Текст книги "Александрийская библиотека (ЛП)"

Автор книги: SenLinYu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Глава 1 ==========

Игнатиус Пигглсворт думал, что знает каждый вид книжного червя, которые только существуют в природе.

Он был библиотекарем вот уже девяносто лет. Начиная с ассистента еще в школе, он двигался все выше и выше по карьерной лестнице, наконец, достигнув ее вершины, когда занял наиболее элитную должность в мире волшебных библиотек – Главный книгохранитель Александрийской библиотеки. До сих пор он удерживал свою позицию долгих тридцать лет и рассчитывал, что продержится еще столько же.

За это время ему довелось встретить множество умных и очень любопытных волшебников и ведьм, жадных до знаний, некоторые из них – до власти, кого-то преследовала нужда, а кого-то – призраки прошлого.

Стоило им подойти к его дверям, как их жизнь превращалась в череду суровых испытаний.

Александрийская библиотека была предназначена не для любого мага.

Несмотря на популярный слушок среди малознающего волшебного народа, Александрина [1] имела не самый большой выбор книг на тему магических знаний и теории. Этим могла похвастаться, к примеру, Центральная волшебная библиотека Лондона, в которой Игнатиус тоже успел поработать. Особенность Александрийской библиотеки таилась не в ее размерах, она была старинной и в каком-то смысле опасной.

Сведущие знают, что написанное слово обладает своего рода магнетизмом по отношению к магии, на которое оно ссылается.

Попробуйте написать «Вингардиум Левиоса» на куске пергамента, оставьте его на сотню лет, и вы обнаружите, что у него вдруг появляется таинственная привычка парить над столом, прямо в воздухе, без всякого намека на ветерок, который мог бы привести его в движение. Вероятно, это кажется вам нелюбопытным и даже тривиальным фактом, но представьте книгу о темных заклинаниях, написанную еще в тринадцатом веке, и посмотрите, что случится спустя семь сотен лет с ничего не подозревающим волшебником, который берет эту книгу для чтения.

Старинные книги о магии тем больше впитывали, чем сильнее была магия на их страницах. Темные заклинания имели особенное притяжение к магии, которую олицетворяли. Им требовалось всего несколько лет, прежде чем книги становились по-настоящему опасными.

Многие волшебники верили, что книги о Темной магии были намеренно прокляты создателями, чтобы отпугнуть воров и праздных недоучек. Но правда заключалась в том, что владельцам книг едва ли нужно было беспокоиться об этом. Талмуды заботились о своей сохранности сами.

Вот почему волшебные книги так часто перевыпускались, это позволяло старым изданиям извлекаться из употребления, затем они нейтрализовывались прежде, чем могли «натворить бед».

Международная Конфедерация волшебников на опыте прошлых столетий пришла к выводу, что запрет на книги никогда не приводил ни к чему хорошему.

Старинные семьи волшебников всегда ревностно относились к своему наследию и поэтому не собирались отказываться от информации, которую хранили в себе свитки с заклинаниями и трактаты о теории волшебства только потому, что они могут в конце концов превратиться в бесконтрольное зло. Обычно, к тому времени, когда семьи были готовы признать проблемы, книги становились смертоносными. Нелегкое дельце – попытаться уничтожить их, ведь такие книги имели раздражающую привычку убивать своих обидчиков или накладывать на них пожизненное проклятье, поражающее своей жестокостью.

С тех пор и было решено, что по желанию волшебных семей книги могут сдаваться в Александрийскую библиотеку с сохранением права доступа. Здесь имелись специально обученные библиотекари, которые ухаживали за талмудами.

Взамен лишь требовалось, чтобы потомки семьи, ответственные за продолжение магии в династии, приходили раз в несколько лет для поддержания сохранности оберегов на книгах. Ведь магия, таящаяся в этих фолиантах, имела особую связь с родом, которому она принадлежала, и становилась все слабее и совсем исчезала, если род вымирал.

По этой причине Александрийская библиотека была своего рода и тюрьмой, и домом для самой древней, самой могущественной и темной магии в волшебном мире.

И если вдруг некий книжный червь захотел получить доступ к этим книгам…

Перед ними тут же вырастал список требований, длиннее хвоста взрывопотама [2], которые им было необходимо выполнить. Не говоря уже о проверке их биографии, неоднократных собеседованиях и трех рекомендательных письмах: от кавалера Ордена Мерлина (по меньшей мере второго класса), от Главы Департамента магического правопорядка и от действующего члена Международной конфедерации волшебников.

Только несколько читателей смогли пройти весь этот тернистый путь и добраться до дверей Игнатиуса Пигглсворта за все тридцать лет, в течение которых он работал Главным книгохранителем в Александрине.

Это было абсолютной неожиданностью, когда Гермиона Грейнджер смогла получить доступ не единожды, и даже не дважды, а целых шесть раз.

Первый раз она прибыла спустя некоторое время после финальной битвы в Хогвартсе. Очевидно, будучи героиней войны, она со значительной легкостью обошла все проверки личных данных, а собеседования и вовсе проходили с беспрецедентной скоростью. У нее была целая охапка рекомендательных писем, из которой ей понадобилось вытащить лишь три штуки.

Игнатиус тщательно просмотрел все документы, поставил нужную печать и подпись на одобрение и в конце концов вручил ей проходной портключ посетителя, который был действителен в назначенные три недели в течение года. Любопытная маленькая ведьма практически поселилась в библиотеке на все отведенное ей время. Когда оно подошло к концу, она, печально вздохнув, вручила ему корзинку пирожных и шапку ужасающего вида, которую связала сама, и сдала портключ.

По прошествии еще двух лет, когда она возвращала ему портключ уже в четвертый раз, Игнатиус спросил, знает ли она, что израсходовала свою пожизненную квоту пропусков как посетитель. Она понуро опустила голову и кивнула. Он пожелал ей всего доброго, полагая, что больше никогда не увидит ее снова.

Итак… можно было представить его удивление год спустя, когда Игнатиус получил прошение от Министерства магии Великобритании дать доступ на полгода невыразимцу [3] для секретного расследования. За всю историю библиотеки это был самый длительный период, на который выдавался портключ человеку, не работающему в ней. Всё в этом заявлении было привычно для его глаз, каждая шаблонная фраза, каждая подпись, вплоть до имени вышеупомянутого невыразимца: Гермиона Грейнджер.

Каким-то образом, за время, на которое она выселилась из его библиотеки, девчонке удалось пробиться в Отдел тайн с самым высоким уровнем секретности.

Никаких правил относительного такого прошения установлено не было, и Игнатиус пребывал в состоянии восторга и ужаса одновременно, поражаясь настойчивости этой ведьмы. Он поставил свою печать на одобрение заявки и отправил в Министерство магии портключ для невыразимца Гермионы Грейнджер.

Как только шестой месяц ее пребывания в библиотеке подошел к концу, Игнатиус принял ее портключ с уверенностью, что это был последний ее визит.

Невыразимцы не имеют права повторно посещать библиотеку после шестимесячного пребывания в ней, поскольку был слишком велик риск того, что, используя вновь приобретенные знания, они могут создать нечто по-настоящему темное и опасное в Отделе тайн.

Прошел год, и Игнатиус, к собственному недоумению, понял, что ему грустно видеть, как солнце встает и садится, а появления неукротимой Гермионы Грейнджер в стенах его библиотеки так и не происходит. Его всё подмывало взять и поставить мемориальную доску в её честь.

От нелепых мыслей его отвлек филин, посланный Международной Конфедерацией, чтобы сообщить ему данные нового ассистента. В последнее время некоторые книги стали крайне обидчивыми, и он решил отправить запрос на человека с умением снимать заклятия. Длинный свиток был исписан впечатляющим объемом превосходных навыков и характеристик. Это было сверх того, что он ожидал, учитывая небольшую заработную плату и довольно специфическое требование к ассистенту – жить в библиотеке в течение трех лет.

Он бросил взгляд на самый верх свитка, где было указано имя, и чуть не свалился со стула: Гермиона Грейнджер.

Упрямая волшебница таки смогла найти путь обратно в его книжную обитель.

Через несколько часов она прибыла на место, с парящими за ее спиной чемоданами, и разместилась в неприметной комнатушке в здании библиотеки. С невероятной быстротой она справлялась с трудными задачами, поставленными перед ней, и зарекомендовала себя исключительной разрушительницей проклятий. Если говорить начистоту, Игнатиус признавал, что она была самым лучшим работником, которого он когда-либо нанимал.

Именно поэтому он был шокирован, когда по прошествии двух лет с момента заключения контракта, она вдруг исчезла посреди рабочего дня без всякого предупреждения.

***

Гермиона Грейнджер никогда не была влюблена в любое другое место так сильно, как в Александрийскую библиотеку. Даже Хогвартс проигрывал в этой битве. Было нечто совершенно восхитительное и монументальное в месте, настолько преданному знаниям. Здесь никогда не было случайных посетителей. Каждый, кому посчастливилось побывать в стенах библиотеки, имел глубокий интерес к познанию.

Конечно, место источало и ужасающую опасность. Всегда нужно было сохранять бдительность на случай, если вдруг, проходя мимо, она подвергнется нападению зловредного фолианта, или если Гермиона ненароком отвлечется от чтения, а книга в этот момент попытается высосать ее душу. Но каким-то образом это все вызывало в ней только восхищение. Нигде она не чувствовала себя настолько живой. С каждым ее последующим визитом в ней лишь возрастало чувство обязанности вернуться сюда.

Каждый прожитый здесь день был чистым наслаждением.

Всё так и было, пока на пороге не появился Драко Малфой. Мерзкий таракан мог разрушить что угодно.

Так уж случилось, что в многочисленные обязанности Гермионы входила еще и помощь потомкам древнего рода в переустановлении защиты на книгах, которые эти семьи «дарили» библиотеке.

Чаще всего потомки представляли из себя кротких волшебников, полных смущения тем, что их предки были связаны с любыми, даже отдаленными формами темной магии. К ним Гермиона относилась со всей вежливостью и учтивостью. Она показывала им все вокруг, демонстрировала, какие заклинания нужно выполнить, чтобы усилить защиту. Она ласково убеждала их в том, что это совершенно не их вина, что некая пра-пра-пра-тетушка Гепцибия натворила дел, за которые они теперь вынуждены быть в ответе.

Малфоя, однако, назвать застенчивым малым было крайне трудно.

Он так вальяжно прошел в фойе библиотеки, словно владел ею. Что, возможно, не было такой уж наглой ложью. За прошедшие сотни лет семья Малфоев заключила браки с несколькими древними волшебными семьями. И из-за того, что большинство членов чистокровных семей погибло или было заключено в Азкабан после войны, Драко Малфой в настоящее время был последним оставшимся в живых наследником далеко не одного волшебного рода. Их было столько, что теперь он был ответственен за восстановление оберегов на книгах целого крыла библиотеки.

Нет… погодите. Она снова проверила документы. Два. Целых два крыла. Это чуть ли не четверть всех книг, хранящихся в Александрине.

Сам он не выглядел хоть сколько-нибудь смущенным этим фактом. На его лице не было и следа раскаяния за то количество темной магии, которое его предки принесли в мир.

Если что и было на его лице, так это выражение крайнего смятения, когда он понял, кто именно ему будет помогать переустанавливать защиту на книгах.

– Клянусь вонючими носками Мерлина, на мне страшное проклятье невезения! – завопил он жалобно, со всем драматизмом привалившись к стене, как только Гермиона предстала перед ним. – Салазар милостивый, Грейнджер, на твоем фоне даже мадам Пинс куда более выигрышная кандидатура на обложку Плэй-витч [4].

Она испепелила его взглядом.

– Неужели здесь нет кого-то более привлекательного, с кем бы я мог это сделать? – Малфой едва ли не умоляющим тоном задал вопрос Главному книгохранителю Игнатиусу Пигглсфорту, который спустился специально, чтобы встретить столь важного гостя. – Как насчет нее?

Малфой указал в сторону Мордред Мэйлок, женщины лет примерно ста пятидесяти, которая с легкостью могла выиграть конкурс самой уродливой каргуньи [5], только лишь благодаря плачевному состоянию зубов.

Мордред оторвала голову от регистрационных бланков и загоготала.

– Прости, милый. Я не занимаюсь повторной защитой, – со смехом произнесла она.

– Ах, но Вам бы стоило, – увещевал ее Малфой, прильнув к столу с выражением отчаяния и сладострастия на лице, и услужливо протянул ей папки. – Я уверен, у Вас природный талант к этому. Мы могли бы сотворить восхитительную магию вместе.

Его губы расплылись в ослепительной улыбке, и Гермионе вдруг захотелось наслать на него проклятье. Драко Малфой, человек разве что не с официальным званием «Презрительная ухмылка», прямо на ее глазах дарит очаровательную улыбку Мордред.

Та протянула свои пальцы с длинными ногтями к его щеке и похлопала по ней.

– Ты такой сладкий, я бы съела твою печёнку, – пропела она.

Малфой побледнел. Мордред не просто была ведьмой, похожей на каргунью, она в самом деле была каргой.

Гермиона разразилась смехом, как только Драко сокрушенно отошел от стола.

– Теперь я все понял, – произнес он, с жалобным видом прижимая руку к сердцу. – Придется мне любить Вас на расстоянии.

Он повернулся и со смиренным взглядом обратился к Гермионе.

– Я заслуживаю Орден Мерлина за то, что собираюсь колдовать обереги в столь гнетущей компании, – провозгласил он.

– Если будешь молчать во время процесса, то я отдам тебе свой, – сострила она в ответ, резко разворачиваясь, чтобы провести его в залы, в которых находились книги, особо нуждающиеся в повторной защите.

Он безропотно проследовал за ней.

– Мерлин, Грейнджер, ты могла делать что угодно после войны. Как ты умудрилась закончить библиотекарем? Я слышал, что ты была невыразимцем в Министерстве.

– Появилась возможность, и я уволилась, – Гермиона пожала плечами. – Не так уж и много способов остаться тут надолго. Я всегда могу вернуться к должности невыразимца, через год, когда мой контракт здесь закончится.

– Только ты могла променять должность невыразимца на карьеру библиотекаря, – фыркнул он. – Как так вышло, что тебе всего двадцать пять, а ты уже самая непривлекательная женщина, которую я когда-либо встречал. Разве не должны вы в таком возрасте соблазнять красотой и источать феромоны?

Гермиона стиснула зубы и боролась с настойчивым желанием кинуть в него мерзкое заклинание. В библиотеке были строгие правила насчет бытового использования волшебства, обычно оно только раззадоривало магию, заключённую в книгах.

– Двадцать шесть, – ответила она просто.

– Пардон?

– Мне двадцать шесть. Я почти на целый год старше всех, кто учился на нашем курсе в Хогвартсе.

– Оу. Тогда это все объясняет, – заявил Малфой высокомерным и всезнающим тоном. – До твоей менопаузы всего ничего.

«Одно крошечное заклинание совершенно точно не будет считаться нарушением правил», – размышляла Гермиона. Она была уверена, разговор с Малфоем считается принуждением такой силы, что насланное ею проклятие вполне могли бы расценить как способ самообороны.

Она неслась по коридорам, пока не достигла первой комнаты, которая ему нужна.

– Ты знаешь, как работает заклинание? – спросила она, пытаясь соблюдать нечто похожее на субординацию. Если она начнет отвечать на его провокации, то вероятно, не сможет остановиться, пока он не падет замертво.

– Естественно. Я делаю это каждый год, с тех пор как выпустился из Хогвартса, – протянул он, закатывая глаза.

– Ясно. Что ж, в большинстве залов – типичная переустановка защиты. Но в отделе истории нам придется наколдовать тандемное заклинание. Его требуется повторять лишь раз в тридцать лет, и у нас есть счастливая возможность сделать это вместе, – она фальшиво улыбнулась ему.

Быстрым взмахом палочки Гермиона сделала отверстия в защитных чарах и произнесла заклинание, от которого книги, которые нужны Малфою, засветились золотом.

Два часа он работал над книгами в этом зале, Гермиона все это время стояла рядом с ним. Он создавал оберег, связанный с его магической подписью, а затем она снова накладывала защитные чары и опечатывала каждую книгу особенными заклинаниями библиотеки.

Гермиона была вынуждена признать, что Малфой работал с впечатляющей скоростью. Такое признание, хоть даже и не высказанное вслух, раздражало ее. Но увы, было бы глупо это отрицать.

Правильно накладывать защитные чары требовало полной концентрации волшебника. Движения палочки и текст заклинания были настолько сложными, что некоторым потомкам требовались все выходные, прежде чем им удавалось наложить чары правильно хотя бы раз. Очевидно, что Малфой был не из таких. Он колдовал невербально, едва окидывая взглядом книгу, золотое свечение которой угасало, как только был установлен оберег.

А еще… он говорил без умолку.

Гермиона была готова проклясть его уже на моменте, когда они подобрались к концу еще только первой полки.

Из его рта лились сплетни, которые, как ему, видимо, казалось, могли быть интересны ей, поскольку она «буквально живет в библиотеке».

Усугубляло ситуацию еще и то, что он был прав.

Гарри и Рон писали ей письма время от времени, но ни один из них не был хорош в описании последних известий. Она старалась идти в ногу с потоком новостей, но, признаться, это было не так просто. Она занимала себя тем, что тратила любую свободную минутку на прочтение как можно больше книг, прежде чем закончится ее контракт.

Однако то, что Гермиона считала информацией, уместной для обозрения, совершенно разнилось с представлением Малфоя. Он был, вполне возможно, самым бесцеремонным сплетником на планете с разговорами ни о чем.

«Знала ли она, – спрашивал он, – что Панси вышла замуж за Тео Нотта? Чудесная была свадьба. Главная вечеринка года». Он перечислил рассадку гостей, пройдясь абсолютно по всем приглашенным. Всем пяти сотням людей. А затем пустился в детальное описание того, как Тео нарядился в самую последнюю модель костюма глубокого темно-синего цвета, на котором волосами вейлы были вышиты благоприятные для бракосочетания созвездия.

На Панси было очаровательное свадебное платье с вырезом в виде лодочки [6], с заниженной талией, сшитое из нескольких слоев пикси-кружев, а в волосы была вплетена тиара из садовых роз. Панси была прекрасна. Куда прекраснее, чем Гермиона была когда-либо. На Гермиону страшно смотреть сейчас и со временем, – он уверен, – будет еще страшнее.

В курсе ли она, что Амелия Боунс была избрана Министром магии? Весьма печальный итог выборов. Малфой присутствовал на ее инаугурации и мог перечислить всех остальных свидетелей, что он, собственно, и сделал. Каждого человека по имени. Рейтинги министра Боунс были необычайными. Она не раз шла наперекор влиятельным шишкам в верхах. Он зачитал наизусть все юридические и парламентские лазейки, которыми воспользовалась Амелия, чтобы продвинуть свои законы, несмотря на возражение Международной конфедерации. Эта женщина была настоящей бой-бабой и к тому же выглядела намного привлекательнее, нежели Гермиона, хоть и была на добрых сорок пять лет старше и с лицом, таким же невзрачным, как стены в больницах.

Луна Лавгуд совсем недавно выпустила книгу о магических существах. Малфой не был уверен, что хоть кто-то из существ был настоящим, но чтиво вышло довольно увлекательное. На книжку также были наложены чары, и если их активировать, то голос Луны озвучивал содержимое. А у Луны был очень спокойный и расслабляющий голос, не то, что у Гермионы, который звучит так, будто по школьной доске скребут вилкой.

На Косой аллее воздвигли новую скульптуру Золотого трио. Она была выполнена субтрактивным способом [7], который (он не сомневался, что Гермиона знала) был самым сложным в исполнении. Это было впечатляюще точное изображение Гарри и Рона, но скульптор, очевидно, ни разу в жизни не видел Гермиону.

На ее статую недостаточно больно смотреть. Кислой сморщенной мины, которая обычно всегда при ней, не было на лице скульптуры, а волосы были вырезаны так, что вполне себе укладывались в рамки человеческой прически, а не напоминали волосяное гнездо потаскушки после прибыльной ночи. Как сейчас, например. Статуя также имела пропорции настоящей женщины. Министерство, наверняка, потребовало внесения таких сильных корректировок, опасаясь, что если вдруг скульптура будет в действительности ее копией, то людям придется накладывать на себя ослепляющее заклинание, дабы не смотреть на нее.

Невилл Лонгботтом на днях получил премию ботаника за успешное скрещивание мандрагоры с мимбулус мимблетонией [8]. Ему, кстати, удалось превратиться из неуклюжего утенка в прекрасного лебедя. Он даже отрастил себе красивые зубы, в отличие от Гермионы, которой стоило бы укоротить свои, или ее так и будут путать с длинношерстным бобром.

К ее сведению, его мать запустила новую благотворительную акцию. Его мать поразительная женщина. Красива, изысканна, превосходно воспитана и наделена всеми качествами, которых Гермионе так не хватало. Но опять же, Гермиона вообще не обладала никакими качествами, кроме того, что была невыносимой всезнайкой, так что это, вероятно, и объясняло столь очевидную разницу.

Коренные зубы Гермионы были в секунде от того, чтобы разлететься вдребезги, так сильно она сжимала челюсти, пытаясь не проклясть Малфоя.

– Да ради Мерлина! – взорвалась она на подходе к четвертому по счету залу. – Закрой рот, Малфой, или я тресну тебя по лицу. Как на третьем курсе.

Малфой вдруг прервал свою болтовню.

– Не треснешь, – выдал он, после того как с минуту таращился на нее широко раскрытыми глазами. – Я слишком красив.

Гермиона хохотнула.

– Ты совсем непривлекательный, Малфой. Ты себя видел? У тебя такое острое лицо, что если я тебя ударю, то, наверное, отлетит кончик носа. Ты так много ухмыляешься, что у тебя уже морщины пошли, – она засмеялась и прошлась по нему взглядом от макушки до пят. – У большинства людей сначала появляются морщинки от смеха. Думаю, ты первый человек в мире, у которого появились морщинки вокруг глаз от ухмылок, да еще и на десять лет раньше.

Лицо Малфоя напряглось от растущего недовольства.

Гермиона подошла ближе, ее глаза опасно сузились.

– Ты находишь мой голос раздражающим, стоило бы послушать свой. Бедненький богатый мальчик. Ты такой жалкий, мягкотелый, совершенно избалованный. Да ты наверняка неделями будешь жевать сопли, когда обнаружишь свой первый седой волос. Все твои деньги, все твое прошлое… – она указала на полки книг позади него, – и все это создало тебя: взрослого ребенка, который забивает голову и заполняет разговоры абсолютно бессмысленной информацией.

Она изогнула бровь и встретилась с ним взглядом.

– Если бы все наши достижения выстроили в один ряд, ты действительно считаешь, что твое аристократичное личико, деньги наследства и нескончаемые сплетни в запасе смогли бы перевесить все, чего я добилась собственными усилиями?

Она нахмурилась.

– Только те люди, которые пекутся исключительно о внешности, в глубине души знают, что им самим больше нечего предложить. Но ты, будь добр, продолжай распевать, о том, какой непривлекательной меня считаешь, это только докажет мою правоту.

Малфой был мертвенно бледен. Гермиона фыркнула и вернулась к установке оберегов.

После этого он не произнес ни слова.

Гррр. Каким-то образом стало только хуже. Она чувствовала, что, возможно, немного переборщила с оскорблениями. Но он был совершенно невыносим. Теперь, когда он молчал, она начала чувствовать себя виноватой и беспокоилась, что могла задеть его за живое.

Не то чтобы его оскорбления ранили ее. Гермионе было все равно, что он о ней думает. По большому счету, это ее просто раздражало. Сдержанная манера, в которой он произносил защитное заклинание, заставило ее задуматься, а не откопала ли случайно она глубоко запрятанный сундук с комплексами Малфоя.

Она продолжала искоса кидать на него взгляды, пытаясь сообразить, действительно ли он был расстроен.

– Хватит пялиться на меня! – пробасил он внезапно.

Она испуганно подпрыгнула.

Малфой прислонился к полке и спросил:

– В целой библиотеке в самом деле не найдется ни одного другого человека, с кем бы я мог сделать это? – он приложил ладонь ко лбу и застонал.

Очевидно, она задела его чувства.

– Мм… – она мысленно пробежалась по графику остальных сотрудников, – вообще, нет.

Он зашипел.

– Ладно.

Они продолжили работать в тишине, и Гермиона всё размышляла, стоило ли ей принести свои извинения. Проблема была в том, что она не была уверена, какое из оскорблений задело его. И не думала, что ей было настолько жаль, чтобы взять все свои слова назад. Но вероятно, она могла рассмотреть возможность отказаться от самой больной части ее тирады, чем бы это ни было.

Он был расстроен, что он, по ее мнению, непривлекательный? Вообще, она допускала и то, что он симпатичен… Немножко. Ну, если кому-то нравятся острые черты лица, практически альбиносы, очень высокие, с нереальными глазами…

А может, его задело то, что она назвала его избалованным. Сложно сказать, что она преувеличила, но вот называть его мягкотелым и жалким было, пожалуй, слишком. Или может быть, он обиделся на ту часть, где он «взрослый ребенок» и «удручающий результат столетнего инцеста»? А возможно, по больному било то, что кроме внешности, он больше ничего предложить не может.

Да уж, похоже, она была чуть менее сдержанна, чем обычно, в своем словесном выпаде.

Она вздохнула и продолжила искать момент, когда оскорбление все-таки попало в цель.

Но правда, он был абсолютным придурком, если думал, что мог шататься по ее библиотеке и разбрасываться отнюдь нелестными комментариями о ее красоте. А потом, ко всему прочему, начать дуться и капризничать, когда она только ответила ему тем же.

Хотя… все его оскорбления в большей степени касались только ее внешности, которую он находил некрасивой, Гермиона же прошлась по всей его личности.

Что ж, едва ли это ее вина, что существует так много пунктов, по которым его можно критиковать. Он был собеседником, который вел самые бессодержательные разговоры, которые она когда-либо слышала. Если он и собирался запомнить что-то, то мог выбрать хотя бы интересные подробности.

Они вошли в зал истории, и внезапно ее размышления прервались, когда вся библиотека содрогнулась и в отдалении раздался громкий, сердитый рев.

За этим последовали вопли и визги, оттого что сотни сигнализационных устройств активировались и начали разделять библиотеку на огражденные территории.

– В чем дело? – спросил Малфой с недоумевающим видом, когда раздался скрежет, и каменная дверь в зале резко захлопнулась прямо за ними.

Гермиона раздраженно выдохнула.

– Это всё книга в отделе трансфигурации, – ответила она чопорным голосом. – Совсем недавно она начала превращаться в Опаловидного Антипода [9] и наносить хаос. Ущерб поправимый, но она становится просто огромной в форме дракона, двигается очень быстро, да еще и проникает в другие залы, что раздражает книги. Нужен как минимум час, чтобы поймать ее и подчинить, пока она не вернется в свой истинный облик.

Она оглянулась вокруг.

– Ну, мы хотя бы успели добраться сюда. Тандемная защита потребует много сил, чтобы установить ее правильно, – она вздохнула и несколько раз постучала носком туфли по полу. – Я надеялась, что смогу попросить Игнатиуса спуститься к нам и проконтролировать процесс, но полагаю, мы просто сделаем это сами. Оберег уже истончился, так что мы не можем терять времени.

Она достала из папки нужный файл и передала его Малфою для ознакомления.

– Нужно будет держаться за руки? – испуганно заблеял он, как только начал читать.

– В самом конце. Этот момент и минуты не займёт. Просто… закрой глаза и думай об Англии, – сказала она, закатывая глаза.

Малфой промолчал, бегая глазами по инструкции.

– Прекрасно, – заключил он бесцветно, меньше, чем через минуту. – Я готов.

– Нет, ты не готов. Невозможно, чтобы ты так быстро запомнил весь текст заклинания и движения палочки.

Малфой закатил глаза и стал зачитывать наизусть заклинания, имитируя при этом нужные движения палочкой.

Гермиона уставилась на него в смятении. Ей понадобилось полдня, чтобы выучить это всё. Текст был сложен в произношении, в нем были слова, очень похожие в звучании, поэтому легко было их перепутать и в итоге сбиться совсем.

Это было самым трудным заклинанием защиты, которое ей когда-либо приходилось учить.

– Но как?.. – изумлённо спросила она

– Фотографическая память, – ответил Малфой, едва взглянув на нее.

Гермиона просто стояла, моргая и пытаясь переварить услышанное.

Как… это не назвать самым несправедливым явлением на свете?

Драко Малфой с фотографической памятью? Все внутри нее выло от зависти.

Из всех вещей, о которых она когда-либо мечтала, это было ее абсолютным фаворитом, если не сказать больше. Да она бы дала левую руку на отсечение, лишь бы обладать таким даром.

Так вот как он никогда не был замечен в усердном выполнении домашних заданий, но все равно получал отличные оценки. Из всех несправедливостей, которыми кишит мир, эта вызывала наибольшую досаду. Ей не было и дела до его финансового состояния, но за что еще и фотографическая память в придачу?

Внезапно ее суждение о Драко Малфое изменилось.

Теперь его постоянное бормотание с абсурдным количеством деталей и информации обо всём на свете не вызывало удивления: начиная от списка гостей, кроя свадебного платья Панси, цветочного ассортимента и заканчивая подробностями о законодательных баталиях Амелии Боунс против Международной Конфедерации. Этот человек запоминал буквально всё.

Ей хотелось драть свои волосы от вселенского вероломства. Гермиона запоминала информацию из чистого упрямства и непоколебимой решимости. А Малфой плыл по течению и просто впитывал все, словно губка.

Она хотела осадить его шквалом вопросов. Ей никогда не доводилось видеть человека с такой способностью. Святая Цирцея, ну почему она не сдержалась и нагрубила ему? Теперь он с ней даже не заговорит. Ей придется просить прощения. Гермионой овладело внезапное и отчаянное желание расспросить его во всех подробностях, как именно это происходило и ощущалось.

– Как только прекратишь ловить мух открытым ртом, можем приступать, – съехидничал он, смотря на нее с высоты своего роста.

Она встрепенулась и отогнала пелену.

– Точно. Тогда мы начнем с первой фигуры заклинания и так по порядку, до конца инструкции.