно! Юля, прости! Я знаю, что подонок, но я люблю тебя и это не розыгрыш, это правда!

– Не трогай меня!

– Буду! Не отпущу, пока не простишь.

– Значит, сдохну у тебя под носом!

Мы сражаемся, мы боремся. Я отталкиваю, я пинаю, но Роман обезумел, он не чувствует, вцепился и не отпускает. Я ещё что-то кричу, я пытаюсь отодвинуть, а у него надуты шейные вены, я вижу как пульсируют виски, его лицо становится мокрым. От пота? Нет…

– Я не верю! – ору я. – Я не пожалею! Ты, может, и сильнее, но заставить меня не сможешь!

– Но ведь ты любишь меня. Любил!

– Я ненавижу тебя. И это сильнее!

И он молчит, не отпускает, сжимает, дышит мне в ухо. Мы стоим, плечи онемели от его хватки. Я понимаю, что он отчаянно соображает, что он может сделать, он готовит новый план? Не получится. Я выжгу все чувства к нему, все воспоминания, все имена и пароли! Вытравлю кислотою, пусть будет дыра!

– Юля…

– Не начинай. Не придумывай новую пьесу!

– Послушай, тебе некуда идти, ты сказал сам. Маме твоей – не до тебя. Я узнавал.

Я дёргаюсь.

– Тихо-тихо, Юля, просто поживи у меня, побудь рядом, я не буду приставать, не буду даже говорить с тобой. Я устрою тебя на работу. У нас есть вакансия. Поживи, останься, ведь Алинка…

– Не смей! Не смей опять приплетать девочку к своим интригам!

– Но она искренне привязана к тебе. И я! Я тоже не смогу… Но это не важно, поживи здесь! Всё образуется. Вот увидишь! Я обещаю.

– Нет, я уеду завтра. И денег обещанных не возьму, ты и так потратился на меня…

– Ты жестокий!

– Хорошие учителя были!

Наконец, Роман бессильно отпускает руки. Наливает себе водки ещё и выпивает. Потом прикладывается к самой бутылке и пьёт из горла. Не допив, резко разворачивается и швыряет её в стену.

– Ты будешь мой всё равно! – рычит он. – Я смогу вернуть тебя!

– Нет, – тихо говорю я и ухожу из комнаты. Иду в Алинкину комнату, закрываюсь на запор. Сплю спокойно. Наутро не выхожу из комнаты. Слышу, что Ромашка не пошёл на работу. Караулит. Ходит около двери. Но не рвётся внутрь. Чего я жду? Почему не ухожу? Жду Алину, когда она приедет от матери.

В четыре часа Роман поехал за дочерью сам. Вернулся на «майбахе». Я ждал Алину внизу.

– Юли? Ты куда-то собрался?

– Мне пора уходить, Алина. Я прожил здесь месяц, и даже больше. Мне пора уходить…

– Как!..

– У тебя есть мама, есть папа, они тебя любят, всегда помогут. А обо мне просто вспоминай. И не вздумай влюбляться в какого-нибудь очередного гарри поттера. Взрослей! Люби реальных людей! Хорошо?

– Неужели я тебя больше не увижу?

– Вряд ли. Я уеду далеко…

– Ты меня совсем не любишь!

– Что ты! Я очень люблю тебя! Но сейчас нужно, чтобы я уехал. Прощай.

Я целую её в обе щёчки, она виснет на мне, не отпускает…

– Папа, – шепчет ему, – сделай что-нибудь, ты же можешь!

– Я верну его, – говорит Роман.

– В этот раз не получится. Заклятье перестало действовать.

========== Глава 10. Еще попытка ==========

Я пробыл дома всего неделю. Мама второй раз вышла замуж, делала дома ремонт, ей было не до меня. Она раздражалась, когда видела моё мученическое лицо на фоне своего счастья. А лицо действительно не соответствовало. Плохо мне было, думал о Романе и об Алине. К Алине привязался, Романа полюбил, но вернуться не мог. С Алиной попрощался, Романа возненавидел. Не могу простить ему, не хочу потакать воспалённому сознанию. Я для него был игрушкой, марионеткой, а он мастерски дёргал за верёвочки, укладывал куколку под себя, не прощу!

Через неделю договорившись с однокурсником о квартире, приехал обратно. Буду искать работу на лето. Что-нибудь типа официанта. Но для этого нужно привести в порядок голову, в прямом смысле слова. Звоню Вадиму и требую снять накладные волосы. Он назначает время. Я являюсь.

Вадим с шутками-прибаутками усаживает меня в кресло и надевает на меня какой-то чехол, начинается мучение: дёргание волос под идиотские жалобы стилиста. Я даже глаза закрыл, чтобы хотя бы не видеть его, пусть и в зеркало. Закрыл и лучше бы не открывал.

Чувствую, что стилист от меня отошёл и долго не возвращается, открываю глаза, и прямо передо мной на столике с зеркалом сидит Роман. Неважно выглядит, пил, что ли?

– Я прошу, прости меня и вернись! – без предисловий заявляет он.

Я верчу башкой, ищу стилиста, где он, падла?

– Вадим! Ты всё закончил, что ли? Ты где?

Вадим не отвечает, вместо него опять Роман:

– Юля, поговори со мной, Вадим ушёл…

– Значит, и мне пора, – я делово высвобождаюсь от чехла, аккуратно вешаю его на спинку кресла, но уйти мне не дают. Роман хватает меня за руку и дёргает на себя, я падаю прямо в его руки и в его запах.

– Отпусти, урод! Мы уже всё выяснили, обо всём поговорили! Отпусти…

– Юля, пойми, я хочу видеть тебя каждый день, я хочу трогать тебя, любить тебя каждый день, я хочу быть рядом! Вернись ко мне.

– Я не хочу ни видеть, ни слышать, ни трогать, ни любить! Я забыть всё хочу, поэтому давай разойдёмся и никогда больше не будем вместе!

– Юля, я не могу! Я люблю тебя!

– Ну и люби! Могу фотку свою тебе подарить, хотя у тебя километры съёмки должны быть из видеонаблюдения. Вот и дрочи на них! А меня оставь в покое!

– Не могу! И ты не можешь! Ты другой стал, ты под меня перекроен! Тебе только со мной хорошо будет! Ладно, я, но ты себя наказываешь!

– Ты несёшь бред.

– Ты знаешь, что это не бред.

Я знаю, что это не бред. Он действительно приручил меня к себе, «перекроил». Но это касается только тела! Хочу его, хочу просыпаться рядом, хочу чувствовать его взгляд, хочу забираться в его жёсткие волосы. Но не хочу быть объектом и добычей! И знаю, что Роман – большой мальчик – его не перевоспитать, не исправить, он будет лгать всегда – профессиональное.

Я высвобождаюсь от его рук:

– Рома, я справлюсь с собой. Моя привязанность не смертельна. Поэтому отвали!

– Пойми, всё, что я наворотил, получилось спонтанно. Чтобы оставить тебя в доме тогда, мне пришлось сочинять на ходу, сам рассуди – ты бы не остался! А потом как ком. Поверь, никакого особого сценария не было.

– Да плевать! С аварией не могло получиться спонтанно, ты переборщил!

– Иначе ты бы никогда мне не признался, что любишь. А перед лицом смерти похеру все эти гомофобские идеи и сомнения. Я тебе помог.

– Да ты экзистенциалист! Вот теперь помогай себе сам!

Пытаюсь уйти, волчара вновь хватается за меня, через спину прижимает к себе. Не вижу, что он шарит там одной рукой? Пытаюсь, скосив глаза, посмотреть в зеркало. Роман, обхватив меня левой рукой, прижав к себе и к дверному косяку, правой рукой что-то вынимает из кармана своего плаща, встряхивает, чувствую странный запах. Роман резко закрывает мне носоглотку какой-то тряпкой, но не душит, я вдыхаю через неё… и шибает в мозг, остро, рвотно, спазм в горле спускается в лёгкие. Чёрт, слабость, мозг поплыл, не могу стоять, не могу… гаснет.

Мне что-то снится, какая-то бурда. Настя ревёт и орёт на меня, убегает, я за ней бегу, но ноги ватные, не слушаются, Настя всё дальше, я понимаю, что это уже не Настя. Это Алина. Я кричу ей: «Стой, вернись!» Вижу, что она бежит не от меня, а к какому-то человеку, присматриваюсь, бред – к настоящему Орландо Блуму. Я начинаю реветь, мне обидно, я кричу: «Я лучше, я лучше! Возьми меня! Будь со мной!» Задыхаюсь, кружится голова, а Алинка поворачивается и мужским голосом отвечает: «Конечно, ты лучше! Буду с тобой, возьму тебя, обязательно…» И меня тошнит от этого контраста – черноглазая, худенькая девочка и глубокий мужской голос с хрипотцой. И чувствую, что тошнит натурально…

Неведомая сила приподнимает меня, нагибает, и я выплёскиваю весь свой сон в какой-то тазик… Уже не сплю, вижу паркетный пол и тазик, свою рвоту, меня полощет беспрестанно. Когда чуть отдышался, меня откидывают назад, вытирают лицо, открываю глаза – Роман. Где я? Выдавливаю из себя почти стон:

– Что со мной?

– Прости, прости… – шепчет Роман, горестно сдвинув брови. – Выпей вот это, должно помочь…

Пью из его рук, какая-то кислятина. Вновь спазм, но не до рвоты. Болит затылок, сухо во рту, шум в ушах. Не могу вспомнить, что со мной было?

– Отдыхай, – заботливо шепчет Роман, – я рядом!

Отдыхаю, но не сплю. Валяюсь с закрытыми глазами. Ощущение, что тебя качает на волнах. Напрягаю сознание. Начинаю вспоминать. Влад. Зеркало. Роман. Его руки. Я тебя люблю. Отвали. Тряпка. Алина. Чёрт! Он меня чем-то обнёс, и я потерял сознание! Неисправим.

Потом всё-таки засыпаю.

Проснулся, и за окном яркое солнце, утро. Рядом в постели с голым мной лежит Роман, он-то как раз одет. Спит. Разглядываю его. Выражение лица детское какое-то! Губки надул, щёку сплющил, брови расправлены. Одна рука под щекой, другая между коленок. Ну просто идиллия. Я ищу глазами, где моя одежда. Понимаю, что в комнате её нет. Хм, надену его! И уйду. Осторожно спускаю ноги, выпутав их из одеяла, встаю… Чёрт! Пол куда-то побежал! Сила земного притяжения есть! Сейчас будет больно… Но нет! Меня ловят и подтаскивают к постели. Заботливо смотрят в лицо и ласково шепчут в ухо:

– Ты куда, дурачок?

– Домой, – вяло отвечаю я.

– Ты дома. Лежи, ты ещё слаб.

– Зачем ты это сделал?

Роман пристально смотрит на меня и отвечает просто:

– Затем!

– Ты меня похитил?

– Да.

– Зачем?

– За этим…

Он наклоняется ко мне, целует, поглощает меня, но при этом нежен. Слышу чей-то стон, понимаю, что мой. Я уже успел соскучиться по нему? Да. Ощущения обострены, так как лежу расслабленный. А Роман спускается по шее, ставит отметины на ключицах, целует грудь, лижет соски, залезает в подмышки, дышит там, кусает кожу на боку, направляется в живот… Чувствую, что хотя организм и слаб, один орган бодр и весел, запел заунывно, заколотил от основания.

– Рома, не надо, я прош-ш-шу…

– Надо.

Спускается к ногам. Роман выцеловывает, вылизывает дорожки и орнаменты на коже, а я только способен вцепившись в его волосы умолять:

– Ты опять, опять меня унижаешь! Прекрати…

Он не отвечает, ест меня, причмокивая, заражает своим аппетитом, обнюхивает и пробует мои бёдра, коленки, пятки и пальцы. Добавляет руки, и я понимаю, что уже ничего не понимаю, я слышу только своё дыхание, в мозгу рефреном звучит: «Ещё, ещё, ещё…» Слышу, как кто-то разговаривает совсем рядом, какой-то радиоспектакль:

– О-о-оу… ещё, хочу тебя.

– И ты меня получишь!

– М-м-м… не могу терпеть.

– Я вижу, иду туда…

– О-о-оу, ты так хорош! Мне так хорошо! Р-р-р-рома…

– И ты хорош.

Роман наконец достигает паха, и мне становится жарко в его рту, расплавляюсь, истекаю. Уже не слышу голосов, только хлюпание, стоны, дыхание. Уже нет слабости в организме, весь напряжён и выгнут навстречу своему лгуну. Он выпускает мой член, останавливает руки на окаменевших яйцах и спрашивает:

– Ты любишь меня?

– Да, да, да… не мучай. – Я ищу его голову руками, пытаюсь склонить её к паху.

– Останешься со мной?

– Да, да, да… не останавливайся.

И он склоняется и поглощает. Меня же затрясло, забило и закружило, кончаю в него, ору. Чёртов ублюдок… Как он мастерски делает минет, я просто никакой, а Роман ещё и вылизывает меня, не даёт спать, подползает ближе к лицу, тормошит:

– Юленька, я люблю тебя, тебе хорошо со мной?

– Да-а-а, – хриплю я.

– Так будет всегда… ты останешься?

Но я уже в реальности, я отвечаю:

– Нет.

– Что ж, давай повторим…

– Не-е-ет…

Но он меня не слышит, начинает заново. А я как безвольная тряпка, он вертит мной, как хочет. В сознании пульсируют мысли: «Он меня хочет привязать к себе крепче, хочет, чтобы я был его рабом, чтобы я умолял его губы и руки быть на мне… Он хочет, чтобы я не уходил… Нет, я выдержу. Надо думать о плохом, о том, как он по-свински поступил со мной, нужно абстрагироваться, обесчувстветь, сопротивляться…» Он переворачивает меня на живот, исследует спину, поясницу, сидя на мне верхом. Это массаж, как приятно! Гад! Целует в спинную ось, прозванивает каждую косточку, водит волосами, щекочет, гладит. Мнёт чёртовы ягодицы, и ладно бы просто мял! Идиот, придурок, извращенец! Залезает лицом в мою щель, это же ужасно стыдно, и щекотно, и прия-а-а-тно! Надо настроиться, нельзя возбуждаться, надо быть сильным! Роман гудит в меня:

– Можно я войду? Ты согласен?

– С-с-ссогласен, – это я ответил? Не-е-ет, не может быть! Где же моя воля? Где же моя сила? Вся сила в той башне, что в паху вновь выстраивается. Остальная крепость сдалась, тянется навстречу победителю, и только в этой башне жизнь, страсть, бой…

Пальцы Романа победно и нагло врываются в мой проход, вертятся, растягивают. Заставляют меня стонать снова и снова. А когда ворвался главный «воин», проталкиваясь короткими толчками, я даже дышать перестал. Чёрт, я побеждён! Победителю достаётся всё: и мой хуй, толкающий белый флаг наружу, и мой стон, молящий о пощаде, и мой позвоночник, изогнутый в экстазе, и мои слёзы… счастья. Я их не контролирую.

Победитель тоже кричит (ладно, хоть не «ура»). Валится на меня сверху. Выходит, оставляя пустоту. Сгребает под себя, и мы спим. Он на мне, я в луже спермы – своей и той, что из меня щекотно просачивается. Мне жарко и мутно. Но не хочу, чтобы он слез. Пусть!

Когда проснулись – а времени нет, есть только пространство этой комнаты, его спальни, – Роман меня обтирает, хихикая над моими потугами злиться на него.

– Это насилие! Это статья! Ты похитил меня и насилуешь!

– Ну-ну!

– Ты не сможешь меня приручить к себе!

– Ну-ну!

– А если и сможешь, то я всё равно уйду. Секс – это не самое главное в жизни!

– Монахом станешь?

– Не лезь ко мне! Я не могу, я устал…

– А покушать?

– Да…

Кормит меня из ложечки, из рук – кусочки колбасы, фруктов, сыра – всё вперемешку. Что-то ласково говорит, мурчит в ухо. Чаю не даёт! Вливает в меня вина. Слизывает с губ и с подбородка красные капли. Я опять задремал, что за пансионат для сексуально озабоченных! На задворках сознания возникает грустная мысль: «Я, скорее всего, профукал собеседование на работу… гадство!»

Когда просыпаюсь – в комнате один. Несколько минут соображал, где я и что со мной. Встаю. В заднице зуд. Пошатываясь, рыщу по комнате в поисках одежды. Нахожу банный халат. Напяливаю. Но… чёрт, чёрт, чёрт! Дверь закрыта! На ключ! Он запер меня, изверг. К окну – так там ажурные решёточки! Пусть изящные, но всё же чугунные! Блядь! Я действительно в плену! Но ведь это его дом! Буду орать! Прибежит Алина! Пусть узнает батюшку во всей красе!

Барабаню в дверь и ору:

– А-ли-на! А-ли-на! Открой мне! Это я – Юля! А-ли-на!

Открывает! Но не Алина, Роман. Улыбается:

– Ты забыл, Алина уехала к бабке, в Лондоне уже три дня.

Чёрт!

– Рома, отпусти меня! Мне нужно на собеседование! Всё, что ты делаешь – несерьёзно!

– Очень серьёзно! Работать тебе не нужно! Никаких собеседований! У тебя каникулы! И я тебя не отпущу! Ты хотел честности – получи!

– Рома, пожалуйста! Я не могу быть с тобой, это меня уничтожает!

– А я не могу без тебя! Это тоже меня убивает! Я не отпущу…

Я застонал. А он злобно зыркнул и велел:

– Живо в постель, и нехер мой халат надевать!

– Нет! Рома! Только не секс!

– Именно он!

Я даже побежал от него по периметру комнаты, по кровати, защищаюсь стулом. Но тщетно, стул у меня отобран, брошен в угол, а я схвачен, облапан, смят. Шипит мне в ухо:

– Признайся, что я – то, что надо! Я необходим тебе!

– Да, ты мне нужен…

– Говоришь без страсти, милый!

– Потому что вру!

– Ах, так!

И опять обдирает меня от шелухи жалкой защиты, опять заставляет пищать и задыхаться. Опять ртом всасывает мой член, и я уже готов. Сколько можно? Но вдруг останавливается и отваливается от меня, я в ярости ору:

– Заканчивай, урод, раз начал! Ты не смеешь остановиться!

– А ты сам попробуй! – слышу его напряжённый голос. Смотрю, он лежит рядом на животе, зад отклячил, положил под себя подушку. – Юля, разрешаю тебе! Попробуй со мной!

– Что? – не то чтобы я тупой, но в состоянии предоргазма как-то не соображается!

– Трахни меня! – орёт Роман. – Отомсти, давай!

– Я… я… не умею!

– Нечего уметь! Я смазал всё, смелей!

Я аж затрясся. Я пальцами в него не полезу! Целовать в анус не собираюсь! Но член ноет уже от похоти, не рукой же заканчивать! Ублюдок! И я пристраиваюсь за ним, между его широко раздвинутых, волосатых ног. Пробую вставить, но это разве возможно? Узко! Чуть не реву!

– Смелей, дави, я готов! – кричит мне Роман, ну, я и давлю! Хоп! И я внутри, чёрт, что за хрень! Даже больно, так узко! Нужно было рукой! Надо вытаскивать, толкаюсь, и вдруг становится свободнее, Роман расслабился, толкаюсь ещё! Я уже настолько на взводе, что не думаю о Романе, у меня просто звёзды в глазах синенькие! Хлюпаю, долблю, изливаюсь, ору… На пике замечаю, белые костяшки пальцев на его руках, он вцепился в простынь, замечаю, что он сжал одеяло зубами, что брови сведены и залом на лбу, невыносимая скорбная трещина! Падаю! Но помня, что нужно вынимать член, делаю это с противным звуком. Блядь! Я в крови! Роман в крови! Я порвал ему анус к такой-то матери!

– Рома! Чёрт! Ты как?

– Как больно!..

– Прости! Я… я… ! Ты сидеть-то сможешь?

Он не отвечает на этот супер-вопрос! Он берёт тайм-аут. И я лежу рядом, меня грызёт изнутри. Лихорадочно соображаю, что, наверное, какое-то лекарство нужно найти! А он через пару минут молчания говорит:

– Юля, ты доволен?

– Чем тут быть довольным? Ты идиот, что ли?

– Ну… мне больно! Ты отомстил!

Ушам не верю! Он всё это затеял, чтобы установить некий статус-кво. Типа я больно сделал тебе, а ты мне! Вот и квиты! Начнём снова истязать друг друга!

– Роман, ты идиот!

– Но ведь ты любишь меня?

– Люблю!

– Ты останешься со мной?

– Рома, давай я хоть обезболивающее принесу! Где оно?

– На кухне, в маленьком ящике подвесного шкафа. Найдёшь?

Я спрыгиваю голый с пятнами крови с кровати, несусь на кухню. Ищу шипучее обезболивающее, растворяю, иду обратно. Переворачиваю жертву моего насилия на спину и вливаю в него жижу.

– Спи! Потом сходишь в душ!

Целую его ласково в губы, и Роман умиротворённо вздыхает и улыбается:

– Значит, ты мой?

– Твой! Спи!

Он закрывает глаза. Видимо, он думает, что победил, обыграл, приручил. Нет, Роман… Я тоже найду какое-нибудь лекарство, что-нибудь обезболивающее, и уйду. Я не могу быть с тобой! А ты сделал ошибку: дверь оставил открытой. Тихонечко выхожу, иду в свою бывшую комнату. Одеваюсь. Благо одежды накуплено прорва! Нахожу лист бумаги, ручку и пишу:

«Роман! Я ухожу. Прошу тебя, не ищи меня, не возвращай, не гонись! Ты – суперлюбовник, я просто с ума схожу от секса с тобой, но ты не человек! Ты – волк! А я зоофилией не занимаюсь! Мне придётся уехать из города, я переведусь в другой вуз. Мне будет тяжело. Без твоих рук и ласк, да и без твоих денег, без твоих прибабахов. Но я выживу, я буду жить НОРМАЛЬНОЙ жизнью! Какой бы пресной она тебе ни казалась! Прости, но мне придётся уйти. Ты многому меня научил, я уже не буду так доверять людям, как я уже никогда не смогу доверять тебе! Я правда тебя любил. Прощай!

PS. Я взял на память одну вещь».

Оставляю записку на кухонном столе, прижав ножом. Ухожу. Беззаботно разговариваю с Василем, который решил, что я ненадолго сгоняю в город. Он даже вызывает мне такси, и я за счёт Бараева качусь в будущее, в котором Романа НЕТ! Я плакал полдороги, чесал кулаками глаза, чтобы таксист не вывернул шею и не упал в кювет, как это сделал я в последний месяц жизни.

========== ЭПИЛОГ ==========

Хочется, чтобы меня кто-нибудь пожалел! Не все сразу, а один человек, не любой, а определённый. Ведь мне сорок! Почти сорок! Катастрофа! И хвастаться карьерой и счётом в банке надоело, внешностью и шмотками глупо, по-детски. Подчинённые боятся, Светлану переманили конкуренты, так вообще не с кем поговорить. И вечный депрессняк. Нескончаемый. Психологи говорят, что рановато. А я считаю, что долговато он уже длится. Больше пяти лет, много больше. Уже не помню себя довольным, благостным, нераздражённым. Вечером возвращаюсь с работы домой и выпиваю стаканчик виски, и только добродушная пасть дивана составляет мне компанию. А добротно-роскошные стены с омерзением взирают на тихое самоедство хозяина, выпячивая на стене старое-престарое пятно от лимонной водки. Это пятно не убираю, оно напоминает мне, что я моральный урод. Правда, осознание приходит слишком поздно.

Единственный человек, кто меня любит и всегда радуется мне, моя дочь Алина. Выросла настоящей красавицей, вся в отца. Хотя, конечно, мать у неё тоже яркая, симпатичная, но по-другому. Алинка черноволоса, жгуча, глаза – сапфир, брови вразлёт. Горжусь ей! Правда, моя отрада давно живёт своей жизнью. В старших классах мать увезла её учиться в престижный английский пансион. Я был сразу против, но понимал, что противлюсь из-за себя любимого, а Алинке там будет лучше, поэтому отпустил. Она пропала на два года. Я остался один со всеми этими вещами, машинами, землёй, клубными картами, чем раньше бравировал. Я остался один на один со стаканчиком виски.

Алинка увлечена кино, будет искусствоведом. Решила, что учиться будет в Москве, и поступила в этом году в институт. Купил ей квартиру, так как она захотела самостоятельности, привыкла к ней в туманном Альбионе. У меня бывает редко, былой близости с ней нет, и весь свой опыт, профессиональную основу, фирму, в конце концов, передать некому. Это вовсе не значит, что я уже помирать собрался. Мужчина в полном расцвете сил! Практически Карлсон! Запросто можно своего малыша ещё завести! Но не заводится. Победы над женщинами перестали меня забавлять… А Алине мои торговые дела неинтересны, она в ином мире обитает.

Но сегодня дочка придёт в гости. Долой уныние! Загадочная такая позвонила и сказала, что не просто в гости, а по очень важному делу. И чтобы я не психовал и был готов к сюрпризу. Голову себе сломал, гадая, что она приготовила? Как бы не решилась вновь из страны уезжать! Решил, что дополнительно побреюсь к её приходу.

Она заявляется не одна, притащила кого-то, не впускает гостя в комнату, оставила за дверями. И торжественно улыбаясь, как конферансье на концерте в Кремлёвском дворце, встала посреди комнаты и говорит:

– Папулечка! Я у тебя уже взрослая девочка! И представь себе: я собралась замуж!

– Дочь! Тебе всего восемнадцать! Ты обалдела? Куда ты торопишься? Я против! – сразу взрываюсь я, вот так сюрприз, вот так подарочек, и ещё мысль: кто посмел взять моё сокровище?!

– Папулечка! Мне скоро девятнадцать, это раз. И как ты только узнаешь имя моего избранника, то ты одобришь наше решение, это два!

– Сомневаюсь, – бурчу я. – Ну, не томи уже, стоит ведь за дверью этот прощелыга!

– Та-да-дам-та-дам! – выдаёт какую-то музыкальную строчку дочь и открывает дверь. На пороге с бутылкой шампанского в руках стоит… моя тоска, мой депрессняк, мой Юлька. Я остолбенел. А вот он нет. Алина распиликалась:

– Ты ведь узнал его, пап? Узнал? Папа, это любовь всей моей жизни! И именно ты нас познакомил! Я тебе так благодарна!

– Вы давно встречаетесь? – сиплю я.

– Мы переписывались сначала в интернете, потом общались по скайпу, всего года три! Я нашла его и вернула себе! Пап, ты же понимаешь, что я в России из-за Юли осталась…

У меня пересохло горло. Задёргался глаз. Она вернула его себе? Я не смог! А она вернула! Стою, как болван, ни звука не издаю, жадно рассматриваю его. Изменился мало. Всё так же красив, по-юношески строен, волосы не такие длинные, но и не короткие, чертовски сексуален… Чёрт! Проклятие!

Он тоже рассматривает меня. Вижу, что стискивает зубы, упрямо заставляет себя смотреть прямо, хорохорится. И молчит.

– Здравствуй, Юлий, – говорю я, всё так же сквозь шумы в горле и в сердце.

– Здравствуйте, Роман Вольфович…

– Ты любишь мою дочь? – недоверчиво спрашиваю я.

– Даже не сомневайтесь! – уверенно и вызывающе отвечает он. И молчанка, игра такая, с гляделками в совокупности зарядили на минуту.

Алинка не выдерживает:

– Папа, Юля, вы что, не рады видеть друг друга? Я-то думала!

– Алина, мы рады, – улыбается Юлька и идёт навстречу мне, распахнув себя, идёт обниматься. Я прижимаю его – и всё то же, не излечился, не прошло. Запах, тело, кожа… мой Юлька. И уже не мой! Задерживаю объятие дольше положенного, справляюсь с волнением и лукаво говорю Алинке:

– Доча! Нам с твоим женихом побеседовать надо с глазу на глаз. По-мужски! Ты разреши нам поговорить, милая…

Берусь за локоть Юльки и увожу его в кабинет, и даже дверь закрываю на защёлку.

– И для чего ты запер дверь? – уверенно начинает Юля.

– По привычке, бессознательно, боюсь, уйдёшь…

– От тебя? Уже ушёл!

– Зачем ты затеял всё это с Алиной? Мсти мне, она тут не при чём!

– По себе судишь? Я Алину люблю и поэтому женюсь. – Он запрятал кисти рук в карманы и стал прохаживаться по кабинету, видимо это «туда-сюда» придавало ему решимости и наглости. – Я сначала переживал, как увижу незабвенного? Как Роман свет Волкович отреагирует на меня? Кабы чего не вышло! Но потом решил, что перед Алиной я чист, тебя не боюсь и ничего тебе не должен! А раз люблю девушку – женюсь! А ты будешь бонусом в этом предприятии!

– Я – бонусом?

– Да! Я ничего не забыл, я намерен отомстить. Отниму у тебя фирму, я намерен стать богаче, чем ты…

– Отомстить? Юля, это не твой стиль! И потом, мне даже это приятно… Значит, всё это время ты думал обо мне, ты тоже думал… Более того, я сам введу тебя в дела фирмы, я сам с удовольствием тебе её отдам! Если ты об этом мечтал, то нужно было просто сказать!

Вижу, у Юльки промелькнула в глазах растерянность, он такой же романтический мальчишка. Граф Монте Кристо просто. Как я люблю его!

– Но, Юля, оставь Алину.

– Я её люблю! И никаких интриг с её помощью проворачивать не намерен!

– Признайся, Алина – это способ вернуться ко мне.

– Ты самоуверенный тип! Не заблуждайся, я по-прежнему ненавижу тебя!

– Юля, – приближаюсь я к нему, ближе и ближе, – я ведь не смогу сдерживаться, если ты будешь рядом. Я затрахаю тебя! И ты не сможешь устоять! – Я буквально кидаюсь на Юльку, хватаю его за отвороты пиджака, прижимаю к стене. – Юлька, я хочу тебя и люблю тебя так же, как и раньше!

Но Юлька не смущён, спокоен, вцепляется мне в руки, смотрит в глаза:

– Да у тебя сперма горлом пойдёт! Захлебнёшься, но меня не получишь! Я люблю Алину и буду с ней! А ты мне передашь свой бизнес и будешь раздавлен, урод!

– И ты, зная, что я урод, ввязываешься в это дело?

– Я тебя не боюсь!

– Ты будешь моим!

– Ха-ха!

– Я уверен!

– Руки убери! Ты тоже меня знаешь, я заору сейчас, а рядом Алина!

– Спасибо тебе, Юлька, ты вернул меня к жизни, я знаю, что мне делать, и я тебя верну!

– Руки убери! Заберёшь у собственной дочери? Врежешь Алинке по дых?

– Нет, любимый, дочу не трону, найду ей другого Орландо, я придумаю что-нибудь, вот увидишь!

Смотрю в его зрачки. Он волнуется! Да он хочет меня! Я победил! Он шесть лет сражался с собой? Дурачок! Юлька отталкивает меня от себя и резво идёт к двери, заявляет, не оборачиваясь:

– Иди лучше к свадьбе готовься, Шекспир! Я хочу подразорить своего будущего тестя!

– Юля, я счастлив, что ты вернулся! И я заметил, ты носишь мои часы…

Он разворачивается и показывает мне фак. Люблю!