Текст книги "Камни в холодной воде (СИ)"

Автор книги: Sиничка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Не переставая перебирать волосы Лии, Борисов аккуратно протянул руку и, бережно проведя по судорожно сжатым пальцам Лии, забрал у нее карабин.

Когда мертвая тяжесть оружия исчезла из руки, её снова начало трясти. Она судорожно вздохнула и размашисто провела по лицу ладонью, закусив, чтобы не взвыть от боли, рукав куртки.

– За что, Андрей? – она умоляюще посмотрела на Борисова, ища ответ. – За что он так со мной?

– Дурак потому что, – глухо ответил Андрей. – Просрал работу, стационар, а теперь ещё и тебя. И вообще, – Борисов решительно выпрямился, – он предал не только тебя, но и всех нас.

Лия ничего не ответила, а лишь молча наблюдала за тем, как Андрей передал карабин, блеснувший на прощание, Эдику, который аккуратно взял его и направился к домику дяди Паши – вернуть оружие, а заодно выключить генератор – незачем жечь бензин.

Сердце понемногу выравнивало ритм, а дышать становилось легче. Густая чернильная тьма, обступавшая Лию со всех сторон, начала понемногу рассеиваться – забрезжил спасительный свет, указывающий на выход из положения. И выход, как ни странно, подсказал ей бензин.

– Когда приедет Малиновский? – резко спросила Лия, поворачиваясь к Борисову, который всё ещё не убрал руку с её спины.

– В среду приедет, в четверг уедет, – осторожно ответил Андрей. – Что ты хочешь?

– Я хочу уехать, – решительно произнесла Лия. – Уехать очень далеко. Мне здесь делать нечего. Вадиму Борисовичу я не нужна.

Однажды он застал тебя с Петрушкой.

Заплакал и отправился за пушкой,

Бегом назад и выстрелил в обоих,

Лишь только кровь осталась на обоях.

========== III. Торг ==========

Отпусти и забудь, что прошло – уже не вернуть.

Утро следующего дня застало Лию совершенно разбитой. Когда прозвенел будильник, вырвавший её из благословенного забытья, она долго не могла сообразить, что же вчера произошло. Она просто лежала, глядя мутными глазами на белёный потолок домика и, кутаясь в спальник, пыталась сохранить остатки ночного тепла, которые грели её озябшие ноги как чудесный сон – душу. Случившееся вчера казалось настолько нереальным и диким, что на мгновение она поверила, да так, что защемило сердце, что это был сон. Дурной, злой сон, который растает с первыми же лучами солнца.

Но увы, случившееся не было сном. Лия поняла это, как только подошла, шлёпая подошвами высоких резиновых сапог по мокрой от утренней росы траве, к домику Ильинского в отчаянной надежде увидеть сквозь узкую полоску штор на окне, как её научный руководитель мирно спит, укрывшись теплым стёганым одеялом. Но кровать была пуста и не тронута, а дверь, распахнутая настежь со вчерашнего вечера, когда Вадим Борисович пошёл, почти побежал встречать Дружинина, так и поскрипывала, тихонько вращаясь на несмазанных петлях.

К горлу Лии подступил комок, но слезы не шли, да и негодование было больше похоже на искры над пеплом, чем на полыхающий костёр. Она истратила все силы ночью, когда курила и заряжала карабин.

Распрямив похудевшие за лето плечи и гордо подняв голову, Лия развернулась и, включив музыку, зашагала на обход по сетям, пробираясь сквозь мокрые заросли. Капли росы стекали вниз по чапсам¹ – подарку дочки Анны Михайловны Лерки, так что промокнуть насквозь, как это бывало раньше, Лия не боялась. Сейчас, когда в наушниках играл Крематорий, её даже не волновала вероятная встреча с бешеной лисой, которая уже неделю шныряла по лагерю.

– Маленькая девочка со взглядом волчицы.

– Со взглядом лисицы, блядь, – со злостью усмехнулась Лия, перепрыгивая начавшую зарастать колею. – Стать бы сейчас лисичкой и как куснуть Ильинского. Пусть бы умер в страшных муках.

И, передёрнув плечами, она зашагала дальше, в глубине души надеясь, что куча птиц обеспечит ей доступ к Ильинскому на законных основаниях – пусть сам разбирается с тучей крикливых пернатых.

Но и этой маленькой надежде не суждено было сбыться. Пока Лия ходила на обход, Ильинский успел вернуться к себе в домик и сейчас лежал на спине – ей даже показалось, что у него открыты глаза, но лишь на мгновение.

Осторожно открыв входную дверь и зайдя в коридорчик, Лия отчётливо уловила запах перегара, который ядовитым туманом стелился перед дверью комнаты Ильинского, которую он предусмотрительно захлопнул – у Вадима Борисовича появилась поганая привычка спать в одних трусах, и Лия несколько раз натыкалась на научного руководителя в белье. Хотя она всегда стучалась и спрашивала разрешение войти.

«Может, это были такие своеобразные подкаты?» – подумала Лия.

В этот момент Ильинский за дверью как-то натужно кашлянул, и запах перегара усилился. Лия скривилась и, отбросив вежливость, быстро, топая сапогами, подошла к двери Ильинского и постучала.

– Да, – раздался из-за двери слабый и неровный голос Вадима Борисовича. Сразу было понятно, что он мертвецки пьян.

– С птицами помогать будете? – сухо и резко осведомилась Лия, продолжая стоять за дверью. Её сердце словно молот о наковальню стучало в груди. – Крылья мерить, взвешивать?

– Я бы ещё поспал, – выдавил из себя Ильинский – судя по голосу и проглоченным окончаниям слов, ему было очень плохо.

– Ну как хотите, – и Лия, резко развернувшись, направилась в лабораторию орнитологии.

Душа горела от обиды и злости. Значит, она не спала полночи, думала, за что он так с ней, переживала, ещё раньше – страдала из-за того, что его увольняют, а он спит пьяным сном и даже не чешется ей помочь!

– Хотя сам всегда говорил, что как бы ты ни был пьян, утром должен встать и работать, – пробурчала Лия, развязывая тесёмки на полотняном мешочке и вынимая оттуда пёстрого молодого соловья. – Двойные стандарты-с.

Она чувствовала, что к приезду Малиновского догорит. Никогда она так ещё не ждала высокомерного и падкого до женской ласки Александра Владимировича.

«А ведь его вырастил Ильинский. Яблоко от яблони, как говорится». – Следующий за соловьём молодой сорокопут попытался клеваться, но был безуспешен – мягкий клюв сильным укусам не способствовал.

***

Ильинский показался на кухне ближе к девяти утра. Туман потихоньку начинал рассеиваться, поэтому Лия, которая сидела за одним из длинных обеденных столов и пила кофе, грея руки о горячую кружку, заметила его сразу. Вадим Борисович шёл нетвёрдой походкой, засунув руки в карманы зелёных камуфляжных штанов, и смотрел под ноги. Его пепельные волосы были растрёпаны с одной стороны, на которой он, очевидно, спал. Вообще весь вид Ильинского говорил о том, что проснуться для него было тяжело.

«Пить надо меньше, – кисло заметила про себя Лия, делая маленький глоток растворимого кофе. – Спасибо, что хоть проснулся. Но помощь уже не нужна». – Основной поток птиц схлынул – год был не особо плодовитым.

В этот момент Ильинский тяжёлым шагом зашёл на кухню, и Лия поспешно перевела взгляд в сторону – на вышке для флага как раз расположилась серая ворона, а выцветшие лохмотья, оставшиеся от знамени, рвано колыхались на ветру.

Вадим Борисович тем временем прошёл мимо Лии, обдав её стойким запахом выпитой накануне водки и, оказавшись рядом с плиткой, протянул руку к чайнику, в котором обычно находилась заварка, но вдруг остановился – он был пуст.

Наблюдая за Ильинским краешком глаза, Лия почувствовала, как в груди разливается некое торжество, смешанное с болью. Ильинский привык к хорошей жизни, и уже много лет не делал на кухне ничего полезного, разве что заваривал пару раз за полевой сезон чай.

– Почему чай не заварен? – капризно и, как показалось Лие, чуть виновато, протянул Ильинский, усмехнувшись краешком рта и поворачиваясь к ней, пытаясь улыбнуться.

Создавалось такое впечатление, что где-то в глубине души он прекрасно осознаёт, что натворил, но что-то – гордость ли, глупость ли, мешает ему произнести простое человеческое «прости».

– У господа были другие планы, – едко процедила Лия, не поворачивая головы к Ильинскому. – Но ведь вы вполне можете заварить чай сами.

Или попросить Лизу.

Лия надеялась, что Ильинский оценит важность предпринятого ей демарша – до неё никто и никогда не отказывал Вадиму Борисовичу и исправно заваривал чай. Впрочем, и он раньше был другим.

Однако Ильинский, занятый, должно быть, своими мыслями, пожал плечами и вытащил из кармана пачку сигарет. И снова – Western.

– В новый домик пока не заходите, – произнес Ильинский, закуривая. – И мальчикам передай. Там Дружинин. – Лие могло показаться, но глаза Вадима Борисовича на мгновение полыхнули озорным огоньком.

«Не только Дружинин, – саркастично подумала Лия, – девочки в её комнате нет, – когда она ходила будить Андрея и Эдика, пустая кровать Лизы сказала ей многое – так же, как и у Ильинского, – хотя… это было понятно ещё вчера».

Она уже собиралась напрямую спросить у Ильинского, как прошёл вечер встреч, но в этот же момент Вадим Борисович тряхнул головой, лёгким ударом пальца сбросил пепел с кончика сигареты, вышел из кухни и, повернувшись к Лие спиной, устремил взгляд на далёкие хребты невысоких гор, очертания которых проглядывали в редеющем тумане.

О чем он думал, когда долго курил, глядя вдаль? О том, как шикарно провел ночь? От этих мыслей Лие стало противно и грустно. Зачем Ильинскому понадобилась Лиза, когда крылом для него могла стать она – Лия? Нужно было только дать ей воздух. Видимо, чего-то ему в ней не хватало.

«Если это глупость в стиле – одну люблю, другую трахаю, то я окончательно перестану его уважать, – подумала она. – Хотя… Главный вопрос – а любит ли он меня?»

В этот момент Ильинский, докурив сигарету, привычным щелчком пальцев отбросил её куда-то в заросли крапивы и, кашлянув особенно надрывно, неспешно направился на обход, хотя было далеко не время идти. Лие показалось, что он как будто нарочно хочет быть от неё подальше.

«Когда кажется, креститься надо».

– Я думала, что он хотя бы заметит, что что-то не так, – расстроенно прошептала Лия, глядя вслед Ильинскому. – Ведь все можно поправить – просто извиниться, – последние слова она произнесла одними губами, понимая, что Вадим Борисович не извинится никогда в жизни.

Он не решал проблем, а просто уходил от них.

Вот и сейчас Ильинский шагал в сторону сетей, расположенных на берегу.

Лия откликнулась на зов серебряного ключа, пошла за ним, как за путеводной звездой. Но всё то лёгкое и воздушное, что дал ей ключ вначале, мгновенно обратилось в прах и, словно песок, утекло сквозь пальцы, оставив на них смазанные следы, пахнущие слезами и пеплом – так же, как и в душе Лии.

Мучимая мыслями и воспоминаниями, она резко вскинула голову. Рот наполнился солоноватым привкусом крови, а в нос ударил запах костра и золы.

– Полынь да зола тебе, Вадим, – прошептала Лия, глядя в бездонную кружку с кофе.

Чай пить она больше не могла.

Самым простым было бы, вероятно, пойти и напиться сегодня вечером с дядей Пашей, который всё равно ничего не помнил о карабине, но Лия чувствовала, что если напьется, да ещё у Горского, то ничто уже не спасет Ильинского и Лизоньку от пули.

«Надо отвлечься, – одёрнула себя Лия, чувствуя, как вновь погружается в пучину абсолютного отчаяния. – Не то к приезду Малиновского я догорю».

***

Спасение пришло с неожиданной стороны. Андрей ещё в начале практики собирался съездить на горную речку, которая находилась в семи километрах выше по течению чем «Тайга», однако, инженер стационара, а по совместительству пасечник и владелец лодки Виктор Николаевич Корнев, отказался брать с собой Борисова под каким-то малопонятным предлогом.

«Денег, должно быть, мало предложил, – заметила тогда Лия, и Андрей не мог с ней не согласиться – за мелкие транспортные услуги дядя Витя драл три шкуры».

Но сейчас – то ли из-за договора на исследования, то ли по велению души, Виктор Николаевич согласился свозить Андрея на Горянку, но с одним условием – с Борисовым поедет ещё кто-нибудь – по технике безопасности одному нельзя.

– Поплывёшь со мной на Горянку? – легко и как бы между прочим спросил Андрей, хотя Лия видела, как он внимательно наблюдал за ней.

«Я бы тоже за собой следила, – усмехнувшись про себя, подумала Лия. – После эпизода с карабином».

Ей было немного стыдно за ночные похождения с винтовкой, но вина и досада ещё не разъедали её душу – думала Лия пока совсем не о том.

– Я бы с удовольствием покаталась на лодочке, – ответила Лия. – Вот только надо спросить, – она чуть помедлила, – у Вадима Борисовича, – имя Ильинского отозвалось на языке вкусом пепла, – надеюсь, что он меня отпустит.

– У него выбора нет, – проведя пальцами по волосам, произнёс Андрей. – За ним огромный должок. – Его светло-зелёные глаза воинственно сверкнули за стёклами очков.

Вид Борисова, а так же его готовность работать, несколько вдохновили Лию, поэтому она легко соскользнула с кровати-нар, набросила на плечи зелёный армейский бушлат и вышла из домика.

Немного приободрившись, Лия зашагала на поиски Ильинского. Она надеялась, что найдёт его в лаборатории териологии, в которой занимались препарированием мелких млекопитающих – землероек и грызунов для разнообразных исследований. Лия надеялась, что, может быть, сейчас ей удастся с ним поговорить – без Дружинина и его девочки.

Ильинский нашёлся довольно быстро – Эдик как раз принёс утренний «улов» – больше полусотни грызунов и землероек, и теперь Вадим Борисович стоял на пороге лаборатории териологии и ждал, пока Кандаков начнёт обработку мышей.

Глядя на непривычно задумчивого Ильинского, Лия заметила, что он слегка улыбается, но не была уверена, чем вызвана эта улыбка – тем, что она пришла к нему или же что Лиза и Дружинин наконец-то встали – солнце, которое время от времени показывалось в разрывах серых облаков, предвещавших дождь, было в самом зените.

«Проснись так кто-нибудь из нас, – мелькнула у Лии мысль, – со свету бы сжили. Хотя прежде разбудили бы».

Она коротко вздохнула, собралась с мыслями и позвала Ильинского:

– Вадим Борисович.

Сердце у неё билось где-то в горле. Она чувствовала, что это – последний шанс на то, что Ильинский вернётся к ней.

– Ну, – Ильинский спустился с крыльца лаборатории и сделал пару шагов, уперев руки в бока, остановился перед Лией. Низ его рубашки, выпущенный из брюк, был безбожно измят и в чём-то испачкан. Лие не хотелось думать, в чём именно. – Что ты хочешь?

Вас.

– Дядя Витя везёт Андрея на Горянку, – быстро и удивительно уверенно проговорила Лия. Даже голос не дрожал, лишь был выше и звонче, чем обычно. – Насобирать растения и набрать воды. По технике безопасности одному нельзя. Можно поехать с ним? – она искательно посмотрела на Ильинского.

Лия надеялась, что он не разрешит ей ехать, попросит остаться. Она, конечно, поупирается для вида – или нет, но останется. Лия и правда была готова остаться, но ответ Ильинского уничтожил все её надежды и только прибавил желания поехать:

– А ты хочешь поехать? – он смотрел на неё и улыбался, чуть разведя руки.

Ещё чуть-чуть, и Лия подумала бы, что он зовёт её в свои объятия, но нет – Вадим Борисович так и остался стоять, а Лия была слишком зла на него и обижена, чтобы сделать шаг вперёд.

– Я бы покаталась, – честно ответила она, не кривя душой.

Почти.

– Так езжай, – усмехнулся Ильинский. – Весишь ты немного – не больше канистры с водой.

В любой другой раз Лия сочла бы шутку смешной, но сейчас ей так не показалось.

«Лучше на Лизонькину жопу посмотри!»

– Спасибо! – бросила она и, на ходу застёгивая бушлат, прокричала Андрею: – Всё хорошо! Я еду. Вадим Борисович разрешил!

***

Прохладный ветер бил в лицо Лие, унося с собой мрачные мысли и отчаяние. Она широко открытыми глазами смотрела на проносящиеся мимо берега реки, внимательно рассматривая всё, что попадалось на пути. Небольшие островки, заросшие колючими кустами ежевики, тонкие полоски галечных пляжей, которые длинными узкими мысами уходили в реку, сильно обмелевшую за жаркое лето. Над водой летали крикливые толстые чайки, а в небе над ними величественно парил кругами коршун.

Лия сидела спиной к носу лодки и смотрела, повернув голову, на всю эту красоту, которая мелькала перед глазами, словно в киносъёмке. Это было волнующее и в то же время успокаивающее чувство. Ей нравились такие полосы отчуждения, при продвижении по которым иногда совсем не хочется, чтобы приближался пункт назначения.

Сидевший напротив Лии Андрей уже успел застегнуть сетку на капюшоне своей энцефалитной куртки песочного цвета и теперь тоже смотрел по сторонам. В какой-то момент он оставил созерцание таёжной природы и повернулся к Лие.

– Дружинин – сверхразум, – произнёс Андрей, наклоняясь к ней и стараясь заглушить свист ветра в ушах. – Причалить в затон с илистым дном – это сильно.

– Торопился, наверное, к Лизоньке, – заметила Лия, осторожно опуская руку за корму лодки и касаясь кончиками пальцев водных брызг, которые летели во все стороны, когда нос разрезал водную гладь.

– Жаль, что мы пропустим то, как он будет оттуда выбираться, – усмехнулся Андрей, поправляя лезущие в глаза пряди волос, которые, несмотря на капюшон, развевались под тугими порывами ветра.

– Разве шмаровозка всё ещё стоит в затоне? – поинтересовалась Лия, глядя на то, как мимо неё проносится мелкий галечник. – Я думала, что, пока мы собирались, Дружинин уже отчалил.

– Интересное название для его лодчонки ты придумала, – оценил Андрей.

– Вспомнила, как в «Убить Билла» называлась розовая машина медбрата, – улыбнулась Лия. На душе было погано, но всё же теплей, чем ночью. – Думаю, что у Шлюховоза и четырёхколёсная коробчонка есть.

– С тем же названием, – засмеялся Андрей.

– Когда я была на первом курсе – тебя тогда в «Тайге» ещё не было, как и вот этого всего, – произнесла Лия, – Дружинин приезжал на своём джипе. Едва в «Трумен»² не въехал.

Лучше бы въехал.

***

Карабкаться вверх по течению Горянки было одновременно интересно и страшно. Дядя Витя – коренастый пожилой пасечник со светлыми глазами и такими же, почти белыми волосами, оставил их на берегу возле устья горной речки, а сам отправился к себе на пасеку – пересадить пчёлок.

Как и большая река, Горянка заметно обмелела – по крайней мере, Андрей, осторожно, но всё же быстрее, чем Лия, поднимаясь по погружённым в воду замшелым камням, утверждал, что, когда он был здесь в начале лета, вода доходила ему и Эдику до колена.

Сейчас это был мелкий, но всё же быстрый прохладный поток, который с шумом скатывался по небольшим порогам, сложенным из нагромождения больших камней, поваленных и поломанных стволов деревьев. По берегам Горянки росли в изобилии многочисленные кустарники смородины, а на некоторых камнях – больших и неподвижных, разрастались целые вселенные мхов и лишайников, по которым ползали жуки и прочие насекомые.

Андрей несколько раз останавливался на мелких островках в реке, чтобы собрать наиболее интересные растения, но настоящую большую остановку сделал в месте, где речка делала изгиб, а более-менее пологий берег выходил на склон, который сплошь зарос ковром из высоких трав и папоротников. Выглядело это всё потрясающе – совсем как в фильмах про динозавров, которые так любила в детстве Лия.

Радуясь тому, что надела накомарник, она осматривала всё это зелёное великолепие.

– Интересно, – задумчиво произнесла Лия, сидя на поваленной берёзе и наблюдая за тем, как Андрей выкапывает крохотный росток папоротника, который смотрелся бедно и куце на фоне остальных раскидистых зелёных собратьев. – Что такого Дружинин сказал Борисычу, что тот побежал жрать водку и лапать Лизу?

– Наверное, что-то вроде: «Вадим, тебя уволили, ты теперь не преподаватель, за студентов не отвечаешь, шли всех на хер и делай, что хочешь». А Борисыч подумал: «А ведь верно, пошло оно всё. Я всю жизнь мечтал трахнуть первокурсницу». Как-то так. Пятнадцать минут задушевной беседы – и всё, – последние слово Андрей протянул, вложив в него достаточно сарказма и горечи, чтобы выразить все своё отношение к сложившейся ситуации, – дядька пошел вразнос.

– Пиздец, – вздохнула Лия. – Вот скажи – зачем? Ведь, – она запнулась. Лия хотела сказать «Ведь у него была я», но в последний момент поправилась: – Ведь у него есть мы. Почему же тогда? – она почувствовала, что должна, по идее, заплакать, но проклятые слёзы не желали пролиться.

Ей бы не говорить о случившемся, не бередить и без того кровоточащую рану, но Лия ощущала, что без эмоций – каких угодно, она просто не выдержит. Чтобы чувствовать себя живой, ей, как ни парадоксально, надо было чувствовать, а что – уже не важно. Существование, кроме страдания, ничего больше не предлагало.

– Потерял Вадим Борисович гордое звание Борисыча, – с кривой усмешкой резюмировал Андрей, завязывая тесёмки гербарной папки. – Можем отправляться обратно.

– Он просто кю³, – произнесла Лия, поднимаясь с дерева. – Теперь он просто кю.

– Хорошее слово, – заметил Андрей, боком спускаясь обратно к Горянке. – Эдику понравится.

Спускаться было веселей, быстрей, но опасней, чем подниматься, на одном особенно скользком участке Лия едва не навернулась, так что Борисов сам пошёл впереди, проверяя, какие камни безопасней.

– Хочешь вызвать ревность у Ильинского? – вдруг спросил Андрей, не поворачиваясь к Лие и осторожно переступая с одного полузатопленного камня на другой.

– Я не буду ни с кем спать, – быстро ответила она, держась одной рукой за ветку, а вторую выставив в сторону для равновесия. Прохладная вода журчала, создавая мелкие завихрения, вокруг её сапог. – Я не Лизонька.

– Да я не про это, – успокоил её Андрей, подавая Лие руку в особенно скользком месте. – Так хочешь?

– Конечно, – она благодарно ухватилась за ладонь Борисова и, с учащённым биением сердца – на этот раз от лёгкого страха, перешагнула скользкие подводные камни.

– Предложи Корневу покушать, – усмехнулся Андрей, пропуская Лию вперёд – следующий поворот Горянки был безопасным и мелким.

Небольшие коричневые камни ровно лежали, чуть прикрытые холодной горной водой. Лия аккуратно ступала по ним, всё время глядя под ноги, чтобы ненароком не оступиться, и машинально отмечала про себя, как красивы камни в холодной воде. Камни в холодной воде… Она на мгновение остановилась. Настойчивая мысль, а точнее воспоминание, билось в голове. Она ведь задавалась этим вопросом ночью, когда сидела на крыльце своего домика потерянная и раздавленная.

Какого же цвета камни в холодной воде?

– Андрей, – протянула Лия, оборачиваясь и глядя на то, как неугомонный Борисов срывает ещё немного листьев чёрной смородины, которая росла по берегу у самой кромки воды. – Какого цвета камни в холодной воде?

– Зависит от того, какие камни, – рассеяно бросил Андрей, нисколько не удивившись вопросу. – Коричневые или серые. А что? – взгляд его ярко-зелёных глаз – не таких, как у Лизы, а красивых и умных, пронзил Лию.

Она почувствовала, как вспыхивают её щёки, и отвернулась, закусив губу. Хоть Борисов и был её другом, она не собиралась рассказывать ему, что часто думала над тем, что означают строчки из песни: «Цвет глаз у моей любви как камни в холодной воде». Часто она пыталась вспомнить, какого же они цвета, эти камни, открывала картинки в интернете, но до вечера вчерашнего дня не задумывалась об этом по-настоящему. Теперь она почти поняла. Серые камни – как глаза Ильинского. Такие же светлые и холодные.

Остаток пути они проделали молча, стараясь не оступиться на скользких, покрытых водорослями камнях. Лия пару раз черпанула сапогом, а один раз даже плюхнулась в воду, описав совсем не изящную дугу. Рукав бушлата промок насквозь, но листья смородины в кармане были целы, также как и пухлая стопка газет, в которых покоился только что собранный гербарий Андрея.

***

Когда они вернулись, Дружинина уже и след простыл, а встретивший Андрея и Лию Эдик пожаловался на то, что Ильинский заставил его сразу после обработки мышей, даже не дав помыть руки, бежать в обход по сетям – Лиза, видите ли, ещё не опытная и много птиц не осилит.

– Зато в другом деле она просто мастер, – ехидно улыбнувшись, заметила Лия, лёжа на животе поперёк кровати-нар и глядя на часы – Лиза всё же ушла на свой обход, на котором много пернатых не должно было быть.

Однако серое небо было затянуто тяжёлыми тучами, и пару раз Лия слышала, как звонкие капли дождя ударялись об оконное стекло в лаборатории. Это значило, что птицы, чувствуя приближение стихии, начнут искать себе укрытие. Следовательно, есть огромная вероятность, что сети за воротами, куда отправилась Лиза, полны «дичи».

В этот момент снаружи послышались тяжёлые шаги, а через мгновение в дверях домика Лии показался Ильинский.

– И что это за тюлень здесь лежит? – с усмешкой спросил он, глядя на Лию, которая, чуть приподняв голову, скосила глаза на Вадима Борисовича.

Эта его шутка тоже её не сильно вдохновила.

– Я умерла, – бросила Лия, глядя поверх съехавших очков на Ильинского, который чуть исказился и расплылся – зрение оставляло желать лучшего. – Разве не видно?

– Вставай и иди за ворота, – не обратив внимания на выпад, произнёс Ильинский. – Я слышал – мне показалось, что тебя звала Лиза.

– Вы уверены? – недовольно пробурчала Лия, опираясь на руки и садясь на кровати. – Может, это был ветер?

– Вот ты сходи и проверь, – вновь не отреагировал на замечание Вадим. – Что-то долго её нет. – Он посмотрел на наручные часы, затем на настенные.

Дыхание у Лии участилось, а в душе снова начал разливаться мерзкий холод, который только-только отступил, заглушённый тайгой и шумом воды Горянки.

– Ну хорошо, сейчас, – Лия спустила ноги с нар и прошла в лабораторию, – вот только дождевик накину.

Она уже протянула руку за висевшим на гвозде в углу голубым полиэтиленовым дождевиком, как вдруг голос Ильинского заставил её пальца дрогнуть, да так, что краешек непрочной материи порвался:

– Такой прозрачный? Как у Лизоньки?

Ласковое словечко обожгло Лию, но она, собрав волю в кулак, ответила, хотя в её голосе отчётливо чувствовался яд:

– Как у меня, – с этими словами она, прихватив пару мешочков, отправилась за ворота – искать Лизу, которая вскоре показалась сама.

– А я уже хотела идти за тобой, – произнесла Бакланова, чуть задрав голову и глядя на Лию сверху вниз – как и Дружинину, ей с ростом не повезло. – Там много птиц, – она указала рукой на куст бузины, за которым располагалось несколько сетей.

– Значит, ты меня не звала? – немного удивилась Лия, проходя мимо Лизы и начиная выпутывать маленького дятла, который умудрился намотать на свои когтистые чешуйчатые лапки целых два слоя сети. – Вадим Борисович отправил меня тебе помогать.

Удивительно, но в рабочие моменты Лие было не сложно общаться с Лизой, даже зная, что именно Баклановой отдал предпочтение Ильинский.

Тебе не сестра, тебе не жена.

– А я и так собиралась за тобой идти, – ответила Лиза, принимая у Лии из рук освобождённого дятла. – Он слишком сильно запутался.

– Ну тогда хорошо, что Вадиму Борисовичу показалось, и я пришла, – пожала плечами Лия и зашагала к дальним сетям – дождь начинал накрапывать всё сильней, а ей не хотелось мокнуть. Короткий дождевик был не лучшей защитой от дождя, да и возбуждённые перед ливнем комары начали сильно кусать голые ноги Лии – на выручку она отправилась в шортах.

«Может, хоть краска после побелки домика смоется», – подумала Лия, подходя в последней сети, в которой она заметила кого-то длиннохвостого – вероятно, трясогузку.

Однако, стоило ей подойти ближе, сердце её подпрыгнуло от радости – в сети висел ополовник – маленький чёрно-белый комок перьев с красными ободками вокруг глаз и маленьким клювом. Такого в этом сезоне ещё не было.

«Лизе ты не достанешься!» – с этой мыслью Лия принялась выпутывать пищащего на высокой ноте птица.

– Где твои друзья? – это было первое, что произнёс Ильинский, обращаясь к птице, которая усиленно пыталась клеваться. – Тебя бросили? – Ополовники всегда летали стаями, и в сети их обычно было не меньше пяти.

– Не его одного, – едко, ощущая привкус яда на языке, пробормотала Лия достаточно громко, чтобы Ильинский её услышал.

Вадим Борисович ничего не ответил на этот выпад, а молча приподнял занавеску и, выставив вперёд руку, раскрыл ладонь. Ополовник тут же взлетел и, пронзительно чирикнув, улетел, оставив после себя погадку.

– Вот вам и птица Сирин над моей головой, – криво усмехнулась, обращаясь к сидевшему в кресле Андрею. – Птица серет над моей головой, – пропела Лия. – Вот это по-орнитологически.

– Скажи мне лучше, орнитолог, – произнёс Ильинский, возвращаясь к оставленным картам игры «Мафия», – кто такой оборотень?

– Он может перевоплощаться в различных персонажей, – ответил вместо Лии Андрей. – Например, в маньяка, комиссара, проститутку…

– Много кто может неожиданно оказаться проституткой, – заметила Лия, и по тому, как Ильинский резко вышел из домика, наклонив голову, было ясно, что этот выпад не остался незамеченным.

Под холодный шепот звезд

Мы сожгли последний мост,

И всё в бездну сорвалось,

Свободным стану я

Комментарий к III. Торг

¹ Чапы (англ. сhaps) – кожаные ноговицы (гетры, гамаши), рабочая одежда ковбоя, которые надеваются поверх обычных штанов, чтобы защитить ноги всадника во время езды по зарослям чапараля, от укусов лошади, от ушибов при падении, проч. В обиходе часто называются просто чапсы.

² «Трумен» – обиходное название грузового автомобиля ЗИЛ-157.

³ Кю – допустимое в обществе ругательство во вселенной фильма «Кин-дза-дза».

========== IV. Депрессия ==========

Наши звёзды померкли, и бездна темна

– Мне поставили диагноз, – сумрачно произнёс Ильинский вместо приветствия, не отрываясь от компьютера и не поворачиваясь к Лие.

– Ну… так это же хорошо, – немного растерянно, но бодро заметила Лазарева. Она пришла к нему за очередной порцией данных для обработки, и уже успела забыть, что накануне Ильинский говорил ей о том, что идёт в больницу. – И что у вас? – Она с интересом посмотрела на Вадима Борисовича, который не отрывался от экрана монитора и упорно не желал встречаться с ней взглядом.

– Как я и думал, – нехотя и с какой-то обречённой горечью ответил Ильинский. – У меня боррелиоз¹.

– Зато теперь хотя бы известно, от чего лечиться, – возразила Лия, чувствуя лёгкое раздражение. В вопросах здоровья Ильинский был удивительно небрежен и рассеян. – Как вообще лечат боррелиоз?

Антибиотиками.

– Антибиотиками, – в такт мыслям Лии ответил Вадим Борисович.

Его рука, лежавшая на компьютерной мышке, напряглась. Казалось, ему одновременно и не хочется продолжать этот разговор, и надо его закончить. Будто он понимал, что никто, кроме Лии, как и в случае с ногой, ему не поможет.

– Вот и замечательно, – наклоняясь чуть ближе к Ильинскому, заметила Лия. Её длинные, чуть волнистые волосы почти касались плеча Вадима Борисовича. – Значит, будем вас лечить!