Текст книги "Из двух зол (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

***

Генри отряхнул камушек, в последний раз провёл по нему пальцами и отложил. Получилось, вроде бы, неплохо: он, как смог, обтесал его другим, более твёрдым камнем, потратив на это почти две недели, покрыл белой глиной и прокалил на солнце. Обвёл естественные узоры глиной разных цветов – голубой и красной – и снова прокалил. Выглядело достаточно ровно и опрятно, и Генри не сомневался в результате – он не торопился, не ляпал кое-как, работал медленно и кропотливо. Он даже попросил помощи у Билла, и тот проделал ему в вершине камушка дырку, так что теперь его можно было повесить на шею, на верёвочку из свиной жилы.

Забитая им самим свинья, его первый охотничий трофей, как раз и обеспечила его искомым шнурком – им он тоже занимался старательно: промыл в море, чтобы он напитался солью и не гнил, выкладывал каждый день на солнце, и, наконец, сушёная жила сжалась, окрепла и стала прочной верёвочкой, на которую можно повесить камень меньше трёх сантиметров в длину.

Теперь оставалось только подарить амулет Роджеру, но как раз этого-то Генри и боялся. Он помнил, как отреагировал его охотник на разговоры о привязанности, и опасался, что подарок рассердит Роджера ещё больше. Но надо было решаться. Поэтому, когда Роджер вернулся с рыбалки, горячий, вспотевший, с растрёпанными мокрыми волосами, Генри улыбнулся ему и подсел поближе.

– Чего? – недружелюбно спросил Роджер, косясь на юношу.

– У меня для тебя кое-что есть, – Генри снова улыбнулся и протянул Роджеру сомкнутый кулак.

Будь на месте Генри кто-то из его предшественников, Роджер уже ударил бы его – не ждал от них подарков, только удара в спину. Знал, как они его ненавидят и боятся. Но Генри, по всему выходило, его любил, и Роджер с удивлением понял, что подвоха не ждёт.

– Ну, чего там у тебя? Показывай.

Генри разжал кулак и продемонстрировал амулет на верёвочке, немного неправильной формы, но красивый и раскрашенный со вкусом. Роджер ухмыльнулся одним уголком губ и взял побрякушку с тёплой мозолистой ладони.

– Мне?

– Тебе, – согласился Генри, кладя острый подбородок Роджеру на плечо. – Нравится?

– Неплохо, – Роджер накинул его на шею. – От чего-то или просто?

– Наверное, для хорошей охоты. Для везения.

Роджер насмешливо фыркнул – в амулеты он не верил – но всё же не снял. Понравилось. Наверное, стоило поблагодарить, но он промолчал. Генри так и сидел, положив подбородок ему на плечо и глядя на гарпун, лежащий у Роджера на коленях. Роджер не прогнал его (Генри он никогда от себя не прогонял), и это уже было чем-то вроде благодарности. Такой, на которую Роджер был способен. А Генри ничего больше и не нужно было.

========== 5. Генри ==========

«Я знаю: не щадя моих желаний,

Смерть унесет и друга моего».

©У. Шекспир «Сонет 64»

Роджер впервые в своей жизни за кого-то испугался. Он вообще был мало способен на эмоции, но, увидев, как Генри вскрикивает и неловко падает, сбитый с ног слабой волной, он забеспокоился. Бросился назад, выхватил захлёбывающегося Генри из воды и глянул ему в глаза.

– Что? – больше Роджер ничего выговорить не смог, потому что губы у Генри были белые, а глаза покраснели от боли. Не в волне было дело и не в падении.

Генри невнятно застонал, опустил ногу и тут же громко болезненно вскрикнул, хватаясь за плечи Роджера. Не теряя больше ни минуты, Роджер закинул его на плечо и вынес на берег, усадил на мягкий песок и крепко взял за норовящую вырваться ногу, стиснул лодыжку.

Из места между пяткой и пальцами, из свода стопы торчала длинная игла, широкая с одного конца и сужающаяся к другому, которым вонзилась в ногу. Роджер сталкивался с таким: был у них один парнишка, наступивший на ядовитого морского ежа. Не прожил и четырёх дней.

Роджер знал, что иглу нельзя вытаскивать, иначе яд попадет в кровь вдвое быстрее, поэтому он без слов подхватил Генри на руки и понёс в крепость. Он не знал, зачем. Он понимал, что Генри поможет только чудо, а в чудеса не верил. Генри был не жилец, но Роджер всё равно упрямо тащил его, продираясь сквозь джунгли, в их шалаш. Об умиральне он и не думал, хотя теперь Генри было там самое место.

Сам Генри пока ничего не понял. Ноге было больно, и он думал, что Роджер просто вытащит иглу, как только они окажутся в крепости. К тому же, ему польстило то, как испуганно Роджер смотрел на него. Переживал, значит. Генри даже пригрелся у него на руках и начал засыпать, хотя пульсирующая боль в ступне не давала забыться окончательно, и очнулся уже только в шалаше, на мягком настиле из трав и листьев. Роджер молча вышел и вернулся с несколькими свиными жилами и тонкой лианой, также молча взял Генри за лодыжку и крепко обвязал икру всеми удавками сразу, перекрывая ток крови. Генри было больно, но он и не пикнул.

Роджер осторожно взял ступню в руки и без предупреждения выдернул иглу. Генри хрипло вскрикнул, по ступне разлилось жжение. Роджер отбросил иглу в сторону и критически осмотрел своего пациента. Генри морщился, даже покраснел от боли.

– Генри, может быть, мне придётся отрезать тебе ногу, – просто и без обиняков сказал Роджер. Генри хотел было расхохотаться над смешной шуткой, но Роджер смотрел тяжело, напряжённо и очень серьёзно.

– Что, правда? – губы Генри побелели.

– Да. Ёж был ядовитый, если не отрезать ступню, умрёшь через четыре дня.

Кажется, Роджер был настроен на решительные действия, и Генри почувствовал, что сейчас расплачется.

– Не надо, Роджер, пожалуйста, не надо. Обойдётся, зачем резать, я же не перенесу, я…

– Молчи. Это даёт хоть какую-то надежду. Я принесу тебе перебродивших фруктов и попрошу у Джека нож. Но фрукты не перекроют всю боль, так что терпи.

Он поднялся и вышел из шалаша, оставив Генри подвывать от страха.

Джек нашёлся у костра в окружении охотников. Они делили улов и громко говорили, поторапливали малышей, разводивших огонь.

– Джек, – Роджер поманил его в сторону. – Мне нужен нож.

Джек напрягся, припомнив свою клятву не давать нож никому, а в особенности Роджеру.

– Зачем? – Джек прищурился и смерил Роджера подозрительным взглядом. Он в самом деле выглядел непривычно взволнованным.

– Генри наступил на ежа, ядовитого.

– Хочешь пустить ему кровь? – Джек сразу забыл о своём недоверии. Похоже, Роджер говорил правду.

– Нет, вообще-то я хотел отрезать ногу, но твой вариант тоже годится. Так ты дашь?

– Конечно, держи, – Джек не замялся ни на секунду, вытащил из-за пояса нож и протянул его Роджеру. – Помочь тебе?

Роджер представил себе экзекуцию и решил, что помощь ему и впрямь понадобится. Что при пускании крови, что при неумелой ампутации, Генри будет орать как резаный и брыкаться.

– Да, давай. А лучше позвать ещё кого-нибудь.

– Нет, для пары порезов нас двоих хватит, – Джек направился к палатке Роджера, не испытывая естественного беспокойства по поводу того, что сам Роджер идёт прямо за ним с хорошо отточенным ножом в руке.

Генри лежал на подстилке и крупно дрожал. Он редко пересекался с Вождём в замкнутом пространстве и уж точно давным-давно не вступал с ним в разговоры. Наверное, лет десять. Так что он немного струхнул, когда в палатку первым вошёл не Роджер, а Джек. Однако с появлением Роджера стало только хуже – в руке он держал нож.

– Пожалуйста, не надо, Роджер, – шептал Генри бескровными губами и смотрел на Роджера умоляюще, жалобно. Роджера это проняло, и он поспешил успокоить его.

– Не трясись, не будем отрезать. Я только пущу тебе кровь, чтобы вышел яд.

Генри заметно расслабился и шумно выдохнул, даже прикрыв от облегчения глаза.

– Больно всё равно будет, так что Джек тебя подержит, – Роджер так волновался, что назвал Вождя по имени, а тот не обратил внимания. Он уже садился на Генри верхом, лицом к ногам, чтобы придерживать и руки, и ноги. Генри послушно втиснул руки между своими боками и бёдрами Джека, приподнял обмотанную, уже скверно покрасневшую ногу. Роджер взял её странно бережно, осмотрел место прокола, нахмурился, увидев, как далеко уже расползлось заражение, и резким движением надрезал вену на лодыжке у косточки. Это было не столь больно, как предполагал Генри, и он только сжал зубы и застонал. Роджер улыбнулся одобрительно, но Генри этого не видел.

Тёмная венозная кровь потекла Роджеру на руки, и он отчётливо увидел, как нога бледнеет и принимает более здоровый цвет. Синеву можно было скорее объяснить пережатыми сосудами, чем реакцией на яд. Генри облегчённо вздохнул, и Джек слез с него – держать не понадобилось.

Джеку показалось, что тёмное, хмурое лицо Роджера просветлело. На Вождя, правда, это произвело мало впечатления. Роджер, привязавшись к Генри, не переставал быть садистом, подонком и угрозой его, Джека, власти.

– Отдавай нож, – Джек встал рядом с Роджером, глядя на него хмуро, и требовательно протянул руку ладонью вверх.

Роджер поднял глаза, непривычно смирные, и сказал:

– А вдруг ещё раз пустить придётся? А если я не успею до тебя добежать?

Вождь помедлил, пораскинул мозгами, и ушёл, не сказав ни слова, оставил нож Роджеру. Он решил, что заберёт нож, как только Генри пойдёт на поправку, а потом уж никому не отдаст.

Однако его планам не суждено было сбыться: Генри на поправку не пошёл. Весь день после кровопускания он был довольно бодр, но к вечеру у него поднялся сильный жар, и всё племя от костра слышало, как он стучит зубами в ознобе. Роджер, мрачный как туча, выходил из своей палатки только чтобы принести мальчику воды, и, несмотря на то, что ни в племени, ни среди охотников его никто не любил, все как-то разом прониклись к нему жалостью.

Роджер даже позволил Ральфу и близнецам приходить в свой шалаш, чтобы ухаживать за больным. Помогал им промывать рану, придерживал Генри, извивавшегося от боли и ужаса. Беспокоился и нервничал, забывая о своей вражде с большинством членов племени.

Его доброта дошла до такой степени, что, когда на точно такого же ежа наступил Сэм, Роджер пришёл в близнецовый шалаш и при помощи Эрика пустил кровь и ему. Близнецы поблагодарили его, но он вышел молча, погружённый в свои мысли, вытирая нож о бедро.

Когда Роджер понял, что Генри всё-таки умрёт, к нему вернулась его жёсткость и всепоглощающая ненависть. Генри бледнел и таял на глазах, не мог есть, под его глазами уже пролегли чёрные тени. Роджер был в ярости. Теперь он был бессилен – отрезать ногу было уже нельзя, воспаление пошло дальше. В паху, подмышках и на горле Генри набухли лимфоузлы, и он не мог шевелиться из-за адской боли. Он не ел и не пил, из-за удушающей жары не хотел даже в туалет, и Роджер не отходил от него.

Его слепая ярость на несправедливость небес усилилась, когда он узнал, что Сэм поправляется. Ему помогло кровопускание, он был слаб, но ел и пил, щёки его горели, но он шёл на поправку. Не веря ушам своим, Роджер даже пришёл проверить и убедился – Сэм лежал на пальмовом ложе, измождённый, но явно готовый набираться сил. Страшный взгляд Роджера заставил его передёрнуться, да и Эрика тоже, но Роджер вышел молча, играя желваками.

Генри уже не открывал глаз. По телу его ползли тёмные пятна, от ноги и выше, и Роджер знал, что, когда они доберутся до сердца, Генри умрёт. А они были уже близко. Роджер, рассуждая трезво, давал ему времени до завтрашнего утра. В лучшем случае до вечера.

Забравшись в шалаш, Роджер устроился у его головы со слипшимися, потемневшими от пота волосами. Генри, не приходя в себя, тихо стонал. Над ним уже кружили мухи, и Роджер взял пальмовый лист и принялся обмахивать ещё живого мальчика, которого мухи уже готовы были обсесть.

Роджер не спал всю ночь. Обтирал прохладной водой горящий лоб и смачивал запёкшиеся губы, а пятно всё ползло, ползло, заливая живот и грудь. К утру Генри очнулся и попросил пить, но не смог сделать и двух глотков. Роджер приподнял его голову, устроил у себя на коленях и склонился к нему, силясь угадать в тихом шёпоте связные слова.

Наконец, он отчётливо услышал:

– Роджер.

Он весь вскинулся, подхватил Генри, переложил повыше и прижал к груди, поддерживая ладонью голову.

– Что? – он метался глазами по бледному лицу, почти растерянно. – Что?

– Ты любишь меня?

Роджер опешил. Он ждал чего угодно, только не такого вопроса. Он не верил в любовь, он верил только в ненависть. Даже то, что его болезненные, построенные на тяге к жестокости отношения с Генри не походили на ненависть, его не смущало.

Рука Генри слабо приподнялась и зарылась в густые чёрные космы, притягивая лицо к лицу, и Роджер склонился, прижимаясь губами к липким от пота щекам и лбу, целуя сухие губы. Он не мог выразить свою любовь иначе.

– Роджер, – Генри заплакал. Точнее, глаза его налились слезами, от этого став ещё больше. – Роджер, ты меня любишь? Роджер… – он закашлялся и отвернулся. – Скажи, ты… Роджер…

Роджер держал его в руках и чувствовал, как он холодеет. Он становился тяжёлым, и Роджер знал, что это значит.

Когда Генри захрипел и мелко задрожал, нелепо хватаясь за прелые листья и сильные руки, держащие его, Роджер будто очнулся. Он прижал его к себе крепче, пытаясь уловить последние вздохи, последний удар сердца, каждое судорожное движение умирающего тела, и выдохнул хрипло, жалко:

– Я люблю… Я люблю, Генри, я люблю тебя.

Но Генри уже не слышал. Он вскинулся в последний раз и обмяк, голова безвольно повисла, серые глаза, пять минут назад наполненные болью и страданием, бессмысленно уставились вверх.

Роджер просидел, держа его в руках, ещё около получаса. Молча, тупо глядя в зелёную стену шалаша, поглаживая слипшиеся волосы.

Племя подозрительно затихло на палаточной площадке, и Роджер, осторожно уложив тело на листья, выглянул на улицу и убедился. Каким-то таинственным образом все уже знали, что произошло.

Он медленно, неловко выбрался наружу и пошатнулся. Десятки сочувствующих взглядов сошлись на нём, но принесли не облегчение и покой, а ненависть. Он хотел выпотрошить живьём каждого ублюдка, который осмелился смотреть на него с жалостью. Малыши поняли его взгляд и как по команде потупились, зато охотники, с чего-то возомнив себя его друзьями, шагнули навстречу. Впереди всех шёл Харольд и, добравшись до Роджера первым, дружески обнял его за плечи и встряхнул.

– Роджер, дружище, порядок?

Роджеру казалось, что можно было бы увидеть и издали, как от ярости побледнело его собственное лицо. Он молниеносно выдернул нож из-за пояса и хлестнул по податливому горлу. Харольд захрипел, забулькал и схватился за рассечённое горло, пораженно глядя Роджеру в глаза. Постоял пару секунд, заливая кровью руки, и рухнул на камни, к ногам Роджера.

Охотники позади него примолкли, Джек вышел вперёд. Хмурый, нераскрашенный, смешно-веснушчатый.

– Роджер, отдай нож. – Сказал он тихо. Роджер пару секунд глядел на него, прикидывая, не прирезать ли и его тоже, но потом всунул окровавленный нож ему в руку и отвёл взгляд. – За это тебя следует убить. – Кажется, в голосе Джека послышалось сожаление. – Но ты все эти годы был моим другом, и я не хочу, чтобы тебя публично прирезали, как собаку. Я вызываю тебя на честный бой. Завтра утром будешь драться со мной один на один. Кто победит – тот и Вождь.

– А кто проиграет? – хрипло спросил Роджер, уже зная ответ.

– Проигравших не будет, – ответил Джек жёстко и, развернувшись, направился назад к костру. – Выбросьте труп в море, – приказал он через плечо, и Билл с Морисом торопливо подобрали Харольда.

– Роджер, – осмелился Билл. – А Генри? Можем унести и его.

Роджер глянул люто, по-звериному оскалился и рыкнул:

– Я сам.

========== 6. Последний бой ==========

«Бог твердит свой непреложный завет —

брат за братом уходит всегда вослед».

© Александра Науменко

Роджер отнёс Генри на руках на другой конец острова, подальше от крепости. Вошёл с ним в воду и опустил. Лицо у мальчика почему-то было умиротворённое, спокойное, даже счастливое. Он сгорел от яда так быстро, что на его горле ещё остались следы их жестокой, сумасшедшей любви. Роджер нежно провёл пальцами по собственным меткам, огладил шею. Генри плавно покачивался на волнах, безмятежно глядя в высокое синее небо. Роджер не выдержал, наклонился и поцеловал холодные спёкшиеся губы, а потом оттолкнул. Долго стоял и смотрел, как тело медленно отдаляется, раскинув руки, будто отдыхая. Смотрел и чувствовал, как где-то внутри, у сердца чёрной смолой кипит ненависть и боль. Он не знал, кого он ненавидел. Он не знал, за что убил Харольда. Просто теперь он ненавидел их всех.

Когда он спохватился, что так и стоит по грудь в воде, солнце взошло уже высоко. Он побрёл на берег, сел на поваленную пальму, среди черепов-кокосов, и уставился в синюю даль, где много часов назад исчез Генри. Был серый мышонок с лучистыми глазами, а стал – корм для рыб. Роджер поднялся и побрёл, ссутулившись, в джунгли, сам не зная зачем стискивая в руке амулет, подаренный на удачу. Он не вернулся в крепость, бродил всю ночь, а к утру на пару часов заснул прямо на мягкой траве.

***

Джек и Ральф тоже не спали. В их пещере теплились угли от общего костра, а сами они сидели рядом, напряжённые, хмурые. Ральф задумчиво водил пальцем по чёрному в темноте каменному полу.

– Как это мы снова оказались в одном лагере? – спросил он, поворачиваясь к Джеку. Тот сидел за спиной Ральфа и тоже молчал, глядя вниз, на догорающий костёр, на шалаши.

– Ненадолго.

– Понимаю, – Ральф кивнул. – Ты всё сделаешь, чтобы это исправить. Всё сделаешь, чтобы оказаться на моём месте.

– Ты свихнулся? – Джек вскинулся и бешено, яростно глянул на Ральфа. Ральф лёг на живот, перекатился на спину и посмотрел в свирепое лицо Джека снизу вверх.

– Извини, оговорился. Думал о другом. Чтобы не оказаться, конечно.

Джек успокоился и снова замер, почёсывая виски. Ральф ножом сбрил ему часть волос, чтобы не мешались в бою, оставил только довольно широкую полосу ото лба до макушки, переходящую в длинный, до лопаток, хвост. Выглядел теперь Джек воинственно, дико, как раз так, как и надо для поднятия морального духа. И его самого, и племени.

Джек посидел ещё пару минут, а потом ушёл спать, зашуршал листьями, завозился, устраиваясь. Ральф сразу же последовал за ним, наткнулся на его ногу в темноте, запнулся и чуть не упал. Осторожно лёг, касаясь плечом спины Джека, и замер. Раз Джек отвернулся, значит, говорить больше не хотел, но на этот раз Ральфу было что сказать, и это были совсем не злые слова.

– Спишь?

Джек тяжело вздохнул и повернулся.

– Чего тебе?

Ральф не обиделся на грубый ответ. Он чувствовал, как Джек волнуется из-за завтрашнего, и всё ему простил.

– Я хотел тебя попросить.

– Давай быстрее, я спать хочу. Мне надо набраться сил, чтоб тебя.

Он правда устал и вымотался за день, столько всего передумал, а теперь Ральф опять полез к нему с нравоучениями. Но Ральф почему-то положил руку ему на плечо – не случайно, Джек был уверен – и тихо сказал.

– Выживи. Ты единственный, кто действительно может быть Вождём. Ни я, ни Роджер на эту роль не годимся. Ты нужен племени, без тебя Роджер всех перережет. И ты… нужен мне.

Конечно, Джек знал, что Ральф имел в виду: без него, Джека, Роджер первым делом прирежет Ральфа. Но прозвучало это в ночной тишине совсем не так, и Джек не удержался. Протянул руки, и Ральф странно послушно скользнул к нему в объятия, не отталкивая и не замирая, как изваяние. На самом деле, Джек всё ещё планировал поспать, просто притиснул его к себе, чтобы погреться. Но Ральф обнял его с такой готовностью, и в ней читалось столько всего, что Джек понял – поспать не выйдет.

Он перевернул Ральфа на спину, навалился сверху, и тот обнял его руками и ногами, запуская пальцы в полоску волос, сейчас распущенную. Раньше он никогда так не делал, и Джек глухо застонал от возбуждения. Ноги Ральфа разъехались сами, приглашая, он был весь горячий и – Джек даже сначала не поверил ощущениям – тоже был возбуждён. Хотел его. Сам напросился, не подставлялся с унылым и покорным видом, а ёрзал и потирался впервые твёрдым членом, тяжело дышал. И даже в темноте было видно, как пьяно поблескивают у него глаза.

Джек толкнулся внутрь и охнул, потому что Ральф сразу умело сжался и сам выдохнул от острых ощущений. Джек уткнулся лицом ему в шею и двинулся, чувствуя, как приятно руки Ральфа поглаживают голову, вплетаются в воинственную полоску волос. Несколько секунд он двигался медленно, смакуя странную податливость и чувствительность сильного тела, а потом сдался и задвигался резче, нервно и хаотично.

– Джек, – блаженно выдохнул Ральф и сразу же осёкся, втягивая голову в плечи. С Джека бы сталось сменить милость на гнев и прямо сейчас разбить ему губы, но, почему-то, на него это подействовало совсем не так: он дёрнулся, замер, и с тихим стоном опустился вниз, прижимаясь к Ральфу всем телом и срывая с его губ первый болезненный, жаркий поцелуй.

Раньше ему и в голову не приходило целовать Ральфа. Телячьи нежности для девчонок ещё уместны были с некоторыми особо ласковыми малышами, может быть, между близнецами, но Вождь ни с Ральфом, ни тем более с Роджером не считал нужным целоваться.

Ральф понял и почувствовал, что на этот раз настоящее имя подействовало на Джека иначе, и нарочно замолчал. Сколько раз Джек срывал на нём злость, стоило позвать его по имени, а теперь ему, видите ли, самому этого захотелось. Ральф притих и замер, и Вождь, первое время двигавшийся и постанывавший, замер.

– Эй, что не так?

Ральф помотал головой:

– Нет, всё хорошо.

Джек кивнул и продолжил, снова жарко дыша Ральфу в шею, но тот больше никакого энтузиазма не проявлял, лежал тихо и не шевелился. Джек задвигался быстрее, силясь понять, что делает не так, и не мог. А Ральфу стоило большого труда молчать: впервые ему самому было приятно, впервые Джек проявил хотя бы какой-то намёк на ласку, и ему хотелось вскинуть бёдра, подталкиваясь поближе, приподнять ноги и согнуть колени, чтобы было ещё приятнее, хотелось, чтобы Джек снова поцеловал, но злорадство и мелочная мстительность взяли верх. Джек опёрся на локти, обессиленно опустил голову и замер. Двинулся, прислушался – никакой реакции.

– Да что не так, Ральф? Всё же было хорошо, только что! Ты ведь даже позвал меня! Ну? – на его лице, на этот раз отмытом и чистом, нарисовано было такое отчаяние, что Ральфу стало его жалко. Но он пересилил себя, потупил взгляд и выдохнул:

– Прости…

– За что? – не понял Джек.

– Я назвал тебя по имени. Ты ведь не любишь, – уголки губ Ральфа дрогнули, еле скрывая смех, но Джек в темноте этого не заметил. Он задохнулся от обиды и возмущения: Ральф же видел, ведь видел, как ему это понравилось, он даже поцеловал его, так ему польстило это тихое жалобное «Джек».

– Чёрт возьми, Ральф! Что ты прикидываешься? Хватит тебе, ладно… Ну же, позови меня. Позови, Ральф…

– Мой Вождь, – послушно отозвался Ральф и аж зажмурился от удовольствия, когда Джек взбешённо зарычал.

– Да не так! Ну! Позови меня, Ральф…

– Ты уверен? – Ральф вовремя спрятал улыбку и глянул почти с натуральным испугом в глазах.

– Уверен, чёрт тебя возьми! Ну! – Джек замер, напрягся, а потом почти беззвучно выдохнул Ральфу в губы: – Пожалуйста… Ральф, пожалуйста. Я, может, завтра сдохну, а ты… Ральф…

Теперь передёрнуло Ральфа: Джек, растерянный, жалкий, просил его, и это отозвалось сладкой судорогой в животе. Он выдохнул, напрягся, обхватывая Джека плотнее и вырывая у него болезненный стон.

– Джек… – позвал он наконец, и Джек будто с цепи сорвался – задвигался в нём с остервенением, и Ральф больше не сдерживался. – Джек, Джек… Джек…

Джек стиснул его до хруста костей, снова впиваясь в губы, теперь не разбитые, не окровавленные, вторя его сдавленным стонам.

Впервые кончив вместе, они устроились рядом, притиснувшись друг к другу. Джек, которому на время удалось забыть о предстоящем завтра бое, снова занервничал, сполз пониже и устроился головой у Ральфа на плече, ища поддержки. И Ральф, обычно холодный и чужой, гладил его, почёсывал затылок, шею и плечи, даже шептал что-то, и Джек уснул.

Он провалился в сон поразительно быстро и заснул крепко. Так приговорённые к смерти сладко спят до утра – в последний раз. Не спал Ральф. За долгие годы на острове он досконально изучил племя, всех и каждого. Он знал их всех как собственные пять пальцев. Он знал, что от Роджера можно ждать подлого нападения ночью, и потому бдел рядом с Джеком, чтобы при малейшем шорохе рядом с пещерой разбудить его. Джек спал спокойно, дышал глубоко, закинув на Ральфа длинную мускулистую ногу. Он даже сквозь сон чувствовал, что может не бояться, потому что рядом с ним был Ральф. Его заклятый враг, его лучший друг, его опора, советник, любовник оберегал его сон.

Ральф продержался несколько часов, но после заснул, измотанный первой ночью, которую он провёл с Джеком добровольно.

***

Когда наутро Роджер вернулся на палаточную площадку, почти все ещё спали. Солнце только-только показало верхушку из-за горизонта, и длинная жёлтая полоса света плескалась в океане, переливаясь и перекатываясь. Из близнецовой палатки вышел Эрик (теперь Роджер различал их, потому что знал точно – Сэм болен) с кокосовой скорлупкой в руке, и направился в джунгли, к ручью.

Роджер стиснул зубы от злости и зависти – Эрик шёл принести Сэму воду, потому что тот был жив и шёл на поправку. А Генри качался где-то там, на волнах, умиротворённо глядя в небо. Поддавшись слепому порыву, Роджер нагнулся и вошёл в палатку, остановился у входа. Выглядел Сэм ещё плохо, но умирать явно не собирался. Он смог даже улыбнуться и прохрипеть:

– Привет.

Он знал, что произошло вчера с Харольдом, но пару дней назад Роджер спас ему жизнь, и Сэм каким-то таинственным образом проникся к нему симпатией.

– Я смотрю, ты очухался, – Роджер переложил копьё в правую руку, поудобнее, и незаметно шагнул ближе.

– Да, мне лучше, – он поворочался и чуть наклонил голову, инстинктивно закрывая горло. Роджер сделал ещё один шаг, оказавшись в ногах у Сэма. – Это тебя я должен поблагодарить за спасение. Если бы не ты, я бы, наверное, уже умер.

– Как Генри? – Роджер спросил тихо, но Сэм почуял неладное и облился холодным потом. Он не ответил на вопрос, только подобрался, попытался сесть, но не смог.

– Зачем ты пришёл, Роджер?

Лицо Роджера расплылось в улыбке, и ничего здорового, нормального в ней не было. Роджер был будто пьян, покачнулся и шагнул, наконец, близко-близко, наступил грязной ногой прямо на грудь, пригвождая к земле.

– Зачем? – Сэм отчаянно глянул на Роджера. – За что? Чем я виноват перед тобой?

– Тем, что ты выжил, а он нет, – честно ответил Роджер и занёс копьё, метя прямо в горло. Сэм зажмурился и громко, как мог, крикнул:

– Эрик!

Когда копьё резко, больно погрузилось ему в горло, он уже не мог кричать, но в голове набатом стучало: Эрик, Эрик, Эрик, Эрик!

Эрик на расстоянии получаса ходьбы от крепости не мог слышать того первого слабого крика, но вздрогнул, выронил скорлупку и опрометью бросился назад, к палаточной площадке. Бежал, раздирая лицо и полуголое голое тело хлёсткими ударами веток, чувствовал, как волосы на загривке становятся дыбом от ужаса. Его душу клещами рвало на части что-то необъяснимое, непонятное, и то была физическая боль, выворачивавшая его наизнанку.

Не помня себя, он добрался до крепости и ввалился в палатку, где, бездумно уставившись вверх, лежал Сэм с круглой кровавой дырой в горле. Долгие мгновения Эрик стоял и смотрел на брата, раскинувшегося, мёртвого, а потом ноги его подкосились, и он рухнул прямо там, где стоял, утыкаясь лицом в сцепленные намертво руки. Сэм умер. Сэм звал его, конечно, звал на помощь, но он был далеко и не пришёл. Не защитил его, слабого, от смертоносного удара копья.

Эрик зарыдал, крупно содрогаясь, не смея даже прикоснуться к телу рядом с собой. Наконец, он собрался с силами и подполз выше. Сэм был ещё тёплый и мягкий, и Эрик подхватил его, прижал его голову к своей груди, пачкаясь кровью. Под головой и шеей Сэма на песке растеклось чёрное пятно. Эрик стиснул брата крепче и погладил по вьющимся волосам, утыкаясь лицом в макушку, не испытывая отвращения к мёртвому телу. Баюкал его на руках, как Роджер вчера баюкал Генри, и не стеснялся плакать. Жизнь, и так поглумившаяся над ним, забросившая на этот островок без шанса спастись, всё же дала ему когда-то подарок. Зеркало, двойника, копию. Человека, с которым ещё в материнской утробе у Эрика сложилась такая прочная связь, что он не мог расстаться с ним надолго.

Тогда, больше десяти лет назад, когда их прямо из школы забрали в аэропорт, по ошибке Сэма отправили в другой самолёт. Эрик долго ждал его, думал, что Сэм просто задерживается, а потом увидел, как он с толпой ребят – тех самых чёртовых ублюдков, что спали сейчас в шалашах – поднимается в другой самолёт. Эрик завопил и бросился прочь, выпрыгнул из самолёта и догнал брата. Успел за ним. Он знал, что самолёт, в который его посадили сначала, конечно, долетел до пункта назначения, не попал в бомбардировку, не разбился. Но он сел вместе с Сэмом, вместе с ним выбрался из воды на песок, вместе с ним побежал на звук рога, в который трубил Ральф. Он всегда был с ним вместе, а теперь Сэм, холодеющий и белый, был мёртв. Эрик остался один.

Когда Сэм стал совсем холодным, Эрик опомнился и уложил его на листья. Он знал, кто это сделал. Он даже знал, почему. Из всех ублюдков на подобное был способен только Роджер, которого как раз всю ночь не было в крепости, который всю ночь не спал. Ещё с вечера Эрик посочувствовал ему, даже переживал за него, зная, какую боль он испытывает. Что же, Роджер не преминул поделиться своей болью. Таким вот странным образом.

Эрик нашёл его у костра. Роджер не прятался – Роджер никогда не прятался – он стоял у огня и развязно жевал мясо. Окровавленное копьё он не потрудился ни спрятать, ни отмыть. Эрик встал напротив него и глянул ему в глаза. Он уже давно, десять лет назад знал, что из глаз Роджера смотрит сама смерть, но теперь его даже передёрнуло. От боли за Сэма, от страха, от одиночества.

– Зачем ты убил его? – голос Эрика прозвучал странно глухо, болезненно. Роджер ухмыльнулся.

– Чтобы не мучился. Он бы всё равно умер. Это был акт милосердия.

Эрик взвился.

– Ты прекрасно знаешь, что это не так! Он поправлялся, он уже смог бы вставать на днях! Ты просто захотел его убить! Как я ненавижу тебя… Все ненавидят. Сегодня Джек тебя убьёт, и никто не пожалеет о тебе. Убийца.

– А ты так уверен, что Джек со мной справится? – хмыкнул Роджер, расплываясь в жуткой улыбке душевнобольного человека.

– Тогда я ему помогу, – твёрдо сказал Эрик.

– Это будет нечестно, – Роджер продолжал ухмыляться. – Джек пообещал честную схватку за трон Вождя, так что если со мной хочешь драться и ты – так давай. Прямо сейчас. Бери своё копьё.