Текст книги "Теплокровные (СИ)"
Автор книги: Sco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Таблетка шипела в стакане с водой, будто ведьмино зелье. Головная боль, казалось, выдавливает глазные яблоки изнутри, отвлекая от ужаса прошедшей ночи. Агентши сочувственно кивали, старались даже не галдеть как обычно. Интересно, они подозревали его в пьянстве или романтическом свидании?
Он так и не уснул, прислушиваясь сквозь нервную дрёму. История с пропавшей много лет назад девочкой каким-то образом переплелась с ночной чертовщиной, всплывала в голове жуткими причудливыми обрывками сюжетов. Под утро голова разболелась до звона в ушах. Макс не смог даже выпить чаю, казалось, что его вот-вот стошнит. В зеркале отражался белобрысый астеник с отёкшими от бессонной ночи глазами. Он старался не заснуть в маршрутке, но в метро всё-таки вырубился и проехал до конечной. Поездка до офиса вышла затянувшимся продолжением сна.
Когда дурнота сошла, он откинулся в кресле, уставившись на настенный календарь с логотипом «Аэрофлота». Всему этому есть какое-то рациональное объяснение. Даже что у него галлюцинации – это вполне себе объяснение. Он потёр пальцем переносицу, чувствуя, как мигрень отступает. Итак.
Версия первая, самая очевидная. Топает сосед, а «посетитель» ему приснился после истории участкового. Сны анализировать бесполезно, в этом смысле он не был поклонником Фрейда. Напсиховался с переездом, с дракой этой – вот мозг и выдал. Надо купить пустырника с валерьянкой, точно.
Версия вторая, криминальная. В доме действительно кто-то был. Мог бы этот кто-то зайти в квартиру? По идее, мог. Макс не сменил замки, а владельцев в глаза не видел. Сколько копий ключей гуляет по рукам? Но если зайти он мог, то куда делся? А главное – зачем взялся укладываться рядом? Версия была совсем слабой, но надо сегодня же сменить замки.
Версия третья, химическая. Галлюцинации могут вызывать споры некоторых видов плесени. Вернее, споры вызывают отравление, а отсюда уже «видения». Головная боль тоже подходит под симптом интоксикации, но тогда почему только ночью, и то через раз? Эту версию можно было проверить, поискав очаги в доме. А если она в вентиляции? Тогда шизовать должен был весь дом…
Первый раз за долгое время Макс ушёл с работы в свои законные шесть. По дороге заехал в «Ашан» за спреем от плесени и замком. За день рутинных форсмажоров авиаотдела ночные воспоминания затёрлись, спать хотелось дико, но он настроился сегодня же принять меры.
Заложенная в качестве примитивной сигнализации бумажка была там же, где Макс её оставил утром в двери. Обойдя на всякий случай квартиру, он принялся за смену замка. Пока ковырялся с дверью, на площадку вышел сосед Николай – покурить, и по хорошей русской традиции сразу полез с советами. Макс даже порадовался – свои мозги тормозили немилосердно, он бы до ночи провозился. Николаю явно не спешилось домой. Вытащив бутылку пива, он уселся на лестницу, наблюдая.
– Это ты только сейчас меняешь?
Макс виновато кивнул, показывая, что – да, сглупил. Николай хмыкнул.
– У Люськи из двадцать третьей точно ключи были от этой квартиры. Асият Георгиевна ей давала на всякий случай.
Макс чертыхнулся. Что за манера всем ключи раздавать?!
– А у неё что, родни не было? Наследница эта, как её…
– Мина?
– Да, Мина. Кто она ей?
– Внучка. Ты не куришь?
Николай затянулся и пустил дым в потолок. Макс помотал головой.
– Так, а что эта внучка не общалась с бабкой-то? Квартира как хлев…
– Мина с матерью ещё девчонкой уехала. В Литву. Или Латвию. Путаю всегда. – Николай сделал несколько глотков из бутылки, удовлетворённо крякнув. – И не пьёшь?
Макс устало махнул рукой. Ему только выпить осталось и завалиться спать прям тут, на коврике.
– Бросила старуху мамаша, значит, – подытожил он, борясь с мелким, но стойким шурупом в косяке. – Ну ты смотри, встал намертво!
– Не, мать Мины – она старухе не дочь была, а невестка. Ух, баба была, загляденье… – Николай прищурился, как кот на солнце, подпёр рукой подбородок. – Она замужем за Каримом была, ну, бабкиным сыном. Но что-то не сложилось у них, видать, развелась и уехала с дочкой. А Карим здесь остался, неплохой мужик был, царствие ему небесное. Лет десять назад сгинул. Ты знаешь что, погоди. Я тебе вэдэшку принесу, с ним отойдёт.
Николай сходил к себе, вынес баллончик с WD-40 и снова уселся на ступеньку. Макс брызнул смазку на шляпку шурупа, стал ждать. От сигаретного дыма снова заныла голова.
– Жалко бабульку, – сказал он, просто чтобы что-то сказать.
Николай пожал плечами, скривился как-то.
– Да у неё характер был, не тем будь помянута. Упёртая – жуть. Корячилась со своей ногой, а с внуком знаться не хотела. Что уж они там не поделили. Он часто приходил поначалу…
– Внук? Чей внук?
Макс выпрямился, хотел потереть переносицу, но, почувствовав резкий химический запах смазки от пальцев, отдёрнул руку. Николай затушил окурок в банке от зелёного горошка.
– У Карима двое детей было. Дочь – Мина – с матерью тю-тю. А Дамир – старший – здесь остался. Он школу заканчивал, когда Карим со своей расплевались. Так и жили втроём.
Макс только сейчас заметил, что запачкал джинсы, пока ползал на коленях по порогу. Так рвался поскорей покончить с замком, что забыл переодеться во что не жалко. Он повернулся к упрямому шурупу, налёг на отвёртку.
– Ну а с внуком что за напасть приключилась?
Николай грустно посмотрел на почти допитую бутылку пива.
– Да шут их знает. Как Карима не стало, бабка на Дамира так и взъелась. Прям выла, когда его видела. Мы не знали что и думать, она не объясняла даже. Только всё проклинала его на чём свет стоит. Я, говорит, с того света приду, его достану.
Отвертка с гулким стуком упала на бетонный пол, покатилась к лестнице. Макс повернулся к Николаю, машинально хватаясь за косяк. Тот меланхолично икнул, ткнул пальцем в покачивающуюся отвёртку.
– Это она от вэдэшки скользкая, руки надо было вытереть. Ты точно пить не будешь?
Макс бродил с баллончиком по квартире, вглядываясь в углы и откосы окон. После всего, что узнал, он невольно искал следы тех, кто когда-то здесь жил. Но, кроме старых безликих вещей в маленькой комнате и остатков мебели, не было ничего личного. Макс даже изучил все дверные косяки на предмет отметок роста, но если они и были, то после отъезда детей бабка их стёрла. Он устало посмеивался над тем, как уронил отвёртку, вздрогнув от фразы про визит с того света – смех, да и только. Всё это эмоциональная фильтрация, и ничего боле. Если бы не ночные шумы, странные сны и рассказы участкового, он бы вообще не обратил на эту деталь никакого внимания. Вот ведь нервы расшалились.
Макс удручённо уселся в кресло с ободранными подлокотниками. Следов плесени он не нашёл. По крайней мере, на открытых участках. Может, конечно, под плинтусом или… Он выскочил в коридор и задрал голову. Антресоль. Вот где может быть рассадник.
Засунув фонарь в карман и взобравшись на стул, он плотно обвязал пол-лица шарфом. Не хватало ещё получить приступ аллергии от застарелой пыли. Распухшие от старости дверцы из ДСП не сдвигались, плотно упёршись торцами друг в друга. Макс подсунул под одну из них отвёртку и дёрнул на себя, отжимая. Дверца поддалась, открылась, и на пол посыпались полупустые пакеты, а следом – длиннющий резиновый сапог. Макс наклонился со своего стула, чтобы разглядеть получше. Вроде бы эти высокие рыбацкие сапоги назывались болотниками. Мелкий мусор и пыль взвились в воздух, тут же оседая на всём вокруг. Макс встряхнул головой, включил фонарь и открыл вторую дверцу. При взгляде на такое количество хлама опускались руки. Чтобы расчистить эту антресоль, нужно полдня, не меньше. Коробки и ящики, чемоданы и пакеты, лыжные палки, гантели, настольный хоккей, стоптанные туфли, цветочные горшки – всё было утрамбовано плотным слоем. И это только то, что видно поверх. А уж что было дальше, за всеми этими вещами, – страшно подумать. А вот плесени видно не было. Макс прикрыл дверцы, слез со стула. Болотник запнул в угол, заглянул в пакеты. В одном нашёл несколько истрёпанных вязаных мочалок, в другом – сменные пакеты от допотопного пылесоса. Очень нужные вещи.
В дальней комнате была настольная коротконогая лампа, как из послевоенных фильмов, только без плафона. Макс смастерил из газеты абажур, получился ночник. Только бы бумага не загорелась. Окно подрагивало и постанывало от порывов ветра, в ванной бурчали трубы. Макс улёгся поудобнее, подмял подушку. Проваливаясь в сон, подумал, что надо бы завести цветок, что ли. Теперь, когда с переездами покончено.
Это были они, шаги. Неровные, тяжёлые. Макс открыл глаза, быстро обвёл взглядом пустую комнату в сером свете самодельного ночника. Никого. Он приподнял голову, прислушался. Шаги доносились будто из коридора. Значит, всё-таки сверху? Как сосед сбоку смог бы шуршать в другой стороне квартиры? Сердце неприятно зачастило, как при ознобе. Макс, сам не зная почему, тихо-тихо сел на кровати, спустив ноги на пол. Свет ночника не добивал до коридора, за открытой дверью зияла темнота. Шаги затихли. Макс смотрел в эту темноту, чувствуя, как начинают подниматься волосы на затылке. Иррационально, необъяснимо, но из этой темноты на него веяло чем-то жутким, чужеродным. Он почему-то не мог пошевелиться, словно его пригвоздили к кровати. Ничего логичного и успокаивающего в голову не приходило, Макс просто замер во времени и пространстве, как в дурном сне. Он не отрывал глаз от черноты в дверном проёме, боясь даже вдохнуть в полную силу. Тишина стала как будто осязаемой, забирая его в кольцо. И вдруг из глубины коридора раздался оглушительный грохот.
– Блядь!!!
От испуга Макс вскочил на ноги, заорал как резаный и сдёрнул газетный абажур с лампы. Яркий свет выхватил кусок пустого коридора и что-то светлое, квадратное на полу за порогом. Этого там не было! Макс взял лампу за ножку и направил в сторону двери. От адреналина его колотило, рука дрожала вместе со светом. Предмет на полу не шевелился и вообще не выглядел живым. Макс сделал два шага вперёд, прищурился. Коробка. Точно, такая коробка стояла на антресоли! Он быстро подошёл к выключателю возле двери, зажёг свет в комнате. Да, нет сомнений – это та самая фанерная коробка из-под посылок, с растёкшимися по трещинкам чернилами на боку. Дверца антресоли была открыта, рядом с коробкой на полу лежал стоптанный мужской туфель и какие-то женские журналы времён СССР. В воздухе сильно пахло пылью.
– Твою мать!!! – заорал Макс, чтобы выпустить пар.
Значит, взломанная им блядская антресоль открылась, ящик вывалился, а он чуть не двинул кони. Макс прошёл в коридор, включил свет в прихожей. Ну так и есть: коробка съехала по накренившейся стопке журналов. Макс потёр лицо, глубоко вдохнул и выдохнул. Испуг выходил злостью. Такой стресс на пустом месте, чуть не поседел! С выцветших обложек на него строго смотрели девушки-модели в невзрачных по сегодняшним меркам одёжках. Из одного из журналов выпала выкройка, и Макс даже удивился, что знает, как это называется. Он подобрал выпавшее, сдвинул коробку к стене. В носу защипало, и глаза стали чесаться. Макс чихнул – раз, другой, и с руганью поспешил в ванную. Надо будет как можно скорей вынести всё это ветхое богатство на помойку.
К выходным он был во всеоружии. Обзавёлся алюминиевой китайской стремянкой, пластиковыми очками, как у пилота истребителя, и строительным респиратором. Включив радио «Ультра» на телефоне, приготовил большие плотные мешки и приступил к разбору. Несмотря на решительный настрой, Макс то и дело останавливался, чтобы разглядеть вещь в руках. Например, он нашёл игрушку-Карлсона, сделанную по советскому мультфильму. Рыжего, носатого, в красных штанах с косой лямкой и даже с пропеллером! После секундных раздумий Макс отложил Карлсона в сторону. Как и маленький складной стул. Видимо, хозяин был рыбаком. Помимо второго болотника, Макс нашёл рыболовный ящик. Присмотревшись, он понял, что ящик самодельный, из морозильной камеры. Вот это мастер. Ну как такое выбросить? Ух ты, металлическая сетка для яиц! В Ульяновске у бабушки такая же была. Отложить.
Добравшись до продавленного чемодана, он поднял крышку. Внутри лежали фотографии разного размера и перевязанные верёвкой бумаги. Стащив чемодан вниз, Макс обтёр его мокрой тряпкой и понёс в комнату. Он зажёг свет и уселся на пол. Большинство фотографий были черно-белые, с размытыми краями. Часть – совсем старые, из тех, которые снимали в фотостудиях, ретушировали и обрезали фигурно.
Макс любил разглядывать людей, пусть и незнакомых. Черты, выражения лиц. Ему нравилось улавливать сходство и угадывать родственников или читать настроение. Большинство людей на карточках были, без сомнения, кавказцы. Девушки с какими-то мудрёными головными уборами, мужчины в высоких шапках. На самых старых по виду фотографиях обнаружились подписи арабской вязью. Ничего себе, похоже, что дореволюционные. Более поздние карточки были не такие постановочные, как те, в национальных нарядах. Вот улыбающиеся мужчины где-то в саду, будто за работой. Почти все с папиросами. Сзади подпись уже на русском: «Дербент, 1954 г.». Значит, семья была всё-таки из Дагестана, а не из Чечни. Волею случая Макс как-то попал в компанию ребят-чеченцев и с удивлением обнаружил, что выдаёт их только характерный акцент и экспрессивная манера поведения. Вопреки всеобщему заблуждению, внешне они частенько светлоглазые, русые и с совершенно европейским типом лица.
Фотографии становились всё более приближёнными к современности. Одна и та же женщина прослеживалась от подростка до молодой матери глазастого мальчугана. «Карим и Асият, Каспийск – 1973 г.» Так вот какая ты была, Асият.
Макс брал карточку за карточкой, наблюдая, как меняется миловидное лицо женщины. Вот она уже дородная дама на фоне Красной Площади, а рядом вымахавший Карим, смотрящий в камеру без тени улыбки. Особенно странно было видеть семью Алимовых в этой самой квартире. На кухне за столом, в большой комнате на диване, на фоне ещё прилично выглядевшего ковра. Только сейчас Макс заметил, что вся семейная жизнь Асият проходила будто без мужа, что очень странно для их традиций. Может, рано овдовела.
В отдельном почтовом конверте лежали небольшие фотографии, явно с университетской поры Карима. Он в аудитории, в столовой, в парке на скамейке с компанией таких же студентов. Везде он выделялся угрюмым взглядом и гордо вскинутым подбородком. Но когда рядом с ним на фото появлялась красивая, как кукла, блондинка, он преображался абсолютно.
Участковый не обманул, она действительно была похожа на молодую Бардо, но в разы красивее, утончённее. На цветных фотографиях она смотрелась ещё лучше. И в простом свитере, и в свадебном платье. Сильно прибавившая в весе и в годах Асият маячила рядом, то в фартуке у плиты, то с маленькой девочкой на руках. Макс озадаченно поворошил пачку. А где же старший сын? Он перебрал фото растущей Мины, практически ничего не взявшей от матери, но не нашёл ни одной с Дамиром. С последней карточки из чемодана на него смотрела постаревшая, казалось, на сто лет Асият с покрасневшими глазами, замотанная в чёрный платок.
Макс поёжился. Он специально открыл форточку на кухне, чтобы проветрить коридор после пыльной уборки, и, похоже, оттуда тянуло по полу. Он поднялся и, прихватив из чемодана перемотанные верёвкой бумаги, пошёл готовить обед.
Он бросил в кипящую воду пакетик с рисом, а на соседнюю скворчащую сковородку – полуфабрикатные котлеты. Закрыл форточку и уселся за стол, жуя белый хлеб. В связанной пачке оказались разные документы. Пенсионные бумажки для бабки, водительская справка Карима Алимова, 1960 г.р., медицинская карта Мины Алимовой 1992 г.р., свидетельство о разводе 1999 года.
Макс подошёл к плите, перевернул котлеты. Значит, красавица-жена Галина Стеценко развелась с Алимовым, когда дочери было семь лет. В год, когда к ним приходил участковый.
Достав из холодильника сливочное масло, Макс стал намазывать его на хлеб. Плеснул в чашку фильтрованной воды и сел обратно. Среди сравнительно новых справок об инвалидности и ветеранстве труда Асият наконец-то нашёлся первый документ, указывающий на наличие старшего сына. Выпускной табель Дамира Алимова 1983 г.р. Разница между детьми почти десять лет, и практически взрослый сын в свои неполные семнадцать решает остаться с отцом и бабкой в Москве. Макс вспомнил, что не посолил воду для риса, и подскочил к плите. Что может быть отвратнее пресного риса?
В соцсетях люди хвастались походами на Айвазовского, а он так и не сподобился купить билеты со всеми переездами. Макс очень любил море и когда-то обещал себе купить большую копию знаменитого мариниста на новоселье. Там, где без берега, только море. Макс нанизал на вилку последний кусок бледной котлеты. Вот сразу после обоев и Айвазовского прикупит.
Без привычного электрочайника процесс приготовления чая превратился в своего рода церемонию. Ковшик с водой, запах горелой спички, шипение газа, белые пузырьки, поднимающиеся со дна.
Макс заварил себе большую чашку и направился в комнату. Чемодан лежал на полу открытым. Только сейчас Макс заметил, что в откинутой крышке был небольшой карман на молнии. Он присел рядом, потянул за собачку, запустил пальцы в шёлковый кармашек. Фотография. Исцарапанная чем-то до такой степени, что на ней с трудом угадывалось лицо человека, мужчины. Тёмные волосы, черт лица почти не разобрать. Будто кто-то часами черкал по фото уже переставшей писать ручкой, продирая бумагу насквозь неровными бороздами. Макс поставил чашку на пол, покрутил фотографию, осмотрел с обеих сторон. Кое-где можно было разглядеть буквы, но слова из них не получилось. Макс сощурился, пытаясь уловить контуры. «Ж-А-Л-Л-А» и всякая подобная белиберда. Нет, точно не буквы, просто перекрещивающие линии, которые их напоминают. Он ещё раз попытался определить лицо на фотографии – по пропорциям мог быть и Карим. Вроде его высокий лоб, массивный заострённый подбородок. А может и нет. Из одежды виднелся только воротник светлой застёгнутой рубашки. Тоже ни о чём.
Макс усмехнулся. Похоже на детские проказы. Он сам в детстве испортил парочку важных документов, рисуя самолётики и машинки. А однажды разрезал бордовую купюру с Лениным в целях увеличения количества денег в семье. Мать тогда не наказала, но так горько расплакалась, что для него это было хуже любого наказания.
Он уложил все документы и карточки обратно и отнёс чемодан в маленькую комнату. Хмуро оглядел сложенное вповалку барахло. Надо бы и тут всё повыбрасывать, но сил уже не было. Завалившись на свой продавленный диван, Макс открыл на телефоне беспросветную историю про упёртого Харри Холе и попытался вчитаться, но мысли то и дело уходили прочь от сюжета. Перед глазами всплывали старые фотографии, незнакомые лица людей из другой эпохи, которых уже давно нет в живых.
Старая Асият, пережившая своего единственного сына, оставшаяся одна на старости лет вдали от родины. С некоторых пор Макс начал задумываться о том, с кем он будет, когда бОльшая часть жизни останется позади. Есть геи, которые ухитряются обзавестись семьёй и детьми, бегая на сторону к любовникам. В двадцать лет это казалось сущим издевательством над собой, а сейчас? Быть с кем-то родным, о ком заботишься и кем дорожишь, – может, это стоит небольшого дискомфорта?
Макс нравился женщинам, они ему доверяли. Но как скоро милая женщина превратится в неудовлетворённую нелюбимую мегеру? Как быстро начнёт угрожать разводом и делить детей? Раньше ему мечталось, что всё как-то сложится само собой. Он встретит своего человека, а если честно – то этим человеком всегда представлялся одумавшийся Игорь.
Но, как говорил великий Карл Маркс, практика – критерий истины. Игорь живёт сам по себе, избегая важных разговоров и решений, а Макс ни с кем ничего не строит. Значит, это именно та жизнь, которую они оба выбирают.
Он отхлебнул остывшего чая, и его посетила шальная мысль. Вскочив с кровати, он влез в тапки и направился вон из квартиры.
За телефон Дамира соседка торговалась. Напросилась в гости, всё обсмотрела, выпытала подробности про находки. И всё это с милейшим щебетанием и улыбками. Ей бы в органах работать.
Макс никак не мог найти себе места, пока набирал номер. Бродил по квартире, слушая гудки. Трубку не брали мучительно долго, и после, наверное, восьмого гудка он услышал бессмысленное:
– Алло, шкаф от шефа.
Макс опешил на секунду, замычал в трубку «э-эм», но в ответ резкий мужской голос рявкнул:
– Слушаю.
– Здравствуйте. Дамир?
– Дамир, – повторил мужчина без выражения.
– Меня зовут Максим, я живу сейчас в вашей квартире, – громко проговорил Макс, и сначала ему показалось, что в его фразе был смысл.
Собеседник неожиданно хмыкнул.
– Как домовой, что ли?
И вот тут до Макса дошло, что смысла во фразе не было.
– Нет, простите, не то сказал. Я купил квартиру вашей бабушки, Асият Георгиевны Алимовой. – И, не получив ответа, он зачем-то добавил: – Кстати, примите мои соболезнования.
На том конце воцарилась тишина. Макс даже посмотрел на дисплей, не прервалась ли связь.
– Алло?
– Да. И… что вы хотели?
«Мне до одури скучно и одиноко, и хотелось бы разузнать что-нибудь интересное про вашу семью».
– Здесь много личных вещей вашей семьи: документы, фотографии, швейная машинка.
«При чём тут машинка?!».
– Так? – ледяным голосом протянул Дамир, и Макс спохватился, осознав, что могло сложиться ощущение, будто он решил торгануть семейными вещами.
– Я собирался всё это выбросить, но если вы хотите что-то забрать – можете заехать в ближайшие дни. Могу оставить у соседки, если хотите. Если вам удобнее в будни, я…
– Я вас понял, спасибо, – прервал его Дамир. – Это всё?
«Да иди ты! Тоже мне».
– Да, всего доброго. – Макс резко нажал отбой, не дожидаясь ответа.
Интрига ушла, настроение немного испортилось. Он вернулся на диван, открыл книгу на телефоне, увлекаясь историей героев холодного мрачного детектива.
Омерзительное дребезжание доносилось откуда-то издалека. Макс открыл глаза. За окном стемнело, а он так и уснул на диване с телефоном в руке. Он оторвал голову от подушки, прислушался. Звук напоминал работающую бормашинку. Телефон в руке вдруг запиликал, на дисплее отразился неизвестный номер.
– Вас дома нет, что ли? – сразу начал с места в карьер Дамир. – Я приехал, а тут никого!
– Я здесь, – хрипло ответил Макс, поднимаясь. – Сейчас.
Он слез с кровати, поплёлся к двери, зевая, открыл железную дверь. На площадке ещё не включили свет, и высокая фигура словно выплыла на него из темноты. Макс инстинктивно отступил назад, вглубь коридора.
– Извините, я не понял, что это в дверь зво…
Он поднял глаза и запнулся на полуслове. Дамир смотрел мимо него, внутрь квартиры, а Макс подумал, что это лицо будто вылеплено специально для него, Макса, по каким-то смутным образам из подсознания. Совершенное, выверенное по углам и линиям, словно продукт грёбаной евгеники.
– Заходите, – просипел Макс и упёрся спиной в выступ стены.
Дамир приподнял широкие брови и шагнул через порог.
– Здрасте.
Он замялся в прихожей, и Макс наконец взял себя в руки. Улыбнулся, кивнул в сторону комнат:
– Да, я всё сложил там, в маленькой.
Дамир повесил куртку на вешалку, рассматривая всё вокруг. Он медленно переводил взгляд от предмета к предмету. Про Макса он будто забыл, нисколько не волнуясь о неловкой тишине. Он поднял руку и провёл пальцами по облупившемуся дверному наличнику. Макс глазел на него, затаив дыхание. Было легко узнать резкие, хищные и чрезмерные черты отца, несмотря на то что смазливая красота матери сгладила острые углы, высветлила глаза, смягчила форму носа. Дамир зашёл в комнату, всё так же продолжая игнорировать нового хозяина.
– Я пойду чай поставлю, – пробубнил Макс и ушёл на кухню.
Он запалил огонь под ковшом, достал две имеющиеся в наличии чашки, сыпанул заварки – всё на автомате. Ещё несколько часов назад он разглядывал лица незнакомой семьи на чёрно-белых фотографиях, а сейчас один из них находится в соседней комнате. Макс словно заманил сюда Дамира, а теперь заваривает ему чай, чтобы развести на беседу. Он покачал головой, глядя, как миниатюрные торнадо из пузырьков затанцевали по дну ковша.
Макс зашёл в комнату. Он невольно старался двигаться тише, чтобы не мешать Дамиру. Тот сидел в маленькой комнате на свёрнутом рулоном ковре и рассеянно глядел на сложенную шахматную доску. Макс подошёл ближе, привалился к косяку, спрятал руки в карманы. Ему было очень странно молчать так с кем-то, кого впервые увидел десять минут назад. Он тоже начал осматривать комнату, чтобы не сверлить глазами притихшего Дамира. Так они помолчали ещё немного. А потом Макс сказал:
– Вы давно здесь не были?
Дамир посмотрел на него снизу вверх.
«Такие глаза называют ореховыми?»
– Давненько.
Ответил сухо, будто не хотел никаких разговоров. Но сам был словно напружиненный, как человек, который обычно не живёт, а решает проблемы. Макс кивнул. И снова тишина. Дамир почесал щетину на подбородке, думая о чём-то своём. Он водил глазами вокруг и видел не то, что есть, а, возможно, то, что когда-то было.
– Сильно изменилось? – снова не выдержал Макс.
«А, нет. Радужка только по краям каряя, а вокруг зрачка – серая, как галька.»
– Изменилось.
Серьёзная отстранённость Дамира была такой естественной, что даже не выглядела грубостью. Он честно забывал о Максе через секунду после очередного обмена репликами.
– А я фотографии нашёл, – как-то с вызовом сообщил Макс.
– Покажите.
«Есть, товарищ майор! И чего бабка с ним не общалась? Прям в голове не укладывается.»
Макс молча кивнул на чемодан в подсохших пыльных разводах. Дамир сполз с ковра, устроился рядом с чемоданом, открыл и опять замер.
Снова позабытый Макс развернулся и пошёл на кухню. По дороге он подобрал в углу прихожей складной стул – вдруг гость соизволит чаю откушать, а усадить-то и некуда.
Дамир неожиданно окликнул его из комнаты, когда Макс дожёвывал печенье. Просто выкрикнул его имя, будто они сто лет знакомы.
– Максим.
Когда Макс зашёл в комнату, тот, не отрываясь от своих бумажек, указал вытянутой рукой на диван:
– Телефон.
Макс прислушался – действительно, мобильник завалился под подушку, и звонка почти не было слышно. Увидев имя абонента, он был готов спорить, что знает, о чём сейчас пойдёт речь.
– Здравствуй, Алёна.
– Даев, вопрос жизни и смерти!
Подозрения подтвердились. Алёна была в своём классическом возбуждённом драйве. Макс давно уже всё понял про неё и не раз говорил прямо: Алёна, иди к врачу. Но она, как многие такие женщины, считала себя просто излишне эмоциональной и искренне получала от своего психоза удовольствие. Макс бы свёл общение на нет, если бы не одно «но».
– Как Данька?
У Алёны был шестилетний сын, и за тот год, что Макс снимал квартиру рядом с ними, он привык к Дане крепко и жалел его. Мать пацану досталась непутёвая.
– Даев, я чувствую, что в этот раз всё наладится! – затараторила Алёна, захлёбываясь своей драмой. – Сергей улетает в Тюмень через пять часов! Я приеду к нему и не пущу, мы сядем и поговорим, я чувствую, что так нельзя, просто в этот раз он послушает, господи, Макс! Я всё поняла наконец, какой дурой я была…
– Алёна, время – восьмой час вечера.
– Ты сможешь посидеть с Данилой? – наконец дошла она до сути.
– Ты собираешься на всю ночь?
– Ты понимаешь, что решается вопрос, быть или не быть нашей семье, нашему счастью, нашей жизни?!
Макс поморщился. Он слушал эту трагедию уже который год. Так и не выйдя замуж за Данькиного отца, она продолжала жить разборками с ним, то сходясь, то разбегаясь. Её нездоровая психика требовала подпитки еженедельно, в отсутствие драм она впадала в тяжёлую депрессию, что было ещё страшней. Пресловутый Сергей, по-видимому, был таким же полным психом и с азартом собачился с Алёной в промежутках между шашнями с другими женщинами.
– Даев, он мой муж, в конце концов!
– Алёна, в семейном кодексе нет такого понятия, как гражданский брак, с 1996 года. Он твой любовник, и вы не семья.
– Ты меня не отговоришь! – театрально воскликнула Алёна.
Она всегда так накручивала себя в обострения. Начинала враждовать со всеми, придумывая, что окружающие сговорились против её счастья. Макс сел на диван, потёр глаза.
– Я приеду.
– Даев, ты мой спаситель! Ключи занесла тёте Алле. Обожаю тебя!
– В смысле «занесла»? Ты что, уже уехала и оставила Даньку одного?!
– Он мультик смотрит, длинный, чуть ли не два часа идёт. Даев, у меня руки мёрзнут! Я тебя целую, целую, целую, м-м-м – вот как я тебя люблю!
Макс резко поднялся, начал оглядываться в поисках рюкзака. Он научился отбривать Алёну с её изматывающим нытьём, но пацан – это другое. Он не виноват.
– Уходишь?
От волнения Макс даже не сразу сообразил, что Дамир к нему на «ты». Он повернулся к открытой двери в маленькую комнату. Дамир поднялся с пола, смотрел на него выжидающе.
– Да, мне нужно бежать. Но я пока всё здесь оставлю, так что в любой момент…
– Спасибо.
Дамир направился в прихожую, а Макс запихнул в сумку ноут, проверил кошелёк с проездным и вышел за ним.
– Могу подвезти до метро, если надо, – вдруг сказал Дамир, и Макс искренне обрадовался.
– Серьёзно? Отлично. Я не уверен насчёт маршруток в выходные вечером…
– Жду на улице.
Дамир вышел на площадку, оставив немного обалдевшего Макса в прихожей. За всё время беседы он ни разу не улыбнулся. И ростом он никак не меньше Максовых без пятнадцати два. Впихнув руку в рукав куртки, Макс взял ключи с полки и вышел следом.
Nissan Patrol предпоследнего поколения стоял напротив подъезда с заведённым двигателем. Возле машины в свете фонаря стояли Дамир с Николаем, и сосед что-то оживлённо ему рассказывал. Увидев Макса, он попрощался с Дамиром за руку и пошёл к магазину в соседнем подвальчике. Они сели в машину.
– Так ты доктор?
Дамир выруливал из двора по узкой дороге мимо припаркованных машин. Наверное, это предполагалось быть светским разговором, но больше походило на обмен разведданными – так он был собран и серьёзен. Макс подсознательно подстраивался, давая короткие ответы.
– Отчасти.
– Коля говорит, ты Сашку откачал.
– Я его не качал. Он был жив, когда я его увидел, и я постарался сдать его скорой в таком же живом виде.
Дамир немного повернул к нему голову, посмотрел, словно взвесил. Макс объяснил:
– Я со второго курса меда ушёл, так что официально не доктор. Да и неофициально. – И он вспомнил, что хотел спросить. – А что такое «шкаф от шефа»?
– Фирма по сборке шкафов.
Они выехали на шоссе. Макс обратил внимание, что, несмотря на свободную дорогу, Дамир не разгонял свой внедорожник.
