Текст книги "Семь дней до моей смерти (СИ)"
Автор книги: Snejik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Брок чмокнул его в щёку и вернулся к сбору снеди. Лишь крикнул:
– Кто-нибудь позвоните и закажите крылышки, салатов и…
В дверях кухни снова показалась Мэй.
– … и всего побольше, вон, и остальные дети подтягиваются к жратве и кино.
– Значит, пока будем ждать жратву, послушаем спецификации, – вздохнул Баки. – Ладно, скажу Стиву, чтобы заказывал, он это умеет, а сам пойду проэкзаменую гоблинов.
Баки поцеловал Брока и махнул рукой Мэй идти с ним.
От скуки со своей стороны и от живейшего интереса Старка к его руке с другой, Баки частенько сиживал у него в лаборатории, а Старк трепался о своих игрушках, новых и старых. Потом начал рассказывать про то, что ещё только поступит ЩИТу, а Баки запоминал, прикидывал, как это можно использовать. Старк ему нравился, когда был техником и изобретателем, а не напыщенным индюком с обложек. А Старку нравилась рука Баки, так они странно дружили, поэтому Баки получал всю информацию первым.
Эти игрушки должны были поступить только через месяц, а Страйк уже знал, что к чему. Ну, не весь, но это уже хорошо.
В итоге, пока везли еду, Баки успел заебать бойцов, не только выдавая им информацию о ТТХ, но и как это все можно применить на практике.
Что ни говори, а бойцы Страйка, хоть и прикидывались иногда деревяшками, были очень умными, тактически подкованными и вообще профессионалами высшего класса, что и подтвердилось в опросе изученного материала. Когда жратва приехала, Баки уже закончил мучить бойцов.
– Молодцы! – похвалил он. – Материал усвоен.
Несмотря на то, что Баки не стремился никем командовать, он давно был сержантом и умел это делать, когда нужно.
Броку почему-то сразу подумалось, что теперь ему есть на кого оставить Страйк. Роллинз был хорошим бойцом, надежным мужиком и вполне сносным заместителем, но как командир сильно проигрывал. Да и не сумел бы этот молчун выбивать раз от раза для отряда нормально снабжение.
– Ладно, давайте усаживаться, раз все такие охуеть молодцы.
Наблюдая как Мэй и Милз обсаживают Стива с обеих сторон, как Баки устраивается на самом козырном месте поближе к столику с едой, Броку пришлось признать – многое меняется, при том совершенно незаметно на первый взгляд. Страйк всегда был стаей, куда чужакам ходу не было. Никому из волчат не хотелось показывать нежное брюхо при посторонних, но и терять место, где разрешалось быть совершенно любым, они не собирались, вот и отпихивались всеми четырьмя лапами, скалились, отпугивая любого, кто приближался.
А Баки не отпихнули. Стива приняли. Веласкеса, и того пригрели.
Баки занял самое козырное место не только для себя, но и для Брока, он видел, как почти нагло к Стиву прижалась Мэй, как Милз кладет руку на практически священное колено, и радовался, что если ничего не получится, Стив останется в надёжных руках.
– Так, все знают, что мы смотрим военно-полевое фэнтези, – объявил Баки. – Почти комедию. И каждого, кто хоть слово вякнет, что уже смотрел, что там все неправда и так не бывает и прочее, лично встану и поставлю в угол. Будете мне снайперские таблицы до утра учить. Все, врубайте.
Баки притиснул к себе Брока и тарелку с сосисками и, как ни странно ,какой-то овощной салат.
– Я тоже люблю овощи, – шепнул он, когда пошел фильм.
– Ещё ты любишь карамельный чизкейк, мясо с кровью и как кошак подставлять лицо солнцу, – тихо-тихо прошептал Брок ему на ухо. – Ты таскаешь в кафетерии тростниковый сахар для выпечки и в прошлый раз именно ты уделал чем-то сладким планку для пресса.
– Ага, я, – кивнул Баки. – А ты не фанат сладкого, любишь любое мясо, но больше всего чуть-чуть с кровью, грёбаный фенхель и безумно крепкий кофе. Смотри фильм.
И нежно коснулся щеки губами.
Кормить Баки с рук под дурацкий совершенно нереалистичный фильм о бравых мужиках с винтовками было даже занятно. То, как он иногда прихватывал зубами подушечки пальцев, чихал от запаха фенхеля – умиляло.
И Брок даже глупым себя не чувствовал, лишь невероятно влюблённым и счастливым.
За первым фильмом пошел второй, Баки смеялся, глядя на всю эту вакханалию, облизывал пальцы Брока и был невероятно счастлив. Просто до одури, и ничто не могло этого омрачить.
Страйк тоже посмеивался, а то и в голос ржал над происходящим, и от этого тоже было хорошо. Стив пытался внести разумное, но его технично затыкали Мэй или Милз.
Начало третьего фильма Брок откровенно проспал. Пригревшись под боком у Баки и не имея возможности сказать, что он думает о этих чудиках с автоматами, заскучал и не нашёл ничего лучше, чем уткнуться носом в плечо супруга и отключиться от реальности, провалиться куда-то в другое измерение, оказавшись рядом… с чёрным человеком.
Вокруг были все те же стены бункера, диван стоял на месте, экран телевизора вспыхивал бодрой перестрелкой, но Брок смотрел на всех и самого себя откуда-то сбоку. И человек, незнакомый, без лица и особых каких-то запоминающихся черт, кроме клубящейся черноты вокруг худощавой фигуры.
Брок видел, как Стив поглаживал колени Мэй, как прижал к себе Милза, коснувшись губами виска, как Баки заботливо натянул на него, спящего, плед, всегда живущий для таких случаев на диване. Как поднялся Роллинз, вышел на кухню, остановившись около стола, где так и лежал забытый Броком глок.
– Тебе нельзя умирать, – вдруг заговорил человек голосом Роллинза. – У тебя муж, ребята из Страйка. У меня ничего и никого. Так будет лучше. Живи, Брок.
Видел, как его ладонь сжала рукоять, поднесла глок к виску… щелчок. И Брок проснулся, вынырнул, с трудом выпутываясь из пледа.
Хорошо, что еда закончилась, иначе бы Баки перевернул тарелку, когда Брок внезапно вскинулся, пытаясь выбраться из пледа, словно слепец из сети.
– Что? – на фильм уже было плевать, хотя прошла только половина, а Баки нравились такие бессмысленные пострелушки, он сдернул с Брока плед, чтобы облегчить тому старания и рявкнул: – Роллинз!
Брок ломанулся на кухню, не очень удачно вписался плечом в косяк, но даже не почувствовал этого, повиснув всей своей массой на руке Роллинза, коленом зарядил ему куда-то в живот. Выстрел прогремел слишком неожиданно, оглушая.
Баки уже бежал за Броком, чувствуя, что не успевает, вырвал из руки пистолет, моментально разряжая, откидывая в сторону, растащил обоих по углам, почти раскинул, не совсем понимая, что вообще происходит.
– Что. Блядь. Такое? – раздельно спросил он у обоих, видя, что и Брок, и Роллинз тяжело дышат.
– Уебок ты, Роллинз, – буркнул Брок, сплюнул на пол, поднявшись. – Чтобы я больше такого не слышал.
И вышел, поднялся по лестнице наверх, сел на шезлонг вцепившись подрагивающими пальцами в волосы на голове, дёрнул. А Роллинз так и остался сидеть на полу.
– Быстро и четко: что произошло? – потребовал Баки от Роллинза, встряхнув того за плечо.
Нужно было подняться к Броку, но Баки давал тому время прийти в себя, зная, что в такие моменты стоит хоть пару минут, но побыть одному, потому что такой нервяк не успокоишь никакими ласковыми объятиями.
Роллинз в ответ лишь мотнул головой, как-то ссутулился, заметив в дверях кухни и остальных обитателей. Было видно, что держится он из последних сил.
Разорваться Баки не мог. И нужно было бы выяснить, что Роллинз учудил, но Брок… Брок сейчас сидел там один, думал о чем-то тяжёлом, и Баки был обязано его поддержать, обязан быть рядом.
Но и Роллинз тоже был не совсем уж чужим, нельзя было и его оставлять вот так.
– Стив, – позвал Баки. – Выясни, что случилось.
И, не дожидаясь, пошел к Броку. Он не стал ничего говорить, когда поднялся, просто сел рядом и обнял за плечи, ждал, когда Брок заговорит сам.
Если бы Брок знал, что сказать, то обязательно заговорил бы, но слова застревали в глотке, не находя выхода. Он, конечно, знал, что у друга никак после ранения не ладится с личной жизнью. Те девочки, что обычно нравились Роллинзу, побаивались смутного молчуна с тяжелым взглядом и кривой несимметричной улыбкой. И Джек, попытавшись пару раз познакомиться с кем-то и потерпев неудачу, подзабил на личное, плотно занявшись работой.
Положив голову на плечо Брока, Баки просто продолжал сидеть рядом, безмолвно поддерживая, хотя бы пытаясь.
Он ждал, когда придет Стив, чтобы рассказать ему, что за хуйня произошла, раз и Брок, и Роллинз молчат.
– Я пойду, наведу там какой-нибудь порядок и вернусь, – сказал Баки ещё через какое-то время. Коснулся губами виска и спустился вниз, прислушиваясь к происходящему.
– Это не выход, Джек, – тихо, но недостаточно, чтобы не расслышал Баки, сказал Стив.
Он сидел рядом с Роллинзом на полу, вертя в руках тот самый глок, все остальные бойцы сгрудились в общей комнате, выключив телевизор и переговариваясь только взглядами.
– Думаешь, ты один об этом думал? Мне кажется, каждый из вас готов пожертвовать собой ради командира, ради Брока, а он ради вас, каждого из вас. Мы будем искать какой-нибудь другой выход.
Губы Роллинза скривились, он глянул на Стива зло и тут же отвернулся.
– Самоубийство, – хмыкнул Баки, догадавшись. – А не слишком ли легкий способ ты выбрал, Джек Роллинз? Давай я тебе сейчас пару раз в морду дам, сломаю что-нибудь, а потом… не добью, урода такого.
Баки не понимал самоубийства, он хотел жить всегда, он стремился жить, и поступок Роллинза был для него глубоко непонятен.
– А то, что Брок – это нормально, да? – взорвался Роллинз. – Гребаное завещание – нормально? Каждому по куску, чтоб не обиделся никто!
– Брок, что? – не понял Баки. – Какое, к чертям, завещание? О чем ты?
– Джек, помолчи, – заткнул его Стив, поднялся. – Не говори о том, чего не понимаешь. Чай будете?
– Ну уж нет, – встал в позу Баки, вздернул Роллинза, посадив на стул. – А ты идёшь за Броком. И я сейчас всё узнаю. Так или иначе.
Когда на улицу вышел Стив, Брок без слов понял, что внизу ждёт полный пиздец, и разгребать его придётся самому, без посторонней помощи. Но спускаться все равно надо было.
Брок показался на кухне под тяжелое молчание отовсюду – Баки, Роллинз, бойцы в основной общей комнате. Бункер словно вымер.
– Говори! – потребовал Баки. Он был между алой, как артериальная кровь, яростью, и полным отчаянием, потому что не представлял, что делать с тем, что узнал и сейчас ещё узнает.
– Что именно? – Брок сложил руки на груди, облокотился на дверную коробку. – Что я не знаю, как это все остановить? Что нашёл выход для всех? Что подготовился? Что не сказал тебе, решив хоть немного побыть счастливым? Что тебе рассказать, Детка?
Брок прекрасно понимал, что эта «детка» прозвучала как-то даже издевательски беспечно, но по-другому не выходило. Он ведь и правда сделал свой выбор ровно в тот миг, когда узнал все условия, сделал и не собирался отказываться, даже заполучив того, о ком мечтал последние два года. Потому что именно его жизнь спасти и требовалось.
– Поэтому свадьба? – горько спросил Баки, снимая с пальца кольцо. – Поэтому все это? Поэтому!? – рявкнул он, саданув по столу ладонью, припечатывая серебристый ободок, так ему нравившийся.
Было… Жутко. Он не мог понять, обманули его, или действительно любили? Что это: жестокое издевательство или хитрый расчет, ведь и то, и другое убьет Баки.
Хотелось закричать, позвать на помощь, словно утопающий, потому что он действительно захлёбываться, чувствовал, что не может дышать, сердце зачастило. Баки задыхался от ужаса, что все, что было – было неправдой.
Брок тут же оказался рядом, обнял, стиснул, что было сил, хоть и рисковал здорово получить левой рукой за все свои выкрутасы.
– Не поэтому, – прошептал он в ухо супругу, прижав его голову к своей груди, напротив частившего сердца. – Все это потому, что я люблю тебя так, что сил нет ответить нет, нет сил отстранить тебя от себя, обидеть. Потому что твоя жизнь самое важное, что у меня есть.
Баки пытался дышать, задыхался, но Брок был рядом, он что-то говорил, но в ушах шумело, было страшно, а воздуха почти не было. Баки с трудом взял себя в руки, заставил себя дышать ровно, спокойно, тяжело, но сознание пришло в норму. А с ним и осознание происходящего. Осознание того, что Брок собрался умереть, чтобы сам Баки жил, но Баки был не согласен.
– Ты меня любишь? – спросил Баки, по щекам прокатилась пара непрошеных слезинок. – Правда любишь?
– Люблю, – ответил Брок, стёр большими пальцами слезы с лица супруга и поцеловал, чувствуя, как горчат губы Баки, как он, такой сильный, опасный, дрожит в его руках и боится услышать, что Брок всего лишь играл. – Безумно люблю.
– Тогда хули ты удумал, Брок Рамлоу-Барнс? – зло спросил Баки. Его ещё трясло, но теперь на первый план вышла злость, которая часто спасала. – Я найду способ все остановить. Ты мне веришь, черти тебя дери!?
Вместе ответа Брок снова его поцеловал. Да и что тут скажешь? Он верил, знал, что и Баки Барнс, и Зимний Солдат не раз и не два обманывали и судьбу, и смерть. Но в этот раз так могло не повезти, они и так слишком много кого вытащили с того света, переиграли неведомое существо. В любом случае все закончится.
– Роллинз героически спасён, может ебашить, – сказал Баки. – Все могут быть свободны, а мы сваливаем отсюда или бороться, или доживать, сколько осталось, но без этого балагана. Только ты и я. Гулять, жрать, трахаться, не важно. Медовый месяц начался.
И не очень добро усмехнулся.
– Мне начинать бояться? – усмехнулся Брок и выпустил Баки из объятий.
Только сейчас он понял, что они на кухне остались одни и из общей комнаты не слышалось ни звука.
– Все, Брок, – еще раз повторил Баки, поднимаясь. – Сейчас ты введешь меня в свой дом, потому что мой явно меньше, и мы будем счастливы. Пошли собирать вещи. А полковник Роджерс утрясет все остальное.
Как ни странно, никого из бойцов, да и самого Стива, они так и не встретили, да и вообще в бункере было на удивление тихо и даже спокойно, словно ничего страшного не происходило, а у них действительно самый обычный отпуск в кругу друзей, плавно перешедший аж в целую свадьбу.
Вещи собрали быстро. У Брока здесь вещи находились стационарно, он забрал только то, что требовало стирки, а вот у Баки набралось аж три сумки, если считать свёрток с пледом, который тот оставлять в бункере отказался наотрез.
– Мы уехали! – крикнул Брок.
– Пойдешь гулять со мной в парк попозже вечером? – спросил Баки, успокоившись, когда понял, что все будет по его. – Я там люблю поздно гулять, даже ночью скорее. Бродить по тихим аллеям, слушать шуршание ветра в листве. Никто не знает, но у меня есть фотоаппарат профессиональный, я люблю фотографировать ночь.
– Пойдем, в закусочную на бульваре заглянем, там лангусты огонь просто, самое то для медового месяца, – усмехнулся Брок, хлопнул Баки по заднице. – Поехали, вещи домой закинем.
– Поехали, – улыбнулся Баки. – Я не против лангустов. Я их даже люблю… насколько можно любить то, что редко ешь.
Баки чувствовал какую-то неуверенность после своей истерики, но не знал, как объяснить Броку то, что с ним произошло. Он испугался, испугался так, как не боялся никогда и ничего в жизни. На старости лет узнал, что такое паническая атака.
– Брок, – Баки посмотрел на супруга, как-то несмело улыбнувшись. – У нас все хорошо?
– Бак, бояться – это нормально, – попробовал успокоить его Брок. – Даже тебе. Ты давно не Зимний, отпусти самого себя, позволь себе бояться.
Брок обхватил его за плечи, подхватил свёрток с пледом и повёл Баки наверх, к машине, забросил вещи на заднее сидение, а супруга усадил рядом с собой, сам пристегнул, погладил по голове, коснулся пальцами щеки, шеи.
– Поехали домой, Детка.
– Знаешь, смешно сказать, но даже первого боя я не боялся, страх пришел в окопах, липкий, холодный, как погода, он стискивал лёгкие кашлем, как и махорка, – заговорил Баки о том, о чем не рассказывал даже Стиву. – Еще страшнее стало в Аззано. Там страх был холодный, почти ледяной, сковывающий и так связанное по рукам и ногам тело. И когда ЭТО отпускает, ты готов сделать все, чтобы больше не чувствовать ничего подобного. А сейчас… Брок, я давно забыл, что такое страх, я объективно не бесстрашный, а глубоко ебанутый, но ты… ты сумел поселить в моей душе такой ужас, которого я не испытывал никогда в жизни. Страх, что меня наебали в лучших чувствах. Но это не идёт ни в какое сравнение с кошмаром, в котором я могу потерять тебя. Я редко так откровенен, потому что отшутиться проще, но ты просил говорить, и я говорю.
Откровения Баки ударили под дых, вышибли воздух из лёгких слишком знакомыми ощущениями страха и боли, тем, что именно он вернул возможность бояться, он сам вверг любимого человека во все это, напомнил, подвёл к черте и пробует отпустить руку, попрощаться, когда проще им обоим будет застрелиться.
Брок привлёк Баки к себе.
Вот что он натворил? Ведь мог все закончить, не начиная, лишь сказать Баки в самом начале, что тот ошибся, принял желаемое за действительное, а на деле все не так. Ведь мог заставить даже возненавидеть. А теперь… Брок вложил Баки в ладонь то самое кольцо, что тот оставил на столе в кухне бункера.
– Все, Бак, теперь домой.
– Поехали, – Баки резко перестал быть серьезным, расплылся в улыбке, надел кольцо обратно. Ему нравилось ощущение этого предмета на пальце. – Лангусты, ночная прогулка по парку, обещаю портретные фото под фонарем, секс. Очумительный секс без опасений, что Глазго забыл телефон. А ещё Роллинз получит пять нарядов вне очереди. И выпорю его. И тебя. Но приватно, а этого гоблина при всех.
Хохотнув, Брок прыгнул за руль, с ходу заводя двигатель.
– Я тут размечтался, что сейчас приведу мужа впервые в свой дом, а потом вспомнил, что мало того он там уже был, но и трахнуть меня умудрился в моей же постели. Кстати, просвети меня, детка, как такое могло произойти?
– Ты был пьян. Сильно пьян, но очень любвеобилен. Чужими именами не называл, но с кем ты, тоже соображал слабо, – решил честно рассказать Баки. Сейчас честность было единственным верным решением. – Ты был таким… жарким, жадным, что я не смог просто уйти. Ты давно покорил мое сердце, а тут я подумал, что хорошо нам будет обоим, а у меня есть шанс получить недоступное.
– А чего свалил-то тогда? – поинтересовался Брок, сам даже до конца не зная, как бы отреагировал тогда, обнаружь он в своей постели Баки Барнса.
– А ты бы хотел после пьянки найти утром в своей постели меня? – резонно спросил Баки. – Сильно бы обрадовался словам любви? Или выгнал бы в шею?
– Какой вопрос, такой ответ, – усмехнулся Брок, останавливаясь на светофоре. – Знаешь, я бы охуел. Но выгнать – вряд ли. Но охуел бы на все сто и попробовал развести на повторить, чтобы точно запомнить – каково с тобой трахаться.
– Запомнил? – усмехнулся Баки.
– Нет, детка, и никогда не запомню, – оскалился Брок и влез в бардачок, пока не загорелся зелёный, нашарил там свой бумажник, на ощупь открыл кармашек для мелочи. – Руку протяни.
И выложил на ладонь Баки ту самую пуговицу от рубашки, что нашёл на постели, проснувшись.
Баки рассматривал пуговицу, понимая, что она от его рубашки, от той, которую уже не наденешь, но такой памятной, которую нельзя было выкинуть.
– Ты сохранил пуговицу… – задумчиво сказал Баки. – Ты ведь не знал, что это я.
– Сохранил, – согласился Брок. – Зачем, не спрашивай. Чутьё подсказало, что эта пуговка намного важнее, чем кажется. И смотри-ка – не ошибся.
– Принцесса на горошине, – пришла Баки в голову странная ассоциация. – Брок, я не могу, просто не умею, сказать всего, что чувствую к тебе, какой хочу жизни с тобой, для тебя. Я даже не могу сказать, как я люблю сладкое, что мы аж ссорились со Стивом из-за его отсутствия. Я не умею говорить серьезно.
Баки задумался, а что он вообще такое пытается сказать, но сам уже не понял, запутался в словах.
– Я купил поле. Для картошки, – сказал Баки. – Для тебя, для меня, для всего Страйка. Брок, мы должны выжить. Оба. Я не справлюсь с твоими гоблинами. Я всего лишь мама. Страйка без тебя нет.
Брок покосился на Баки, удивляясь, сколько же сумбура в его голове, как вообще можно разобраться в таком потоке сознания? Но главную мысль он уловил – придётся выживать, любой ценой. Потому что сам бы подох, потеряй Баки, не сумел бы справиться, не захотел бы справляться.
– Страйк будет полноценной семьёй с обоими родителями, – зачем-то продолжил Брок, сворачивая к своему дому.
Повернув ключ в замочной скважине, Брок распахнул дверь и пропустил Баки к себе в квартиру, попутно зажигая свет и щёлкая на пульте, всегда обретающемся в коридоре, кнопку открывания занавесок в гостиной.
– Жрать тут нечего, сразу предупреждаю, так что идея с погулять становится актуальнее.
Зайдя в уже знакомую квартиру, Баки кинул на пол сумки, дёрнул на себя Брока, прижимая к себе, даже от пола оторвал.
– Да… – вздохнул Баки. – Мой. Переодеваться, заедем ко мне за фотиком, потом пожрать и гулять.
Баки расслабился, почувствовав Брока своим. Он захотел показать ему ту частичку своей жизни, которую не показывал даже Стиву, хотя пару его снимков анонимно продала одна артхаусная художница, но и об этом Баки не спешил рассказывать.
– Твой-твой, – со смешком подтвердил Брок. – Ты пока вещи в спальню забрось.
Чмокнув супруга в щеку, Брок отстранился, огляделся вокруг. Он любил эту квартиру. Прожив здесь последние десять лет, обставил своё логово по последнему слову техники, оброс вещами, можно, сказать осел. Но приводить сюда ещё и Роджерса… Брок почесал затылок, здесь и для Баки места маловато.
И правда пора дом выбирать на всех.
В кармане обнаружилась визитка риелторского агентства «Салливан и сыновья» и сразу вспомнились слова гадалки, про то, что она их ждёт через две недели. Вот только почему так поздно? Брок бы с удовольствием уже сейчас занялся поисками нового жилья.
Это было странно, они то думали о смерти, то спешили жить, а то задумывались о будущем. Баки чувствовал, как их мотало обоих, но ничего не мог с собой поделать. Пока впереди была неизвестность.
Сейчас, оставшись с Броком вдвоем, действительно вдвоем, без Страйка под боком, Баки выдохнул. Он кинул свои вещи, не спеша разбирать их, только плед тут же определил на знакомую кровать. Захотелось затащить в нее Брока и провести в ней время, ведь никто не мешает. Баки постоял, подумал, но решил, что жрать и гулять заманчивее.
Брока он нашел зависшего с визиткой в руках.
– На что пялишься? – спросил Баки, обняв его со спины и поцеловав в шею.
– Да вот понять не могу, почему через две недели она нас ждёт. – Брок щёлкнул ногтем по визитке. – Два дня осталось же.
– Забей, – предложил Баки, забирая из руки визитку и кладя на журнальный столик. – Ты готов? Или мы никуда не идём?
Баки развернул Брока к себе, обхватил лицо ладонями, погладил обросшие щетиной щеки, заглянул в глаза, что-то ища там, сам не зная, что.
– Идём, – улыбнулся Брок с любовью глядя на Баки. – Покажешь мне свой город?
Было действительно интересно, чем жил его супруг вне базы, работы и Страйка, как проводил своё свободное время, чем увлекался, о чем думал. Им ещё долго предстояло разбираться со всем этим, учиться понимать друг друга, чувствовать, и начинать следовало уже сейчас. А то схлынет дурман влюбленности, рухнут в бытовуху, и что останется? Усталость от того, что рядом незнакомый тебе человек?
Ночь рассеивалась светом уличных фонарей, но Баки разглядел на небе звёзды, показывая их Броку. А когда деревья закрыли небосвод, он, ухватив Брока за руку, повел его вглубь парка, туда, где не горели фонари, где не было асфальтированных дорожек, чтобы начать показывать свой город с самого темного, но совсем не мрачного сердца. Ведя Брока по парку, Баки рассказывал о покупке Манхеттена, факте, который знали абсолютно все, о том, как начинал строиться этот большой город, тогда ещё названный Новым Амстердамом. Это не был урок истории, Баки просто рассказывал, выводя Брока из парка, а потом поймал первое попавшееся такси и повёз в Бруклин, рассказывая о том, как его перестраивали, как жили в то, казалось бы, и не такое далёкое время. Как в годы Великой депрессии нечего было есть, как они подсматривали со Стивом за девочками, как Стив уже тогда начал отстаивать свою правду, а Баки – распинывать желающих дать ему в морду.
Баки рассказывал о смешном и грустном, вспоминал то одно, то другое, перемежая все это поцелуями. Зависал, глядя, как в глазах Брока играют блики ночных огней.
И этот рассказ был наполнен живым, настоящим Баки настолько сильно, что делалось больно и страшно от того, что творили с ним в Гидре все эти десятилетия, чтобы на выходе получить Зимнего Солдата, такого, каким его отбил Стив, разосравшись с половиной мира.
Брок жил в Нью-Йорке очень долго, ходил по улицам, не раз бывал в Бруклине, но не видел этот город таким, каким он помнился Баки, каким он рождался в те времена и будто бы приезжий заново знакомился.
– Стив говорил, что вы любили бегать в кинотеатр.
– Стив говорил, – Баки улыбнулся, крутанул Брока вокруг своей оси. – Вот этот кинотеатр.
Над городом занималась заря. Серость гражданских сумерек сменялась властью дня, властью восходящего солнца.
– Мы там много чего видели, – Баки смеялся, вспоминая. – Я обязательно покажу тебе эти фильмы.
– И я покажу тебе, но уже Италию, – улыбнулся Брок, обнял Баки крепко-крепко и словно заледенел.
Все повторялось, как и до этого, накатывала морозным ужасом, сковывая тело, лишая возможности пошевелиться, стирая краски. Брок видел, как из подворотни выбежал человек, испуганно оглянулся, как заметил их и… выставив вперёд пистолет, нажал на курок, видел, как летели пули, чувствовал как они прошивали его плоть, пятная кровью светлую футболку…
– Бак, – прохрипел Брок. – Прости, я ошибся.
Брок задеревенел в его руках, и Баки почувствовал то самое, безысходное, увидел парня с пистолетом, и закрыл Брока собой.
Грянул выстрел, раздались крики, а Баки почувствовал, как его ужалило в шею. Он схватился за нее, кровь брызнула алыми каплями на Брока.
– Живи, – прохрипел Баки. – Я – последний.
========== 11 ==========
Брок закричал, страшно, отчаянно, прижал к себе на мгновение внезапно ставшего безумно тяжелым Баки, все ещё не веря, что произошло, чувствовал горячую кровь, толчками заливавшую ему футболку, как слабеет дыхание того, кто никогда не должен умереть.
Он не помнил, как опустил Баки на асфальт, как содрал с себя футболку и прижал ее к ране на шее, стараясь хоть как-то остановить кровь, как звонил парамедикам в ЩИТ, костеря их на всех известных языках, как просил, умолял Баки не оставлять его одного, как умирал рядом, ничего и никого больше не замечая. Не помнил машины скорой помощи, коридоров госпиталя, врачей, пытавшихся отогнать его, не помнил Стива, Роллинза и Мэй, не видел никого из них, только бледное до синевы лицо Баки, только скачущую на мониторе линию жизни в какой-то момент оборвавшуюся сплошным писком.
Баки не закрывал глаза, боялся в последний раз не увидеть Брока, а потом наступила тьма…
– Брок…
Кто-то рядом что-то говорил, просил, звал, приказывал, чьи-то руки трясли, били по щекам, но Брок не видел, не мог ничего видеть, кроме трубки связывающей Баки, его Баки и Стива, по которой бежала яркая, словно ненастоящая кровь.
– Брок…
Его пытались выставить из палаты, заставить спать, пить, есть, но Брок лишь отмахивался, сидел рядом, сжав чуть тёплые пальцы Баки и шептал-шептал-шептал, рассказывая о своём детстве, об Италии, обо всем, что было для него хоть сколько-то важно. Сидел рядом и жил только потому, что кардиомонитор едва слышно попискивал, отмеряя сердцебиение того, кого, казалось, уже не было в этом мире.
– Прости, – шептал Брок.
– Брок… – прохрипел Баки. – Ты жив…
Для него все произошло только что, он не понимал, где он, и что происходит.
– Брок… – Баки потянул живую руку, чтобы коснуться любимого мужика.
Без единого звука Брок тут же оказался около постели супруга, с грохотом уронив больничный неудобный стул, упал на колени, боднул лбом его бедро и замер так, до тех пор, пока на затылок не опустилась рука Баки, пока его пальцы не вплелись в волосы. Впервые за все время Брок заплакал, завыл на одной ноте, выплескивая все, что нагорело в нем за эту страшную неделю нежизни… когда никто ничего не мог сказать, призывая только ждать и молиться.
– Брок… – Баки попытался сжать пальцы, – Брок.
Он почти шепотом позвал мужа, мягко сжимая его ладонь.
– Живой, – прошептал Брок, проглотил горький комок, мешавший дышать всю неделю, и только тогда поднял взгляд на Баки, сжал его ладонь, коснулся губами каждого пальца. – Живой.
– Живой, – подтвердил Баки, закашлялся, сжав ладонь Брока, пытаясь понять, что происходит. – Живой.
– Не двигайся, лежи, мать твою, – выругался Брок, дотянулся до кнопки на стене для вызова медперсонала.
Было понятно, что сейчас вместе с доктором Чо примчится и Стив, точно так же, как и Брок, поселившийся в больнице, набегут бойцы Страйка, будут толпиться в коридоре и тихо переругиваться, чтобы не поперли. Но всё это не имело никакого значения – Баки пришёл в себя.
– Брок… – Баки не мог понять, что происходит, он помнил, как пуля прошила его горло, как он закрыл собой Брока, а что было дальше – тишина. – Брок, – Баки выдохнул, прикрыв глаза. – Ты жив.
– Блядь, молчи, – рыкнул Брок, нависнув над ним, аккуратно поцеловал в уголок губ. – Тебе нельзя говорить, молчи.
Баки не мог понять, как он себя чувствует, но ничего не болело, горло не стискивала тугая повязка, значит все нормально. Он посмотрел на Брока, осунувшегося, с залегшими тенями под глазами, совершенно седого, и притянул к себе, прижал молча, давая почувствовать, что живой, что с ним.
– Люблю тебя, – прошептал Баки.
Ему многое хотелось сказать Броку о его виде и состоянии, но было не время. Да и он приказал молчать, вот Баки и молчал.
Оставалось выяснить, как давно Брок истязает себя сидением у больничной койки, чтобы потом прописать Стиву, да и всему Страйку, что не отвели домой.
Палата быстро наполнялась людьми. Одним из первых примчался Стив, остановился у самой койки, словно в невидимую стену влетел, закусил нижнюю губу до крови и только тогда улыбнулся, хотя в глазах и стояли непролитые слёзы. Следом в дверях возникли взволнованные морды страйковцев, но их быстро оттеснили в сторону, чтобы дать дорогу Хелен.
– Мистер Рамлоу-Барнс, может, вы хоть теперь дадите мне нормальный доступ к пациенту?
Глянув на неё исподлобья, Брок отстранился, напоследок поцеловав Баки в лоб.
Баки молча улыбнулся Хелен, которую видел только на медкомиссиях, но промолчал, пока она осматривала его, слушала лёгкие, пульс, словно электроника могла врать. Потому ощупала его горло и шею.
– Ну что же, ткани срослись, говорить вы можете, но ещё надо сделать несколько исследований, – деловито заговорила она что-то чиркая в карте. – Но лежать будете ещё три дня. И не хочу ничего слышать. Вы только пришли в себя. Организм ещё не восстановился полностью после такой кровопотери и клинической смерти.
