Текст книги "Развод. Во власти предателя (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 26

Лиля

– Мама, мамочка, ты вернулась? – едва я переступаю порог дома, как на меня летит дочка с распростертыми объятиями.

Она хочет запрыгнуть мне на руки, хочет, чтобы я покружила ее, но я опускаюсь на корточки и обнимаю ее так. Как бы то ни было, я не хочу потерять ребенка, не хочу, а малышке еще надо объяснить, что пока мама не может поднимать ее, надеюсь, она поймет.

Жаль, что Игорь до сих пор ей не сказал, что у нее скоро появится братик или сестричка. Сейчас мне было бы проще. Я бы не видела в глазах дочери легкие ноты обиды и непонимания. Раньше я ей никогда не отказывала в такой ласке, а тут нонсенс, что-то страшное.

– Надюш, врач маме пока запретил поднимать что-то тяжелее чашки, понимаешь? – муж присаживается к нам и отвечает на безмолвный вопрос ребенка. – Какое-то время нам надо маму очень сильно беречь. Понимаешь? Мы ведь хотим, чтобы она у нас была здоровая и счастливая?

– Конечно, хотим, конечно, хотим! – продолжая крепко обнимать меня за шею, отвечает отцу дочка. Да ничего лучше он сейчас не мог придумать, но хоть что-то, уже легче и все равно чувствую себя как-то гадко. – Мамочка, мы о тебе позаботимся.

Сидим так в коридоре еще несколько минут, пока Надюшу не отпускает, а потом муж отвлекает ее, а я иду и принимаю душ. Как же это приятно по-человечески искупаться. Дома сразу начинаешь чувствовать себя человеком.

Да, я понимаю, что я была в хорошей палате с отдельным санузлом, но все равно, это больница и в ней я не могла спокойно мыться. Мне все равно было как-то не по себе. Детские годы дали о себе знать.

Я вспомнила, как было в городской больнице, какие там были условия. До сих пор с ужасом вспоминаю засунутый шланг в канализационное отверстие, причем глубоко засунутый, и из этого шланга мы мылись. Фу, очень противно, при том, что в соседнем помещении для комиссии была хорошо оборудованная ванна с обычным краном.

Но нет, пока нет комиссии дверь туда была закрыта, да и открывалась она именно во время ее прихода. Не знаю, может быть в больших городах такого абсурда и не было, но в том городке, в котором я изначально родилась, в маленьком и уютном, был вот такой кошмар. А что мы дети могли против хабалок-медсестер? Ничего, только молча обмывать этот шланг и терпеть.

Поэтому в какой бы больнице я сейчас не оказалась, все равно вспоминаю тот период своей жизни и не могу, до дрожи. Б-ррр. Противно.

Выхожу из ванны, вся замотанная в полотенце. Кажется, что кожа сейчас дышит, именно дышит, ведь я потерлась с мочалкой. Покрасневшая, правда, сейчас, но ничего, оно того стоило.

– Мы с Надей ужин приготовили. Ты скоро будешь готова? – без стука, заходя в комнату, спрашивает муж и закрывает за собой дверь. Он быстро пробегается по мне взглядом и спокойно выдыхает. – Ладно, я все понял.

Сажусь на пуфик перед туалетным столиком и сбрасываю с волос полотенце, уже тянусь к расческе, но не успеваю ее взять, меня опережает Игорь. Он начинает аккуратно прочесывать мои волосы, и меня это дико раздражает.

– Игорь, не надо, я сама не маленькая. Отдай, – пытаюсь забрать расческу, но он не отдает, продолжает зачем-то за мной ухаживать.

Я даже в какой-то момент не выдерживаю, поворачиваюсь, хочу начать кусаться и царапаться, но он быстро пресекает эту попытку.

– Сиди смирно, ты устала, я тебе помогу. Не надо строить из себя героиню, – муж так тихо рявкает, что я не выдерживаю, сдаюсь и просто сижу, смотрю на нас через зеркало. Раньше мне нравилось, когда он вот так помогал мне, было в этом что-то такое особенное, романтичное, лично наше.

Игорь тянется к фену, включает его и начинает просушивать волосы. Вспоминаю все то, что было в нашей с ним жизни, и не понимаю, как сейчас, продолжая ухаживать за мной, смотря с каким-то собственническим удовольствием, он мог пойти на измену.

Не понимаю, отказываюсь понимать, ведь если человек больше не любит, он не будет так заботиться. Тогда зачем он заботится обо мне сейчас, зачем?

Сейчас он показывает свою власть надо мной, показывает, что. Я полностью в его власти и могу сколько угодно строить иллюзии насчет собственной свободы, но на самом деле полностью принадлежу ему. Но ведь это не так. Я просто оказалась в тяжелой ситуации, и просто нужно хоть немножко отдохнуть.

Не верю я, что это тот самый шаг, которого я ждала, не верю. Это напускная забота.

Пожалуйста, кто-нибудь, скажите мне, что это напускное, скажите мне, что он лжет и играет, потому что я не могу себя в этом убедить. Я смотрю на него и вижу того же мужчину, который сейчас, как и шестнадцать лет назад, сушит мне волосы, глядя с обожанием и гордостью.

– Ну вот и все, – закончив сушить волосы, Игорь в последний раз проходится по ним расческой, чтобы полностью распутать, и рассыпает их по моим плечам. Все так, как он любит, так, как делает только он. – Одевайся и пошли.

Киваю ему, не в силах собраться с мыслями. То, что он сделал, заставило глупых бабочек встрепенуться, а сердце замереть от восторга, и все это вместе отправило разум в нокаут.

Встаю с пуфика и иду к шкафу, надо еще что-то придумать, не хочу ночевать в нашей спальне. В конце концов у нас есть гостевая, а мы теперь с ним гости друг для друга. Достаю домашнее платье, белье, и смотрю на мужа, намекая, что ему стоит выйти, но он сидит и смотрит с предвкушением, и тогда я не выдерживаю.

– Игорь, выйди, пожалуйста, я больше не могу переодеваться при тебе.

Но он ничего не говорит, подходит вплотную ко мне, отделяет тонкую прядь волос и начинает наматывать ее на палец.

– А придется, дорогая моя, потому что мы семья.

Глава 27

Лиля

Уже открываю было рот возмутиться, сказать, что это не так, что мы не семья, как муж начинает тихо смеяться своим фирменным грудным смехом, не заливистым, не громким, а именно тихим, спокойным, мужским и очень притягательным.

Я обожаю, когда он так смеется, и даже сейчас мне приятно слышать этот смех, и неважно, что теперь он вызывает во мне лишь слезы.

– Видела бы ты себя сейчас со стороны, – все же он опережает меня, и продолжает говорить. – Не волнуйся, я понимаю, что сейчас ты обижен, что сейчас в тебе много злости, я все это действительно прекрасно понимаю, Лиля, и давить на тебя не собираюсь. Не волнуйся.

– Понимаю, тебе очень хочется показать свою самостоятельность, показать, что в твоих руках хоть сколько-то власти сохранилась, но, увы, дорогая моя, вся власть как была в моих руках, так в них и останется. Но так уж и быть, чтобы не трепать тебе лишний раз нервы, и наш малыш рос спокойно, я уйду. Но лишь сегодня. Сейчас. Не навсегда.

Последние слова он разделяет и при этом кладет ладонь на живот сквозь полотенце. Есть в этом жесте что-то такое собственническое, властное, и очень мужское. Только, если, когда я была беременна Надей, мне это нравилось, то сейчас нет.

Он словно трогает что-то запрещенное только мое, и я искренне не хочу, чтобы он к этому прикасался. Да, я понимаю, это его ребенок, он имеет полное на это право, но сейчас я чувствую себя дикой эгоисткой, и мне кажется, что это все лишь мое, лишь мое и ничье больше.

– Переодевайся, мы ждем тебя, а после ужина, когда уложим Надюшу спать, нас ждет серьезный разговор. Не волнуйся, я постараюсь максимально мягко с тобой обо всем поговорить. Не хочу, чтобы ты оказалась в больнице. Повторюсь, я очень хочу, чтобы наш малыш чувствовал себя хорошо.

На этих словах он отходит от меня и идет прочь из спальни, и только когда он хлопает дверью. Понимаю, что начала дышать. Я даже закашливаюсь настолько обжигающим оказался первый вздох.

Сажусь на постель и плачу недолго, нет, просто быстро выпускаю обиду наружу, и через пару минут уже умываюсь холодной водой, чтобы остудить лицо.

Не знаю, сколько времени у меня занимают сборы, но, когда спускаюсь, Игорь не выглядит недовольным, значит, не сильно задержалась, а вот Надюша, наоборот, смотрит на меня, соскучившийся моськой. Смотрю в эти детские глаза и чувствую себя какой-то преступницей, негодяйкой, которая, придя домой, не уделила ребенку времени.

Ужин проходит напряженно и легко одновременно, когда участвую в разговоре с дочкой. Расспрашиваю ее обо всем, отвечаю на ее вопросы и расслабленно чувствую себя, спокойно, легко. Она отвлекает от меня, но стоит лишь пересечься парой фраз с мужем, как кол в спину вонзают, и я снова чувствую напряжение.

Эти несколько часов, как игра контрастов, и, к счастью, видя мое нервное состояние, Игорь отпускает меня в одиночестве уложить дочь, за что я искренне ему благодарна. Мне жизненно необходим перерыв от него, маленький островок успокоения, и как же обидно становится, что дочь очень быстро засыпает.

Видимо, она слишком сильно скучала и эти несколько часов, что мы провели вместе за простыми разговорами, без всяких выматывающих игр, были для нее тяжелыми.

Убедившись, что дочка крепко уснула, и, набрав полную грудь воздуха, спускаюсь на кухню, где меня ждет он, со своим важным разговором.

Иду с колотящимся сердцем и очень хочу попросить его перенести разговор. Хватит, слишком много эмоций на сегодня. Я до сих пор под впечатлением от прихода его любовницы, и я не знаю, кому из них мне верить, кто из них врет.

Сердце, пока побеждает и говорит, что это коварство любовницы, она специально так поступила, и муж ее за мной не посылал, это все ее проделки, ее и она случайно попала в нужное время в нужное место.

Но, повторюсь, это говорит глупое сердце, разум до сих пор в отключке и молчит, но я знаю, что он бы не согласился, вот только мне искренне не хватает его аргументов, чтобы хоть немного взять себя в руки и отстоять себя. Чувствую себя беспомощной, безоружной, когда переступаю порог кухни, закрыв за собой дверь.

Ну, мало ли, вдруг Надя проснется и пойдет искать нас. Открывающаяся дверь должна успеть предотвратить беду в случае чего.

– О чем ты хотел поговорить со мной, Игорь? Я очень устала, эмоционально вымотана, до сих пор не пришла в себя после прихода твоей любовницы. Скажи уже, что хотел, а еще лучше, давай перенесем этот разговор на пару дней. Я все равно никуда не сбегу, а успокоиться мне хочется. Пожалуйста, я тебя очень прошу.

Умоляющим голосом прошу его, когда он достает посуду из посудомойки, и расставляет ее по местам.

Он не спешит мне ничего отвечать, муж занят своими делами. Ну что он за человек такой, вот что за человек? Совсем недавно он заботливо расчесывал мне волосы, сушил их феном, а сейчас снова ведет себя по-скотски. Хоть бы немного определился, выбрал одну какую-то роль. Я его не понимаю, не успеваю начать понимать.

Под моим тяжелым взглядом Игорь подходит к заварочному чайнику, и, взяв из шкафа мою любимую чашку, наливает чай из шиповника. Какой же это потрясающий аромат, много витамина «С». Вкусно, кисленько, все, как я люблю.

Подойдя, ставит чашку передо мной. И я с удовольствием обнимаю ее руками, понимаю, что пальцы заледенели, и погреть их очень даже кстати.

– Спасибо, – благодарю его, потому что невежливой никогда не была. – И все же, ты молчишь, а я и правда очень устала.

Но Игорь снова не торопится. Он садится рядом со мной и чего-то ждет. Он переводит взгляд с меня на чашку и подчиняясь его безмолвной просьбе делаю несколько глотков. И правда вкусно, чувствую даже, как напряжение по телу исчезает. Сделав несколько глотков, мне становится легче, и, когда я облегченно выдыхаю, он начинает.

– Так намного лучше, а сейчас я тебе скажу несколько вещей, а ты над ними подумай в ближайшие дни.

Глава 28

Лиля

– Нет, ну ты точно сошла с ума. Лиль, это ненормально. Да забей ты уже на все. Неужели ты не понимаешь, что сейчас сама себе подписываешь приговор?

Регинка хватает меня за руки и пытается образумить. Она хорошая подруга, но она опять смотрит только с одной стороны, лишь с одной. Она навсегда слишком позитивно настроена. Из нас двоих, она – оптимистка, я – реалистка. Ну да, иногда с пессимистичными нотками бываю, но все же в большей степени я именно реалист.

– Ну сколько раз я тебе могу это повторять, Лиля? Лиля, это неправильно. Ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни. Крупнее ошибки ты просто уже не можешь сделать. Услышь меня, не прогибайся, не прогибайся ты под него, ты сделаешь только хуже, пожалуйста, пока не поздно.

Да, еще не поздно, еще не поздно все откатить назад, но увы и ах. Я понимаю, что этого нельзя делать, что я не могу себе позволить это сделать, просто не могу, не имею никакого права.

И она может сколько угодно сейчас держать меня за руки, может сколько угодно смотреть в глаза, я не передумаю, не отступлю, как бы мне тяжело не было, как бы противно от самой себя не было, не отступлю.

– Давай остановим все это. Давай, Лилль. Ну я тебя заклинаю, умоляю, не знаю, что еще делаю. Ну не будь ты такой дурочкой, у меня не ведись ты на его манипуляции. Умоляю. Ну родная моя, ну хорошая, ну пожалуйста.

Да, дурочка, да, готова подписаться под каждым ее словом. Но вот такая я, не хочу и не буду рисковать. Она не уговорит. Мы уже сидим в гостиной больше получаса и так все по кругу и, кажется, сейчас заходим на очередной круг. Как хорошо, что у Наденьки дневной сон, а Игоря нет дома. Если бы он был сейчас здесь, проблем было бы много.

– Я понимаю это все, Регин. Я понимаю тебя и поверь, мне самой не хочется этого делать, но у меня нет выбора. Ты бы сама как поступила на моем месте, откинув вот это все напускное геройство, откинув все. Ты бы смогла пустить мою жизнь под откос, смогла бы пустить под откос жизни сотрудников?

Отвечаю ей, и она было хочет ответить мне, но потом закрывает рот, потому что понимает я права.

– Ты ведь тоже думаешь о людях порой вперед себя. Я уверена, ты бы поступила точно так же, как я сейчас поступаю, вот уверена.

– И все равно, Лиля, но это никуда не годится. Я и так прошу юриста максимально медленно все делать, прошу находить кучу ошибок, придираться к каждой запятой, прошу вносить какие-то нелепые пункты. В общем, я тяну время, как только могу, но у меня плохо получается, очень плохо.

А вот это для меня новость. Я не знала, что процесс затягивается, тем более искусственно. Я ее об этом не просила, даже не намекала. Подруга не перестает меня удивлять, даже в такой ситуации старается все контролировать и пытается еще бороться даже тогда, когда я сдалась.

Сейчас почему-то от этого становится очень гадко на душе. Даже она борется, даже она старается, а я просто опустила руки и готова плыть по течению.

Но ведь мы с ней в разных лодках, в разных ситуациях. Поменяй нас с ней местами, уверена, было бы тоже самое. Недопонимание, борьба за подругу и борьба за всех.

– Ну, дня три я еще выиграю, а дальше что, Лиль? Ничего хорошего не будет, он победит. На старте ты вложилась больше, большая часть акций у тебя. Ты многое теряешь.

Да знаю я сколько теряю, но стоит ли игра тех свеч?

– Я не могу, не могу. Давай хотя бы счет на твое имя откроем, давай я его открою, и доступ к нему будет только у тебя, и те деньги, которые ты раньше получал, я буду просто раз в месяц на этот счет переводить, и ты уже сможешь ими распоряжаться как угодно, Лиль.

Идея неплохая со счетом, правда неплохая. Я уже думала об этом, только с ней тоже есть свои подводные камни, и причем эти камни слишком весомы.

– Я тебя очень прошу, ну давай хоть что-нибудь придумаем, давай хоть какую-нибудь подушку безопасности тебе сделаем. Лилечка, моя дорогая, прошу, не упрямься.

– Я бы рада согласиться на твое предложение, Регин, правда, рада, но это просто счет, просто какие-то деньги, это неофициальный заработок. Это не поможет мне потом с детьми, не поможет. В суде с таким пассивным доходом, мне не выиграть, и ты это прекрасно понимаешь. Поэтому мы сейчас просто с тобой бьемся головой о стену, занимаемся бессмысленным, да еще и к тому же болезненным занятием. Давай уже прекратим.

– Блин, точно, я об этом как-то не подумала. Ну, слушай, все равно нужно что-то решать. Ты не можешь потерять свои акции. Не думала попробовать позвонить его родителям? Его это приведет в бешенство, и он сам захочет подать на развод. Хотя ладно, да, это бред, – когда усмешка срывается с моих губ на последнее предположение, подруга подхватывает этот смех.

– Я уже думала об этом, но знаешь еще в чем беда, отец Игоря, как бы то ни было слишком консервативен. Он считает, что, если женились, значит, все, пусть хоть земля пополам расколется, все равно должны остаться вместе. Я помню, как он об этом говорил на одном из семейных посиделок.

До сих пор помню, как меня от этого «терпите друг друга» мурашки по коже.

– Возможно, Игорь, поэтому так держится за меня. Просто привык воспринимать, что в семье должно быть все вот так, и чтобы не происходило, пара должна оставаться парой. Может быть, это какая-то навязчивая идея, впитанная с молоком матери, не знаю. Самой смешно от этих слов, но кто знает, может, и правда дело в этом.

– Ой, не знаю, Лиля, не знаю. Одно понимаю точно, бежать тебе все равно надо. И появление любовницы неспроста. Если хочешь, я могу с ней встретиться и поговорить. В случае чего Игореша ничего не сможет сделать, потому что это будет моя афера, а ты в ней пострадавшая сторона. Что скажешь? Эта девка на него большие планы имеет, выслушать, хотя бы можно.

Глава 29

Игорь

– Жестко ты с ней, не находишь? В конце концов, она твоя жена, беременная, а ты на нее такое вывалил. Игорь, я все понимаю, но у всего тоже есть предел. Еще немного, и ты ее сломаешь, если уже не сломал, – продолжает отчитывать меня друг, чем выводит из себя.

У него у самого рыльце в пушку. Какого черта он учит меня жизни, какого черта дает мне наставления? Как оказалось, мы все не без греха, только мне хватает смелости не лицемерить, а решать проблемы как могу.

– Пойми, у каждого человека есть свой предел. Лиля уже на пределе. Она чуть не потеряла ребенка, она сходит с ума от той информации, которую ты ей даешь. Например, что попросил любовницу посидеть с дочкой в тот день. Неужели тебе мало того, что ты уже сделал. Зачем?

Не люблю, когда люди сами совершают те же ошибки, что и я, вот только не исправив свои, лезут указывать мне, как исправлять мои. В своих Бедах я сам разберусь, если понадобится, попрошу совета, но вот в таких непрошеных советах не нуждаюсь, тем более от человека, которому самому они нужны.

– Зачем ты так с ней? Она ведь тебя любит. Она еще готова попытаться тебя простить, но с каждым днем шанс на нормальную семью уменьшается. Причем в геометрической прогрессии.

Сижу, смотрю на него, делаю глоток крепкого кофе и морщусь. Ненавижу вот такой кофе без сахара, но сегодня мне нужен именно он для ясности ума и бодрости духа. И причина не только в том, что надо как-то внести разговор с другом, а в том, что мне в принципе надо вывести эту жизнь.

Я и без него понимаю, что Лиля на грани, но еще есть куда ее дожимать, есть, осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. Я добьюсь того, чего хотел. Я не могу сейчас отступить. Если я это сделаю, то все усилия будут пущены коту под хвост, вот просто спущены в унитаз окажутся, и в итоге ей больно будет просто так.

– Слушай, Ром, прекрати, а я чертовски устал. Ты представляешь, как. Я тебе уже сто раз все рассказывал. У меня есть план, и я следую ему. Ты не видишь всего, не знаешь всего, поэтому не можешь судить в каком состоянии Лиля, в каком состоянии я, и на что мы еще оба способны? Давай без этого, я тебя очень прошу.

Прикладывая руку к сердцу, прошу его, но друг упрямо мотает головой. Не согласен, он хочет поспорить и понимаю, что сейчас этот спор продолжится, и мне никуда от него не деться, а жаль, хотелось бы. Зря я согласился с ним встретиться.

– Ты думаешь, я забыл про твой план? Я все прекрасно помню, но еще я помню, что твоя жена беременна. Беременна, Игорь, очнись! Она не вывезет весь твой план. Она борется за свою жизнь, за жизнь своего ребенка, который еще не рожден, за Надю. Ты ее убиваешь, ты не раскачиваешь, а именно убиваешь. Просто ты слеп, и боишься признать то, что ничего не работает, то, что менять нужно не ее, а тебя.

Вот тут он не прав. Я не боюсь признаться себе в том, что измениться должны мы оба, потому что мы оба изменились, и это привело к тому, что сейчас происходит, и, если я хочу, чтобы все вернулось на круги своя, прекрасно понимаю, что тоже должен измениться.

Только я сейчас притворяюсь, и меняться мне не надо. Я сейчас держу маску, которую давно мечтаю сбросить, которая жжет лицо, которая словно кислота разъедает его.

– Тебя страшит меняться самому, страшит очень сильно, и поэтому ты сейчас так цепляешься за то, что вся проблема в ней.

Друг не идет в моих сапогах, не знает моей жизни, но при этом продолжает рассуждать. Я уже устал ему повторять одно и то же, и в тысячный раз не собираюсь этого делать, хватит. Главное, что я вижу результат и понимаю, что на верном пути, остальное не имеет значения.

– Причем самое смешное, Игорь, ты ведь понимаешь, что менять нужно не ее, вот только ты еще и понимаешь, что признавать свои ошибки больно и проще сломить другого, убедив в его неправоте, чем самому себе признаться, что облажался. Остановись, я тебя еще раз прошу, остановись, пока не поздно, пока ты можешь еще и себя, и ее вернуть.

Не убиваю я ее, не убиваю. Да, может быть, со стороны это выглядит и так, но на самом деле я ее спасаю, и как раз-таки в том, что я не отступаю, вся соль, и весь смысл. Если пожалею, если отступлю, вот тогда случится беда. Мне просто нужно действовать осторожнее, с поправкой на ребенка, вот и все.

– Мне не нужно себя возвращать, Ром, хватит. Тема закрыта. Я всего лишь напомнил ей, что она филолог, кем она может устроиться на работу, какой у нее будет заработок и что она может дать двум детям. Напомнил, что беременных берут на работу с неохотой.

Не вру, я не угрожал ей, ничего такого не делал, просто расписал возможную жизнь, не более того, обрисовал грядущие перспективы, и да, может быть, денег от салона хватало бы на какие-то определенные нужды, да, даже не на малые, плюс мои алименты, можно легко жить.

Только, если я ее сейчас не остановлю, мы потеряем семью, а я не для того все это затевал. В ней слишком не вовремя проснулся голос.

– Да, им не могут отказать по закону, но только можно ведь найти тысячи отговорок, почему они с профессиональной точки зрения непригодны. Мне даже стараться не придется, вот не придется и все. Что она сможет со своим филологическим? Да ничего. А насчет салона. Да, я не отступлю от начатого. Все, Ром, давай закрыли тему, я тебя очень прошу. Устал.

– Глупец ты, Игорь, самый настоящий глупец. Ты такое натворил, но при этом не понимаешь, не хочешь признавать. Ты просто ищешь себе тысячи оправданий, тысячи, лишь бы только не видеть реальной картины. Мне тебя жаль.

В сердцах бросает друг. Я понимаю, что эта злость не на меня, это злость на самого себя, и лучше бы воздержаться от комментариев, но не выдерживаю, также сцеживаю яд, как и он.

– А ты не учи меня, как разбираться с моей изменой, лучшее в своей измене разберись и реши ее последствия, вот тогда мы и поговорим, чьи методы лучше, а чьи хуже.

– Знаешь, что? – Андрей захлебывается воздухом, хочет было что-то сказать, но потом машет рукой, резко встает, и продолжает. – Да иди ты к черту, баран упертый. Потом не говори, что я тебя не предупреждал, – выплевывает это и уходит, а я наконец то остаюсь в блаженной тишине.

А дружба… помиримся.