Текст книги "Змеи в раю (СИ)"

Автор книги: Sininen Lintu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Что?! – Вейнебл, стуча тростью, приближается, отталкивает Мэллори, а та не сопротивляется, отступает и натыкается спиной на Лэнгдона. Он прихватывает её за плечо ладонью, мягко и осторожно, и по спине проходит дрожь, но уже не испуганная, а будто взволнованная.

Вейнебл смотрит на труп Коко, и Мэллори почти готова к обвинениям в убийстве, но Вильгемина будто не видит зияющей раны прямо в центре лба. Или видит, но как-то иначе.

– Что здесь произошло? – она оборачивается, царапает взглядом руку Лэнгдона, так спокойно и почти по-хозяйски лежащую на плече.

– Я… – Мэллори сглатывает, понимая, что ответа у неё нет, и соврать ей нечего. – Не знаю, – заканчивает, и это настолько откровенная неправда, что светится на лбу неоновой надписью, и можно прочесть с легкостью. Она знает, знает, что произошло с Коко, но вряд ли кто-то поверит в невероятную историю, в которой бывший парень Сент-Пьер Вандербильт пробрался в бункер незамеченным. Здесь любое нарушение границы отзывается бешеной сиреной и моргающим красным светом.

Вейнебл смотрит на Мэллори со смесью недоверия и отвращения.

– Мистер Лэнгдон?

Почему Вейнебл не видит раны в голове у Коко? Что происходит? Мэллори чувствует, как её захватывает паникой, но ладонь Майкла на плече сдерживает эту волну, поднимающуюся откуда-то изнутри. Обычно напирающий на чужие слабости и эмоции, сейчас он пытается эти эмоции утихомирить, и она не понимает, зачем? Зачем он так её бережет? Зачем хочет видеть на своей стороне? И что это за сторона, что за мир, который Майкл Лэнгдон хочет построить?

Может ли он создавать вообще?

– Насколько я могу судить, мисс Сент-Пьер Вандербильт упала в обморок и ударилась головой об угол стола, – спокойно поясняет Майкл. – Ужасная трагедия. Думаю, её тело нужно убрать отсюда, пока на него не наткнулись другие.

Вейнебл задумывается. Затем кивает.

– Приберись здесь, Мэллори, – бросает она. – Я пришлю ещё кого-нибудь из слуг, чтобы забрали тело.

Мэллори хочет спросить, не будет ли у них снова на ужин похлебки из человечины, однако прикусывает язык и опускается на колени, чтобы оттереть лужу крови, почти въевшуюся в паркет. Хотя бы попытаться. Уходя, Лэнгдон оборачивается через плечо и едва заметно улыбается ей. Или усмехается. Будто прочитал её мысли. Будто доволен тем, как она теперь думает.

С ним не поймешь.

========== III ==========

Комментарий к III

После просмотра четвертой серии я поняла, что, видимо, окончательно ухожу в АУ. Простое противостояние колдунов и ведьм, светлого и темного… ну такое. Мэллори, конечно, очевидно была светлой, и даже по третьей серии было видно, что её силы противоположны силам Майкла, но… Но.

Так мне нравится больше.

Вильгемина Вейнебл сообщает всем, что Коко погибла в результате несчастного случая, но, кажется, жалеет о её смерти только мистер Галлант. Впрочем, по нему трудно судить, искренен он или только вид делает. Мэллори старается не отсвечивать, и ей это вполне удается – сначала Блокпост номер три гудит, обсуждая смерть Коко, а потом всё возвращается на круги своя.

Лэнгдон вовсе не собирается, кажется, объявлять счастливчиков, что отправятся в Святилище. Он снова и снова допрашивает каждого из них, и в гостиной Лиловые обеспокоенно обсуждают собственную судьбу. Они не знают, что и думать, чего ожидать. Мэллори не ожидает ничего: подает ужины, которые выглядят всё более жалкими, и думает, что Вильгемина очень зря не воспользовалась трупом Коко и не приготовила из него суп или жаркое. И задается вопросом, смогла бы съесть хоть кусочек?

С удивлением отвечает сама себе: смогла бы. Желудок урчит от голода каждый чертов день, а дни тянутся, как пережеванный Дирол, липкий и отдающим чем-то кисловатым. Чтобы справиться с этим чувством, она старается думать о чем-то хорошем, но сбивается на время до ядерных взрывов и с ужасом понимает, что бункер стал её реальностью, въелся настолько, что времени до она уже не помнит. Оно кажется ей размытым, будто изображение за мутным стеклом. Быть может, этот Блокпост всегда существовал, а она, Мэллори, всегда была здесь Серой?

На самом деле со дня смерти Коко не прошло и недели.

Лэнгдон вызывает к себе Мэллори в один из таких тихих, как затишье перед бурей, дней. Как всегда, в черном, он сидит за столом и что-то печатает, а, заметив Мэллори в дверях, захлопывает крышку ноутбука и чуть склоняет голову набок:

– Здравствуй, Мэллори. Присаживайся.

Осторожно присев в низкое кресло, Мэллори ощущает себя ещё более низкой и хрупкой, чем она есть. Ростом она никогда не отличалась, а полтора года на своеобразной диете заставили её сбросить даже тот мизерный лишний вес, который у неё был.

«Интересно, это кресло такое низкое только для того, чтобы сидящий почувствовал себя букашкой?»

– Вообще-то оно такое само по себе, – Лэнгдон смотрит на неё внимательно, и в его серо-голубых, обычно холодных глазах она снова примечает несвойственное ему лукавство. – Ты хочешь быть со мной на одном уровне?

Вопрос звучит так, словно Майкл вкладывает в него какой-то подвох. Мэллори прикусывает щеку изнутри: если она ответит, что да, что он с ней сделает? А если ответит, что нет? В конце концов, она Серая, хоть внутренне и не смирилась с этим положением, и до сих пор бунтует против строгой иерархической системы, придуманной Вейнебл.

– Могу я не отвечать на этот вопрос?

– Нет, – Майкл откидывается на спинку своего кресла, едва заметно улыбаясь, и Мэллори вдруг понимает, что ему вряд ли исполнилось хотя бы двадцать пять. Если к сыну Дьявола вообще приемлем вопрос возраста. – И ты не можешь соврать.

Мэллори чувствует, что в их общении что-то изменилось – настолько неуловимо, что могло оказаться галлюцинацией, порожденной её усталым мозгом. Но взгляд, преследующий её, куда бы она ни пошла, нельзя ни с чем спутать. Лишь Майкл Лэнгдон умеет смотреть так, что ты понимаешь: он за тобой наблюдает, и тебе лучше не рыпаться и не дергаться.

Майкл испугался её тогда, после первого этапа интервью, но теперь он просто… любопытствует? Исподволь убеждает, раскрывает перед ней изнанку мира, который она думала раньше, что знает, но, оказывается, не знала совсем. Ищет и находит в Мэллори то, что она в себе никогда не видела.

Показывает, что без тьмы не существует и света, и каждый носит в себе эти противоположности, каждый раз выбирая, за какую команду ему играть. Звучит двусмысленно, и Мэллори едва сдерживает хихиканье.

– Я задал такой смешной вопрос? – Лэнгдон прекрасно может читать её мысли, но сейчас она не ощущает его воздействия. Они оба просто сидят друг напротив друга и чего-то ждут.

– Нет, я… – Мэллори всё-таки улыбается. – Просто подумала какую-то глупость.

Майкл подается вперед, опираясь локтями о столешницу, и смотрит ей прямо в глаза.

– Так ты хочешь, чтобы я находился с тобой на одном уровне или нет?

А затем поднимается, обходит стол и садится перед Мэллори на корточки, так, что их лица оказываются вровень, и опять – близко. Слишком близко. Так, что у неё перехватывает дыхание от нечеловеческой красоты его лица, впрочем, он и не совсем человек. Ему впору быть Дорианом Греем, да только он уже – Дьявол во плоти, сын Дьявола, его наместник на земле. И править ему ядерной зимой да каннибалами, потому что остальные вот-вот вымрут совсем.

Как динозавры.

– Какого ответа ты ждешь? – Мэллори вздрагивает от собственной смелости. Лэнгдон тянется и касается ладонью её лица, большим пальцем проводит по её бледной, полтора года не видевшей ни солнца, ни воздуха коже.

– Неправильный вопрос, – отвечает он тихо. – Я хочу знать, что ответишь мне ты.

Майкл Лэнгдон – зло в чистом виде, змей-искуситель, шепчущий обещания, которым будет суждено разбиться. Мистер Галлант был готов идти за ним куда угодно, хоть по раскаленным углям, хоть на дно океана, и оказался ему не нужен. Коко, предлагавшая ему едва ли не себя лично, чтобы попасть в Святилище, мертва и разлагается за пределами бункера – отличная пища для снующих за воротами каннибалов. Мэллори нечего предложить Лэнгдону, да она и не хочет ничего ему предлагать.

Кажется, он предлагает ей сам: Святилище, спасение, помощь. Но может ли он помочь Мэллори? Может ли хоть кто-нибудь ей помочь? Она не знает. Ей думается, что никто ей не поможет. Она вспоминает огонь, полыхнувший в камине, и то странное, секундное чувство освобождения, стоило ей выпустить свои силы. По крайней мере, Майкл утверждает, что там была сила, а Мэллори уже ни в чем не уверена.

Ни в чем, кроме того, что падает во тьму, и падению нет конца. Впрочем, какая разница? Возможно, Лэнгдон прав, и у каждого из нас есть собственная тьма и собственный ад внутри. И этот ад страшнее, чем описанный в Библии.

– В этом бункере нет никого, кто не хотел бы отправиться в Святилище, – Мэллори не отстраняется от Лэнгдона, и он продолжает оглаживать её щеку, пуская вдоль её спины взволнованные мурашки. – Я – не исключение. Но только тебе решать это.

Лэнгдон проходится взглядом по её лицу, от глаз к губам, и снова улыбается.

– Что, если ты окажешься там со мной? На моей стороне.

– Разве есть другая сторона?

И это звучит как «разве есть жизнь за пределами этого бункера?». Как Мэллори дошла до такого?

– Всегда есть другая сторона, – Майкл убирает руку от её лица, и Мэллори невольно ведет головой в сторону, стремясь вернуть ощущение чужой теплой ладони. – Мир многослоен, Мэллори. Ваши ученые, считающие, что человек – высшая ступень эволюции, в корне не правы. И в глубине души ты прекрасно знаешь, кто ты такая, – он вновь подается вперед и опирается руками о подлокотники кресла. Мэллори вздрагивает: их лица находятся на расстоянии пары сантиметров друг от друга. И её затягивает в ледяной водоворот его взгляда, и воздуха катастрофически не хватает.

– Я просто хочу быть собой, – она моргает, пытаясь сбросить наваждение. – И всё.

– Для этого тебе придется признать, кто ты есть. Принять тьму в себе и позволить ей обнимать тебя. И тогда ты сможешь найти свое место.

– Рядом с тобой, ты хочешь сказать? – во рту у неё пересыхает, и Мэллори тяжело сглатывает, чтобы смочить горло.

Его сила – обманчиво-спокойная, темная, обволакивающая, – душит её, мешает вздохнуть свободно, пробирается под ребра, и хочется вскрыть грудную клетку и вывернуть её наизнанку, чтобы освободиться… а, с другой стороны, не хочется, пошло оно всё к черту. Тьма – привлекательна, тьма тянет к себе и обещает больше, чем, возможно, может дать, но свет, похоже, не может вообще ничего давать теперь, только забирать и заставлять чувствовать себя не на своем месте.

– Как я и сказал, – Лэнгдон поднимается, возвращается в свое кресло. Мэллори приходится глубоко дышать, царапая воздухом нёбо, чтобы прийти в себя. – Я мог бы помочь тебе, Мэллори, – он глядит на неё, склонив голову набок, и он совершенно точно знает всё, о чем она думает. – Если ты захочешь.

Мэллори выбирается из его кабинета на негнущихся ногах и прислоняется спиной к стене, пытаясь отдышаться. Ей просто нужен воздух, немного воздуха, подальше от этого гадюшника – здесь есть змеи похлеще тех, что подчиняются Майклу. И стук трости оповещает Мэллори, что одна из них приближается.

Да не в одиночестве. Вместе с ней мисс Мид – как всегда, в черном, как ворона или летучая мышь. Хватает Мэллори за локоть, а хватка у неё железная.

– Идешь с нами, – чеканит, будто приказывает. Наверное, это и есть приказ. Мэллори успевает только взвизгнуть, и рот ей зажимают рукой. – Лучше тебе помалкивать.

Вильгемине Вейнебл приходит в голову страшное: она считает, что Мэллори убила Коко. Пусть Вейнебл не видела раны от ножа у Вандербильт в голове, она всё равно была уперто уверена, что служанка приложила свою хозяйку об стол, а мистер Лэнгдон зачем-то покрывает Серую. Они затаскивают упирающуюся и вырывающуюся Мэллори в какое-то помещение: стены обиты железными листами, с потолка свисают кандалы. Вейнебл дергает застежки платья на спине у Мэллори.

Та взвизгивает, и визг проходится наждачкой по её горлу.

Мисс Мид вытаскивает пистолет.

– Ещё раз заорешь – и я пущу тебе пулю в лоб.

Если первое время общения с Майклом Лэнгдоном вызывало у Мэллори страх сродни детскому ужасу перед монстром под кроватью, если её собственные силы пугали неизвестностью, то пуля в черепе – факт вполне реальный, заставляющий Мэллори заткнуться. Она распахнутыми глазами смотрит на дуло и стискивает зубы. На висках выступают капли пота. Ей страшно, страшно, так страшно, – ещё недавно она думала, что, даже стоит ей умереть, мир ничего не потеряет, а теперь она хочет жить. Очень хочет жить.

Боже, позволь ей ещё пожить! Впрочем, Бога нет. Не было в момент, когда кто-то жал на красную кнопку, выпуская ядерные бомбы. Не было, когда Коко измывалась над ней. Не было никогда. А есть Дьявол, и он умеет читать её мысли.

«Майкл, – мысленно вопит Мэллори. – Помоги!»

Впрочем, кто знает, как действуют его силы? Может ли он слышать её, когда она не рядом? И захочет ли помогать? На её мысленный крик только лампы моргают и трещат, готовые в любой момент вырубиться. Неужели ей недостаточно страшно?

Жаль, что здесь нет огня.

Вейнебл стаскивает с Мэллори платье, оставляя лишь в нижнем белье. На хрупких запястьях смыкаются наручники.

– Зачем ты убила Коко Сент-Пьер Вандербильт?

Мэллори смотрит в ничего не выражающее лицо Вильгемины и думает, что она здесь, в этой комнате, вовсе не потому, что демон Блокпоста номер три посчитал её виновной в чьей-то смерти. Она здесь потому, что Вейнебл знает – её в Святилище не возьмут, а у Мэллори ещё есть шанс. Или она думает, что есть. Не важно. Вейнебл злится. Она ненавидит Мэллори ещё сильнее, чем раньше.

– Я её не убивала, – отвечает Мэллори. – Почему вы так решили?

– Вопросы здесь задаю я! – Вильгемина повышает голос. Плетка свистит в воздухе, и кожаные ремни опускаются на спину Мэллори. Это чертовски больно, и мышцы горят от удара, на коже остаются алые полосы. По щекам у Мэллори текут слезы. – Что связывает тебя с Майклом Лэнгдоном?

Свист ремней.

Мэллори кричит, и одна из ламп, в дальнем углу комнаты, лопается, осыпая пол осколками. Мисс Мид опускает плетку, растерянно моргает. Но им и в голову не может прийти, что… что?

«Больно!».

– Что вас связывает? – повторяет Вильгемина. Она не обращает внимания на осколки, кажется, считает их несчастным случаем.

– Ничего!

– Ложь, – Вейнебл смотрит с таким презрением, будто её вынудили общаться с букашкой. – Иначе он не покрывал бы твоё преступление. Я уверена, ты решила убить Коко в надежде, что перестанешь быть Серой, но ты родилась прислуживать, и такой умрешь. Мисс Мид?

Ещё один удар, и Мэллори воет от боли. Выплеск силы разбивает ещё одну лампу.

– Да что сегодня с этими светильниками? – бормочет мисс Мид и снова замахивается плетью.

– Я её не убивала!

– Нет? – Вейнебл протягивает руку и тычет пальцем ей в грудь. – Тогда что именно ты так долго обсуждаешь с мистером Лэнгдоном, если не очередной план? – Она морщится. – Или ты пытаешься соблазнить его, чтобы попасть в Святилище, на место, что было предназначено им для Коко? Думаешь, здесь нет более достойных?

Сквозь пелену боли Мэллори понимает, что Вейнебл не просто зла и разочарована. Нет, она почти в отчаянии и боится остаться на блокпосте в одиночку, умирать от голода, пока за ней не придут каннибалы, сочащиеся гноем. Она смертельно боится оказаться вдруг беспомощной, без той власти, что стала наркотиком.

И она завидует. А, если Вейнебл не скрывает свои чувства перед Серой, значит, здесь Мэллори и умрет.

– Я не трогала Коко… – выдыхает Мэллори упрямо. – И мистер Лэнгдон просто разговаривает со мной… как со всеми! – она почти кричит. На спине, как ей кажется, не осталось живого места, только вспухающие рубцы, и боль, боль, боль.

Вейнебл смотрит на неё. Потом кивает мисс Мид:

– Пусть побудет здесь. Утром мы придем допросить её снова.

За ними закрываются автоматические двери, а Мэллори кажется, будто она вот-вот потеряет сознание. Она понятия не имеет, откуда у неё взялись силы перетерпеть эту боль – может, откуда-то изнутри, и, может быть, Лэнгдон прав, и в ней скрывается больше, чем она думает. Жаль, в этой комнате не было огня, она, возможно, спалила бы её до основания, а так…

Черт, как же ей больно! Мэллори закрывает глаза, пытается отключиться, пытается представить, как уходит боль, обжигающая тело. Не получается.

Двери неслышно открываются, и знакомые шаги оглушают её в тишине. Лэнгдон останавливается рядом, и Мэллори, хоть и не сразу, открывает глаза.

– Значит, Вейнебл, – произносит Майкл негромко. – Надеюсь, хотя бы один осколок светильника отлетел ей в лицо?

Наручники щелкают, раскрываясь и освобождая Мэллори руки, и она кулем падает на пол, разбивая ладони и колени в кровь. Лэнгдон подхватывает её, и, кажется, впервые прижимает Мэллори к себе. Он кажется вполне теплым, а ещё пахнет опасностью, сухими лепестками роз и яблоками.

– Я могу тебе помочь, – шепчет он ей на ухо. – Если ты попросишь…

========== IV ==========

Если вы заключаете сделку с дьяволом, значит, ни один ангел не предложил вам более выгодных условий.

© М. Томас. Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Открыв глаза, Мэллори обнаруживает себя укрытой простыней до самого носа. Полумрак в комнате, освещаемой только лампами – а ведь Вейнебл говорила, что генератора в блокпосте нет! Каждый раз этот свет изумляет Мэллори, как впервые, а, может быть, её изумляет ложь – не позволяет ей разглядеть, в чьей спальне она находится, но зато она четко понимала, что не в спальне слуг точно.

– Ты очнулась.

Мэллори вздрагивает, торопливо обводит взглядом помещение. В одном из кожаных кресел, почти таких же, как стоят в кабинете, устроилась темная фигура. На неё не падает тусклый желтоватый свет, но она точно знает, что это – Майкл Лэнгдон. Трудно не узнать его глубокий, спокойный голос, который она так часто слышала в последнее время. Мэллори осторожно заглядывает под край простыни. Охает, обнаружив, что прежнего её грубого нижнего белья на ней нет, а вот мужская рубашка из мягкой и тонкой ткани – вполне себе есть.

– Не бойся, – Майкл поднимается с кресла плавным, почти кошачьим движением. – Я не раздевал тебя. Позвал на помощь одну из служанок.

Понятия не имея, чего в её эмоциях больше, облегчения или какого-то странного чувства, похожего на разочарование, Мэллори осторожно отпускает край простыни. Чужая одежда не вызывает отторжения, пахнет яблоками и лепестками засохших роз – это странно, так странно, – и приятно обнимает её тело. Мэллори не помнит, когда в последний раз надевала что-то, отличающееся от грубых серых платьев и такого же грубого белья. Правда, льняные панталоны ей притащили явно из её нынешнего гардероба… Но хорошо, что они вообще на ней есть.

Приподнявшись на постели, Мэллори замечает, что её исполосованная спина вовсе не болит. Ни намека на боль от ударов при движениях, а ведь секла её мисс Мид от всей своей черной души.

– Пришлось немного тебя подлечить, – Лэнгдон вытягивается на кровати прямо поверх покрывала, и, хотя Мэллори понимает, что это, скорее всего, его личные покои, и вести себя он здесь может, как захочет, ей неловко. Майкл скрещивает ноги в лодыжках. – А тебе больше понравилось бы изнывать от боли?

Почему он всегда задает ей вопросы, на которые сам знает ответ?

– Почему ты всё никак не поймешь, что ответы я хочу услышать от тебя? – откликается он, и в его тоне Мэллори слышит веселье, граничащее с насмешкой. – Я могу вытащить любой ответ из твоей головы, но к насилию я прибегаю в самых крайних случаях.

Мэллори смотрит на него, Лэнгдон в ответ изучает её – от наверняка встрепанных светлых волос до ворота его собственной рубашки. В её предыдущей жизни она нисколько не смущалась находиться в одной кровати с мужчиной – ради всех богов, которые ещё остались, она не школьница! – но Лэнгдон заставлял её… нервничать. И она отдала бы зуб, чтобы понимать, что означает это волнение, разворачивающееся изнутри.

Бояться его было проще. И легче.

Лэнгдон щурит глаза, в желтом свете кажущиеся почти теплыми. «Это обманка», – напоминает себе Мэллори. Он спокоен, как сытый хищник после удачной охоты, и она думает, не она ли была этой жертвой?

– Так ты предпочла бы, чтобы тебе было больно? – он понижает голос до самого шепота, отчего её пробирает дрожью до самых костей, и, наверное, ей стоит уйти, но для этого придется выбраться из кровати и добраться до её платья, висящего на стуле, а Майкл будет… смотреть.

Он забавляется ситуацией, насколько может забавляться Дьявол, или кем он там является, сыном Дьявола? Мэллори понимает, что он будет добиваться ответа, пока не получит его, так или иначе, но невидимых щупалец в своей голове она не хочет ощущать больше никогда. Она прислушивается к себе, чтобы понять, как ответить ему, и удивляется собственным ощущениям.

– Если бы я предпочла, чтобы мне было больно, я бы выбрала что-то ещё, – оказывается, разговор с Майклом Лэнгдоном может быть даже любопытным, если раскопать в себе под слоями страха и желания не отсвечивать прежнюю Мэллори. Ту Мэллори, которой она была до бомб, взорвавших этот мир и заставивших ядерную зиму завывать на поверхности.

Лэнгдон запрокидывает голову и хохочет – чертов вампир Лестат. Если он знал, кто Лестат де Лионкур такой, он явно его копировал. И получалось у него это лучше, чем у Тома Круза в старом фильме, который Мэллори смотрела незадолго до взрывов.

– Под твоей личиной действительно есть кто-то другой, Мэллори, – он поворачивает голову, и его светлые волосы шелком скользят по подушке. – Я хочу знать, какая ты под всей этой шелухой, навязанной тебе сначала обществом, а потом – Вейнебл.

«Если бы я сама знала, – думает Мэллори, ловя себя на желании дотронуться до его волос. Они кажутся мягкими, тогда как её собственные – натуральный беспорядок из спутанных прядей. – Но кто-то внутри меня активно скребется, прогрызает путь наружу. Кто-то сильнее, чем я сама сейчас»

И Майкл читает её мысли, как открытую книгу или текст на экране его макбука.

– Не попадайся на глаза Вильгемине Вейнебл, Мэллори, – произносит он, усмешка исчезает с его лица, и лед в его взгляде возвращается. – Я всё ещё намерен забрать тебя с собой в Святилище.

– Почему?

Она никогда не устанет задавать этот вопрос. Ей и правда очень интересно, зачем Майклу Лэнгдону в Святилище Серая, и он снова щурится, забавляясь её вопросами, но ни на секунду ей не стоит забывать, что он – хищник, способный перекусить ей горло одним движением. Мэллори это и помнит, а вопросы в её голове не находят ответов.

– Потому, что скоро ты поймешь, кто ты такая, Мэллори, – он касается пальцами её подбородка, и всё происходящее так странно, и кажется ей сном. Уже не кошмарным, но затягивающим, будто вязкая тьма. – Всему своё время. Но для этого тебе надо будет умереть и воскреснуть.

Как всегда, он говорит загадками и заставляет приходить за ответом снова и снова. Но теперь ей хочется эти загадки разгадать. Медленно, будто от долгой спячки, в ней просыпается жадное любопытство. Лэнгдон смотрит на неё, пока она торопливо влезает в платье прямо поверх его рубашки, лишь бы не пришлось её стаскивать на его глазах. И что-то темное внутри неё жаждет узнать, о чем он думает, если думает о чем-то сейчас вообще.

Мэллори везёт – никто не встречает её, когда она возвращается на половину слуг, пряча чужую вещь под собственной одеждой. Бункер, оказывается, ещё спит, а ей пора приниматься за работу, если не хочет вызвать гнев Вейнебл. Мэллори думает: почему Горгона Блокпоста номер три всё ещё не приказала её убить? И приходит к выводу, что не обошлось без Лэнгдона. Мэллори не знает, нужно ли благодарить его, или его помощь аукнется ей чем-то похуже, чем ненависть Вейнебл? Хотя, что может быть хуже смерти? А Вильгемина Вейнебл захочет угробить её, в этом она уверена. Теперь за Мэллори неотступно следит не только Майкл Лэнгдон, к интересу которого она уже привыкла, и ей даже кажется, что его взгляд бывает откровеннее любых прикосновений. Теперь Вейнебл также наблюдает за Мэллори, и эта ненависть душит, не дает спокойно вздохнуть.

Но Вильгемина её больше не трогает, позволяет работать, как и прежде. А потом объявляет о вечеринке в честь Самайна, и это на неё не похоже. Внутри Мэллори её вторая – истинная? – сущность заходится в истерике. Что-то должно случиться.

– У нас будет Хэллоуин? – Андре не верит, что Вейнебл решила устроить им какой-то праздник, в честь чего? Мэллори вполне разделяет его скептицизм, хотя и наполовину не испытывает радости, охватившей жителей блокпоста.

– Жаль, моя бабуля и Коко не могут насладиться этим моментом, – вздыхает мистер Галлант, но глаза его горят, и очевидно, что его скорбь пусть и не совсем показушная, но всё же не настолько искренняя, как он хочет показать.

Мэллори не доверяет Вильгемине Вейнебл, она думает – что-то должно произойти, и что-то происходит, стоит им только поверить, что даже демон их бункера, стучащий тростью и раздающий пощечины за неповиновение, может быть похожа на нормального человека.

Начало праздника не предвещает беды совсем: они пьют, веселятся и танцуют под музыку, хотя их уже как минимум на трое человек меньше, чем в день их прибытия в бункер. Вейнебл и мисс Мид наблюдают за этим то с диванчика, то со второго этажа, облокотившись на перила. Майкл приглашение на вечеринку проигнорировал, прекратив интервью с жителями блокпоста ровно за день до неё и запершись в своей спальне. Будто ему не нужно ни есть, ни общаться с людьми. Это удивляло всех, кроме Мэллори.

«Вряд ли Майклу нужно вообще хоть что-то есть, – думает она. – И вряд ли он действительно хочет принимать приглашения Вейнебл»

Которая, разумеется, выглядит раздосадованной этим фактом, но пытается не показывать своего раздражения слишком явно. Вероятно, она уже знает, отправится ли в Святилище, и, вероятно, ответ её не устраивает, кто знает? И кто знает, быть может, издеваясь над Мэллори, под «более достойными» она имела в виду себя? Мэллори ощущает зависть, исходящую от Вейнебл и отравляющую всё вокруг, и боится. Она продолжает бояться, глядя на разлитое шампанское, но никому не становится плохо от напитка – почему же тогда ей так жутко? Почему хочется бежать, сломя голову, даже в ядерную зиму, даже на земли каннибалов, лишь бы этот страх ушел?

Опасения немного отступают, стоит Мэллори поддаться всеобщему праздничному веселью и выловить зубами яблоко из таза, полного воды. Детская забава, но воспринимают её все с восторгом – откуда Вейнебл удалось достать фрукты, никто не знает и не хочет знать. В конце концов, это ведь не похлебка из Стю и не суп из змеиного мяса. Это просто яблоки, что может быть в них опасного?

«Белоснежка тоже так думала», – раздается в её голове знакомый тягучий голос, как и всегда – спокойный. Мэллори помнит, что Майкл советовал ей избегать Вильгемину Вейнебл, но здесь и сейчас – всего лишь Хэллоуин, если не по календарю, так по настроению. Она смотрит на алую кожицу плода, и рот её наполняется слюной. Капли воды стекают по бокам яблока.

Мэллори сглатывает. Она так давно не ела свежих фруктов, что забыла их вкус, и теперь тянется вцепиться зубами в неожиданный дар судьбы. Подносит его ко рту…

– Подождем, пока все смогут принять участие в сегодняшних развлечениях, – Вейнебл с балкончика смотрит прямо на неё, и Мэллори опускает яблоко, привычно сжимается внутренне. – А потом будем праздновать, как все цивилизованные люди. Вместе.

Что-то в её словах настораживает, заставляет ощутить холодок, скользящий за ребрами. Мэллори помнила, что в детском мультфильме про Белоснежку, о которой так любезно напомнил ей Лэнгдон, за тонкой кожицей красного сочного яблока скрывался яд, и принцесса упала замертво, стоило ей откусить хотя бы кусочек.

Вейнебл, конечно, похожа на ведьму: такая же завистливая и злобная, третирующая жителей блокпоста и заставляющая их подчиняться правилам, которые неизвестно, кто придумал. Но сама Мэллори – ни разу не принцесса и не красавица, да и принца не наблюдается в радиусе примерно целого бункера. Двое из оставшихся мужчин – открытые геи, третий – безумно влюблен в Эмили, а Майкла Лэнгдона принцем в здравом уме никто не назовет. Хотя черт знает, что надумала там себе Вейнебл?

«Черт уж точно знает», – эта мысль Мэллори веселит, и она усмехается. Один конкретный черт совершенно точно знает, что у каждого из них в головах. Ей кажется, что она слышит, как смеется Лэнгдон: её размышления для него вряд ли секрет. А, может быть, ей просто действительно чудится. В последнее время Майкла Лэнгдона было слишком много в её жизни, немудрено и спятить.

Остальные тоже пытаются выловить яблоко из воды, и большинству даже удается. Это веселье немного уравнивает их между собой, и даже удается забыть, что стоит празднику закончиться, и Лиловые снова будут смотреть на Серых, как на пустое место. И снова это будет раздражать, а ещё больше будет бесить невозможность хоть что-то изменить.

Мэллори согревает холодный плод в ладонях. Успокоившаяся было интуиция снова воет внутри сиреной, но голод берет своё, в желудке уже давно пусто. Что может случиться?

– Мы благодарим Кооператив и их огромную щедрость, – произносит Вейнебл, и в её тоне сквозит прямо-таки викторианский пафос. Такой же, каким пропитан созданный её руками мир в отдельном бункере. – За убежище от ядерного шторма и диких тварей, что угрожают нашим границам. Нашей человечности. Пришло время вкусить нашу счастливую судьбу. Вот ваша сладость.

Она поднимает яблоко в воздух, и все повторяют её жест, будто в игре «Саймон говорит». Мэллори смотрит на плод, и голод побеждает интуицию. Побеждает всё вообще.

На вкус яблоко божественно. Сочное и спелое, оно напоминает о временах, когда мир был таким, каким его привыкли видеть. Мэллори с хрустом откусывает большущий кусок, и ей кажется, что, говоря словами Коко, у неё во рту происходит оргазм. Остальные явно ощущают то же самое – стоит лишь взглянуть на довольное лицо Эмили, и всё становится понятно.

А потом приходит кошмар.

Мистер Галлант начинает блевать первым. Его лицо кривится, он хватается за живот, склоняется вперед и блюет. Андре хватается за горло. Мэллори тоже чувствует, что еда встает ей в глотке комом, и яблочный сок выжигает ей внутренности. Ей нестерпимо хочется выкашлять съеденное, выплюнуть, вывернуть себя наизнанку, чтобы спастись от этого огня, от боли. Уже не обращая внимания на других, Мэллори выплевывает недожеванную мякоть. Её тошнит на пол, на собственное платье. Яблоко летит куда-то в сторону.