Текст книги "Коса на камень (СИ)"
Автор книги: Snejik
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Брок. Боль и кровь.
День был странный, миссия тоже, вроде прошло все успешно, только Зимний был какой-то дерганный, не в меру злой и агрессивный, но Брок все равно поворачивался к нему спиной, уверенный, что это просто последствия долгого периода без крио. Актива не замораживали уже третью неделю, потому что Гидра развернула полномасштабные военные действия с тяжелой артиллерией. Зимнего даже не обнуляли, некогда было ждать, когда его расплавленные мозги восстановятся до приемлемого уровня функционирования. Времени хватало только на то, чтобы поспать, пожрать и перебрать амуницию. И снова в бой. Но, похоже, этот марафон подходил к концу, и Брок уже собирался спокойно выдохнуть, привести Зимнего в порядок и сдать это супероружие на длительное хранение в его морозилку.
Нет, Брок любил работать с Зимним, тот четко выполнял приказы, да и сам очень четко и толково ставил задачи, когда ему доверяли командовать операцией. А такое бывало, надо сказать, частенько. Вот его и не обнуляли, чтобы не поплыл, и не замораживали, потому что был нужен. Хотя Брок шевелящимися на загривке волосами чувствовал, что зря. Что пора Зимнему баиньки.
Брок был заебан этими двумя с лишним неделями постоянных боев просто вусмерть. Хотелось взять хоть один выходной, чтобы поспать не на неудобной шконке на базе, а дома в уютной кровати под легким одеялом, а не тем, что тут было вместо покрывала. А еще хотелось вымыться и выпить. Просто до одури хотелось залечь в горячую ванну с бутылкой виски и лежать так, предаваясь мечтаниям о вечном.
А еще Зимний страшно глючил, это бесило и, признаться, пугало, потому что никто, даже техники, не представляли себе, что может вступить в его отмороженную башку. Вдруг возьмет и перестреляет весь отряд.
Брок устал от всего этого балагана, хотел в отпуск и просто забиться куда-нибудь, чтобы его не трогали часов тридцать шесть. А лучше сорок восемь. А потом можно и глючащего Зимнего, и войну, и вообще все по новой, но хотелось двое суток тишины.
Они шли по коридорам базы приводить супероружие Гидры в надлежащий вид перед сдачей на хранение, когда Зимний схватил Брока за плечо, рванув в сторону и втолкнул в какой-то пустой кабинет, опрокинув на стол. Брок проехался по столешнице, срывая какие-то папки и бумаги на пол.
– Охуел вообще, – резко вскочил он, но Зимний уже приготовился к тому, что ему окажут сопротивление. Он низко гортанно рычал, встав в защитную стойку, а Брок совершенно не понимал, что происходит. – Отставить, Актив.
Брок достал из кобуры шокер, понимая, что врукопашную он Зимнего никак не уделает, но делать что-то было надо. Тот чего-то ждал, похоже, сопротивления, но Брок снова попытался воззвать к здравому смыслу, успев пожалеть, что давно Активу мозги не поджаривали.
– Отставить! – еще раз повторил он. – Успокойся, черти тебя дери!
И еле успел отпрыгнуть, потому что Зимний кинулся на него, пытаясь схватить. То, что не убить, Брока очень радовало, потому что тот мог раскатать его тонким слоем по полу этого пустующего кабинета, даже левую руку не используя. Но Зимний хотел чего-то другого, только рычал, пытаясь поймать Брока, а тот уворачивался, пытаясь долбануть шокером, хотя и предполагал, что это только распалит не в меру буйного Зимнего. Они кружили по кабинету, уже изрядно сдвинув в нем всю имевшуюся мебель, когда Зимний легко выбил шокер из рук Брока, схватил его за руку и прижал к себе, грубо впиваясь зубами в шею так, что выступила кровь, и стал наливаться синяк. Брок резко ударил, длинно выматерившись, вырываясь из железной хватки Зимнего, и тот выпустил, чтобы ударить под ребра. Правой рукой, что спасло Брока от проломленной грудины, но он почувствовал, как треснули ребра.
– Ах ты падла отмороженная, – сплюнул кровавую слюну Брок и, тоже рыкнув, вступил в неравный бой. Ему стало все равно, что от него хотел Зимний. Брок не собирался драться с супероружием честно. Поднырнув под ставшего слишком агрессивным, но более медлительным Зимнего, он саданул его под дых и, когда тот согнулся, с размаху двинул коленом по лицу, разбивая губы, нос.
Зимний взревел, вывернулся, ударил Брока наотмашь, мощно откидывая на стену, так, что Брок серьезно ударился головой, в глазах на мгновение потемнело, грудная клетка отозвалась болью, а рот наполнился кровью. Он уже хотел просто сползти по стене на пол, но сползти ему не дали. Зимний подхватил его, долбанув несколько раз коленом в живот так, что Броку показалось, что он сейчас выблюет свои кишки. Было больно и немного страшно, потому что останавливаться Зимний не собирался. С другой стороны, спасать Брока от разъяренного Агента никто не будет, своя шкура дороже.
– Сука ты, Агент, – выдавил из себя Брок, стараясь хотя бы сгруппироваться, когда его в очередной раз швырнули на стеллаж, который, на счастье, был прикручен к стене, и на Брока только посыпались какие-то тяжелые талмуды, больно ударившие по голове и плечам. Он успел развернуться и отхватить четко в челюсть, почувствовав, как та неприятно хрустнула. Голова почти безвольно мотнулась, а Зимний тут же добавив ногой с разворота в корпус, так, что Брока выгнуло и уронило на груду упавших книг. Он уже хотел прикинуться ветошью, потому что Зимний совсем разошелся, но тот вздернул его за ремень брюк, грубо уложив на стол и заломив обе руки за спину так, что те, чуть ли не захрустели, а потом уверенным движением дернул. Ткань была плотная, но швы не выдержали первыми, разъехавшись, открывая хорошо проработанную, напряженную задницу Брока, обтянутую черным бельем.
Брок, догадавшись, чего так хочет Зимний, взвыл, выдираясь из мощной хватки, чувствуя, как выходит из сустава левое плечо и рука повисает плетью, но допустить того, что хотел сделать с ним Зимний, Брок не мог.
– Охуел, блядь, отморозок, – забыв о том, что челюсть сломана, проревел Брок, вырываясь, наконец-то, из хватки. Но ему казалось, что его выпустили добровольно. Только это стало не важно, Брок, с одной неработающей рукой, сломанной челюстью и явно треснутыми ребрами все равно продолжал сопротивляться Зимнему, который только широко улыбнулся, словно трахнуть сопротивляющуюся жертву ему было еще интереснее.
Удар, блок, еще удар. Он отлетел к стенке, в голове зашумело, Зимний снова подошел, вздернул его, провел несколько ударов в корпус, не глядя, просто бил, даже не особо профессионально, зная, что хватит просто силы, но Брок почувствовал, как ему засадили в печень, и понадеялся, что Зимний ее не порвал. Один глаз полностью заплыл, он получил повреждений больше, чем мог себе позволить, уже еле стоял на ногах, но упорно продолжал отбиваться.
Силы оставили Брока в один момент после очередного сильного удара. Он просто рухнул на колени, и хотел совсем упасть лицом в кафель, но Зимний поймал его за волосы, рванул на себе застежки штанов, выпуская на волю здоровенный, стоящий колом член, и Брок задергался, зарычал, не собираясь даваться этому отмороженному уебку, но Зимний грубо надавил, раскрывая сломанную челюсть, отчего Брок позорно заскулил, и закашлялся, как только огромный член вогнали ему прямо в глотку. Брок подавил рвотный позыв, стараясь дышать носом, но получалось плохо, Зимний грубо вбивался, натягивая его, не давая дышать. Брок чувствовал, что рот наполнен кровью, горькой, рвотной слюной. От Зимнего пахло кровью, потом, гарью и чем-то его собственным, что стоило бы отмыть. Броку было противно от самого себя, больно, хотелось блевать и плакать, а еще материться на чем свет стоит, но он упорно сглатывал вязкую смазку, омывая член Зимнего слюной, перемешанной с кровью, но тому было все равно, он не то выл, не то рычал, натягивая и натягивая рот Брока на свой член, больно дергая за волосы. Зимний двигался все быстрее и быстрее, дышать становилось все сложнее, глаза Брока слезились, он изо всех сил старался не блевануть, надеясь, что этот отморозок кончит, и все закончится. Он даже, может быть, доползет до медчасти и рухнет там. Но не тут-то было.
Зимний загнал ему в самую глотку, почти перекрывая возможность дышать тем, что вжимал голову Брока в свой пах, и кончил, мощно содрогаясь бедрами. Брок попытался сглотнуть, но понял, что ничего не получится, а потом почувствовал, как его отпускают, вынимая член и, сложившись пополам, против воли, выблевал сперму, перемешанную с желчью и кровью. Его скручивали сухие судороги, но Зимний наплевал и на это, резко вздернув, двинув еще раз для острастки, и швырнул на многострадальный стол, снова заломив обе руки.
Брок взвыл, пытаясь сопротивляться, потому что понял, что просто отпиздить и выебать его в рот Зимнему было мало, его отчего-то очень прельщала задница Брока. Брок не был девственником, но не любил даже просто жесткий секс, и с ужасом представлял себе, как его сейчас выебут без смазки, хорошо если по слюне и хоть немного растянув.
Зимний сдернул с него белье и попытался сразу толкнуться в тесную задницу. Брок взвыл от боли, порадовавшись, что Зимний тоже зашипел. Услышал плевок, и в него ткнулась уже влажная головка. Легче от этого не стало. Зимний ворвался в него, раздирая внутренности своим огромным членом. Брок чувствовал, как трещат ткани, как по телу огнем разливается боль и расходится, казалось, по каждому органу, забивая каждый нерв. Уже не болела челюсть, рука, грудная клетка. Только легкие словно сжало спазмом от невозможности вдохнуть, и Брок закричал. Коротко, пытаясь терпеть, но совсем сдержаться не смог. Из глаз брызнули слезы, и Брок тихо взвыл, чувствуя, как боль только усиливается с каждым толчком, и ему так захотелось в спасительное забытье, чтобы ничего не чувствовать и, может быть, сдохнуть.
А Зимний вбивался и вбивался с размеренностью и силой отбойного молотка, весь перепачканный в крови Брока, смотрел, как его член исчезает в растерзанной заднице, расцвеченной тонкими красными ниточками разрывов.
Брок был весь – боль. Ему так не доставалось никогда, даже когда огребал по полной на миссиях, просыпался с тяжелейшего похмелья или еще что-нибудь в этом роде. Боль была какой-то запредельной, и он почему-то отстраненно подумал, что хуй теперь кому даст в задницу. Член, проходящийся по простате, приносил только боль и ничего больше, и Брок, уже не пытаясь вырываться, подумал, что у него уже кружится голова, а внутри все болит. Скорее всего это была кровопотеря и общая отпизженность организма, и он понадеялся только на то, что не сдохнет с позорно спущенными штанами и членом отмороженного уебка в заднице.
Последнее, что он помнил, как блевал от боли и кровопотери, когда Зимний, сжимая его запястья до синяков, кончал в него, рыча и подвывая, а потом позорно вырубился так, как не хотел бы никогда в жизни, понадеявшись, что просто сдохнет.
Зимний кончил во второй раз, и с глаз упала кровавая пелена азарта и желания. Он посмотрел на дело рук своих: растерзанный командир лежал на столе под ним и тяжело, хрипло дышал. Одно плечо налилось синим, так же, как и глаз, с губ капала кровавая слюна пополам с рвотой, а из задницы текла кровь, смешанная со спермой. Какие повреждения Зимний еще нанес своему командиру, он не представлял, но предполагал, что какие-то из них могут быть несовместимыми с жизнью.
Зимний прекрасно понимал, что он наделал, понимал, что ему за это ничего не будет, потому что все смирились, что супероружие выкидывает коленца, иногда оставляя за собой трупы. Но с командиром так было нельзя, он не был простым человеком, он был важным, нужным, тем, кого хотелось слушаться. В Зимнем поднялась паника, потому что он не представлял, что теперь делать, но был уверен в одном: тащить его по коридорам базы было смертельно опасно. Ему-то все спишут, а вот командиру не забудут, не простят того, что не справился. А сам командир не простит себе такого позора.
Единственное, что можно было сделать – это запугать медика. Халаты все его боялись, но медик тоже плохо. Нужен был кто-то свой. Совсем свой, который отвез бы командира к такому доктору, который не связан ни с кем из них. Единственным таким человеком был Роллинз, бессменный заместитель командира.
Зимний быстро привел в порядок свою форму, стащил с Брока куртку, аккуратно уложил его на стол, завернув в куртку и подумав, что нужно будет принести одеяло, выбежал, надеясь успеть, пока сюда никто не пришел.
Роллинза он нашел в оружейной и просто схватил его за руку, потащив за собой. С Агентом предпочитали не спорить, и Зимний это знал.
– Да что тебе надо, Агент? – вырвал наконец-то руку Роллинз
– Командиру нужна твоя помощь, – туманно, но предельно четко высказался Зимний и очень быстро повел Роллинза в тот странный кабинет, который он разнес командиром.
Роллинз побледнел, увидев лежащего на столе командира, но Зимнему было некогда ждать, пока он перестанет охуевать.
– Ты должен вынести его отсюда так, чтобы никто ничего не понял, – туманно объяснил Зимний. – И отвезти в больницу, где его никто не знает. Понял? Отвечай! – рявкнул он.
– Понял! – чуть не вытянулся в струнку Роллинз, но потом вспомнил, что не на плацу. – Ты скажешь, что случилось?
Глядя на то, как неловко берет Роллинз на руки командира, захотелось его оттолкнуть и самому вынести отсюда, отвезти к врачу, но его с базы никто просто так не выпустит, поэтому приходилось положиться на заместителя командира.
– Я его избил, – решил, что лучше сказать, что натворил, сказал Зимний. – И изнасиловал.
– Ты что сделал, обмудок? – выдохнул Роллинз, ожидавший чего угодно, но не этого.
– Ему врач нужен, быстрей давай! – рявкнул Зимний, и Роллинз испарился.
А Зимний пошел мыться и делать все, чтобы его не сдавали на хранение и не обнуляли еще хотя бы пару дней, ему нужно было увидеть командира.
Брок тяжело приходил в себя. Сначала была вата. Во рту, в ушах, в горле, перед глазами одна сплошная мягкая белая вата. Он продирался сквозь нее, пытаясь выбраться из этого ватного дурмана, но глаза открываться не желали. Он попытался двинуть руками, но двигалась только одна, вторая была крепко зафиксирована, но, вроде бы ничего не болело, и он окунулся обратно в вату.
Второй раз он вынырнул уже легче, открыл глаза и чуть не заорал от ужаса, от того, что кошмар продолжается, только железная воля и выдержка помогли даже не дернуться. На него, сидя рядом с его кроватью, сидел и смотрел взглядом побитой собаки Зимний.
– Ху… – Брок закашлялся, и Зимний тут же протянул ему стакан воды с трубочкой. Выебываться Брок смысла не видел, поэтому принял стакан и отпил воды. – Хули ты тут…
– Командир… – Зимний понял, что не знает, что сказать. Он и так-то был не особо многословным, а сейчас все то скудное, что он мог сказать застряло в горле.
На Брока тяжелой удушливой волной накатили воспоминания о том, что привело его в это пахнущее лекарствами и чистотой место. Захотелось застрелиться, потому что, несмотря на то, что он понятия не имел, где он, и кто знает, он был уверен, что о его позоре известно доброй сотне народу. Как теперь работать с людьми, которые знают о тебе такое, Брок не представлял. Он не знал, было ли ему стыдно, что было противно от самого себя, от того, что с ним сотворил этот обмудок, прикидывающийся сейчас ласковой овечкой.
– Ты сейчас встанешь, – снова заговорил он, обращаясь к Зимнему, – свалишь отсюда и никогда больше не попадешься мне на глаза. Как понял, Агент?
– Четко и ясно, командир, – обреченно ответил Зимний. Брок видел, как по нему било, словно наотмашь, каждое слово, но ему было плевать. Он не пристрелил его сейчас потому, что у него не было оружия, и ему было плевать, что Зимний пытался объясниться. Плевать, что эти выжженные обнулениями мозги могло закоротить, как угодно. На все было плевать, потому что следующее обнуление, и Зимний станет как чистый лист, а Броку теперь жить с тем, что его перемкнуло.
И как жить дальше, Брок себе не очень представлял. Можно сколько угодно быть для всех крутым несгибаемым мужиком, но самому себе иногда необходимо было признаваться в том, что не железный, не двужильный, не непрошибаемый. Что тоже человек. Просто злее, жестче, более жестокий, чем другие, но человек, которого тоже можно напугать. Можно сломать. Можно кинуть в черную пучину собственных переживаний.
Зимнего хотелось убить до дрожи в руках, до икоты, но этого сделать он не мог. Но мог уйти, чтобы податься на вольные хлеба, чтобы больше не видеть эту небритую рожу с глазами на пол-лица, которым хочется простить все.
Умом Брок понимал, что сам довел Зимнего до ручки, сам не понял, что тому надо, думал, просто сбоит, коротит прожаренные мозги Агента, да не думал, что может коротить так. Но в душе поднималось черное, ворчащее, осклизлое, не дающее простить машину, потому что считал за человека, а людям такое не прощают.
Пришедший Роллинз на время отогнал тяжелые мысли, рассказав, что Зимний сам его нашел и приказал Брока вытащить тихо и незаметно. Вот Роллинз одурел, конечно, с тяжелой тушкой на руках по закоулкам базы мотаться, но вытащил Брока, привез в госпиталь, в котором тот сейчас и находился. Четыре дня уже как.
На резонный вопрос, что тут делал Зимний, Роллинз замялся, и сказал, что тот чуть не убил техников, которые пытались его урезонить, у охраны погнул автоматы, и сказал, что пока не увидит командира, никого к себе не подпустит. Вот Роллинз его и привез. Чего Зимний хотел, Роллинз не знал, но был уверен, что извиниться.
– В хуй не всрались мне его извинения, – выплюнул Брок. – Сам теперь, Роллинз, с ним ебись.
Роллинз ничего на это не ответил, попрощался, сославшись на то, что Броку надо отдыхать, и ушел.
Брок не знал, что теперь думает о нем его заместитель и друг, и не представлял, как теперь себя с ним вести. На всех хотелось кидаться и материться, и Брок вдруг вспомнил давний тренинг по психологии, где рассказывали про пять стадий принятий неизбежного. И вот гневом была вторая. Надо сказать, ему было глубоко похуй на всю эту мозгоправскую муть, но лекция все равно не шла из головы. Дальше шли торг, депрессия и само принятие. Прикинув, что торговаться за порванную задницу не с кем, а депрессии с ним отродясь не случалось, он решил, что позлится и успокоится, насколько это вообще возможно. Потому что злиться было проще, злость не давала сойти с ума, скатиться в непонятное жаление себя, признавание себя слабым, уязвимым, хрупким. Смертным. Брок бывал на пороге смерти, бывал за гранью, но никогда он не был настолько беспомощным, и это пугало до дрожи в коленках. Беспомощность. Он не мог себе позволить быть беспомощным, но оказался таковым. Ему не хотелось думать о Зимнем, он только надеялся, что ему не придется больше никогда увидеть его, потому что, если увидит, убьет. Не простит никогда.
Надо было менять работу, и срочно. Потому что он к Зимнему больше не подойдет и на пушечный выстрел.
*
Зимнего ему заказали, как лучшему наемнику. Даже сказали, когда его разморозят и куда выпустят. И Брок начал готовиться.
Он был уверен, что легко сможет застрелить Агента, в этом даже не будет ничего личного, и вот он устроился в лежке и ждал, когда появится этот отмороженный ублюдок, который умудрился одним своим срывом переписать всю жизнь Брока, расчертить ее на “до” и “после”. Как ни старался Брок забыть, у него не получалось. Не получалось потому, что первые полгода Брок вообще боялся подпустить к себе кого-то, не важно, сверху или снизу. Ломал себя, пытаясь снова вернуться к нормальной половой жизни, к нормальной жизни вообще. Да и потом лучше не стало. А про то, что у него начались кошмары, вообще говорить не стоит. Он убеждал себя, что это всего лишь порванная задница, которая давно зажила, даже нормально, но ничего не получалось. Зимний сломал что-то в нем, что-то важное, что никак не могло срастись, и Брок очень надеялся, что это убийство вернет ему его жизнь обратно.
Он увидел в прицел знакомую фигуру, затянутую в причудливый тактический костюм, видел, как Зимний меняет оружие за оружием, выкашивая все и вся на своем пути. Брок смотрел и медлил нажать на спусковой крючок. Медлил, преступно медлил, но сейчас в нем что-то снова ломалось, но иначе, не так, как тогда, а как-то правильно. А потом Зимний поднял голову и посмотрел, казалось, прямо на него, словно знал, что он там, что там именно он, и замер, как будто чего-то ждал.
Брок разрядил винтовку, поднялся и тихо ушел, оставляя за своей спиной Зимнего резвиться дальше.
Он уходил все дальше и дальше, чувствуя, как что-то в нем встает на свои места. Осталось только дать этому встать до конца. И тогда снова можно будет жить.
Баки. Душа и память.
Баки проснулся с полузадушенным криком, рвущимся из горла, и резко сел на постели, вцепившись в волосы пальцами. Дернул себя за них, причиняя боль, словно она могла отогнать демонов, что терзали его, и тихо застонал. Этот кошмар преследовал его после Гидры чаще всего.
– Баки! – влетел в его комнату Стив, который тоже чутко спал и, как бы Баки не хотел скрыть свои кошмары, услышал его. – Опять Гидра?
– Нет, Стив, – обреченно опустил голову Баки. – Это не Гидра. Это я.
Стив сел рядом с Баки, притягивая его к себе и обнимая.
– Это не ты, Баки, – попытался он его успокоить. – Тебе приказывали…
– Нет, Стив, – горько ответил Баки. – То, что меня преследует, сделал именно я.
– Баки, что такого страшного мог сделать ты, что тебя это так мучает? – Стив поглаживал его по волосам, пытаясь хоть немного успокоить и отвлечь, но понимал, что это все бесполезно, но не представлял, как помочь Баки, если тот молчит, не говорит, что произошло.
– Я причинил боль очень важному мне человеку, – туманно ответил Баки, и Стив понял, что тот не скажет большего. – Иди спать, Стив. Спасибо, мне лучше.
Стив поднялся и ушел к себе, оставив Баки наедине со своими мыслями и демонами.
Баки откинулся на подушки, уставившись в потолок, боясь закрыть глаза, потому что, как только он закрывал их, он видел растерзанного Брока на столе. Помнил, какое испытал отчаяние, какой ужас от осознания, ЧТО он сделал, когда очнулся, когда спала кровавая пелена желания. Он сделал много всего, когда был оружием Гидры, но своего командира, человека, которому безоговорочно доверял, приказы которого выполнял, человека, который видел в нем не только бездушное оружие, он почти убил и покалечил сам, по своей воле, не выполняя ни чей приказ, а потому что пожелал его. Захотел до кровавой пелены перед глазами, до дрожи в руках и хищного азарта, когда командир, Брок, стал отбиваться. Тогда у Баки, тогда еще Зимнего, сорвало последние тормоза, и он взял его. Брок был единственным желанием Зимнего, желанием неосознанным, но от этого не менее сильным.
Зимний испытывал иррациональную привязанность к последнему хэндлеру, которая граничила с помешательством. Сейчас Баки понимал, что это были за желания, что он банально влюбился в Брока, но Зимний не знал, как выказать свою симпатию и свои желания, и сделал это единственным доступным для себя образом, навсегда отвратив от себя дорогого человека.
Баки хотел найти Брока, но не представлял, что скажет ему, потому что все слова были пустым звуком, он сам не мог простить себе то, что сделал. Не мог простить тот ужас, что увидел в глазах только что очнувшегося Брока. И был уверен, что та боль, которую испытал тогда Зимний, а он испытывал до сих пор, от того, что ему не дали даже шанса на объяснения, ничто по сравнению с тем, что испытывал Брок.
Да и не представлял Баки, где искать Брока, который сразу, как выписался, подал рапорт об отставке. Зимнего тогда уже заморозили, а, проснувшись, он понял, что у него новый хэндлер. Единственное, что Зимний тогда помнил, когда его снова разбудили, что кого-то не хватает, а новый хэндлер его совершенно не устраивал. Это был какой-то совершенно, даже по ощущениям, незнакомый мужик, решивший пойти по самому простому пути и управлять Зимним через боль.
Зимний тогда не понимал, что он сделал не так, хоть и не помня, как было, понимал, что так – неправильно. Он всем своим существом чувствовал, что должно быть иначе. Он видел, как отворачивается от него всегда доброжелательный здоровяк, имени которого он тоже не помнил, но смутно ощущал, что так было раньше. Он ощущал смутно знакомыми весь отряд и чувствовал недостачу чего-то или кого-то важного, жизненно необходимого.
Баки вспоминал, как возвращался из ледяного небытия, когда его нашел Стив, как тяжело возвращалась к нему память о лучшем друге, и как легко пришел командир. Пришел однажды во сне, такой родной и нужный, такой правильный. Как Баки купался в этих воспоминаниях о грубоватой заботе, пристальном внимании и редких теплых улыбках. А потом пришел кошмар. Это был не первый его кошмар, Баки регулярно просыпался то от фантомной боли обнуления, то от вязкой беспомощности после, то от темноты крио. Он видел во сне лица тех, кого убил, но он не знал, кто они, и они его не пугали, не вызывали в нем ничего, кроме непонимания. А однажды пришел командир. Пришел через пелену кровавого азарта, жгучего желания и еще чего-то странного, чего Баки не мог понять. Баки чувствовал радость Зимнего, а потом пелена резко спадала, и он видел тело командира, все в крови, распростертое на столе. Баки помнил, как первый раз проснулся, задыхаясь от крика осознания произошедшего. Даже не зная его имени, только обезличенное “командир”, Баки чувствовал, что это очень личное. Этот человек был дорог Зимнему, и Зимний кричал от безысходности, невозможности изменить произошедшее, отмотать назад, как кинопленку. Но с каждым новым сном о командире, Баки все отчетливее понимал, что чувства, которые не мог понять Зимний, понимал он сам, и от этого становилось больно и горько. Он должен был узнать имя командира, потому что, сколько Баки не силился, вспомнить его он не мог. У него сложилось ощущение, что Зимний имени просто не знал. И от этого стало еще больнее, от того, что настолько не понимал, что хотел быть ближе, рядом, хотел помнить даже через обнуление. А теперь Баки хотел знать имя, потому что ему казалось, что так он сможет стать чуть ближе к тому, кого искалечил.
Чтобы не предаваться горестным мыслям, Баки развернул активную деятельность, тщательно скрывая ее от Стива. Почему-то Баки не хотел рассказывать ему о командире и своих странных чувствах к нему, пока сам со всем не разберется. А еще больше он не хотел рассказывать о том, что он с командиром сделал, но не потому, что Баки было стыдно, хотя и это тоже, ему было жутко от содеянного. И открывать Стиву такие черные глубины своей души он был не готов.
Узнать пароль Стива от баз ЩИТа не составило труда, и когда друг уехал на базу, Баки уселся изучать досье на всех известных террористов Гидры. Он не особо вчитывался в имена, потому что не помнил их, он листал фото за фото, пока не наткнулся на досье ударной группы Страйк, командиром которой был тот самый здоровый мужик, который отводил взгляд. “Джек Роллинз” гласило имя под фото. В досье обнаружился даже домашний адрес, и Баки, быстро собравшись, отправился по нему, совершенно не представляя, что он скажет Роллинзу. Но память услужливо подкидывала воспоминания, что с командиром они дружили. А еще, что именно Роллинза Зимний просил отвезти командира в больницу. Эти разрозненные факты не складывались в единую картину, но это сейчас было не важно.
Подхватив ключи от машины, Баки почти бегом вышел за дверь, чтобы через сорок минут сидеть в машине напротив элитного жилого дома, где находилась квартира Роллинза. Сколько Баки намеревался просидеть напротив, он не представлял, да и не думал, что ему может повезти в первый же день. В первый день ему и не повезло. Он прождал до полуночи, ему уже обзвонился Стив, интересуясь, куда пропал Баки, на что тот ответил, что гуляет в парке, и Стив успокоился, попросив возвращаться хотя бы не под утро.
Баки следил за домом неделю, пока не увидел возвращающегося откуда-то Роллинза. Тот шел по улице, и Баки заметил его задолго до того, как тот успел подойти к подъезду, поэтому быстро вышел из машины, перешел улицу и неожиданно вырос перед ничего не подозревающим Роллинзом, который на него чуть не наткнулся.
– Изви… – заговорил он, поднимая глаза и только что не вскрикнул от ужаса, инстинктивно делая шаг назад. – Агент?
Баки дружелюбно оскалился, не двигаясь с места и не делая резких движений. Люди, идущие мимо обтекали двух мужчин, застывших друг против друга.
– Как зовут командира? – выпалил интересующий его вопрос Баки, а Роллинз еще сильнее округлил глаза, но, поняв, что его не собираются убивать, успокоился.
– Никак, – бросил он и шагнул, обходя Баки.
Баки сразу понял, что Роллинз сообразил, о ком идет речь, но говорить отказался. Баки прекрасно понимал, что просто так ему никто ничего не скажет, но и объяснять, зачем ему нужен командир, вернее, хотя бы имя, он не собирался. По крайней мере, не собирался изначально. Но он давно привык не отступать.
Резко развернувшись, он схватил Роллинза за руку стальной хваткой, но тот и не пытался вырваться, только зло посмотрел на него из-за плеча.
– Оставь командира в покое, Агент, – устало попросил он. – И меня тоже, я тебе ничего не скажу.
Баки показалось, что он хотел сказать еще что-то, но передумал, только несильно дернул руку, и Баки отпустил. Сейчас он ничего не добьется даже силой, нужно было подождать.
Он стал постоянно таскаться за Роллинзом, изучил его расписание, подкарауливал у баров со случайными девицами, в общем, всячески действовал на нервы и портил жизнь, но тот не сдавался. Баки надеялся, что когда-нибудь он встретится с командиром, ведь они были друзьями. Хотя, они могли и поссориться, командир мог десять раз переехать, да и вообще могло произойти все, что угодно, ведь Баки не знал, сколько прошло времени после смены командира. Тем более, что он сам восстанавливался почти год, чтобы нормально соображать и быть хотя бы похожим на человека.
Стив спрашивал, куда Баки постоянно пропадает, где его носит целыми днями, на что Баки неизменно отвечал Стиву, что он учится быть человеком, гуляет и наблюдает за прохожими, ходит по магазинам, а что ничего не покупает, там ему ничего не нужно. Стив не был дураком, понимал, что Баки лукавит, но не настаивал, соглашаясь с правом друга иметь свою жизнь и свои секреты.
Через месяц надоедания Баки понял, что Роллинз готов сдаться. Он, слегка пошатываясь, вышел из какого-то бара и медленно побрел по улице, не подцепив с собой никакую девицу, хотя были желающие. Баки подошел к нему и пошел рядом, немного сгорбившись и спрятав руки в карманы. Апрель в этом году выдался прохладным, а ночью было довольно холодно.
