Текст книги "Patati-patata! (СИ)"
Автор книги: sillvercat
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Быстрее, вы, копуши! – задорно прокричала она, разворачивая коня.
Коменданта запихали в возок, и вся кавалькада понеслась к берегу, само собой, уже безо всякого гавота. Никто из солдат не рискнул последовать за ней.
Всё это произошло так быстро, что Грэм и опомниться как следует не успел. Только что он стоял плечом к плечу с Морисом под зловеще покачивающимися на ветру верёвочными петлями – и вот уже сидит в возке, громыхающем по узкой дороге к океану, а горячее плечо Мориса снова прижимается к его плечу, и синие глаза хмельно и счастливо блестят.
– Откуда ты взял весь этот цирк, засранец?! – прокричал Грэм, обращаясь к Дени, который уже связал бедолагу-коменданта бесцеремонно, как индюка, приготовленного к продаже на ярмарке.
Парень только расхохотался, а акробатка, мотнув своей сияющей на солнце гривой, свесилась с коня и залихватски отчеканила, уставившись на Грэма тёмными, как чернила, глазами:
– Это мой цирк, да будет вам известно, капитан! И засранец этот – тоже мой!
Час от часу не легче, хмуро подумал Грэм, переглянувшись с Морисом.
*
«Стерегущий», как оказалось, неслышной чёрной тенью притаился под громадным утёсом, караулившим бухту, словно окаменевший индейский воин давно ушедших времён. Морская глубина близ утёса вполне позволяла такому громоздкому судну бросить там якорь без опасений застрять на мели, а с небольшого утёса, возвышавшегося рядом с первым, вполне можно было протянуть сходни на борт. Грэм так и прикинул, едва они все высыпали из повозок. Повернувшись к красноволосой циркачке, он резко спросил:
– Вы, конечно же. отправитесь с нами, мадам? Весь ваш… табор вполне может взойти на мой фрегат по сходням – обычно я гружу так скот, который покупаю на берегу. Повозки, конечно, придётся бросить здесь, но я заплачу вам за них сполна. Чёрт побери, вы спасли нам жизнь. Давайте, мадам, решайтесь.
Он сдвинул брови, выжидательно глядя в тёмные глаза акробатки. Но та ответила, почти не колеблясь:
– Пожалуй, это будет правильно, учитывая, что тут скоро появится уйма солдат, – она мельком оглянулась на сердито потупившегося коменданта. – Кто вы такие, я знаю, так что не трудитесь представляться, капитан. А я – Марселина Видаль.
Протянутая ею рука и вправду оказалась по-мужски сильной.
Имущества у циркачей было не так уж и много – яркое тряпьё в сундуках, реквизит, музыкальные инструменты, пара орущих в клетках больших попугаев, пара юрких пуделей, мартышка да аккуратно выпряженные из повозок лошади, которые послушно взошли по сходням на палубу. Своего снежно-белого коня Марселина повела под уздцы сама. Тот фыркал и прядал ушами, а она что-то нежно шептала ему на ухо.
Все загрузились на борт, и на берегу остались только Грэм с Морисом, Дени и уныло сопевший комендант. Дени подтолкнул его к одной из брошенных повозок и весело предложил:
– Присядьте пока и отдохните, господин комендант. Ваши люди небось уже мчатся сюда во весь опор, чтобы выручить вас из наших злодейских объятий.
И беззаботно хмыкнул, а Грэм едва удержался, чтобы не поддать ему по круглой заднице, обтянутой ярким трико, – у него просто руки зачесались. Но, перехватив понимающе-ехидный взгляд Мориса, он лишь сдержанно проронил:
– Подымайся на борт, шалопай… и оденься по-человечески.
Морис зафыркал – совсем как белый конь Марселины – и впереди Дени взбежал на борт «Стерегущего», а Грэм, тяжело ступая, поднялся туда последним.
Комендант Келли угрюмо смотрел им вслед, и тогда Марселина, перегнувшись через планшир, задорно крикнула:
– Не грустите, монсеньор, мы можем вернуться сюда, чтобы вас развлечь!
– Бабы на корабле – не к добру, – проворчал Грэм. – Прекрати виснуть на моём планшире, чертовка, дурных примет у нас и так уже в избытке! – он повернулся к Маркусу, который озабоченно чесал в затылке, взирая на воцарившийся в его владениях балаган: – А ты чего встал столбом, старый ты олух? На скрипочке не наигрался? Отдать швартовы! Поднять якорь!
…К вечеру того же сумасшедшего дня «Стерегущий» подошёл к отстоящему от Сан-Мартина на много миль порту Сан-Винсенте, где тоже можно было спустить на берег сходни и вывести животин.
– Хорошо, что у вас нет слона, – хмуро заметил Грэм, внимательно наблюдая, как спускаются на пристань циркачи со своими лошадьми, попугаями, мартышкой и пуделями. В течение всего дня они немало веселили команду фрегата разными трюками, которые выкидывали их питомцы. Пудели танцевали на задних лапках, попугаи ругались на английском, французском и испанском, а мартышка по кличке Жако обносила карманы зазевавшихся матросов с ловкостью настоящего воришки.
Грэм, перевязав успевшую затянуться рану и переодевшись в свежий камзол, снисходительно следил за представлением с мостика вместе с Морисом.
За представлением и за Дени Вийоном, который сменил своё обтягивавшее трико на просторную фуфайку, короткие парусиновые штанцы и верёвочные сандалии, какие носили рабы на плантациях сахарного тростника. И теперь беспечно, как птица, подсвистывал каждому трюку циркового зверинца и хохотал, как малое дитя. Вот только на кожаной перевязи, пересекавшей его грудь, болталась шпага.
Когда циркачи сходили на берег, Дени шагал в их веренице последним. Грэм, к тому времени вместе с Морисом степенно спустившийся вниз и наблюдавший за этим карнавальным шествием, невозмутимо преградил ему дорогу, крепко взяв за плечо. И спокойно сказал, глядя в зелёные доверчивые глаза:
– Ты останешься с нами, Дени Вийон. Хватит, набегался.
Тот остановился в полной растерянности, взметнув ресницы, и пухлые губы его удивлённо дрогнули. Грэм даже почувствовал укол раскаяния, будто беспечного стрижа камнем подбил. Но он уже не мог просто так взять и отпустить мальчишку, расставшись с ним, возможно, навсегда!
Подоспевший к ним Морис так же с виду спокойно встал по другую сторону от Дени, и тот перевёл на него недоумённый взгляд:
– Да вы шутите, что ли, les gars? Мы же сквитались! Я вам ничего не должен.
– Кроме себя, парень, – мягко, но непреклонно произнёс Грэм. – Мы не выпускаем из рук то, что должно принадлежать нам.
С губ Дени сбежала улыбка, скулы запылали румянцем, и он, как молодой бычок, сердито наклонил вихрастую голову:
– Я не раб вам обоим, не ваша добыча… и не друг. Я хочу уйти. Я расплатился с вами сполна!
– Ты даже переплатил, – медленно проговорил капитан, не спуская с него острого взгляда. – Ты рискнул жизнью ради нас… и говоришь, что не друг?
В ответ Дени лишь стиснул зубы и упрямо мотнул головой:
– Пропустите, morbleu!
Он рывком выхватил из ножен шпагу, сверкнувшую на солнце, как его потемневшие, вспыхнувшие гневом глаза.
Ну раз так…
Шпага Грэма тоже со свистом покинула ножны, как и шпага Мориса, а Дени прижался спиной к планширу, угрожающе выставив перед собой клинок. И рука его оказалась сильной, удовлетворённо подумал Грэм, когда их клинки со звоном скрестились.
– Не упрямься, – выдохнул он почти ласково, отбивая очередной удар и атакуя беспощадно и стремительно, как пикирующий с неба ястреб. – Сдайся сам, Дени Вийон, и, клянусь Богом, ты не пожалеешь!
Он слышал в собственном голосе неприкрытую страсть, но это не помешало ему парировать новый удар шпагой и вплотную прижать парня к планширу. Не раня его, но и не давая уйти. Он не сомневался, что и Дени не решится всерьёз всадить клинок в него или в Мориса, хотя видел, как тот плотно сжимает побелевшие губы, и в глазах его мечется отчаяние, словно у попавшего в ловушку зверя.
Но тут грохнул выстрел – и над самым ухом Грэма тонко пропела пуля.
Опомнившись, капитан опустил клинок и обернулся. Дени, пользуясь этим, немедля сорвался с места и, проскользнув мимо, птицей полетел по сходням, где стояла, грозно подбоченясь, Марсеелина Видаль – словно языческая королева Боадицея. В обеих она держала по пистолету, и один из них ещё дымился.
– У меня рука не дрогнет всадить тебе пулю ниже ватерлинии, Говард Грэм! – звонко крикнула она и тряхнула густыми волосами. – Ишь какое кощунство задумал! Этот шалопай и от меня удирает ни свет ни заря, но тебе им против его воли не владеть, так и знай!
Она топнула обутой в высокий сапожок стройной ногой и положила руку с пистолетом на плечо Дени.
Тот перехватил эту руку, пылко прижал к губам и вдруг сокрушённо заявил, стрельнув прояснившимся взглядом в сторону Грэма и Мориса:
– Но и твоим я не стану, ma petite… прости!
Его живая физиономия преисполнилась самого искреннего раскаяния. «Паршивец!» – подумал Грэм с невольным смешком.
– Я тебя к венцу не потащу, – отрезала Марселина, подталкивая парня к пристани, на которой уже собрался народ, зачарованно наблюдая за всей этой сценой, разыгравшейся тут, как на театральных подмостках. – Это всё равно что солнечный зайчик шапкой ловить. Бесполезно!
Она схватила Дени за локоть, и оба, уже не оглядываясь, протолкались сквозь загудевшую толпу и скрылись из виду.
– Отчаливаем! – после паузы повелительно распорядился Грэм и добавил вполголоса, повернувшись к примолкшему Морису: – Что ж… Карибы невелики, я терпелив… а шапка у меня волшебная, чёрт меня подери. Вот так-то, patati-patata!
Он прищёлкнул языком, и на душе у него, несмотря ни на что, потеплело.
========== Встреча четвёртая ==========
*
Никакая волшебная шапка Грэму не помогла. Да не было её у него, капитан просто шутил, а лучше бы была – шапка-невидимка! Тогда бы он не только сам сумел выбраться из подземного каземата, куда его засунули, но и вытащил бы на волю весь экипаж «Стерегущего»… и спас бы свой фрегат. А, впрочем, провались он, этот фрегат! Пусть бы весь мир провалился в тартарары, лишь бы капитан остался цел и невредим!
Так с тоскливым отчаянием думал Морис, шлёпая по лужам, весь мокрый до нитки, несмотря на зюйдвестку, высокие сапоги и кожаный широкий плащ, из которого только его нос торчал наружу. Над Карибами опять разгулялся налетевший невесть откуда ураган, хлестал дождь и завывал ветер, но Морису это было только по сердцу. В душе у него выли все демоны ада, вторя разыгравшейся буре.
Капитан Грэм, уцелевший экипаж «Стерегущего», и сам «Стерегущий» снова попались британским властям. И теперь арестованный фрегат уныло стоял в ямайской бухте, из которой выручить его не было никакой возможности. Парни из экипажа фрегата были спешно приговорены к каторжному труду на плантациях сахарного тростника, будто какие-то негры. Ну, а Говард Грэм торчал в подземельях форта Пуэрто-де-ла-Круз, ожидая отправки в Англию.
Вознамерилась ли Ост-Индская торговая выдать ему патент на каперство или же британские власти собирались устроить показательное судилище над знатным пиратом и такую же показательную казнь, Морис не знал. Он знал только, что капитана нужно выручать, пока тот ещё находится на Карибах… но каким образом?! Каким проклятущим образом?!
Морис остался один. Совершенно один из всего экипажа «Стерегущего», потому что, когда два британских корвета заперли и атаковали фрегат в ямайской бухте, Морис вместе с оружейником Диксоном выбирал на Тортуге новые мушкеты. Когда пришла весть о пленении «Стерегущего», он чуть умом не тронулся… но поделать уже ничего не мог. Форт Пуэрто-де-ла-Круз считался неприступным, да и кого он мог нанять для спасения Грэма?! У него не было ни денег, ни корабля. Даже поганец Диксон мгновенно улизнул, спасая свою шкуру.
И тогда Морис кинулся разыскивать Дени Вийона.
Это было полным безумием. Полнейшим. Тем более, что парень не так давно сам признался, что он им с Грэмом не друг. Но, чёрт побери всё, разве не Дени выручил их в Сан-Мартине, выхватив прямо из-под виселицы?!
В любом случае, Морису больше не на кого было надеяться. И сейчас он направлялся как раз туда, где, по слухам, в последний раз видели Дени Вийона.
В бордель.
*
В таких местах Морису никогда прежде бывать не доводилось. Гулящие девки, как и любые девки на свете, были ему не нужны. Поэтому он стоял столб столбом, стиснув зубы и ощущая себя идиотом более, чем когда-либо, под изучающими смешливыми взорами напомаженных полуодетых девиц, которых, как ему показалось, набежало сюда не менее десятка. Они хихикали, подталкивая друг друга пухлыми локотками и подступали к Морису всё ближе, так что он вжался лопатками в стену прихожей, мечтая с нею слиться, пока привратник – огромный седой негр – искал хозяйку борделя, мадам Рози.
Хозяйка оказалась старухой – небольшого роста, сгорбленной, но величественной, как статуя, со своими белоснежными буклями и золочёной тростью в сморщенной костлявой руке. Этой самой тростью она дважды ударила в паркет, разгоняя щебечущих девиц, к величайшему облегчению Мориса, и густым басом проскрежетала:
– Это ещё что?! Ну-ка вон, вертихвостки! К гостям!
– Да вы только посмотрите, мадам, какой он хорошенький! – пискнула одна из девиц, подхватывая юбки, а Морис в очередной раз багрово покраснел. Ему казалось, что за четверть часа, проведённых в прихожей чёртова борделя, даже его мокрая одежда успела высохнуть, таким румянцем он пылал от макушки до пяток.
– Кого ты ищешь, сынок? – окинув его пронзительным взором цепких маленьких глаз, осведомилась старуха.
По мнению Мориса, он годился ей не в сыновья, а скорее, в правнуки. Но, проглотив слюну, он послушно ответил:
– Ищу Дени Вийона, мадам. Говорят, его в последний раз видели именно здесь.
Старуха хмыкнула, и на её сморщенном горбоносом лице появилась искренняя улыбка:
– Да, этот плут всё ещё здесь. Если бы он нам платил, то разорился бы. Но у моих девочек к нему слабость… да и у меня тоже, поэтому он не платит ни гроша, играет с нами в карты, поёт да плетёт небылицы. Пойдём, сынок, я сама провожу тебя наверх, не то мои дурёхи до полусмерти защекочут тебя по дороге.
Такая перспектива ужаснула Мориса, и он покорно поплёлся за старухой, постукивавшей своей тростью по ступеням мраморной лестницы, устеленной коврами. Он старался не глазеть по сторонам, но всё равно подмечал и мрамор лестницы, и картины на стенах, изображавшие фривольные сценки из греческой и римской мифологии, и пышные бордовые портьеры, занавешивавшие двери в комнаты, из-за которых доносился смех, похабные выкрики и кокетливые взвизгивания. Он уже устал краснеть, когда старуха остановилась возле одной из этих дверей, отодвинула портьеру в сторону, пару раз стукнула костяшками пальцев в филёнку и, даже не дожидаясь ответа, вошла в спальню.
– Эй ты, плут! Хватит валяться! Тебя тут ищут, – провозгласила она своим трубным басом и, просеменив к окну, отдёрнула тяжёлую штору и разожгла масляный светильник, стоявший на подоконнике.
С широкой кровати послышалось невнятное сонное бормотание.
Морис нерешительно перешагнул порог и побыстрее прикрыл за собой дверь, словно кто-то за ним гнался. В рассеянном свете ночника он увидел среди пуховых подушек взлохмаченную белобрысую голову и с радостью сообразил, что Дени ночует один.
Старуха, хромая, подошла к постели и бесцеремонно сдёрнула со спящего одеяло, оставив его нагишом, на что тот протестующе взвыл, безуспешно попытался вернуть одеяло обратно и наконец уселся на кровати, зевая, потягиваясь и потирая кулаком заспанные глаза. Своей полнейшей наготы он нисколько не стеснялся.
– Матушка, ты… – воинственно начал было парень, но осёкся, увидев и узнав Мориса. Глаза его и рот потешно округлились, и вот тут он наконец осмотрелся и схватил с кресла, стоявшего возле постели, перекинутые через спинку парусиновые штаны. Морис невольно ухмыльнулся, но тут же нахмурился.
Как бы забавно ни было дразнить Дени Вийона, он искал его совсем не за тем. Но полно, мог ли ему хоть чем-то помочь этот плут, сорванец и бабник? Не зря ли Морис вообще сюда явился?
Дени глянул на него, и сам посерьёзнел
– Эй, парень, – негромко сказал он. – Стряслось что?
– Разбирайтесь в своих делах, красавчики, а я ухожу, – величественно сообщила мадам Рози и, тяжело ступая, направилась к выходу.
В конце концов, Морису уже нечего было терять. Едва за старухой закрылась дверь, он шагнул к кровати и выпалил:
– Ты знаешь, что британцы захватили «Стерегущий»? Что капитан в плену, а всех остальных, кто остался в живых, загнали на тростниковые плантации?
Взгляд Дени застыл, а потом он медленно произнёс:
– Mon Dieu… я и вправду тут подзадержался. Нет, я этого не знал, putain de tabarnac! Как ты уцелел?
Морис на миг закусил губу.
– Выбирал мушкеты на Тортуге, будь они прокляты! – с отчаянием вырвалось у него. – Иначе был бы сейчас с ним!
Дени внимательно посмотрел на него и рассудительно проговорил:
– Или на морском дне, кормил бы рыб и крабов, – он легко поднялся с постели, рассеянно проводя рукой по своим взлохмаченным вихрам и подтягивая кверху сползающие штаны. Даже в неясном свете ночника на его плече явственно виднелся шрам, залеченный не так давно Грэмом… а рядом – следы чьих-то игривых зубов. Перехватив взгляд Мориса, он сдвинул тёмные брови: – Не досадуй на себя, сейчас ты хотя бы можешь ему помочь.
– Как?! – взвился Морис, который даже не досадовал, а просто поедом себя ел за то, что сдуру оставил «Стерегущий». – Я же один! – он запнулся и судорожно втянул в себя воздух. – Я даже не знаю, зачем начал тебя искать… идиот! Ты тоже ничем не сможешь ему помочь… даже не захочешь!
Слова Дени, сказанные на палубе фрегата, о том, что он им не друг, так и звенели у него в ушах. Тот ещё раз пристально его оглядел и вдруг, в один шаг очутившись рядом, дёрнул его за застёжки мокрого плаща.
– Давай, снимай это тряпьё, bougre d’idiot, всё снимай, бери одеяло и садись к камину, если не хочешь подхватить лихоманку… потому что тогда ты своего капитана уж точно не спасёшь.
Пока Морис, молчаливо признав его правоту, негнущимися пальцами стаскивал с себя одежду, Дени отвернулся и разжёг растопку в камине, предварительно пошуровав там кочергой. Наконец пламя тихо затрещало, пробегая по поленьям, и в комнате стало значительно светлее. Морис завернулся в одеяло, как велел Дени, и покосился на его серьёзное, почти суровое лицо в отблесках огня.
– Ты же выставишь меня вон, – пробормотал он, проклиная себя за то, что эти слова прозвучали почти что жалобно.
Дени сильнее нахмурился и вдруг негромко спросил:
– Ты любишь его?
Морис прямо-таки задохнулся, услышав этакое.
Грэм никогда не спрашивал его об этом – да у него просто язык бы не повернулся! А сам Морис ни разу о таком не задумывался… Но сейчас, глядя в глаза Дени, он ответил чистую правду:
– Мог бы сказать, что я его ненавижу… он меня сломал, сделал своей девкой… но да, да, пропади всё пропадом, я его люблю… и сдохну за него, если понадобится.
Он снова прикусил губу и опустил голову, сам невыразимо смущённый такой вспышкой откровенности, но Дени лишь задумчиво кивнул, словно услышал нечто само собой разумеющееся.
– Где его держат? – отрывисто осведомился он, подходя к Морису, который опустился в кресло, как подкошенный – ноги почему-то отказывались ему повиноваться. Морис облизнул губы и принялся рассказывать всё с самого начала – про нападение британских корветов, про Маркуса и остальных ребят, оказавшихся на рабовладельческой плантации, про арестованный в ямайской бухте потрёпанный фрегат и про Грэма – Грэма, ожидающего отправки в метрополию в подземелье форта Пуэрто-де-ла-Круз.
– Palsambleu, да это же неприступная дыра, – пробормотал Дени, усаживаясь на кровать рядом с креслом и в замешательстве ероша пятернёй свои вихры. – Я бы не рискнул брать её штурмом ни с моря, ни с суши, чтобы не оставить там свои кости, jarnibleu!
– Так ты нам не поможешь? – дрогнувшим голосом прошептал Морис, а Дени сумрачно глянул на него и наконец вздохнул:
– Я этого не говорил, парень. Но как? Какую хитрость нам выдумать, чтобы попасть внутрь, а потом выйти с твоим капитаном наружу и при этом сохранить на плечах свои дурные головы? – он усмехнулся и покрутил головой. – Цирк за ворота форта уже не впустят, palsambleu!
Морис тяжело вздохнул и понурился, понимая правоту его слов… и вздрогнул, когда рука Дени вдруг прошлась по его волосам, потрепав, как щенка. Ну а потом они оба просто подскочили, когда от приоткрывшейся двери прозвучал ворчливый скрипучий бас мадам Рози, просунувшей в щёлку между портьерами свой крючковатый нос:
– Цирк не впустят, а вот нескольких шлюшонок с вином точно впустят. Или я не знаю эту солдатню!
Дени поморгал и расхохотался:
– Подслушиваешь, матушка?
– Было очень любопытно, что за дело к тебе у этого красавчика, – преспокойно ответствовала старуха, величественно, как галеон в полной оснастке, вплывая в комнату. – Вот и пришлось вам подсказать.
– Ваши куртизанки сумеют одолеть солдат Пуэрто-де-ла-Круз? – неверяще сощурился Морис и потерял дар речи, когда старуха, изучающе оглядев сперва его, а потом Дени, злорадно отчеканила:
– Нет. Это сделаете вы, мои красавчики. Вы будете среди них, в их платьишках и мушках, потому что вы ещё очень молоды, безусы и смазливы, чтобы сойти за девиц.
– Что?! – возопил Морис не своим голосом, вскакивая с кресла, а Дени плашмя шлёпнулся обратно на постель и захохотал во всё горло.
*
Он и после смеялся, не переставая, этот чёртов засранец, словно его щекотали. А его и вправду щекотали и вертели во все стороны шлюшки, проворно и умело напяливая на него разные чудовищные штуки. Корсет с накладными сиськами, например, – Морис и думать не хотел о том. для чего такая штуковина могла понадобиться в борделе – и ажурные чёрные чулки с шёлковыми подвязками. И вишнёвое платье с пышными нижними юбками…
Морис и рад был бы отвернуться, чтобы не смотреть на всё это непотребство, – он по-прежнему сидел в кресле, забившись поглубже и мрачно стягивая на груди одеяло. Но у него не было сил не смотреть. И вид волшебно преобразившегося чертяки Дени с его зелёными шалыми глазами, белыми плечами и светлыми кудрями, стянутыми чёрным бантом, вызывал у него отчаянное смущение. И такое же отчаянное томление. Жар внизу живота и дрожь в пояснице.
И ещё Морис никак не мог допустить, чтобы клятые девки подступили с эдаким к нему!
Но самому себе он мог признаться, что хотел этого. Да, хотел!
Он даже заёрзал в кресле, не спуская с Дени широко распахнутых глаз, а старая ведьма, всем тут распоряжавшаяся, вдруг простучала своей клюкой по ковру и цепко ухватила Мориса за подбородок корявыми пальцами.
– А тебе, красавчик, понадобится синее платьице, под цвет твоих ангельских глазок, – торжественно протрубила она, и девки защебетали с удвоенной силой. – И чулочки – белые, а не чёрные, чтобы оттенить твою смуглую кожу. И бархотка на шейку, как и тебе, шалопай, – она обернулась к Дени, – чтобы замаскировать кадык. Плечи у вас обоих широковаты для дам, но их мы прикроем косынками, как и запястья – перчатками. Клянусь Богом, эта солдатня сроду не встречала столь изысканных шлюх!
Под общий хохот Морис вспыхнул и с негодованием вывернулся из её пальцев, а старуха назидательно продолжала:
– Только не забудьте сдерживать этих вояк так, чтобы они раньше времени не обнаружили под вашими юбками много лишнего. Под юбки к себе их пустят Жозефина и Перль, – она кивнула в сторону двух стройных грудастых девиц, рыженькой и белокурой. – А вы должны быть шлюхами-скромницами, мои красавчики… пока не наступит время действовать.
– Подольёшь в вино своего сонного зелья, матушка? – быстро спросил Дени, перестав смеяться. – А как нам самим его пить?
– Только губки в нём мочите, – строго приказала старуха, – да во рту полощите. Не то и сами уснёте, огольцы.
– Ладно, – вздохнул Дени и решительно повернулся к девицам спиной, чтобы те расстегнули на нём платье и корсет. – Раньше завтрашнего вечера мы в Пуэрто-де-ла-Круз не попадём, так что сейчас надо отдохнуть.
– Не притомился ещё отдыхать? – ехидно поинтересовалась старуха, а Дени лишь отмахнулся:
– Patati-patata! Я-то что! Вон малыш уже в обморок от усталости падает.
– Я?! – оскорбился Морис, но Дени лишь вновь отмахнулся, неспешно влезая обратно в штаны.
Наконец и девицы, и старуха неохотно убрались восвояси. Морис вздохнул полной грудью, вывалился из кресла, к спинке которого едва не прирос, и, косясь на Дени, сам торопливо натянул штаны, успевшие высохнуть у камина.
В дверь опять постучали, и Морис едва не завыл от досады, но это оказался негр-прислужник, которого Дени называл дядюшкой Пьером. Он принёс им ужин на подносе: поджаренных в оливковом масле креветок, рассыпчатый рис и запечённый в горшочках молодой батат. Бутылку красного вина Дени, недолго думая, вернул Пьеру со словами:
– Нам завтра в здравом уме надо быть.
И Морис кивнул, соглашаясь.
Они поели. Морис, считавший, что ему кусок в горло не полезет, смёл всё с подноса почти в одиночку, потому что Дени заявил, что он тут, мол, только и делает, что ест, и подсовывал ему лучшие куски. После чего Дени отставил поднос с тарелками на подоконник и скомандовал:
– Давай уже, парень, ложись спать. Ты похож на выжатый досуха лимон, morbleu, а у нас завтра такое представление будет, что не приведи Господь.
Он дождался, пока Морис неловко, как пугливая невеста, устроится на своём краю пышной постели, и сам нырнул под одеяло с другой стороны. Перевернулся на живот, сунув обе руки под подушку и посмотрел на Мориса.
– Послушай-ка, – проговорил он тихо и очень серьёзно, – я к тебе в душу не лезу, но мне страсть как хочется знать, что ты за птица. Со мной-то всё ясно, я деревенщина непутёвая. Но ты – ты совсем не таков, в тебе благородная кровь течёт, это же сразу видно. Как же ты попал в пираты?
Глаза его выжидательно блестели в темноте.
– Сбежал из дома, – после паузы неохотно отозвался Морис и снова умолк.
Только Грэм знал о нём больше всех в этом мире, и, как ни тянуло Мориса разоткровенничаться перед простодушным парнем, растянувшимся рядом с ним, он не мог себе этого позволить. Хотя, возможно, ровно через сутки им обоим предстояло бок о бок умереть.
– Ладно, – так и не дождавшись другого ответа, покладисто согласился Дени. – Тогда спи. Bonne nuit.
Морис хотел было возразить, что и глаз не сомкнёт, но почти сразу провалился в сон, услышав ровное дыхание Дени.
*
А назавтра, в полдень, он стоял напротив Дени, затянутый в такой же, как у того, корсет и поверх него – в синее шёлковое платье с шуршащими юбками. Ткань непривычно скользила по его ногам, на которых белели кружевные чулки. Шею Мориса похлеще висельной петли сдавливала широкая бархотка, а чёрные локоны были зачёсаны наверх. Он мрачно спрашивал себя, как это женщины ухитряются существовать в подобных тряпках, но, как ни странно, сам не чувствовал себя в них идиотом.
Может быть, потому, что идиотом не выглядел Дени Вийон? Несмотря на пышные юбки и стянутые лентой светлые кудри, несмотря на мушку на левой щеке и напомаженные яркие губы.
– Не смей слизывать мою парижскую помаду, разбойник! – прикрикнула на Дени мадам Рози, огрев его веером по плечу, а тот со смехом протянул:
– Вкусно же!
И опять облизнулся, а Морис так и вздрогнул.
Дени Вийон, по правде говоря, выглядел, как самый что ни на есть сладостный смертный грех, и всё, чего горячо желал Морис, глядя на него, как в зеркало, – чтобы их обоих сейчас увидел Говард Грэм.
Увидит, если их не прикончат до этого, подумал Морис и глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Даже развесёлые девицы, уставившиеся на них, наконец-то перестали прыскать и кудахтать и притихли.
– Excellent! Отлично, – довольным басом заметила мадам Рози, пристукнув по ковру своей тростью. – Вам не хватает только ножей и пистолетов под этими юбчонками, так прихватите же их! И не забудьте, о чём я вас предупреждала: завлекайте этих ослов, кокетничайте с ними, стройте глазки, но не позволяйте им распускать руки! На это у них будут настоящие девицы… Ну что ты испугался, дурачок? – почти ласково проворчала она, глянув на Мориса, который почувствовал, что бледнеет под своими румянами.
– Я не… не умею всего этого делать, – запинаясь, в панике признался он.
– Mon Dieu, ты что, никогда не видел женских ужимок, парень? – Дени недоумённо вскинул брови и тут же присвистнул: – Дьявольщина, я понял. Ты не видел. Тогда будешь смотреть на Перль, на Жозефину… ну, и на меня, ventrebleu!
Подмигнув опешившему Морису, он подоткнул подол юбки и ловко забрался в повозку, запряжённую двумя смирными пегими лошадьми. На дне её уже перекатывались оплетённые бутыли с вином. – А нету ли там винца без твоего зелья, а, матушка Рози? – деловито поинтересовался он, подобрав одну бутыль. – Чтобы нам самим можно было выпить чуток – для храбрости?
– Нету, – отрезала старуха. – Храбрости вам и так не занимать. Если бы я скинула со своих дряхлых плеч хотя бы лет тридцать, сама бы отправилась с вами выручать вашего капитана. Говард Грэм! Я наслышана о нём!
– Он заплатит вам за всё, что вы для него сделали. Как только выберется из тюрьмы, – твёрдо пообещал Морис, тоже усаживаясь в повозку.
Мадам Рози коротко рассмеялась своим низким каркающим смехом:
– Я получила своё удовольствие, наряжая вас, милашки! Это и есть моя плата.
…– Не думай ни о чём лишнем, – серьёзно посоветовал Морису Дени, подгоняя лошадей, и без того резво бежавших по каменистой дороге к форту. Притихшие девицы молча посматривали то на него, то на Мориса. – Всё получится как надо, клянусь Мадонной. Думай только о том, как твой капитан тебя задразнит, увидев в этаком наряде.
– Пусть дразнит, – пробормотал Морис, в очередной раз покраснев до ушей, но не от стыда, а от того, что живо представил себе, как Грэм задирает на нём все эти юбки своей загорелой лапищей. Но грешное это видение его и вправду немного подбодрило.
– А вы зачем согласились нам помогать? – неожиданно для себя спросил он у рыженькой Перль, усевшейся к нему чуть ли не на колени – так тесно было в повозке. – Это же опасно!
– Мадам велела, – поведя круглым плечом, живо ответила та и повернула к Морису своё веснушчатое голубоглазое личико. – И потом… это же весело!
Вторая девица, Жозефина, согласно хихикнула и пропела, мечтательно улыбаясь:
– Да и как не помочь влюблённым, которых жестоко разлучили!
– Влю… – Морис поперхнулся и закашлялся, а Дени опять беспечно рассмеялся, подгоняя лошадей.
Морису показалось, что тяжёлые, окованные железом ворота форта Пуэрто-де-ла-Круз как-то слишком быстро приблизились. Хотя солнце уже склонилось к горизонту, когда повозка миновала горбатый бревенчатый мостик перед крепостью.
– Тпр-р-р!
Дени натянул вожжи и не спеша выпрямился на козлах во весь рост. Уперся кулаками в бока и задорно прокричал, запрокинув голову к столпившимся на высокой стене часовым:
– Гостей принимаете, les gars?
«Les gars» принимали гостей, да ещё как! Мадам Рози рассчитала верно. Изголодавшиеся по женской ласке солдаты впустили четырёх весёлых девиц в крепость без малейших колебаний и с превеликой радостью. Грузный комендант по имени Джоффри Эндрюс, так трясся от этой радости, что Морис всерьёз забеспокоился, не хватит ли удар этого сластолюбца. В просторной трапезной проворно накрыли столы, и вино мадам Рози полилось в стаканы и глиняные кружки под солёные солдатские шуточки.
