355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Мартин » Кольцо смерти » Текст книги (страница 3)
Кольцо смерти
  • Текст добавлен: 21 мая 2020, 15:00

Текст книги "Кольцо смерти"


Автор книги: Сергей Мартин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ты не прав, Ник, – Дремин положил руку на плечо Князева, но тот в раздражении стряхнул ее. – Если посмотреть только с внешней стороны, то можно говорить лишь о непреднамеренном убийстве. Но и эта формулировка слишком строга. Никто не застрахован от роковой случайности, от ошибок, в конце концов. На каждом Гран-При две-три машины теряли управление. – Он вздохнул.

– Теряли управление! – Не находя слов, что было ему несвойственно, Князев театрально возвел глаза к небу, словно ища подсказки свыше. – О, боже! Вы же сами все видели на экране. Несколько раз прокрутили, с разных точек… Он и не думал тормозить, потому что зарвался. А вы говорите – божье деяние! Ну, конечно, конечно, божье деяние! А все потому, что он взял подряд пять Гран-При, и потому, что в прошлом сезоне стал чемпионом и в этом, похоже, станет снова!..

– Что ты имеешь в виду?

– Как будто вы сами не знаете, что я имею в виду! Отлично знаете, черт бы вас побрал! Ведь если вы снимите его с дистанции, на команде можно ставить крест. Равнозначной замены ему не найти, тем более в разгар сезона, да и спонсоры не обрадуются. Убрать чемпиона! Как бы не так! В рекламу вложены миллионы, а без Гранина команда не будет стоить и гроша! Нам же нужны такие гранины, разве не так? Даже если они убивают людей…

– Я думал, что он – твой друг.

– Само собой! Но ведь и Алекс был моим другом. Как все…

На такую реплику нечего было возразить, и Дремин промолчал. Князев, видимо, высказал все, что хотел, и тоже замолк, скривив гримасу отвращения и презрения.

Молча и без происшествий под усиленной охраной полицейских все четверо добрались до бокса. Ни на кого не глядя и не сказав никому ни слова, Гранин устремился через помещения к павильону на площадке. В свою очередь никто из присутствующих – а здесь собралась вся команда, включая механиков, администраторов, инженеров и водителей трейлеров – не попытался остановить его или заговорить с ним. Никто даже не обменялся с другими многозначительными взглядами – к чему подчеркивать то, что и так бросается в глаза? Главный механик Варламов просто сделал вид, что не видит Гранина, и подошел к Дремину. Главный механик, признанный мастер– виртуоз совего дела, был уже не молод, и его изборожденное глубокими морщинами и покрытое густым загаром лицо имело такое выражение, будто он тяжело страдал несварением желудка. Он спросил:

– Гранина, конечно, оправдали?

– Конечно?.. Я вас не понимаю.

– Ну вот! Неужели не ясно, что, если осудить Профессора, это значит отбросить автоспорт на десять лет назад? Кто же такое позволит? Ведь в команду вложены миллионы и только с одной целью – сделать всех этих иностранцев на их же треках! Разве не так, босс?

Ничего не ответив, Дремин задумчиво посмотрел на Варламова, потом бросил мимолетный взгляд на все еще не убравшего злобную гримасу Князева и, наконец, отвернулся и подошел к искалеченной машине Гранина, которую механики уже поставили на колеса и затащили вглубь бокса к подъемнику. Дремин не спеша осмотрел ее, обойдя вокруг, задумчиво постоял склонившись над водительским сидением и даже попробовал повернуть штурвал. Рулевое колесо вращалось плавно. Потом он выпрямился, потер подбороток и протянул:

– Н-да, интересно!..

Варламов холодно взглянул на него. Его глаза выражали неудовольствие и скрытую подозрительность. Он произнес:

– Эту машину готовил лично я, босс.

Дремин лишь пожал плечами, последовала долгая минута молчания. Наконец, он сказал:

– Знаю, Василич, знаю… Знаю и то, что лучше вас этого никто не делает… Вы у меня с первых дней, так что не станете молоть чепухи. Я должен знать, что же произошло на самом деле? Сколько вам нужно времени?

– Вы хотите, чтобы я начал немедленно?

– Разумеется…

– Пять-шесть часов, – Варламов говорил сухо: он был обижен и не скрывал этого. – От силы – восемь.

Дремин кивнул и, взяв Видова под руку, хотел, было уйти, но в последнее мгновение остановился. Князев и Дремин-младший тихо разговаривали о чем-то, и хотя слов не было слышно, враждебные жесткие взгляды, которые они бросали внутрь павильона на Гранина и на его бутылку с бренди, были достаточно красноречивы. Дремин отвернулся и с сожалением вздохнул.

– Сегодня у Сержа друзей не прибавилось, не так ли?

– Да, все ополчились на него… А вон еще один, жаждущий мести, – сказал Видов, кивком указав в сторону человека в голубом комбинезоне, решительно шагающего к боксу с таким видом, будто у него было что-то на уме. Это был латыш Валдис Бразаускис – гонщик "номер один" второй российской команды, пробившейся в число "грандов" автоспорта благодаря щедрости компании-конкурента, чье название красовалось на груди и спине его комбинезона. В этом сезоне он выиграл лишь один кубок Гран-При, но всегда приносил своей команде очки и, деля четвертое-пятое место с немцем Акселем, после гибели Морриса имел неплохие шансы в борьбе за чемпионскую корону. Как и Князев, это был холодный и недружелюбный человек с манией величия и потому весьма заносчивый и надменный. У него было мало друзей, если таковые вообще были, и неудивительно, что эти два человека, самые непримиримые соперники на трассах, в жизни были близкими приятелями.

Бразаускис явно кипел от гнева, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда на его пути возникла массивная фигура Дремина.

– Ох, боже ты мой! – Вздохи явно становились второй натурой Дремина. – Кажется, у Валдиса действительно что-то на уме.

– Прочь с дороги! – прошипел сквозь зубы тот.

Дремин с кротким удивлением взглянул на него.

– Простите, что вы сказали? – вежливо спросил Иван Михайлович, но от его слов повеяло ледяным холодом.

– Извините меня, господин Дремин… Где этот мерзавец?

– Оставьте его в покое. Ему и без вас тошно.

– А Моррису считаете не тошно?! Не знаю, какого черта вы носитесь с этим Граниным! Правда, мне наплевать на это. Но с какой стати этот маньяк должен оставаться на свободе? Ведь он же самый настоящий маньяк! И вы это отлично знаете. Мы все это знаем. Сегодня он меня дважды едва не спихнул с трека. И я мог быть на месте Морриса. Я вас предупреждаю, господин Дремин! Если этот мерзавец снова пявится на треке, я поставлю вопрос о его дисквалификации в дисциплинарном комитете. Гранина должны снять с соревнований!

– Кому-кому, но только не вам поднимать такой вопрос, Валдис, – сказал Дремин, положив руку на плечо Бразаускиса. – Вы не можете позволить себе показать пальцем на Гранина. Вы отлично знаете, что, после гибели Морриса и в случае снятия с соревнований Гранина, вы можете реально претендовать на чемпионский титул. От Грэга Мэйсона вы отстаете только на три очка, а впереди еще восемь гонок…

Бразаускис широко раскрыл глаза. Ярость почти погасла на его лице, и он с удивлением уставился на Дремина. Его голос упал почти до шепота, когда он заговорил снова:

– Вы подумали, я действительно поступил бы так?

– Нет, Валдис, я этого не думаю. Я просто хочу сказать, что большинство людей подумали бы так.

Наступила долгая пауза, за это время Бразаускас почти совсем успоколся и, наконец, сказал:

– Но он же убийца. Он и еще кого-нибудь убьет.

Мягко сняв руку Дремина со своего плеча, он развернулся и пошел прочь. Видов проводил его задумчивым и тревожным взглядом.

– Может, он и прав, Иван… Я понимаю, Гранин взял уже пять Гран-При, но с ним явно что-то происходит… Да что говорить, вы и сами это хорошо знаете…

– Взял пять кубков, а вы меня пытаетесь убедить, что у него сдали нервы?

– Я не могу сказать, что там у него сдало. Просто не знаю. Я знаю только одно: если самый осторожный гонщик стал неосторожен и опасен, то это ненормально. Другие просто боятся его. Они уступают ему дорогу, потому что предпочитают остаться в живых, чем оспаривать у него хотя бы метр пути. Поэтому он и продолжает выигрывать.

Дремин пристально посмотрел на Видова и покачал головой. Ему было не по себе. Это правда, он, Дремин, а вовсе не Видов, – признанный мастер в подобных делах. Но Дремин относился к самому Видову и к его мнению с глубочайшим уважением. Что ни говори, а Видов чрезвычайно умный и проницательный человек. В спортивную журналистику он пришел всего два года назад, как говорится "ниоткуда", но за это короткое время смог сделать себе имя благодаря острой проницательности, незаурядной способности наблюдать и анализировать и, конечно же, своей компетенции во всех тончайших нюансах автоспорта и бизнеса. Даже для Дремина он оставался во многом человеком-загадкой, хотя их и связывала крепкая дружба. Будучи корреспондентом одного из известнейших немецких журналов, Видов сотрудничал еще с целым рядом подобных издательств по всему миру, в том числе и российских. Он приобрел репутацию одного из немногих действительно крупных обозревателей мирового автомобильного спорта и бизнеса. Добиться всего этого всего лишь за два года было бесспорным достижением. Его успех был настолько велик, что он даже навлек на себя зависть и неудовольствие, если не сказать злобу, со стороны многих, не столь преуспевающих, собратьев по перу. Не возвысило его в мнении коллег и то обстоятельство, что он, по их выражению, прилип, как пиявка, к команде фирмы "Дрим-Моторс", сделавшись их постоянным комментатором. Нельзя сказать, что существовали какие-нибудь писаные и неписаные законы на этот счет, но, во всяком случае, до него так не поступал ни один журналист. Его задача, – утверждали другие, – состоит в том, чтобы беспристрастно и без предубеждений писать обо всех автомобилях и гонщиках на трассах Гран-При, и их возмущение отнюдь не уменьшилось, когда он вполне разумно, с неопровержимой логикой и точностью доказал им, что именно этим он и занимается. Злые языки поговаривали даже, что Дремин приплачивает ему, но это было полнейшей чушью. В действительности, конечно, их глубоко задевало, что во время гонок он первым из всех комментаторов получал материалы у команды фирмы "Дрим-Моторс", расцветшей и уже прославленной компании спортивного и потребительского автобизнеса, и трудно было бы отрицать, что все статьи, которые он вообще написал – частично о команде, но главным образом о Гранине, – составили бы в целом внушительный том. Не исправила положения и книга, которую он написал в соавторстве с Граниным.

Дремин сказал:

– Боюсь, что вы правы, Артем… То есть, я знаю, что вы правы, но не хочу признаваться в этом даже себе. Он прямо страх на всех наводит. И на меня – тоже. А теперь еще это…

Оба посмотрели в сторону павильона, где за столом сидел Гранин. Совершенно не заботясь о том, видят его или нет, он наполовину наполнил стаканчик из быстро опустошаемой бутылки. Даже издали можно было с уверенностью сказать, что руки его все еще дрожат, хотя протестующие крики зрителей поутихли, и толпа стала понемногу расходиться, покидая трибуны автодрома. Гранин сделал быстрый глоток, оперся локтями на колени и, обхватив голову, не мигая и без всякого выражения уставился на свою искалеченную машину, стоящую в глубине бокса.

Видов сказал:

– А ведь еще два месяца назад он бы ни за что не притронулся к спиртному. Что вы собираетесь предпринять, Иван?

– Сейчас? – грустно улыбнувшись, переспросил Дремин. – Навестить дочь. Надеюсь, теперь-то уж меня к ней пустят.

Он в последний раз бросил взгляд на Гранина, потом на механиков, собравшихся в углу бокса на небольшой перекур и чей вид был столь же удрученным, как и у Видова, на Варламова, Князева и сына, с одинаково злобными лицами поглядывающих в известном направлении, потом тяжело вздохнул, повернулся, бросив неопределенный жест рукой, и пошел прочь к своему "Мерседесу".

Валерии Дреминой весной исполнилось двадцать лет. Еще, будучи совсем ребенком, она не выглядела угловатой и нескладной девчонкой, а многие подмечали в ней не детскую женственность и обворожительность, способные в недалеком будущем свести с ума любого мужчину. И вот, незаметно даже для отца, нежный бутон однажды расцвел и явил на свет редкостной красоты девушку с большими фиалковыми глазами и пышными, вющимися ниже лопаток густыми волосами цвета спелой пшеницы. Глядя на ее правильные и утонченные черты лица, отнюдь не делающие его «кукольным», никто бы не нашел ни малейшего сходства с отцом, но никто и не усомнился бы в отцовстве Дремина, хоть раз увидив его жену. Валерия внешне была почти точной копией своей матери, только ростом повыше и с прекрасно сложенной спортивной фигурой. Она могла бы сделать карьеру супер-модели, что было бы несложно при ее задатках, а также связях и финансовых возможностях отца, но предпочла поступить на филфак МГУ, в тайне мечтая стать писательницей. Все летние каникулы, а часто и пропуская занятия в университете, Валерия проводила вместе с отцом и командой на треках, путешествуя из страны в страну, что давало ей не только массу очень ценных впечатлений и знаний, но и возможность практиковаться в языках. Она всерьез «болела» автоспортом, и отец, зная это, не отказывал дочери.

Все в команде были, так или иначе, влюблены в Валерию. Ее обворожительная и при этом совершенно естественная улыбка не оставляла равнодушным даже Варламова с его ужасным характером, который звал ее не иначе, как "принцесса". Лера осознавала это, принимала как должное и с достоинством, но без тени насмешки или снисхождения. Во всяком случае, она рассматривала уважение, которое к ней питали другие, лишь как естественный отклик на то уважение, которое она питала к ним. И все же, не смотря на живой ум, сообразительность и высокий интеллект, Лера Дремина в некоторых отношениях была еще совсем ребенком.

В тот вечер, лежа в безупречно чистой и безжизненно стерильной VIP-палате итальянского госпиталя, Лера выглядела еще более юной, чем обычно. И без того бледная от природы кожа сейчас казалась совсем белой, а большие глаза, которые она открывала на мгновение, выражали страдание и были затуманены от боли.

Эта боль отразилась и в глазах Дремина, когда он посмотрел на свою дочь, на ее перевязанную ногу, лежащую поверх простыни.

Он наклонился и поцеловал дочь в лоб, потом сказал:

– Тебе надо хорошенько выспаться, родная. Спокойной ночи.

Она попыталась улыбнуться.

– После всех этих таблеток и уколов, что мне дали, я, конечно, засну… И еще, папа…

– Да, малышка?

– Сережа не виноват… Я знаю, он не виноват. Это все из-за машины. Я точно знаю.

– Откуда ты можешь знать?.. Мы это выясним. Варламов уже занялся машиной. Он найдет причину, если дело в технике…

– Вот увидишь… Ты попросишь Сергея навестить меня?

– Только не сегодня. Боюсь, что он тоже не совсем здоров…

– Он… Он не… здоров? – забеспокоилась Лера.

– Нет, нет, просто шок, – поспешил успокоить ее отец. Дремин вымученно улыбнулся. – И его тоже напичкали таблетками.

– Шок?.. У Сержа Гранина шок?.. Не могу поверить! Он же трижды разбивался и был на волосок от смерти и, тем не менее, ни разу…

– Он видел, что с тобой произошло, родная, – Дремин с нежностью сжал руку дочери в своих огромных ладонях. – Я еще зайду сегодня, попозже. Ну, а ты отдыхай и будь умницей. Все обойдется…

Он вышел из палаты и направился в кабинет дежурного врача, у дверей которого тот разговаривал с медсестрой.

– Скажите, это вы лечите мою дочь? – спросил Дремин.

– Мистер Дремин? Да, я. Доктор Ванетти.

– У нее очень плохой вид.

– Никакой опасности нет, мистер Дремин. Она просто находится под действием анастезии. Мы были вынуждены сделать это, чтобы уменьшить боль. Вы понимаете?

– Понимаю. А как долго она…

– Две-три недели. Потом вы сможете перевезти ее в Россию.

– Еще вопрос, доктор Ванетти. Что с ее ногой? Почему вы не сделали ей вытяжение?

– Мне кажется, вы сильный человек и не боитесь правды. Вытяжка применяется при переломе костей. А у вашей дочери голень не просто сломана, она – как это по-английски – раздроблена в районе щиколотки. Вы можете взглянуть на снимок. Немедленная операция пользы не принесет. Придется соединять воедино то, что осталось от кости.

– Значит, она никогда не сможет сгибать лодыжку? – спросил Дремин, и доктор кивнул. – Вечная хромота? На всю жизнь?

– Вы можете созвать консилиум, пригласить лучших ортопедов. Вы имеете все права…

– Нет, не нужно. Мне все ясно, доктор.

– Я глубоко сожалею, мистер Дремин. У вас прелестная дочь. Но я только хирург. А чудес на свете не бывает. К сожалению. Правда, у вас в России, я слышал, есть первоклассные специалисты, делающие подобные операции и весьма успешно. Попробуйте обратиться к ним. Это все, что я могу посоветовать.

– Спасибо, доктор. Вы очень добры. Я зайду снова часа через два.

– Лучше не надо. Вашей дочери нужен покой и сон.

Дремин кивнул в знак согласия и вышел.

Видов отодвинул тарелку, так и, не притронувшись к еде, посмотрел на тарелку Дремина, тоже нетронутую, и перевел взгляд на погруженное в тяжелые раздумья лицо собеседника.

– Оказывается, Иван, ни один из нас не такой уж крепкий, как мы думали, сказал он.

– Возраст, Артем. Он догоняет нас во всем.

– И с большой скоростью, – Видов снова придвинул к себе тарелку, горестно посмотрел на нее и снова отодвинул. – В конце концов, это лучше, чем ампутация. Привезем Лерочку в Москву, а там…

– Вот именно. Вот именно, – Дремин оттолкнул стул и поднялся. – Может быть, пройдемся?

– Для аппетита? Не поможет. Во всяком случае, мне.

– Мне – тоже. Я просто подумал: может быть стоит взглянуть, не нашел ли Варламов что-нибудь интересное?

В боксе команды было безлюдно и тихо, когда Дремин и Видов открыли металлическую дверь и вошли внутрь. В ярком свете ламп они увидели Варламова, копающегося в останках искалеченной машины Гранина, поднятой на подъемнике на человеческий рост. Главный механик обернулся и поднял руку в знак того, что заметил их появление, и снова нырнул под днище.

Видов прикрыл дверь и спросил:

– А где остальные?..

За Варламова тихо ответил Дремин:

– Василич всегда любит заниматься пострадавшими машинами в одиночку. Суета и мельтешение мешает сосредоточиться, и можно не заметить важной детали.

Они прошли вперед и стали молча наблюдать, как Варламов возится с тормозной системой, сантиметр за сантиметром проверяя каждый трубопровод, каждый стык и узел.

За всем этим наблюдали не только они: прямо над ними, в открытой фрамуге стеклянного "фонаря", невидимо для стоящих внизу, тускло поблескивало что-то металлическое. Этот предмет был портативной цифровой видеокамерой, и держащие камеру руки были совершенно тверды. Это были руки Сержа Гранина, еще два часа назад дрожавшие, как в лихорадке. Его лицо было совершенно бесстрастным, спокойным и сосредоточенным, а глаза предельно внимательными, не упускающими ни одного движения главного механика. Это было лицо совершенно трезвого человека.

– Ну, что? – наконец спросил Дремин, не выдержав томительного ожидания.

Варламов вылез из-под машины, тщательно протер руки ветошью и, бросив тряпку в ведро, ответил:

– Ничего. Абсолютно ничего. Подвеска, тормоза, двигатель, коробка, управление – все в норме.

– Но управление…

– Разрыв протектора. На такой скорости боковая сила запредельная, вот и вырвало кусок, а дальше… сами понимаете, что произошло. Ничего другого я не вижу.

– Но покрышка могла лопнуть чуть позже, когда его потащило на Морриса. На записи я что-то не заметил, чтобы машину тряхнуло в начальной фазе…

– Ну и что? Он же шел по "грязной" стороне трека, а скорость была почти три сотни, да на малом радиусе. Его выкинуло на чистый асфальт, и боковое сцепление резко возрасло. Вот шина и не выдержала.

Дремин с сомнением покачал головой.

– Значит, мы все еще блуждаем в потемках, – как бы оставляя путь к отступлению, задумчиво вымолвил он.

– Для меня ясно как божий день. Водительский просчет! Старейшая из всех причин, – безаппеляционно заявил Варламов.

– Водительский просчет? – Видов тоже покачал головой. – Гранин никогда не допускал водительских просчетов. Это гонщик от бога. Недаром его прозвали Профессором. Он все просчитывает до мелочей, даже пятна на солнце.

Варламов улыбнулся, но глаза его смотрели холодно.

– Хотел бы я услышать, что по этому поводу думает дух покойного Морриса.

– Все эти разговоры ни к чему, – заметил Дремин. – Пошли в гостиницу. Вы сегодня даже не поели, Василич. – Он взглянул на Видова. – Думаю, что стаканчик на сон грядущий нам не помешает, а потом на минуту зайдем к Сергею.

– Напрасно потеряете время, босс. К вашему приходу он будет совсем невменяем.

Дремин внимательно посмотрел на Варламова, потом, после долгой паузы, очень медленно сказал:

– Он все еще чемпион мира. Он все еще Номер Один в команде.

– Ах, вот как?!

– А вы хотите, чтобы было иначе?

Варламов направился к умывальнику и стал мыть руки. Затем, не оборачиваясь, произнес:

– Вы здесь босс, господин Дремин.

Тот ничегео не ответил.

Когда Варламов вытер руки, все трое молча вышли из бокса, закрыв за собой тяжелую стальную дверь.

Стоя на крыше огромного блока боксов обслуживания, Гранин наблюдал, как эти трое прошли на ярко освещенную охраняемую площадку, сели в машину Дремина и выехали с территории автодрома. Когда "мерседес" скрылся из вида, он осторожно приблизился по скользскому настилу к "фонарю", протиснулся сквозь открытую фрамугу внутрь и, нащупав ногой стальную былку с талью, встал на нее. Осторожно балансируя на балке, Гранин вынул из кармана электрический фонарик (Варламов, уходя, выключил свет) и направил луч вниз. До бетонного пола было метров пять, и он просчитал возможность своего пути назад, прежде чем, присев на корточки и ухватившись руками за балку, повис на ней и спрыгнул вниз. Приземлился он мягко и без шума. Потом прошел к двери, убедился, что она закрыта на замок снаружи, включил все лампы и приблизился к "Порше". Кроме видеокамеры он прихватил и цифровую фотокамеру со вспышкой. Гранин не стал тратить время на изучение всех узлов и агрегатов автомобиля, а, опустив подъемник, сразу же приступил к тщательному обследованию антикрыла, вернее, той искореженной конструкции, что осталась от него. Он даже несколько раз прикладывался к мощной лупе, чтобы получше разглядеть мельчайшие повреждения на некоторых участках, а потом каждый из них сфотографировал несколько раз.

Закончив свою миссию, Гранин снова поднял машину на подъемнике и, осмотрев бокс, постарался убрать все следы своего пребывания. Затем, выключив свет и освещая фонарем пространство бокса, он взял кабель с пультом управления талью, опустил трос и, прихватив с собой пульт, повис на крюке, нажав кнопку подъема. Добравшись до балки, Сергей сначала перекинул через нее пульт, потом забрался сам и привел таль в исходное положение. Пульт он тоже осторожно опустил вниз и только после этого выбрался наружу.

Дремин и Видов сидели в одиночестве в почти опустевшем баре. Оба молча приняли принесенные две порции водки «Смирнофф» и переглянулись. Дремин поднял свой стакан и невесело улыбнулся.

– За конец этого чертового дня! О, господи, как я устал!

– Итак, вы сожгли за собой все мосты. Гранин остается на своем месте в команде.

– А что мне еще остается?.. У меня нет выбора.

От самого автодрома до городка, на самом краю которого находилась гостиница для автогонщиков и членов команд, Гранин бежал вдоль ярко освещенной дороги. Бежал он быстро, не сбавляя темпа, пока не выскочил на улочку, ведущую к отелю. Улица была пустынной в этот поздний час, но неожиданно, возле самой гостиницы, впереди появились две фигуры. Гранин сразу узнал в них Князева и Бразаускиса и на мгновение остановился в нерешительности. Быстро оглянувшись, он метнулся к небольшой нише в стене перед входом в какой-то магазинчик и, прижавшись к двери, стоял не шевелясь, пока эти двое не прошли мимо. Оба были поглощены тихой и, видимо, очень важной беседой. Они не заметили Гранина и свернули за угол, и только тогда Сергей вышел из-за своего укрытия, с опаской огляделся по сторонам и снова бросился бежать.

Дремин и Видов осушили стаканы.

– Что ж, я полагаю, иногда приходится принимать и такие решения, – сказал Видов.

– Видимо, да, – ответил Дремин.

Они поднялись со стульев у стойки бара, кивнули бармену и, не торопясь, вышли на улицу.

Сергей сменил бег на быстрый шаг, перешел на другую сторону улицы, где светилась неоновая вывеска гостиницы, и, миновав главный вход, свернул в переулок. Окна его номера выходили на эту сторону здания, и еще по приезде он заметил пожарную лестницу, стоящую в трех метрах от балкона. Дойдя до лестницы, он быстро огляделся по сторонам, подпрыгнул, ухватился руками за нижнюю ступеньку, подтянулся и ловко взобрался на поднятую над тротуаром конструкцию. Перешагивая через две ступеньки, Гранин быстро взобрался на четвертый этаж, уверенно встал на узкий карниз и двинулся к балкону. Движения его были выверенны и легки, как движения горной козы, а лицо не выражало никаких эмоций. Выразительными были только глаза. В его спокойном ясном взгляде можно было бы прочесть сосредоточенную решимость. Это было лицо человека, целиком посвятившего себя одной цели и отлично сознающего, на что он идет.

Дремин остановился перед дверью с номером 515 и с минуту потоптался в нерешительности, словно раздумывая, стоит ли его затея с разговором свеч. На его лице читались гнев и озабоченность. Как ни странно, Видов был равнодушен. Правда, это было равнодушие с крепко сжатыми губами, но ведь Видов принадлежал к той породе людей, которые вообще редко разжимают губы.

Дремин громко постучал в дверь костяшками сжатых в кулак пальцев. Никакого эффекта. Бросив взгляд на спутника, словно ища поддержки, он снова атаковал дверь, но с тем же результатом. Видов не проронил ни слова, а только пожал плечами. Комментарии были излишними.

Гранин быстро достиг балкона, перемахнул через перила и скрылся за дверью. В номере он оставил свет настольной лампы на тумбочке у кровати, и сразу же прошел к ней под грохот непрекращающегося стука в дверь.

Из-за двери донесся разгневанный голос Дремина:

– Гранин откройте! Откройте, или я разнесу к чертям собачьим эту дверь!

Гранин сунул обе камеры под кровать, стащил с себя куртку и тонкий черный свитер и закинул их туда же. Потом он взял наполовмину початую бутылку водки, стоящую на тумбочке, плеснул немного на лодонь и обтер лицо. Дверь под напором Дремина распахнулась, и оба ввалившихся в номер мужчины остановились на пороге, рассматривая открывшуюся перед ними неприятную картину. Гранин в сорочке и брюках лежал ничком на кровати, не сняв даже ботинок, а вокруг по комнате были разбросаны в беспорядке вещи. В руке он сжимал горлышко бутылки, находясь, по-видимому, на грани комы.

Дремин с угрюмым видом подошел к кровати, склонился над Граниным, с отвращением принюхался и вынул бутылку из бесчувственной руки. Потом посмотрел на Видова, который ответил ему бесстрастным взглядом.

– И это – надежда России! Величайший гонщик страны!

– Прошу вас, Иван. Идемте отсюда. Вы же сами говорили, что все они рано или поздно приходят к этому. Помните?

– Но Серж Гранин!

– И Серж тоже.

Дремин кивнул. Оба повернулись и вышли из номера, прикрыв взломанную дверь.

Гранин открыл глаза, сел на кровати и задумчиво потер подбородок. Потом рука его остановилась, и он понюхал ладонь, с отвращением поморщив нос. Вскочив с кровати, он быстро прошел в ванную комнату и долго мыл руки и лицо с мылом, а потом, обтеревшись полотенцем, заглушил остатки запаха изысканным парфюмом.

Глава 5.

На наручном хронометре Гранина было около часа ночи, и он сомневался, стоит ли наносить визит в столь поздний час единственному человеку, которому можно было довериться в сложившихся обстоятельствах. И все же, после недолгих колебаний, он тихо вышел из своего номера и быстро прошел по пустому коридору в противоположное крыло здания гостиницы. Перед дверью номера 533 Сергей с минуту постоял в нерешительности, словно еще раз раздумывая о правильности принятого решения, оглянулся и тихонько постучал. Вскоре за дверью послышались шаги, и мягкий женский голос спросил:

– Кто там?

– Это Гранин, – ответил он. – Извините, Елена Николаевна, мне нужно поговорить с вашим мужем.

– Сережа? – удивленно воскликнули за дверью. – Минутку подождите…

Возникла пауза. Видимо, супруга главного конструктора пошла сообщить своему мужу о ночном визитере и одеться, и Гранин, ожидая, с беспокойством озирался по сторонам. Никто не должен был видеть, что он заходил сюда, но, к счастью, вскоре дверь открылась, и Гранин ступил за порог.

– В чем дело, Сережа? – без тени недовольства спросила Елена Николаевна, с некоторым удивлением рассматривая его.

– Еще раз прошу прощения за беспокойство. Вы, наверное, уже отдыхали… – виновато вымолвил Гранин, видя на хозяйке халат.

Его лицо было озабоченным и мрачным, что не осталось незамеченным хозяйкой.

– Ничего, ничего… Проходите, Сережа. Я же знаю вас. По пустякам вы бы не пришли.

Гранин без лишних слов прошел в комнату. Лукин сидел в глубоком гостиничном кресле возле стола в мешковатом спортивном костюме (он терпеть не мог пижам), а его кресло-каталка стояла в дальнем углу, задвинутая с глаз долой. По растрепанным волосам и помятому лицу своего старого друга Гранин понял, что поднял его с постели. Однако, сейчас ему было не до извинений.

– Ты хотел поговорить со мной, Серж? – спросил Лукин, приглашая к разговору, и окинул гостя проницательным взглядом своих мудрых печальных глаз. – Садись.

Гранин придвинул ближе другое кресло и сел.

– Я слышал, ты запил, – сказал Лукин. – Это правда?

– Запил, запил, – ответил тот и горько усмехнулся. – Запил по-черному. На меня ведь всех собак повесили. Как не запить?..

– Я ничего не понимаю. Мы с тобой уже пятнадцать лет знакомы, но что-то не припомню, чтобы ты…

– Подожди, Макс, это все – дым. Так надо. Я ведь пришел поговорить с тобой о происшедшем. Все говорят – моя ошибка. А хочешь знать, что произошло на самом деле?

– Конечно. Я думал, ты придешь ко мне раньше.

– Раньше не мог, извини.

– Ладно, выкладывай.

– Макс, я бы хотел, чтобы разговор был тет-а-тет. Все настолько серьезно, что… Это не вопрос доверия. Надеюсь, ты понимаешь?

Лукин взглянул в глаза друга, потом на жену и сказал ей:

– Аленушка, сваргань-ка нам чайку покрепче. Ну, как ты умеешь. Нам с Сержем надо потолковать.

Елена Николаевна без лишних слов молча удалилась в соседнюю комнату, оставив мужчин наедине.

– Ну, так что ты хотел рассказать?

– Официальную версию ты знаешь. По их мнению, я зарвался и на входе в поворот превысил предельно допустимую скорость. Как следствие – мою машину занесло, и произошло столкновение…

– Да-да, я знаю. Но, по телеметрии, ты не превысил тестовых характеристик, хотя и был на пределе…

– Вот именно! Японец за двести метров до поворота шел со скоростью двести восемьдесят. Я шел на трехстах десяти, потом притормозил чуть-чуть и сразу включил форсаж, как только Моррис проскочил вперед. На вираж я вошел где-то на тех же трех сотнях. Но ведь на радиусе в сто пятьдесят в начале поворота для нашей "игрушки" это допустимо. Я столько раз на тестах делал это, и машина ни разу не срывалась в занос.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю