Текст книги "Орландо БЛИН! (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Мы на «ты»!

– А чё сказал-то? Пакость какую-то? Можно ещё раз медленнее, per favore! А то произношение у вас какое-то жуткое.

Ржёт в ответ. Блин! Шарады какие-то. У меня даже словаря нет! Что-то про голову, про запреты какие-то. Полиглот треклятый! Ещё я всё-таки рассмотрел одежду, купленную Вадимом. Ничего, модненько, правда брюки узковаты. Время к пяти. Жду Алину, стоя у окна.

Белая роскошная машина (даже не знаю, что за модель!) вкатилась во двор уже почти в шесть. Алина медленно вышла из машины, обнимая пакет с какими-то вещами. Её привезла какая-то полная женщина. Наблюдаю, как эта женщина что-то строго говорит Алинке, сотрясая пальчиком. Девочка хмуро её слушает. Женщина кладёт ей руку на голову, но Алина отстраняется и гордо марширует в дом. Дамочка поджала губы, покачала головой, вытащила телефон и тут же начала ругаться с кем-то. Не прекращая разговор, махнула Матею, типа открывай ворота, села за руль и упорхнула! А я пошёл радовать ребёнка.

И действительно, когда Алина увидела меня, в её глазах тут же вспыхнул восторг, она взвизгнула, кинула пакет с вещами и захлопала в ладоши! Как приятно делать кого-то счастливым!

– Юли! Юли! Ты приехал! Ко мне? Какое счастье!

Я распахнул руки, и девочка побежала в меня, уткнулась носом в мою грудь. Она пахнет шоколадом.

– Ты ела шоколад?

– Ага.

– А как же нормальная еда?

– Это какая?

– Уха!

– Су-у-уп… – расстроенно тянет Алинка.

– Суп из рыбы моря Рун, из самого Средиземья!

– Ух ты! Надо попробовать.

И я кормил девчонку ухой, сочиняя истории о чудесных свойствах рыбы, которая, попадая к плохому человеку, становится ядовитой! И ещё у каждой рыбы есть имя, от него зависит вкус мяса. А в этой рыбине в желудке находились волшебные денежки и зёрна какао. Вкус напитка из этого какао восхитителен. А тот, кто выпьет, видит волшебные сны.

– Ух ты! Надо попробовать.

И я варю какао. На этом моменте замечаю, что в дверях стоит Роман Вольфович и с умилением смотрит на нас.

– О! Папа! Это ведь ты уговорил Юли приехать?

Он скромно пожимает плечами.

– Он, он! – отвечаю я.

– Какой ты у меня здоровский! – радуется Алинка.

– А поздороваться? А поцеловать?

Девчонка срывается и подпрыгивает на Романа.

– Тебе нужно поесть рыбу из моря Рун!

– А я не отравлюсь?

– Ты же хороший! Не отравишься.

– Ну, тогда поем.

Я делаю руки в боки и спрашиваю:

– Никого сегодня не уволили?

– Нет, – осторожно отвечает Роман.

– Ну, тогда, мыть руки и за стол!

Тот лучезарно улыбается мне и говорит:

– Ti voglio!

– Что? – вместе спросили мы с Алиной.

– Это по-средиземски: уже иду.

– Ну и произношение! – качает головой эльф.

Просто семейная идиллия: папа Рома, доча Алина… а я кто? Мама Юля? Меня перекосило. Никакой текилы больше. Никакого виски. Никакого джина, водки, рома, ликёра, пива, кваса! А то привычка квасить может перерасти в привычку целоваться с папой Ромой.

________________________

*Я потерял голову из-за тебя, ты стал моей запретной мечтой, хочу тебя (ит.).

========== Глава 5. Что за…? ==========

Этот вечер я провёл с Алинкой. Делал с ней уроки, слушал болтовню об учителях, с грустью понял, что у девчонки нет подружек в школе совсем.

– Почему? Как же без друзей?

– Да… меня нет часто, да и одноклассники все какие-то мне неинтересные! Представляешь, Сонька и Иринка уже курят! И разговоры у них все какие-то, короче… мне не интересно!

Услышав о том, что «её нет часто», скармливаю ей таблетки, две капсулы из разных баночек. Алина любовно заплела мне косичку, прицепив на хвостик девчачью заколку с цветочком и божьей коровкой. Уже перед сном валялись с Алинкой на полу и давали имена световым звёздам, что высветились у неё на потолке, придумывали необыкновенных жителей, истории далёких цивилизаций. Девочка так и заснула на полу под мои истории, засопела мне в плечо. Лежу и рассматриваю её прозрачные веки, бледную кожицу, болезненно-алые губы, скорбный ансамбль лба и бровей. Бедный ребёнок! Друзей нет! Отец вечно на работе! Мать ласки не успела дать! Любит какого-то эльфа придуманного! Ни игр нормальных, ни бегалок, ни курева втихушку, ни драк с пацанами из параллельного, ни ободранных в кровь коленок от бешеных игрищ во дворе, ни походов на речку с отцом, ни-че-го! Одни таблетки, роскошные машины, навороченные гаджеты и три языка для изучения. Хотя она, вообще-то, девочка. У них должно быть другое детство. Но всё равно, наверное, это подружки-сплетницы, куколки, наклеечки, помада втихушку, какие-то тетрадки со стишками, дискотеки! А у неё одни таблетки и ни одной подружки, кроме молчаливого эльфа на фотках.

В комнату заглядывает Роман. Видит нас лежащих на полу. Недоволен! Молча, подходит, подхватывает дочку и несёт на кровать, спать укладывает. А меня грубо толкает из комнаты и шипит мне в лицо:

– Что за лежание совместное? Она ребёнок совсем!

Но я–то знаю, что мне не в чем себя упрекнуть!

– А я в курсе, что она ребёнок! Это только для озабоченных типов совместное лежание и подсчёт звёзд на потолке может выглядеть как сексуальное домогательство! А вы представьте, что бывают и другие отношения, дружеские!

– Ты влюбишь её в себя!

– А типа она не влюблена в этого эльфа? И потом, вы знали, что так будет, для чего тогда меня завербовали?

– Не для этого!

– А зачем тогда? Что я должен делать? Сидеть, как истукан в уголке, вместо иконы? Вы сами сказали, делай её счастливой! Я и стараюсь…

– Чёрт! – Ромашка всё равно злой, смотрит в меня гневно, хищно. Видно, что сдерживает себя, губами шевелит, сказать что-то хочет, а не позволяет сам себе. – Ладно, не будем… Мы вообще-то на «ты»! Выпить хочешь?

– Ну уж не-е-ет! С меня хватит!

– А что так? В институт завтра собрался?

– Нет, я решил недельку похлыздить. Сказал, что домой уехал.

– Кому сказал?

– Всем… Ну, девушке своей… Она не поймёт.

– Девушка – это Настя Коновалова?

– Нифига себе! Вы что, досье на меня собрали?

– Мы на «ты»! Конечно, собрал. Пускать человека в дом и ничего о нём не знать – это глупость. Я, между прочим, Катрин – Алинкину гувернантку – в отпуск отправил, так что только рад, что ты будешь в доме безвылазно.

– Но через неделю я всё равно в институт пойду! У нас скоро уже неделя зачётная.

– Ну так через неделю же. Пойдём выпьем. Абсент пробовал когда-нибудь?

– Не-е-ет, Роман Вольфович, я больше с вами не пью! Берегу честь смолоду.

– Благоразумно… – тихо сказал Роман через паузу. – Тогда можно в бассейне расслабиться.

И я подумал, что, пожалуй, против бассейна ничего не имею, пусть он у них и небольшой, но плавать я люблю. Пошёл в свою комнату за плавками и халатом.

Бассейн действительно не спортивный, но самая большая глубина больше двух метров. Можно даже попрыгать с бортика. Что я и сделал с гиканием! Уф-ф! Вот живут же люди! Бассейн без справок и абонементов. Распластался на воде звездой морской, лежу, завидую. Вот бы Лапшу сюда, мы бы подурачились!

– Как водичка? – гулко раздаётся надо мной. Блин, вот умеет он неожиданно появиться. Хотя я предполагал, что Роман явится. Хватаюсь за бортик, отплёвываю воду, разлепляю глаза. Роман Вольфович в голубом махровом халате и чёрных боксёрах стоит и на меня любуется. Потом скидывает халат прямо на пол, и теперь им любуюсь я. Ни жиринки лишней, поджарый, но не худой, все выпуклости и линии, как с учебника, про него точно не скажешь, что на женщину похож. Ноги кривоваты, волосаты, на груди тоже чёрные завитки, кожа тёмная, то ли смугл, то ли загорел… На боку короткий шрам, на груди золотая цепь («на дубе том»), на плече какая-то готическая татуха. Просто мужик! То ли дело я: нежно-молочный, мышцы в зачаточном состоянии, оволосение скудное да ещё и заколка с цветочком! Просто не мужик!

Роман, не дождавшись от меня анализа состояния воды, прыгает в чашу. Проплывает туда-сюда, фыркает, переворачивается у борта кувырком (подозреваю, что выпендривается передо мной). Плывёт ко мне к борту.

– Как тебе бассейн?

– Метраж маловат. Нужно хотя бы метров двадцать пять, стандарт, ну и трамплинчик пятиметровый…

– О! Да ты любитель острых ощущений?

– Типа того.

Он разглядывает моё мокрое лицо, прищуривается на подводную часть айсберга под именем Юлик Блинов.

– Ты хорошо плаваешь? – спрашивает он, подчалив совсем близко ко мне.

– Хорошо. Я в детстве даже занимался, могу разными стилями.

– Какой любимый?

– Ну… наверное, кро…

Ни черта ему не интересно про стили! Заткнул меня своими губами, залепил слово на полпути! Захватил обеими руками затылок и всосался в мой рот. Непонятно только, он стоит, что ли? Я-то точно повис ухватившись за его руки! До дна не достаю. На пару секунд я ошалело застыл, вернее охуел от напора. Но его вкрученный внутрь язык, хозяйничающий на нёбе, вернул мне сознание, и я поднял волну: стал пинаться! Возымело сразу! Но Роман не оттолкнул меня, просто отстранился от губ и, удерживая затылок, вперился на меня злющими глазами. Отдышались. Он сглотнул и выпалил:

– Ты же любитель острых ощущений! Попробуй!

– Нет! Я нормаль-ный!

– Я плохо целуюсь? Тебе не понравилось вчера?

– Вы целуетесь хорошо, я так не умею, но я нормаль-ный!

– Я тоже нормальный.

– Сомневаюсь. Отпустите меня!

– Может… мне заплатить?

– Что?!

И я опять стал барахтаться, пнул его в живот, отталкиваясь и высвобождаясь от его рук. Оказавшись на другой стороне чаши, на мелководье, отдышавшись, выговорился всё-таки:

– Если вы ещё раз полезете ко мне со всеми этими домогательствами, я уйду! Я тут ради Алинки. Вы мне никто! Я вас не боюсь! Купить меня нельзя! Я нормаль-ный! Качество поцелуев и ловкость рук оттачивайте на других…

Роман подтягивается на руках и усаживается на бортик. Смотрит на меня. Злой. Бровь выгнута. Глаза сузил. Желваки выперли. На шее пятна и вздувшиеся вены. Топит меня своей злобой и душит своей агрессией. И опять это чуть заметное волчье движение кончиком носа, чует меня, принюхивается: действительно ли не боюсь, точно ли нельзя купить, есть ли твёрдость в моём отказе? Жду, что он мне ответит. И он отвечает:

– Прости! На меня нашло, я потерял голову… Ты возбуждаешь меня, но я справлюсь. Ты знаешь, мне самому это в новинку… Мир?

Чёрт! То, что он говорит, и то, как он говорит, совершенно не соответствует его глазам, его желвакам, его шее. Он говорит очень мягко, виновато, со слезами. Чему верить? Тому, что вижу? Или тому, что слышу?

– Вы привыкли всё покупать. Есть те, кто продаётся, в чём проблема-то?

– Проблема в том, что те, кто продаётся, мне не нужны… Речь не о них, а о тебе…

– Я нормаль-ный. У меня есть девушка. Я дорожу своей репутацией. И не собираюсь пробовать и экспериментировать. Даже если вы мне нравитесь.

– Мне понятно, – он опять тих и смущён вслух, но зол и даже яростен зрительно. – Но мы на «ты»?

– Мне трудно на «ты»… пока.

– Что ж, подождём.

Он встаёт, перекидывает через плечо халат и исчезает. Никакого найт-ти на мансарде сегодня, видимо, не будет. Настроение плавать улетучилось, и я плетусь к себе в комнату спать, анализировать, мучиться, вертеться на шёлковой постели, думать, сомневаться в себе и в нём.

Следующий день – опять аристократическое валяние на диване до трёх часов, так как Алинку увезли в школу. Пытался потрепаться с Матеем, но тот неожиданно шарахнулся от меня и сбежал якобы работать на задний двор. «Моя работа» началась только после Алинкиного возвращения. Мне с девочкой легко и весело. Но в то же время грустно и тревожно. Заставляю пить капсулы, Алинка морщится, жалуется, что болит голова. Велю ей дрыхнуть! И она спит – тихий час. Потом уроки, ещё позже приезжает репетитор по английскому. Вот зачем мучить больного ребёнка? Непонятно. Это такой вид надежды?

Роман приходит с работы уже, когда стемнело. Опять злой и агрессивный. И опять это только в глазах. Целует Алинку, ведёт ласковые и даже шутливые разговоры. Позже предлагает испить чаю. За этой церемонией с неизменными цукатами и английскими бисквитами говорит о том о сём: о дурости отчёта с моей бывшей работы, о том, что наши опять продули в футбол, о проблеме пробок, о том, как важно знать языки… Как будто ничего не было – ни вчера, ни позавчера… Никаких недоразумений! Он справился?

В четверг вновь бездельничаю полдня. Не вошло бы в привычку. В третьем часу звонок на мобильник. Настя! Настраиваюсь на очередную порцию лжи…

– Настюша, приветик, любимая!

И вдруг истеричное:

– Я ненавижу тебя! Слышишь? Никогда не подходи ко мне, не звони, не заговаривай!

– Настя, ты что? Что случилось?

– Ненавижу тебя! Я всегда знала, что с тобой что-то не так! Но ты бы просто мог сказать! Я не ширма! Так нельзя с людьми!

– Настя, что случилось? Ты о чём?

– О том, что ты педик! О том, что ты козёл, ненавижу тебя!

– Я не понял. Это что за..?

– Ты больше не существуешь для меня, я умерла для тебя, меня больше нет!

– Настя!..

Короткие гудки. Стою офигевший. Что это было? Мой лоб в испарине. Понимаю, что произошло что-то крайне неприятное. Звоню Насте, не принимает звонок. Блин! Звоню Лапше, он может что-то знать.

– Лапша! Привет! Мне только что Настя звонила. Я не понял, она несла какую-то хрень.

– Да уж! Юлька, тут такая фигня…

– Говори! Не мямли!

– В общем, сегодня утром в институт приходил какой-то чел нерусский, то ли болгарин, то ли хрен его знает кто.

– И?

– Он искал Настю, и я, блин, даже помог ему в этом, во-о-от…

– Ну?

– В общем, он ей показал на телефоне одно видео: там ты и какой-то мужик целуетесь в бассейне… вот.

– Что? Что за хуйню ты несёшь!

– Ну ты просил, я рассказал… Настя рыдала все пары.

– …Лапша, а там точно был я?

– Ты, Юля, ты…

– Блин! Зачем этот чувак всё это сделал?

– Он сказал, что собирается шантажировать этого перца, ну… с кем ты это…

– Лапша! Я с ним не «это»!

– Да мне насрать! Но приятного мало, смотреть на ваши целования! Так вот, его-то он собирается шантажировать, а вот девочку, которую «предал этот сопляк, жалко», чел типа и пришёл ей глаза на тебя раскрыть.

Я в шоке! Я задыхаюсь. Видео в бассейне? Поцелуй? Я ведь не сразу начал ногами сучить! Повисел ещё, блядь, на его руках. Болгарин? Нет, молдаванин! Видеонаблюдение ведь именно в басике установлено! Чёрт! Что делать? Я в говне. И Ромашка в нём же. И даже больше!

– Лапша! Я не педик! Ты мне веришь? Плевать на всех, но ты мне веришь?

– Юлька… не то чтобы верю-не верю, ты же мне друг. Лишь бы ты ко мне с этим не приставал, а так – я с тобой!

– Лапша! Ты что? Я нормальный! Это видео сфальсифицировано!

– Уф-ф… Правда?

– Лапша! Не смей так думать обо мне!

– Да ладно ты! А что Настя?

– Может, удастся помириться? – И сам не верю, что это возможно…

– Может… – тоже не верит Лапша, – Юль, у меня ещё это… тут наклюнулось.

– Что ещё?

– Короче, ты же не меньше месяца проживёшь у больной девчонки?

– И?

– Тут ко мне один парень приклеился, попросился пожить, хотя бы месяц на твоём месте. Деньги хорошие обещает. Так я это… пустил его. Ты не сильно будешь возгудать?

– А если я вернусь раньше?

– Ну… а чё ты раньше-то? Там плохо, что ли?

– Мало ли.

– Он деньги уже дал, в общем, ты там зависни всё-таки на месяцок…

– Эх, Лапша! Ладно. Что с тобой поделаешь…

Сказать, что я расстроился, не сказать ничего. Как это всё могло произойти? Вот почему Матей шарахнулся от меня. Что за люди! Наверняка гастарбайтер, Роман ему работу дал, а он такую благодарность. Чёрт!

Приезд Алинки не развеселил нисколько. Играю доброго эльфа-гувернантку, но жду Романа. Тот приползает опять поздно, уставший и опять злой.

– Нам нужно поговорить! – заявляю я ему.

– Говори.

– Без Алинки!

– За чаем или в бассейне? – лукаво подмигивает мне ещё ничего не ведающий креативщик.

– За чаем.

И как только я уложил Алинку, всё расписал Роману в красках, нажимая на то, что он сам виноват: нехрен было лезть ко мне. Роман аж зарычал от новостей таких и рысцой впилил в каморку Матея. Я прислушивался: блин, он его не убьёт там? Ещё не хватало мне оказаться подстрекателем душегубства. Слышу ор, какой-то гром, мат, что-то падает, через некоторое время – хлопание двери, крик на улице. Выглядываю: Матей ссутулившись, с каким-то мешком-рюкзаком отваливает из дома, а Роман продолжает ему что-то выговаривать, подталкивает. Матей скрывается за воротами. Роман достаёт сигареты, закуривает. Ходит туда-сюда вдоль ворот, нервно дымит. Выкурил три сигареты. Хм, переживает. Из-за того, что человека выгнал, в человеке разочаровался? Или, может, тот уже успел ему навредить?

Роман возвращается на мансарду. И очень спокойным голосом мне говорит:

– Всё нормально. Нового охранника найду уже завтра.

– А видео? – блею я.

– Забрал. Может, мне поговорить с твоей Настей?

– Нет, не нужно. Будет только хуже, – благородно отказываюсь я.

– Прости. Не думал, что так может всё повернуться, – горько говорит он. Но в глазах, какое-то удовлетворение, за себя доволен, гад. Он-то не пострадал никак! А я вот теперь без девушки. Да ещё и в комнату к Лапше вернуться пока нельзя. Что за..?

========== Глава 6. Херувим Мессинг ==========

Моё тревожное сибаритство продолжалось до конца недели. Даже в субботу у Алины школа, а у Романа работа. У меня же валяние, телекозыриние, чтение, булькание в бассейне, лазилки по инету, а вечером непыльные гувернантские обязанности. В доме действительно через день появился новый охранник. И опять гастарбайтер – молодой парень Василь. Экономит Ромашка на работниках! Этот Василь оказался более разговорчивым, чем его предшественник. Трещал о своей родине, по которой совсем не тосковал, пел дифирамбы Роману Вольфовичу за организацию усадьбы, сетовал, что в России их, приезжих, не жалуют, спрашивал, чё я, кто я.

Я пытался связаться с Настей, поговорить, но бесполезно. Лапша меня напряг ещё и тем, что преподы стали спрашивать обо мне, а один так напрямую угрожал не допустить до сессии. В воскресение «семейством» ездили на базу отдыха играть в большой теннис. Мы с Алинкой те ещё игроки! Она вообще – слабосильная, через сетку не перекидывает, но порезвились на свежем воздухе, тем более что я поехал в эльфийском костюме. Там все мажорные отдыхающие охренели от длинноволосого теннисиста, у которого лук и стрелы дожидаются на травке. Из лука мы тоже стреляли, поэтому я и взял его с собой. А ещё Ромашка меня теннису взялся научить. Радостно измывался надо мной, до седьмого пота довёл, пока Алина не застонала, что ей скучно, жарко и надоело.

На базе к Роману подъезжали всякие его знакомые с поклонами. Льстят, лебезят перед ним, только, может, парочка дядек с ним, как с ровней, общалась. И он, такой лощёный миллионер на отдыхе, нас представляет своим друзьям-поклонникам:

– Это мои! Знакомьтесь – Юлий, Алина!

Как он элегантно. «Мои»! Никто, главное, не переспрашивает: «Мои кто?» Домашние животные? Слуги? Дети? Пажи-оруженосцы? И не разделяет нас. Мои, и всё! Так об имуществе можно сказать. Моя тачка, моя земля и в доме всё моё… Хотя, конечно, если не вдаваться в его лексические проколы, поездка удалась. Да и теннис мне понравился, и Ромашка вёл себя корректно, блистал в светском обществе, меня не заслонял, смущаясь, смотрел на меня добрыми глазами без хищного подрагивания носом.

Но расплата за неделю обеспеченного безделья пришла слишком быстро. В понедельник. Роман меня на Maybach привёз к институту. Чё-ё-ёрт! Сразу вижу Настю! Та, как обнаружила, что я из машины, управляемой этим ромашковым мачо, выхожу, фыркнула, резко развернулась так, что хвостик хлестнул по щеке рядом стоящей подружки, и гордо удалилась. У меня-то была надежда, что она не только мачо заметит, в машине же и Алинка сидела! Я хоть что-то бы смог объяснить! Но Настя не желала ни понимать, ни говорить. Алинку опять в больницу отправили, как и в прошлый раз – на два дня.

Но хуже всего в институте. На доске объявлений висит список недопуска к сессии. И из трёх уж совсем отсталых и пропащих студиозов нашей группы – один я! Как? Неужели одна неделя пропуска имеет такое значение? Ведь я и раньше пропускал что-то! И помногу. И работа мешала. Но всегда проканывало, а сейчас что? Иду в деканат, там секретарь говорит, что упёрся препод с кафедры промдизайна – Георгий Ильич, да ещё и долги по долбаной физре. Как будто я один пропускаю тупую зарядку в спортзале! Спрашиваю у секретаря Светланы Ивановны, что сделать-то надо? Та на меня как-то жалобно взглянула и говорит:

– Может, академку успеешь взять? А потом восстановишься, досдашь. Георгий Ильич остынет.

– Академку??? Что, так серьёзно всё?

– Даже не знаю, с чего он так на тебя взъелся. Но, видимо, ты совсем обнаглел. Говорит, что курсач не сдал до сих пор.

– Так срок ещё не вышел же! У нас курсовую вообще только Сорокина и Коновалова сдали. Что, всех остальных вышаривают, что ли?

Светлана Ивановна только пожала плечами. Пытаюсь найти Георгия Ильича, он только к третьей паре приплыл. Дёргаюсь и психую в ожидании. А препод даже говорить по-нормальному не хочет!

– Молодой человек! Вы же нашли уже себе работу, автодизайн, я вижу, вас не интересует давно. По промдизайну ваш проект тоже был слабоват. Будьте честным с самим собой, с вашими родителями. Наш институт – не ваше призвание.

Это мой проект по промышленным образцам был слабоват? Что же тогда им производители заинтересовались? Но я затыкаю себя, опыт показывает, что с преподами лучше не спорить.

– И что мне делать?

– Ну-у-у, таких советов я не даю, живите дальше, ищите себя… – и я понимаю, что чёртов Жоржик (как мы его называем) настроен меня исключить. А если он на что-то настроен, то вряд ли уговорить.

Настроения не то что нет, оно есть, но хуевое. Два года коту под хвост! Как родичам сказать? Или, может, пободаться стоит? Выхожу из института, стоит бронированная Toyota Sequoia, рядом бритый водила. Меня увидел, подходит:

– Мне велено вас довезти. Я из компании «Trade up».

Мне не до упрямого кокетства. Велено так велено. Водила по дороге звонит Ромашке, дескать мы едем, куда доставить? Тот что-то жужжит в трубку. Меня везут на обед к маркизу Карабасу. Опять какой-то суперресторан. Я унылый, меня омары не радуют.

– Что случилось? – заботливо спрашивает волчара.

И я ему жалуюсь. Стыдно, конечно.

Он выслушал, ухмыльнулся и говорит:

– И все проблемы?

– Для меня это серьёзные проблемы.

– Ну, а я тебе на что? Не переживай, пустяки, помогу.

– Этот препод взяток не берёт, – осторожно говорю я. – Он принципиальный!

– Уважаю. Но я у тебя принципиальнее.

«Он у меня»! Бог нашёлся!

– Доедай! Поедем!

И мы поехали на его «майбахе» обратно в вуз. Роман Вольфович зашёл без пропуска, ему только что не кланялись! На кафедру промдизайна он зашёл чуть ли не с ноги, меня с собой не взял, о чём он там с Жоржиком говорил, неясно. Через минут пять выглядывает и отправляет меня в деканат за зачёткой! Приношу, робко заглядываю на кафедру. Ромашка забирает зачётку, и я как во сне наблюдаю, как Григорий Ильич мне ставит зачёт по курсачу и, о боже… «отлично» по промдизайну. Это как так?

– Курсовую всё же дописать надо и сдать, у тебя темка перспективная, можно на диплом выводить, – по-дружески похлопывая меня по спине, советует Жоржик. – А на физкультуру уж приди завтра, Геннадий Палыч сказал, что сдашь нормативы, и всё поставит. Ну, ступайте! До свидания, Роман Вольфович, заходите к нам по-простому, у нас есть идейки неплохие по вашему профилю…

Мой шок продолжался минут тридцать. Уже подъезжая к офису, Роман Волкович мне говорит:

– Ты что молчишь-то? Не заболел?

– Я не заболел, я охуел.

Он ржёт.

– Вы заплатили ему миллиард?

Он ржёт.

– Не, серьёзно. Как так?

– Я умею разговаривать с людьми, у меня дар.

– А как вы объяснили, кто я вам?

– Сказал, что мой любовник…

– …что?

– Ну, а ты как думаешь? На родственника не похож, на партнёра по бизнесу не тянешь, даже на сотрудника не подходишь, профиль немного не тот.

– Ты чё? Охуел! За фига мне такую славу-то создавать!

– О! Сразу на «ты» перешёл.

– Я как в институт-то сейчас пойду?!

– Испугался, значит, дурачок! Я пошутил.

Уф! У меня гора с плеч, но юмор этот его мерзкий!

– Вот, я думал всю дорогу, как бы вас отблагодарить, как бы приятное сделать благодетелю. А сейчас после такой искромётной шутки юмора раздумал благодарить, – манерно высказываюсь я.

– Нет уж, ты мне должен сейчас! Долг платежом красен, так что давай, благодари!

– Спать с вами не буду!

– Нафига ты мне сонный? Не мельтеши! Сейчас посидишь в офисе, курсовую свою допишешь, двоечник. Выделю тебе комп, а потом уж домой, у меня дел море. Время решиться на благодарность у тебя есть.

Всё вышло по его плану. Я опять сидел в кресле генерального директора и тыкал в его стерильный комп. Видимо, генеральный – номинальная должность, даже запаха человеческого в кабинете нет. Жаль, что за стеклом не было итальянцев. Зато я лихо закруглил текст курсовой. Осталось только пара эскизов.

Домой добрались к девяти. Нафига такая работа, если жить некогда? Всеми этими благами комфортной жизни даже пользоваться некогда. Время для расслабления должно быть у каждого человека – конституционное право! Это я так разорялся по пути.

– Сейчас и расслабимся, – заявил улыбающийся владелец майбаха.

– Пить не буду! – моментально среагировал я.

– Боже! Пить не будет, спать не будет, в баню не пойдёт! Ты и сам-то расслабляться не умеешь! Нерешительность – враг свободы.

Философ нашёлся! Я и без того загружен его сексуальными поползновениями, с опаской жду, когда мы в доме вдвоём останемся, а он ещё и философскую основу разрабатывает! Эпикуреец!

Целый вечер я ждал, когда этот философ о благодарности заговорит, потребует её действиями уверенными. Представлял, что входим мы в дом, я куртку снимаю, а он хвать меня в железное кольцо своих рук, валит на пол, давит своей тяжестью, сладко стонет в губы, раздирает одежду на мне… бр-р-р! Или вот-вот, сейчас за чаем! Подойдёт позади меня и мягко проведёт руками по плечам, потом на волосы: «Я хочу, чтобы ты пришёл сегодня ко мне…» Или вот сейчас, когда я ему эскизы к курсовой показываю, положит руку на спину, ниже, ниже, ниже, сожмёт и полезет с поцелуями в шею. Или вот сейчас, точно, сейчас! Когда я в душе стою, зайдёт неслышно и обнимет меня со спины намыленного, крепко прижмёт к себе, задышит в ухо ласково, и сквозь его мокрую одежду я почувствую тот орган, которым чувствуют… И это не все картинки! Может, у меня расщепление сознания? Какая-то душевная болезнь образовалась?

А Ромашка – херувим, на хер! Никаким картинкам не соответствует! Ни рук на плечах, ни стона на губах, ни пальцев на мягком месте. Если на свидание возлюбленная опаздывает, её нет и нет, то томительное и сладостное беспокойство перерастает в раздражение и негодование. Так и у меня! К тому моменту, когда все шансы Ромашка профукал и мы отправились по комнатам спать, я был почти в гневе. Что это он ко мне не пристаёт? Я был разочарован! Где мои острые ощущения? Это вовсе не значит, что я отдался бы волку на съедение! Но фига ли он даже не пробует?! Я придурок?

Сижу в комнате на заправленной постели, разделся до плавок. И опять жду. По-любому дверь сейчас откроется и исстрадавшийся по мне Роман Вольфович приползёт выпрашивать близости. Внима-а-а-ательно слушаю. В коридоре ни звука! Вот гад! Почему он не идёт-то? Я же сейчас спать лягу! Сижу минут двадцать. Я придурок? Уже гусиной кожей покрылся от холода. Выгляну в коридор! И что? Пусто!

Я придурок! Я иду к нему! У него горит свет в спальне. И я, придурок, заглядываю в щель, вижу Романа сидящим одетым на постели по-турецки. И я, придурок, слышу его голос:

– Да заходи уже, задолбался тебя ждать!

Он??? Меня ждал??? Я втискиваюсь в щель в гипнотическом состоянии и останавливаюсь посреди комнаты, сверкая своими фаворитами – голубенькими плавками. Роман мне улыбается, вернее он не может скрыть улыбку, хотя старается выглядеть серьёзно. Более того, он через паузу восклицает:

– Класс!

И это как команда «на старт». Я срываюсь вон, врезаюсь в закрытую мной же дверь, что позволило ему сразу меня нагнать! Прижать к этой самой двери, чтобы я почувствовал животом, грудью, щекой весь узор декора. Он зашипел мне в ухо:

– Тш-ш-ш-ш… тихо-тихо! Ты чего побежал? Тш-ш-ш-ш… Ты боишься?

– Я придурок! Я думал. Что вы меня ждёте, и я должен… должен это…

– Тш-ш-ш… Конечно, я тебя ждал. Но ты ничего не должен. Я тебя сейчас отпущу, и ты спокойно пойдёшь бай-бай!

– Отпустите? А ваш стояк?

– Я большой мальчик, я справлюсь!

– Ну, так отпускайте!

– Сейчас… я ещё чуть-чуть… а ты действительно хотел меня отблагодарить?

– Мне казалось, что вы этого ждёте… я не знаю… зачем я сюда пришёл?

– Тогда я просто тебя поцелую, можно? И считай, что отблагодарил!

– Только поцелуй?

– Да. Мне не нужен секс из страха или из благодарности… Считай, что я романтик… Только поцелуй, и ступай к себе в целости и сохранности.

– Хорошо.

Он ослабляет нажим на моё тело, разворачивает меня к себе лицом и начинает целовать. Не так как в прошлый раз – нагло и хватко. По-другому. Обстоятельно, изобретательно, нежно, сначала мягко, потом сильнее, жёстче, с зубами, разворачивая голову, язык только напоследок. Он мне показывает, как надо! Он же тьютер по ласкам! Он вытягивает из меня стон, и я сам тянусь за его сильными губами, закрываю глаза от наслаждения, забываю, где я, что я, с кем я… Сеанс закончился очень лёгкими поцелуями, прижиманиями губ к щекам, глазам, бровям, вискам… Медленно отстраняет меня и тихо говорит:

– Иди… А то дальше уже опасно. Спокойной ночи.

Я дошёл до своей постели натурально шатаясь и, по-моему, с выпяченными губами. Ощущение, что я – не я, что я под гипнозом, под невидимым колпаком, околдован и не могу соображать. Где-то читал или смотрел, что великий гипнотизёр Мессинг получил задание получить в банке 100000 рублей по чистой бумажке. И под внушением бедолага кассир выдал денежки. Мессинга, кстати, звали Вольф. Он не отец Ромашки случайно? А я не внук ли того кассира?

========== Глава 7. Бэтмен Вольфович ==========

Безусловно, Роман поступил со мной благородно, и теперь я ему больше не за зачётку благодарен, а за то, что он просто меня отпустил. И за завтраком на следующий день я ему это сказал. Мучился всю ночь, анализируя его поступок, своё поведение. И решил, что я жалкий и озабоченный идиот, а он самодостаточный и зрелый эпикуреец.

– Роман Вольфович, я должен вам сказать «спасибо». Правда! И ещё, я ошибался на счёт вас раньше…

– М-м-м? А что ты думал обо мне раньше? – весело спросил Ромашка.

– То, что вы расчётливая скотина.

– О как! А сейчас?

– Я так не думаю. Я вам доверяю.

Ромашка вдруг изменился в лице, улыбка на какое-то мгновение спала с его лица и… сожаление? Или усталость промелькнули на его лице. Но только промелькнули, я решил, что мне показалось.