Текст книги "Невидимка (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Уже через полчаса были на месте. Правда, пришлось спускаться к реке почти столько же, так было круто, да ещё и какими-то тюками путешествующих нагрузили. На воде качался жёлтый рафт. Рядом на камне сидел чёрный от солнца человек в роденовской позе и лениво курил. Он ждал туристов. Туристам «ни здрасте, ни насрать», равнодушно прищурился, сказал что-то Душице, как крякнул. Девушка распорядилась переодеваться – оказалось, что в тюках гидрокостюмы, спасательные жилеты и круглые красные каски. Все судорожно, наперегонки начали переодеваться. Чёрные костюмы из неопрена местечково возбуждали отвагу. Особо шикарно выглядел Борис. Завидные, крепкие мужские пропорции вызывающе гармонировали с предстоящим предприятием. Очевидно, что «отельный бизнес» не был новичком в подобных приключениях: у него оказались с собой и специальные коралловые тапочки, и солнцезащитные очки на резинке с белой надписью «Polaroid», и беспальцевые перчатки на липучках, да и в рафт он заскочил первым, не ожидая команды инструктора. Лерке вдруг стало приятно оттого, что Костик присвистнул, Матвей нахмурился, а Тёмыч выразительно поднял бровь, наблюдая за Борисом.

Свои родные шмотки – футболки, джинсы, кеды – они сложили в пакет и передали чёрному человеку, тот абсолютно бессловесно отправился с пакетами на кручу, к автомобилю, чтобы встретить отважных рафтеров в Шчепан Поле, на финише. А туристы ринулись в приключение.

Вёсла получили все, кроме Валерки. Он уселся на переднее надувное сиденье и приготовился фотографировать бирюзовую реку, надменные скалы, опасные перекаты и героев-красноголовиков на фоне всего этого великолепия. Душица расположилась на корме, и стоило ей только ухватить направляющее весло и уцепиться ногой за леер, как она из милой девушки превратилась в Даенерис Таргариен, мать драконов. Настоящий лидер: флирт Костика укрощён, Тёмыч получил «леща» за то, что чуть было сразу не выронил весло, Матвей получил в свой адрес какое-то, очевидно обидное, обзывательство – «дркач» – за упрямый отказ надеть красный шлемак-котелок. Даже Борису досталось: тот, видите ли, начал какие-то указания раздавать.

– Борис, ебем те у булю! Схут брзо!*

Брутальный красноголовик поднял руки и примирительно пообещал:

– Всё, я буду молчать!

«Ебем» и «брзо» впечатлили рафтеров и вмиг наладили железную дисциплину, даже Матвей нацепил каску. Не попал под раздачу только Лерка, так он же послушен, тих и неприметен – невидимка.

А послушание команды оказалось очень важным фактором, ибо в самом начале сплава горная река проявила свой скверный нрав: то коварно притворялась мирной, то истерично билась белой гривой о подводные камни. Рафт трясло так, как будто они на лодке по лесенкам спускались. Душица громко раздавала приказания: «Правый борт, гребём!», «Налево налегли!», «Вёсла в небо!», «Одновременно, шевелитесь!», «Сейчас может закрутить, левые, готовьтесь грести назад!» Уже потом выяснилось, что как раз в самом начале наиболее сложные пороги, поэтому туристам пришлось попотеть, чтобы их гребля была эффективной. В лицо холодные брызги, в уши выкрики гида и редкие эмоциональные междометия, тело то вверх, то вниз вместе с надувной лодкой – ощущения как на американских горках, только при этом сливаешься не с грохочущими рельсами, а с самой природой, чувствуешь себя упрямой летучей рыбой. Один из порогов пришлось обходить, Душица сказала, что этот перекат «не по зубам» её команде. Никто спорить не стал. Спрыгнули в реку и буквально обожглись её льдом. Лица красноголовых рафтеров быстро приобрели мужественные очертания скул и умудрённый взгляд победителей стихии. Пафоса не было только на Леркином лице, он не скрывал щенячьего восторга и щёлкал, щёлкал, щёлкал, сохраняя на цифре лица, брызги, вспученные вены на руках и шеях, прозрачность речной сути, подводные каменные зубы, нависшие груды скал, буковые заросли, междометия и замирание пульса.

Перевалили около десяти перекатов. Река Тара стала шире и полноводнее, Душица сказала, что сейчас будет полегче, что они добрались до традиционного туристического маршрута. И действительно, на повороте на берегу толпа людей. Они садились в рафты. Для них сплав только начинался. Команда Душицы проплывала мимо, как будто профессионалы мимо жалких дилетантов. Однако эти новички никакого почтения к «бывалым» не выказали. Более того, среди толпы выделялась группа громкоголосых нетрезвых соотечественников, которые уже отделялись от берега, торопя своего инструктора. И им страстно захотелось быть впереди всех, даже впереди этих лихих рафтеров в красных касках. Конечно, они влупились носом в лодку Душицы. Обматерили реку, камни, лодки, рафтеров и инструктора. Конечно, им ответили. Во-первых, Костик с присущим ему красноречием парировал мат двойным матом; во-вторых, Матвей с присущей ему импульсивностью достал своим веслом ближайшего обидчика и хлопнул того по спине; в-третьих, Борис смог отпихнуть их рафт ногой так, что обидчиков начало крутить и один из них выронил весло в студёную воду; в-четвёртых, Душица вновь высказалась про чью-то «булю» и про «ебем»; в-пятых, Артём запустил пустую бутылку из-под воды в башку как раз того бедолаги, который искал в воде весло; ну и как музыкальная добивка к маленькому скетчу – прозвучало Леркино:

– Я фотки этих алкашей выложу в Инет! – звонко так сказал, как раз в матершинное затишье попал. Очевидно, именно это интеллигентнейшее по сравнению с другими высказываниями заявление взбесило пьяную команду больше всего.

– Да ты малолетний пидор! Чего ты там щёлкаешь? Нащёлкаешь на орехи! Да мы же тебе в жопу твой грёбаный фотик вставим и в Инет это выложим! Сука малолетняя! – заорали в многоголосье с синего рафта.

Дальше непременно должна была быть битва, так как Борис уже подскочил и приготовился сигать в воду, чтобы удавить кричавших. Матвей тоже отложил весло и растирал руки. Но Лерка вдруг ухватился за руку Бориса и решительно дёрнул его вниз:

– Сидеть! – неожиданно жёстко приказал невидимка. – Никаких мордобитий! Едем дальше! – а потом вновь тихо и смиренно: – Мы же не для этого здесь…

И немногочисленная команда Душицы вдруг вняла Леркиным словам и заработала вёслами, увлекая жёлтый рафт по течению «слезы Европы». Уже через минут десять всё вернулось к прежнему ритму, тем более что опять проявились пенные перекаты, началась анфилада рукотворных тоннелей. На одном пороге рафт прижало к камню и он стал накреняться, угрожая набрать воды. Пришлось Душице вернуться к образу матери драконов и согнать всех сербскими ругательствами на высокий борт. Честь лодки была спасена.

Достопамятная встреча с агрессивными соотечественниками уже было совсем забылась, так как впечатления от сплава перекрывали адреналин от недодраки. На этом участке реки царила просто какая-то безумная красота, Лерка не успевал снимать. Когда проезжали под мостом Джурджиевича, что был уже знаком покорителям zip line, туристы даже потребовали остановиться, хотя течение здесь было стремительное. Каменная километровая громада, нависавшая сверху над маленькими человечками в красных касках, величественно молчала и повергала в экстаз своей строгостью. После моста ещё пара порогов, неожиданные бухточки-трещины по левому берегу и шумный водопад. Здесь остановка на купание и фотографирование.

Величественность момента не способствовала прыжкам и крикам. Сначала каждый залез на одинокий неровный камень, чтобы запечатлеться для истории в виде лихого рафтера. Матвею захотелось и под пенные водопадные струи подлезть, все ринулись покорять высоту и прыгать в малахитовую воду, несмотря на протесты Душицы. Только Лерка, окунувшись в прозрачной воде, снимал это действо из рафта, который был привязан к правому берегу.

Конечно, неудивительно, что именно Костик придумал забаву, кто выше заберётся и дольше продержится под струёй воды. А вот что удивительно, так это азартное участие Бориса в этом мальчишестве. Ползание по скале больше смахивало на павлиний спектакль, рассчитанный то ли на Душицу, то ли на Лерку. Так или иначе артисты непонятного жанра пропустили перемену в зрительном зале: из-за поворота выскочил синий рафт с уже знакомой алкогольной бригадой на борту. Наверное, холодные брызги и необходимость удержаться в лодке несколько остудили креплёный настрой этой команды, так как ни ора, ни пьяных песен не было слышно. Однако стоило этой синей братии увидеть мокрого тощего мальчишку, что один сидел на вражеском судне и щёлкал ненавистным аппаратом, как былой боевой дух вновь обуял их.

– Ба! Пидорасик! Один? А вот и мы! – с синего рафта закричали сразу несколько голосов. – Гребём к этому членкору с фотиком и член ему поотрываем!

Почему Лерка сразу не крикнул своим? Он только успел выключить и положить на дно рафта фотоаппарат, схватить первое попавшееся весло и выпрямиться навстречу обиженным соотечественникам. Один против семерых! Инструктор не в счёт, он уже кричал что-то протестующее. Синий тяжелогружёный рафт бухнулся в борт жёлтой лодки, Лерка еле устоял на ногах, но это не помешало ему встретить врага лицом к лицу. Мальчиш-Кибальчиш против акул жлобского отдыха. Первый же бугай, в полосатых шортах и с золотой цепурой на шее, как раз тот, кто предвещал неприятное Леркиной заднице и фотоаппарату, не смог перескочить на жёлтый рафт – получил веслом наотмашь в ухо, повалился назад, столкнул приятеля в воду. Тут же ещё взмах весла, но в этот раз по воздуху. Мальчиш-Кибальчиш остервенело молотил вокруг себя, словно адская мельница. Семеро молодцов даже растерялись на мгновение, завопили матом ещё громче. Однако всё-таки одному из них удалось перехватить весло, дёрнуть на себя, Лерка вовремя выпустил оружие из рук и даже удержался на лодке, но взять другое он не успел: из воды восстал разъярённый жлоб с цепью. Он с трубным рёвом рванул Лерку на себя за жилет, бросил в воду, прижал за шею к круглым донным камням и что-то ещё орал поучительное сквозь воду. Потом с лёгкостью дёрнул жертву вверх, давая возможность вдохнуть полной грудью, и сразу правой в челюсть так, что несчастного Мальчиша откинуло на пару метров к берегу, в камни. А он без шлема-котелка… И сразу как-то стало темно и всё равно…

Лерка не видел, как с противоположного берега со скалы полетело три тела, он не слышал, какой злобный клич издала Душица, он не знал, с какой скоростью пересёк реку Борис и с каким неистовством он набросился первым на бандита в полосатых шортах. Тут же подоспели парни, Матвей стащил в реку долговязого матершинника, и тот трусливо пытался удрать от расписного мстителя. Артём схватил чужое весло и стал молотить по чьим-то ногам. Костя спаринговался не на шутку по колени в воде с одним из бандитов. А инструктор синих, молодой рыжий парень, устремился к лежавшему в воде Лерке, туда же побежала Душица.

– Еботе! Что вы наделали? – пронзительный вопль Душицы вдруг протрезвил всех участников побоища. – Паньюй идиоты!**

Оба инструктора вытаскивали бездвижное тело на берег. На светлой голове Лерки расплывалось красное пятно. Махач сразу остановился. Все побежали к берегу. Первый Борис.

– Костя! Лера! Дыши! Костенька! Открой глаза! – Он растолкал тех, кто рядом, и уже тряс за плечи бледного Мальчиша-Кибальчиша. – Лера!.. Он глотнул воды! Переворачивайте, осторожно, голова! Лера! Оживай! – Борис ладонью крепко постучал по спине убиенного, засунул пальцы тому в рот, заставляя разжаться челюсти. – Костик! Дыши, дыши!

– Вода пошла! – закричала Душица.

– Нужно дыхание, – вставил Тёмыч.

– Вот, подложите под голову, – настоящий Костя снял с себя жилет. – И осторожнее, вдруг что с позвоночником!

Борис кивнул и стал спасать своего Костика-Лерку, вдыхая в рот тёплую жизнь и коротко нажимая на сердце. Участники драмы скорбно стояли вокруг. К счастью, мучительного киношного воскрешения не понадобилось: уже на втором «рот в рот» Лерка стал кашлять и изгибаться. Борис повернул его на бок и ещё раз похлопал по спине.

– Лера, ты как?

– Жив.

– Надо в больницу!

– До Шчепан поля немного совсем, минут двадцать!

– Может, лучше машину вызвать?

– Нет, я доплыву на лодке.

– У тебя кровь на башке!

– Кожа рассечена.

– Грузим его в рафт!

И уже без деятельных разборок обе команды ускоренно засобирались плыть. Оставшиеся минуты столь экстремального путешествия шли наиболее осторожно, обходя перекаты. Благо, что чем ближе Тара к реке Пива, тем она спокойнее и размереннее ходом. На жёлтом рафте вдруг загорелся разговор о пьяных туристах. Душица с горестью поведала, что «такое бывает», рассказала, что её приятель, развлекающий отдыхающих парасейлингом, встречается с разудалыми туристами под градусом ещё чаще. Негодование Матвея даже вылилось в идею написать об этом статью, ведь журналисты они, чёрт побери, или нет?

– Можно поспрашивать, понаблюдать. Или даже самому пьяным притвориться, что мне скажут? Допустят или нет попарашютить? Ведь не должны!

– Не должны, – вздохнула Душица.

– Вот! Исследуем этот вопрос на собственной шкуре! Один пример у нас уже есть…

– Нормальная идея, – поддержал Костя. – Я с тобой! Наклепаем статью, как Шорох, и предъявим потом и в СМИ, и на сайт наш журфаковский, и преподам в качестве практической! Вот увидишь, будет не хуже, чем у некоторых!

– Кто такой Шорох? – равнодушно спросил Артём.

– А, звезда наша институтская. Нам бесконечно его в пример ставят… Лерка, мы и тебя в соавторы возьмём, как пострадавшего! Тем более фотки-то у тебя целы?

– Целы, – герой сражения гордо улыбнулся.

– Ну вот, завтра ещё нафоткаешь…

– Никаких «завтра нафоткаешь», – резко вмешался Борис. – Завтра развлекайтесь без него! Я его забираю к себе, надо показать врачу.

– Мы и сами покажем! – возмутился Матвей.

– Сомневаюсь, что страховой случай. Да и вы вроде собрались что-то там исследовать? Вот и исследуйте. Душица вас познакомит с кем надо.

– Э-э-э… – издал звук со дна лодки Лерка. – А меня спросить? Я что, вещь, чтобы меня забирать? Мне, может, тоже интересно на парашюте!

– А тебя я уже заколебался спрашивать. Больше не буду.

– Нихрена себе, – только и смог добавить Матвей.

– Лерик, так-то врач тебе не помешает! – бодро вставил Костик.

– По-моему, не только мне… – прошептал Лерка.

____________________________

*Борис, иди в жопу! Живо замолкни! (Перевод с сербского очень приблизительный. То, что касается «ебем», оно и в Сербии оно.)

** Пьяные идиоты! (сербс.)

========== 5. ==========

Пьяный инцидент испортил оставшуюся часть путешествия. Всем. Во-первых, предполагавшийся обед в трактирчике был сорван: Борис декларировал, что он везёт Валерку ко врачу, а остальные не будут ведь предательски оставаться, чтобы пожрать ягнятину из-под сача. Во-вторых, уже на берегу в Шчепан поле пришлось объясняться с представителями рафтинг-центра наперебой с протрезвевшими виновниками скандала – по-видимому, их рыжий инструктор огрёб себе неприятности, да и Душица заметно сникла, подрастеряла свой борзый пыл. В-третьих, Лерка ужасно стеснялся того безудержного внимания, которым его окружили со всех сторон: из рафта вынесли на руках, всем принесли воды, а ему черничный сок, человек десять из базы сбежалось, чтобы полюбоваться его раной на голове, кто-то даже фоткал, как ему забинтовывали голову, а потом ещё и в машину на руках как инвалида понесли. В-четвёртых, Матвей чуть было не поругался с Борисом. Он был против, чтобы Лерка ехал куда-то без друзей. Но ни Костик, ни Артём не поддержали расписного друга, поэтому у того аффективно вырвался железнобетонный аргумент:

– Кругом развелось этих пи… – окончание фразы было скомкано, но все поняли, что речь не о пикачу или пингвинах. Дальше ехали в атмосфере обиды, неловкой тишины и тупого упрямства. Борис, конечно, не внял обличительным речам Матвея, парней высадили около их отеля, а приунывшего Лерку повезли дальше, в новую Будву, в какую-то клинику.

Клиника оказалась маленькой квартирой на первом этаже миниотеля, обильно увешанного яркой бугенвиллией. Там их ждал недовольный доктор в светло-голубой форме – Радомир. Сразу стало ясно, что он знакомый Бориса. Они сначала вполголоса разговаривали на черногорском, поглядывая на пострадавшего, что Лерку страшно злило. Потом Радомир на чистейшем русском (раздражение нарастало) вкрадчиво беседовал с пациентом: где болит, не тошнит ли, хорошо ли слышит, всё ли помнит. Голова была разоблачена от бинтов, рана обработана чем-то сильно пахнущим. Повели в соседнюю комнату, где стоял гигантский аппарат для томографии, ещё минут двадцать Лерка провёл на ложе этой махины, которая издавала какие-то шаркающие звуки. Результаты доктора не впечатлили (значит, всё хорошо), но велено было выпить таблетку, и напоследок внутримышечно вкололи какой-то больнючий укол. Радомир на красивом бланке выписал рецепт для аптеки, велел лежать не менее десяти дней – и не на пляже, а в постели (Борис удовлетворённо кивал). Лерка заметил, сколько денежных купюр Борис передал Радомиру за этот куцый приём, и всю дорогу до аптеки и до отеля пилил благодетеля, как сварливая жена, за то, что транжирит деньги и «раздувает из мухи слона». И вообще:

– Мне в «Даклей» надо! Доктор прописал постельный режим!

– Вот и полежишь у меня!

– У меня есть собственная кровать, да и там мне спокойнее будет.

– Зато мне не спокойнее.

– Вези меня в «Даклей»!

– Нет. Я уже всё решил. Тем более тебе надо уколы делать.

– А у тебя там медсестра в горничных?

– Я сам себе медсестра.

– Бли-и-ин! Ты ещё и уколы мне будешь делать?

– Буду.

– Борис, мы ведь оба знаем, зачем ты меня туда везёшь!

– Зачем?

– Ты хочешь меня в постель затащить!

– Ну, так доктор же прописал.

– Борис!

– И разговаривать тебе много нельзя. Не нервничай, тебе понравится.

– Что мне понравится?

– Я.

Лерка страдальчески застонал. На какой-нибудь более очевидный протест у него не было ни сил, ни характера. В Splendid докатили быстро. Персонал, завидев Борислава с печальным растрёпанным юношей в купальных шортах, подобострастно улыбался.

– Ты не хозяин здесь случайно? – даже спросил Лерка, настолько мимика прислуги отдавала раболепием.

– Только партнёр, с очень скромной долей.

– А кто хозяин?

– Один турок, – Борис лукаво подмигнул.

– Анвар???

– Никто не знает, – улыбка стала ещё шире. – Это же Балканы, здесь не принято афишировать какую-либо причастность к Османской империи. Политкорректность тут не растёт – не климат для неё. Поэтому не спрашивай.

Лерка и вправду замолк, почему-то прищурился и прибавил шагу за самодовольным дольщиком курортного пирога.

Конечно, апартаменты Бориса под номером 208 поражали роскошью и простотой одновременно: белые стены с эффектом потёртой штукатурки и золочёные изогнутые ручки на дверях и шкафах. Белый шёлк, прикрывающий череду французских окон, слегка шевелился от морского дыхания, что проникал снаружи. Красные кресла и клетчатый диван, стеклянный стол с надменно-тонким макбуком, зеркало странной формы напротив гигантской кровати с восемью подушками, выстроенными в шеренгу, корзина рубиновых роз и огромная плазма на стене – всё в готовности угождать и ублажать хозяина этого люкса.

Пока Лерка медленно обходил номер, разглядывал и ощупывал его, Борис заказал ужин, достал из шкафа махровый халат для гостя. Потом обалдевший гость плескался в душе, обильно поливая себя всякими душистыми пенами и гелями. Выходить из ванной комнаты не хотелось, сердце постукивало тревожно. Лерка сначала долго просто просидел на краешке мраморной ванны, после рассматривал себя в зеркало и даже гримасничал: вот он жалкий, вот он обиженный, вот он удивлённый, вот он возмущённый, вот сама скромность, ещё скромнее, ещё…

Представление для зеркала было прервано нагло без стука вошедшим Борисом.

– Ты в порядке? А то ужин принесли, а ты всё не выходишь. – Мужчина вдруг стал раздеваться, оголяя бронзовое тело. Одно дело, когда раздеваются на берегу реки, другое – в относительно небольшом помещении, когда в свидетелях лишь мрамор и зеркала. Увидев выпученные глаза Лерки, Борис пояснил: – Я тоже в душ, надо смыть с себя этот рафтинг… Можешь остаться. – И стал снимать трусы. Скромного гостя смыло из ванны в одно мгновение.

В комнате на стеклянном столике сервирован ужин на две персоны. В стальном ведёрке уже откупоренная бутылка с шампанским (не «Ламбруско») закаляется в ледяной бане. Макбук переселён на кровать. Валерка уселся рядом с яблочным гаджетом, раскрыл ноутбук, нажал клавишу «on». На чёрном фоне появилось серебряное яблоко и тихий знакомый звук приветствия. Пароля нет… И вдруг на рабочем столе фотография – Лерка. Нет, Костя. Совсем другое выражение лица. Он сидит в кресле. Голый. Подтянул колени к груди, обхватил ноги одной рукой. Второй он показывал средний палец снимавшему, на запястье часы, на белом циферблате виден швейцарский крест и маленькие буквы Vacheron Constantin. Волосы довольно длинные, каштановые, вьются. Парень что-то говорит. Что-то наглое, прищурившись и оскалившись. Лерка прилип к монитору, рассматривая фотографию. Снимок очень удачный: кажется, что удалось поймать движение губ, блеск глаз, тиканье золотых стрелок.

– Ты очень похож, – голос оказался совсем близко. Лерка пропустил момент, когда Борис вышел из ванной и подобрался к нему.

– Неразумно держать такую фотографию на рабочем столе, – дерзко ответил Валера, отстраняясь от близкого контакта.

– А это не рабочий комп, для личного пользования.

– Всё равно! Убирай!

– Опа! Тебе-то что? Неприятно? Хочешь, я твою фотку сюда помещу.

– Не хочу.

– Пойдём ужинать. Любишь баранину?

– Д-да…

– Отлично. А он не любил, – Борис улыбнулся. Выключил макбук и усадил Лерку в кресло, за трапезу. Он плеснул шампанское в тонкие бокалы. – Давай выпьем за его величество Случай!

– Давай…

Нежный звон стекла – и свидание в халатах началось. Аппетит разогревал разговор, который осторожно начал Лерка.

– Скажи, а если бы я всё-таки оказался этим Костей, – он кивнул в сторону мака, – что бы ты делал?

– Не знаю. Но боюсь, не сдержался бы… Думаю, что Костику следует опасаться встречи со мной. Я поэтому и удивился, когда ты не побежал тогда в ресторане и даже не скрылся из отеля.

– Ты на него так зол только потому, что он бросил тебя? Или он действительно тебя обокрал? Выпотрошил? Тебя или Анвара?

– Нет. Он разбил мою машину. Я подарил ему часы, одежду по мелочи… Мы были на базе на выходных. Это основные траты, ерунда… Когда он исчез, ничего ценного не пропало… У Анвара тем более…

– Может, он действительно кем-то подослан был, репутацию тебе подмочил?

– Репутацию-то подмочил… Свадьбу расстроил. Но это даже к лучшему. Алису я не любил, да и она меня тоже. Сейчас бы жили два чужих друг другу человека…

– Тогда не понимаю… Может, просто Костя тебя тоже не любил. Просто ушёл. Разве не имеет право?

– За умышленное заражение ВИЧ следует уголовная ответственность, ты знаешь об этом?

– И? Он тебя СПИДом заразил?! – у Лерки глаза на лоб поползли.

– Нет! Он меня собой заразил! – Борис повысил голос. – Причём преднамеренно, с отягчающими обстоятельствами. Это совсем не было похоже на простые увлечения, что со мной и раньше случались. И ещё… Я же выяснил, что он мне врал, когда искал его.

– Ну и врал… подумаешь! Может, он не мог сказать правду?

– Ты не понимаешь. Я-то ему не врал. Был открыт и беззащитен.

– Но ведь он с самого начала сказал тебе, что «блядь», чтобы ты «не вляпался». Не врал, значит!

– Он мне говорил, что любит!

– Оу… это, конечно, серьёзное обвинение, – теперь разошёлся Лерка, он даже сам налил себе шампанского доверху. – Борис, вы просто развлеклись, потом разбежались, и если нет никакого ущерба, то я не понимаю…

– Ущерб есть! Он видел, что я уже не могу без него, что я выбрал его: разругался с Анваром, порвал с Говоровыми, готов был ехать с ним в либеральные страны, чтобы жить открыто, начал искать покупателя…

– А может, он не готов был к такому повороту?

– Он мог бы сказать.

– Борис, а если Костя к тебе захочет вернуться? Сейчас постучат в дверь – и он на пороге, дескать, осознал, искал, прости? Что ты сделаешь?

– Я… я скажу ему, что его место занято. – И в дверь постучали. Теперь выпучили глаза оба. Борис медленно встал и, как будто взрывной механизм, аккуратно открыл дверь. На пороге стояла официантка из ресторана. Принесли десерт.

Фрукты и чизкейк не располагали к воспоминаниям, Борис перевёл тему разговора с Костика на Лерку. Расспрашивал про институт, про друзей, что подозрительно не звонили, про то, как съездили в Испанию в прошлом году, про планы на жизнь. Винцо развязало Лерке язык, и он выложил всё про сексуальные похождения красавца Кости, про то, как круто Матвей владеет барабанной установкой и участвует в соревнованиях на маунтинбайке, про то, как Артём в Испании на спор провёл целый день на нудистском пляже, как он сам потерялся в Барселоне и оказался среди жёлто-полосатых футбольных фанатов местного культового клуба. Как горячие каталонские болельщики сначала чуть не прибили его, а потом с почестями доставили к отелю в Санта-Сусанну. Борис слушал восторженно, заказал ещё бутылку. Выпили и её. Перешли на сегодняшние события, на тему экстремального отдыха. Лерка аж открыл рот, когда услышал неожиданное признание:

– Я ведь рассчитывал, что в экстремальных условиях ты выдашь себя! Поэтому потащил вас на рафтинг. В пограничных ситуациях человек не контролирует себя; если бы ты был Костей, то заговорил бы его словечками, выдал бы себя жестами…

– Подожди… Эти пьянчуги тобой срежиссированы?

– Нет, конечно! Хотя они отлично вписались в программу.

– И что? Раскрыл мою сущность?

– Если честно, то в какой-то момент мне показалось, что ты Костя. Но это быстро прошло, – Борис смеялся. – Вряд ли бы Костик ринулся на врага один на один. Да и его любимое «бля» от тебя я ни разу не услышал.

Неясно, кто первым заметил, что давно ночь. Борис вдруг вспомнил про уколы и вообще засуетился: парень черепушку стукнул, а он его разговорами мучит! Как только возникла перспектива ложиться спать в кровать к Борису, Лерка сник, хотя кровать эта позволяла спать звездой и с соседом с другого края даже не задевать друг друга. Робкая попытка прилечь на диване была с негодованием пресечена. Гостю было велено оголять ягодицу для «витамина группы В». Укол был поставлен почти нежно, с придыханием. Лерик завернулся поплотнее в махровый халат, зарылся в одеяло, завалил себя подушками так, что только специальные детекторы, что используют на завалах, могли бы его отыскать в этой белой груде белья и пуха.

Однако Борису детектор не понадобился. Он выключил свет, прикрыл окна-двери на балкон, зашторил шёлком любопытную луну и здесь же, на фоне сияющей белизны портьер, скинул с себя халат, прекрасно зная, что прицел Леркиного глаза следит за ним из-под подушек. Конечно, Борис понимал, что сложен великолепно, что он облит рассеянным лунным светом, как греческий бог. А классика всегда привлекает, даже сотрясение мозга не может помешать этой тяге. И под подушками произошло шевеление.

Обнажённый Борислав – партнёр с совсем немаленькой долей мужского достоинства – направился прямо на шевеление. Белая куча подушек и ткани вдруг поползла на другой край кровати. Борис засмеялся и прыгнул прямо на эту кучу. Из-под неё раздался писк. Бронзовые руки раскидали подушки и обнаружили испуганное тельце, сграбастали, стиснули; Лерка почувствовал, что, пожалуй, не может шевелиться. Он сжал глаза, рот, наморщил лоб, перестал дышать.

– Дурачок, – услышал он шёпот. – Ты же не думаешь, что я буду тебя насиловать? Только ласкать. Расслабься. Я только попробую… Например, так… – И Лерка ощутил мягкое прикосновение на подбородке, на сжатых губах, на носу, на глазах, на виске, на скулах и ниже. От Бориса горячо пахло вином и мясным соусом. Он целовал плечи, прикусывал тонкую кожу, тёрся своей щетинистой щекой. Потом осторожно отпустил захват, и сухие тёплые ладони стали гладить руки, грудь, шею. Лерка вдруг вспомнил, что надо дышать, и даже открыл глаза. Перед ним глаза Бориса. Они не смеются. Они смотрят с любовью, с тихой нежностью, а не со звериной страстью. И вновь горячие руки, неутомимые губы, винный запах, тяжесть крепкого тела – так, что Лерик стал отходить от бревенчатого состояния, его руки медленно поползли на спину коварного соблазнителя, рот вдруг сам по себе открылся. Предатель.

Борис был очень внимателен, поэтому сразу приник к Леркиному рту – вернее, проник туда. Целовал, как глотал, как пил целительную влагу, отрываясь и вновь припадая, сбивая дыхание и разум. У Лерки, видимо, тоже планка сбилась: он сам тянулся за чужими губами, когда те вдруг отделялись, чтоб набрать воздуха и сил, он сам выпустил зубы, чтобы придержать винную кожу. Он даже в неудовольствии закрутил головой, когда губы Бориса нырнули на шею, на грудь, на живот, и халат совершенно не ощущался. Но тут же Лерка опять застыл, ибо тёплые руки оказались на ягодицах, а умелый язык выписывал что-то совсем близко к гудящему паху. Невозможно терпеть и сдерживаться, хочется взорваться и улететь к чертям, хочется выть и материться, хочется, чтобы он продолжал эту пытку! Лерку выгнуло вперёд к белой голове Бориса, тот как будто этого и добивался, обхватил губами напряжённый орган и стал нанизываться на него, всё приближая момент белой истерики. Но Борис всё же совершил ошибку: просунул палец Мальчишу в задний проход. И Лерка сразу дёрнулся, как проснулся. Он оттолкнул голову Бориса от своего паха, развернулся на бок, схватил подушку зубами и единственное, что позволил, – это закончить рукотворно. Тяжело дыша, но не отцепляясь от подушки, он пролежал ещё несколько минут, нещадно кляня себя за то, что вообще попёрся в этот шикарный номер к совратителю. А совратитель продолжал целовать его в плечо и в шею и что-то шептать. Лерка прислушался, хотя было трудно – в ушах шумело море:

– Не получилось… Но не может ведь быть так похож? Не получилось… Мой мальчик.

Как только он расслышал эти слова, так шум и пропал.

– Борис, я завтра с утра к своим! Зря я остался!

– Но тебе ведь было хорошо.

– Я. Не. Костя! А сейчас я в душ! – И Лерка выкрутился из душных рук, из прохладных простыней и юркнул в ванную комнату. Там он, стоя под весёлыми струями, ругал себя (а может, и не себя):

– Придурок! А чего ожидал-то? Придурок! Надо валить! Какого чёрта я сюда пришёл? Придурок! – Возможно, он даже плакал. Но вода смывала эту возможность.

Борис же стоял с той стороны двери в ванную комнату и прислушивался. На лице смятение: не поймёт, кто «придурок»? Так и простояли: один – под водой, другой – под луной; один – до сморщенной кожи, другой – до пупырчатого озноба. А потом, как только шум воды стих, тот, кто в пупырышках, сиганул в постель и сделал вид, что спит, даже засопел. Потом вышел тот, кто со сморщенной кожей на пальцах и ладонях, улёгся на другую сторону кровати.