Текст книги "Курьер (СИ)"
Автор книги: Smaragd
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
В ту ночь пилюли мне не помогли. Самоуговоры тоже. Альфа – не животное, а способный справляться с примитивными инстинктами член цивилизованного общества? Помню, помню такой красочный школьный плакатик. С примитивными? Член?.. Окажись у меня на пути пусть даже родная мать или младшая сестрёнка – врезал бы по морде и прошёлся, как бульдозер. Кто-то пробовал остановить альфу в охоте?
Джой вышел из дверей гримёрки в длинном халате и торопливой необычной походкой засеменил в зал. Что?! На шпильках?! Что за извращения? А под халатом у него что?
Промаявшись с полчаса, изойдя отборным матом (не только мысленно), я плюнул на всё (причём, буквально), запер входные двери и, ещё надеясь уговорить самого себя не делать глупостей, медленно направился к залу. В конце коридора я уже бежал и буквально ворвался в пронизанное сшибающей с ног светомузыкой помещение. Уже прилично подогретые посетители; осоловелые от выпивки, энергетиков, стимуляторов и эротического драйва глаза; бьющие отовсюду яростные слепящие лучи прожекторов и лазерных конструкторов; разогретый чужой похотью и кайфом непрозрачный, почти осязаемый воздух. Время от времени все прожектора перекрещиваются на танцполе и сталкиваются в приват-зоне на балконе, высвечивают угловой, хорошо видимый снизу, столик и сгрудившуюся перед ним компанию.
Мой Джой. Танцует. На столе. Вокруг пилона. Стрип-дэнс. В лакированных ботфортах на высоченных каблуках. Мой Джой.
Публика довольно гогочет и тянет руки к юному танцору. Шкафоподобные охранники деликатно удерживают самых рьяных любителей омежьего стриптиза и не дают им водрузиться на импровизированную танцевальную площадку. Я замечаю на лице омежки яркий макияж и рычу в голос. Во что этот щенок себя превратил?! Типичная шлюха! Пробу негде ставить! Из густых волос на голове ему склеили рожки и присыпали блёстками, трусики – просто чума, даже стринги по сравнению с этими шнурочками выглядят поясом целомудрия, на левом бедре кружевная подвязка. Шлюха! Шлюха! Шлюха! Я, кажется, кричу это в голос, но из-за шума сам себя не слышу. Со всей силы и дури бью кулаком по барной стойке. Размазываю собственную кровь по лакированной древесине. Бармен испуганно замирает и отползает по стеночке.
Мой Джой. Игривая, дразнящая улыбка ярких блестящих губ. Затуманенный, вовсе не оливковый, а какой-то стальной, безжизненный, хотя и до безобразия чувственный взгляд. Ресницы ярко-синие. Косы из переплетённых металлических цепочек на безволосой груди. Соски блестят лучиками кристаллов. Широкие браслеты на тонких запястьях. Гибкая талия. Напряжённые мышцы. Кожа светится изнутри. Или у меня темнеет в глазах? Мой Джой.
Меня кто-то бесцеремонно отодвинул с прохода. Несколько парней, весело толкаясь, расположились у барной стойки. Нос просто прошиб запах течки, замаскированный каким-то сложным ароматом! Никогда раньше я не реагировал так остро на эструс. Все мысли сосредоточились в районе паха, в горле натянулась струна, и по ней понеслись токи непреодолимых инстинктов. Утробное урчание сотрясло мои голосовые связки. Захотелось прямо здесь и сейчас схватить первого попавшегося омегу и отодрать прилюдно. И пусть хоть кто-то посмеет встать на пути!
Мой Джой. Словно пьяный, иду к лестнице и почти ползу по перилам на второй этаж. Мой Джой. Толкаю кого-то и рычу. Снова рычу, и снова, моё горячее дыхание – один сплошной гулкий рык, заглушающий вибрацию, нарастающую в плечах, в животе, в давно стоящем члене. Мой Джой. Сдираю душащий галстук и сбрасываю под ноги пиджак. Мой Джой.
Омежка танцует изумительно. Немногочисленные более-менее трезвые зрители восхищённо качают головами, приплясывают в такт музыке и его заразительным движениям, возбуждённо облизываются и даже аплодируют. Потные охранники стараются на смотреть на до одури соблазнительную фигурку, извивающуюся вокруг пилона.
Джой время от времени расставляет ноги чуть шире плеч, медленно-медленно поворачивается, томительно вращает бёдрами. Руки его то крепко обхватывают блестящий шест, то словно крылья летают в сизом дыму или выводят тайные узоры на подсвеченной всеми цветами радуги лоснящейся загорелой коже, с лёгкостью удерживают вес тела во время лёгких прыжков и грациозных акробатических этюдов. Как омежка заводит публику! Делая круговые движения плечами, он держит спину идеально ровно, а когда всего лишь немного отклоняется назад – зрители восхищённо ахают. Когда Джой наклоняется вперёд на прямых ногах, кокетливо вертит головой и шлёпает себя по упругим ягодицам – все альфы и половина бет вокруг непроизвольно тянут руки к своим ширинкам. Джой проводит игривыми пальчиками себе по лодыжкам и немного раздвигает ноги, лениво нагибается, оттопыривает попку, одну ногу сгибает, вторую выпрямляет и тягуче скользит по ней рукой снизу вверх. Когда он поднимает голову, бросает какому-то зрителю затуманенный взгляд и снова шлёпает себя по ягодице – тот всхлипывает и делает неуклюжее движение к столу. Но охранники быстренько подхватывают и фиксируют запальчивого гостя под локти. Танцор выгибается под неестественным углом и, уткнувшись пахом в пилон, падает на колени – взрыв аплодисментов и оглушительных улюлюканий, перекрывающих музыку!
Я не помню, как оказался так близко. Охранники непроизвольно шарахнулись от меня, нутром почуяв альфу, которого нельзя остановить… Джой, тяжело дыша, поднял голову, потянул воздух возбуждёнными ноздрями, поймал мой взгляд, инстинктивно подался мне навстречу, но тут же отпрянул и отчаянно замотал головой. Такого испуга, пробивающего насквозь, я не видел в глазах ни у одного живого существа…
Очнулся я перед дверью туалета. Несколько секунд пытался понять, как оказался здесь. Вроде, вспомнил, что тупо направился на запах течки. Оторвался от глаз моего омежки? Смог? Не помню… Шёл по коридору. Мягко, бесшумно ступая за шлейфом самого притягательного аромата на свете. Исходящего не от моего омеги? Какая разница…
Я попытался прислушаться к себе, смогу ли остановиться? Но подумал, что это не имеет ровным счётом никакого значения, усмехнулся и пружинисто толкнул дверь. Не глядя, направился к кабинке, в которой находился течный омега. Буквально самое начало цикла, возможно, первые часы. Испуганный взгляд классических голубых глаз, тонкие руки, выталкивающие меня из кабинки, булькающий надрывный писк вперемешку с жалобными просьбами не трогать, отпустить, не сметь… Дальше – провал, и только вспышки зрительных образов, ощущение вязкой горьковатой слюны во рту и острейший оргазм, скручивающий все мышцы горячей судорогой, вышибающий остатки мыслей, разума вообще, остатки человека в альфе.
Омежка, худенький, белокожий, всё ещё причитал и всхлипывал, но сам покрепче упёрся руками и пристроился ко мне капаюшими смазкой ягодицами. От перевозбуждения я долго не мог направить свой член в нужное место, омежка весь извертелся и, последний раз совсем тихо и без всякого выражения пискнув «нет, урод, не трогай», сам насадился мягкими припухшими краями дырочки на мой член. Я вскрикнул, схватил его за талию и бешено задвигал бёдрами. Кайф, пьянящая свобода, и лети оно всё к едрене фене! Пробить омегу мне удалось за несколько толчков, и дальше я загонялся в податливую тугую плоть на чистом автомате, без тормозов и хоть каких-то мыслей в голове. Громкие стоны омежки и его всё время оседающая попка нехило подстёгивали меня, и к тому моменту, когда я почувствовал, что мой кнот набухает и намертво фиксируется в партнёре – оба мы, и я и парень подо мной, успели по нескольку раз смачно кончить. Я лишь раз вспомнил о члене омеги, долго работать над ним не пришлось – он вполне ощутимо напрягся и резко опал, разумеется без спермы, а лишь оставив на моих пальцах горячую влагу. Омежка простонал так сладко – дальше я просто забыл, что могу услужить ему как-то иначе, чем непосредственно своим орудием, и только наяривал его ритмично и глубоко. Впрочем, парень, кажется, не слишком на меня за это обиделся и со своим членом справлялся сам. «Замок» наш наступил так внезапно, что я, по неопытности продолжая долбиться, чуть не раскурочил все внутренности омеги, не устоял на ногах и завалился на спину, на холодный кафель. Омежка громко закричал, вцепился в меня, но быстро сгруппировался и пристроился на моих дрожащих едва поджатых коленях, тяжело вздохнул, покосился на мою раскрасневшуюся потную рожу. Я подумал, что надо бы его поцеловать, но сил хватило только на то, чтобы погладить омегу по коротко стриженным белокурым волосам. А-а, обойдётся, чего ему ещё?..
Мы так орали и создавали столько шума, что, несомненно, привлекли внимание и на выходе из туалета столкнулись с кордоном набыченных секьюрити во главе с разъярённым Бэджером. Нервно моргающего и наспех приводящего в порядок одежду омегу потащили к врачу, он оглядывался, втягивал голову в поникшие плечи, а на вопрос о том, было ли к нему применено насилие, кивал, как болванчик. Вот придурок! Он же сам! Что за ебасос! Припёрся в публичное заведение в эструсе, верещал подо мной от удовольствия, а теперь что?.. Когда на меня надевали наручники, я в конце коридора увидел Джоя, обессиленно и как-то омертвело прислонившегося к стене. Длинный мешковатый халат, высоченные каблуки лакированных сапог, боевая раскраска, размазанная по загорелым скулам, сомкнутые длинные ресницы… Жизнь альфы Карена Лозбуда закончилась…
=5=
О, господин Бэджер! Великий комбинатор и опытный психолог, нормальный такой бизнесмен криминального сектора экономики, конкретный мужик, настоящий альфа. Только ему я обязан тем, что полицейские, вызванные на происшествие в клубе Кондор кем-то из бдительных посетителей, так и не вышли из своего гудящего сиреной автомобиля с гербами столицы. Постояли минут двадцать у служебного входа, поговорили по рациям и сотовым телефонам и, тихо шурша шинами, укатили на более важные и неотложные вызовы.
Сколько заплатило руководство Кондора пострадавшему омеге, в крови которого, кстати сказать, подсуетившиеся клубные медики обнаружили запрещённый сильнодействующий наркотик, и его прискакавшим родственничкам, я даже боялся подумать. Мне такие деньги даже не снились. «Отработаешь!» – вполне серьёзно заявил мне Бэджер и громко рассмеялся. Он прижимал руки к животу, сгибался пополам, в его глазах выступили слёзы. «От-от-отраб-б-бота-а-аешь», – трясся в конвульсиях управляющий и показывал на меня пальцем. Смешно, нечего сказать! Я смог организовать на своей физиономии кривую улыбку – и отключился от мощного удара в челюсть…
На помойку меня не выбросили. Проявили милосердие и даже помогли отрабатывать долг перед Кондором и лично господином Бэджером. Карен Лозбуд стал курьером. Ничего себе работёнка. Жалко только, что Джоя я больше не видел. Но, может, оно и к лучшему. После всего того, что было… Жалко? К лучшему?! Да я просыпался каждый день только в надежде на то, что когда-нибудь смогу отработать все грёбанные долги, устроюсь на нормальную работу, заберу моего омежку из этого херова притона, хоть насильно, но притащу его в свою комнату в общаге, посажу на колени, примотаю скотчем и не отпущу больше никогда в жизни! Изредка только буду кормить его шоколадками и поить тёплым молоком – самая омежья жрачка… У Карена Лозбуда совсем расплавились все извилины и вытекли через не закручивающийся кран? А я и не спорю!
Что именно я перевозил, мотаясь сутки напролёт по городу и окрестностям, можно было только догадываться. Чаще наркоту, запрещённые фармацевтические препараты, контрафакт, иногда оружие, даже деньги, всегда в запечатанных баулах, переклеенных особыми лентами пакетах, сумках с кодовыми замками. Изредка доводилось кого-нибудь сопровождать, выступать в роли телохранителя, но редко: для таких целей мои работодатели обычно использовали профессионалов, а с меня какой «нянька»? Не спрашивать обо всём этом мозгов у меня хватало, и обострившееся от нескончаемых стояков и не проходящей тупой боли в голове и шее чувство самосохранения тихо так, но настойчиво шептало: «Не лезь, кто меньше знает – тот крепче спит».
Правда, крепко спать всё равно не удавалось. Сны, яркие, до невозможности реалистичные, с моим омегой в качестве главного персонажа, измучили меня настолько, что однажды я сорвался: не удержался, вскрыл пакет, который должен был утром доставить клиенту, наглотался капсул и вырубился. На сутки! Сначала стало легче: помню, что реально чувствовал запах Джоя, видел очертания его фигурки, ловил губами солёные капли, отчего-то бежавшие из глаз омеги. Мальчик мой, ну, что за сырость? Сейчас всё высушу, вылижу, обласкаю, сожму так, что задохнёшься от счастья. Вот я долбоёб! Неужели так больно? Всё-всё-всё, аккуратненько, нежно, ты потерпи, сейчас исправлюсь… Потом вдруг стало тошно от того, что я понял – это сон, бред. Нездоровый дурман в голове и всём теле. Моего омеги нет рядом, нет в комнате, нет в моей постели, нет вообще нигде. А есть нудное такое желание прекратить весь этот тягостный идиотизм, ну, например, тупо вскрыться… Ничего так мыслишки для альфы? Сон – не сон? Подсознание отрабатывает все мои желания и сомнения, выставляя их напоказ в не очень-то приятном свете?.. Потом помню – не помню… Мне не снился Джой, мне не снился секс. Я просто где-то летал, бегал, кого-то ловил, толкал, возносился над землёй без всяких подручных средств. У меня в буквальном смысле выросли крылья. Вот клянусь! Они сначала мучительно долго выворачивали спину, тянули, скручивая позвонки, горячей болью до самого паха, а потом, окрепнув, подарили мне такое восхитительное чувство! Не полёта, а полной свободы! Я расправил их, вздохнул полной грудью… и услышал хлёсткую брань. Бэджер? А он тут что делает? Улечу-ка я от него, от обидных слов, вгоняющих в краску, от так некстати нахлынувшего чувства собственной неполноценности и зависимости… Улететь мне не дали. Плеснули ледяной водой и отпинали со знанием дела: больно было очень, орал я так, что охрип, а повреждений никаких не осталось. Бэджер самолично пересчитал все капсулы из пакета, заявил, что я не человек, а бык, если после такой дозы ещё живой, и записал на счёт долга Карена Лозбуда ещё одну кругленькую сумму. В общем, обошлось…
Несколько раз, когда совсем становилось невмоготу, когда от выпитого бодяжного алкоголя начиналась икота, я звонил Джою. Вернее, набирал номер телефона гримёрки Кондора, ждал, когда снимут трубку и давал «отбой». А что я мог ему сказать? Что люблю? Да, вот речи настоящего альфы… Что выбрал его? А он рассмеётся и заявит, что такая дешёвка ему на хер не нужна? И вообще, о каком выборе идёт речь – он же почти подросток. Если уж приходить к нему – то с чем-то конкретным, чтобы были понятны серьёзные намерения. Вот решу проблемы, отработаю долг – тогда может быть. Может быть… А если я всё это придумал? Нет никакого «моего» омеги? А Джой обычный молокосос, умеющий талантливо вертеть своей сладкой попкой? Мало разве таких омег-разводящих? Ну, просто свихнулся я малость от городской вольницы и работы в таком весёленьком местечке? Недаром же в Кондоре персонал так часто меняется? Беты ещё как-то держатся, а альф-сторожил по пальцам пересчитать можно. Вредность, так сказать, корпоративные издержки… А перед глазами у меня так и пылал заледеневший взгляд Джоя, его прижатые к стене плечи, халат, перетянутый на талии крепким узлом. Не развязать – только резать… И с каждым днём тот взгляд представлялся мне всё более равнодушным и мёртвым. Отчаяние омеги сменилось тихой ненавистью… А было ли то отчаяние, было ли хоть что-то? Почему я решил, что он переживал и расстраивался из-за меня? Какая же хрень!
А услышать голос омежки я себе вообще не мог позволить. Сорвусь – всё полетит к чертям, вся жизнь, моя и его, натворю таких дел, что даже мечты разбегутся! Я себя знаю! Теперь знаю альфу Карена Лозбуда…Труса, зашоренного на тупых предрассудках и сомнительных ценностях сомнительной цивилизации…
Я видел его один раз. Через пару дней после того случая в туалете. Долго ждал в подворотне соседнего с клубом дома. Думал, что сейчас-то всё и решится… Вдруг на мобильник позвонили. Вкрадчивый и почти ласковый голос господина Бэджера сообщил, что если я не уйду из своей засады немедленно – то меня найдут на разных помойках в полиэтиленовых пакетах. Наружная охрана Кондора сработала чётко – быстро срисовала подозрительного типа рядом с заведением и доложила начальству. «Оставь Джоя в покое, – Бэджер говорил настолько спокойным голосом, что у меня по спине побежали мурашки, и я, словно загипнотизированный, покинул своё укрытие. – Я тебе последний раз говорю – омега не для тебя. Давай, Лозбуд, не бузи там, руки в ноги – и спать. Завтра ты мне понадобишься».
Ноги мои сами собой вяло волочились по мостовой. Хотелось выть от бессилия или спрятаться в глубокой норе и завалить вход камнями. Напиться, обколоться, нажраться такой дряни, чтобы забыть… Зачем ему такой слабак? Ничего из себя не представляющий нытик? Альфа-вырожденец! Ему, моему фиолетовоглазому чуду, такому нежному, такому, такому, самому лучшему мальчику на свете…
Когда из-за поворота появилась фигура в клетчатой куртке и толстом шарфе на пол лица – я остановился и улыбнулся. Похож был, наверное, на типичного идиота – клиническая картина во всей красе, как по учебнику «Популярная психиатрия в картинках». Джой приспустил свой шарф, поводил пальцем по губам, набрал воздух в грудь и выпалил тихо, отрывисто, хлёстко:
– Ненавижу! Кобель! – посмотрел на меня своими невозможными оливковыми глазами, усмехнулся и добавил почти без эмоций: – Ничего личного! Разрешите пройти.
Я смотрел ему вслед. Долго. Не шевелился. Двери Кондора давно закрылись, а я всё никак не мог сдвинуться с места. Надо было догнать, объяснить, завалить, трахнуть прямо на тротуаре, прижать к вот тому фонарному столбу, стянуть с него штаны и вставить так, чтобы уж если и выполнит Бэджер свои угрозы – то хоть было что перед смертью вспомнить! И чтобы молокосос запомнил альфу, своего альфу!
Объяснить, объяснить… Меня вывел из ступора тихий кашель. Господин управляющий протянул прикуренную сигарету, буквально впихнул её мне в рот, развернул меня, как безвольную куклу, на сто восемьдесят градусов и, проворчав: «Ну, парень, и что я с тобой, придурком, вожусь? Всё равно нарвёшься. Эх…», повёл к станции подземки…
*
На новое задание меня выдернули внезапно в совершенно неурочное время. Первый выходной за две недели. Ночь я гулял в дешёвом борделе. А какой мог себе позволить – в таком и гулял. Никаких выкрутасов: самопальная выпивка, не вполне свежая закуска, не слишком презентабельная, не очень молодая и, вероятно, не совсем чистая дамочка, и полчаса времени. Что успел – то и получил. Благо, член мой долго уговаривать не приходилось, позорная для нормального альфы скорострельность обернулась аж двумя вполне впечатляющими оргазмами, кончил я так бурно, что вызвал у проститутки возглас восхищения. Но вот когда во время второго захода, под финал, у меня начал напрягаться узел – женщина вытаращилась полными ужаса глазами, заявила, что я извращенец, посоветовала накопить денег на омегу и вытолкала взашей, побросав мою одежду в коридор.
Когда рано утром раздался звонок телефона, я долго уговаривал себя, что это не ко мне, что ошиблись номером, что покойники не отвечают по телефону. Голова трещала так, что, казалось, этот треск был слышен соседям… Голос Бэджера быстро привёл в чувство. Умеет же мужик!
– Карен, сынок, ты мне нужен. Прямо сейчас. Если думаешь спать, то представь, как я вычёркиваю один нолик в итоговой строчке твоей задолженности.
Телефонная трубка, неудачно брошенная на рычаг, всё ещё заунывно посылала в серую утреннюю мглу полутёмной комнаты монотонные гудки и трески телефонных линий столицы, а я уже натягивал ботинки и хватал с тумбочки связку ключей…
Поручение выглядело более чем странно. Но сумма моего гонорара отметала все вопросы и сомнения. Я и за меньшее не слишком бы артачился и качал права, а так…
Надо было сопроводить одного паренька в другой город. В Северный Порт. Срочный заказ. Омегу купили на элитном закрытом аукционе. Тема безотлагательная, аврал. Без особых подробностей. И разумеется не чистая. Поэтому о полёте на самолёте и думать не приходилось – строгая проверка документов была ни к чему. Ехать на машине тоже опасно – недавно по провинциям прокатилась череда терактов, и на всех главных трассах маячили усиленные кордоны. Оставался поезд. Сунул проводнику лишнюю бумажку – и катись себе спокойно с липовыми ксивами. Северный Порт – не заграница, патрулей по пути минимум, да и служивые тоже от денег никогда не отказывались. Только вот проблема: на носу новогодние праздники, все места в поездах распроданы, так что придётся ехать в общем вагоне. Ничего так задание. Не сложное вроде. Странное, но какое моё собачье дело?
*
Я приехал на вокзал задолго до отправления поезда. Не хотелось в этот день оставаться одному. Глупости какие-то. Заскочил домой на пол часика, собрался наспех, позвонил в гримёрку Кондора. В это время Джоя точно ещё там не могло быть. Но было так приятно слушать гудки в трубке и мечтать, что вот-вот мой омежка отзовётся на другом конце провода и крикнет радостно: «Алло! Карен, это ты? Ну, сколько тебя ждать? Когда ты меня заберёшь? Есть хочу, посидим в кафе? Или у тебя эти вечные пельмени? Ну ладно, пусть будут пельмени, только приезжай быстрее». Или проговорит медленно и почти лениво, как бы нехотя: «Лозбуд, а я тебе говорил, что я тебя… Проехали. Надоел ты мне. Не приедешь через час – найду другого»… И сердце начинало колотиться так быстро, что своим бешеным темпом, словно автоматной очередью, сбивало все страхи, сомнения, отчаянные провальные попытки поиска смысла…
Мечтать не вредно, Карен! Всё лучше, чем прожигать деньги и здоровье в кабаках и чужих грязных койках…
Поезд подали рано, но пассажиров не запускали. Я долго курил на скользком перроне и вдыхал гарь от трубы протапливаемого вагона. Чёрный густой дым с обледенелой крыши летел прямо на меня, но мне нравилось. Такой запах перебивал все желания. Ну, почти перебивал…
Сидеть на жёстком ободранном сиденье спального места плацкартного вагона (кажется, в связи с нахлынувшим из-за праздника потоком пассажиров дирекция железной дороги пустила в дело вагоны прошлого века) оказалось удивительно приятно. Рассматривать суетливых попутчиков, с трудом протискивающих в узкий проход огромные баулы и сумки, наблюдать за оживлением на перроне, за чередой огней, скрывающихся за рекламными щитами рельсового ограждения, за крупными удивительно рельефными снежинками, оседающими на грязном окне. И не тающими. Так и поедут с нами в Северный Порт? Привезём им свой снег, а то у них мало…
Я сначала почувствовал запах. Такой сильный и тягучий, заполнивший всё пространство между спальными полками нашего отсека. Дорогие духи, очень приятные, хоть и чересчур шибающие в нос, прямо до слёз… Молодой паренёк потянулся неуклюже и повесил на крючок шерстяное полупальто. Бросил на полку кашемировый шарф. Не высокий, чёрненький, стройный, подтянутый, плечи широкие, бёдра узкие. Свитер ручной вязки, стильные облегающие джинсы, дорогой ремень, кожаные полусапожки. Сдержанная, немного смущённая улыбка узких чувственных губ. Он что, красит их? А в глазах, только что натолкнувшихся на моё лицо – взрыв чувств, эмоций, противоречивых, непонятных, непринятых, опасных… Мой Джой…
=6=
– Это ты Мартин… э-э-э? – промямлил я, напрочь забыв фамилию моего сопровождаемого, которую называл Бэджер. Зачем-то попытался вскочить, ощутимо ударился башкой о верхнюю полку. С соседнего места раздалось сдержанное ворчание: пожилой мужичок буркнул что-то типа «ах, молодёжь» и продолжил копаться в своём бездонном бауле. Его спутница, немолодая симпатичная женщина, вытирала бумажной салфеткой столик, поручни, стенку за спальной полкой и приветливо улыбалась.
– Мартин Протс, – кивнул Джой, растерянно потоптался в проходе, достал из своей сумки книжку и уселся читать.
Он сидел на краешке протёртой скамьи, с идеально прямой спиной, ровно, как-то особо артистично выставленными плечами, совсем чуть-чуть, просто-таки царственно склонённой головой и только двигал взглядом по строчкам книжки. У меня не было ни единой мысли, ни единого желания, кроме как коснуться плеча омеги, провести по бархатистому пушку на его длинной тонкой шее, очертить контур загорелого уха, помять в пальцах мягкую мочку, запустить пригоршню в его уложенные волосы, растрепать, погладить по щеке, откинуть чёлку со лба, рассмотреть как следует его губы, раскрыть их мизинцем, тронуть ногтем белоснежные ровные зубы, приблизиться к его лицу… Что? Почему? Что он тут делает? Понятно, что это именно он тот омега, девственность которого купили на аукционе. Но… Это же мой Джой, мой и больше ничей. Какая разница, кто и сколько заплатил за первую случку с ним? Это моё право – первый раз откупоривать этот сладостный сосуд, видеть его девственную кровь на своём члене, дарить ему первую в его жизни сцепку, первую сперму его нутру. Мой Джой, мой омега, как может быть иначе? А я его альфа… Я сидел, во все глаза уставившись на Джоя, и боялся пошевелиться, лишь непроизвольно качал ногой в такт вагонной тряске, а тот только изредка краем глаза поглядывал на меня. В мозгу вспыхнула яркая и очень реалистичная картинка: омежка, обнажённый, бесстыдно раскрытый, возбуждённый запахом самца, растянутый чужими пальцами извивается в чьих-то волосатых руках, покрикивает от удовольствия, ритмично насаживается на огромный тёмный бугристый член; по его ногам течёт блестящая смазка, много смазки, дырочка хлюпает и упруго принимает толстый ствол партнёра, выворачиваясь розовыми краями; через какое-то время к смазке омеги примешивается густая, заливающая его до краёв, сперма альфы, который входит в омегу до упора, вдавливает его раскрасневшиеся ягодицы в свой пах, натужно характерно кряхтит – терпит набухание кнота; тело Джоя дрожит, он пытается соскочить с члена, избавиться от боли, разрывающей внутренности, но сцепка – есть сцепка, и омега только откидывает голову, широко раскрывает совершенно пьяные глаза и томно урчит, пока узел внутри закупоривает изливающуюся в него сперму, разносящуюся по самым тайным каналам, заполняющую чрево… И так будет! И ты, Карен Лозбуд, ничего не сможешь изменить! Первое соитие твоего Джоя купили. Потому, что ты не альфа, а тряпка, слабак, нищий голодранец, дурак и трус. Всё в одном флаконе. Постучать шейкером и вылить эти помои, которые ты так настойчиво продолжаешь именовать альфой Кареном, под ноги, в грязь, на этот заплёванный серый пол вагона. Прямо под фирменные сапоги омежке, который сидит прямо рядом с тобой, будто кол проглотил, и делает вид, что читает какую-то заумную книжонку. А если не делает вид? Если читает и только изредка отвлекается от увлекательного важного занятия на мысли о том, как надоел ему тупой никчёмный самец, вечно попадающийся под ноги?..
Что же это?! Я почувствовал, что вспотел, то ли от взрыва эмоций, замешанных на горьком-вырви-глаз разочаровании, то ли от того, что в вагоне стало, и правда, жарко. Что же это?.. Я должен не просто отказаться от своего мальчика, а ещё и самолично отвезти его на случку и передать в руки хозяину? Да, часто слышал байки про то, какие несусветно огромные деньги платят богатеи-альфы за первую течку. Покупают омег в рабство, потом или трахают до полусмерти, или одевают в меха и бриллианты и возят напоказ, как дорогих зверушек. Некоторых пускают по рукам, некоторых убивают. Страшилок на эту тему ходило много. И вот это всё ожидает моего… Джоя? Но слышал и другое: контракт, страховка, бизнес. Иногда омегам удавалось очень дорого продать свою первую взрослую вязку и реально разбогатеть. Кажется, брат Бэджера именно таким способом положил начало процветанию их семьи. Не знаю… Не знаю… Это всё слишком сложно для Карена Лозбуда…
Почему я? Почему именно я влюбился в этого омегу? Почему не встретил кого-то попроще, почище, повзрослее, наконец? Зачем эти глупости, которые рушат всю мою жизнь? Можно же было прожить и без омеги. Как многие альфы. Ну, чисто физически, заработать побольше и иногда покупать секс с омегами, так делают. А жить с бетой или лучше с хорошей женщиной. Детишек завести можно и с бабой. Ничего особенного. Опять же, многие так живут. Мечта о своём омеге – это же мечта. И пусть бы оставалась мечтой. Какого хрена?! Вот пиздец! Что же делать?! И почему Бэджер отправил курьером именно меня? Что за хрень? Знал же, что Карен Лозбуд неровно дышит к омеге? Не было никого другого под рукой? Кажется, у Бэджера в последнее время прокололись и попали за решётку сразу несколько верных мальчиков – ходили такие слухи. Вот не знаю. Но что же делать? Взять себя в руки и выполнить задание? Рассчитаться с долгами и… Что «и»? И жить? Дальше? Как? Зачем? Какое «и» может быть без Джоя?!
Поезд, как я понял, прислушавшись, ехал очень медленно, никак не мог вырваться из плена гаражных и ангарных городских задворок на белые просторы, на свежий ветер, не заражённый ядом столицы, убийственной тусклости, непроходимой тупости, грёбаной жизни.
Действительно, стало очень жарко; дама на соседнем месте протянула пожилому господину платок, тот вытерся, шумно высморкался, она же стала обдуваться газетой, словно веером. Джой с сожалением оторвался от чтения и стянул свитер, встал, аккуратно сложил его на верхней полке, остался в белоснежной обтягивающей футболке с треугольным вырезом ворота, подтянул ремень брюк. По отсеку распространился сильный запах. Воздух сделался хмельным и густым. Меня просто окатило волной жара, руки затряслись, захотелось тут же схватить омегу, опрокинуть, стащить с него штаны, раздвинуть, вставить, и только потом выдохнуть… Рука сама собою потянулась в пах. Я сжал колени, быстро достал из кармана коробочку с успокоительным, стараясь делать поменьше заметных движений, высыпал на ладонь горсть пилюль без счёта и быстро проглотил. Полегчало почти сразу, только очень сильно закружилась голова, и мышцы свело судорогой, желудок резануло, как ножом.
– Э-э-э… юноша, это вы… источаете? – удивлённо высунулся из-под соседней полки старичок.
Джой как-то съёжился, нервно оглянулся по сторонам, достал из сумки флакон духов и побрызгался.
– Я не доставлю вам никаких проблем, – сдержанно уверил он любопытного дядьку и уселся на прежнее место, снова с идеально ровной спиной, сосредоточился на чтении. Я видел только его плечи, обтянутые трикотажем и розовую даже в вагонном полусвете скулу. Вот уж не знал, что самое эротичное место омеги – плечо и щека. Меня стало заметно подташнивать, явно переборщил с таблетками. Зато член мой просто онемел, его теперь не поднял бы и целый отряд течных омег. И мысли… ну такие мысли, от которых… в общем, все мысли улетучились из головы. Разбираются кондоровские спецы в фармакологии.
