Текст книги "Мой Выбор (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Рассказ 1. Песни о любви ==========

В фике используются слова, придуманные автором, перевод нагло стянут отсюда http://dgiol.diary.ru/p153315875.htm , но в конце главы есть перевод использованных слов.

Лучи прожекторов метались на фоне черного бархатного неба. Воздух дрожал от жары остывающего песка пустыни и звенел от гула голосов огромной толпы, которая с каждой минутой все увеличивалась. По углам громадной, нависавшей над толпой пирамиды лежали белоснежные статуи крылатых львов, держащих в лапах чаши, в которых горел огонь. Что ж, Пирамида по праву считалась одной из самых престижных концертных площадок в обитаемой вселенной и самой престижной в Принципиаде. Попасть сюда мечтали многие коллективы, но хозяин и владелец сам отбирал тех, кого хотел видеть на сцене. От его приглашений не отказывались и теперь, глядя на все это, на мелькающих среди толпы представителей, наверное, всех известных рас, Къярр понимал почему. Такой шанс выпадал один раз за всю жизнь, и Тигерр, выполняющий в их группе функции менеджера, продюсера и директора заодно, получив приглашение с эмблемой белого крылатого льва, враз забыл о возрасте и превратился в восторженного котенка. Носясь кругами по своему кабинету так, что только кончик хвоста мелькал, он взахлеб рассказывал ошалевшим подопечным об открывающихся возможностях для молодой, только-только начавшей набирать популярность группы. Съемки концерта, он-лайн трансляция по умолчанию и помощь в организации концертов на других знаменитых площадках.

Къярр только фыркал и шипел, глядя на Тигерра. Перспектива выступать в Пирамиде его не то, чтобы не радовала, но и восторга не вызывала. Слишком уж неоднозначной личностью был ее владелец, который свою увлеченность книссами не скрывал. Терранин, владелец парочки рудников – Дэймон Майн был образцом человека, который сделал себя сам. Никогда не знавший своих родителей, он рос и воспитывался в приюте. Шалил, попадал в переделки, сбегал, возвращался, не ладил с точными науками и был первым в изучении гуманитарных. Обладатель роскошного голоса и богатого тембра, он пел всегда и везде. Сам постигал нотную грамоту, учился играть и откладывал деньги на уроки вокала, отказывая себе во всем. Тем не менее, мысли о более приземленной профессии в его голове крутились, и когда появилась возможность поступить в университет по государственной программе, он ею тут же воспользовался. Не особо складный, опрятный и чистый, но одетый всегда в одно и то же подросток объектом насмешек стал почти сразу. Но жизнь в приюте сладкой не была, и от него отстали, как только физиономии особо достающих его маменькиных и папенькиных сынков обзавелись сомнительными украшениями в виде наливающихся синяков. Разумеется, родители подняли вой, но тут на сторону одиночки неожиданно встали учителя, которые традиционно считались лучшими в империи, и им пришлось смириться. Замечать Дэйма перестали в принципе.

Все изменилось, когда однажды на письменном экзамене он помог пыхтящему рядом одногруппнику, имени которого даже не помнил. Парнишка среди достающих его не числился, а сам Дэйм с заданием справился за час, так почему бы не помочь? Тогда его сосед только сверкнул благодарной улыбкой, а уже вечером Дэйм стоял на крыльце огромного старинного дома и искренне не понимал, что он тут делает. Сопоставить фамилию парнишки с кланом Сантьяго, считавшимся одним из старейших на всей планете, Дэйм не догадался. Дружба Кори Сантьяго и безродного Дэймона Майна была яркой, полной приключений и продолжилась уже после того, как учеба осталась позади. Но закончилась трагически и нелепо с гибелью Кори. Только-только найденные кланом залежи иридия взяли свою жертву, обвалив на двух оболдуев каменный потолок, лишив Кори жизни, а самого Дэйма почти на два года загнали в кому. Очнувшись, Дэйм долго проходил реабилитацию, а выйдя из больницы, обнаружил себя владельцем тех самых рудников: семейство Сантьяго, посчитав смерть Кори запрещающим знаком, просто переписала их на Дейма, как единственного и лучшего друга.

Пирамида стала памятником. Кори, их дружбе и голосу Дэйма, который после случившегося больше не мог петь. На ее строительство уходила почти вся прибыль, все силы Дэйма, но когда она открылась, и на ее площадке состоялся первый концерт, все воздалось сторицей. Да еще и журналисты постарались, раскопав историю ее владельца, и меньше, чем через год, Дэймон Майн стал завсегдатаем раутов и колонок светских хроник. Богатый, знаменитый, влиятельный, красивый – он был желанным призом и женихом, но всех охотниц и охотников держал на расстоянии, чем бесил их неимоверно. При всем при этом, своих интересов он не скрывал, и вскоре каждая собака в Принципиаде знала, что мистер Майн обожает книссов. Нет, никаких темных и грязных историй, просто искренне восхищение. За подобные взгляды Дэйм быстро стал врагом радикальных группировок, борющихся за чистоту крови и право террарн властвовать в изученной и обитаемой вселенной, но сам Майн на обвинения только пожимал плечами, исправно платил налоги и отправлял приглашение очередной группе или музыканту.

Къярр, хвостом чувствовавший, что не просто так Майн пригласил их – молодых, не очень известных, только шипел, но пойти против Тигерра и группы не посмел. Зато всю дорогу до Принципиады и Пирамиды отмалчивался в сторонке, закрыв щитами любые мысли и эмоции. Поначалу его еще пытались растормошить, но Къярр молча скалился и его оставили в покое. Зато стоило ему оказаться в Пирамиде, как он сменил гнев на милость. Сцена была огромна, оборудование – по самому высшему разряду и Къярр, не выдержав, запел, закрывая глаза и сам утопая в звуке: акустика была идеальной. А когда ввысь ушла последняя нота, воцарившуюся тишину разорвали одинокие аплодисменты. Къярр развернулся, встретился взглядом с темно-синими глазами идущего к ним человека, не узнать в котором Дэйма Майна было невозможно, замер на миг и почти сразу же отвернулся.

– Добро пожаловать в Пирамиду, – Дэйм поднялся на сцену и перед ним тут же возник Тигерр. Черный книсс прижал руки к груди, метя пол хвостом.

– Я благодарю вас за приглашение. Наша группа еще молода и не очень популярна, и на такое мы не могли и рассчитывать.

– Не стоит благодарности. Возраст и популярность тех, кого я приглашаю к себе, для меня ничего не значат, – Дэйм улыбнулся. – Имеют значение только голос и музыка. Вы не познакомите меня с командой, ирет?

– Ире, – чуть смутившись, поправил его Тигерр и повел за собой. Къярр наблюдал за тем, как Дэйм общается с остальными и все больше мечтал о том, чтобы уйти. Он чувствовал исходящую от Майна угрозу и не мог ее понять, разобрать на составляющие, как делал это всегда, препарируя свои чувства и эмоции. Он просто ощущал ее всем своим телом, каждой своей светло-серебристой ворсинкой. И чем ближе подходили Тигерр и Дэйм, тем сильнее метался хвост за его спиной. В конце концов, не выдержав, Къярр просто отвернулся, рассеянным взглядом изучая зал. Он был огромен и в душе вполне обоснованно зашевелились сомнения в том, что вечером он заполнится хотя бы наполовину.

– Он будет полон, ире, – голос Дэйма, приглушенный и перекатывающийся, словно обласкал спину, и Къярр еле удержал себя от того, чтобы отшатнуться в сторону. Хвост распушился, пальцы сжались на стойке микрофона.

– Вам не стоило звать нас, – Къярр развернулся и выпрямился, вытянулся, глядя на тонкое красивое лицо человека. Светлая гладкая кожа, яркие глаза в обрамлении черных ресниц, длинные, с небрежным изяществом заколотые каштановые волосы, и – Къярр хмыкнул про себя – платиновые небольшие кольца серег в ушах. – Мы не оправдаем ваших затрат.

– Пусть вас это не беспокоит, – Дэйм смотрел на него без улыбки. – Я делаю это не ради денег.

Къярр хмыкнул, и Тигерр наградил его недовольным взглядом.

– Это Къярр, наш солист. Он очень хорошо поет, но характер у него не легкий.

Дэйм рассмеялся, и Къярр поймал направленные на него эмоции человека. Жгучий интерес, нетерпение и… желание? Къярр вскинулся, но Тигерр, слишком хорошо читающий его, уже отвел терранина подальше, пресекая возможную ссору. Къярр только зашипел ему вслед. Здесь все ясно. Но если этот тип думает, что он позволит прикоснуться к себе хоть пальцем, то очень ошибается.

Но «этот тип», отведя Тигерра в сторону, чтобы обсудить еще несколько организационных моментов, на сцену больше не возвращался и, судя по тому, что Къярр больше не чувствовал его присутствия, покинул зал.

Но это было еще утром. А сейчас, когда до выхода на площадку осталось полчаса, Къярр не мог найти себе места. Все увеличивающаяся толпа и гул в зале его пугали. Он не знал и знать не хотел, как Дэйм этого добился, но даже такой параноик, как Къярр не думал, что все здесь подставные или купленные. Но на таких площадках они никогда не выступали, и даже Тигерр как-то рассеянно притих, покусывая кончик хвоста. Къярр время от времени награждал его убийственным взглядом, но молчал, боясь сорваться. И метался, останавливаясь лишь для того, чтобы кинуть на себя взгляд в зеркало и порадоваться про себя, что настоял на дорогих костюмах и теперь они все сейчас выглядят, как настоящие рок-звезды. Конечно, в узких черных «под кожу» брюках будет жарко, как и в жилетке из этого же материала с нашитыми металлическими мелкими украшениями, но то, что он видел в зеркале, стоило всех мучений. Черный отлично оттенял светло-серебристый мех, обтягивая тело в нужных местах и почти не давая простора для фантазий. Длинную, выкрашенную в винный цвет гриву Къярр старательно растрепал, и теперь кончики щекотали основание хвоста, заставляя тот метаться от непривычных ощущений. Но больше всего рассказать о своем обладателе могли глаза. Глубокие, прозрачные, кажущиеся бездонными светло-голубые озера, которые словно прятались за сенью очень густых черных ресниц.

В дверь тихонько поскреблись, потом коротко стукнули, и сердце заколотилось где-то в горле. Кинув на своих парней отчаянный и упрямый взгляд, Къярр усмехнулся уголками губ. Этот концерт – вызов. И он его принял.

Сколько себя Дэйм помнил, он всегда обожал книссов. На этой почве они с Кори, собственно и сошлись. Тот, воспитываемый в весьма патриархальных традициях, включавших в себя отторжение всего не человеческого, свою «преступную» страсть к пушистикам был вынужден тщательно скрывать. И когда Дэйм поделился с ним своею любовью, счастью Кори не было предела. Он показал Дэйму свою коллекцию голограмм, стянутых отовсюду, где только было можно, и с этого все и началось. И – Дэйм был в этом уверен – сейчас Кори где-то там, на небесах, был счастлив. Это он бредил Пирамидой. Это он мечтал услышать, как поет на ее сцене Дэйм и другие артисты, среди которых книссов было бы большинство. Дэйм исполнил его мечту. Жаль только, что почти. И на сцену Дэйм Майн теперь поднимается только как владелец Пирамиды. Но сейчас, наверное, впервые за все это время, он ни о чем не сожалел. Потому что чудо, которое он так ждал, вот-вот появится в перекрестье световых лучей. Он ждал этого момент почти полгода.

Сначала Дэйм услышал голос. Сильный, полный отчаяния и тоски голос, который пел о мечте. Он, как рыбу на крючок, подцепил его сердце, заставив беспомощно трепыхаться в груди. Не отпускал, вел за собой. И отпустил только, когда перед глазами появилось лицо исполнителя. Дэйм только невесело рассмеялся, увидев перед собой юного книсса. Отчаянно-живого, яростного, прячущегося от всего мира. Красивого, лично для него красивого настолько, что перехватило вдруг дыхание.

Чтобы найти информацию о Къярре, много времени не потребовалось, и уже к следующему вечеру перед ним на стол лег короткий отчет. Едва исполнилось двадцать; родители погибли, когда малышу был всего год, воспитывала тетка, племянника явно только еле терпевшая. Мальчик рос сорной травой, пока его не встретил Ррив – учитель музыки, дававший частные уроки. Вид исхудавшего и измученного котенка, сидящего прямо на тротуаре и мурлыкающего себе под нос старинную колыбельную, не оставил его равнодушным, и уже через несколько месяцев Ррив оформил над ним опекунство. Почти пять лет они жили душа в душу, а потом Ррив почти мгновенно сгорел в лихорадке, и Къярр снова остался один. Продав дом, он исчез почти на два года и снова появился в Книссаурре уже сформировавшимся молодым человеком. Таким, каким его знали сейчас. В столицу он привез с собой группу, директора и начал свой путь к вершине. Были удачи и падения, но Къярр был упрям и упорен, и за одно это вызывал у Дэйма большое уважение. И утренний разговор его не умалил ничуть. Что-то вроде этого от бунтаря Къярра он и ожидал. Но в волшебных глазах, в которые Дэйм влюбился сразу и безоговорочно, он ясно видел искорки страха. И теперь только и надеялся на то, что Къярр возьмет себя в руки и вся эта многотысячная толпа положит свое сердце к его ногам.

Было страшно. Так, что сжималось сердце, и холод продирал вдоль позвоночника. Гул голосов был похож на идущую океанскую волну, готовую обрушиться на беззащитный берег. Но за спиной стояли его парни, и он не имел права их подвести. Они долго к этому шли, чтобы он там себе не думал и каким недовольным бы не выглядел. Это шанс для них всех. И когда первые аккорды заполнили зал, а стальной занавес, до этого момента скрывавший сцену, начал раздвигаться, Къярр выкинул из головы все мысли, и его вкрадчивый, обманчиво-мягкий голос заполнил Пирамиду до краев. Сорвался в припеве, вознесся, чтобы снова упасть и снова взметнуться. Къярр пел о себе, мире, любви, смерти и ненависти. Об одиночестве, превосходстве и всем, что теснилось в его маленьком сердечке и душе, которая, казалось, вслед за голосом покинула его тело, чтобы хоть на эти полтора часа стать свободной от всего. Къярр отдавал энергию и силы, и с каждой новой песней наполнялся чем-то другим, ранее неизведанным. Горящие глаза слушателей, их восторженные лица – Къярр купался во всем этом, забыв и о страхе, и о собственных сомнениях. Но было во всей это какофонии эмоций что-то еще, не очень понятное. Странное желание, нарастающее, жгущее – спеть для НЕГО. Доказать терранину с синими глазами, что он большее, чем просто красивое лицо и тело. Он не видел его, но чувствовал его взгляд всем собой. И рвал, рвал сердце, повинуясь какому-то глубинному инстинкту. А когда все закончилось – потух, словно его выключили. Уходя со сцены после многократных вызовов на бис, он еще улыбался, но стоило двери гримерной захлопнуться за спиной, как он без сил рухнул на диванчик, надеясь, что Тигерру хватит ума и такта не трогать его в ближайший час. Он выложился слишком сильно. Но не жалел ни о чем.

– Ты похож на капризного котенка, – Тигерр, хлеща себя хвостом по бокам, навис над съежившимся в клубочек Къярром карающим мечом. – Этот праздник Майн устроил для нас, для тебя в том числе.

– Всего лишь повод завязать нужные знакомства, – скривился Къярр, не желавший покидать уютную гримерную. Ему дали немного отдохнуть, и силы хоть частично, но восстановились, однако желание идти на вечеринку отсутствовало напрочь. Наоборот, стоило только подумать о том, что там ему придется, возможно, разговаривать с Дэймом, как в груди начинало ворочаться что-то колючее и болезненное, будя злость и раздражение. – Все это ты можешь сделать и без меня. Я всего лишь вывеска.

– Тебе стоило хотя бы сказать спасибо Дэймону за эту возможность, – Тигерр отступать явно не собирался. Только шипел все громче.

– Ты видел, как он на меня смотрит? – Къярр забился в кресло еще глубже, недовольно мявкнув. После концерта шерстка чуть поблекла и слиплась от пота, и все, о чем сейчас мечтал книсс – это о хорошем душе. – Может, он и дал эту возможность, только преследовал свои цели. Но я его ожидания оправдывать не собираюсь. И платить за эту… возможность – тоже.

Тигерр зашипел, встопорщив усы. Распушившийся хвост мел кончиком пол.

– О, Мать, когда же ты перестанешь видеть в других только плохое? Ты красив, это естественно, что тебя хотят, и ты кому-то нравишься. И его интерес к тебе вовсе не означает, что он собирается требовать с тебя какую-то плату.

– Я больше не хочу об этом разговаривать, – Къярр обмяк, и его ушки бессильно повисли. – Ладно, твоя взяла. Там ведь не обязательно до самого конца быть? Мя?

– Сможешь уйти через часик, – Тигерр облегченно перевел дух и даже улыбнулся. Почесав уставшего подопечного за ушком и приласкав взъерошенную на затылке шерстку, книсс еще раз напомнил о времени и удалился, а Къярр, поминая всю родню Дэймона Майна, потащился в душ приводить себя в порядок.

Рука хозяина и организатора здесь чувствовалась во всем. В мягком рассеянном свете, приглушенном шелесте голосов, комфортной температуре и даже в выборе напитков. Переступив порог большого, строго украшенного зала, Къярр поначалу даже смутился из-за своего простого костюма, но быстро успокоился, разглядев, что гости, прохаживающиеся по залу или собирающиеся в группки, тоже одеты далеко не в драгоценности. И кажется, за это тоже стоило благодарить Дэйма, который на этой вечеринке сверкал, притягивая внимание сияющими глазами, очаровательной улыбкой и собранными в тугой высокий хвост волосами. Глядя на открывшуюся шею, Къярр то и дело покусывал губы, пытаясь усмирить появившееся вдруг желание вонзить клыки в светлую гладкую кожу.

Кое-как выдержав торжественную часть и представление, Къярр сбежал и забился в уголок, из которого любопытно поблескивал глазами, изучая собравшихся и ведя внутренний отсчет до того момента, когда уже можно будет покинуть вечеринку. Сначала Тигерр еще пытался приобщить его к разговорам, но потом отстал и теперь Къярр только и успевал заметить кончик его хвоста, мелькающего то тут, то там. Кажется, Тигерр был по-настоящему счастлив.

– Этот праздник ваш, но вы скучаете, ире. Я плохой хозяин.

Къярр аж зашипел от огорчения. Почему он снова не почувствовал его приближение?

– Моя скука – не ваша забота, – Къярр повел ухом, упрямо следя за Тигерром. – Спасибо за шанс и все такое, но я бы хотел побыть один.

– Почему вы пытаетесь показаться хуже, чем есть? – Дэйм протянул ему бокал с каким-то игристым вином.

Къярр поджал губы и окинул стоявшего рядом терранина презрительным взглядом:

– Я такой, какой есть. Если вам что-то не нравится – в вашем распоряжении все ваши гости. – И снова волна чужих эмоций, от которых не спрятаться. Да что же это такое, Мать? Он же никогда особым даром к эмпатии не обладал, почему же этого типа он чувствует так, словно читает его мысли? Интерес, странный голод, все то же желание и капля нежности. От этих мыслей и чужих чувств жарко и еще сильнее колется внутри. – Будьте добры фонить потише, – прошипел Къярр, почти с отчаянием понимая, что срывается, но остановиться не может. – И я надеюсь, что мне не придется платить за этот ваш шанс и эту вечеринку собой.

Дэйм стиснул бокал пальцами, заметно бледнея. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но Къярр вскинул руку, останавливая его.

– Мне не нужны оправдания. Достаточно того, что я знаю, что вы чувствуете по отношению ко мне. И был бы вам очень признателен, если бы вы избавили меня от своего присутствия.

– Я никогда ни с кого не требовал подобной платы, – с металлическими нотками в тихом голосе произнес Дэйм. Черты его лица заострились, губы сжались в узкую полоску, а глаза потемнели до черноты. И на его эмоции словно опустили металлический щит. – Не смею больше надоедать, ире Къярр. – Он кивнул головой, изображая поклон, и растворился в толпе, которая даже не заметила этой размолвки.

Къярр только расстроено мявкнул ему вслед, словно ему на хвост наступили. Сорвался. И пусть от сказанного он и сейчас бы не отказался, но можно было быть и повежливее. В конце концов, он больше не уличный кот. Покосившись на часы и решив, что положенное время он уже отстоял, Къярр кивнул Тигерру, поймав его взгляд, и направился к выходу. Он слишком устал от этой планеты, и этих людей. Нужно вернуться домой, и все будет в порядке.

2.

Ежегодная церемония награждения внесших значимый вклад в развитие экономики, культуры и социальной жизни империи книссов традиционно проходила на Книссауре и спасибо, что не в самом Киррра’аллоре. Не то, чтобы Къярру не хотелось побывать в императорском дворце, просто он четко знал свое место. И раз уж в этот год он и его группа попали только в списки приглашенных, а не награждаемых, то нечего лишний раз физиономиями светить. За прошедший год собственная мордочка, смотревшая на него со всех экранов, и так надоела до оскомины. Пирамида, Дэйм и тот концерт, воспоминания о котором Къярр пометил грифом «не трогать», сделали свое дело, и домой группа вернулась уже знаменитой. Контракты и предложения посыпались со всех сторон, каждая вторая планета ареала книссов хотела видеть у себя их выступление, и время вдруг странно сжалось. Гастрольный график был расписан чуть ли не на год вперед, а в планах Тигерра был выпуск новых песен. Скучать резко стало некогда, но и времени на то, чтобы расслабиться, разложить по полочкам все случившееся, не было. Пустота, незаметно появившаяся в груди с отлетом домой после той вечеринки, становилась все глубже и больше. Песни Къярра окрашивались все больше в депрессивные цвета, и даже новенький ударник, рыженький малыш Соррак, то и дело спрашивал, все ли у их солиста в порядке. В зависимости от настроения Къярр шипел или поглаживал мелкого книсса по гривке, рискуя получить по лапам от басиста, который, похоже, на котенка положил глаз, но отвечать не торопился.

Он был не в порядке, нелогично винил в этом Дэйма и еще более нелогично ненавидел его с каждым днем все больше, тем не менее тщательно отслеживая все новости. Сам Къярр отдавал себе отчет, что терранин ни при чем, и забыть бы уже о нем надо, но заставить себя не думать не мог. Его раздражительность уже стала легендой, капризы воспринимались, как высокомерие, но разубеждать окружающих Къярр не торопился. Лишь закрывался от всех еще сильнее. Тигерр только качал головой, но благоразумно с расспросами не лез, зная их бесполезность.

Правда, накануне церемонии все-таки провел воспитательную беседу с группой, и парни, одетые с иголочки, только щурились от яркого света, идя через толпу поклонников ко входу, ничем другим не показывая своего недовольства. Впрочем, внутри стало полегче. Здесь свет был помягче, зевак поменьше и можно было расслабиться. Къярр повел плечами, коротко муркнул, приветствуя знакомую котиссу, развернулся, да так и замер соляным столбом, глядя на вошедшего в зал Дэйма. Мелькнула заполошная мысль о том, что он здесь делает, но тут взгляд скользнул дальше, и голова стала восхитительно пустой.

Потому что Дэйм был не один. Потому что светло-рыжий книсс держал его за руку и заглядывал в глаза. И потому что сам Дэйм улыбался ему, обнимая за плечи и поглаживая шейку. Къярр сглотнул, пытаясь удержать хвост на месте, а Тигерр, заметивший Майна, метнулся к нему, восторженно мяукая.

Дэйм удивленно улыбнулся, приветствуя черного книсса, а потом вскинул голову и увидел Къярра. По нервным окончанием мазнул отголосок какого-то чувства и исчез неразличимым эхом, а вокруг Дэйма снова поднялись щиты. Чувствительно наступив на кончик собственного хвоста, Къярр кивнул, и Дэйм вежливо улыбнулся. Отвернулся, возвращаясь к разговору с Тигеррем, а у Къярра задрожали вдруг ноги. Скользнув рассеянным взглядом по наполняющемуся залу, он снова повернулся к Майну, но вместо синих глаз увидел ярко-зеленые его спутника. Юный книсс окинул его насмешливым взглядом и, прижавшись к Дэйму, потерся ушком о его плечо, недвусмысленно обнимая хвостом бедра. Майн, внимательно слушавший Тигерра, рассеянно поцеловал торчащий кончик, пригладив ладонью гривку, и Къярр отвернулся, поджимая губы и усилием воли сдерживая порыв выпустить когти. Желание потрепать этого рыжего до кровавых ошметков на миг заполонило разум, и Къярр тряхнул головой. Сердце сжалось от неизведанной ранее жгущей боли, и он поспешил отойти, на грани сознания поймав эхо чужой мысли:

«Он мой!»

Къярр скривился, шипя про себя и, найдя свое место, с самым независимым видом устроился в кресле, пытаясь разобраться, за что такое наказание наслала на него Мать. Он никогда не убегал, но сейчас чувствовал себя трусом, сбежавшим с поля боя. Устроив хвост на коленях, Къярр сполз пониже по сидению, словно это могло помочь ему спрятаться от всех. Жаль, что от себя так не спрячешься.

А церемония, тем не менее, началась и шла своим чередом. На сцену выходили книссы, тарлени, терране, но Къярр на все это смотрел так, словно видел во сне. Но когда прозвучало имя Дэймона Майна, всю сонливость как хвостом смахнуло.

Поднявшийся на сцену Дэйм был… великолепен. Строгий костюм по земной моде был неброским, но явно дорогим и сшитым на заказ. И почему, интересно, только сейчас Къярр заметил длину его ног, форму бедер и изгиб талии? Зажмурившись и чувствуя, как тонет в голосе человека, поднял ресницы, и замер, поймав его взгляд. Странный, нечитаемый, прямой. Он словно сжал невидимыми пальцами сердце Къярра. Книсс вздрогнул, растерявшись. Внутри творилось непонятно что, болело, дергалось, тянуло. Он никогда такого раньше не испытывал, и теперь просто не знал, что с ним происходит и что делать. Становилось то жарко, то холодно, ни пошевелиться, ни вздохнуть. И хорошо, что хвост на коленях, а не на полу лежит. Къярр сжал его между ног и мявкнул от неожиданного удовольствия и легкой боли.

– Къярр? – Соррак склонился к нему, сжав плечо, и тот, вздрогнув, обмяк. Отвел взгляд, чувствуя, как его начинает трясти. – С тобой все в порядке?

– Нет, – прошипел Къярр, еле подавив порыв отшатнуться. Кинул украдкой взгляд на сцену, но Дэйма там уже не было. Не понимая, что больше испытывает сейчас – разочарования или облегчения, Къярр отвел глаза, но легче не стало.

– Къярр? – это уже Тигерр заметил его странное состояние.

– Все в порядке, – прохрипел тот. – Мне просто нужно выйти, здесь слишком душно.

Тигерр удивленно муркнул, но Къярр уже пробирался к выходу, придерживая хвост и скомкано извиняясь. И выдохнул только, когда оказался в холле. Сжал кулаки, болезненно мявкнув от впившихся в ладонь когтей, но это помогло немного сбросить странный туман, наполняющий его голову.

– Ире? С вами все в порядке? Вы так быстро ушли.– Он был бы рад не узнать обеспокоенный голос, но для этого помнил его слишком хорошо. Может, Дэймон Майн больше и не мог петь, но красоты его тембра это ничуть не уменьшало. Улегшееся было волнение захватило его вновь, и Къярр разозлился. Он ненавидел терять контроль и еще меньше ненавидел быть слабым. А этот проклятый Матерью терранин что-то делал с ним.

– Да, со мной все в полном порядке, – развернувшись резко, так, что метнувшийся хвост хлестнул Дэйма по ногам, отчеканил Къярр. – Спасибо за заботу, но я в ней не нуждаюсь.

– Настолько, что прокусили губу? – в глазах Дэйма засияла мягкая усмешка и еще почему-то нежность. Потянувшись, он кончиком пальца дотронулся до пораненной губы, стирая с нее капельку крови, и Къярр с яростным мявом отбросил его руку. Когти сверкнули в воздухе, и рукав костюма человека превратился в лохмотья, а белоснежная рубашка начала стремительно краснеть. Дэйм застонал сквозь зубы, закрывая ладонью пораненное предплечье. Къярра окатило чужим ощущением боли, обиды, разочарования и чего-то еще, что он разобрать не мог.

– Простите… ире, – сквозь зубы процедил Дэйм, опуская глаза. Отвернулся, а Къярр, рассудок которого словно отключили, как только он увидел чужую кровь, дернулся следом. Молнией обогнул человека и, не дав отстраниться, отвел его руку в сторону. Когтем полоснул по шву, сдернул то, что осталось от рукава и, плохо соображая, что делает, лизнул кожу рядом с порезом.

Дэйм застыл. Къярр муркнул, стиснул его талию одной рукой, лишая человека возможности отстраниться, и принялся зализывать нанесенные им раны, тихо мурча от странного спокойствия и ощущения правильности, разливающихся по телу. И даже чувство вины, покусывающее сердце, стало словно дальше.

– Къярр… – Дэйм пошевелился, поднял свободную руку и остановился в паре миллиметров от торчащего ушка. – Не надо. Я сам виноват, мне не стоило трогать тебя.

В ответ Къярр только обжег его взглядом, дернул ухом, подставляя его под ласку, и Дэйм вдруг тихо рассмеялся. Смех завибрировал в его груди, и Къярр замурлыкал еще громче. Дрогнул, когда Дэйм легко провел пальцами по кромке уха, и закрыл глаза, бездумно впитывая ощущения и те эмоции, которые ловил сейчас от человека. Удивление, удовольствие, затухающую боль и еще что-то очень большое и жаркое, от чего его собственная пустота, казалось, испуганно съеживается.

Очистив ранки и распробовав вкус кожи, Къярр муркнул и отстранился, покусывая чуть припухшие губы и облизываясь. Поймав взгляд Дэйма, покаянно махнул хвостом, отводя глаза.

– Прости. Я не хотел делать тебе больно. – Почему так трудно отойти, отодвинуться? И злость куда-то испарилась от вспыхнувшего огнем страха, стоило увидеть кровь Дэйма. И пальцы не разжимаются, не отпускают.

Майн только покачал головой, осторожно шевельнул рукой и вдруг замер, глядя на что-то за его плечом. Къярр развернулся и невольно выпустил когти, глядя на злого, хлещущего себя хвостом по ногам книсса – спутника Дэйма. Светло-рыжий, с большими зелеными глазами – он был хорош настолько, что никогда ни чьей внешности не завидующий Къярр только зашипел огорченно и зло. А потом голова словно взорвалась, и Къярр мяукнул от боли. Никаких своих и чужих мыслей, только распирающая боль, от которой потемнело вдруг перед глазами. Къярр рухнул на пол, сжимая ладонями виски и даже не чувствуя, как царапают кожу головы не убранные когти.

– Къярр! – Голос Дэйма раздавался словно издалека. – Саян, прекрати!

– Он посмел протянуть к тебе свои лапы, – где-то на задворках сознания шипел и угрожающе урчал тот, кого назвали Саяном. – Он тебя ранил!

– Я сам подставился! Саян, остановись! – Плечи несильно сжали, погладили сведенные пальцы. – Къярр… Котенок…

Тот сморгнул, жалобно мяукая, и, не удержавшись, опрокинулся назад, упав на подставленные руки.

– Дэйм… – губы еле шевелились, голоса словно не было вовсе, но он упрямо продолжал, пытаясь сказать то, что оказалось вдруг таким важным, таким очевидным и само рвалось наружу. – Ми асте… Ми Эрта…

И боль словно выключили. От тишины зазвенело в голове, и Къярр, мяукнув, свернулся в клубочек на сильных руках, чувствуя жжение под веками от облегчения. Не хотелось ничего. Только чувствовать тепло тела Дэйма и удивляться самому себе. Почему раньше не понял? Почему только сейчас вдруг это стало так очевидно? Столько бегать от себя. Глупый кот. Дэйм погладил его по плечу, ласково что-то шепча. Къярр всхлипнул и позволил себе провалиться в темноту.