Текст книги "Орландо БЛИН! (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Давай уговорим!

Э-э-эй! Мы договаривались на один денёк и на тысячу баксов! Что значит «уговорим»? Алинка, конечно, милая, но…

– Мне нужно уходить, меня ждёт мой народ, милая леди!

– Но я тебя тоже жду! Ты мой единственный друг! Это мой самый лучший день рождения.

– Простите меня, Алина. Но я не могу остаться… Возможно, когда-нибудь я приеду ещё раз…

Девочка схватила отца за шею и зашептала ему в ухо:

– Папа, сделай, что-нибудь! Заплати ему! Пусть он живёт у нас! Ты же всё можешь!

Роман Волкович высвобождается от плена рук дочери и, прихватив меня за локоть, отводит в сторону типа поговорить, ведёт дальше и дальше от глаз Алинки. Ведёт за какой-то домик-сарайку во дворе их помещичьей двухэтажной усадьбы. Р-раз, и разворачивает эльфа к стенке, прижимает собой, вдавливает в стенку. Мне кажется, что домик пошатнулся!

– Ну что, Юленька, останешься?! – и я не понял тут, он спрашивает меня или уже утверждает?

– Роман Воль…фо… что вы делаете?

– Влюбил всё-таки?

– Я всё по сценарию делал.

– А ты помнишь, что я тебе обещал?

– Тыщу баксов! И это… отцепитесь от меня!

– Я хочу, чтобы ты остался!

– И быть вечным эльфом? Ни-за-что! Что вы делаете? – это он по мне руками шарить стал.

– Я хочу…

– Да не могу я остаться!

– Можешь!

Он схватил меня за шею и опасно приблизился к моим губам. Нифига! Не получится у тебя, режиссёр хренов:

– Это мне сейчас кажется или вы, действительно, меня выебать во дворике собственного дома на глазах у дочери собрались? В какой позе вам удобнее, Роман Вольфович?

Во-о-от! И меня отпускают. А на лице растерянность. Хм, скушал! Вот и отвали, волк, зубами щёлк. Нацепляю улыбку и выхожу из укрытия, к Алинке. Беру её за руки, целую в запястья, кланяюсь:

– Прощайте, милая леди!

И ухожу, подхватив лук. Ухожу под умоляющим взглядом девочки и… ненавидящим взглядом её отца. Весь путь через поле чувствовал на себе эти два взгляда, даже лопатки зачесались. Или, может, это крылья там прорезались? Крылья ангела…

В леске у дороги меня ожидала машина со стилистом Вадимом.

– Ну, как всё прошло? – интересуется стилист.

– Отлично, особенно ей понравились мои волосы и ушки!

– О! Я просто гений! – доволен стилист. Я начинаю переодеваться. И вдруг Вадиму звонок по мобиле.

– Аллёу! Добрый вечерок! С именинницей ещё раз!.. Да, он здесь ещё… Задержать его?.. А если я не смогу?.. Деньги?.. ладно… жду…

Я ведь не тупой, понял, что этот гений с другим гением разговаривал и разговаривал обо мне. Я ещё быстрее начинаю напяливать свою родную одежду. А Вадим мне заявляет:

– Не торопись, малыш. Подожди шефа.

– Не могу. Он мне не шеф, а мне домой нужно.

– Но я тебе денег не дам!

– Как это? А договор?

– А не я с тобой его подписывал, а шеф. Вот он тебе деньги и отдаст, жди его, он сейчас примчит к тебе!

– Мы договаривались по-другому! Ты должен был мне деньги отдать!

– С ним договаривались, с ним и выясняй.

Чёрт! Не бить же мне этого кокетливого цирюльника! Но без денег не уйду! Ради них всё затевалось. Буду лохом последним, если сейчас вильну хвостиком и уплыву к себе в нору.

Вижу – пилит, волчара. Решительно так, торопится, сердится. Подойдя к машине, рявкает стилисту:

– Вадим, очисти машину! – Тот стремительно из неё выпрыгивает. А потом мне: – Садись, живо!

– Вы деньги мне должны!

– Садись, пересчитаешь.

Сажусь, ручку к нему тяну, ну…

– Деньги вот! Выслушай меня! – начинает он говорить, потрясывая конвертом, при этом жёстко вбивая в меня каждое слово, не смотря в глаза, отвернувшись к окну. – Ты справился сегодня на все сто, ты молодец! У Алины глаза от счастья сверкают, она улыбалась наконец-то… А она не улыбается уже давно. Знаешь почему? Она больна. Я не знаю, сколько ей осталось, но ты должен понять желание отца, я хочу, чтобы всё это время она была счастлива, счастлива на всю катушку…

– Больна? Смертельно? – у меня защемило что-то внутри, заплакало, затрепыхалось. – Как? Чем? У вас ведь есть деньги! Разве вы не можете найти врачей?

– Деньги не могут сделать всё.

– Но вы и не пытаетесь!

– Откуда ты знаешь? Я сделал всё, что мог! И сейчас моё желание – сделать ещё что-нибудь. И я знаю, что принесёт ей радость. Ты!

Я всхлипнул. Он удивлённо повернулся ко мне:

– Ты плачешь?

Я кивнул своей глупой головой. Роман обхватил меня, обнял и уткнул лицом в свой свитер.

– Ну и плачь! А я вот не плачу никогда. Хотя бы ты за меня погорюй. Я заплачу тебе хорошие деньги. Много. Правда. Не обману. Просто поживи у нас. Побудь с Алинкой. Тебе даже эльфом быть не нужно. Она ведь прекрасно поняла, что ты нанятый артист. Просто ты очень похож, просто ты молодец! Плачь.

Я прогудел ему в грудину:

– А чем она болеет?

– Кровь. Кровь у неё… дурная.

– Это по наследству?

Роман дёрнулся и отцепил меня от себя. На его бежевом свитере остались мокрые пятна.

– Да. – И опять отвернулся к окну. Стал сжимать и разжимать руки в кулаки.

– Где её мать?

– У неё тоже была дурная кровь. Знаешь, как звали мою жену?

– Как?

– Юлька. Моя первая любовь. Как давно, как давно это было, что всё кажется неправдой. Как кино. Смотришь, смотришь, а потом только титры, в главных ролях… при съёмках никто не пострадал… и больше артистов не видишь…

– Вы её сильно любили?

– Любить сильно и несильно нельзя. Это – как дышать сильно и несильно. Любил и всё. Ты не думай, что у нас были какие-то шекспировские страсти, но любил… Ты очень на неё похож, правда…

– Я??? На вашу жену?

– Да. Я тебе покажу её фотку, ты поймёшь. Но ты не об этом думай, а об Алинке. Прошу тебя, поживи у нас.

– Но у меня институт…

– Ходи в свой институт, кто мешает-то?

– Но…

– Сколько ты хочешь?

– Вы думаете, что я меркантильный ублюдок? Что дело в деньгах? – заорал я. – Я и без договора поживу, ради улыбки её!

– Правда? – И он опять обнял меня и поцеловал в лоб. – Дурак ты, Юлька! Я всё равно тебе заплачу… Спасибо тебе. Только ты с Алинкой о матери да и о болезни не разговаривай. Тяжело ей.

– Хорошо, а что мне делать-то? Вы сценарии каждый раз писать будете?

– Просто будь рядом, будь самим собой, делай с ней уроки, читай вслух, смотрите телик и корми её – я вижу, только у тебя это получается.

– Понятно, я приеду завтра…

– Обещаешь?

– Обещаю…

Так неожиданно для меня был пролонгирован договор с Блумом, блин…

========== Глава 3. Третье лицо Блума ==========

Уже на следующее утро я жалел о данном обещании. Алинка, конечно, отличная девчонка, и жалко её до спазма. Но моя эмпатия не доведёт до добра, это чужие проблемы, чужие. И потом, Роман ведь не сказал, что ей месяц осталось… А со мной на месяц договаривался. И что через месяц? Тогда расставание будет ещё болезненнее, ещё бесчеловечнее. А если действительно месяц осталось? Ещё страшнее! Я-то тоже живой! Видеть, как умирает милый ребёнок! Самому бы не умереть.

И ещё нужно было как-то объясняться с Лапшой, с которым квартиру снимаем, и с Настей, которая до сих пор за кино дуется. С Лапшой попроще вроде. В тот же вечер после дня рождения я сообщил ему, что на месяц съеду, пообещав заплатить свою долю за квартиру.

– Блин, Блинов! Мне кажется, что тебя разводят!

– Разводят на что?

– Не знаю…

– Я вот тоже анализировал: деньги мне он обещал заплатить… Девчонка славная и выглядит очень больной. Дом у них офигенский! Никакой добавочной работы он с меня не требует… В общем, не пойму, в чём подвох. Может, всё честно?

– А он сам к тебе не клеится случайно?

– Меня все в голос убеждают, что он натурал-пренатурал.

– Наш натурал всех натуралов перенатурал! Что ты Насте-то скажешь?

– Проблема.

И я так ничего Насте не сказал. В понедельник в институте её не было, а после пар на улице меня ждала навороченная машина – чёрненький Maybach (ни больше ни меньше!) с Романом Волковичем внутри. С каждым эпизодом мне всё больше открывается его элитное положение по отношению ко мне – простому смертному. Не ожидал, что он сам приковыляет за мной! Однокурсники головы повыворачивали, глядя на меня и перца из роскошного немца.

– Едем?

– Нужно сначала ко мне, я вещи хоть какие-нибудь соберу!

– Не нужно вещей! Мы едем сразу, а то ещё передумаешь…

– А как я без вещей?

– Всё тебе дам.

– Как в армии?

– Да, садись уже!

– Есть, сэр!

Роман нежно так лыбится мне, правда до дома мы не доехали. Сначала меня повезли кормить. Не шухры-мухры, в продаваемых им же франшизах типа «Сабвея» или «Сбарро» мы не кушаем! Отправляемся в американско-японский ресторан «MEGU». Там на тыщ шесть-семь откушать можно. Я в своих эльфовских джинсах и белой футболочке как приживалка смотрюсь на фоне этого дизайна чёрно-золотого, на фоне этих диванчиков волнистых и подушек ориентальных. Но мы в этом гламуре ещё и не остаёмся, шествуем в приватную комнату. Непонятно зачем! Ресторан и так пуст. Мой креативщик заказывает стейк рибай, креветки в сливочном соусе, какое-то сливовое вино, бананы в карамели, чай. Я бы роллы слопал! А он мне на это сказал, что роллы – это дурной тон для такого места. В ожидании еды, видимо, в золотых тарелках, Роман потребовал мою биографию. Ну-у-у-у… не замечен, не участвовал, не судим, умею читать-писать, приезжий, хату снимаю, могу сто раз отжаться, изучаю итальянский, буду техническим дизайнером, эльф в пятом поколении, три тысячи лет – ещё подросток, популярен у девчонок, нор-ма-а-аль-ный. Выделяю я последнее.

– Нормальность – это скорее скучно, – парирует он, – пресно и серо… А ты, вроде, интересная личность, отжиматься умеешь.

Сижу и таю от комплиментов крутого волчары! Потом волчара меня столовыми приборами пользоваться ещё учил. Идиллия! Я представил, как Лапша сейчас «Доширак» заваривает и сосиской невареной заедает. И захотелось сосиску. Сижу, думаю, как бы озвучить это желание? Что типа согласен на сосиску, а разницу в цене со стейком возьму налом. Он, видимо, тоже о сосиске думает, смотрит на меня плотоядно как-то, а я гораздо аппетитней, чем рыба и креветки. А может, он просто сыт? Я смело спрашиваю волка:

– У вас стейк не вкусный, что ли?

– Почему? Вкусный.

– А чё не едите? Если не хочется, то я могу помочь!

– Помочь?

И я лезу к нему в тарелку своей вилкой и поддеваю розовенький кусочек. Ну и доел его порцию. Правда, пару капель соуса на скатерти оставил, но это чисто из нонконформизма. Вот бесит, когда бутылка воды стоит 700 р. Пусть на эти деньги скатерти отстирывают. Доев волчью порцию и выпив чай с хрустящим и липким десертом, я спросил тоненьким голосом:

– Я пойду носик попудрю, только не знаю где!

– Что ты сделаешь?

– Носик попудрю! Вы же со мной как с дамой обращаетесь: дверцы машины лично бежите раскрываете, ручку подаёте, в двери сего заведения меня первым впустили, стульчик мне пододвигаете и десерт вон только один заказали… даме! Вот я и пойду носик пудрить!

– Хм… Я и не заметил… Это автоматически.

– Короче, где здесь тубзик?

Считаю, что ресторанную партию я выиграл, победно выхожу в стерильный, блистающий туалет, а Роман Вольфович озадаченно смотрит мне вслед. Не получилось задушить меня пафосом своего королевского обеда? То-то.

Когда я возвращаюсь, то через портьеры приватной комнаты, где мы откушивали, слышу голос Романа. Он говорит по телефону. И говорит страшно. Смотрю в щель: его лицо с благодушного выражения изменилось на свирепый оскал. Просто лицедей! Роман цедил в трубку кислотные слова:

– Что за сука составляла мне расписание? Кто разрешал переговоры без меня вести? На что вы рассчитывали? Ничего не принимать, никаких документов и заверений, ждать меня. Танцуйте там перед ними, удовлетворяйте, но удерживайте, я буду через минут двадцать, если повезёт… Кормите их!.. Ни цента не дам! Ваш прокол! Вы и покупайте!.. Это понятно?.. Григорьеву уволить! Пусть пишет заявление! Похуй мне на её проблемы… когда я буду, чтобы рядом стоял Бережковский… мало интересует, где вы его найдёте, он лучший переводчик… у вас двадцать минут!.. анализ маркетологов по этому региону готов?.. как не знаете?.. блядь, а что вы знаете? Чтобы лежал распечатанный у меня! И ещё пусть принесут отчёт по рекламному фонду!.. хотите жить – успеете… Всё, ждите…

Нифига себе речь! У меня даже позвоночник выпрямился непроизвольно. Это он так со своими подчинёнными говорит? Монстр какой-то! Вспомнились слова Вадима, что «этот убить может». Я захожу и хкхекаю, чтобы меня обнаружили. Этот толькочтожуткий и плохопоевший креативный директор поворачивает на меня лицо – такое же благодушное, с каким я его оставил… Вот это актёр!

– Юля, нам нужно идти, у меня появились проблемки на работе.

– А мне обязательно ехать с вами? Как же Алинка?

– Её всё равно пока нет дома, едешь со мной!

До офиса мы ехали двадцать пять минут. У бедных подчинённых была фора в пять минут! Босса встречали уже внизу, испуганная девица всю дорогу наверх в позе «о наш великий начальник» судорожно перечисляла все достижения персонала за эти двадцать пять минут: итальянцы ждут, накормили, переводчик прибежал, отчёт прислали, а вот анализ… И даже зажмуривается, бедная девушка. И я, благородный эльф, встреваю:

– Ничего-ничего пусть маркетинговый анализ тщательнее проведут и завтра сдадут.

Оп! Роман Вольфович споткнулся! А девица перестала дышать и почти беззвучно спросила МЕНЯ:

– А Григорьеву увольнять?

– На каких основаниях? Насколько я знаю, у неё там проблемы какие-то в семье. Надеюсь, проколов больше не будет. Пусть работает.

Роман Вольфович остановился, вытаращив на меня глаза. И я продолжил:

– Мне, наверное, пора домой? А? Когда Алинка приедет, то и я приеду? Договорились?

Волчара сглотнул и справился с шоком:

– Нет! Твой дом сейчас у меня. Я забыл тебя спросить: ты молчать умеешь?

– С трудом.

– Потрудись сейчас, пожалуйста.

И мы пошли дальше. За нами бежала обескураженная девица, которая на повороте мне шепнула:

– Спасибо!

В переговорной комнате, которая находится за стеклом кабинета генерального, было много каких-то весёлых толстых итальянцев. Роман отправил меня в кабинет генерального сидеть на крутящемся кресле, а сам пошёл на переговоры. Думаю, что переговоры он провёл подозрительно быстро, а итальянцы получили вывих шей и косоглазие, что способствовало успешному подписанию нужных волчаре документов. Всё я! Я же говорю, я – ангел!

Сначала они просто выпялились на меня, все вместе с переводчиком и секретаршей. Я тогда потыкал выразительно пальцем себе в грудь и закивал головой. Типа да, да – это я, вы меня узнали. Потом изобразил несколько шагов лунной походки и сел на крутящееся кресло, распустил хвост волос и стал крутиться: влево-вправо и вокруг. Потом, отталкиваясь ногами, путешествовал на этом кресле с колёсиками по всему кабинету. Все итальянцы пристально следили за мной, думаю, что они не слышали, о чём им вещал Роман, потому что, когда я упал со стулом вместе, они все подскочили. Сразу же после этого инцидента они ринулись что-то подписывать, а один из них показал на меня рукой и что–то спросил. Роман посмотрел на меня и в меня через стекло и ответил итальянцу кивком, а мне улыбнулся. Я-то думал, что он сейчас убивать меня будет… или домой отправит хотя бы.

Когда итальянцы упёрлись, снабжённые красивыми папками, креативный хозяин пришёл по мою душу.

– Опять шоу?

– Не специально!

– Если бы ты сорвал мне переговоры, то я бы…

– Уволили?

– Да нет, другое… Поехали домой!

Не понимаю. Он не разъярился на мои выходки? Или именно поэтому так стремится домой, чтобы там устроить мне аутодафе? Хотя нет, там Алина. Аутодафе отменяется.

Когда мы ехали в их дом, я наконец спросил:

– Мы так и не договорились, мне вести себя с Алиной, как эльф?

– Алины нет дома и не будет ещё завтра, она в больнице…

– Как? Для чего же я еду?

– Для меня.

– Вы тоже больны?

– Возможно!

– А с вами мне вести себя как эльф?

– Нет.

– Роман Вольфович, вам не кажется, что ситуация странная? Зачем я еду к вам?

– Алина приедет послезавтра! Ты едешь, так как мы договорились.

Блин. Чувствую себя похищенным. Чувствую себя в опасности.

В доме мне выделили комнату на втором этаже (без решёток!). В комнате на стульях была свалена одежда для меня, заботливо выбранная стилистом Вадимом. У каждой тряпочки лейбл с известным брендом. Я запихал все в шкаф. В момент моего сражения со шкафом зашёл Роман.

– Пойдём!

И повёл меня в свою комнату. Посадил на кровать и велел:

– Глаза закрой и не удивляйся, скоро поймёшь, зачем я это делаю.

Закрываю глаза, хотя, разумеется, подсматриваю, что там этот делает. Роман взял расчёску и, встав на колени позади меня, стал расчёсывать мне волосы, а потом… плести косичку. Потом слез с кровати, подошёл ко мне вплотную и… стал какой-то штукой водить по веку, он там рисует что-то? Он красит меня? Он из меня хочет девочку сделать? Боже! И Роман как будто слышит мои мысли:

– Не дёргайся, а то не получится, я так-то не умею это делать.

Он берёт тушь и несколькими движениями поправляет мне длину ресниц. Кругленькой пушистой штучкой обмахивает лицо – пудра! И напоследок розовой помадой осторожно касается губ. Видимо, заезжает выше, стирает пальцем.

– Ну вот! Всё! Смотри!

Волчара тащит меня разукрашенного к зеркалу и тут же на глянцевую поверхность прижимает рамкой фотографию девушки.

– Смотри! – и становится позади меня, положив руки мне на плечи.

Смотрю. На фотографии красивая девушка с несколько угловатыми, но тонкими чертами лица, на ключицу спускается белая косичка. В зеркале я – и это то же самое. Это его жена? Разве может быть такое сходство? Трое в мире так похожи друг на друга. Может, мы родственники? У девушки овал лица более круглый, чем у меня, более нежный. И, конечно, нет щетинок. И брови аккуратно выщипаны в более тонкую нитку. Ну и уши поменьше, в ушах серьги – жемчуг в колечке. Я заворожённо смотрю на фото, на себя. Не по себе! Мало приятного. Девушка-то мертва! Да ещё и имя…

И вдруг! Роман, на которого я уже не обращал внимания, поглощённый сравнительным анализом двух образов, так вот Роман сначала застонал, потом спустил свои руки ко мне на грудь, назад на шею, через спину и бока на живот, обнимает и начинает меня целовать в шею… Боже!

– Юлька! Юлька! Ты рядом, ты здесь…

Я стою как вкопанный сивка-бурка. Загипнотизирован его тёплыми руками, которые гуляют по моему животу и уже по бёдрам, его дыханием, которое обжигает мою шею, ухо, скулу, его голосом, что вибрирует в теле, прижавшемся ко мне со спины.

– Юлька, Юлька, я так скучал, я так хотел, – безумный шёпот то в одном ухе, то в другом.

И теперь губы, неожиданно сильные и властные. Меня разворачивают и изучают моё лицо. Во-первых, мысль: а я так же с Настькой? Или хуже? Во-вторых, мысль: всю пудру, тени и помаду сожрал, гад. И только, в-третьих, боже, он меня целует? А я не сопротивляюсь? И я начинаю отталкивать его!

– Я не Юлька! Вернее, Юлька! Роман, прекрати, я не хочу… Я не твоя Юлька!

– Моя! – урчит он в трепыхающегося меня, он не хочет сдаваться. Он скручивает руки за спиной и, постепенно передвигаясь, прижимает меня к стене. А так как я начинаю вертеть головой, избегая губ на губах, целует в шею, в ключицы, поднимая меня по стене. И я уже ору:

– Не-е-е-ет! Ты, богатый засранец, извращенец, прекрати!

И нахожу способ сопротивляться – стучу подбородком по его затылку. Мне бо-о-ольно! Но ему, видимо, тоже! И… хватка ослабляется, этот безумец выдыхает – и отступает от меня.

– Какого чёрта! – кричу я. – Вези меня домой! Я не останусь тут ни минуты!

Роман смотрит на меня, губы блестят, глаза тоже, кисти рук, пальцы нервно выпрямлены, на лбу хмурая складка, рубашка выбилась из штанов. Он чётко, без всякого заикания и придыхания говорит:

– Никуда ты не поедешь! Прости, я не сдержался… Не повторится…

Разворачивается и выходит из комнаты. Нормально! Наверное, нужно уходить. Но Алина? Да и он обещал, что не повторится… Сел на пол около зеркала и все мысли куда-то поуползали, суки. Голова пустая, как колокол, даже язык не болтается! Ничего не могу решить, ни на что не могу решиться! Мне его жалко? Вообще, да… Ничего страшного не произошло? Вообще, нет… Но когда произойдёт, будет поздно! Он сильнее меня, физически сильнее. Захочет – получит… Бежать? Это трусость? Бли-и-и-ин! Остаться? Это поощрять его? А может, это только реакция на моё накрашенное лицо и косичку, как у жены? Беру фотку и вновь рассматриваю… Какой бред! Я похож на женщину! Наверное, и Алина поэтому тянется к этому Орландо Блуму и ко мне… Останусь. Эту Юлю здесь любили, значит, и меня не тронут… Нет, уйду, я ведь не эта Юля… Блин!

Сколько я так просидел? Чёрт знает! Вдруг открывается дверь, вижу Романа, тот переоделся в домашнее:

– Ты что в темноте? – И он врубает свет. Это только я тут рефлексирую, что ли? Может, у него кратковременная амнезия? Он не понимает, что меня вместо жены целовал? Его это не волнует?

– Хочешь в баню? – отличное предложение с его стороны.

– В баню? – хрипло ответил я. – Чтобы ты ещё и оттрахал меня?

Он улыбнулся мне:

– Ты заблуждаешься на счёт меня: изнасилование – не мой стиль! Поэтому будь спокоен!

– Если тебя припрёт, как сейчас, ты не вспомнишь о стилях! Захочешь – и всё!

– Я и сейчас хочу, но подожду, когда ты сам придёшь…

– Не приду.

– Ну-ну. Так что на счёт бани? Финская или русская?

Орландо Блум, блин, лучше бы душ принял!

========== Глава 4. Ti voglio ==========

От бани я решительно отказался. Тогда Роман Вольфович (и я опять его на «вы») провёл мне экскурсию по своему дому. Оказалось, что в доме есть ещё один человек. На первом этаже в каморке мониторы камер видеонаблюдения в основном по периметру дома, две наблюдалки внутри, в гостиной и в бассейне у сауны. Так вот, охранником и садовником по совместительству у Бараевых работал Матей, молдаванин по национальности – уже не молодой мужчина, но ещё вполне энергичный и общительный. На вопрос, кто готовит, хозяин сказал, что есть приходящая повариха, но чаще они с Алинкой едят где-то не дома. Что ж, у богатых свой образ жизни!

Дом, конечно, шикарный. Бараев, очевидно, хай-тек, слим-тек, японский минимализм приемлет только в офисе. Дома у него викторианская Англия с колониальными прибамбасами. Паркет, морёная мебель с мелким декором, обстоятельные кресла с львиными ножками, макеты кораблей, тяжёлые портьеры укутывают интерьер, напольные часы с боем, мраморный камин с африканскими статуэтками и китайским фарфором на полке. Вечерний чай (ужина с котлетами в восемь вечера Роман не приемлет, блюдёт фигуру) принимали на мансарде, пили из тоненьких кружечек. К чаю кроме лимона цукаты и овсяное печение. Мне, плебею, опять сосиску захотелось. Что ж, поживу здесь, как в пансионате! Лишь бы не повело опять креативщика в мою сторону.

За чаем решил расспросить его об Алинкиной болезни, но он не захотел это обсуждать. Велел относиться к ней, как к здоровой, никаких разговоров и жалости. Единственное, лекарство пусть принимает, не отлынивает. Какое лекарство? Увидишь, у неё в комнате. После чая он мне и Алинкину комнату показал. М-да… Везде я. Вернее, эльф Леголас. Что характерно, постеров из «Пиратов Карибского моря» или «Мушкетёров» практически нет. Везде эльф. Даже в виде куклы. На столе две баночки с разноцветными капсулами. Лекарство. Роман Вольфович выразительно постучал по крышке баночек.

В качестве предночной программы в этом доме был предложен просмотр фильма «Присутствие великолепия». Эта кулинарно-голубая картина сопровождалась распитием текилы. Сей напиток для меня новый, только понаслышке знаю, что кактусовая самогонка на любителя. Роман учил пить: просто с солью и лаймом, по-мексикански, запивая сангритой, по-русски – текила-бум, встряхивая стаканчик, и даже по-карибски – в кожуре лайма. Каждый способ обтачивался и закреплялся мною серьёзно, чтобы навык был освоен на «отлично». Сколько пил мой наставник, не знаю. Но напиток крепкий! Из закуски – цукаты. Чем там фильм закончился – для меня осталось тайной, так как в баре у Романа было две бутылки разной текилы, а потом ещё и обнаружилось многолетнее односолодовое шотландское виски, а хозяин оказался знатоком и по этой спиртяге. Виски с минералкой, виски с кофе, виски с колой. Короче, я улетел. Это, конечно, не значит, что у меня отшибло мозги и память, у меня такого как бы и не бывает. Но это значит, что мозги размягчились. Во-первых, потянуло на откровенность, во-вторых, набрался смелости, наглости и безрассудства, в-третьих, ощутил себя то ли сверхзвездой, то ли сверхпорнозвездой.

Первое привело к тому, что я стал подначивать пьяного Романа, расспрашивать его о его сексуальных пристрастиях. То-о-от – запел соловьём! Он, дескать, суперопытен: с трансвеститом был, с чернокожей проституткой в Ницце был, садо-мазо пробовал, в элитном борделе-санатории на Карибах две недели жил. Ржёт, типа аттестат по ласкам с отличием! Могу тьютором быть!

– А с парнями? – живо интересуюсь развязный я.

– Интересно?

– Ну-у-у…

– И с парнями.

– И как?

– Хочешь попробовать?

– У-ха-ха! А ты дашь? – это у меня наглость проснулась.

– Смотря, что попросишь.

– М-м-м-м… Проти-и-ивный, Рома-а-ашка!

В этой части фильма моё либидо нагло ухмыляется, подталкивает меня в бок, и я легко, так мне казалось, обе ноги складываю к нему на колени. Ромашка тоже нагло ухмыляется и, схватив меня за щиколотки, подтаскивает по дивану ближе к себе, так, что мои босые ступни уже в его живот почти упираются. Ха! Мне совсем не кажется это опасным! Мне кажется, что я тут режиссёр-постановщик и в любой момент могу дать отставку исполнителю второстепенной роли. Более того, мне кажется, что я как-то недостаточно ещё проявил себя. Во-первых, тупо хихикаю (это вспоминать наиболее стыдно). Во-вторых, вливаю в себя ещё виски. В-третьих, начинаю водить правой ногой по его груди, добираюсь до шеи, а дальше совсем бред – пальцами ноги (!) касаюсь (!) его (!) губ (!). И это исполняет тот человек, который три часа назад сидел в комнате наверху и сотрясался от мысли о поцелуе! Короче, история о пагубном воздействии алкоголя на психику налицо!

Роман, видимо, тоже пьяный, аналогично ополоумел. Он поймал мою ногу и облизал большой палец! Боже! Тут бы протрезветь! Нихуя. Опять хихикаю. А он начинает целовать в подошву. То ли это действительно так алкоголь действует, то ли я просто не знал, как это приятно. Я опять хихикаю, но не от щекотки, а от возбуждения. Всякий стыд пропал! Люу-у-уди, употребление алкоголя в таких количествах опасно!

Роман вновь хватает меня за щиколотки и подтягивает ещё ближе к себе, вернее под себя, нависает, наваливается, смотрит в лицо, изучает его. А я улыбаюсь, как идиот. А он? Мне вообще показалось, что он не пьяный. Взгляд какой-то рациональный, немутный. Он тоже улыбается, но как-то по-другому не глупо-вызывающе, как я.

– Выпьешь ещё?

– А давай!

– Перейдём на «ты»?

– А давай! – Я думал, что последует «на брудершафт» с горячим русским братским поцелуем. Но чмок требовал хотя бы положения сидя. Роман не дал мне сесть. Наоборот, придавил меня сильнее к дивану. Но второй рукой взял бутылку с виски за горло и вобрал в себя напиток. Наклонился к моим губам, и я открыл рот. Бля-а-а-адь! Как так? Вот это «брудершафт»! Виски из него я проглотил сразу, а потом ещё и закусывал его языком, его губами. Гортань себе точно обжёг! Через какое-то время бешеного «брудершафта» воздух закончился, разум закончился, сознание закончилось… Хлоп, свет выключили, спокойной ночи, малыши! И меня качает, качает… мутит, мутит… холодно, жарко, горячо… несут, раздевают, укрывают… скользко, падаю, твёрдо… поднимают, прижимают, в голове качели, мозг – мокрая вата… сны, сны, чьи-то руки, мой голос:

– С людьми так нельзя! М-м-м-м… на каких основаниях ты её уволишь? Какая хуйня – твоя текила…

И в ответ чей-то голос:

– Хуйня-не хуйня, но средство проверенное.

Просыпаюсь от стука в голове, боже, как болит голова! Сколько мы вчера вылакали? Что так спать-то неудобно? Пытаюсь устроиться поудобнее, понимаю, что на мне кто-то есть. Поворачиваюсь – Роман Вольфович. Припёр меня своим телом, руки на меня сложил, ноги между ног просунул, в затылок дышит. Нормально! Меня и так мутит, а тут ещё и анализировать нужно! Сосредоточился на ощущениях в анусе, уф-ф-ф, нормально всё… Как так-то? Пить надо меньше, надо меньше пить!

Толкаю локтем в горячее тело. Мычит. Просыпается.

– Чёрт! Сколько хоть времени?.. Восемь? Чёрт! Надо срочно на работу…

– Фига ли вы, Роман Вольфович, на мне лежите?

– Мы же на «ты»!

– Фига ли ты, Роман Вольфович, на мне лежишь?

– Так ты падал с кровати! Бельё шёлковое, и ты два раза брякнулся, пришлось зафиксировать…

– Креативненько!

– Я могу!

– Но сейчас-то слезть можно, я не упаду уже.

– Точно не упадёшь?

– Будьте уверены!

– Мы на «ты»!

– Слазь тогда!

Он слазит, садится на краю кровати, потягивается и будничным тоном делает распоряжения:

– В институт уж сегодня не ходи. Опохмелиться можешь в баре. В двенадцать придёт Анна Михайловна, приготовит обед и ужин – я её предупрежу о тебе, – можешь в бассейне понежиться, можешь телик посмотреть, в пять приедет Алинка, вряд ли я уже буду дома, приеду часов в семь, к ужину. Твоя задача её накормить, займитесь чем-нибудь полезным. Компьютер дозировано, и так зрения уже нет почти! Напоминаю, ты обещал с ней о матери не говорить, о болезни не выспрашивать.

– Помню.

– И ещё… ты ведь не сбежишь после вчерашнего?

– То есть вы осознаете, что повод сбежать есть?

– Мы на «ты»! Повода сбежать нет. Но ты можешь там себе что-нибудь насочинять…

– Не сбегу. Но надеюсь, что более близкого знакомства у нас не будет…

Он оглянулся на меня и провёл ладонью мне по лицу! Встал, смачно потянулся, демонстрируя мне свою скульптурную спину, и, не оглядываясь пошёл вон. Может, мне показалось, но в дверях он что-то сказал, что-то буркнул, типа:

– И не надейся!

Но на этом угарно-трезвеющее утро не окончилось. Я не мог спокойно воспринять вчерашнее представление. Начал вспоминать, составлять картинку из рассыпанной мозаики осколков сознания. Досоставлялся, составитель хренов! Обеспечил себе стояк! Обеспечил себе терзания по поводу того, что волшебные эротические сцены с Романом меня возбуждают. Обеспечил себе патологическое любопытство: а что, если… Тьфу! Тьфу! Тьфу! Не думать, не представлять, не вспоминать! В душ, в душ, в душ…

День провёл в валяниях на кровати, на диване, в кресле. Познакомился с Анной Михайловной. Налопался чудной ухи. Звонил Лапше. Врал, что нудно, скучно, так себе! Звонил Насте. Врал, что уехал домой, срочно маман вызвала, буду не скоро. Чувствую, что напряглась, не верит? М-да… Я бы тоже не поверил. Звонил Роман. Интересовался, чем я занят. Врал, что изучаю итальянский.

– Ho perso la testa per te! Sei un sogno proibito. Ti voglio.*

– Чё? Это с вами Бережковский рядом, что ли?