Текст книги "Ревизор(R) (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Кабы чего не вышло… Кабы кто его не притопил… – и повёл взглядом в сторону Юнусова, который был мрачнее тучи. Ким Ренатович играл за сборную города по ватерполо, и разыгрывать глупый спектакль перед заезжим ревизором ему не улыбалось, тем более что Покатов злил его всё сильнее своими въедливостью и ехидством. Да и вообще – злил.

Новость о «дне здоровья» ревизору преподнесли на обеде вместе со стейком особой прожарки.

– О как! И в чём же суть сего мероприятия?

– Это по программе профилактики заболеваемости, Виктор предложил год назад. – Виктор предательски икнул. А радушный Антон Антонович продолжил проявлять свою осведомлённость: – Сначала ребята плавают, потом в водное поло играют. Ким Ренатович у нас мастер спорта, за город играет, нас тренирует. – Юнусов скривился.

– А вы тоже играете? – ухмыльнулся Покатов.

– Бывает, и я играю… – Антон Антонович погладил пузо. – Но в последнее время подагра разыгралась, врачи сказали повременить. Как вам наш облепиховый чаёк сегодня?

– Удивительный! Только я не пил, у меня аллергия на облепиху.

– Незадача! Попрошу Анну Андреевну сделать завтра липового.

– И когда же должен быть заплыв? – Покатов прищурился.

– В пять, вообще-то… Может, что-нибудь из проверки ускорить? Надо людей пораньше домой отпустить, чтобы переоделись.

– Видимо, программу по профилактике я воочию проверю, – оскалился ревизор, а Антон Антонович с сожалением подумал, что назвал слишком позднее время. – А после обеда давайте-ка, Виктор, сертификацией рабочих мест займёмся. На инструктаже я побывал сегодня, документы по медосмотрам в порядке. Виктор Сергеевич толковый специалист. – Сабельников аж зарделся от похвалы, но тут же шепнул сидящему рядом главному инженеру:

– Пресс надо останавливать, звони Перцеву!

Григоренко крякнул, нехотя вылез из-за стола и отправился к туалету, чтобы предупредить начальника производства.

– Сева! Этот змей столичный после обеда пойдёт в цех с сертификацией. Останавливай нахер брикетировщик. Надо, чтобы остыл! И пылюкой какой-нибудь засыпь, чехол накинь… Болванки куда деть? Придумайте с мужиками что-нибудь! Не знаю, что будем говорить! Скажем, что это старый запас. Что станок стоит уже пару месяцев, что без продления срока эксплуатации не смеем, работаем на старых болванках!.. Там этот твой слесарь-«золотые руки» трезвый?.. Хорошо. Не шипи! Действуй!.. Не я это придумал! Ты знаешь кто. Я понимаю, что не можешь. У меня вообще купальных плавок нет, я их в Геленджике оставил летом. Вот проблема так проблема! Всё, минут двадцать – и они почапают в твою сторону.

Григоренко нажал «отбой». Сюда же в коридорчик вышел Юнусов.

– Кто придумал это долбоёбство с бассейном?

– Кто-кто… Антон Антонович.

– И этот… пи-пиздюк будет на нас пялиться? Может, его к нам, в чашу? Я там разыграю с ним пару фолов.

– Тс-с-с… Не убудет от тебя. Тебе-то вообще нечего переживать, ты ж спортсмен.

– Эрик тоже идёт?

– Естес-с-сна! Он Аполлон, ты Аполлон Бельведерский… Затмите там всех нас. Не парься, получим удовольствие, а этот пусть смотрит, убеждается. Хотя чует моё сердце, убеждается он в том, что мы отменные пиздоболы.

– Да, он не дурак.

– Вы там, на производстве, подальше его от пресса держите, подольше расписывайте остальное.

– Понял я… Только он как будто чувствует, где тонко. Когда Витюша своими документиками экзаменационными шуршал, программы разные включал, про медиков раскатывал, Покатов чуть не засыпал и был благодушен. Как только к транспортникам попёрлись на инструктаж, он сразу оживился. Ещё до инструктажа узрел лужу тосола, обратил внимание на битый бампер от «форда», что Рябцун левачил. «Форд» убрали, а бампер забыли. Заметил самодельную переноску, етить! Как она там оказалась? Мишка злой, они уже сцепились, Рябцун только что за монтировку не ухватился… А потом ещё инструктаж грёбаный… Испуганный Сабельников пыхтит, водилы глазами вращают, шокированные таким водевилем. В общем, останемся без тринадцатой…

– Курить охота… Там Сабельников ничего про стопроцентный некурящий коллектив не писал в своих прожектах? – Григоренко опасливо заглянул в зал столовой, где приступали к компоту их коллеги и зловредный ревизор.

– Не додумался, слава Богу.

– Вера Ивановна говорит, что Агата Сергеевна между делом про наших выспрашивает. Про тебя, про Рябцуна, про Гузелю, про Перцева, про Ландыша, разумеется, и даже про меня! Как думаешь, неслучайно?

Юнусов пожал плечами.

– Я вообще думаю, что они неслучайно приехали.

– За чем-то особым?

– За кем-то, а не за чем-то. – И юрист, нацепив дружественное лицо, отправился в зал.

– В смысле? – Главный инженер остался стоять с открытым ртом.

Антон Антонович вёл себя в бассейне как хозяин, рассказывал, показывал. Подвёл к стенду с фотографиями спортивных героев местной спортшколы: тут значился и лопоухий, ещё четырнадцатилетний Гузеля, и курносая звезда вчерашних псевдоименин Жирихина, и красавец «тю-тюлешка», который сопровождал гостей. Покатов с любопытством разглядывал и фотографии, и кубки, и помещения разные. Улыбался.

Потом пошли на трибуну чаши. И сели как специально… поближе.

Мужички слишком неуверенно для «завсегдатаев» прошлёпали по кафелю и выстроились перед флегматичным зятем Антона Антоновича. Вяло и неорганизованно выполнили пару его команд, выслушали краткий инструктаж: «с бортов не прыгать», «по кафелю не бегать», «шапочки не снимать», «на разделителях не висеть», «первая дорожка для профессионалов, остальные для любителей», «никто никого не топит»… Покатов вдруг сделался исключительно серьёзен, разглядывая разношёрстную команду. Антон Антонович заливался соловьём, расписывая их «частые дни здоровья», поэтому, кого именно так рассматривал ревизор, он не заметил.

На воде, конечно, сразу определились четыре фаворита: Гузеля, как-никак кандидат в мастера, Юнусов, надевший шапочку «с ушами» для ватерполо, один из молодых парней из транспортного цеха в плавательном костюме – очевидно, тоже профи – и Ландыш. Эрик хотя и плавал саженками, не технично, но сильно, красиво, загляденье. Эти четверо оседлали первую дорожку и наяривали туда-сюда ходки. Другие баландались в остальной части чаши, тоже хотели себя как-то проявить по-спортивному, изображая, как им казалось, разные стили. И только Перцев изображал водоросль, повиснув на перилах.

Когда же началось «водное поло», как его называл Антон Антонович, сразу выявились нестыковочки. Во-первых, разделители убрать было нельзя. Во-вторых, любители дней здоровья, как оказалось, совсем не знали правил. Юнусову пришлось долго втолковывать, что «мяч нельзя отбивать», что «его удерживают только одной рукой», что «в двухметровой зоне ворот без мяча противнику нельзя находиться», что «мяч под водой прятать не стоит», что «шагать по дну бассейна тоже»… Мужики были возмущены таким количеством ограничений. Но спектакль есть спектакль: «Дездемона должна быть задушена, чего бы это ни стоило».

Ким специальным скотчем налепил прямоугольники двух цветов на шапки игроков, на ворота с детской стороны поставили не плавающего Перцева, в глубоководье – Рябцуна. В команде Юнусова на одного человека меньше, ибо юрист-ватерполист за двоих считался. И под радостный свисток «тю-тюлешки» игра началась. Сначала все двигались как маринованные, но потом вроде разозлились: заматерились молодецки, замолотили водицу в пену, Гузеля даже Юнусова обвёл, а Сабельников чуть плавки не потерял в потасовке. Антон Антонович, непонятно за кого болея, азартно вскрикивал, подскакивая на пятой точке:

– Гаси! Давай! Мочи! Шайбу-шайбу! Эх, кто так бросает? Мазилы криворукие!

Кульминация свершилась стремительно. Юнусов, защищая ворота беспомощного Перцева, перехватил высокий вражеский мяч, выпрыгнул из воды и перевёл его в другую сторону бассейна сильной рукой. Совсем в другую сторону бассейна. И было заметно, что это не оплошность, что выцеливал, что он мастер смертельных бросков. В общем, мяч попал в лоб Покатову.

Максим бахнулся назад со скамейки, как жестяная уточка в парковом тире. И видны остались только ноги в пижонских остроносых ботинках. Немая сцена: даже вода перестала плескаться, загустела как-то… Антон Антонович ошалело смотрел вниз под скамью так, как будто там мозговая каша. У его дебелого зятя выпал свисток. Юнусов так и застыл с поднятой рукой и со светлой надеждой в глазах.

– Доигрались, блядь… – печально констатировал Григоренко. – И чо? Жив?

Антон Антонович обмяк и схватился за сердце. Это был знак – всем плыть, бежать, спасать. Кого-нибудь из двоих.

Директору хватило и стакана воды с корвалолом. А вот ревизора пришлось нести в медпункт, Гузеля и Юнусов справились профессионально. Донесли до медсестры за пару прыжков, ни разу не упав. Медсестра растерялась, глазами захлопала, чуть сама в обморок не упала… Но здесь же Сабельников, эпицентр сегодняшней проверки и инженер по ТБ, между прочим.

– Кладите горизонтально на кушетку, не нужно никаких подушек! Ноги согните ему в коленях! Галстук ослабьте! Где нашатырь тут у вас? Где нашатырь? Да не ей – мне давайте нашатырь! Все отошли! – Короче, Сабельников показал мастер-класс по спасению неутопающих. По щекам похлопал, пульс засёк, нашатырём привёл в сознание и даже повернул страдальца на бок – на всякий случай. Куча мужиков в плавках и одна одетая полуобморочная женщина внимательно наблюдали за воскрешением Покатова. Тот застонал и слабо спросил:

– Что это было?

– Это я виноват, – отважно признался Ким, – я не в вас целился.

– А в кого? – хрипло спросил подоспевший только что Антон Антонович.

– Так! Выходим все! – скомандовал Сабельников, дослужившийся этим случаем с Витюши до Виктора.

Все послушались, только Юнусов задержался. Он быстро подошёл к кушетке, склонился над Максимом низко-низко. Чтобы извиниться? Нет.

– Послушай, зачем ты приехал? Проверял бы Тюмень, как обычно. Тебя здесь не ждут. Ты ничего не исправишь. Ты всё только портишь. И я в тебя целился! – прошипел он почти в ухо своей жертвы так, что осоловевшая медсестра и застывший на пороге Сабельников услышали только странный ответ:

– Сладкий…

– Повредился-таки… – горестно вздохнула медсестра.

***

– Сможешь ли ты завтра выйти?

– Выйду с обеда, отлежусь утром. Да и ничего серьёзного.

– Он специально в тебя целился?

– Конечно. Он даже это сказал.

– Что ещё он сказал? – Агата заваривала какой-то целебный чай. Не облепиховый.

– Что я всё порчу. И он прав.

– Ой ли? Какая самокритичность в тебе от удара образовалась! На-ка выпей – может, рассосётся? – Она подала Покатову кружку с ароматным напитком.

– Я сам тогда всё испортил. Вёл себя как дурак, тогда я был в образе такого молодого мудака байронического образа, дрыгающегося под рейв. А ему хотелось романтики, уюта, непубличности. Я ему всегда твердил, что никого не держу, что свобода – это главное. Ну, вот я и свободен от него…

– Ты им не дорожил.

– Мне казалось, что дорожить должны мной. Такой вот я распрекрасный, соблазнительный и охуенный объект воздыханий. И он однажды ушёл. Сказал, что такая безумная жизнь его не устраивает. И что у него кто-то появился. Я в ответ исполнился презрительности и просто отпустил, считая, что он прибежит уже через неделю.

– Не прибежал.

– Ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Более того, я узнал, к кому он ушёл! К своей однокурснице Лизке, которая всё о нас знала, стерва… Через год они поженились.

– Но ты же знаешь, что они не стали счастливы.

– Тогда несчастлив был я.

– И он, и она тоже. Раз уж ты привык всё портить, то учись всё исправлять.

========== Явление IV ==========

В начале пятницы – срочная летучка. Не летучка даже, а военный совет. Все основные фигуранты и свидетели вчерашней битвы здесь. Первым делом от почётной миссии сопровождать ревизора отстранили Юнусова, его заменила Лилечка, которая всё ещё была на позитиве. Осуждал Кима только Антон Антонович, остальные ещё вчера сердечно пожали руку.

– И что думаете, господа хорошие? Он сейчас совсем излютуется? – вопрошал директор.

– Не больше, чем раньше! – резко ответил Рябцун.

– А что ты ему вчера сказал напоследок? – спросил Сабельников Юнусова.

– Извинился, – буркнул провинившийся юрист.

– Мне кажется, что он простил… Ну, судя по тому, что он ответил…

– А что он ответил?

– М-м-м… – Сабельников покосился на Юнусова.

– Сказал, что «всё нормально», – ответил за него Ким. – И вообще, я думаю, что вчерашнее мероприятие удалось. Виктор себя проявил, программу по профилактике предъявили, ну и сами удовольствие поимели.

– Двойное! – поддержал Рябцун. – Только вот он после обеда явится и тоже поимеет и нас, и удовольствие. Слава богу, что не ко мне!

– А у нас всё в порядке! Ремонтники шухер навели, технологи тоже безупречны, в ОТК всегда было всё отлично, там Антонина Ивановна сама кого хочешь поимеет. Я спокоен! – уверенно разгонял тучи Григоренко.

– А я нет! Пресс невозможно просто спрятать, как левые машины или курилку… – высказался Перцев.

– Может, я его сначала повалидолю у себя – и под конец дня на производство, а там пусть ребята показательную программу на ЧПУ продемонстрируют? Ну, и ещё какое-нибудь мероприятие на худой конец придумать!

– Нет! Мероприятия без меня! Я сыну обещал театр, на ёлку отвести и в кино! – возмутился Перцев.

– О! Так это повод! Ёлка! Это та, на которую Жирихина билеты распространяла? Это же святое! Неужели он не войдёт в положение? – У Антона Антоновича появился нехороший блеск в глазах.

– Сказать ему, что все работники производства должны срочно уходить с детьми на ёлку, как только он до пресса доберётся? – догадался Ландыш.

– А неужели не сработает? – Антон Антонович выгнул лукаво бровь типа «каков я хитрец!». – Даже врать ничего не нужно! Слышишь, Лиля! Это будет твоя роль! Вовремя напомнить Всеволоду Григорьевичу, что у него сегодня праздник.

– Хорошо. – Лилечка записала в блокнотик.

– Стоп! Ну, уйдёт Перцев, ещё пара работников, а мы-то все останемся! – всполошился Григоренко. – Что помешает ему и без начальника производства под чехол пресса залезть?

– Надо всем идти! – гениально ответил Антон Антонович.

– Ёлка-то для детей… – всё испортил бездетный Сабельников.

– Я возьму внука, – озарило директора, – Лиля приведёт свою дочурку для тебя, Витя.

– Я могу привести целых двух племянников, – подсуетился Григоренко. – Для себя и для Мишки…

– Вот вы изобретатели! – ухмыльнулся Юнусов. – Я-то просто не пойду. А Гузеля?

– У него есть дочка!

– Так там же проблема с женой. – Ким сказал то, что все знали: у Артура недавно прогремел развод и жена наотрез запретила ему видеться с дочерью. Гузеля тяжко вздохнул, подтверждая своё неутешительное положение.

– Хм… Я ей позвоню, твоей ехидне! – бравурно заявил Антон Антонович. – Но сначала нужно срочно билеты достать. Сегодня у нас культурное мероприятие! И деток заодно порадуем, и репутацию коллектива нашего поднимем. Как-никак семейные скрепы упрочняем, заказ государства опять же уважаем! – и нежно взглянул на огосударствленный портрет на стене.

– Может, не нужны билеты, чужие дети, – вставил Перцев. – Не попрётся же он на ёлку!

– Ставлю бутылку коньяка на то, что попрётся! – азартно предрёк Юнусов.

– На всякий случай! – поднял палец в небо сообразительный директор, не развивая тему ставок. – От него всего можно ожидать!

В общем, у директора появилось дело: звонить в театр, заказывать срочно билеты на вечернюю ёлку. Естественно, по знакомству ему это удалось. У остальных лишний повод для неудовольствия: никто, кроме Перцева, не стремился угробить вечер на сомнительном по весёлости мероприятии. Но все знали, что Антону Антоновичу лучше не перечить, себе дороже…

И день покатился по накатанной директором дорожке. После обеда явился Покатов, свежий как огурчик. Его под белы рученьки повели в ОТК и в отдел главного технолога. Казалось, что ревизору память мячом отшибло: ни единого мстительного движения или язвительного слова. Покатов быстро проверил номенклатуру, поговорил с технологом, заторопился на производство. А там уже концерт готов: стажист Тихонович и стажёр Шишкин в чистейших робах не по размеру образцово демонстрировали работу с ЧПУ. Тихонович (тот самый – «с золотыми руками») без единого матюка обошёлся, подсказывал молодому как по писаному. Вот что трезвость с человеком делает! Порыв ревизора развернуться к прессу тот же Тихонович пресёк длинным затейливым рассказом про свою «жисть», а потом Григоренко потащил в сборочный… До пресса даже не дошли.

В положенное время у Лилечки, которая в новенькой робе выглядела как порноактриса, звякнула напоминалка в телефоне, и она выученным текстом продекламировала:

– Всеволод Григорьевич! Антон Антонович просил вам напомнить о том, что через час у вас ёлка по профсоюзному билету! Вам пора идти, разрешили пораньше.

Перцев покраснел. Покатов с интересом изучал этот стыд на его щеках.

– Лиля, а почему ты нам не напоминаешь? – строго вставил Григоренко. – У нас. У все-е-ех. Ёлка.

– Антон Антонович поручил напомнить только Всеволоду Григорьевичу! – нимало не смутясь, ответила Лиля.

– А что, вы тоже должны уходить? – Ревизор проявил подозрительность.

– Да! И я, и Артур, и Виктор… Да и Антон Антонович туда внука ведёт. Ещё некоторые специалисты.

– Надо же, как у вас живенько профсоюз работает…

– Заботятся о нас.

– И где эта ёлка будет?

– В детском театре, на Пионерской площади.

– Давно я там не был…

– А пойдёмте с нами! – вдруг сорвалось у Гузели. Он тут же получил локтем в бок от Сабельникова.

– Я подумаю… – улыбнулся Покатов. – А пресс-брикетировщик у вас как работает?

– Он не работает! Он в процессе переоформления срока эксплуатации! – быстро отреагировал Гузеля.

– Что-то не видел я таких документов… На чём же вы работаете?

– Болванок старых был запас, – уверенно несло Артура. Покатов засиял, понимая, что присутствует при рождении очередной сказки. Перцев покраснел ещё гуще.

– У нас есть договор с машиностроительным заводом… – робко солгал Сабельников.

– Вот как? Хорошо, посмотрим на этот договор, – ещё шире улыбнулся Покатов. Но теперь инженер по ТБ получил локтем в бок от Гузели:

– Тебя Юнусов убьёт! – прошептал он Витюше.

– Что ж, вам пора за детьми, – милостиво отпустил всех Покатов. – И хоть день получился совершенно кастрированным, не перестаю восхищаться вашей столь насыщенной общественной жизнью и дружным коллективом. Я тогда отправлюсь к юристу, посмотрю бумаги.

– Э-э-э… А он с нами идёт! – начал выкручиваться Григоренко, спасая неподготовленного Юнусова.

– У него тоже дети?

– Н-н-наверное, он пообещал побыть нашим шофёром. Дети в костюмах же будут…

– Надо же, какая солидарность! Надо будет тоже прогуляться с Агатой Сергеевной до Пионерской, вкусить предновогоднего настроения… – Покатов улыбался уже совершенно по-хищному. И все поняли, что Юнусов выиграл бы бутылку.

Но на представление в театр Максим, конечно, не пошёл. И заговорщики об этом знали. Их информировал Ландыш, который «выгуливал» сегодня Агату Сергеевну (а с ней и паровоз в виде Покатова): у Эрика была своя «программа» прохождения проверки. Однако играть в «отцов и детей» всё-таки пришлось, так как программа выгула включала в себя ледовый городок на Пионерской площади – как раз тогда, когда заканчивалась злополучная «ёлка».

Когда измождённые новогодними шутками, мишурой, хороводами и детскими стишками «отцы» вышли-таки из театра, то они сразу наткнулись на Агату Сергеевну, зябко кутающуюся в белую короткую шубку.

– Ага-а-ата Сергеевна! Вы здесь? – фальшиво обрадовались примерные семьянины и схватили за руки своих-чужих детей. – А где Максим Романович?

– По-моему, эти оба в детство впали! – Агата показала пуховой варежкой на высокую горку. Наверху этого плечистого сооружения кучка подростков и два великовозрастных субъекта – уже в снегу, машут руками, что-то кричат. Потом один, что повыше (а это Ландыш), резко обхватил того, что в приличном пальто и пониже (а это Покатов), натурально бросил на ледяную спину горки и с улюлюканием устремился за ним. Чем закончился спуск, уже было не видно…

– Э-э-э… У них всё в порядке? Они не выпили? – по-отечески насторожился директор.

– Нет, не пили… Только уже с полчаса этот дурдом продолжается, – грустно усмехнулась Агата.

– Папа! Я тоже хочу на горку! – возопила кудрявая фея, дочь Гузели, для которого директор выторговал кратковременный семейный нейтралитет.

– И я! – категорически поддержал сын Перцева.

– И мы! И мы! – подключился нестройный, но звонкий хор детских голосов.

– Мы же собирались в кино? – попытался вразумить Перцев.

– Это опасно! – возвестил Сабельников.

– Вы же в костюмах! – возмутилась Анна Андреевна.

– Прикольно! – зажёгся Рябцун.

– Надо уходить, – взмолился Юнусов… Но его не услышали, так как из-за низкого снежного заборчика с гиканьем выпрыгнуло двое оленей: Ландыш и Покатов в смешных шапках с мягкими «оленьими рожками».

– Бля-а-а! Агата! Спаси меня! – проорал первый олень и тут же восторженно добавил: – Ой, блин… сколько детей!

– Он сам виноват! Ты видела? Видела, как он мне подножку поставил? Олень! – в запале оправдывался краснощёкий Эрик.

– От оленя слышу! – парировал Макс и схватил первого попавшегося ребёнка, закрываясь им от распалённого и хохочущего Ландыша. Он стал махать руками ребёнка, имитируя бокс. – Получи! Получи, зловредное парнокопытное! По рогам, по рогам тебе! Какой ты благородный олень? Ты самозванец! Не олень, а лось!

Ландыш ловко перехватывал «удары», потасовка развеселила детей, которые сначала стояли, раскрыв рты, а потом стали бегать вокруг двух дядь-придурков. Эрик удачно достал Макса по голове, сорвал рогатую шапку…

– Уа-а-а! – трагически воскликнул Макс. – У оленя отняли его достоинство! Дети! Не дайте мне умереть… – И актёр-актёрище закатил глаза и повалился на Гузелю, типа умирает. – Рога… Верните мне мои рога-рогулечки… – простонал он.

– Верни рога оленю, лосяра! – воинственно воскликнул чей-то сын.

– Фигушки! – вдруг включился в спонтанную сказочку Эрик и побежал, махая шапкой.

– За ним! – приказал всё тот же малыш-вояка.

– За ним! – поддержали остальные дети, побросали подарки прямо на снег и понеслись за Ландышем.

– На лося! – ожил вдруг олень в пальто и без рогов и поскакал к горкам.

– Ату его! – крикнул Рябцун и рванул следом.

– Бей оленей! – Сабельников аж на носочки встал, чтоб было громче. – Эх! Была не была! – и тоже погнал за всеми.

– Которого из оленей бить? – только что присоединился к отдыхающим шофёр Юрик, что пришёл встречать директорских внуков. Он спешно надевал варежки.

– Какого догонишь, – хмуро подсказал Юнусов.

– А давай обоих! – выступил с неожиданной инициативой Гузеля. Артур и Юрик бросились в бой.

– Чёрт! У моего только гипс сняли! – осенило Перцева, и он тоже помчал на горку, видимо чтобы вытащить сына из кучи-малы.

– Что же вы стоите? – возмутилась Анна Андреевна в адрес Кима Юнусова. – Бегите! Спасайте!

– Кого?

– Оленей! – подсказала Лилечка.

– И вправду, бегите, вам же охота подурачиться, – подбодрила Агата Сергеевна. – Если бы не каблуки, я бы тоже покаталась…

Юнусов пожал плечами, неуверенно пошёл в сторону горки, но через несколько метров побежал.

С горки уже катился визжащий ком из людей, маленьких и больших. По пути кто-то отлетал, кто-то терял перчатки, кого-то сбивали или, наоборот, увлекали с собой. На финише ком рассыпался, но тут же разгорячённые льдом и криком тела подскочили и побежали опять на верх горы. Максим затеял кидать снежки, попал в лицо Гузеле, тот с рёвом подбитого бомбардировщика понёсся на обидчика. В общем, опять «рукопашная». Максим оказался теперь под всеми, кто-то (слава богу, из детишек) сел ему прямо на голову, кто-то вцепился в ногу, кто-то тяжёлый бахнулся на живот – и поехали вниз. Всё вокруг вращало, ударяло, хохотало, снег забился за шиворот. Но сам завёл толпу, и теперь так просто не улизнуть. Тем более что здесь же, в куче, был тот, кого можно было безнаказанно схватить, сжать, опрокинуть на себя, дотронуться до кожи и отчаянно прошептать в самое ухо… Нет, сказать не получалось, кто-то хватал его самого, тащил за собой, щипал, щупал и кричал в самое ухо: «Ты сам напросился!» Макс отчаянно сбрасывал одного и бежал за другим, не теряя своего единственного в этой безумной толкотне и сумятице.

Ещё одна попытка: и почти получилось… Максим оказался прямо на нём, лицом к лицу с тем, ради которого приехал, но их тут же облепили дети: эге-ге-е-ей – опять вниз, и даже пристально посмотреть в глаза невозможно. Максима повалили так, что он уткнулся куда-то в шею, успел почувствовать до одури знакомый запах… Но ни сказать, ни посмотреть, ни дышать, только поцеловать – и то залпом и безвкусно. И вновь его тащат, валят, засыпают снегом… Впору не хохотать, а рыдать.

После такой веселухи Мишка Рябцун предложил «завалиться куда-нибудь и погреться»… Но женщины стояли намертво: все мокрые, да и детям хватит на сегодня – все по домам, греться!

***

– Будет синяк! – уверенно заявила Агата, разглядывая подбородок Покатова. – Удалось хоть договориться?

– Чёрта с два!

– Он тебя избегает?

– Непонятно! Такое ощущение, что у них всех заговор против меня…

– Завтра выходной. Он будет один. Просто сходи к нему домой! Ты же знаешь, где он живёт.

– Он живёт не один. Ты видела? У него ребёнок.

– Хм… Тебе это может помешать? Да и чёрт их разберёт, где чьи дети там…

– Это ему может помешать.

– Сходи к нему и поговори, не городи проблем там, где их пока нет!

– Что бы я без тебя делал? – нежно-риторически произнёс Покатов.

– Даже страшно представить! Так и бегал бы без шапки!

========== Явление V ==========

Тук, тук, тук… тук-тук-тук-тук…

– Бля! Всего десять… – простонал Макс, взглянув на часы в телефоне. – Кто там? – крикнул он в сторону двери.

– Максим, это мы! – голос Агаты.

– Мы? Николай Второй? – проворчал Покатов и вылез из-под одеяла, накинул махровый халат на голое тело и отправился открывать двери. На пороге уже нафуфыренная Агата и свежий Ландыш с непонятным выражением лица: то ли любопытство, то ли неуверенность.

– Как ты себя чувствуешь? – насторожённо спросил вчерашний олень.

– Нормально… Рог только на башке: долбанулся о лёд вчера. А что? Плохо выгляжу? – Максим глуше запахнул халат. – Вы явились поинтересоваться моим здоровьем?

– Нет. – Агата прошла в комнату и уселась в кресло. Ландыш за ней, не преминув «незаметно» провести рукой по спине Покатова. – Эрик Вадимович приехал за нами. Нас приглашают на дачу к Антону Антоновичу: там баня, ёлка, камин, все дела… Поехали!

– Однозначно нет! – митингово заявил Максим. – Никаких дач и бань! Ты же знаешь, что баню я не люблю, а на дачи к проверяемым не езжу.

– Ты обычно и в рестораны не ходишь, и на прогулки не соглашаешься, – язвительно заметила Агата и хитро подмигнула.

– Ну… тогда был повод, – нахмурился Макс. Он не понимал – зачем Агата его уговаривает? Ведь у него есть: «а» – принципы, «б» – планы.

– Здесь тоже повод. К Антону Антоновичу многие придут! – Она нажала на слово «многие».

– Блин… – понял её намёк Максим. – А ты, Эрик, пойдёшь? Или ты только на посылках?

– Пойду, – буркнул Ландыш.

– Не обижайся! Я же должен знать, с кем там сверкать в бане буду! Кто будет ещё?

– Все наши.

– С детьми? – докапывался Макс.

– Вряд ли! Собираются принять на грудь, зачем там дети?

– Хорошо, сейчас соберусь, едем!

Вот так и рушатся железобетонные принципы! Ландыш уже через минуту из фойе звонил директору, провозглашал победу:

– Ай да Ландыш! Ай да сукин сын! – по-пушкински радовался Антон Антонович. – Столько лет тюменские обламывались, а мы чик-чик – и приручили мальчика! Ох, мы его замордуем! Взвоет птенчик! Звоню всем, чтобы ехали! Ким мясо купить должен, Мишка – веничков принести, Григоренко с утра по магазинам. Поэтому не торопитесь!

И Ландыш не торопился и не торопил. Пришлось ещё в магазин заезжать, ибо Агата не рассчитывала на баню, поэтому чего-то там жутко необходимого с собой не взяла, а Ландыш загрузил в багажник пару коробок пива и огромную сетку мандаринов – основательно готовились все к уик-энду. Только Максим оставался хмурым. Предчувствовал.

Резиденция Антона Антоновича как будто специально была построена для этаких корпоративных выездов: место для машин, большая веранда с печью и мангалом, чистая банька, утопающая в сугробах, качелька, свисающая с могучей ветви исполинского дуба, что в углу участка, оборудованная кухня – рай для хозяек, постройка для двух снегоходов, которые обихаживал тю-тюлешка. Ну и сам дом: двухэтажный, просторный, пахнущий деревом и уютом, с вместительным подвалом и всеми удобствами цивилизации. На самом деле построен не для корпоративов, а для большой семьи Антона Антоновича.

Когда заморские гости прибыли, тут уже вовсю кипела работа: Ким в огромном казане готовил плов – по какому-то своему патриархальному рецепту, подойти к нему с вопросом могла только Анна Андреевна, все остальные предпочитали не лезть под горячую руку. Агата аж взвизгнула, когда увидела Юрика, деловито разбирающегося с дровами. Здесь же был Гузеля, он расчищал от снега площадку пошире. Сабельников помогал Марии, директорской дочери, кромсать салаты. А сам Антон Антонович с зятем затевали баню.

Максиму и Агате провели познавательную экскурсию, лейтмотивом которой была мысль о том, какими праведными трудами такое добро нажито, не то что соседские дачи – кругом одни хапуги и ворьё процветают. А потом стало совсем шумно и весело – приехал Григоренко с женой, привезли искусственную ёлку и игрушки, последними прибыли Рябцун с Перцевым, притаранили море спиртного. Сразу откуда-то заиграла музыка, кто-то предложил уже ставить ёлку во дворе и лепить фигуру Деда Мороза из снега. Процессом руководил Григоренко, ему помогали женщины и мешали ревизор и шофёр. Максим и Юрик постоянно влезали в творческий процесс: то идиотские игрушки напридумывают, то начнут мишурой разные слова на снегу выкладывать, то Деду Морозу ненужные детали и части тела приделывать. В общем, они себя разогревали.

А потом по-настоящему разогреться предложил хозяин дома: открыли бутылки, принесли из дома салаты, лаваш, подоспел и юнусовский плов, все сгрудились на веранде.

– Часто ли вы так собираетесь, Антон Антонович? – вроде как восхищаясь, спросил Покатов.

– Ох, ча-а-асто! Мы же как родные! У нас чудо-коллектив, просто чудо! Мы и день рождения Кима здесь отмечали, и Севин недавно, Сабельников квартиру купил – тоже здесь проставлялся. Юрка печку у меня перекладывал, Гузеля ворота ставил… Все тут по-свойски! – Антон Антонович не заметил, как Покатов улыбнулся при упоминании дней рождений.

– А сегодня-то какой повод?