Текст книги "Душа "Совёнка" (СИ)"
Автор книги: sobolevna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
====== Пролог ======
Мне снится сон.
Нет, неправильно. После всего, через что я прошёл, я очень хорошо умею отличать сны от реальности.
Так вот: нельзя сказать, что мне снится сон. Скорее наоборот: это сон снит меня. А что? Бытие – бытийствует, ничто – ничтит, а сон – он вроде и есть, да вроде и не реальный. Так что он снит. Не помню, видел я его раньше или нет – не забиваю таким голову уже целую вечность. Как будто дробная вечность сильно меньше целой!
Итак, снит меня сон в незнакомое место. Или знакомое. Когда много где бываешь, все места кажутся хоть и собранными из разных запчастей, но всё равно выглядят, как штампованные…
Не важно. Важно, что это место, которое придётся по душе многим.
====== День 1 ======
Я начал потихоньку просыпаться. Ощупал свои вещи – самое важное на месте. Быстро огляделся по сторонам – вроде никого опасного. Значит, можно дальше спать. Или пробуждаться медленно и с удовольствием. Я безмятежно потянулся. Пригожий летний день. Хорошая погода. Птички щебечут, насекомые стрекочут. Атмосферу портит только не самый удобный автобус, в котором я проснулся, и какой-то паренёк, чьего лица я не разглядел, так как мне оно нафиг было не нужно.
– Ты кто? – внезапно спросил он. – А?
Вроде язык знаю. Уже что-то. Осталось придумать ответ.
– Я спрашиваю – ты кто такой? – Я… Семён, – ответил я лениво. И, глядя на его реакцию, добавил: – Я что, не похож на Семёна?
Он лишь покачал головой. Уже странно. Обычно этот вопрос слишком глупый, чтобы на него хоть кто-либо отвечал.
– Не, ну я не понял, у тебя что, семёнметр какой-то есть? – Понимаешь, сюда приезжает Семён. И сейчас должен был приехать Семён. Я тебе больше скажу – даже я Семён. А вот ты – не Семён. – Да ладно? Это клуб анонимных Семёнов? – Точнее борда с кучей семёнов в треде. Но ничего. Ты здесь в первый раз? – Всё может быть. – Ну, уж точно не последний.
Мне начала нравиться его ухмылка. Так и охота по ней врезать!
– А ты, я смотрю, местный завсегдатай? Или ты предлагаешь перепутать туризм с эмиграцией? – А почему нет? Мне тут очень даже скучно, свежая кровь не помешает. – Поверь мне, если здесь есть люди, то скоро будет весело. – Ловлю на слове. А ты следи за воротами – скоро к тебе выйдут.
Он показал в окно. Да, металлические ворота с надписью “Пионерлагерь “Совёнок””. Но не успел я задать ещё пару вопросов, как парня и след простыл. Уже становится интересно. Нужно подумать.
Но внезапно я отвлёкся и…
Есть те, кто слышит, те, кто видит, и те, кто чует. А есть и те, кто знает. Это знание не достаётся каким-либо мистическим образом, а конструируется на основе известных форм и имеющихся данных. Чем больше форм ты знаешь и чем лучше умеешь их комбинировать, тем больше знаний ты можешь достать буквально из ниоткуда.
Сам процесс происходит в особом трансовом состоянии. Кому-то ни за что в него не войти без особых практик и веществ, а для кого-то оно естественно. В этом состоянии можно делать труднопредставимые вещи – например, вспомнить то, чего никогда не знал, или придумать правду.
Но за всё надо платить. Некоторые мысли думаются стоя, не которые – лёжа, для каких-то можно молчать, а для каких-то – бессвязно говорить. Совсем сложные предполагают действия. И не дай бог тебя кто-нибудь увидит во время этих действий, иначе примут за психа.
– Привет, ты, наверное, только что приехал?
Меня уже у ворот лагеря вывел из раздумий звонкий девичий голосок. Обладательница заставила меня присвистнуть от открывшегося зрелища. Отличная фигура, загорелая кожа, две длинные светлые косы и голубые глаза. Судя по всему, самая обычная девушка. Что-то надо отвечать…
Я внезапно замер.
– Ты это слышишь? – спросил я девушку, недоумённо глядящую на меня.
Я начал принюхиваться. Донюхался до неё.
– Эй! – в её глазах недоумение сменялось протестом. – Ты восхитительно пахнешь! – она было зарделась, но тут же напустила на себя былое недоумение. – Да, только что. Ты не подскажешь… – Тебе к вожатой надо, она всё расскажет! Смотри. Сейчас идёшь прямо-прямо, доходишь до площади, затем налево, дальше будут домики, – она показала в сторону ворот, как будто я знал, что за ними. – Ну спросишь у кого-нибудь, где домик Ольги Дмитриевны! – Я… эээ… – Всё понял? А мне пора, – девочка помахала мне рукой и скрылась за воротами.
Интересная реакция. Словно она во мне не видит ничего необычного. Не то что предыдущий местный житель.
Внезапно моя спина ощутила чьё-то присутствие. Лёгок на помине.
– Тоже мне Дон Жуан, – сказал знакомый голос. – Дон Жуан был никем, пока не встретил меня, – пожал я плечами. – А после? – Да пёс его знает.
Мой ответ, судя по всему, ему понравился.
– А ты вообще знаешь, кто такой Дон Жуан? – Зато ты точно знаешь, кто такой пёс, – подмигнул я, оборачиваясь, но его уже и след простыл. Будем считать, что это не совпадение.
Дорожка привела меня к одноэтажному зданию с надписью “Клубы”. Вообще, окружение не походит на особо технологичное. Тепловые машины и электричество здесь, как я заметил, уже есть, а вот что-то помощнее явно отсутствует. Вот и это здание явно показывает, что строят тут по старинке, но при этом надёжно. Чтобы стояло при любом количестве допущенных при строительстве ошибок. Я чуть было не пустился в раздумья, как из клуба вышла девочка. Тоже очень красивая, с очень глубокими зелёными глазами, источавшими буквально вселенскую печаль. Увидев меня, девочка замерла будто бы от испуга. Не успел я подойти и предложить пожалеть, как к ней выбежала рыжая девчонка с озорным взглядом и в красной футболке с надписью “СССР” и начала что-то увлечённо говорить и трясти руками. Грустняшка же в свою очередь смутилась, потупила взгляд и ничего не ответила. А потом как-то резко изменилась в лице. Причиной оказалось какое-то насекомое в руках рыжей озорницы. Погоняв свою жертву туда-сюда, она перемигнулась со мной и убежала дальше.
Я не спеша пошёл за ними. Хм, а у них, я смотрю, есть нечто вроде униформы. Надо будет себе такую же достать, а то ходить, как бомжара, здесь может быть и не принято. С этими мыслями я вышел на площадь с памятником местному деятелю. Мда… если деятель похож на свой памятник, не завидую я тем, над кем он, собственно, и действовал.
Двигаясь, я опять задумался. Это место кажется весьма и весьма нормальным. Как минимум, потому, что нет назойливой рекламы и цветовой дифференциации штанов, без которой у общества, как известно, нет цели. Великолепная природа, красивые обитатели, мирная атмосфера, ясное небо. Чего ещё надо?
Тем не менее, налицо странности. И я не говорю про парня, любящего исчезать. Из всего, что тут привлекает внимание, он – лишь самая очевидная странность…
“Надо присесть”, – внезапно понял я и так же внезапно присел. Поэтому оплеуха, которая должна была достаться моей спине, едва коснулась моих волос. Зато человек, её наносивший, о меня споткнулся, и мы вместе покатились по земле.
– Ты чего?! – сказал обидчик, точнее, обидчица. Притом обиженным голосом.
Ну, какой вопрос, такой ответ:
– Где?
На её лице чередовались то удивление, то раздражение, пока она не выдохнула.
– Новенький, значит? – сказала она, поднимаясь. Она была довольно симпатичной, но, судя по всему, любила напускать на себя надменное выражение лица. На ней тоже была форма, сидевшая, правда, несколько вызывающе. – Ладно, увидимся!
“Женщины”, – усмехнулся я про себя.
Для женщин совершенно естественно чего-то одновременно хотеть и не хотеть, хотеть противоположного – и не хотеть этого же. И всё с одинаковой силой. Пышки хотят похудеть, худышки поправиться. Агрессивные хотят быть мягкими, а добрые и ласковые тихо всех ненавидят. Бывают и исключения, но на общем фоне они редки.
Поэтому, если средняя женщина внезапно проявляет немотивированное расположение, то в глубине души она испытывает ненависть. Напротив, немотивированная агрессия может означать приятие едва ли не до влюблённости. Поэтому, если проходящая мимо незнакомая женщина, посмотрев на вас, пытается наброситься на вас с ножом и откусить пол-лица, то она будет любить вас до гроба. Вашего гроба.
В присутствии по-настоящему своей женщины мужчина резко умнеет. Тряпка становится напористым, а не умевший и двух слов связать при женщине внезапно понимает, что, где и как надо говорить и делать. Словно первобытный инстинкт пробуждается и делится опытом бесчисленных поколений отцов.
Эти два индикатора – внезапная женская ярость и внезапная способность её обуздать – это две путеводных звезды в отношениях. Такого нежно-голубого цвета.
Если женщина со всеми добра и не показывает видимых изъянов, то скорее всего глубоко внутри она хочет всех ненавидеть и быть порочной. Короче говоря, та, кто кажется чистой и правильной, скорее всего, потенциальная, извините за правду, шлюха. Вот с таким пузи…
– ...ком, – я сглотнул.
Слишком глубоко задумавшись, я оказался на лодочной станции, где уже некоторое время что-то говорю той красотуле с двумя косами. А судя по тому, что она стояла в купальнике, а моя рука была у неё на животе, я явно сболтнул лишнего. Не придумав ничего лучше, я убрал руку, пожал плечами и подался вперёд, подставив ударябельные места. Её реакция была быстрой и осмысленной. К счастью правильным движением я смягчил оплеуху.
Она фыркнула и ушла. Я же, быстро порыскав по округе, собрал цветочков и дождался обиженную. Заметив её, я бросился к ней, буквально на ходу упав на колени:
– О светлейшая, прости меня, недостойного! Прошу, не надо больше рвать мои пейсы, откусывать мои пальцы, облизывать мои уши! Умоляю, разреши мне вновь видеть твои чистые глаза, трогать твои нежные руки, наступать на твои грациозные ноги, чуять с твоей роскошной задницей! Я всё сделаю! Я сделаю уборку! Я поставлю туалет на ремонт! Я скажу Скарлетт, что она мне не безразлична!..
Всё это было сказано с абсолютно бесстыдным выражением лица. Девушка молчала, но эмоции на её лице были красноречивее любых слов.
– Вот как так можно – унизиться перед человеком, попросить у него прощения и восхититься им – при этом обосрав его? – прочитал я её эмоции. Зачем-то вслух.
Она прыснула, и мы оба засмеялись.
– Мир? – Мир. Но больше так не делай! – Так – больше не буду! – честно ответил я. – Ой, я же так и не представилась! Меня Славя зовут! Вообще, полное имя Славяна, но все Славей зовут. И ты тоже зови! – Постараюсь. Но у меня очень плохо с именами, Славянка. Я их постоянно путаю. – Ничего, научишься. Пошли?
Я пошёл за ней, плохо понимая, куда. Судя по всему, именно к той самой вожатой, о которой говорила Сваля. Ну, или как там её правильно. Когда мы уходили, я краем глаза заметил, как тот самый парень, приветствовавший меня в автобусе, стоял у деревьев и пытался не умереть со смеху. Ничего, дорогуша, спустя время вместе посмеёмся.
Мы вышли на площадь. По ней друг за другом бегали «СССР» и девочка, споткнувшая о меня.
– Ульяна, хватит бегать! Я всё Ольге Дмитриевне расскажу! – крикнула им моя проводница. – Есть, гржнинначаник! – ответила мелкая. Главное, не назвать её как-нибудь “Сссрульяной”.
Мы шли сквозь ряды почти одинаковых строений, некоторые из которых напоминали пузатые пивные бочонки, а иные – хозяйственные сараи. Мы, наконец, пришли к небольшому одноэтажному домику, утопающему в сирени. Сказать по правде, хотел бы я в таком остановиться. Оттуда доносилась воспитательная беседа, а спустя несколько секунд вышли две девчонки, которых я видел возле здания клубов.
– Лена, не обижайся ты на неё! – сказала моя проводница. – Да я не…
Стеснительная, завидев меня, покраснела и удалилась, а с озорницей мы перемигнулись, мол, рыбак рыбака видит издалека. Наконец, настала и моя очередь заходить.
Внутри нас ожидала цыпочка, не до конца осознавшая, насколько она горячая. Но она пропустила мой голодный взгляд и обратилась весьма приветливо:
– Пришёл-таки! Отлично! Меня Ольга Дмитриевна зовут, я вожатая. – А откуда вы знаете, что я – это я? – улыбнулся я в ответ. – Так мне твои родители полчаса назад звонили! Тебе привет передавали. – Да ладно? – какая… неожиданность. – А мне можно им перезвонить? Ну, чисто так, для себя, поржать. – Нет, – она мило и непринуждённо улыбнулась. – И почему? – А у нас телефона нет. – А как… – Я только из райцентра вернулась, там с ними и поговорила. – Предположим. Тогда как меня зовут? – Семён, – удивилась она столь глупому вопросу.
Опять это имя. Значит, тот парень был прав, и они ждут Семёна, но кроме него никто не заметил, что я, оказывается, и не Семён. Так почему бы этим и не воспользоваться?
– Вот, – улыбнулся я.
Всё это время Шлавя… и почему её имя у меня трансформируется именно в эту сторону? Так вот, она стояла рядом со мной и, казалось, не находила в нашем разговоре ничего такого.
– Ой, надо тебе форму подобрать! – сказала вожатая. – Спасибо, – одной проблемой меньше. – Ладненько, я побежала тогда, а ты пока можешь познакомиться с лагерем! Вечером приходи на ужин, не забудь! – она вышла – нет, выпорхнула – из домика. Я бы засмотрелся, но услышал голос блондиночки: – Мне тоже пора – дела. Ты походи, осмотрись. Вечером увидимся.
Наконец-то я остался один. Что ж, место кажется безопасным. Не без странностей, но меня здесь вряд ли кто-то тронет. Сложив свои пожитки в домике (всё равно они тут явно никому не нужны), я решил осмотреться. Желательно, без свидетелей.
Мои попытки провалились довольно быстро – стоило мне отойти немного в сторону, как мне навстречу вышел парень – притом не тот, с кем я встречался ранее.
– Привет, ты новенький, наверное, Семён, да? – А что-то изменится, если я скажу “нет”? – улыбнулся я.
Он постоял в замешательстве и продолжил:
– Да уже все знают! Я, кстати, Электроник. Настоящий. Можешь меня так и звать. – Хм, ясно… – уже не в первый раз ответы несколько невпопад. Странно. – Ульянка меня ещё Сыроежкой зовёт. – А? – Фамилия у меня такая – Сыроежкин. – Приятно познакомиться. – Давай я тебе тут всё покажу!
Я думал отказаться, но он уже пошёл показывать. Первой была площадь, где сидела та грустняшка, затем была очередь столовой. На крыльце которой стояла недружелюбная девочка, которая любила распускать руки.
– А вот она – Алиса Двачевская. Ты с ней поосторожнее, – зашептал он. – Никогда не называй её ДваЧе, она этого не любит! – Чего ты сказал? Как ты меня назвал? – кажется, она услышала и побежала к нам. – Ладно, ты дальше сам как-нибудь… – Сыротроник бросился бежать. – Что такое, принцесска? Тебя обидели? – потянулся я к хулиганке, а она, оторопев, быстро пришла в себя и бросила: – А с тобой мы позже разберёмся!
И убежала.
Я пожал плечами и стал осматривать лагерь самостоятельно. Наконец-то. Я успел обойти лагерь и даже найти карту. Интересно. Нет, лагерь был самым нормальным. Обычные здания, обычные мальчишки и девчонки (как их тут называют, пионеры и пионерки). А вот границы лагеря – другое дело. Что будет, если я за них выйду? Ориентировочно – ничего, но что-то мне не нравится тот пионер, которого я встретил первым.
Мои поиски прервал звук горна из динамиков. Судя по тому, куда пошли все, это был сигнал к ужину. Куда я и пошёл. В столовой было не протолкнуться, но возле озорной рыжули было свободное место. Туда я и сел. В голове роились мысли, то и дело прерываемые хитрыми взглядами соседки по столику. Спустя время я понял, что она надо мной откровенно ржёт. Поглядев на свою тарелку, я понял причину: там отсутствовала котлета.
– В большой семье рта не разевай! – улыбнулась она.
Ну вот всегда так. Хочется немного расслабиться, потупить, повалять дурака, если вы… понимаете, о чём я. И тут внезапно появляются девушки, которых надо отшлёпать! Такой шанс упускать явно нельзя.
Я с до глупого грозным видом поднялся и потянул руки к ней, намереваясь пощекотать.
– А всё, у меня её нету! – попыталась она оправдаться. – А ты повкуснее будешь, Янулька! – Ульянка! – Не важно, пока ты боишься щекотки!
Внезапно она застопорилась, будто у неё произошёл сбой. Более того, вся остальная столовая не обратила на нас ни грамма внимания. Ни криков “Ух ты, педобир!”, ни завистливых взглядов, ни хотя бы интереса. Я замедлился, чтобы оценить ситуацию, но продолжил тянуться.
– Погоди, я мигом! – она взяла мою тарелку и побежала в сторону кухни.
Так-так. Опять ответ невпопад. Надо будет поискать того пионера, который, как мне кажется, стоит неподалёку и стебётся надо мной.
– На, держи! – пробежала озорница. Быстро она передвигается, однако. Как ракета. – Спасибо, Улькета! – Кто? – Уль… ну, быстрая как ракета! – Улькета! А мне нравится! Не такой уж ты и неудачник!
Мне бы, конечно, обидеться, но когда девочка на тебя смотрит глазами с выражением “Ух ты! А ты кто?”, как-то сразу смягчаешься. Так что я просто потрепал её по волосам и приступил к еде.
Меня передёрнуло. Да, видимо, этот лагерь действует на меня чересчур успокаивающе: я и не подумал, что она положит под котлету сороконожку! Краем глаза я заметил, что Улькета стоит возле выхода и готовится убегать. Ну-ну. Ведь в эту игру можно играть вдвоём. Так что, недолго думая, я отложил котлету в сторону, вилкой отрубил сороконожке голову, насадил её на вилку и быстро поднёс ко рту, типа откусил на распробовать.
Внезапно вся столовая завизжала и выбежала. Не очень понимая, в чём дело, я выбежал вслед за всеми. Последней убегала повариха. Я бежал, не оглядываясь, вперёд и вперёд. Поскольку спина опасности не чувствовала, я погрузился в раздумья…
Иногда людей характеризует не то, что они делают и даже не то, как они к этому относятся – а то, чего они НЕ делают и в том, как они это НЕ делают.
Человек мыслит и действует штампами. Эти штампы – один из способов экономить усилия для решения стандартных задач, поэтому они есть даже у самых нестандартных людей. В случае, если ситуация не подпадает под шаблон, последний рвётся. Разрыв шаблона можно изобразить на лице, если его нет, но очень сложно скрыть, если он есть.
Так вот, у обитателей лагеря не рвёт шаблон. Словно они повторяют заложенную в них программу, а в случае нетипичного ответа максимально пытаются выполнить её же, несмотря ни на что.
Однако так происходит не всегда. Например, когда я сделал вид, что ем сороконожку, все отреагировали как положено и стали визжать. И убегать.
Стоп. А я-то чего тогда побежал?
Последнюю фразу я сказал, уже остановившись и пытаясь отдышаться. Меня пробил смешок. Но тут же исчез, так как кто-то засмеялся у меня над ухом.
– Не пугай так! Зараза… – Я думал, ты это не вспомнииишь… гы-гы-гы…
Я не придумал я ничего лучше, чем присоединиться к нему.
– Никогда такого не видел, – честно признался он, приходя в себя. – И никогда больше не увидишь. Позорище… – Сам ты позорище! – Я про себя и говорил. Но ты знаешь… мне нравится ход твоих мыслей, – таки подколол я его. Вдоволь насладившись его реакцией, я продолжил: – Значит, Стебён… – Как ты меня назвал? – насупился он. И тут же пришёл в норму. – Ничего, ты тут надолго, я ещё над тобой поиздеваюсь. Ты ещё пожалеешь, что родился на свет, и побываешь в моей шкуре!
Он перешёл на крик.
– Тебя пожалеть?
Внезапно послышались шаги. Я обернулся и увидел ту роскошноволосую блондинку. Моего собеседника и след простыл.
– О, Шала… Шаша по шоссе и сосала шушку! – выкрутился я.
Она пропустила это мимо ушей. Притом умышленно. Интересно, это поведение тоже шаблонное?
– За Ульяной бежал? – Спроси чего полегче, – улыбнулся я. – Ты прости её, не со зла она… – Да ладно тебе. Было весело, – я честно признался. – Хотя и немного стыдно.
Она улыбнулась.
– Ты, наверное, голоден? Пошли в столовую – поищу, чем тебя можно покормить. – С удовольствием. А там не закрыто? – А у меня ключи есть. – А откуда? – А я кто-то вроде помощницы вожатой, улыбнулась она. – Клёво. Будешь ассистенткой, – наконец-то, нормальное прозвище. – В смысле? А… Ой, я же ключи забыла! Иди к столовой, я догоню.
Ночь тем временем заявила о своих правах на лагерь. Палящее солнце и ясное небо сменилось луной и звёздами, щебетание птиц сдалось перед стрёкотом ночных насекомых. Соответственно, и время для дневных проделок плавно перетекло к проделкам ночным. И одна хулиганка, пытавшаяся вскрыть замок столовой, была тому подтверждением.
– Привет, Двачиса Алевская! – А ты чего о тут забыл? Стоп… Как ты меня назвал? – Именем, достойным принцесски!
Она смутилась, но быстро взяла себя в руки.
– За языком следи! – А ты чего тут возишься? – Слепой, что ли? Не наелась. Давай, помогай! – Не вопрос, я тоже не наелся, – я пристроился к замку, и тут до меня дошло: – Так давай подождём, сейчас ассис… сис… —? – Ну эта, – я изобразил, – с ключами придёт. – Что?! – моя коллега по взлому рассвирипела. – Ты чего молчал?!
Она спрыгнула с крыльца столовой.
– А тебе я это ещё припомню! – сказала она, скрываясь в темноте. – Ты мне тоже нравишься, Двачесска! – сказал я ей вслед сладким голосом. Судя по звукам, она таки меня услышала. Хе-хе-хе. – Ты с кем-то говорил? – наконец подошла Сисе… Да что ж такое! Пускай хотя бы будет Блондиночкой. – Да, всё в порядке. Идём?
Из еды нашлись булки и кефир. Я с удовольствием их уплетал, моя же собеседница просто смотрела то на меня, то куда-то вдаль.
– Красота, – сказал я, закончив, – это страшная сила.
Девушка улыбнулась.
– А с возрастом она становится ещё страшнее! – и почему я выпалил эту фразу, глядя на неё таким голодным пылом?
А ведь было, к чему смотреть. Глядя на на неё, понимаешь, что в мире есть красота. Чистая и ни к чему не привязанная.
– А тебе здесь нравится? – внезапно спросила она. – Очень! Здесь милые люди, красивые места, большие си… синие глаза и манящая по… поразительная грация! – она зарделась. – А главное – что бы ты ни сделал, тебя не казнят нехорошей грушей. Так что я бы с большим удовольствием остался бы здесь на подольше, а потом приехал бы ещё! А ты что об этом скажешь?
Иногда следует говорить правду. То есть совсем правду. И по тому, каки на твою правду люди отреагируют, о людях можно многое сказать. А тут моя собеседница будто пропустила последнее мимо ушей.
– Эй, Блондоечка! – надо будет спросить ещё раз, как её зовут. – А, что? Прости, я задумалась. Да. Мне здесь очень нравится, – ага, конечно, задумалась она. – А имя моё ты так и не запомнил! – Каюсь: как тебя вижу – все мелочи вылетают из головы!
Она улыбнулась, погладив одну из своих кос.
– Пошли? – Ага.
Мы попрощались на крыльце столовой. Она пошла к себе в домик, а я… Так-так, кое-кто забыл ключи. Я подозвал её и вернул связку. Теперь другой вопрос – куда идти мне?
Лагерь и его обитатели кажутся совершенно нормальными. В своём антураже, естественно. Я на его фоне кажусь диким, неотёсанным, пришельцем. Но пришелец видит то, что никто не замечает в силу очевидности.
Замеченные ранее эффекты повторяются: иногда местные жители реагируют, словно ничего не происходит, когда я что-то делаю такое, что для них как минимум необычно. Странность состоит даже не в этом, а в том, что так происходит не всегда. И они внезапно начинают действовать очень даже адекватно. Притом настолько адекватно, что уже это напрягает.
Размышления длились не долго – я оказался на площади, на которой грустняшка читала книгу. И ведь до сих пор сидит, читает. А раз так, надо будет попробовать поэкспериментировать над ней.
– Многие из живущих заслуживают смерти, – сказал я менторским голосом, подходя к скамейке с девушкой.
Она удивилась, смутилась и спряталась за книгу. Название “Унесённые ветром” мне ни о чём не говорило.
– Что, и всё? – пожал плечами я. – Я подсяду? – Да.
Повисло неловкое молчание.
– Ты знаешь, ведь все мы обратимся в пыль. И ты, и я, и этот лагерь. А потом всю эту пыль унесёт ветер. Вот прямо как в этой книге, – она опять закрыла ей лицо. – Но глубина этих зелёных глаз, – я мягко отодвинул книгу, – имеет все шансы пережить века.
Господи, что за фигню я несу? Я же сам в это не верю. Она тем временем опять зарделась, но за книжкой прятаться не стала. Видимо, факир был пьян, фокус не удался.
– Так ведь, Лыня? – А? – А? – Я Лена… – Да, прости, у меня плохо с именами. Но скажи мне, Ныля, разве нет в этом определённой романтики? – Я Лена. – Разумеется. Так вот, сейчас мы сидим здесь, в этом прекрасном месте, и смотрим на звёзды. А там, у этих звёзд, Нылка… – Я Лена!
Как-то у неё совсем переменился взгляд. Я отошёл от неё и стал обходить лавку.
– Не волнуйся, не волнуйся, Рена… – Я сказала я Лена!.. – она едва не перешла на крик. – Не, ты не Лена. Ты Рана. Точно! Вот это, – я изобразил, – Нылка, а вот это, – я изобразил, – Рана. Простите, простите девчонки, не хотел вам мешать, завтра с меня должок. Спасибо тебе за замечательный вечер, до завтра!
Я поспешил ретироваться, а она, немного проявив эмоции, спустя время последовала моему примеру.
И опять-таки, абсолютно естественная реакция. Ну, два в одной, все дела. Ну или маска и реальность, мне то пока не так важно. Ладно, поиск ответов отложим на потом. Пока надо найти место для ночлега. Хорошенько подумав, я отправился к вожатой – вдруг есть какое местечко. К счастью, она не спала.
– Привет, Семён! Что-то ты долго! – Да так, гулял, с лагерем знакомился… – Ладно. Спать будешь здесь, – она указала на одну из кроватей. – Вы что, серьёзно? – Ну да, а что такого? Всё равно других свободных мест нет, – улыбнулась она. – Ты же хочешь стать порядочным пионером? – Ну как бы тебе сказать… помягче, покороче и потоньше… – мне кажется, что когда двое молодых людей противоположного пола летом спят в одном домике, возможны инциденты по обоюдному желанию, но без обоюдного признания. Только вслух я решил об этом не говорить.
Правда, ей и этого оказалось достаточно: она посмотрела на меня с удивлением и даже с обидой. Я ответил взглядом бесстыжего непонимания.
– Пионер должен уважать старших! – Есть уважать старших, Дмитреольговна! – вытянулся я по струнке.
Блин, а я ведь не посмотрелся в зеркало – на сколько лет я выгляжу. Считать свой реальный возраст я бросил давным-давно. Я живу по-простому: ко мне на ты – и я на ты. Ну, кроме таких случаев, разумеется.
– Да нет! Ольга-Дмитриевна. Сначала О, затем Дэ. Понял? – Так точно! – Так вот: взрослых надо называть на “вы”! – Есть называть вас на “вы”, Одмитрия! – Ох, беда с тобой… Но ничего, мы сделаем из тебя порядочного пионера! – Есть стать порядочным пионером, О-Дэ-вочка!
Её взгляд было сложно передать словами или хотя бы мимикой.
– Разрешите начать отжиматься? – не дожидаясь разрешения, я принял упор лёжа и начал: – Один, сэр, два, сэр, три, сэр… – Какой я тебе сэр?.. – Один, миледи, два, миледи, три, миледи… – Ладно,– смягчилась она. – А теперь спать!
“Слава Богу” – подумал я. Домик, хоть и был несколько не прибран, отдавал уютом. Место было очень спокойным и умиротворяющим. И всё равно роились мысли. Кто тот странный пионер? Что не так с лагерем? Как мои действия успели на него повлиять? Вопросы типа “Где я и как сюда попал?” я не задаю себе уже невесть сколько времени – меня нередко выкидывает то туда, то сюда. И пусть сюда выкидывает почаще…
====== День 2 ======
Вот и время просыпаться. Полуденное солнце ласкало глаза. С удовольствием бы поспал ещё, но – дела.
На спинке кровати была моя форма – наконец-то. Одэвочки в домике не было. Я быстренько переоделся и, найдя зеркало, посмотрел на результат. Бывало и получше. Что ж, а мне надо идти. Как минимум, у меня на сегодня слишком много дел.
Я вышел из домика и вдохнул полной грудью. Прекрасный воздух. Прекрасный запах. Прекрасная женщина… А, это вожатая.
– Доброе утро, Семён! – А вам того же, – улыбнулся я. – Ты только вчера приехал, так что будить я тебя не стала, но завтрак-то… Хотя ладно! Вот, держи! – она дала мне свёрток с едой. – Спасибоньки! – сказал я, уплетая оказавшиеся там бутерброды. – Пионер должен быть всегда чист и опрятен! – сказала она, давая мне другой свёрток – на этот раз, с умывальными принадлежностями. – Дай я тебе галстук правильно завяжу на первый раз, а то он болтается. Потом научишься, сам будешь!
Я дал ей перевязать галстук. Чему она несколько удивилась.
– И не забудь про линейку. – Есть не забыть про линейку! А что это? – В смысле?! – она нахмурилась. – Сегодня же понедельник! – ?? – Обычно у нас линейки рано утром, до завтрака, но сегодня понедельник, поэтому она будет в 12 часов. Не опаздывай! – Есть не опаздывать! А куда? – На площадь, куда же ещё!
Я пожал плечами и пошёл к умывальникам. Было о чём подумать.
У людей есть “образ мира”, что закладывается в глубоком детстве. Что бы ни случилось, куда бы мы ни попали, спустя время мы стремимся увидеть в разрозненных событиях связность – последовательность ли, структуру ли, план ли – короче говоря, мы ищем мирность мира. И мир в нашем восприятии восстанавливается, обретая логику и форму, цепляясь за самые мелочи в самых необычных ситуациях.
Тот странный парень говорил, что я ещё успею побывать в его шкуре, и обмолвился, что таких Семёнов, как он, больше одного. С некоторой вероятностью это значит 2 вещи: во-первых, эти события повторяются не в первый раз с разными людьми, во-вторых, не в один раз с одним и тем же человеком. А раз так, то он искренне считает, что я тут застрял. Как и он сам. Это подтверждается его поведением и словами.
Вопрос в другом: а каков статус всех остальных местных жителей? Они такие же люди, которые сюда попали? Или кто-то ещё? У меня мало данных. Нужен тот, кто лёгок на помине.
– Эм… а что ты делаешь? – Некоторые мысли лучше думаются вслух и в движении. – И какие мысли подразумевают пародию на стрип-пластику у берёзы? – Я тоже рад тебя видеть, Стэнд. – Кто? – Ты обычно появляешься сзади и стоишь, как неприкаянный. Чем не Стэнд? – Да ну тебя. Ты всем странные имена даёшь? – Странно не то, что я их даю, а то, что они иногда ещё и приживаются. Я вижу, ты уже не злишься? – Да нет. А зачем мне? Всё равно ты теперь знаешь, что ты тут застрял. А вот больше подсказок я тебе не дам. – И не нужно. А я пока подумаю, насколько можно доверять словам, что местные жители – некое подобие программ, которые реагируют на твоё поведение, а в случае нестандартного поведения начинают действовать невпопад… – Кто это тебе сказал? – Ты. – Когда? – Только что.
Он рассмеялся, признавая поражение.
– Да, так и есть. Лагерь предполагает ровно одно и то же поведение с твоей стороны в большинстве случаев. В определённых ситуациях ты можешь делать выбор. Но если ты даже там поступишь нестандартно – эти андроиды отреагируют неадекватно. – Ты говоришь о них с таким презрением, – я пожал плечами. Но его и след простыл. А я пришёл к умывальникам.
Сделав свои дела, я помахал рукой пробегавшей мимо красотке с двумя косами… как её правильно… Красдвукоской пока будет. Хотя имя и тупое. Идя обратно, я опять погрузился в свои мысли.
