Текст книги "Развод. Во власти предателя (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 18

Лиля

– Да что вы такое говорите? Неужели вы сами себя не слышите? Я не могу поверить в то, что вы на его стороне, Тамара Петровна. Ну правда, вы слышите, что вы мне говорите? – хватаясь за голову, сижу на кушетке и пребываю в дичайшем шоке.

Врач просто сошла с ума. Ни у одного нормального человека в голове не укладывается. То, что она мне говорит, за гранью фантастики.

– Ну вы ведь тоже женщина. Как вы можете говорить мне о подобном? Вы сами подумайте, насколько это все ужасно, как это все убивает. У вас тоже есть муж, у вас есть дети, дочка. Неужели вы бы сказали собственному ребенку такие же вещи окажись она на моем месте?

Господи, что же я говорю такое. Совсем из ума выжила с их эмоциональными качелями.

– Нет, я не желаю вам испытать подобную боль, как матери вашей дочери, как жене, не подумайте ничего такого. Просто вы сейчас говорите такое, что я не знаю вас. Я растеряна.

И не лгу ни секунды вот, ни секундочки. Если бы мне подобное сказал кто-то другой, я бы поняла, но как это может говорить женщина, которая в начале мне помогала, которая отвадила от меня этого дурацкого психолога, запретила ему переступать порог моей палаты, и даже Игорь оказался бессилен?

Хотя, конечно, я понимаю, он просто позволил это сделать. Если бы он всерьез захотел, чтобы мужчина прошел, он бы прошел, но ему это не нужно. Муж уже сделал то, что хотел: донес до меня одну простую мысль и теперь в психологе отпала надобность.

– Лиля, я понимаю, как звучат мои слова, но в первую очередь я хочу помочь вам, как бы жестоко это не звучало, как бы глупо не казалось. Но прошу, услышьте и вы меня.

Женщина садится на стул рядом со мной и сжимает одну ладонь в своих. Я вижу в ее глазах материнское тепло, ласку, заботу, участие, что немаловажно, но как же от этого не по себе, очень не по себе. Чувствую себя игрушкой в чьих-то руках, марионеткой, а она словно одна из ниточек умелого кукловода.

Не знаю, может быть, я и не права и просто теперь боюсь доверять кому-то, только почему-то люди все время меня предают, оказываются не теми, кем я их считала.

– Но вы просите меня взять и простить мужа, вот просто взять и простить. Как вы себе это представляете? Это просто невозможно, невозможно. Поймите вы, это что-то за гранью моего понимания. Он наплевал на меня, на мои чувства.

Ком к горлу подходит. Мне дышать трудно, хочется плакать, но я держусь, пора хоть немного взять себя в руки.

– Он оставил ребенка с любовницей, вы понимаете? Ему абсолютно все равно на меня. Так почему я должна с этим мириться? Почему я должна просто взять, закрыть глаза и простить его?

– Дорогая, поймите. Я имела ввиду не это, – тяжело вздохнув, продолжает.

– Тогда что вы имели ввиду? Объяснитесь. Я вас очень прошу, потому что сейчас ваши слова кажутся мне самыми жестокими словами, которые я слышала в своей жизни. Они кажутся мне такими ужасными, что у меня сил просто нет их выдержать. У меня голова пухнет, понимаете, голова из-за этих мыслей. Прошу вас, не мучайте меня, объяснитесь тогда.

Женщина смотрит на меня еще несколько секунд, потом тянется к тумбе, наливает стакан воды и протягивает его мне. Делаю нервный глоток и все, смотрю на нее, давая понять, что очень жду того, что она скажет.

– Понимаете, Лилия, жизнь очень тяжелая штука. Как бы нам не хотелось, чтобы она прошла по идеальному сценарию, этого, увы, не происходит. Мы все строим надежды, питаем определенные иллюзии, а потом раз и что-то идет не так. Мы пытаемся всеми способами вернуться к изначальному маршруту, но порой все эти попытки, только хуже делают, увы.

Врач заходит откуда-то издалека, и я пока не могу понять, что она имеет ввиду, но голос у нее такой надломленный становится, и во взгляде столько печали. Она словно разворошила что-то темное внутри себя и сейчас выпустит наружу. Главное, чтобы это темное не утянуло меня за собой.

– Чаще всего самые тяжелые раны наносят нам близкие люди. Увы, это так. Мы всегда надеемся, верим кому-то, доверяем свою жизнь, и в этом нет ничего страшного и плохого. В одиночестве нет никакой прелести, поэтому человеку нужен человек. Но самая большая глупость, которую мы можем совершить, сделать поспешные выводы.

Я бы хотела не делать такие выводы, но увы, не могу. Игорь сам все портит своим молчанием, а поступки, они красноречивее слов.

– Не зная всего, как бы меня не возмущал ваш муж, как бы мне не хотелось стукнуть его по голове, когда вижу, понимаю, что он мужчина. Он не мальчик, который устраивает истерики, закатывает скандалы. Он мало говорит, но много делает, и да порой его поступки ужасны, но уверена, все они исходят от сердца.

– Тамара Петровна, я вас очень прошу, не ходите кругами. Я знаю, что самые тяжелые раны от близких людей, и они дольше всего заживают, они оставляют самые страшные рубцы на сердце, но вы ведь не об этом хотели мне сказать, пожалуйста.

– Верно, не об этом. Я уже очень давно живу на этом свете, – тяжело вздохнув, похоже, переходит к основной части врач, – и много повидала много всяких историй слышала. И да, я понимаю, ваш муж вам изменил. Увы, так бывает. Но прежде чем принимать какое-то решение, узнайте, почему он это сделал. Это очень важно. Это жизненно необходимо, чтобы не совершить какую-то глупость. От его ответа зависит ваше совместное будущее. Вернее, есть оно у вас, или каждый должен все же идти своей дорогой.

– Я вас не понимаю, это измена в любом случае. Какая разница почему? Он все равно мне не отвечает, – размахиваю рукой со стаканом, и даже немного воды выплескивается, от чего перехватываю стакан и стряхиваю руку. – Черт!

– Да, вы правы, это в любом случае измена, но просто есть мужчины, которые сами по себе такие, они не нагулялись, возможно, даже женились не по любви, но у вас с Игорем Константиновичем немного другая ситуация. Вы друг друга любите, это видно. Поэтому, все же узнайте, просто так ему захотелось вам извинить, потому что он может, или все же его на что-то толкнуло на этот поступок?

Поглаживая по руке, стараясь успокоить, говорит женщина.

– И что мне это даст? – после небольшой паузы, поджав губы, спрашиваю у нее тяжело всхлипывая.

– Ответ это даст вам ответ. Если он вас любит, то он скорее всего, промолчит, либо выберет первый вариант, потому что ему тяжело будет признать, что что-то его на это подтолкнуло. Поймите, оступиться легко, погрязнуть во лжи тоже. А мужчины, они привыкли решать все эти проблемы держа все в себе, и у каждого их поступка есть причина. Говорите, говорите и слушайте, тогда все разрешится хорошо.

Ничего ей не отвечаю, потому что, несмотря на то, что мы сидим так уже порядка получаса, я так и не уловила смысл сказанного. Она мне объясняет это уже по третьему кругу, а я никак ее не услышу, не пойму. Не знаю, сложно это все.

Женщина не ждет моего ответа, она просто еще раз разжимает пальцы и снова сжимает мою руку, а потом уходит, и в момент, когда за ней закрывается дверь, на телефон приходит сообщение.

Муж: «Через два часа приеду вместе с Наденькой. Приведи себя в порядок. В противном случае дочь ты не увидишь»

Глава 19

Лиля

Часы в ожидании мужа и дочери тянутся мучительно долго. Я все прокручиваю в голове разговор с Тамарой Петровной и не могу его понять. Ну какая разница, даже если мужа что-то и толкнуло на измену, он ведь все равно мне изменил. Он принял решение.

Он.

Его.

Принял.

Его никто не толкал в объятия другой женщины, его никто не заставлял справляться с проблемой вот так. Он ведь мог спокойно прийти, поговорить, предложить развестись, или объяснить, что чувства угасли, но хочет ради Надюши сохранить вид примерной семьи.

Он мог сделать разные вещи, разные, но он выбрал самый простой: пойти налево, не заботясь о том, что правда может когда-то всплыть, что однажды все станет явью. Жаль, что все так происходит, и жаль, что я не могу понять того, что хотела сказать мне женщина.

Даже если на измену у него была какая-то веская причина, что-то его подтолкнуло на нее, даже если он раскаивается и вся его жестокость – это всего лишь защитный механизм, это ничего не меняет, ничего, потому что хотеть все это исправить должны мы оба.

Вот такая жестокость с его стороны говорит мне лишь о том, что ему на меня плевать, а не о том, что он так боится показать свою слабость и признать ошибку. Вот правда, не знаю.

Со стороны оно все всегда как-то проще, а на деле же… на деле у нас у всех свои судьбы, свои проблемы, и только мы сами можем найти решение. Я благодарна ей за советы, благодарна ей за поддержку. Но если бы она еще дала расшифровку своим словам, цены бы ей не было, потому что пока она сделала только хуже.

Теперь во мне развивается какой-то ужасный комплекс. Я и до этого думала, что же сделала не так, чем заслужила подобное отношение, а теперь во мне еще больше крепнет уверенность, что это все только из-за меня. Недостаточно любила, недостаточно понимала, недостаточно заботилась, недостаточно дарила тепло и ласку. Была плохой женой, хозяйкой, матерью, и поэтому он пошел искать кого-то на стороне.

Господи, как я порой не люблю не прошенную помощь. Она не помогает, она делает лишь хуже.

Сжимаю одеяло в руках, злюсь на себя, на Тамару Петровну, на мужа, на всех. И больше всего на себя за собственную глупость, за то, что готова пожертвовать собой, потому что совесть такая совесть, и неважно, что я никому ничего в этом мире не должна кроме себя.

Дверь в палату открывается крайне неожиданно и первым, кого я вижу – это Игорь. Он хмурится, видя мое немного потерянное лицо.

Я быстро провожу ладонями по щекам, и натягиваю улыбку глаза не замажешь, здесь ничего не попишешь, но все же муж удовлетворенно кивает, шире распахивает дверь, и передо мной появляется мое солнышко, мой лучик счастья, моя Наденька.

– Мама, мамочка, я по тебе соскучилась.

Дочка подбегает к кушетке и муж, взяв ее подмышки, поднимает и сажает ко мне. Время летит с бешеной скоростью. У Наденьки столько эмоций, столько историй и она всеми ими делится. И как жаль, что у нее сейчас такой возраст, что она практически все из него забудет.

Какие-то яркие воспоминания, да, они останутся, но их будет очень, очень мало. Во всяком случае, я сужу по себе. Возраст примерно до восьми лет, практически не помню, хотя в те времена я однозначно не страдала проблемами с памятью.

Признаться честно, я и половину того, что говорит дочка не слушаю. Щебетание моего ребенка рядом успокаивает.

Я прижимаю ее к себе, вдыхаю ее запах и периодически кошусь на мужа и ловлю его странные взгляды. Он раньше всегда так на нас смотрел: нежно, с лаской, с любовью. Но сейчас к привычному коктейлю добавилось еще что-то, но что конкретно, не могу понять.

– Мамочка, когда ты уже вернешься домой? Я по тебе скучаю, очень, очень скучаю, – закончив жаловаться на мальчишек в саду, спрашивает малышка, а я растерянно смотрю на мужа.

Да, в ее вопросе нет ничего страшного. Она просто беспокоится. Ей просто меня не хватает. И ведь ответ не такой уж тяжелый, но так гадко на душе.

В любом случае, после больницы мне придется вернуться в наш дом, как бы не сложилась наша судьба, потому что там моя дочь, моя жизнь, мой мир. Все это просто так не перечеркивается по мановению волшебной палочки. А жаль.

– Надюш, я не могу тебе ответить. Как только полностью поправлюсь, и врач разрешит, сразу же вернусь. Не волнуйся, я сделаю все возможное, чтобы это произошло как можно скорее.

Не получив никакой поддержки от мужа, стараюсь отвечать максимально односложно, на что Надя дует свои губки, немного обижаясь, но это не та обида. Дочка не настолько капризная у нас.

– Я очень хочу, чтобы ты вернулась поскорее, мамочка. Пожалуйста, возвращайся домой. Мы с папой по тебе очень скучаем. Он каждый день читает мне сказки, готовит кашу, но он ведь не ты.

Вот так, он не я. Мне приятна любовь дочки. Ее откровение становится легким удивлением для меня и мужа. Хотя, в нашей ситуации, я скорее больше удивлена, что Игорь сам занимается Надей, а не скинул это на кого-то.

И я удивлена, и одновременно рада тому, что, похоже, любовница в нашем доме больше не появляется. Уверена, Надюша бы сейчас сказала про какую-то неизвестную тетю, но в то же время смотрю на Игоря, и складывается стойкое впечатление, что он не рад тому, что дочь рассказала мне все это.

– Надюш, нам уже пора. Выходи пока из палаты, а мне надо маме еще пару слов сказать. Дядя Андней ждет тебя за дверью, – помогая дочери слезть с кушетки, говорит Игорь.

Понимаю, что дядя Андрей это водитель мужа. Хорошо, что он об этом сказал, потому что, если бы я не услышала к кому выходит дочь, сказала бы, что он с ума сошел, отправлять ее гулять по коридорам в одиночестве.

– Ну, папочка, пожалуйста, я хочу еще с мамой побыть, – начинает канючить принцесса, но папочка остается непреклонен.

– Нет, малышка, нельзя. Все, иди к дяде Роме, я сейчас подойду. Это ненадолго.

Надя начинает хныкать, но Игорь непреклонен, и она быстро сдается, выходит из палаты и по-деловому закрывает дверь, не забыв на прощание вздернуть свой маленький аккуратный носик.

– Итак. Какое решение ты приняла, Лиль? – едва дочь выходит, Игорь поворачивается ко мне и спрашивает свой главный вопрос, в ответе, на который я снова начала сомневаться.

Глава 20

Лиля

– Ну что я вас поздравляю, анализы хорошие. Сегодня можно домой. Вашему мужу я позвонила. Прошу простить, но увы, он дошел до главврача, и хотя бы такие элементарные мелочи я была вынуждена ему сообщать Лилия Алексеевна. Надеюсь, вы не обидитесь.

Сочувствующим голосом говорит женщина, но в нем нет ни чувства вины, ни сожаления, ничего. Она много таких пациенток повидала, и ей не привыкать. В какой-то момент она отрешилась от меня во время нашего лечения и стала более сдержанный, что ли.

Просто врач, просто пациент, без защиты, без разговоров. Мне даже стало грустно и одиноко без ее поддержки, но, к счастью, после того, как я приняла нужное для Игоря решение, он оставил меня в покое и ослабил свой напор.

Правильно, зачем ему? Он уже сломил, он уже меня искалечил.

Стараюсь заглянуть в глаза женщине, но она упорно их отводит, понимаю почему. Ей неловко, возможно, в какой-то степени даже стыдно за то, что в итоге ей пришлось подчиниться приказам вышестоящего руководства.

Но ей не за что стыдиться. У нее семья, о которой тоже надо заботиться. Она не может рисковать своим местом. И да, я понимаю, что я никого не должна защищать, никого оправдывать, но мне хочется так саму себя успокоить. Потому что в нашем мире взаимопомощи уже практически не осталось. Мало кто безрассудно пожертвует собой ради другого, потому что мы у себя одни и человек человеку волк.

И потом, спасибо тебе, никто не скажет, если тебя уволят. Человек, которого ты спас, не станет помогать тебе, а если вдруг и поможет, то не факт, что эта помощь будет равносильной. Да, может быть, это и цинично, но, увы, так и есть, и с этим ничего не поделаешь.

В какой-то момент я сдаюсь, прекращаю пристально смотреть на нее и перевожу взгляд на собственные руки.

– Хорошо, я поняла тогда буду собираться.

Натянув улыбку, обманчиво спокойным голосом говорю ей.

– Спасибо вам за все. Вы, правда сделали для меня очень много, – и здесь я не лукавлю.

Несмотря ни на что, я ей благодарна, потому что в первые дни, когда я острее всего в ней нуждалась, она ничего не боялась и помогла мне, несмотря ни на что.

– Надеюсь, мы с вами будем встречаться теперь только на плановых осмотрах, а потом уже и на родах. Все же по такой причине я не желаю видеть ни одну свою пациентку в больнице. Берегите себя, Лилия Алексеевна, себя и малыша. Вы в ответе за две жизни, помните об этом.

Ласково, но с напряжением говорит женщина, и я не выдерживаю, в этом нет ее вины нет, но ее явно мучает совесть, и мне почему-то хочется облегчить ее страдания.

– Тамара Петровна, прошу вас, успокойтесь, оно того не стоит. Я сама выбрала свой путь, и только я за него в ответе. Не беспокойтесь, со мной все будет хорошо. Я справлюсь, не в первый раз, как говорится. Я на вас зла не держу, правда, вы и так мне очень помогли в те первые дни, когда меня досаждал психолог.

Понимаю, что говорю вещи, которые ее не успокоят, но очень надеюсь, что все же ей от них станет легче.

Не смотрю на нее, потому что понимаю, ей будет тяжело, если мы встретимся глазами, а то, что она на меня смотрит, я чувствую. Уверена, она сейчас пытается считать на моем лице хоть грамм фальши, хочет увидеть то, что я испытываю на самом деле, а на самом деле мне действительно уже все равно, и я ей благодарна.

– И поверьте, это очень ценно. Невозможно сражаться с тем, кто сильнее вас. В один прекрасный момент удача все равно отвернется от того, кто прав, и улыбнется тому, у кого сил больше.

Едва заканчиваю говорить, слышу ее усмешку. Она понимает меня, прекрасно понимает, и клянусь, я слышу в этой усмешке облегчение.

– Вы очень хороший человек, Лилия Алексеевна. Очень добрый и светлый, таких мало, и я очень рада, что мы с вами повстречались. Берегите себя, и простите за все. И прошу, не надо говорить мне, что я ни в чем не виновата. Давайте просто попрощаемся с вами на этой хорошей ноте. Я вам все рассказала, все объяснила. До плановые встречи, дорогая.

– До плановой встречи, – отвечаю ей без лишних слов, потому что боюсь сорваться и сказать лишнего,

Действительно, уже пора заканчивать. Сослагательное наклонение уже давно прошло, а говорить о нем можно бесконечно, только это ничего не изменит, толку от него ноль.

Женщина выходит из палаты, а я начинаю собирать свои вещи. Встаю с кушетки, достаю из шкафа сумку и складываю в нее все и в какой-то момент застываю у стеклянной дверцы.

Смотрю на свой живот и не могу поверить, что там зарождается маленькая жизнь. Наш второй ребенок.

Клянусь, это должно было быть самым радостным событием в нашей жизни, а в итоге стало самым трагичным.

Глажу живот, поворачиваюсь боком, хочу увидеть хоть какие-то намеки, но пока ничего не заметно. Месяца через полтора-два только начну что-то замечать. Как жаль, так хочется, чтобы малыш поскорее вырос и родился, потому что с его появлением все изменится окончательно.

Не знаю как, но уверена, что изменится.

– Господи, – вздрагиваю, когда за спиной раздается звонок телефона.

Выплываю из собственных мыслей и подхожу к тумбе, беру телефон в руки и вижу, что это звонит муж. Не хочу ему отвечать, но увы должна. Принимаю вызов и затаив дыхание жду, что же он мне скажет.

– Я не могу за тобой приехать, послал человека. Из больницы, сама не выходи. Он придет и поможет тебе с сумками. Все, поняла? – жестко, без тени любви, спрашивает Игорь, а я чувствую, как по щекам катятся слезы.

И самое страшное, я не понимаю от обиды, или от разочарования, что он не приехал сам.

Глава 21

Лиля

Почему он продолжает быть таким жестоким и равнодушным человеком? То, что он делает, показывает то, насколько ему плевать на меня, на мои чувства, показывает то, насколько ему наплевать на нашу семью.

Он говорит красивые слова, но поступки означают совершенно другое. Он своими действиями все разрушает. Все. Хотя говорит, что хочет сохранить.

Я совсем не понимаю его, не понимаю того, чего он хочет добиться. Если бы он сделал хоть один крошечный, хоть малюсенький шаг навстречу ко мне, навстречу к нашей семье, мне было бы легче, намного легче.

– Ты меня поняла? – не дождавшись ответа, снова зовет меня Игорь.

Я думала, он уже давно сбросил вызов, что просто поставил перед фактом и решил забить на мой ответ. Но нет, оказывается, висит на телефоне, ждет. Что ему это дает, не понимаю.

– Да, я поняла сидеть в палате и ждать, когда придет твой человек. Ты просто водителя послал или кого-то еще? – не знаю зачем задаю последний вопрос.

Все же, если хотя бы кого-то попросил, озадачился, то, может быть, еще не все потеряно, а если водитель, то это катастрофа, это прямой показатель того, какую судьбу он мне уготовал, какое у него ко мне отношение, и, увы, мне совсем не нравится возможные варианты.

– Просто дождись человека и не задавай мне лишних вопросов. У меня нет времени на них отвечать. До встречи, любимая.

И вот теперь я слышу гудки: короткие, частые и такие противные, а потом тишина. «любимая», как же это сейчас лицемерно звучит. Если бы была любимой, меня бы не было в принципе в больнице, я бы купалась в его любви, его ласке дома, вместе с Наденькой, а так…

Но мне ничего не остается. Ну, сбегу я сейчас и что мне делать, куда идти, куда податься? Да, можно было бы с узелком в туман, как в том мультике, но, во-первых, у меня под сердцем ребенок, во-вторых, Надя. Я не могу, вот просто не могу с детьми уйти в пустоту, в то самое неизвестное ужасное будущее. Хотя, даже если останусь, будущее все равно будет не самым радужным.

Только кому это нужно, кого это волнует кроме меня? Никому и никого. Вот и вся жизнь, вот чего я стою. Ну что поделать, порой мы как в лабиринте, из которого нет выхода. Секунда на вдох, и потом вся жизнь идет на одном долгом выдохе, а хочется дышать, дышать часто полной грудью и ничего не боясь.

Заблокировав телефон, откладываю его в сторону и собираю себя домой. Проверяю все документы, складываю их в отдельную папку.

Кто знает, как сложится судьба, вдруг я все же сбегу и все назначения, схема лечения могут понадобиться в другой клинике. С трудом верится, конечно, в положительный исход подобного сценария, но, как говорится, чем черт не шутит.

И все же мне очень интересно, кто за мной приедет, водитель, или кто-то из его знакомых? Понимаю, что этими мыслями сама себя накручиваю, что делаю только хуже и себе, и ребенку, но чувства не выключать по щелчку, увы. Я не знаю, есть ли у них тумблер, а если есть, то где он расположен.

Почему у части людей натура такая, что в любой ситуации они начинают видеть только все самое плохое, просчитывать самые ужасные исходы?

Я ведь раньше одной из них не была. Я только сейчас резко стала такой, и мне самой от себя противно. Я всегда верила в лучшее в доброе светлое, находила счастье там, где его практически никто не мог найти. Во что я только превратилась?

– Господи, – вздрагиваю, когда начинает звонить телефон.

Я уже никого сегодня не ждала, поэтому сильно удивляюсь и в то же время облегченно выдыхаю, когда вижу контакт Регины.

– Ругаться будешь? – принимая вызов, сразу спрашиваю у нее.

– Да нет, это все бессмысленно, ты уже все решила, и я понимаю, что ничего не изменю, – подруга старается говорить максимально непринужденно, но я слишком давно ее знаю, чтобы не уловить истинную суть сказанного.

Она просто сейчас пожалела меня, пожалела после того, что я пережила и не хочет, чтобы я снова оказалась в больнице, так и не выйдя из нее.

– Ничего себе я заслужила помилование, – подхватываю нить ее разговоры и чувствую, как мы обе понемногу начинаем расслабляться, хотя та струна, что была натянута во мне Игорем даже не думает расслабляться.

– Да, прощена, помилована, оправдана, что хочешь, говори. Когда вещи соберешь и будешь готова, я заеду за тобой, отвезу домой или туда, куда ты скажешь, – тяжело выдыхаю, и подруга улавливает это. – Что случилось, Лиль?

– Ничего, все хорошо, насколько это возможно. Просто Игорь сказал, что уже отправил за мной человека. И я сомневаюсь, что это ты.

– Слушай, а не пошел бы он в одно место? – начинает возмущаться подруга. – Ты не его пленница, Лиля, понимаешь? Не пленница. Он может сколько угодно показывать свой характер, но покажи уже и ты свой. Покажи. Серьезно, плевать, что будет потом. Даже если он слетит с катушек и не дай Бог, тебя изобьет, это, наоборот, сыграет тебе на руку. Попадешь в больницу, снимешь побои, напишешь на него заявление и избавишься от этого груза. Лилль, не садись ты в машину с его человеком, я тебя прошу.

Она что, с ума сошла такое мне говорить? Как так вообще можно? Уже открываю было рот, чтобы ответить ей, насколько мне неприятны слова, как дверь в палату открывается, впуская моего конвоира.

– Мне некогда, прости. Человек Игоря пришел, пока... Позже созвонимся, – последнее добавляю с небольшой паузой и таким растерянным тоном, что сама себе поражаюсь.

Не дожидаясь ее ответа, сбрасываю вызов и встаю с кушетки, готовая подхватить сумки и сразу двигаться на выход, но все, что я успеваю это только встать.

Когда вижу кто пришел, падаю назад, полностью обессилив.

– Что вы здесь делаете? – удивленно спрашиваю у Дарины, а у самой голос дрожит, что вызывает у любовницы усмешку.

– Фи, как грубо. Все же мне предстоит заботиться о твоих детях в будущем. Неужели не хочешь со мной дружить? – любовница нагло заходит в палату и закрывает за собой дверь, а я чувствую, как во мне что-то ломается.

Я ожидала кого угодно увидеть, но только не ее.