Текст книги "Один из леса. Часть 2"
Автор книги: Следопыт
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Часть вторая
ТРИ ТОНИКА ДЛЯ ЛЕСНОГО УГЛА
Глава седьмая
Слежка. Город и Лес
Мутантов мало не бывает. Даже один, появившийся не вовремя – уже очень много. Я
это ощутил на своей шкуре, а вернее, на своем байке, когда юный кабан-горбун с ревом
вынесся из придорожных кустов. Не знаю, может, это был родич того, которого мы с
Михаилом убили в яме-ловушке? Племянник или там шурин…
Вид быстро катящегося на байке человека привел его в ярость. Я дернулся, байк
вильнул. Схватился за оружие, но выстрелить не успел. Земляная дорога была неширокой, с
одной стороны заросли, откуда появился зверь, с другой – холмы. Единственное, что я смог
сделать: вдавить газ, бросив машину вперед, поэтому кабан врезался не в ее середину,
раздавив мне ногу, а в заднюю часть.
Прямо в бак.
Скрежет, хлопок… Байк качается как сумасшедший, я едва удерживаю руль. А вот
направление удержать не могу. Машина круто сворачивает, перескочив через неглубокую
канаву, мчится вверх по склону. И дорога-то была не очень ровной, а уж склон – вообще
сплошные горбы. Поэтому спустя пару секунд я вылетаю из седла и с воплем падаю на
мягкую землю.
Хорошо еще, что на мягкую. Были б там камни – тяжело бы пришлось моим коленям,
локтям, ребрам и раненой ноге. А еще хорошо, что «вал» так и остался в руках. Мотоцикл
свалился в паре метров дальше, я же перекатился на спину и сел. Кабан несся на меня, низко
опустив голову и выставив вперед свои многочисленные рога. Из-под копыт взлетала земля с
клочьями травы, он оглушительно хрипел.
Я начал стрелять.
Чтобы завалить горбуна, даже такого молодого и некрупного, пришлось выпустить
больше десятка пуль. Первые попали в морду, я повел стволом, они пошли вниз, вскользь к
шее и впились в отвисшее брюхо. Только это и остановило юного монстра. Мне снова
пришлось перекатиться, освобождая дорогу, горбун пробежал мимо и упал возле байка.
Скопытился, называется. Поняв это, я вскочил и бросился к мотоциклу, сильно хромая и
ругаясь. Боль в ноге проснулась с новой силой.
Остро пахло бензином. Короткий осмотр привел к неутешительному выводу: хотя
машина еще на ходу, но бак пробит, большая часть топлива успела вытечь. Промасленная
тряпка из багажника, свернутая жгутом и плотно вставленная в дыру, частично решила
проблему, но лишь частично. В общем, пока-пока, байк. Еще километр-два протянешь, не
больше, топлива в баке осталось всего ничего.
Я отряхнулся и поглядел по сторонам.
Бандиты впереди, за поворотом дороги и холмом, который она огибает. Они пока что
недалеко, но уезжают все дальше. Там река и мост, на котором они будут в течение десяти
минут, а я теперь хорошо если через час. И что делать?
Подняв байк, вытолкал его на вершину холма, положил так, чтобы заткнутая тряпкой
дыра обратилась к небу, и повернулся к реке.
Хорошо, что помимо прочего со склада Сигизмунда был захвачен и бинокль. Не очень
мощный, но сейчас и такой пригодится. Встав на краю лысой глинистой вершины, я
посмотрел. Синей лентой вилась речка, дорога упиралась в мост и за ним тянулась дальше.
Далеко слева на реке виднелось размытое светлое пятно брода. За речкой низина, в которой
стоит городок под названием Мичуринск-2, но отсюда его не видно. У города этого, по
словам Михаила, было не совсем обычное прошлое: какой-то закрытый полусекретный
наукоград, не отмеченный на гражданских картах. Но сейчас дело в другом, я увидел кое-что
интересное: впереди бандиты свернули с дороги и остановились недалеко от нее. До реки и
моста им оставалось еще с километр, а то и больше.
Опустив бинокль, я достал из футляра чистую тряпицу, протер окуляры и снова
посмотрел. Боров и Рыба раскладывали палатку. Зверобой в сопровождении Кузьмы
поднимался по склону ближайшей возвышенности.
Когда они достигли вершины, я присел, чтоб особо не маячить. Главарь банды тоже
достал бинокль, встав боком ко мне. Я повел своим в сторону, куда он смотрел, и увидел, что
вдоль реки к месту, где они встали, катит грузовичок с открытым кузовом. Подкрутил фокус.
Пятеро: четверо стоят у кабины и поверх нее смотрят вперед, пятый присел в задней части…
А не прикован ли он к бортику? Да и «он» ли это – или «она»? Кстати, на людях в грузовике
схожая одежда, этакая полувоенная форма, и на том, что позади, отдельно от других, тоже.
Волосы короткие, но все равно мне показалось, что это молодая женщина, хотя лица толком
не разглядеть.
Такую форму носят бойцы Армии Возрождения. Не они ли это, часом, в грузовике
пылят? Я перевел бинокль обратно на Зверобоя. Тот беспокойства не проявлял – заметив
грузовик, некоторое время наблюдал, потом пошел обратно к лагерю, оставив на вершине
Кузьму. Спокойно так пошел, не торопясь. То есть он ждет возрожденцев? А ведь Сигизмунд
говорил, что, со слов бандитов, когда они пришли к нему за припасами в дорогу, ему
показалось: на пути они должны встретиться с подельниками. Кочевники и армейцы затеяли
что-то совместное? Неожиданный и тревожный союз, который может сильно усложнить мне
все дело.
– Так, братцы-кролики… – пробормотал я, наблюдая за лагерем. – Если здесь у вас
место встречи и вы сразу собираетесь ехать дальше, то зачем палатка?
Боров с Рыбой как раз закончили с ней и занялись костром. Это могло означать только
одно: перед переходом через реку Зверобой затеял продолжительную стоянку. Может, ему с
армейцами нужно «многое перетереть». Вообще-то палатки достают, когда собираются на
этом месте переночевать, а иначе бессмысленно возиться.
Еще некоторое время я наблюдал, усиленно размышляя, затем опустил бинокль и
поспешил к байку.
Когда топливо закончится и я не смогу достать новое, – а достать его негде, в
Мичуринске-2 ничего такого нет – мне останется только помахать рукой вслед уезжающим
бандитам с присоединившейся к ним компанией да пустить скупую мужскую слезу. Я их
упущу, потеряю, возможно – навсегда. И чтобы этого не произошло, нужно… что?
Нужно лишить их транспорта. Чего я, вроде бы, сделать не могу: одному с десятком
вооруженных людей не совладать. Значит, необходимо создать ситуацию, при которой они
сами расстанутся со своими тачками.
Неожиданно, да? Ничего, мы с Мишей и не такие проблемы решали. Теперь я, правда,
один, но это не значит, что я слаб. И в физическом, и в умственном смысле. Итак, вопрос: как
заставить людей, собравшихся, судя по всему, в неблизкое путешествие, бросить свой
автотранспорт?
При помощи «душистой мины». Я сам себе удивился, когда это решение пришло мне в
голову… но ведь впереди Мичуринск, а там живет тот, кого называют Травником, тот,
которого упоминал Михаил перед смертью. Травник тоже как-то связан со всеми этими
таинственными делами, и теперь у меня есть два повода, чтобы заглянуть к нему. Он спец по
сборкам из различных артов и аномальных растений. Более того, Травник разбирается в
артефактах, которые формируются не только обычными, более распространенными
аномалиями, но и теми, что возникают в Лесу. Лесные аномалии – редкие и странные, их
очень мало кто видел. Травник умеет ходить по Лесу, хотя и не глубоко, у самой границы, но
все же может перемещаться по нему, не вызывая реакции в виде торнадо ядовитых спор,
атаки мутантов или Шторма.
Настоянная на особых травах лечебная мазь, которой Ксюха замазала мою рану, неплохо
помогла. Я хромал, но идти мог достаточно бодро. Плюс топлива в байке еще немного есть.
Значит, нужно обогнать отряд, за которым слежу, перейти реку по броду, добраться до
Мичуринска-2, найти Травника, живущего в дворницкой старого парка, и попросить его
сделать для меня «душистую мину», которую он сам называет более умно: феромонный
манок. И поставить ее на мосту прежде, чем бандиты проедут по нему. Тогда этот путь будет
для них закрыт, если только они не конченые психи. А другого, если не хочешь искупаться,
на долгие километры нет, кроме брода, конечно, но по нему – только на своих двоих.
Скатив байк с вершины, я завел его и поехал наискось к прежнему направлению, чтобы
по большой дуге, под прикрытием холмов, обогнуть стоянку и достичь реки в районе брода.
* * *
Как по заказу, байк умер прямо на берегу. Хрипнул на прощание движком и затих.
В этом мест дно было совсем близко, из воды торчали большие плоские камни. На
другом берегу росли деревья, за ними начиналась низина, где стоял Мичуринск-2. Михаил
называл его наукоградом, но, по-моему, это был скорее наукопоселок: несколько десятков
небольших домов стояли ровными рядами вокруг аккуратного квадрата экспериментального
парка, в центре которого располагалось здание института. Мы как-то заглянули туда – ничего
интересного. Пустые гулкие залы, коридоры и лаборатории, откуда вынесли все мало-
мальски ценное. Более интересным был сам парк, где до Пандемии институтские ученые
разводили новые виды растений.
Теперь в Мичуринске жили десятка два бродяг.
Я снял с багажника рюкзак, накинул лямки на плечи. Повесил «вал» за спину, на
поясной ремень сбоку прицепил «махновку». Байк решил не бросать на берегу возле брода.
Если у меня все сложится, то вскоре этой переправой воспользуются бандиты, нечего
оставлять им улику, даже если они вряд ли поймут ее значение.
Откатив байк в сторону, где было поглубже, спихнул его в воду и вернулся. Отсюда до
моста с километр, меня не увидят. Сняв ботинки и закатав штаны, шагнул на камень. Вода
плескалась между голышами, накатывала на них, пенилась и булькала. Когда добрался до
середины реки, рядом громко плеснуло. Темное гибкое тело скользнуло к камням, и я
схватился за «вал». Вроде большой рыбы, но слишком уж активно оно извивается там, да и
тонкое какое-то… может, угорь? Только длинный слишком, больше щупальце напоминает. А
тело, выпустившее его, где тогда – на дне сидит? Воображение живо нарисовало этакий
мясистый клубень размером с человека, присосками удерживающийся на дне, с торчащим из
верхушки пуком щупалец, что хищно извиваются в мутной воде. На душе стало как-то
тревожно. Спокойно, Стас! Смело, решительно и быстро валим отсюда с максимальной
скоростью!
Я зайцем заскакал по камням. Про водных мутантов до сих пор ничего не слышал, не
видел их – и хочу дальше оставаться в неведении. Почти достиг берега, когда сзади
чвиркнуло, и в поясницу мне ударила тугая струя воды, явно выпущенная под приличным
давлением. Нога поехала на скользком камне, я сиганул дальше, на берегу развернулся с
«валом» наизготовку, но успел заметить лишь, как нечто темно-лиловое, склизкое, похожее
на кишку, с хлюпаньем втянулось обратно под воду.
Чертовы твари! Откуда они берутся в таком количестве и разнообразии? Такого ведь не
должно быть: чтобы закрепился новый вид, требуется много времени. И Михаил про это
говорил, да и я читал в учебниках, которые он мне когда-то подсовывал… С другой стороны,
тот же Травник иногда вещает нечто-то заумное про онковирусологические факторы, в разы
ускоряющие мутации, про биологический вектор цивилизации и… Стоп! Вектор. А не
связано ли это с тем вектором, который упоминал Михаил перед смертью? Рука сама собой
потянулась к груди, нащупала висящий под рубахой кулон-ключ. «V», перечеркнутая
зигзагом… Что за «V» – понятно, первая буква слова «вектор», а что значит зигзаг? Или это
буква «Z», стилизованная под молнию? Похоже, вообще-то… Ладно, и что у нас начинается
на «зет»?
Лес с ним, решил я, не до того сейчас, но позже на эти темы обязательно еще
поразмышляю. Решив не стрелять по щупастой речной твари, чтоб не подымать шума, снова
повесил «вал» на плечо и быстро зашагал прочь от реки.
Город начинался в долине сразу за плоской прибрежной возвышенностью. На краю ее я
остановился, разглядывая открывшийся внизу пейзаж.
Мичуринск проектировали люди без воображения: квадрат парка, вокруг ровными
рядами дома. Но сейчас эту правильную геометрическую картину нарушала протянувшаяся с
севера полоса Леса. Конец ее приходился на ближний ко мне край парка, примерно на то
место, где стояла дворницкая – жилище Травника.
Сверху захваченный Лесом участок казался немного темнее окружающего, словно был
присыпан пеплом. Мне показалось, что вижу дворницкую – маленький светлый коробок… не
понять, дотянулся до нее Лес или нет. Чем дальше от меня, тем щупальце становилось шире
и, в конце концов, превращалось в большую, захваченную Лесом область. Своеобразный
лесной оазис посреди «чистой» территории. Такие пятна иногда возникали на свободных от
Леса территориях. Местные туда никогда не ходили, кроме Травника, который в поисках
артефактов и редкой флоры посещал всевозможные, в том числе и опасные, места. Но
почему именно сейчас Лес потянулся к Мичуринску?
Я оглянулся на реку. Отсюда мост не виден. Нельзя мне упустить Зверобоя с его
людьми! Ведь они, наверное, направляются к этому полигону смерти, чем бы тот ни был.
Слежка за ними может привести к разгадке многих, а то и всех тайн. Я узнаю, кто на самом
деле был мой отец, откуда они Михаилом знали друг друга. Ну и месть, конечно. Острое,
жгучее желание завалить распявших Мишу уродов не отпускало меня ни на секунду. Не
прощу себе никогда, если не убью этих сволочей, которые пытали моего друга и прибили его
к борту грузовика!
Но если Лес добрался до дворницкой, Травник мог погибнуть. Или ушел оттуда. Или…
ладно, чего гадать. Чтобы понять, что происходит в Мичуринске, надо войти в него. Я
зашагал по склону.
Вскоре вокруг потянулись дома. Разбитые окна, дырявые крыши… Я прошел мимо
пары зданий, выглядевших получше других, в них жили местные. Возле одного, где обитал
старый забулдыга дед Егор, остановился, позвал хозяина, даже сунулся внутрь – тихо, никого
нет. Пошел дальше. В Мичуринске осело десятка два людей, некоторые держали огороды,
другие охотились. Небольшая мирная община – слишком бедная, чтобы привлечь внимание
кочевников Черного Рынка или вольной банды, и слишком слабая, чтобы грабить других.
Травник в Мичуринске был кем-то вроде знахаря и шамана. Такой себе с научным уклоном
шаман… Мы иногда заносили ему попавшие нам в руки арты, с которыми не знали, что
делать. Бывают иногда редкие, странные артефакты, возникающие, как правило, в аномалиях
у границы Леса. Либо гибриды знакомых артефактов, либо вообще нечто новое. Если мы не
могли разобраться с их свойствами – тащили добычу Травнику, когда оказывались рядом с
Мичуринском. В дворницкой у него была своя лаборатория, где он как какой-то алхимик
орудовал колбами, ретортами, тигелями и прочими штуковинами в этом роде.
Впереди открылась небольшая площадь, а дальше железная ограда парка. Я огляделся –
по-прежнему никого, тихо. Сдвинув «вал» так, чтобы ствол смотрел вперед, зашагал к
пролому в ограде, подволакивая разболевшуюся ногу. Пересек площадь, пробравшись через
дыру, вломился в заросли, миновал акации и остановился на краю большой проплешины,
посреди которой стояла дворницкая.
Вот он, Лес. Странно изогнутые стволы, от одного вида которых становится тревожно
на душе. Длинные извилистые, иногда переплетающиеся, иногда стелющиеся по земле,
иногда кривыми башнями устремленные в небо. Бесчисленные змеи веток, пучки темно-
зеленых, бледно-желтых и красных листьев, уходящее вдаль сумрачное пространство между
стволами, дыры и провалы, таинственные темные закоулки… Лес задавил, расплющил
обычную растительность. Между мутировавшими деревьями едва проглядывали парковые
акации и орехи, чьи стволы были либо сломаны растениями-чужаками, либо уродливо
искривлены. На длинном участке шириной в пару десятков метров Лес полностью вытеснил
и подавил обычную растительность.
Дворницкая – приземистое кирпичное здание с парой маленьких окон, закрытых
листами жести, – стояло торцом ко мне, дверь приоткрыта, рядом к стене прислонен
велосипед. Травник почти не ездил на нем, предпочитал ходить пешком.
Отсюда я не видел, дотянулся ли язык Леса до дворницкой или остановился где-то
позади нее.
– Травник! – негромко окликнул я, направившись к постройке. На полпути повернул
так, чтобы обойти ее и увидеть, насколько близко подобрался Лес.
И когда увидел, подумал, что внутрь входить не хочется. Потому что он был прямо
здесь. Крайнее дерево, росшее сильно наискось, напоминало руку, которую Лес протянул к
зданию. Лишенная листьев крона состояла из пяти толстых ветвей, они словно
растопыренные пальцы обхватывали торец постройки. Две ветви шли вдоль стены кверху, где
цеплялись за край крыши. Кирпичная кладка местами осыпалась, как будто Лес стучал и
скреб в нее, оставляя глубокие выщерблены.
Все это напоминало намеренную, целенаправленную атаку. Интересно, почему Лес
вдруг повел себя так, на что среагировал?
Размышляя, я пошел обратно к входной двери. Каким образом Лес вообще способен
замечать происходящее в мире людей, отслеживать события? Михаил как-то выдвинул
теорию, что корни и грибные мицелии, тонкие органические нити, которые могут
протягиваться на десятки километров под землей, – это нечто вроде отростков нейронов в
наших мозгах. То есть под землей находится огромное, раскинувшееся на десятки тысяч
километров, рассеянное сознание Леса. Насколько глубоко оно уходит вместе с
мутировавшими корнями вглубь Земли, насколько сильно Лес способен влиять на планету, ее
электромагнитное поле и другие параметры, не знал никто. По крайней мере, мы с Михаилом
не были знакомы ни с одним умником, который хотя бы отдаленно представлял себе это.
Донеслось чириканье, я оглянулся. Из-за акаций выпорхнул дрозд, часто взмахивая
темными крыльями, пролетел мимо дворницкой. Я приостановился. Там, в Лесу, даже воздух
другой. Темно-бархатистый, кажется густым и терпким. Когда дрозд влетел в него, он и сам
немного преобразился. Я даже моргнул. Нет, конечно, это та же самая птица, но отсюда мне
почудилось, что окрас ее стал темнее, а еще дрозд… увеличился в размерах, что ли?
Птица летела дальше – а потом Лес будто вздохнул, и она пропала.
За миг до этого сбоку, от искривленного ствола, к ней метнулось нечто. Очень быстрое,
смазанное. Не знаю, может, и померещилось, но дрозд исчез, не издав из звука, будто
мгновенно выхваченный из этой реальности.
Глубоко вздохнув, я отвернулся и пошел к двери. Остается только надеяться, что за то
время, пока буду находиться в здании, Лес не сделает рывок и не накроет его целиком.
Велосипед у двери был старый, но вроде на ходу, шины подкачены. Толкнув дверь, я
заглянул и позвал еще раз:
– Травник! Эй! Важный разговор есть!
Тишина. А ведь у него тут артефакты хранятся, да и многое другое, и этим всем можно
поживиться. Я по натуре не мародер, но будем мыслить практично: если Травник погиб – ему
добро уже не нужно. А я живой, и мне оно нужно, вот так.
Шагнул внутрь. Хозяин поставил в дворницкой пару перегородок буквой «Т»,
получились три комнаты: холл, в котором я очутился, кухня-спальня и лаборатория.
Сильно хромая – нога снова болела, – я зашел во второе помещение, где Травник спал и
кухарничал. В углу стояла буржуйка, труба от которой шла к дырке в стене, рядом стол со
шкафчиком, там посуда. На стене висели несколько свиных колбас, связка чеснока и кошелка
со сморщенными яблоками, в углу был продавленный диван, на нем пара одеял и подушка.
Артефакты Травник не тут хранит, идем дальше. Уже четко понимая, что в дворницкой
никого нет, я толкнул вторую дверь и вошел в лабораторию.
Сюда хозяин не очень любил пускать посетителей, мы с напарником заходили сюда
всего несколько раз.
Первое, что приковало мой взгляд, – большой плакат на стене. Лист картона, на нем
разноцветными мелками грубо намалеваны три пузырька. Один закрашен зеленым, другой
красным, третий – черным. Зеленый перечеркнут жирной линией, под ним надпись вкривь и
вкось. Подойдя ближе, прочел: «Я добыл его! Скоро найду Шамана!»
Над каждым пузырьком было написано по одному слову: «Темнозор», «Мутагон» и
«Антилес».
А еще вверху плаката была надпись большими буквами, как бы заглавие: «ТРИ
ТОНИКА ДЛЯ ЛЕСНОГО УГЛА».
Гм. И что это значит? Я перечитал все это. Вообще без понятия, никакого намека…
Повернулся к длинному столу, на котором стояли всякие склянки. Заметил тигель на
краю, потрогал – еще теплый. Значит, хозяин ушел недавно. Я похлопал ладонью по столу,
размышляя.
Первое: поговорить не удалось, Травник исчез вместе с тайнами, которые хранил, и что
он знал про отца, почему Миша перед смертью упомянул его – теперь не выяснить. То есть
выяснить можно, если хозяин дворницкой не погиб и я его найду.
Если он жив – найду, решил я. Никуда не денется. Непонятно, что здесь произошло,
куда все делись, что вызвало атаку Леса. Но мне не до того, мне спешить надо.
А отсюда вытекает второе: по-прежнему нужен манок. Бандиты еще там, на другом
берегу, но вскоре будут здесь и покатят дальше, быстро скрывшись из виду, если я не
заставлю их бросить тачки. Если заставлю – пойдут, медленно и печально, и тогда смогу за
ними следить. Значит, отодвинем пока в сторону тему с расспросами Травника, забудем про
плакат со странными надписями. Займемся манком.
У стены напротив стоял стеллаж, его верхние полки заняты по большей части аккуратно
перевязанными пучками трав и подсохших цветов, к каждому пришпилена бумажка с
названием. Что мне нужно? Болиголов мутакониум, вот что. Травник имел привычку писать
латинские названия русскими буквами. И где наш мутакониум?.. Есть, вот он, на третьей
полке слева. Прячем в карман. Хорошо, начало положено, но одного растения для манка
мало. Нужен еще артефакт «живокост».
На нижней полке стояли железные коробки из-под английского чая «Твайнингс»,
большие, на триста граммов и разноцветные: красные, зеленые, желтые, черные – чай с
бергамотом, зеленый, золотой, обычный черный. Не знаю, где Травник раздобыл их, но
сейчас, конечно, никакого чая там не было.
Я стал один за другим открывать коробки, изнутри заклеенные фольгой. Большинство
были пусты, но в некоторых лежали арты. Две разряженные, судя по бледному цвету,
«катушки»; «пружина» – эх, сломанная, не работает; «погремуха», явно давно не чищенная…
А тут что? Ого! Даже ого-го! Внутри коробки, которая поначалу показалась пустой, висел, не
касаясь стенок и дна, светящийся угловатый кристалл со слабым свечением. Когда я поднял
коробку, он, ударившись о дно, начал взлетать, и пришлось придержать его сверху.
Левитирующий «оникс»! Ну, Лес мне в помощь, – повезло! В пассивном состоянии «оникс»
создает особое поле, которое реагирует на движущиеся с большой скоростью объекты и
замедляет их. Люди стали использовать этот артефакт для замедления пуль. При активации
«оникс» способен полностью остановить летящую в тебя пулю, – правда, артефакт при этом
разрушается.
Я закрыл коробку. «Оникс» – отлично, но мне сейчас нужен не он, мне нужна
«мочалка». Эта штука похожа на губку или пружинистый клубок мха. Поглощает
токсические газы и радиоактивную пыль, а после активации становится смертельной
гранатой, при взрыве создающей облако ядовитых спор. И есть у «мочалки» еще одно
свойство, довольно-таки необычное и любопытное, так сказать, незадокументированное. Про
него никто не знает, кроме Травника, который его открыл и рассказал нам с Мишей в обмен
на редкий арт. Свойство это «включается» только в сочетании с мутировавшим болиголовом.
Болиголов у меня есть, а «мочалки» нет. Без «мочалки» не создать манок, без манка – не
тормознуть бандитов, и, когда они форсируют реку на своих тачках, я на велосипеде за ними
не угонюсь. Вместе с прибывшими на грузовике – их около десятка человек – нападать в
одиночку тоже бессмысленно. Еще и нога болит опять.
Я присел на корточки, заметив два небольших свертка на нижней полке, взял один и
развернул. Там, завернутый еще и в бинт, лежал фосфоресцирующий синим цветок.
«Живокост», ага. Вот это уже лучше. Пусть не очень свежий, неважно, арт хорошо
восстанавливает ткани, заживляет… Проблема с раной, считай, решена. А что во втором
свертке?
Удача со мной, решил я, увидев содержимое. Это был комок вроде пемзы, которой
счищают мозоли с пяток, только более пористое и пупырчатое. «Мочалка»!
Раскрыв рюкзак, я понял, что туда коробки не влезут. Лес забери, и контейнера
специального нет, в ячейки которого можно сложить арты! У нас с Мишей, конечно, был
такой, но его унесли люди Зверобоя, когда очистили стоянку в сарае.
Завернув «живокост» с «мочалкой» обратно в тряпицы (как и коробки, те изнутри были
обшиты лоскутами фольги), я положил их в карманы куртки. Артефакты нельзя просто так
таскать с собой, очень это не рекомендуется, но не буду же я ходить с чайными коробками в
руках. Жадным взглядом окинул сломанную «пружину», «катушки» и «оникс». Не могу
оставить здесь настоящий левитирующий «оникс», это вообще несерьезно!
Оглядевшись, подошел к лабораторному столу и вытащил из-под него кусок грязного
брезента. Отряхнув, расстелил возле стеллажа, поставил коробки с артами на брезент, туда
же положил несколько связок с самыми редкими травами и листьями. Завернул ткань, углы
связал узлом и бечевкой приторочил к рюкзаку.
Так, болиголов в кармане, «мочалка» в коробке… Что мне еще нужно? Да вроде и
ничего. Третий ингредиент, необходимый для феромонного манка, всегда при себе. Ну, почти
всегда. Я еще раз окинул взглядом лабораторию Травника. Посмотрел на плакат. Что все-таки
значит эта надпись? Три тоника… какие еще тоники? И непонятный «Лесной угол». Лично я
такой местности в округе не знаю.
Все, теперь назад, к мосту. Я шагнул в сторону двери, и тут пол мелко задрожал.
Раздался приглушенный хруст, дворницкая затряслась, и слева от плаката от угла прошла
трещина. Прямо на моих глазах она резко изогнулась, потом еще раз, очерчивая треугольник.
Я отскочил, когда кусок стены с грохотом выпал, разлетевшись по полу обломками кирпичей.
В прореху пружинисто качнулась толстая изогнутая ветвь – мне сначала показалось, что в
дворницкую лезет здоровенная змея. Нет, на самом деле она не извивалась, просто давление
изогнутой ветви в какой-то момент превысило крепость старой стенки, и та проломилась. Но
все равно – как-то это очень смахивало на обдуманную атаку, словно дерево, которое я видел
снаружи, то, что смахивало на руку великана, намеренно пробило стенку. Ну, просто для
того, чтобы Лес мог заглянуть внутрь и посмотреть, что это я тут делаю.
За дырой открылся сумрачный лесной мир. С тихим шелестом оттуда выпорхнуло что-
то лохматое и уселось на край пролома. Твою лесную мать! Это что? Дрозд… кажется, тот
самый! Но что с ним случилось?! Он стал лохматым, перья – потемневшие и взъерошенные,
между ними появились неприятные влажные проплешины. Шея запятой свернута на бок,
голова наклонена, вместо одного глаза какое-то черное бельмо. А второй неподвижно
пялится на меня.
Все, пора отсюда валить – я попятился к двери. «Вал» был в руках, встроенный глушак
смотрел на монструозного дрозда. Спокойно, Стас, гони паранойю прочь! Стрелять по птичке
Гринпис не велит. Была такая организация, Миша рассказывал, следила за сохранностью
живой природы, защищала ее от людей, а лучше бы следила за сохранностью людей и
защищала их от живой природы. Вон что эта природа теперь вытворяет, уж так ожила –
дальше некуда… Что все-таки с ним стало, с этим дроздом? Он словно зомби. Дрозд-зомби –
анекдот какой-то!
Дрозд тихо и очень зловеще щелкнул клювом. Пятясь к двери, я неожиданно подумал о
другом: а ведь постройка снаружи больше, чем изнутри. Вот эта стена, на которой висит
картонный плакат, – в ней дело. Я попытался четче восстановить в памяти картину, которая
открылась, когда обошел дворницкую. Ну да, она приземистая и широкая. Лаборатория и
соседняя комната, то есть кухня-спальня, да плюс холл – вместе они кажутся меньше. Как
будто там, за стенкой с плакатом, что-то спрятано.
Дрозд снова щелкнул клювом и тяжело вспорхнул на лабораторный стол. Стыдно
признаться, но я вздрогнул. Никогда не думал, что стану бояться какой-то пичуги.
Потом напомнил себе: а ведь совсем не факт, что бандиты просидят на том месте всю
ночь. Разложенная палатка вроде бы на это намекает, но они могут по какой-то причине
решить выступить раньше… Да они, если подумать, уже сейчас могут приближаться к мосту.
Вряд ли, конечно, но такое возможно. Надо спешить. Возьму велосипед Травника, раз уж он
его бросил, на велике до моста доберусь в два счета.
С этой мыслью, решительно отвернувшись от преображенного монстродрозда, я вышел
из лаборатории, пересек кухню, толкнув дверь, шагнул наружу – и судорожно вскинул «вал»,
увидев идущую прямо на меня седую женщину.
Она была полупрозрачная, и сквозь нее просвечивался пейзаж.
Глава восьмая
Ловушка. Фантомы и тайные ходы
«Вал» успел выплюнуть несколько пуль, прежде чем я прекратил стрельбу. Никакого
вреда они не причинили, ушли «в молоко». Прозрачная женщина двигалась дальше. Шагнув
назад, я с шипением выпустил воздух между зубами.
Как-то в детстве отец повел меня на какое-то шоу. Самое яркое воспоминание от него:
женщина-голограмма. То есть это он позже объяснил мне про скрытые источники дыма в
полу и проекцию с изображением, отбрасываемую на него… А тогда я видел красивую
девушку, которая крутила сальто, оставаясь на одном месте, танцевала и размахивала
длинной извивающейся лентой. Девушка казалось живой, объемной – и в то же время была
молочно-прозрачной, как призрак.
Сейчас было что-то похожее. Хотя седая женщина не оставалась на одном месте, как та
актриса, она шла, но все равно мне почудилось, будто какое-то густое испарение поднимается
из земли, и нечто проецирует на него картинку.
Главное – я знал ее! В Мичуринске-2 эту женщину называли Божьей Коровкой.
Психованная тетка, которая питалась лесными ягодами и корнями, жила непонятно где и
большую часть дня бессмысленно слонялась по городку. Почти в каждом поселении есть
хотя бы одна такая личность.
И вот эта самая Божья Коровка – только неживая, полупрозрачная – плыла мимо
дворницкой, бесшумно ступая босыми ногами по земле.
Она прошла совсем рядом, прямо передо мной, похожая на силуэт из серого дыма.
Очертания находящихся за ней предметов расплывались, но разглядеть их было можно.
Только теперь я заметил кое-что еще. По другую сторону площади за оградой стояло
несколько двухэтажных домов, первый этаж одного занимал магазин с покосившейся
вывеской «Продукты» над входом. Перед ним стояли пластиковые и криво сколоченные из
досок столики со стульями. Этакое кафе, тут иногда сиживали местные. Кофе никакого у них,
конечно, не было, но в магазине они смастерили печурку, на которой делали травяной чай.
Так вот сейчас за столом у двери сидели двое призраков. Я знал обоих: дед Егор, к
которому заглядывал по дороге сюда, и толстяк Влас, вожак местных, самозваный мэр
Мичуринска-2. Они сидели там и вроде бы разговаривали.
