Текст книги "Ревизор(R) (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

___________________________

* «Tessellate» (Мозаика), британская инди-группа alt-J.

========== Явление VII ==========

Не спал всю ночь. Или казалось, что не спал. Он знал, что демоны сна могут заигрывать с рефлексирующим объектом полночи, кидать его из парного в холод, из озарения в глупость – смеяться над слабоумным. В голове пусто, вакуум, вселенское безмолвие, сменяющееся хаосом шума и мыслей. «Он придёт! Любит? К чёрту такую любовь! Я ему кто? Жертва эксперимента? Может, это не его ребёнок? Он смотрел так виновато… Он виноват! Миллион раз! Нет, два миллиона! И он опять в вельветовых штанах! Если бы не этот вельвет… Кстати, классный ребёнок! Глаза его – зелёные. Не видел таких глаз больше… «Линзы? Что?» А он ведь был искренен! Не знал про линзы! Я же таких зелёных глаз не видел никогда. Ни-ког-да!!! Да! Да… Я тоже виноват. Придурок был, факт! Он говорил: «Не уходи!» А я бежал. Мне казалось, что жизнь утекает сквозь пальцы, что надо ухватить часть и мусолить в своё удовольствие. Я виноват! Так стыдно. Предложил ему секс втроём. Был такой мулат Лу. Ходил в полосатом вязаном свитере и зимой и летом. Губы с кислинкой, взгляд всегда в космос, волосы пахли чердачной пылью. Лу пищал от моего парня, шёл напролом. А я? Издевался над обоими… Виноват… Помню его непыльный, телесный запах, его мутный взгляд, его сладкую мочку уха, как он стонал от зубовных поцелуев ниже пупка… Вкусный был тартар. Особенно в этой сырной пене. Может, остаться здесь? Дома! Он уже не сможет без меня. Уже не смог! Он придёт. А я? Я готов к нему, к любому. Мне плохо без него. Я прожил столько времени без любви. Он – единственное, что я могу вспомнить… Я помню всё, просто мне не хватило сил, не хватило сил.

Марево слов, мыслей образов, тяжёлых и смутных снов…

Утро внезапное, жёсткое, упрямое, прицельно по голове, неожиданно, вдруг, муторное, глухо, «ещё спать». На потолке тени, а с тумбочки слишком громкий звук будильника. Нет, встать не смогу. Надо жить, надо вы-дю-жить.

Рядом Агата. Наливает какой-то напиток. Подозрительный. Из репертуара Антона Антоныча. Имбирь? Облепиха? Дурман? Цианистый калий? Зато гибкость в теле и ясность в мыслях. Обещаю всё написать сегодня. Отчёт. Приговор. Вердикт заинтересованного лица. Напишу-ка правду: и о брикетировщике, и о растрате горюче-смазочных, и о пропущенной диспансеризации, и о неадресных закупках за 2014… будь он неладен – год великого перелома…»

Макс упрямо тыкал в клавиатуру маленького ноутбука. Тыкал и тыкал… На лице обозначилась окологубная складка коварства… Не пронесёт, не смягчится, не сделает вид…

Стук в дверь.

Пауза.

Ещё раз стук. Более решительный. Типа: «Что ты выделываешься?»

«Он придёт завтра…»

– Входите! – Конферансье болен, поэтому хрипл и не уверен в номере.

Дверь приоткрылась, и на пороге – он. Ландыш.

– Привет. Как ты?

– Повторяешься. Этот вопрос уже был. Вчера. Кинь-ка мне халат. А то я тебя стесняюсь.

– Как самочувствие? – Эрик прошёл в номер и подал синий махровый халат Покатову.

– Не сдох пока. Ты пришёл извиняться?

– Типа того. – Гость сел в кресло. – В принципе, я мог предположить, что Жан выкинет что-то такое. Впрочем, может, тебе вставили мозги таким образом.

– Жан твой парень? – не обратил внимания на последнее Покатов.

– Слава богу, нет! – ухмыльнулся Эрик. – Жан – парень для всех: слишком талантлив, хорош и капризен.

– А кто же твой парень? Я как-то его не обнаружил.

– Просто это не твоё дело.

– Зачем ты всё это устраивал? Агата сказала, что по экономической части всё совсем неплохо…

– Я обязан Антону Антоновичу. Давняя история: молодость. Неосторожность. Влюблённость. Каминг-аут. Увольнение. Всеобщее презрение. Вставная челюсть. А он помог. Я даже жил у него пару месяцев. Он гуманист-утопист, считает, что мы из запутавшихся, стоит только постараться – и будет как у людей: «Всё известно: сначала будут копить на телевизор, потом на стиральную машину, на холодильник. Все, как в Госплане, на двадцать лет вперед расписано*». Может, он и прав. У твоего же получилось, почти…

– Это «почти» даёт мне шанс.

– Думаешь, он бросит свою тёплую уютную трясину и отправится в сказочное Эльдорадо, в пасть твоей столичной тусовки? Оставит здесь ребёнка?

– А почему нет?

– Потому что здесь – другой мир, который ты либо забыл, либо стёр из памяти. Наше провинциальное «знай своё место» дрессирует похлеще кнута.

– Но ты же не дрессированный?

– Ошибаешься. Только и делаю, что цирковые репризы и аттракционы пишу.

– Хм… это я заметил. Ты талант.

– Ладно, я побегу… Вообще-то, я Агате Сергеевне бумаги приносил на подпись, ненадолго. И вот… Возьми его телефон. Просто позвони, нет ничего конфиденциальней, чем сотовая связь. – И Эрик протянул бумажку с десятью цифрами.

– Спасибо, – растрогался вдруг Покатов. – Может, махнёшь с нами в столицу?

– Нет. Моё место здесь. Антон Антонович без меня – никуда.

– Что ж, будете у нас на Колыме… – Макс даже приобнял Ландыша.

– Нет уж, лучше вы к нам…

Эрик ретировался, хотя еще минут двадцать разговаривал с Агатой в коридоре. А Макс смотрел на карточку с десятью цифрами. Никакая не визитка – просто картонка, причём косо обрезанная. Позвонить прямо сейчас? Не решался, гипнотизировал цифры, пытался придумать начало их разговора. Хотя они столько разговаривали за все эти дни, что впору придумывать тему помолчать.

И сейчас отчёт не клеился. Проклятые цифры сплясывали в ритме вчерашнего модернового танца Жана, не могли выбраться с белой бумажки в песню беспроводной связи. «А ведь у него тоже может быть мой телефон?»

Тук-тук-тук… И то самое молчание с той и другой стороны. Максим не спешил приглашать гостя. Гость вошёл сам. Очень робко. Почти не дыша. Артур. «Зеля», как называли его пацаны во дворе.

Зеля нерешительно шагнул к удивлённому Покатову.

– Я думаю, нам надо поговорить, – начал он. – Григоренко тут предположил, что ты приехал к нам из личного интереса. Неужели чтобы ворошить старое? Чтобы отомстить? Это же глупо… помнить эти детские стычки.

– Хм… Я уж вдруг подумал, что ты акты принёс. – Гузеля вопросительно нахмурился. – А глупо или нет, решать не тебе. С моей стороны было бы глупо забыть уроки юности. Таким, как я, не выжить, если разбрасываться воспоминаниями, а тем более прощать. И я не прощаю, каким бы ты ни стал смиренным мужем, ласковым отцом и великим профессионалом, ты останешься для меня тем бугаём с фиксами вместо мозгов, что отрабатывал на мне удары и приёмы. Ты, Зеля, был не просто шалун – штаны на лямках, ты был садист. Тебе доставляло удовольствие избивать и унижать меня, издеваться над простушкой Светкой из первого подъезда, забавляться над Тимкой-дауном, оскорблять почтальоншу… Все твои прилипалы уже потеряли интерес ко мне, к моей скрипке, к моей причёске, и только ты, Зеля, никак не мог отъебаться от меня.

– Я был дурак. Мелкий дурак.

– Обычно из мелких дураков вырастают крупные. – Макс махнул рукой и даже отвернулся от Гузели.

– Я не крупный, и вообще – всю эту фигню в бассейне, бане и ресторане не я придумывал, – пробурчал тот. – И неужели из-за личных счётов ты завалишь контору?

– А говоришь, что не крупный. Контору, как ты говоришь, я «завалю» не из-за кровавых детских соплей. Контора и сама прекрасно справляется. Впрочем, если тебе интересно, то я здесь действительно в основном по личным соображениям всё это терплю, улыбаюсь, прикалываюсь, с бывшими врагами общаюсь. Но не ради тебя.

– А ради кого? – Гузеля даже оглянулся. И как будто ответ на вопрос – ручка двери медленно поехала вниз, и в комнату без стука вошёл Сева Перцев. Он сразу хотел что-то сказать, но осёкся, увидев Артура.

– Э-э-э? Я помешал?

– Если вы, Всеволод Григорьевич, имеете в виду осуществление страшной мести, то да, помешали! Артур уходит уже.

– А я… Я пришёл сказать о прессе, – проблеял Перцев. – Актов работ не было и не будет. Наш пресс отлично справляется, процент физического износа позволяет на нём работать. Тихонович усилил ход пресс-штемпеля, поэтому он фору даст новой технике. Так что болванки все наши, а не машзавода. Но в ближайшее время Сабельников обратится в Ростехнадзор, и мы всё сделаем.

Гузеля, пользуясь тем, что Покатов не видит, подкрутил Перцеву у виска и сделал «страшные глаза».

– Лизинговый договор – липа? – весело спросил Макс. Сева виновато кивнул. – А как же у вас это рабочее место сертифицировано, если там непорядок?

– Ну… Виктор что-то придумал… – всё тише и тише говорил Перцев. Гузеля закатил глаза.

– Не удивлюсь, если… – Но Покатова прервало на полуслове требовательное «тук-тук-тук». Дверь отворилась, и вошёл нервный Витюша. – Ба! А мы тут как раз поджидаем вас.

– Я принёс акты работ по лизингу! – заикаясь, оправдался Сабельников.

Гузеля и Перцев дружно послали в потолок отчаянный стон.

– Всё чудесатее и чудесатее, – откровенно ржал Макс. – Откуда акты взялись?

– Б-б-были.

– Признавайтесь, кто клепает поддельные документы?

Повисло напряжённое молчание, но вдруг поскребли в дверь.

– Макс, ты там? Это я… – раздалось из коридора.

– Мишка? – ошарашенно выдохнули все хором.

– С ума сойти! На заводе вообще кто-нибудь остался?

Рябцун заглянул в номер и застыл в недоумении:

– А что это вы все тут делаете, а?

– А ты? – так же хором ответили офигевшему гостю.

– Я от Антон Антоновича принёс какого-то целебного пойла. – И Рябцун протянул небольшой свёрток. – Но я бы на твоём месте не пил, – искренне посоветовал он Максу и поинтересовался: – Как твоя голова?

– Распухнет и взорвётся скоро! Так, мне нужно работать, спасибо, что зашли. Я вас попрошу, Всеволод Григорьевич, предоставить расчеты по износу пресса, а вас, Артур, прислать по электронке отчёт по горюче-смазочным за 2014 год. Эти акты, – Макс кивнул в сторону бумажек в руке у Сабельникова, – верните Юнусову с приветом от меня. О’кей?

– А пойло? – потряс свёртком Мишка.

– Тоже Юнусову передай. Я уже не нуждаюсь, вы меня излечили и без него. Смехотерапия просто.

Все гуськом потянулись к выходу. Как только номер опустел, Макс плюхнулся на кровать и обхватил голову руками:

– Чёрт! Треклятая солидарность! Придурки! И он первый из них!

Покатов вытащил из кармана картонку с заветными телефонными цифрами. Ещё раз внимательно рассмотрел, как будто в них был какой-то важный код.

– Он придёт сам! – уверенно прошептал Макс картонке и положил её на видное место. Вновь достал ноутбук и вернулся к ревизионному отчёту. Работал остервенело, безжалостно и к клавиатуре, и к Антону Антоновичу с компанией. Пока не заглянула Агата:

– Там к тебе пришли…

– Кто?

– Кого ты не ждёшь… Он поднимается по лесенке, я видела в окно, как он приехал. Если что, я рядом, так и знай!

– Звучит угрожающе. А кто приехал?

– Юнусов.

Дверь распахнулась словно от ветра, нет, от урагана. Жаль, что нет звуковых эффектов в виде грома-молний… На пороге Тамерлан местного завода – раскосый и яростный Ким Юнусов. Макс даже попятился. Но спрятаться было невозможно.

– Макс? – это клич хана статьи и параграфа.

– Бляха-муха! – Столичный хлыщ даже струхнул и сдуру подумал – не спрятаться ли в шкафу? Не спрятался, решил, что с открытым забралом как-то более героически получится, пусть даже из-под забрала фиолетовый синяк выглядывает, хотя каменные шаги командора** убавляли ревизорскую доблесть.

Однако Ким ворвался в номер и осекся, остановился в самом центре, натолкнувшись на спокойный взгляд предполагаемой жертвы. Какой ценой этот взгляд был выдержан – Юнусов не знал.

– Пиши всё что хочешь в своём сраном отчёте и вали! Один!

– Но ты там будешь виновным номер один, – хладнокровно ответил Макс, покосившись на сжатые кулачищи ватерполиста.

– Похуй! Я всё это время знал, что интермедии Антон Антоновича не достигнут достойного зрителя. Что ты скалишься за нашими спинами, всё понимаешь и даже подыгрываешь.

– Зачем же участвовал? – Макс дёрнул губой: каков бы ни был противник, он просто так не сдаст позиции, на малое не согласится, на компромисс не пойдёт.

– Затем, что я ценю всех, с кем работаю. Я часть команды! У меня есть корпоративная злость. И ещё мне было интересно, что за зверь такой Максим Покатов? С чем его едят?

– Разобрался?

– Вполне!

– Одного не понимаю, с чего мне такая честь?

– С того, что у меня есть сестра. Пусть сводная, но любимая – Лиза Сазанова. О чем-нибудь тебе говорит это имя? – Юнусов опасно приблизился.

– Э-э-э… Лизетта?

– Вижу: говорит! Ты сломал ей всю жизнь! Знаешь, где она сейчас? В наркологии! Лечится!

– И как я этому поспособствовал?

– Напрямую! Я всегда был против этого брака! Скоропального, непутёвого! Она-то его любила, как кошка, а он? Бревно, решившее сыграть Пьера Безухова.

– Он не бревно!

– Я до сих пор не могу понять, как они зачали Коську? Как? Но он его сын! На Лизку не похож совсем! Глаза зеленые, сам русый, скуластый, нос короткий. И ты не посмеешь разлучить его с отцом!

– И не собираюсь никого разлучать!

– Хочешь забрать их обоих? Вот! – Юнусов экспрессивно показал кукиш. – Ты знаешь, что я юрист, я сделаю всё, чтобы лишить его права на отцовство, если он вернётся к своей пидорской жизни!

– Это очень гуманно. Особенно по отношению к ребёнку! Мать в наркологии! Отца лишили прав! Кто же опекун? Мужлан, игрок, не способный удержать ни одной юбки, зато умелец по поддельным документам! Что ты можешь дать ребёнку?

– Коська не будет воспитываться пидорами!

– Во-первых, никто никуда ещё не уехал. Во-вторых, мальчик будет воспитываться отцом, который, кстати, единственный из вас честный человек.

– Он погубил Лизку!

– Она сама себя погубила! Она прекрасно знала о его… м-м-м… особенностях. Я, конечно, видел, что девушка облизывается, но не до такой же степени! Это надо быть идиоткой, чтобы выйти замуж за гея и ждать любви. Я его обидел, и он искал укрытия. Она его предоставила! Заметь, по собственному желанию! А потом: кто слабее, тот и в наркологии! И потом, ты что? Надеешься, что они вновь сойдутся? Ни ей, ни ему это не показано.

– Не тебе решать! Пока тебя не было, всё было нормально!

– Что было нормально? – теперь наступал Покатов. – Она в наркологии, он несчастлив и подконтролен? Это нормально?

– Я не отпущу его! – упрямо крикнул Ким. – И Коську не отпущу!

– И как ты это сделаешь? – вдруг присоединился третий голос от двери. Юнусов и Покатов развернулись и натолкнулись на тот самый, слишком зелёный для правды, взгляд.

_________________________

*фраза из кинофильма «Москва слезам не верит» (1979, реж. В. Меньшов).

**командор – дон Карлос, герой «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина, убитый доном Жуаном и пришедший за возмездием с того света.

========== Явление VIII ==========

– Зачем ты пришёл? – выпалил Юнусов.

– Непонятно, зачем пришёл ты? – ответил Сева. – Судьбу мою решать? Мою и Коськи? Так мы как-нибудь сами.

– Да вы уже нарешали! Я не допущу, чтобы Костик воспитывался голубыми!

– Сначала ты никак не мог допустить, чтобы ребёнок воспитывался алкоголичкой. Верная тактика, но Костя – мой сын и Лизин, мы и будем воспитывать. А ты свои проблемы решай другим способом. А он, – Перцев кивнул в сторону Покатова, – вообще тут ни при чём.

– При чём! Он приехал за тобой, это и ежу понятно.

– Не нужно изображать праведный гнев, ты же только и ждёшь, что повод от меня.

– Какой повод? Что ты несёшь?

– Повод, чтобы, как ты говоришь, я вернулся к своей «пидорской жизни». Лилечка мне проболталась, что год назад ты отправил бумагу с моим назначением не в кадровый отдел, а в ревизионный – якобы по ошибке. И на почту пришёл запрос от ревизора Покатова на меня, Лилечка тогда общалась с Максом. Правда, она ничего не заподозрила. Покатов написал, что исправит ошибку и передаст приказ и личное дело кадровикам. Ты ждал, что Макс приедет. А когда это произошло, ты только и делал, что разжигал его решимость, хотя я просил тебя… И прошу сейчас: дай нам поговорить, уходи.

– Тогда была действительно ошибка! – вдруг прохрипел Юнусов. – И если ты сейчас останешься с ним тут «беседовать». – Выразительная пауза. – То я сегодня же начну собирать документы на опеку Кости.

– Собирай, – спокойно вмешался Покатов. – Только не забудь, что на любую силу есть противосила. Я привезу из столицы Войцеховского, тебе ведь говорит что-то это имя? Полагаю, тебе, юрисконсульту, вряд ли справиться с именитым адвокатом по семейным делам.

– Пф-ф-ф… откуда ты знаешь Войце…

– Живём на одном этаже, я за собакой его слежу, когда он улетает.

– Ким, уйди, – уже тихо проговорил Перцев. – Антон Антонович тебя потерял, как, впрочем, всех нас…

Юнусов сузил глаза, раздул ноздри, дёрнул губой и вылетел из номера, бахнув дверью что есть силы.

– Так, теперь рассказывай! Что с Лизеттой? Она никогда не была склонна к этому! Что за проблемы у Юнусова? Зачем ему повод? Нет. Стоп! Это потом! – Макс выдал целую очередь вопросов, но, как бы спохватившись, резко приблизился к Севе. Обнял. Поцеловал. Наконец-то тот запах и те ощущения, за которыми он ехал. Наконец-то безнаказанные прикосновения к его коже, тёплое, упругое тело под одеждой, манера прихватывать зубами нижнюю губу во время поцелуя, дрожание ресниц, помалу выплёскивающих зелень глаз, медленное покачивание бёдрами, будто какой-то тягучий танец… Долгожданный контакт затянулся и готов был перерасти в танцы более энергичные. Но Перцев всё-таки оттолкнул Макса:

– Мы же хотели говорить… Хотя я очень скучал, зачем врать.

– И я скучал. Рассказывай, что у вас там с Лизаветой.

– У нас сын.

– С браком этим дурацким что?

– Сначала было почти нормально. Я старался, она вдвойне старалась. Казалось, что мы оба получили, что хотели…

– Она – тебя, ты – не меня…

– Да. Только я привык, что ты постоянно треплешься, шумишь, вещи раскидываешь, готовить не умеешь. А тут: стерильность, тарелки в шкафу «по росту» и цвету выстроены, на обед первое-второе-десерт, а трусы-майки в такие вот трубочки свёрнуты. – Сева изобразил пальцами колечко, пододвинул ноут с опасными ревизорскими материалами и уселся на журнальный столик. – Порядок и тишина. Два молчуна нашли друг друга.

– Ну, у неё-то дыхание при виде тебя перехватывало, вот и молчала… – съязвил Макс. И сел рядом.

– Нет, не из-за любви, просто она такая. Хотя, конечно, я знал, что она меня любит, думал, что и я смогу со временем.

– Это ж глупо! Со временем только вино становится лучше, остальное гниёт и плесневеет. На что ты рассчитывал? Что однажды проснулся и забыл меня? Я, милый, злостный паразит, меня только с кровью вырезать можно. А в постели-то как?

– Никак. Тебе ни к чему знать.

– Но раз мелкий перчик образовался – значит, всё таки как-то?

– Отвянь, – Сева пихнул локтем в бок любопытному. – Когда Костя родился, стало хуже. Лиза стала не просто молчать, а специально не разговаривать, постоянно была недовольна, иногда уходила на целый вечер…

– Неужто кормящая мать начала гулять?

– Гулять в прямом смысле слова – она просто ходила по городу, одна.

– Пока она была беременная, ты кружил вокруг неё, создавал иллюзию влюблённости, а теперь малыш – вся твоя любовь ему…

– Возможно. Но, ты не думай, Лиза хорошая мать была… Пока не начала выпивать.

– Так она поэтому в наркологии?

– Не только поэтому. Не такая уж она запойная алкоголичка, чтобы лечиться… Хотя виновата, конечно. И я виноват.

– В чём виноват?

– Не от хорошей же жизни она пила. Причём днём, когда я на работе. А три месяца назад она попала в аварию, была подшофе. – У Севы вдруг задёргался глаз, Макс положил руку на его шею. – Авария не страшная, она въехала в столб, но в машине был Костик, в кресле, но не пристёгнут. Она его из садика забрала, домой ехали… Костя руку сломал, напугался очень…

– Бля…

– Права отобрали, штраф, ну и вот – принудительное лечение.

– Впервые такое слышу, чтобы за это в наркологии лечили принудительно! Это ж только суд может решить! Да и медицинские показания задолбаешься собирать!

– Нет, это не судебное решение. Ей пригрозили менты: либо лечение, либо лишение родительских прав.

– Надо же, какие менты…

– Однокурсники Юнусова.

– Так это он постарался? Зачем?

– А это уже другая история… Шурин мой драгоценный женат на мадам Рынок. Нет, она неплохая: щедрая, громкая, яркая, роскошная женщина, старше его на девять лет. Они уже давно в браке. Ему тридцать три, ей считай сколько, а детей нет. Не знаю почему. Но насколько я знаю, у Кима и побочных, нагулянных детей нет, а ведь он ходок.

– Как это мадам Рынок терпит его ходки?

– У них особые отношения какие-то, не моё дело. Но Наталье, конечно, ребёнка хочется, и желательно своего, а не чужого.

– Ух ты! Я, кажется, начал вникать! Рождается ваш Костик: вот ведь несправедливость! У непутёвой сестры и её мужа-пидораса есть ребёнок, а у такой благополучной пары нет! Нужно забрать ребёнка: если мать лечилась в наркологии, то это повод, если приедет бывший любовник мужа-дурака, и это повод! Не они ли спаивали Лизку?

– В магазине у Натальи ей бесплатно давали бутылку…

– Бля! Почему ты не сделал ничего?

– Я не сразу понял. Только вчера, когда мне Лиля сболтнула про случай годовой давности, что Юнусов тебе инфу отправил, вдруг как-то встало всё на свои места. Наталья сильно Костьку любит, балует, часто к себе забирает, выручает. Мы на дачу к Антон Антоновичу поехали, она за ним присматривала… Только почему Ким был уверен, что ты приедешь?

– Думаю, что, во-первых, ему Лизетта жаловалась на тебя, на меня, наслышан он о нас и понимает, что первая любовь не улетучивается просто так. Узнавал, может, обо мне. Знал, что я свободен и по-прежнему гей. Во-вторых, полгода назад какое-то письмо мутное пришло от вас о том, как вы старейшего Анхеля Петровича здесь крутите, а он сквозь пальцы на все безобразия смотрит. Генеральный мне не показал письма, поэтому автора не назову, но велено было готовиться осваивать новый маршрут проверок.

– Считаешь, что Ким написал?

– Не знаю. Однако он просчитался. Я рад его подлости! – Макс притянул к себе Севу и прижался губами к его виску. – Благодаря Юнусову я верну тебя.

– Нет. – Перцев оттолкнул Макса и пересел в кресло. – Я не поеду с тобой. Уже ничего не вернёшь. Я нужен Костику и Лизе.

– И мне.

– А ты перебьёшься! Перебивался же все эти семь лет…

– Именно перебивался! Сева, я стал другим, вся молодецкая дурь выветрилась, я тоже хочу уюта и любимого человека рядом. Тебя. Я виноват перед тобой: если бы не мои взбрыки, ты бы никогда не женился. Прости! Не было ни дня за эти годы, когда я не вспоминал тебя. Я старался не узнавать о тебе ничего, а то вдруг ты счастлив… Тогда себя будет жалко. Я готов даже здесь остаться ради тебя, но ты же понимаешь, что это не вариант. Нас линчуют здешние фарисеи. Надо ехать в столицу.

– Нет, я никуда не поеду, хотя давным-давно забыл ссору и понял, что сглупил сам. У меня Костик, увезти его от Лизы я не посмею, и без того я виноват перед ней. А оставить не смогу. Поэтому – нет.

Покатов услышал непробиваемый железобетон в голосе Севы, в голове стала осыпаться уверенность в успехе своего предприятия. Макс сел на пол перед креслом – искал убегающий зелёный взгляд, чтобы зацепиться и вытащить прежние чувства.

– Сева, что тебя ждёт? Сколько ты выдержишь? Сколько ты уже без секса? Шесть лет?

– Без этого можно жить.

– Как долго? И до какого финала? Ещё лет десять-двенадцать – и Костик пойдёт своим путём, а вы останетесь ненавидеть друг друга, если господа Юнусовы не распорядятся вашей семьёй раньше.

Сева покачал головой – «нет».

– Тебе нужно отпустить Лизетту, она ещё молодая, найдёт себе мужика. Пока не поздно. Если ты сейчас испытываешь вину, то что будет через годы? Вина нарастёт как древесные кольца – каждый год как удавка, вырваться будет невозможно. Поговори с Лизой, неужели она будет цепляться за тебя?

– Не будет, мы даже говорили о разводе уже, – еле слышно промолвил Сева. – Но я ведь не смогу забрать у неё сына, а здесь не могу оставить…

– Выход есть. Мы найдём его…

Макс подвинулся ближе, провёл горячими руками по ногам Перцева, снизу вверх, до самого паха. Потёрся щекой о его колени, стал целовать внутреннюю часть бедра, прикусывая кожу сквозь ткань брюк, выше и выше. Сева всхлипнул, положил ладони на плечи Покатову и неуверенно прошептал:

– Нет, не сейчас…

– Сейчас. Надо только двери закрыть. – Макс метнулся к выходу, щёлкнул затвором и назад, развязывая пояс халата… Встретился с зелёным мутным взглядом и нагло заявил: – Если ты мне скажешь «у меня обязательства», «болит голова», «пора бежать заводить пресс», «позвонили из детсада» или «ты позабыл, как это делается», я тебя убью. Или изнасилую! Только резины у меня не осталось! – И скинул халат.

– Не скажу… Впрочем, как бы ты меня изнасиловал? – просипел Сева и шагнул навстречу. Тот же запах, тот же настырно-серый глаз, тот же наглый язык, та же вздувшаяся вена на члене, те же похотливые пальцы и рычание вместо пошлых вскриков.

***

– Как я скучал…

– Сейчас ты обязан на мне жениться.

– Я женат.

– Ненавижу тебя за это.

– Расскажи-ка, что там у тебя с Эриком?

– Мир, дружба, жвачка!

– А с Агатой?

– Больше дружба, чем жвачка.

– А с отчётом по нашей конторе? Мы справились?

– Ты! Ты меркантильный лживый урод!

– От лживого урода слышу.

– Как я по тебе скучал… Я завтра улетаю. Ты придёшь провожать?

– Ты же знаешь: нет…

========== Явление IX ==========

Антон Антонович рыхло сидел, покачиваясь на скрипучем кресле, прикрывая зевки голубенькой медицинской маской. Как он говорил: «Подхватил весеннюю инфлюэнцию». Так он называл грипп. Хотя, скорее, это было весеннее обострение пофигизма, а не инфекция. Он уже решил, что после обеда укатит домой – вернее, на дачу: там будут перекрывать крышу, а работники должны верить в то, что директор истово сражается с больничным.

Сабельников победоносно докладывал об успешной сертификации всех рабочих мест, включая треклятый пресс. Антон Антонович покосился на хмурого Юнусова – похоже, тот так и не отошёл от никчёмного выговора по итогам проверки. И с чего бы так принимать близко к сердцу? Отделались же малым. После того громоподобного отчёта всё могло быть и хуже: Антон Антонович вообще ожидал унизительной отставки. Однако пронесло.

Вдруг вбежала Лилечка. Цок-цок-цок…

– Смотрите-ка! По защищённому каналу пришло! – Она протянула лист с распечатанным текстом. Сабельников недовольно остановил свой спич на полуслове.

– Что это? Из главка? – Антон Антонович медленно вытащил из стола очки, протёр и водрузил их поверх голубенькой маски, превращаясь в какого-то человека-невидимку. – Уведомление. Хм… Уведомление о переводе работника в головное предприятие с сохранением должности… Э-э-э… Сева? – У Антона Антоновича запотели очки. – Как так? Перцеву предлагают место в Москве. Ничего не понимаю… Подпись – Гумберт… Вот смущает меня таки фамилия нашего генерального, даже не знаю чем…

– Набокова почитайте, поймёте чем… – усмехнулся Ландыш. – Так что там с Перцевым?

– Забирают его, суки… – Директор раздражённо снял маску и поправил очки. – Чёрт-те что! Только воспитаешь нормального специалиста, как тут же цап – и нет человека! Козлодои… Благослови их, господи…

– Севу переводят в головное? На такую же должность? Вот это финт! – У Рябцуна вытянулось лицо. А Гузеля присвистнул.

– Странно… Он же выговор на пару с Кимом схлопотал… – Вера Ивановна выгнула почти несуществующую, выщипанную в прах бровь.

– Сева не подпишет. Вы же знаете, семейные обстоятельства, – высказался Юнусов.

– Отчего же? Подпишу. Мы с Лизой обсудили уже. Решили ехать, – тихо ответил Перцев.

– Э-э-э… – издал утробный звук Антон Антонович, и на одном стекле очков образовался удивлённый просвет. Рот начальника приоткрылся в недоумении, в животе что-то тоскливо заурчало. Юнусов соскочил с места и уронил стул, растопырил руки, как будто хотел ухватить кого-то за хвост. Ландыш неожиданно откинулся на спинку дивана и блаженно улыбнулся, прикрыв глаза. Сабельников мгновенно выпил свой стакан с водой и схватился за соседский. Григоренко стукнул по столу под краткое «блядь». Гузеля и Рябцун просто застыли столбами с чуть окосевшими лицами. Профбосс Жирихина высказалась некстати:

– Что ж, надо отвальную делать…

– Может, у вас, на даче? – прощебетала весело Лилечка. – Заодно и Юрика проводим!

Почти полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение. Занавес опускается.