Текст книги "Из двух зол (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

«Обиделся» – констатировал Ральф.

– Ладно, иди сюда, всё равно я теперь проснулся. Так и быть, я не буду сегодня сопротивляться.

Спина Джека напряглась.

– Ты мне что, одолжение делаешь? Свихнулся?

– Нет, – Ральф вдруг понял, что ему жалко Джека. Он был, конечно, кровожадный дикарь и деспот, но сейчас, усталый и явно чем-то расстроенный, он проявлял больше человечности, чем обычно. Ральф засунул неприязнь подальше и положил ладонь ему на спину. Кожа была горячая, влажная от потёкшей глины. – Ну, иди сюда. Не злись. Джек.

– Что мне с тобой сделать, чтобы ты перестал так меня звать? – устало спросил он, повернувшись к Ральфу лицом. – Сколько раз повторять тебе, что я не Джек. Джека давно нет, понимаешь?

– Понимаю. Ну так ты идёшь?

Джек пару секунд подумал и прикинул перспективы. Ральф очень редко отдавался ему без драки, и теперь, послушный и какой-то подозрительно мирный, он очень даже помог бы сбросить всё, что накопилось за день. Джек тяжело вздохнул и устроился между непривычно широко разведённых ног.

Ральф лежал спокойно, дышал ровно, и Джек знал, что он ничего не чувствует. Он помнил, что Роджеру всегда было одинаково приятно и сверху, и снизу, и он этого не скрывал, а Ральф вот молчал и лежал, как кукла, глядя в тёмный потолок пещеры поверх загорелого джекова плеча. Но Джека мало волновали чувства и ощущения Ральфа. Ему было узко, горячо и хорошо, и сильное тело под ним раз кое веки лежало смирно, и этого было достаточно для разрядки. Это было всё равно, что гладить себя самому, но ему и не требовалась отдача партнёра.

Кончив, он почти сразу откатился от Ральфа, даже дыхание переводить не пришлось. Было как-то блёкло, слабо и механически, и Джек подумал, что, и впрямь, не стоило из-за такой ерунды будить Ральфа, можно было бы обойтись и самому.

Но сделанного было не воротить, и Джек снова повернулся спиной к Ральфу, намереваясь спать. Теперь сон прошёл у Ральфа, и он, пару минут помолчал, обдумывая пришедшую в голову мысль.

– Помнишь, было время, мы боялись Зверя? – он осёкся и через секунду поправился: – Вы боялись.

– А теперь? – в голосе Джека мелькнуло тщеславное желание услышать «Теперь все боятся тебя».

– А теперь все боятся Роджера.

Сон как рукой сняло. Джек снова повернулся к нему лицом и напряжённо замер, впервые за долгое время застыв в нерешительности. Ударить Ральфа? Наказать за наглость? Или, всё же, прислушаться? Ральф не был дураком, о нет, хотя до Хрюши ему, конечно, было далеко. Джек помянул Роджера всеми бранными словами, которые знал: Хрюша был им нужен, что ни говори. Хрюша всегда был им нужен. Он раздражал, бесил Джека, выводил из себя с самого дня их знакомства и до последнего, когда Роджер, взбешённый его бесконечным нытьём, раскроил ему голову. Но Хрюша был умный, и Джек теперь, повзрослев, запоздало понимал, что Хрюша пригодился бы ему. Сейчас, когда еды едва хватает. Сейчас, когда на племя яростно набросились болезни. Сейчас, когда Роджер выходит из-под контроля.

Хрюша был нужен.

Это была ещё одна капля в чашу весов, ещё одна непростительная оплошность. Неприязнь Джека укрепилась: Роджер умудрился убить самого умного из них. Тогда, в угаре вседозволенности, опьянённый властью, Джек попустил Роджеру непослушание. В конце концов, Хрюша был тряпкой, о которую приятно вытереть ноги, и его смерть тогда показалась забавой и избавлением от занудства. Но теперь, почувствовав, что такое настоящее бремя власти, Джек понял, что он бы, пожалуй, держал Хрюшу при себе. Шпынял его, срывал на нём злость, потешался, но слушал его советы. Потому что он был как раз тем, кого убивать нельзя. Убить можно было Саймона. Убить можно было даже Ральфа, потому что на самом деле его жизнь не имела большого значения. Джек оставил ему жизнь шутки ради, для забавы и развлечения, но и теперь, после стольких лет проведённых бок о бок – пусть даже в качестве врагов – он мог бы убить его и не моргнул бы глазом.

Но Хрюшу убивать было нельзя.

Ральф, конечно, на роль советника худо-бедно тоже годился. Он, по крайней мере, всегда мыслил с Хрюшей в унисон и теперь, может, смог бы что-то подсказать. Джеку не хотелось бы показаться ему слабым, но все эти годы Роджер был его подспорьем. Ненадёжным, сумасшедшим, кровожадным подспорьем. А теперь он выходил из-под контроля, и посоветоваться с кем-то было надо. Да ещё и Ральф тут со своей проницательностью. Джек, конечно, и сам видел, что Роджер наглеет, но со стороны Ральфа вот так бросать ему это в лицо было возмутительно. Это было настоящее дебоширство, хоть и чистая правда.

– Боятся Роджера, говоришь? А ты – боишься?

– Боюсь, – честно сознался Ральф. Он давно понял, что лгать на острове бессмысленно. Лгать хозяину острова – тем более. Они все здесь были словно обнажены, вывернуты наизнанку, и прятать что-то в себе было почти невозможно. – Я вижу, что происходит, Джек. Все видят. Роджер больше не твой цепной пёс, и он больше тебе не друг. Вся потеха в том, что медленно, но верно ты оказываешься на моём месте. Зато Роджеру нечего бояться – его никто не в состоянии будет свергнуть, если он убьёт тебя и захватит власть. Так было изначально. Нас было трое: ты, я и он. Когда он расправится с нами обоими, никто не помешает ему устроить резню.

– Ты настолько уверен, что он собирается претендовать на место Вождя?

– А разве ты в этом не уверен? Он не выполняет твоих приказов, он делает всё, что ему вздумается, меняет малышей, так часто, как ему хочется, даже отбирает их у других охотников. Ты для него больше не Вождь, ты – не авторитет, и он только ждёт момента, чтобы ударить в спину. Я ненавижу тебя, Джек. Но его я ненавижу больше. Ты гадкая сволочь, но он ещё хуже тебя. Я не хочу другого Вождя, и племя не хочет.

Джек самодовольно ухмыльнулся, и Ральф позволил себе повести себя неуважительно: лягнул его пяткой по ноге изо всех сил.

– Из двух зол я выбираю меньшее, вот и всё. Нечего тут улыбаться. С тобой мы хотя бы знаем, чего ждать. Его боятся даже сейчас, когда Вождь – ты. А если Вождём станет он, повторится… – Ральф сглотнул, отгоняя застарелые боль и страх, – то, старое. Всё по новой, только ещё хуже.

– И скоро он ударит, как думаешь? – в голосе Джека послышалось волнение. Ральфу даже показалось, что он различает страх и панику.

– Скоро. Он давно вышел из-под контроля, но сейчас он ведёт себя нагло, как никогда. Племя его боится, наверное, не станет давать отпор, хоть и не хочет его власти, и он этим воспользуется. И тогда торчать твоей голове на палке, заточенной с двух концов.

На несколько секунд стало тихо, как в могиле. Холодный ночной ветер трепал пальмовые листья где-то внизу, на постах перекликались охотники. С площадки, из шалашей племени приглушённо слышались характерные звуки.

– Ты боишься? – спросил Ральф.

– Я ничего не боюсь, – Джек вскинулся, будто его подстрелили.

Это было так по-детски и смешно, что Ральф даже улыбнулся. Он и забыл, что когда-то ведь они правда были детьми – до этого проклятого острова. Ходили в школу, ели тосты по утрам, катались на велосипедах. Это казалось какой-то выдумкой, нелепым миражом. Казалось, не было никакой Англии, не было книжек с картинками, не было пони, которого весело было кормить сахаром. Был только остров, опаляемый беспощадным солнцем, обагрённый кровью невинных детей, превратившийся в настоящий ад на Земле.

Конечно, Джек боялся. Он был всесильный Вождь, власть и закон этого острова, но власть потихоньку ускользала у него из рук, и он на мгновение снова стал мальчишкой. Джеком Меридью, старостой церковного хора.

– Ты боишься, – на этот раз в голосе Ральфа не было вопросительной интонации. – Ты очень его боишься, Джек, я знаю. И он тоже знает.

– Не с ним ли ты заодно? – Джек повернул к нему голову, и его горящий взгляд выдавал не только способность, но и желание прикончить Ральфа здесь же, немедленно.

– Меня он убьёт ещё раньше, чем тебя, – Ральф был спокоен, и его спокойствие каким-то немыслимым образом передалось и Джеку. – Мне незачем быть с ним в сговоре против тебя. Я же сказал, между ним и тобой я выбираю тебя.

– Значит, я должен убить его раньше, – подытожил Джек и повернулся к Ральфу спиной. Это было ясным знаком того, что даже если Ральф и хочет что-то сказать, лучше ему держать язык за зубами.

Правда, последнее время Ральф иногда позволял себе нарушать это правило. Но не сегодня: смерть Роджера казалась выходом и ему самому, увы. Он знал, что убийство – это всегда плохо, но в данном случае речь шла о том, чтобы избавиться от человека до того, как он стал кровавым тираном. Предотвратить новое зло в зачатке, подрубить на корню.

Ральф повернулся на бок и устроился, касаясь спиной спины Джека. Так было куда теплее.

***

Джек нехотя и с трудом приоткрыл слипшиеся веки. Было ещё довольно темно, но птицы уже орали, как сумасшедшие. Снизу, с площадки слышался приглушённый шум голосов, треск разжигаемого огня: малыши готовили завтрак.

Ральф спросонья поворочался, придвинулся ближе и перекинул руку через его живот. Тёплая шершавая от многолетнего физического труда ладонь приятно прошлась по коже и застыла на боку.

Джек позволил себе полениться. Он был ранней пташкой – за годы, проведённые на острове хочешь не хочешь, а научишься вставать с рассветом. Но сегодня, в День Отдыха, можно было и поваляться. Ведь охотники наверняка ещё спали, только дежурные малыши поднялись, чтобы приготовить еду к пробуждению Вождя и его друзей. Спал и Морис, и Билл, и близнецы, и Роджер.

Малышей, принадлежащих кому-то из охотников, реже ставили на общие дежурства: их задача была раздвигать ноги в любое время суток, а не вставать до рассвета и готовить еду на всё племя. Зато собственные хозяева могли приказать им принести фруктов или рыбы лично для себя, но это было куда проще.

Поначалу малыши были шокированы тем, что вытворяют с ними охотники, но вскоре поняли, насколько это выгодно. Если ты «чей-то», тебя не заставят тяжело работать, накормят лучше, чем остальных, а потом, может быть, даже разрешат поохотиться. Не завидовали только малышам Роджера. Даже охотники порой брезгливо морщились и втягивали головы в плечи, когда из его палатки доносились сдавленные отчаянные вопли, а уж малыши и вовсе жались кто друг к другу, а кому повезло больше – к своему охотнику. И даже Вождь поглядывал сочувственно на их багровые синяки, корочки запёкшейся крови в местах укусов и ссаженные коленки. Правда, теперь-то у Роджера остался один единственный малыш, и из их палатки теперь неслись стоны хоть и болезненные, но исполненные наслаждения.

Но сейчас не хотелось думать о Роджере. Рядом спокойно спал Ральф, сквозь сон обнимающий его тяжёлой рукой. И сейчас не надо было спорить с ним, ругаться, сносить его укоризненные взгляды. Конечно, он проснётся уже совсем скоро, отдёрнет случайно приютившуюся на груди Джека руку, ничего не скажет – побежит помогать малышам. Наступит новый день, и Ральф будет как обычно мерить Джека презрительным и укоряющим взглядом, а Джек будет беситься от этого и молчать. Но сейчас Ральф выглядит тихим, спокойным, по-детски мирным – совсем как тогда, много лет назад, когда ему было двенадцать, и он ещё не знал, чем обернётся их увеселительный пикник, затянувшийся на столько лет.

Кстати, а сколько именно? Джек призадумался и почесал щёку, размазывая вчерашний боевой раскрас. Ему совершенно точно было тринадцать тогда. Шёл четырнадцатый год, когда началась война и его забрали прямо из школы и увезли в аэропорт. Прикинув и посчитав в уме, Джек решил, что ему было пятнадцать, когда Роджер убил Хрюшу – волосы у них тогда уже порядочно отросли, мешались и лезли в глаза, и приходилось собирать их в хвостики – тогда они ещё не догадались срезать волосы ножом – а значит, прошла где-то пара лет.

Джек помнил, как они тогда выглядели, все они: Ральф, близнецы, Билл, Морис. Они были мальчишками, угловатыми и костлявыми. А теперь он смотрел на своё племя и не узнавал его – охотники раздались в плечах, красный детский загар сменился бронзовым, скулы выдались, больше не скрываемые детскими щёчками, мускулистые руки, ноги и спины могли выносить длиннейшие пробежки и тропическое безжалостное солнце. Не дети, а молодые сильные мужчины толпились теперь у его трона, да и он сам стал мужчиной. Он помнил, как это досадно – быть маленьким и слабым, но теперь досады не было: он был самым высоким в племени, одним из самых сильных.

Правда, собственное физическое развитие не приблизило его к той цифре, которая хоть примерно обозначила бы количество проведённых на острове лет. Рассчитать это было, пожалуй, проще по малышам. Попав на остров, они ещё просились к маме и писались по ночам. Кажется, им было лет по шесть, кому-то – по семь. А теперь и они сами превратились в статных загорелых юношей, натренированных не столько охотой, сколько физическим трудом и плаванием. Детская угловатость уже не портила почти никого из них, и Джек предположил, что им должно быть от шестнадцати до восемнадцати лет. Тем нелепее было по привычке звать их «малышами», но так уж повелось. Ни одно название, установленное с началом власти Джека, не поменялось, и малыши так и остались малышами, хотя некоторым было недалеко до двадцати лет.

Джек тихо присвистнул, прикинув, что ему самому, выходит, около двадцати трёх или даже двадцати пяти лет, и живут они на острове десять лет.

На свист отреагировал Ральф. Он приподнялся на локте, хмуро глядя из-под нависшей светлой чёлки, и глянул на Джека.

– Что? – и, как Джек и думал, отдёрнул руку, которая без воли хозяина устроилась там, где не надо.

– Спи, ещё рано.

Ральф открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное и злое, но Джек опередил его – выпутался из-под общего импровизированного одеяла, поднялся и вышел из пещеры, на короткое время перекрыв свет. Ральф сонно покачал головой ему в след, устроился головой на свежей охапке листьев и попытался заснуть, но не смог. Проклятый Джек своим свистом разбудил его окончательно, и ничего не оставалось, кроме как вылезти из палатки и потащиться за ним.

Заметив Ральфа сзади, Джек ничего не сказал. Они шли долго, и Ральф сонно ёжился на прохладном утреннем воздухе.

– А куда мы идём, позволь спросить?

Джек хмыкнул.

– Я тебя с собой не звал. Можешь и не идти. Я иду на гору, посмотреть, где там это свиное логово. И правда ли их там так много.

Ральф кивнул и замолчал. Он сам не знал, зачем увязался за Джеком в День Отдыха, когда можно было отоспаться вволю, но теперь поворачивать назад было уже поздно.

Джек шёл уверенно, точно зная направление и переходя с одной тропы на другую, ни секунды не сомневаясь. Вокруг шумел сочной листвой тропический лес, громко кричали птицы, где-то на грани слышимости шелестел прибой. В джунглях было красиво, и Ральф снова забылся; даже маячившая впереди загорелая, на этот раз не раскрашенная спина не мешала.

Пока они шли, стало тепло, а потом жарко – день вступал в свои права. Карабкаться на гору при таком солнцепёке было довольно тяжело, но Ральф помнил, что Джек его не звал, и теперь мучился молча.

Свиное логово, и впрямь, оказалось на старом месте. Давно никем не пуганые свиньи валялись в теньке, разморённые и не чующие опасности. На самом деле, опасности и не было, Джек ведь явился сюда не убивать, а только убедиться, что еды на острове снова вдоволь. У них и самих было порядочно свиней в загонах, но дикие свиньи в любом случае были подспорьем.

Джек повернулся к Ральфу и прошептал одними губами:

– Две матки, видишь? Завтра изловим поросят и отнесём в загоны.

Ральф одобрительно кивнул и горько подумал: эх, вот если бы сразу так. Как Хрюша и говорил.

Они ушли беззвучно, не потревожив спящее стадо. Стало невыносимо жарко, и Ральф проклял себя за то, что пошёл с Джеком. Тем более что путь назад, самый короткий и лёгкий, лежал через Поляну Голубых Цветов, с которой было связано столько воспоминаний, и хороших, и плохих, тревожить которые не хотелось.

Здесь они с Саймоном оглядывали остров в первый день. Здесь они нашли мёртвого лётчика, про которого кричал Саймон, когда племя раздирало его на части.

Конечно, поначалу они не подходили к Поляне Голубых Цветов – от неё далеко и во все концы несло запахом гниения. Несколько лет дикари боялись и сунуться на гору, где тлел несчастный «зверь», которого так испугались близнецы. Но потом, став постарше и посмелее, Джек приказал притащить лётчика в крепость. Скафандр выкинули, ткань парашюта натянули над палатками охотников, а голый коричневый скелет повесили над троном Джека. Выглядело мерзко и устрашающе, как раз так, как Джек любил. Бурые поначалу кости побелели на солнце и теперь, когда к ним все привыкли, не вызывали ни гадливости, ни благоговейного трепета.

И всё-таки, на Поляне Голубых Цветов тянуло остановиться и подумать. Первым остановился Джек. Он сложил ладони и прикрыл ими глаза от солнца, оглядывая бесконечную голубую даль. Ральф встал рядом и тоже посмотрел на океан. Джек улыбнулся своим мыслям, и лицо его вдруг стало совсем человеческое и не страшное.

– Помнишь?

Ральфу не надо было слышать продолжение, чтобы понять, что Джек говорит о разведке. О первом дне их единства, об их первоначальной дружбе.

– Помню. – Ральф тоже улыбнулся. Тогда всё было совсем иначе, тогда остров был райским уголком, где можно было отдохнуть и повеселиться до приезда взрослых. Но взрослые не явились и не забрали их. А теперь они, кажется, сами стали взрослыми.

– Скажи, а ты когда-нибудь задумывался, почему у нас всё пошло ТАК? – Ральф повернулся к Джеку и всмотрелся в его хищный профиль.

– Чего задумываться, если я знаю?

Такого ответа Ральф не ожидал, и теперь его разбирало любопытство.

– И что же ты знаешь?

– Из-за тебя.

Ральф ошарашенно посмотрел на Джека, сомневаясь, правильно ли расслышал.

– Из-за… меня? По-моему, из-за тебя!

– Нет, Ральф. Мы с тобой могли бы быть равными по силе. Каждый отвечал бы за своё: ты с малышами за костёр, я с охотниками за мясо. Но тебе понадобилось прибрать к рукам всех сразу. Тебе, знаешь, вообще следовало поменьше выставляться.

– Но… – Ральф задохнулся и возмущённо покраснел. – Но я ведь был прав!

– В этом твоя беда, Ральф. Тебе кажется, что ты всегда прав. Но давай ты посмотришь на всё, что произошло, моими глазами. Мы попали на остров, и все выбрали тебя главным. Хороший из тебя получился лидер? Да нет, не очень. Никто у тебя не работал, все знай только болтали на собраниях да нарушали правила. Надо было меня главным сделать, с самого начала.

– Ну, теперь ты главный. И что, это как-то решило хоть одну нашу проблему?

– Это было несправедливо, – Джек пропустил замечание Ральфа мимо ушей. – Все выбрали тебя, и ты сказал, что хор остаётся мне. А в итоге, когда я забрал свой хор на охоту – свой, чёрт возьми, хор – ты закатил такой скандал, что… – Джек помолчал. Его вдруг так потянуло на откровенности, что он понял: ещё чуть-чуть, и он выболтает всю свою подноготную. – А, к чёрту. Я хотел быть главным, Ральф, но выбрали эти идиоты тебя. Тогда – и это логично – я должен был стать вторым по старшинству.

– Но так и было!

– Нет, Ральф, так не было. При тебе вечно ошивался Жирняй со своими нотациями и нытьём. И чуть что, ты бежал плакаться и советоваться к нему. К нему, а не ко мне. И я был прав, когда говорил, что нам мясо нужно, а ты меня не слушал. И я готов был простить тебе твою упёртость, но в тот день, когда я впервые добыл мясо, я тебя возненавидел. Потому что я делал свою работу. Я принёс мясо, и я… Я знаешь как был счастлив? И знаешь, как я хотел поделиться этим счастьем с тобой? Я правда жалел, что тебя с нами не было. Но так случилось, что именно в этот день, в этот час мимо прошёл корабль. Я виноват в этом? Нет. Я виноват в том, что забрал близнецов с поста. Но они, чёрт возьми, мои охотники, и я имел право их забрать. Ты так кричал, обвинял меня во всех смертных грехах, даже вынудил извиниться перед тобой публично. Ты мой триумф сделал позором. А теперь ответь мне на вопрос, который мучает меня все эти годы. Если помнишь, конечно. В тот момент, когда я охотился, что делал ты?

Ральф замолчал. Ему не надо было вспоминать – он и так помнил тот роковой день прекрасно. Но теперь, выслушав Джека, он понял, к чему тот клонил.

– Ну же, Ральф. Что ты делал?

– Купался, – щёки Ральфа покраснели.

– Ты купался. Скажи мне одну простую вещь, Ральф. Почему ты не был у костра сам? Почему ты не следил за ним и за тем, как несут караул охотники?

– Потому что я положился на тебя.

– Опять виноват я? – Джек недобро сощурился. – Ральф, ты когда-нибудь слышал, что рыба гниёт с головы? И ответственность всегда несёт главный? Я увёл близнецов, чтобы делать дело, а ты прохлаждался, а потом свалил всю вину на меня. И то, что костёр потух, было твоим недосмотром. И вообще ты вёл себя как задница, но никак не хочешь это признать. Ты унизил меня, а потом искренне недоумевал, за что я так тебя ненавижу.

– Но я же просто хотел, чтобы нас спасли! – Ральф в отчаянии посмотрел Джеку в глаза. – Ведь и ты хотел! Признайся, что ты этого хочешь и сейчас!

– Нет, не хочу.

Ральф сдавленно выдохнул; брови надломились, придавая лицу жалкое выражение. Джек снисходительно улыбнулся, как ребёнку или полоумному, и спросил:

– Кто я, Ральф?

– Вождь.

Ральф ответил без тени усмешки, без иронии в голосе. Даже взгляд его был серьёзен. Он, наконец, запомнил, что Джека лучше называть так, как он того хочет. К тому же, это было чистейшей правдой – Джек был Вождём, и этот титул, поначалу смехотворный и глупый, теперь въелся в мозги и сопровождал Джека неотступно. Как когда-то безымянного мальчика все звали Хрюшей и никто, никто этому не удивлялся и не считал это нелепым. Ральф наедине порой ещё звал его Джеком, но только по привычке и рассеянности.

– Именно. Я – Вождь. Я – власть и закон, хозяин острова, и сила на моей стороне. Но это только здесь. На этом клочке суши я владею и тобой, и всеми ими, – Джек пренебрежительно кивнул на копошившееся в крепости племя, которое было прекрасно видно. – Каждым деревом, каждым фруктом, каждой свиньёй. Но скажи мне, Ральф, кем я буду, если вернусь? Сколько нам лет? Сколько нам было, когда мы сюда попали?

– Мне было двенадцать, почти тринадцать. Тебе, должно быть, тоже, ну или чуть больше.

– А сейчас?

– Должно быть от двадцати до двадцати пяти, наверное.

– Мы молокососы, Ральф. Щенки. Мальчишки. Здесь я – хозяин целого острова. Там – почти ребёнок. И я не хочу быть щенком, Ральф.

– Лучше быть дикарём и людоедом? – Ральф сначала сказал и не успел подумать. Джек замахнулся, Ральф зажмурился, но удара не последовало. Джек опустил руку и самодовольно ухмыльнулся.

– Да, если ты Вождь дикарей и людоедов.

– А как же племя? Тебе всё равно, чего хотят они?

– Поверь мне, что ничего другого они уже не хотят, – с комической, но незыблемой убеждённостью ответил Джек. – Они счастливы.

Ральф только махнул рукой: против такой непробиваемой самоуверенности бороться было трудно.

========== 4. Амулет на удачу ==========

«Но вспять безумцев не поворотить —

Они уже согласны заплатить:

Любой ценой – и жизнью бы рискнули, —

Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить

Волшебную невидимую нить,

Которую меж ними протянули».

© В. Высоцкий

Утро стояло пасмурное и влажное. По всему было видно, что надвигается ливень: низкие серые облака зависли над островом, сливаясь с водой на горизонте, птицы в джунглях притихли, всё вокруг будто застыло, ожидая, когда дождь обрушится на землю и море.

В лагуне пока было спокойно, и вода как всегда была голубая. Далеко в океане волны поднимались уже нешуточные, но здесь, в чаше кораллового рифа вода была чистая и прозрачная.

– Она тёплая, прыгай, – голова Эрика торчала над водой, мерно покачиваясь на волнах.

Сэм сидел на маленьком утёсе, скорее даже просто крупном камне и внимательно всматривался в воду. Гарпун в его руках застыл, готовый в любой момент пронзить водную гладь и вытащить на воздух новую рыбину.

– Погоди, вон там большая плывёт. Не двигайся, а то спугнёшь.

Эрик послушно постарался застыть, только чуть перебирал в воде ногами, чтобы не опуститься ниже. Сэм сделал резкий выпад рукой и поднял гарпун наверх. На острие билась ещё живая рыба; Сэм снял её и ударил головой о камень. Оставив гарпун и весь улов на скале, он присел, разогнулся и почти бесшумно вошёл в воду в двух-трёх метрах от брата.

Вода и впрямь была тёплая, но попрохладнее воздуха. Приятно было окунуться в неё после двух часов, проведённых на раскалённом камне, когда жара как что-то осязаемое перекатывалась в воздухе. Эрик улыбнулся и нырнул. За те два часа, что Сэм проторчал на скале, он несколько раз спускался на дно лагуны и успел натаскать на поверхность моллюсков – они теперь лежали рядом с уловом Сэма, на камне.

Сэм последовал примеру брата и, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнул. За годы, проведённые на острове, все охотники научились мастерски нырять и задерживать дыхание на достаточно долгое время. Но теперь они плыли неглубоко, не пытались добраться до дна, только смотрели на него: оно было пёстрое, красочное, волшебное. Внизу плавали мелкие рыбёшки, танцевали колышимые течением живые кораллы.

Воздуха стало не хватать, и близнецы, не сговариваясь, вынырнули. Гроза надвигалась, и оставаться в океане дольше было опасно.

Добравшись до скалы, Эрик и Сэм сложили весь улов в большие листы и перевязали их лианами.

– Успеть бы до дождя, – нахмурился Сэм.

– Ты и так мокрый, какая тебе разница? – Эрик улыбнулся брату и, прижав свой лист с рыбой к груди одной рукой, нырнул и поплыл к берегу. Сэм прыгнул следом.

Выбравшись на пляж, они стряхнули воду с волос, достававших им только до скул – они не любили, когда волосы сильно отрастают и мешаются, и срезали их довольно часто. Эрик поёжился: становилось холодно.

– Побежали, побежали, может быть, успеем, – Сэм подтолкнул его в спину, и они пустились бежать, продираясь сквозь чащобу.

Дождь всё-таки застал их на середине пути. К счастью, он был тёплый. Стена капель обрушилась на землю, и близнецы едва-едва успели забежать под низкую пальму с широкими толстыми листьями. Капли всё равно попадали на них, но не так обильно, и Эрикисэм решили переждать ливень здесь. Конечно, он мог продлиться несколько часов, но всё-таки была надежда, что непогода скоро закончится.

Эрик забрал у Сэма его кулёк с рыбой и повесил вместе со своим на пальму, зацепив за выступ на стволе.

– Не в руках же их держать всё это время, – пожал он плечами.

Чтобы зацепить лианы, связывающие листья с добычей, Эрику пришлось изрядно постараться, потому что они всё время соскальзывали. Он неудобно извернулся и привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до более удобного выступа, а когда справился с задачей и повернулся назад, Сэм приятно проскользнул ладонями по бокам и обнял его, прижимая к шершавому стволу.

Эрик сам вытянул шею и ткнулся губами в улыбающиеся губы Сэма. Несколько секунд они так и стояли, касаясь друг друга губами и носами, а потом Сэм мягко скользнул языком в рот Эрику, и тот обхватил его ладонями за скулы.

Они целовались долго и медленно, неспешно поглаживая друг друга по рукам и плечам, тёплые капли дождя приятно щекотали кожу. Руки Сэма спустились с чувствительных боков на бёдра, и Эрик выдохнул ему в губы и запрокинул голову, упираясь затылком в ствол пальмы, подставляя беззащитное горло. Сэм прижался губами к нежной коже под подбородком, к бьющейся артерии, прикусил кадык; Эрик вздрогнул, но не дёрнулся и не попытался отстраниться: он доверял Сэму как себе самому.

Они были единственными на острове, чьи отношения нельзя было описать словами «болезненные» или «жестокие». Они не были похожи на непонятные, построенные на рабстве отношения Джека и Ральфа, не были похожи на отношения Роджера и Генри, основанные на одинаковой нездоровой любви к насилию и боли. Пожалуй, Сэм и Эрик были единственными, кто умудрился романтический пейзаж необитаемого острова превратить для себя в настоящий рай, где можно было любить друг друга на мягкой траве среди цветов и кормить фруктами и ягодами с рук, вдвоём плавать в прозрачных водах голубой лагуны, соприкасаясь нагими золотистыми от загара телами, и гулять по джунглям.

Ральф порой признавался самому себе в том, что ужасно им завидует. Он не имел в виду Джека, но порой ему думалось: как было бы хорошо, если бы рядом был не жестокий эгоистичный тиран, а человек любящий, заботливый, с которым можно поговорить по душам, поделиться переживаниями и мечтами. Такой человек, при виде которого Ральф бы улыбался, а не ёжился и старался стать незаметнее.

Близнецы редко расставались друг с другом больше, чем на час. Их словно магнитом тянуло друг к другу, они с самого детства не противились этому притяжению: только попав на остров, еще будучи маленькими, они были так неразлучны, что их путали и стали в итоге звать одним общим именем, забыв, кто из них Эрик, а кто Сэм. Может быть, это помнил лишь Ральф.

Они единственные звали друг друга своими именами. Было что-то важное и сокровенное в том, что никто их не различает, кроме них самих. И что их настоящие имена – Эрик и Сэм – уже много лет заменяются странным гибридом, как бы сплачивающим их в глазах племени в единое целое. Им это нравилось.

Они целовались долго, неспешно, нежно, и не заметили, сколько прошло времени, но дождь не переставал.

– Знаешь что, пойдём-ка домой? И правда, всё равно мокрые, а там хоть обсохнем.

Эрик кивнул, коротко чмокнул брата в губы и снял с пальмы кульки с уловом. По пути к крепости близнецы промокли до костей и замёрзли, зато Джек глянул на них одобрительно, увидев, сколько рыбы они принесли.

Забившись в свою палатку, они разделись донага и улеглись под общее одеяло из пальмовых листьев и свиных шкур. Под ткань парашюта вода не попадала, в палатке было тепло и сухо, и, прижавшись друг к другу, они скоро согрелись. Сэм лежал чуть пониже, устроившись щекой на плече Эрика, и тот рассеянно пропускал сквозь пальцы его начавшие подсыхать волосы.

– Хорошо, да? – сонно спросил Эрик, поворачивая голову и прижимаясь щекой к братниной макушке.

– Тепло, – согласился Сэм, стискивая Эрика покрепче. Они оба улыбнулись.

Дождь ритмично и упруго барабанил по плотной ткани парашюта, и его мерная дробь навевала сон. Эрик завозился, повернулся на бок и прижался к Сэму спиной, тот обнял его, прикасаясь губами к загривку.

На улице быстро темнело, дождь не переставал, и ужин готовили под естественным навесом скалы, чтобы вода не потушила костёр. Все разобрали жареную рыбу и свинину по палаткам, чтобы не мокнуть, и кто-то из малышей, кажется, Гарри, принёс несколько кусков в палатку Эрикисэма, но, увидев, что они оба спят, беззвучно ушёл, оставив еду у самого входа.