Текст книги "Вендетта (СИ)"

Автор книги: shellina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 17

Турок не любил бывать за границей. Он не любил Варшаву, недолюбливал Париж и просто ненавидел Киль, Берлин и все остальные немецкие города. Турок прекрасно знал несколько языков, включая зубодробительную латынь, попытки изучить которую даже Пётр Федорович в свое время оставил, но всё равно, как только он попадал туда, где вокруг все говорили не на родном русском, сразу же включалось то, что Пётр Фёдорович называл «защитная реакция». Хотя от чего эта реакция защищала, Турок так и не понял.

Париж же вызывал у него двоякое чувство. С одной стороны, город казался ему в чём-то более неустроенным, чем другие европейские города, а с другой – его полностью устраивали люди, со многими из которых было довольно легко договориться. Не со всеми, понятное дело, но со многими. Да что далеко ходить, если уж сама королева, как и маркиза де Помпадур весьма охотно принимали драгоценные подарки в обмен на небольшие услуги, то что про других говорить?

Турок подошел к окну и посмотрел на улицу. Да, были среди окружения короля и порядочные люди, которые радели за своё Отечество, вот только долго они там не задерживались, уходя на второстепенные должности. К счастью, поручение Петра Фёдоровича не включало в себя попыток контактов именно с этими твердолобыми господами. Те, которые ему были нужны, очень охотно брали взятки, тем более, что Турок не просил у них ничего сверхъестественного, наоборот, его просьба могла принести в стремительно пустеющую казну немалые барыши, поэтому его миссия и заняла и должна была завершиться сегодня, хотя со дня его приезда в Париж прошло всего-ничего две недели.

Почти в каждой европейской столице и более-менее значимых городах Пётр Фёдорович велел купить дом, где поселились доверенные люди в основном выкормыши Ушакова с незначительным штатом прислуги. Деньгами не сорили и вели довольно скромную жизнь рантье, доход которых не поражал воображения. Кроме оценки общей обстановки в городах, о чём каждый из них делал обстоятельный ежемесячный отчёт Ушакову, который передавался в посольство, а далее посольской почтой в Петербург, в задачи этих «рантье» входило встречать вот таких вот гостей, как Турок и помогать им в их миссиях по мере своих возможностей.

– Как сильно всё меняется, даже и глазом не успеваешь моргнуть, а ведь ещё года не прошло, как государыня Елизавета Петровна преставилась, – в комнату, в которой Турок ждал своего гостя, вошел Калинин Пёрт Ильич, мелкопоместный дворянин из Твери, двадцати трех лет отроду. – Никогда бы не подумал ранее, что в такой интересной ситуации окажусь. И шпион – не шпион. Разве же так шпионят, сплетни по паркам прогулочным да по салонам средней паршивости собирая?

– Пётр Фёдорович любит оценивать информацию, которая поступает к нему из многих источников, – Турок продолжал смотреть в окно. – Он говорит, что только таким образом может получить истинную картину происходящего.

– А не испить ли нам чайку, Андрей Иванович? – Калинин понятия не имел, что за задание выполнял Турок. На этот раз всё проходило в строжайшей тайне, даже от него. Не то, чтобы он сильно расстраивался из-за этого, Ушаков хорошо своих птенцов воспитывал, и они прекрасно знали, что за понятие такое «секретно». Но любопытство полностью подавить не удавалось, тем более, что в последнюю неделю ничего не происходило.

– Почему бы и нет, – Турок повернулся к Калинину и усмехнулся. Любопытство последнего было такими большими буквами на лбу написано, что даже особо напрягаться не пришлось, чтобы это любопытство выявить. – Тем более, что господин Фуше должен подойти немного позже.

– Господин Фуше? – Калинин позвонил в серебряный колокольчик и отдал приказ вошедшему слуге. – Кстати, я заметил, что подобными штучками редко пользуются у нас на родине, – и он указал на колокольчик.

– Возможно, в этом есть какой-то смысл, – пожал плечами Турок, проигнорировав вопрос про Фуше. – Не знаю, с чем это связано, но даже Пётр Фёдорович предпочитает пройтись до двери и приказать гвардейцу или своему секретарю найти нужную ему персону.

Ответить Калинин не успел, потому что дверь распахнулась и вошел слуга с чайником, и всеми чайными принадлежностями.

– Король Фридрих очень любит чай, – внезапно произнес Калинин, глядя на плавающие в чашке чайные листья. – Даже не знаю, как он обходится без него.

– Откуда ты это занешь, Пётр Ильич? – Турок поддерживал беседу только чтобы убить время, и не подпрыгивать на звук колес каждой кареты, который раздавался с улицы, проникая в комнату через окно. Чай он не любил ещё больше Парижа, предпочитая сбитень. Да и французы не слишком почитали этот отдающий распаренным веником напиток, отдавая предпочтение шоколаду и кофе.

– Я бывал в Берлине по поручению Андрея Ивановича, – Калинин сделал глоток и закрыл глаза по-настоящему наслаждаясь вкусом напитка. – А также в Потсдаме. Посчастливилось мне увидеть и Сан-Суси. Фридрих сотворил, наверное, самую роскошную чайную в мире. Позолоченные колонны, в китайском колорите... Я, признаться, даже не думал, что у этого солдафона может образоваться такой изысканный вкус.

– Король Фридрих прекрасно играет на флейте и слывет весьма искусным музыкантом, – Турок протер лицо руками. Почему-то эта, вроде бы брошенная вскользь фраза про то, что Фридрих любит чай, засела в разуме занозой и никак не хотела покидать его. – Так что, думаю, вкус у него есть. А уж изысканный он или нет, это не нам судить.

– Да, скорее всего, так оно и есть, – Калинин отставил чашку, а Турок, в один глоток осушил свою, чтобы уже избавить себя от этой пытки. – Андрей Иванович, не в службу, а в дружбу, выручай, родимый.

– Чем же я могу тебе помочь, Пётр Ильич? Сделаю всё, что в моих силах, – говорил при этом Турок совершенно искренне. Калинин очень помог ему освоиться, и во многом благодаря ему и тем связям, которыми он успел обзавестись, он сумел выполнить своё поручение относительно легко и быстро.

– Отвези мой доклад Ушакову, – Калинин развалился в кресле, совершенно умиротворенно разглядывая собеседника. – Надоело уже в посольство мотаться, да и внимание лишний раз привлекать к тому факту, что я зачастил к русским послам, не хотелось бы.

– Да, для твой службы это не слишком хорошо, – задумчиво проговорил Турок. – Я доклад-то отвезу, не сомневайся, да Андрею Ивановичу доложу, что не дело это, по посольствам лазить, где тебя много кто увидеть может.

Они замолчали, думая каждый о своём. Это довольно уютное молчание прервал звук остановившейся возле двери кареты. Турок встрепенулся, а Калинин вскочил с кресла и принялся трясти колокольчик. Один из слуг пошел открывать дверь, в которую ударили дверным молотком, а второй в это время убирал чайные принадлежности.

– Ладно, Андрей Иванович, не буду тебе мешать, да смущать своим присутствием. Пойду-ка я кутить к мадам де Лозье. Она меня, помниться, как раз на сегодняшний вечер приглашала, столько духов извела на приглашение, – Калинин закатил глаза, а Турок не выдержал и хохотнул. Дверь тем временем распахнулась и вошел очень чопорный слуга в парике, обсыпанным рисовой мукой.

– Господин Фуше к господину Матвееву, – произнес он и отступил в сторону. В комнату вошел высокий худой господин, в черной одежде.

– Господин Фуше, – жизнерадостно воскликнул Калинин. – Давненько мы с вами не встречались. Как жаль, что у меня совсем нет времени на то, чтобы поболтать с вами. – Он говорил всё то время, пока шел к двери.

– Вы уже уходите, господин фон Шварц? – Фуше даже не пытался скрывать удовлетворение от такого положения дел.

– Увы, дела, – развел руками Калинин, которого в Париже, да и не только в Париже, знали под именем Карл Кристиан фон Шварц, дворянин из Швабии. – Но, я обязательно найду время, чтобы сыграть с вами партию в карты.

– Я буду ждать этого с нетерпением, – они очень синхронно раскланялись. Все условности были соблюдены, и Калинин ушёл, закрыв за собой дверь.

– Присаживайтесь, господин Фуше, – с видом радушного хозяина Турок мазнул рукой в сторону кресла, из которого совсем недавно поднялся Калинин. – Не хотите чаю?

– Нет, спасибо, – Фуше сморщил нос. – Это проклятые англичане могут эту дрянь с утра до вечера хлебать. К счастью, я к ним не отношусь. К тому же, мне хотелось бы закончить наши дела побыстрее. Как это ни прискорбно, но я, как и господин фон Шварц, спешу.

– Да, я понимаю, – Турок снял с каминной полки тяжелую шкатулку и перенёс её на столик, с которого совсем недавно убрали чайник. Он намеренно предложил Фуше именно чай, в глубине души надеясь, что тот откажется, что и произошло к его большому удовольствию. – Надеюсь, вам удалось достать то, что я просил?

– Да, удалось, иначе меня бы здесь сегодня не было, – Фуше сунул руку за пазуху и вытащил стопку бумаг, которые были уже скреплены королевской печатью. Кроме того, на каждой бумаге стояла размашистая подпись короля Людовика, хотя сами бумаги заполнены не были. – Прежде, чем я их отдам, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, господин Матвеев.

– Конечно, я понимаю ваши опасения, поэтому отвечу на любой вопрос со всей искренностью, которая только мне доступно, – Турок приложил сомкнутые руки к груди. – Вы можете мне полностью доверять, господин Фуше. И к тому же, я не хочу ничего плохого ни его величеству, ни вам. Вы сами могли предположить, какую пользу получит казна, иначе... – он сделал паузу, а затем с тонкой ироничной улыбкой закончил. – Иначе вас бы здесь не было. Ведь я не знаю большего патриота своей страны, чем вы, господин Фуше. – И в это фразе была частица истины. Если бы Фуше изначально заподозрил подвох, то никогда не согласился бы на эту авантюру. Но где-то в глубине души в него всё равно скреблись кошки. Что-то было неправильно, но он никак не мог понять, что именно.

– Почему вы вообще взялись за это дело, господин Матвеев? – сверля Турка напряженным взглядом задал свой первый вопрос Фуше.

– Чтобы помочь друзьям, разумеется, – снова улыбнулся Турок. – Сам-то я далек от моря, по правде говоря, я вообще не любитель морских путешествий.

– Я вот только одного не могу понять, а почему вы не обратились за патентами в канцелярию вашего императора? – Фуше покачал головой. – Или ваши друзья почему этого не сделали?

– Моим друзьям было бы довольно проблематично это сделать, я же вам говорил уже, господин Фуше, они нарушили приказ его величества, и теперь вынуждены скрываться, тщательно делая вид, что их корабли вместе с ними и всей командой пошли на дно. Что касается меня, то я бы, конечно, мог попытать счастье в императорской канцелярии, если бы не одно маленькое «но», в Российской империи запрещено каперство. – Турок развел руками. – Господин Фуше, здесь нет никаких подвохов. Просто лихие парни под французским флагом немного пощиплют англичан. Разумеется, все налоги будут выплачены казне Франции в полной мере.

– Ну, хорошо, держите, – после непродолжительной паузы произнес Фуше и протянул Турку каперские свидетельства. – Имена капитанов и название кораблей впишите сами.

– С вами невероятно приятно иметь дело, – Турок двинул в его сторону шкатулку. – Примите это от меня в знак наивысшей признательности. В шкатулке были деньги. Конкретная сумма оговорена не была, но Турок посчитал, что тысячи луидоров будет вполне достаточно, чтобы «отблагодарить» Фуше. Все-таки человек старался. К тому же, он не был уверен в том, что на уме у Петра Фёдоровича было просто получить эти каперские свидетельства. Тут дело было в чём-то совсем другом, но в чём, Турок пока не мог понять. Как бы Фуше не пришлось из-за этой тысячи держать ответ перед королем Людовиком.

* * *

– Ты как? – я подъехал к карете, в приоткрытое окно которой выглядывала Мария. Вот уже неделю мы ехали из Петербурга в Москву. Земля уже лишилась снега, а грязь подсохла настолько, чтобы можно было путешествовать с комфортом, и в то же время она ещё не стала настолько сухой, чтобы пыль столбом поднималась из-под копыт.

– Мне гораздо лучше. И хотелось бы проехаться верхом, – ответила Мария, но я только покачал головой.

– Нет. Ты же слышала, Кондоиди чётко сказал, никаких прогулок верхом. Только в карете, в окружении мягких подушек, и только на очень короткие расстояния.

– О, это просто невыносимо, – и Мария скрылась в карете. Ну всё, будет злиться теперь пару часов совершенно точно.

Наш сегодняшний переход близился к завершению, скоро надо будет останавливаться на ночлег. Хотя какой может быть ночлег, если ещё до ужина далеко. Иногда меня эти короткие переходы тоже бесили, ещё больше, чем Машку, но рисковать ею или нашим ребёнком я не собирался.

– Вышиний Волочёк, вше величество, – ко мне подъехал Бехтеев и указал рукоятью плетки куда-то вперед. – Сердюков предупрежден и ожидает вашего прибытия.

Я привстал на стременах, но ничего, напоминающего мне город, не увидел. Тогда я оглянулся назад на растянувшийся почти на километр императорский поезд. И это, несмотря на то, что уже многие чины перебрались в Москву, не дожидаясь меня, а то и по моему прямому приказу. А ведь, когда я вернусь, то очень здорово прорежу этот цветник. Нет, я никого не прибью ненароком, хотя порой руки так и чесались. Просто я не вижу большой надобности в таком огромном дворе. Тем более, что я постоянно работаю, и у меня нет склонности к разного рода развлечениям. Да и за Машей я такого не наблюдал. Ей вообще дай только волю, она из своих комнат и носа не покажет, полностью посвятив себя своим школам и детям.

А чтобы на какой-нибудь бал всех согнать, то тут и напрягаться не надо, достаточно несколько приглашений зажать, чтобы остальные между собой передрались за возможность покрасоваться на императорском балу. А можно вообще приглашениями как билетами на какую-нибудь звезду из-под полы банчить. Вроде как Турок сумел достать подписанные приглашения без имен на них, и согласен уступить за чисто символическую плату, только таким приятным людям, заветную бумажку, которая будет означать для знати очень и очень много. Да это же будет статусным событием. Не то что совсем недавно при тетке – все воспринимали эти увеселения как нечто само собой разумеющееся.

– Ваше величество, Сердюков, – снова сказал Бехтеев, и вот теперь я увидел быстро приближающегося к нам всадника. – Не выдержал, навстречу скачет.

Сердюков быстро приблизился, и я сумел, наконец, как следует разглядеть этого доморощенного гения, разработавшего и построившего Вышневолоцкую водную систему. Кроме того, что Сердюков был гением построении гидросооружений, он ещё и достаточно успешным купцом был. А ещё он был монголом. Не человеком, похожим на монголов в других китайцев, а очень даже чистокровным монголом. А может быть Сердюков был калмыком – эта версия тоже имела место на существование. Мне, если честно, по большему счету было наплевать на его происхождение, тем более, что он, похоже, уже и в самом деле забыл, кем является на самом деле.

– Ваше величество, – всадник приблизился к нам. – Это такая великая честь для нас, – заорал он.

– Для меня тоже честь не малая, Михаил Иванович, – мы поклонились друг другу, а сделать это, сидя верхом на лошади, было довольно проблематично. – Я рад, что сумел добраться, наконец, до вашего чуда мысли человеческой. Что ж, показывай, что тебе удалось здесь сотворить.

– Ваше величество мне льстит, – Сердюков расплылся в улыбке. – Мы так ждали, что вы посетите Вышневолоцкую водную систему и увидите всё своими собственными глазами. В прошлую вашу поездку вы обошли нас стороной, но, я понимаю, Российская империя большая страна, на всех не поспеешь. И тут такой подарок.

– Михаил Иванович, ты здоров? – осторожно спросил я этого то ли монгола, то ли калмыка.

– Конечно, я здоров, ваше величество, а почему вы спрашиваете? – Сердюков прекратил скалиться теперь посматривал с подозрением.

– Да как-то странно видеть человека, который так сильно желает, чтобы я осмотрел его работу. Согласись, это всё крайне подозрительно и наталкивает на мысль, что с человеком что-то не в порядке, скорее всего, он болен, возможно даже смертельно. – Пояснил я, свои рассуждения.

Сердюков слегка завис, и за это время мы успели доехать до городка, который впрочем давно разросся и тянул на полноценный город. Жаль моя книга далеко, где-то в багаже, потому что, если я сейчас не запищу это, то попросту забуду.

Дождавшись, когда расположат Машу, со всеми возможными почестями, я вновь вернулся к теме обсуждения водохранилища и водных путей. То, что двор всё ещё тянулся и кареты подъезжали одна за одной, мне было параллельно. Пускай едут, располагаются, да отдыхают, ежели так сильно устали. Естественно, каким бы большим дом Сердюкова не был, но вместить всю нашу свору он не смог бы, при всем своём желании, поэтому частично поезд был расформирован по близлежащим домам, принадлежащим в основном местному купечеству.

Справедливо решив, что и без меня здесь всё освятится, я поехал осматривать шлюзы и Цнинский канал в сопровождении Сердюкова, Бехтеева и пятерки гвардейцев.

Я здесь бывал там в моем мире, но всё, что я помню – это огромное водохранилище, напоминающее морские просторы, потому что противоположного берега я так и не смог увидеть. Помнится, что ни само водохранилище, ни постройки, многие из которых сохранились в рабочем состоянии и до моих дней, не произвели на меня какого-то особого впечатления. Я просто тогда не понимал, насколько важным был просто титанический труд, затраченный на постройку всего этого великолепия. Насколько было непросто этому то ли монголу, то ли калмыку, не имея мощного компьютера и хоть каких-то примитивных измерительных приборов, умудриться построить такую махину, которая простоит века. Единственное, что я помню, это гранит. Все было выложено гранитом. Вроде бы Катерина, которая сейчас борется за польскую корону со своим наглым мужем, который почему-то не хочет ей уступать по-хорошему, отдала распоряжение насчет гранита. Без гранита вид был слишком непривычен, и я сам не понял, как проговорил.

– Надобно все гранитом облицевать. Фёдор Дмитриевич, запиши, потому что я точно забуду, – Бехтеев кивнул и принялся набрасывать в свой, хм, ну пусть будет ежедневник, что нужно будет сделать. Я же повернулся к Сердюкову. – А скажи, Михаил Иванович, ты только в водных сооружениях силен? Или можно тебе поручить чем-то ещё заняться?

– Смотря что вы имеете ввиду, ваше величество, – осторожно проговорил Сердитов.

– Да вот, едем мы с Марией Алексеевной и только что Господу нашему не молимся, чтобы дождь не наслал на наши головы грешные, иначе мы уже вынужденно будем через каждую версту останавливаться, чтобы карету очередную вытащить. Понимаешь, на что я так вольно намекаю? – Сердюков неуверенно покачал головой, а потом кивнул.

– Ваше величество хочет, чтобы я занялся постройкой каналов? Чтобы на яхтах доходить куда вам вздумается по Российской империи, – спросил он, молясь про себя, чтобы это оказалось правдой, потому что думать о чём-то другом просто не хотелось.

– Нет, Михаил Иванович, – теперь пришла моя очередь качать головой. – Я про обычные дороги. Наверное, построить нормальную дорогу не сложнее, чем нечто подобное соорудить, – я обвел рукой вокруг себя обозначая таким образом Вышневолоцкую водную систему. – Да, в какой-то мере, это сложнее и более трудоёмко, я уж не говорю о том, какие траты казне предстоят, но оно того стоит. Ты, Михаил Иванович, давай, прикинь, что да как, сколько чего потребуется, откуда начнешь, да как вообще дорогу будешь делать, чтобы она стояла и наши потомки нас с тобой добрым словом вспоминали. Да, чуть не забыл, дороги по всей Российской империи должны появиться. Ну, кроме тех мест, где в принципе невозможно их сделать. Время у тебя есть с запасом. В Москву на коронацию приедешь с фамилией, и обсудим на досуге, что ты напридумывал. Фёдор Дмитриевич, потрудись приглашение Михаилу Ивановичу выслать, – и я, не давая Сердюкову опомнится, развернул коня и поехал назад, чтобы уже на самом деле отдохнуть.

Глава 18

Кристиан Ван Вен соскочил с коня и взбежал на крыльцо своего дома. Точнее того, что от этого дома осталось. Внутри царила разруха. Создавалось ощущение, что через дом пронеслась толпа, сметая все на своем пути. И то, что нельзя было схватить и унести, просто разломали и бросили тут же в доме, превратив его в огромную выгребную яму.

– Интересно, а почему не начался пожар? – растерянно пробормотал Кристиан, оглядываясь по сторонам. – И что со слугами?

Ответ на оба вопроса он нашел в гостиной, в которой любил проводить время Криббе, когда останавливался у него, во врем своих приездов в Амстердам. Камин потух уже слишком давно, гораздо раньше, судя по его содержимому, чем в дом ворвалась чернь. А тайник, в котором Ван Вен оставлял деньги Марте на хозяйство, был пуст. Похоже, что его слуг тоже захватила эта зараза, и они, сперев все самое на их взгляд ценное, подались в стан к восставшим. Иначе пропажу ценностей из тайников никак нельзя было объяснить. Тайников было много, и их не так легко было найти и уж точно не ворвавшимся в дом, опьяненным кровью и вседозволенностью людям. Пошевелив ногой осколки ценной вазы, валяющиеся на полу, Ван Вен прошел в кабинет. Там у него находился сейф, месторасположение которого не знал ни один из обитателей дома, кроме него самого. О сейфе знал еще и император Петр, который по каким-то ему одному известным ориентирам умудрился его найти, но представить себе, что Петр вдруг начал показывать место, где находится сейф, всем подряд, Ван Вен просто не мог.

Немногочисленные войска республики сначала растерялись, не понимая, каким из истеричных приказов слушаться, но потом произошло и вовсе странное: солдаты внезапно взбунтовались, вздернули своих командиров и присоединились, как и полицейские к толпам черни, которая никак не хотела успокаиваться. Ван Вен не понимал, что происходит. Почему-то он был уверен, что понимает Криббе, и что этот проходимец находится где-то в центре разворачивающихся событий.

Кристиан уже давно заметил, что, когда старый друг переступал порог его дома, город начинало трясти, как в лихорадке, но такого он точно предположить не мог.

Всю республику словно безумие охватило, и этот пожар даже на Австрийскую часть Нидерландов перекинулся. Полицейские, которые по идее должны были разогнать толпу, внезапно присоединились к ней, словно в них сам дьявол вселился. Вчерашние правители бежали, кто куда. Немецкая и австрийская знать в срочном порядке вывозили семьи из ставших такими опасными Нидерландов. Казалось бы, один из немногих островков стабильности – Российское посольство, было подвергнуто нападению. В итоге охрана посольства вместе с немногочисленной челядью была вынуждена отступить, оставить здание, которое в конечном итоге сожгли нападавшие. К счастью, посол с семьей и помощниками в это время уже выехал, правда, никто не знает куда.

Сейф остался нетронутым. Его просто не нашли. Кристиан опустился на колени, сдвинул фальшивую стенку с массивного стола и открыл сейф, встроенный прямо в стол. Этот стол был единственным, оставшимся целым предметом, который из-за веса не смогли сдвинуть с места, хоть и старались. Не смогли его также и разбить, хотя порезы и сколы виднелись на крышке и боковых поверхностях. Долго с ним не возились, не сочли нужным, за что Ван Вен сейчас благодарил судьбу.

Вытащив из сейфа пару мешочков с золотом, один мешочек с драгоценными камнями и кучу бумаг, Кристиан быстро спрятал все это в дорожную сумку и поднялся. Сейчас перед ним стоял один вопрос, куда податься?

Он уже подходил к двери, возле которой привязал своего коня, с каретой пришлось расстаться где-то неподалеку от Зеландии, когда на улице раздался сильный шум. Рывком распахнув дверь, Кристиан замер на месте, наблюдая, как по улице, полностью перекрыв ее в ширину, шагали едва ли не печатая шаг солдаты в форме Российской армии. Эта форма настолько отличалась от формы всех других армий, и не только цветом, что перепутать было практически невозможно. Рядом с солдатами шел молодой офицер, в котором Ван Вен с трудом узнал лощеного Петра Румянцева, которого видел однажды в свите императора Петра, когда тот еще был Великим князем.

– Господь всемогущий, благодарю тебя, – прошептал Кристиан и рванул к Румянцеву, но тут же был остановлен двумя дюжими солдатами, перегородившему ему дорогу.

– Куда прешь? – ласково поинтересовался один из солдат.

– Я к вашему офицеру, – Ван Вен, прослуживший в свое время пятнадцать лет ощерился. – Господин Румянцев, да посмотрите на меня! – крикнул он, махнул рукой и тут же отскочил в сторону. Надо сказать, сделал он это вовремя, потому что в противном случае не избежать ему затрещины. Но и цель была достигнута. Румянцев оглянулся, нахмурившись и тут увидел Кристиана. Лоб у Петра разгладился, и он отошел от строя.

– Пропустить, – голос звучал глухо, словно он его не так давно сорвал. Солдаты, повинуясь приказу своего командира, отошли в сторону и вскоре присоединились к идущим шеренгам. – Господин Ван Вен, если не ошибаюсь, – Кристиан кивнул, подтверждая его слова, и Румянцев продолжил. – Разве вы не должны находиться в Испании?

– Все договоренности достигнуты, господин Румянцев. Я как раз возвращался домой, когда попал во все это, – Ван Вен сделал неопределенный жест рукой, показывая, во что именно он попал.

– Да, не слишком удачное время вы выбрали, чтобы вернуться домой, – Петька покачал головой.

– Это еще мягко сказано, – Кристиан поморщился. – А могу я поинтересоваться, куда вы направляетесь? Если это не великий секрет.

– Да какой секрет? Его величество направил нас на охрану посольства и подворья Ост-Индийской кампании. Если дела совсем плохо пойдут, то вывезти всех туда, где сейчас безопасно. Да хоть на территорию Российской империи, если уж на то пошло.

– Посольство спалили на днях, я то, что от него осталось видел, печальное зрелище, – Кристиан внимательно смотрел на Румянцева. В какой-то момент ему показалось, что молодой человек усмехнулся, в ответ на его заявление. Но на лице у Петьки тотчас появилось скорбное выражение, которое заставило Ван Ване прийти к мнению, что просто показалось.

– Да что вы говорите? Вот беда-то. Пришла туда, куда ее и не звали вовсе. Ну тогда нам один путь к представительству Ост-Индийской кампании.

– Разрешите присоединиться? – Ван Вен пристально смотрел на Румянцева.

– Ну конечно, какой разговор, – Румянцев кивнул ему и отошел от него, снова встав сбоку от своих солдат. Кристиан отвязал своего коня, и повел его на поводу, быстро догнав Румянцева, пошел рядом с ним.

– А почему вы не верхом? – спросил он, чтобы продолжить разговор.

– Да как-то неправильно это, ехать, когда остальные идут. Да и Петр Федорович посоветовал слишком над солдатами не возвышаться, – просто ответил Петька.

– Я слышал в ваших войсках реформы весьма странные идут, – осторожно, взвешивая каждое слово сказал Ван Вен.

– Пока нет, так понемногу что-то внедряется. Например, унижать солдата нельзя ни словом, ни делом. Но вот слушаться приказов он должен беспрекословно, а не послушается, то может такого отхватить, что сам наперед, как Христос наш, щеку для кулака подставит. Деньги опять же на каждый полк справедливо начали выделять. Гарнизоны строятся по всей Российской империи. Но все это давно началось, просто Петр Федорович не хочет через колено ломать. Постепенно приучает то к одному, то ко второму. А потом сами затылки чесать начинаем, а как-раньше-то без обязательного умывания и кипячения воды обходились? Или, почему отхожие места не обустраивали на стоянках? Да и уследить легче, чем, когда скопом все наваливается, в чем и офицеры не успевают разобраться. – Петька хмыкнул и развел руками. – А настоящая реформа, если и будет, то не ранее, чем коронация пройдет, да война с Фридрихом завершится, чтобы разом все ошибки учесть и не допускать их более. О, кажется, прибыли на место.

Первые ряды солдат уже действительно входили на территорию Ост-Индийской кампании, когда признали в подошедшем полку своих.

Из распахнутых ворот вышел осунувшийся и давно небритый Криббе.

– Ну, слава богу, – произнес он с облегчением. – Я уже думал, что не дождемся. Вчера так даже пришлось пару раз выстрелить в толпу. Но я видел солдат среди черни и начал думать, что день-два и нас возьмут штурмом.

– Чего они хотя бы требуют? – Румянцев протер лицо. Он сильно устал. Последняя неделя вообще далась ему с трудом. Петька буквально заставлял себя каждое утро открывать глаза, чтобы начать очередной бесконечный день.

– Сначала повысить заработок, и не такого скотского обращения, – Криббе с удовольствием смотрел на входящих и входящих во двор солдат. – Сейчас – не знаю. Похоже, что они и сами не понимают, что же им надо, и зачем все это продолжается.

– Гм, – Румянцев проследил за взглядом Гюнтера. – А мы все поместимся там? Со мной хоть и не весь полк, но тоже прилично человек, да еще и обоз.

– Поместимся, – утвердительно кивнул Криббе. – Там сейчас целый постоялый двор для особых персон, которые сумели пробиться к нам. Это какое-то безумие. И самое главное, никто не понимает, с чего все началось.

– Так не бывает, – покачал головой Ван Вен. – Чтобы костер разгорелся, нужно добыть хотя бы пару искр.

– Так поди найди сейчас того, кто эти искры высек, – Румянцев вытащил из-за пазухи объемный пакет и протянул его Криббе. – Письмо от его величества. Сказал, передать лично в руки. Не получится, перед смертью – сожрать, главное, не допустить, чтобы оно попало в чужие руки. – В это время последний солдат зашел в ворота, которые, казалось, поглотили всех пришедших в Амстердам солдат.

– Петр Александрович, тут с вами какие-то важные господа говорить изволют, – к Румянцеву подбежал его денщик, уже поживший на этом свете ветеран Василий.

– Передай господам, что говорить я буду с ними завтра. Мы совершили большой переход, и прежде, чем лясы точить, я хочу как следует отоспаться, – рыкнул Румянцев. – Мне же найдется здесь лишняя кровать? – он повернулся к Криббе, который рассеянно кивнул. Ему не терпелось вскрыть письмо, а тут его отвлекают на какие-то совершенно приземленные материи.

– Что? Да, конечно, идите, где найдете свободную комнату, там и располагайтесь, – и, не отвлекаясь больше ни на Кристиана, ни на Румянцева, Гюнтер зашел внутрь подворья. За ним поспешили оставшиеся на улице в одиночестве Петька и Ван Вен. Как только они зашли внутрь, ворота за ними захлопнулись и в пазы опустились тяжелые засовы.

– Вы сказали, что с вами не весь полк, а где остальные? Или вы с несколькими ротами пришли сюда? – спросил Кристиан у Румянцева, только сейчас почувствовав, как сильно он устал.