Текст книги "Creamy Whim (СИ)"

Автор книги: schwarzerengel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– «Чёрный филин», – вдруг молвил Мураки-сан.

– Что?.. – я перевела взгляд на то, на что указал его палец. Тот самый иероглиф, написанный мной на бумажке – с руки загадочного шиноби. Я принесла её, чтобы узнать побольше. – Простите, но что это может значить?

– То и может.

– Хорошо, спасибо.

*

– Чёрный филин! Чёрный филин!!! – орала я посреди квартала, предполагая, что кто-то поймёт и всё мне прояснит. Мне было насрать, что подумают обо мне люди – никто не способен убить мне самооценку.

– Заткнись! – вдруг возникли откуда-то парни. Поволокли меня в странный дом, уютно освещённый бумажными фонариками. Там повсюду было расставлено Оригами... В широком зале не было стульев.

– Отпустите меня.

– Ты хоть знаешь, где ты находишься?

– Нет.

Мужчина в расписаной одежде, чьё лицо освещали блики огней, смотрел на меня как на мусор. Его длинная коса развивалась.

– Ты думала, придя сюда сможешь осквернить наши улицы манерами ПОИСТИНЕ дикого запада? Что ж. Гордыня опасна, но, что страшнее, слепа.

– Я всего лишь хотела узнать...

– А кто дал тебе это право? Твои желания на этой территории не играют роли, – он кинул в меня длинный меч – ох и вовремя я словила. – Я обойдусь без поклона тебе.

Боже... Лязг и огонь от стали. Признаюсь честно, когда взмах его меча задул все свечи в комнате, я готова была завизжать, но приняла стойку. Не так-то просто сломить мой дух. Первый удар был с трудом, но всё-таки отражен.

– Бич неистовой хитрости, – объявил свой приём парень справа и запустил в меня живой коброй.

Я два часа уворачивалась и кое-как убежала.

Взмыленная и униженная, я упала на землю, как вдруг, к своим худшим опасениям, увидела голенища сапог одного из тех мужиков.

– Я прошестовал за тобой в тайне. Я так понимаю, ты ищешь что-то, что связано с чёрным филином? – его глаза холодно сверкнули. – Я видел парня с подобным тату. Он искал информацию здесь про некоего... Стэнсфилда.

Ну конечно... Наживка всё это время была так близко – тот ниндзя, убивающий всех, кто связан со мной, так или иначе рано или поздно бы вышел на этого коррупционера.

И слава богу. Какое мне дело?

====== 6. Fight with your own life ======

День клонился к вечеру, но, несмотря на все тяготы, я не чувствовала желания спать. Обойдя свой рабочий стол, я с усмешкой ощупала флакон духов с запахом мяты и чёрной смородины, исписанные заковыристым подчерком тетрадные листы, кружку из-под кофе, газету – с обложки устало смотрел Норман Стэнсфилд. «Глава департамента по борьбе с наркотиками ранен. Несчастный случай?» Счастливый, я бы сказала. Наверное. Чёрт его знает.

Стэнсфилд – неисправимая грязная свинья, что не раз пыталась запятнать моё имя, а один раз – почти попыталась убить. Он – ничтожество. Но без него моя жизнь рискует стать... поскучнее? Похоже на это. Раньше я бы многое отдала за его голову на пике – теперь, когда я уже королева преступного мира, я выше старых обид, и соперничество забавляет меня. Чего бы мне не хотелось, так этого того, чтобы жизнь моего врага забрал неизвестный, пытающийся подобраться ко мне. Удар ниже пояса. Только я должна обладать привилегией уничтожать своих же врагов.

Я в задумчивости провела изящными пальцами по изображению – напечатанный Стэнсфилд не подольнул под ласку, но и не отшатнулся. Удобно, не так ли? И я о том же.

Тут не пойми откуда явился Стачек.

– Я... глубочайше прошу прощения. Хотел лишь узнать... Не спится?

– Да так, что хочется спиться, – вторила я, кривя рот. Он заметил газету и фото на ней. На его благородном лбу пролегли морщины неодобрения. – Что такое?

– Да нет... Ничего.

– Детка, я тебя знаю. Я знаю каждое потенциальное выражение на твоём лице. Каждый жест. Поясни, что не так?

Он поднял на меня виноватый печальный взгляд.

– Я всё меньше изведан о Ваших планах. Всё меньше могу помогать и всё больше молюсь, лишь бы всё обошлось, как сегодня.

– Стач... Это слишком опасно, – я подошла к нему и взяла его за руки. – Я доверяю тебе, но, поверь мне – всё то, что творится, может сказаться и на тебе тоже. Не говори ничего, окей? Мне насрать, считаешь ли ты, что обязан знать всё. Мне насрать, что ты думаешь, будто бы должен меня защитить. Я убью, блять, СЕБЯ, если что-то с тобой случится. Ты – самое дорогое. Моя семья.

Его взгляд влажно засиял, он погладил мои ладони.

– Но я ведь... чувствую то же самое.

– Я обещаю, всё вскоре закончится. Ты доверяешь мне?

Он кивнул, одними устами шепнув своё «будьте, пожалуйста, осторожны», но тревога в его глазах никуда не исчезла.

– Если позволите...

– Да?

– Меня беспокоит, как много времени Вы проводите, так или иначе контактируя со Стэнсфилдом.

Так-так. Вот уж не ожидала.

– В каком смысле? Это случается не так уж часто.

– Он очень опасен. Не просто как враг, но и как человек. И я помню о Вашем прошлом. Порой всех нас тянет к тому, что однажды принесло боль – во рвении доказать этому чему-то, что мы его преодолели и превзошли. Я могу понять, но принять... Ника, прошу тебя, не заходи слишком далеко. Он не стоит того, чтобы ты рисковала собой за месть ему. Он токсичен, он зол, но ты – нет. Не уподобляйся ему.

– Вот уж точно не буду, – фыркнула я.

И невольно подумала – если бы всё было столь однозначно...

*

День был светлый, а значит, в больничных палатах с высокими окнами тоже было тепло. Я проверила, так сказать. Золотая вуаль, платье в клеточку, ложные документы – самая обыкновенная посетительница. Ну разве что прячущий огнестрелку амбал за спиной. Что ж, бывает.

Я переступила порог палаты (одиночной – прекрасно устроился, тварь капризная) и стала невольным свидетелем сцены.

Дредастик. Тот самый еблан. Нависал над койкой, где возлежал Норман Стэнсфилд с его перевязанным бедным-несчастным-сейчас-расплачусь плечом.

– О господи, Стэн...

– О господи, Стэн, – злобно передразнил его Стэнсфилд и в недовольстве поморщил нос. – Ты просто переживаешь, что тебе не выплатят зарплату.

– Зарплату мне сам отдел выплачивает, ну а ты – мой друг! Стэнчик!!! Выздоровления!!!

Стэнсфилд сморщился ещё больше от крика.

– Вообще-то Малки – мой лучший друг, а ты только на сорок процентов, – однако ж лицо его поменялось на более благосклонное, когда парень с дредами протянул ему сигарету. – На шестьдесят. Это «Мальборо 1988»? На шестьдесят один!

– Прелесть какая. Может, вы ещё в классики поиграете? – вальяжно протянула я, шествуя на каблуках.

– Как ты смеешь тут быть, шлюхандра?! – вскинулся было дредастый, но здоровяк взял его за плечо, успокаивая (Малки, по всей вероятности). Тут уже всем присутствующим стало ясно, что со мной двое телохранителей и один Билл, огромный, как книжный шкаф, неприступный и непобедимый – к примеру, сколько я ни пыталась трахнуть его, он меня посылал в грубой форме. Он был в форме будто военный.

– Напомни мне, почему я ещё не убил тебя? – буднично поинтересовался Стэнсфилд, затягиваясь сигаретой. Уж не знаю, какими обезболивающими и успокоительными его пичкают, но работают они, судя по всему, исправно.

– Потому что я горяча? – осклабилась я.

– Вот и я гадаю, тупая ты сука.

Его голос звучал задумчиво и дружелюбно, но я-то знала, какая гнильца кроется за этим.

Одно было трудно скрыть – его плечи, да и добрую половину груди тоже из-за его перевязки. Кожа казалась нежной, хотелось попробовать языком. Я перевела взгляд выше, и зря – красивые руки, растрёпанные небрежно волосы, ммм. Лёгкая щетина. Легко смогла, в общем-то, представить то, как возвышенно-вульгарно, как сама его суть, он курил бы в моей постели. Змеючка.

Когда-то давно я спросила Стачека, позорно ли то, что я имею слабость к тому, что считаю красивым, будь то украшение или жопа. Мой друг откашлялся и ответил, что лишь мы сами имеем право решать, что нам лично считать позором, и любую слабость можно считать своей силой, если верно к ней относиться. И я взяла это на заметку, чёрт. Да, похоже, я хочу Стэнсфилда, но это не проигрыш. Не для меня уж точно. Ведь я хочу не как жалкий мотыль, на огонь летящий, а как тигрица – хищно и повелительно. Пусть бережётся.

– Наверное, потому что я авторитет с нехренической бандой, не? Но как знаешь, – я выращила из своей сумки букет белых лилий и в вазу поставила. – Они в точности как ты – изысканные и вонючие. Выздоровай. Всем адьос.

Я ушла, петляя, как глист в кишечнике, оставляя в палате и Стэнсфилда, и тусовочку, и букет с прилагающимся письмом: «Тебе угрожает опасность. Не я, как ни странно. Сворачивай удочки, мать твою».

В тот же вечер в больнице отгремел взрыв, но моего подонка там уже не было.

*

Где найти неудавшегося убийцу? Конечно, в баре. И я явилась туда напрямик. Да, в ближайшей к больнице бар. Гениальное просто.

За стойкой сидел мужчина. Красивый, грустный японец – с той самой тату. И сомнения вмиг отпали...

Я заказала ему коктейль «Закат на Востоке». Решила поцеремониться.

– Вы тут часто бываете, персик?

– Оставь эти игры, Ника Дарксоул, – тихо произнёс он.

Удивился, наверное, встретить свою главную мишень так вот просто – в этой бухаловке.

– Чёрный. Филин, – отчеканила я с усмешкой, тем самым подав сигнал, и мои люди кинули на пол дымовую гранату, а я выхватила купленный после той неудачной потасовки сувенирный меч «Зажигай, самурай». Вечеринка началась, хах.

====== 7. Blood sugar ======

– Для меня уже всё кончено. Делай что хочешь, – безразлично сказал Чёрный Филин. Он пил боржоми, хотя мог и чего покрепче.

Тусклый свет освещал комнату допроса. Скажу я вам, тут небезопасно, мало ли, что может случиться – тиски упадут на пальцы, электрошокер случайно воткнётся в зад. Я пока шла другими путями. Цивилизованными, чёрт возьми, хотя мой кулак так и горел от желания хорошенько заехать по высокой и гордой скуле упрямца.

– Раз ты обречён, почему бы не выложить карты на стол? – резонно подметила я и реально выложила. Я достала королеву точёных пик из колоды. – Смотри, это я. А вот это ты, – указала я на валета ЧЕРВЕЙ. – И какого дьявола, скажи на милость, ты всё это время так жаждал меня угондошить? Тебя кто-то нанял? Ты действовал сам?

Тут по комнате раздался его невесёлый смех.

– Жаждал твоей смерти? Нет. А точнее, ты была лишь побочной жертвой. Одной из всех намеченных, как и все те, кто так или иначе связан со Стэнсфилдом, – он откинулся, раскачиваясь на стуле – безмятежный под моим ошарашенным взглядом. – Но я провалил миссию своей жизни. Позволил себе попасться. Дал слабость эмоциям и направился в бар, как щенок – разве после такого могу я быть символом своего же воздействия?

Так вот оно как. Оказалось, что всё это время вовсе не я была центральной фигурой – даже обидно.

А если вдуматься, это имеет смысл... Стоп. Или нет?

– Ты хочешь сказать, что Двуногий Томми знал Стэнсфилда?

– Да. Он ведь был не только твоим информатором. Как и тот полицейский, Джош Ллойд, был его коллегой. Ты, как потенциальная его сообщница, к слову, тоже входила в мой список. Ещё вопросы?

Я медленно облизнула пересохшие губы.

– Возмездие, значит?..

– Верно. Я не всегда был Тёмным Филином, некогда я служил полицейским под началом Стэнсфилда, но, узнав, какое отребье тот из себя представляет и чем помышляет – наркотики, отмывание денег, убийства... В общем, я решил, что буду жаловаться в мировой суд, да куда угодно. И ни за что не встану подле него в его грязной борьбе за наживу. Я проиграл. Норман не был рад и добился того, что повесил на меня ложное обвинение. Проще говоря, подставил меня, подкинув наркотики – доказательства моей вины показались суду железнобетонными. Никого в целом городе было не убедить в том, что всегда такой бодрый, деятельный, интеллигентный Стэнсфилд способен на это дерьмо. Он, к тому же, тогда был моложе, и внешне мог сойти за пай-мальчика. Люди слепы. С тех пор, как я вышел, я в жизни ищу только одного – мести. Сперва ему, а потом любому, кто мало-мальски похож на него. Но тебе этого не понять. Ты такая же дрянь, как и он. Такая же падшая, мелочная, жестокая дрянь. Я плюю на тебя, – и он плюнул.

Я впала в задумчивость. Стэн-Стэн-Стэн, многим ты, как оказалось, перешёл дорогу...

Глядя на Чёрного Филина, я понимала, что не могу отпустить его – хотя бы из-за того, что он сделает всё возможное, чтобы убить меня, хахаха. Человек с благородными целями. И паршивыми средствами.

– Спешу напомнить, мой ангел во плоти, что не так давно ты подорвал больницу, полную невинных людей. Чем ты лучше меня после этого?

– Я не лучше, – он долго, скучающе осмотрел стены вокруг. – Мои идеи – да. Но не я. И судья мне – непогрешимый.

После этого он ничего не сказал. Я ушла к себе в комнату, где кусала ноготь, как девочка, и думала, как Эйнштейн.

Этот парень – забота Стэнсфилда. Его враг. Как бы я ни была решительна и крута, мне не очень-то и хотелось приводить в исполнение приговор по его убийству. Хотел встретиться со Стэнсфилдом? И пускай. Почему бы нет? Может, сам он хотел бы взглянуть перед смертью в глаза своей главной цели?

И я. Я хотела взглянуть в глаза Стэнсфилду. В его блядские, страшные, будто всё время задумчивые глаза. Показать ему, что я раньше, чем он, добралась до угрозы его бесценной поганой жизни. Показать ему, что он зря меня недооценивал. Для себя, а не ради него.

Я решила, что утро вечера мудренее.

*

Он лежит в своей светлой, большой палате – со свежей перевязкой и недокуренной сигаретой в пепельнице. Вероятно, скучает по своим пластинкам и кассетам, а может – по препарату, которым балуется. Он просил меня о нём много раз – иногда кокетливо-мило, а иногда почти требовательно, на грани злости.

Я – не Ника Дарксоул. Не звезда преступного мира. Я – медсестра, запуганная и в то же время очарованная клиентом, называющим меня ангелом и говорящим со мной о Бетховене. Наивная, глупенькая блондинка, считающая, что нет ничего лучше мужчины, способного говорить о таких высоких вещах, еле доступных мне самой, со знанием дела. Даже если от этих мужчин веет злом, несмотря на их должность в полиции. Посчитавшая, что нет ничего зазорного в том, чтобы пронести во рту разноцветную капсулу, как он меня и спросил. Я сдалась. Я иду, еле сдерживая дрожь, по безлюдному коридору, и невольно встаю, как вкопанная, у порога, когда закрываю за собой дверь. Он лениво приоткрывает глаза – сперва один, затем второй, улыбаясь мне.

– Не с пустыми руками, ангел?

– Не ш пушстым втом...

Он смеётся и подзывает меня, я сажусь на край стула возле кровати, склоняюсь к нему... Боже. Он очень нежно, почти целомудренно целует меня, забирая капсулу из моего рта в свой. Забирая с ней вместе что-то ещё – может быть, моё девичье сердце. Мою несчастную душу.

– Запейте, пожалуйста, – лепечу я, протягивая ему стакан. Раз я слишком слаба, чтобы противостоять его вредным привычкам, я должна о нём позаботиться. Он меня слушается. После чего, откинувшись на подушку, не выпускает из пальцев прядь моих белых волос и щекотно гладит ей мою щёку.

– Ты хорошая, милая девочка, – произносит он с придыханием от восторга, вызванного чем-то далёким, не мной, но я вечно готова, затаив дыхание, растворяться в его восторге. – Умница. Как мне отблагодарить тебя?

У меня, к моему же стыду, есть куча идей, и я, трепеща от страха и блаженства, воплощаю одну из них – я ловлю его руку и прижимаю к губам. Я целую её. Она тёплая и ухоженная. У него пальцы пианиста. Я бы хотела, чтобы они впивались в простыни, в мои волосы – пусть он не церемонится со мной, лишь показывает, что ему хорошо со мной.

И как я дошла до этого?.. Примерная дочь любящих родителей, тихая девушка, в своё время мечтавшая стать преподавателем в музыкальной школе. Готова стать верной рабыней самого дьявола, пронзительно красивого, будто ангел.

Его взгляд тяжелеет, я вижу в нём что-то тёмное, очень тёмное – меня тянет, будто на свет, к этой хищной тьме. Вижу что-то сентиментальное в его удивлённой, скорее уж любопытной улыбке.

Вдруг он с шипением выдыхает и тихо ругается, видимо, при неудачной попытке повести плечом причинив себе боль. Я впадаю в неистовство, позабыв о смущении.

– Мистер Стэнсфилд... Сильно болит? Мне так жаль...

Он берёт меня за подбородок, тем самым призвав замолчать. По еле заметному раздражению в его взгляде я сознаю – мне не следовало акцентировать внимание на проявлении слабости с его стороны. Такие мужчины, как он, не терпят такого. Но я не могу не расплакаться от волнения, сочувствия, безысходности всех обуревающих меня чувств...

– Я... хочу сделать всё возможное, чтобы отвлечь Вас от того, что причиняет Вам дискомфорт... Всё, что позволите, мистер Стэнсфилд, пожалуйста... Вам необязательно даже касаться меня, Вы можете на меня не смотреть, – шепчу я побелевшими губами, с замиранием сердца заметив, что задышал он шумнее, опаснее. – Это всё, о чём я прошу.

Он опускает ладонь на мой бедный затылок – не давит, а только лишь гладит волосы, очень мягко, неосторожно заводит мне за ухо прядь.

– Как же мне повезло с тобой, – вкрадчиво выговаривает он мне в губы. – Не стесняйся. Иди сюда.

И моему счастью нет меры, когда я целую его грудь, и он сам спустя время бескомпромиссно направляет мою дрожащую руку за пояс своих штанов. Забирая мою чистоту. Заменяя её чем-то новым.

Эта хрень не приснилась мне – это то, о чём я совершенно сознательно думала перед сном забавы ради. Раз я так на себя не похожа в этих фантазиях, то и ладно – другая девка с моим лицом может столько угодно превозносить Стэнсфилда. Никому не будет от этого хуже, ведь так? Не уверена, но мне всё равно.

*

– Малки, есть один разговорчик, – выдохнула я сигаретный дым в телефонную трубку. На том конце тяжело вздохнули.

– Я слушаю.

– Слушай внимательно.

====== 8. Big deal ======

За окнами уютного ресторанчика шелестел дождь, и людишки спешили кто куда под цветными зонтами. Никто не мог догадаться и даже представить, что в этом спокойном месте, в погоду, навевающую приятную сонливость, двое беспринципных ублюдков будут решать судьбу третьего – принципиального.

Первым делом в окне показался Малки – он огляделся, прошёлся, по всей видимости, проверяя, нет ли засады поблизости. Чисто. Всё, как мы договорились – один человек (Тучный Билл) от меня, один (Малки) от душки-Стэнсфилда. Билл, кстати, сидел за соседним столиком на всякий случай и, чтобы не вызывать подозрений у постояльцев, ел кексик. Он сам был как кексик.

Попивая миндальный латте, я встретила Малки миролюбиво и заказала ему кофе тоже. Осталось дождаться лишь его босса, который уже был детально оповещён о предмете переговоров.

Какое-то время мы молча смотрели на дождь.

– Ты помнишь меня? – неожиданно для себя самой поинтересовалась я.

– Да. Наделала ты тогда шума, – в усмешке Малки не было злости. – Да и Стэн тоже. Не стоило всё-таки говорить про говёху.

– Не стоило ставить меня на колени и избивать, – огрызнулась я. – Твой начальник – садист. Даже у продажного копа должны быть моральные скрепы.

– Хочешь сказать, у тебя они есть?

– Нет, ха-ха.

Он приподнял густые чёрные брови, вздыхая.

– Вот видишь. Любой может их лишиться. Кто-то их в жизни не знал, кто-то – не захотел знать, как нерадивого родственника.

– Стэн, к примеру?

И чёрт бы ногу сломал в том, почему это стало мне так интересно. Куда проще повесить ярлык: «Псих», «Мудила», «Мерзавец». Так легче живётся. Эмпатия всё же оружие тех, кто сильней – понимать-то не каждый готов. А я, вроде, была готова...

Я по-прежнему ненавидела Стэнсфилда. И хотела. Он начал меня привлекать с того дня, как мы повстречались вновь, как бы я это ни отрицала. И всё сильнее, сильнее, блять, до трясучки. Ночной кошмар девочки стал эротическим сном обезумевшей женщины – досадно, но что уж там.

Объективно: меня влекла его лихорадочная, больная решимость, его утончённо-небрежный стиль, нежность щёчек и томность глаз.

Объективно я ничего не знала о нём и, одновременно с этим, я знала о нём слишком много, ведь, как известно, моменты совместного адреналина, будь то смертельной угрозой или же дракой, срывают маски.

Хотеть его было дозволено, а вот любить... Может, я не должна узнавать о нём больше – рискую, в конце концов. Только я не ссыкуха. Назло даже собственным страхам всё сделаю в точности до наоборот.

– Со Стэном всё сложно, – тем временем неохотно продолжил Малки. – Я знаю его с очень раннего детства, ведь наши семьи дружили. Когда ему было семь лет, его родителей убили копы, решившие, что безопаснее будет взорвать захваченное здание аэропорта вместе с заложниками, чем останавливать террористов. В итоге их наградили. Через два дня после этого Стэн произнёс монолог, который я до сих пор помню дословно: «Если бы в детстве меня спросили, кем я хочу стать, когда вырасту, я бы не раздумывая ответил, что полицейским. Они ведь спасают людей! Они бы спасли и моих родителей... ой, нет, постойте-ка, хера с два. Вот загвоздка – моих родителей убили легавые. Напрашивающийся сам по себе вывод – ты можешь делать, что хочешь, когда у тебя есть значок. Так что да – хочу стать полицейским, Малки».

Я почувствовала першение в горле. Ну, блять, и ну. Слёзы сами собой, как предательские подружки, поспешили на выход.

Я... могла понять Стэнсфилда. И не могла, ведь мои родители умерли так давно, что я никогда их не помнила. Каково ему было жить без своих, по всей видимости, любимых? Понимать, что их уничтожили всеми признанные герои во имя сомнительного недоблага. Жить с этой мыслью. Со всей этой грёбаной болью.

– Сложновато представить его ребёнком, – попрообовала я спрятать чувства под маской язвительности.

Малки только плечами пожал.

– Он был сорванцом, но отличником. И ходил в музыкальную школу.

Да чтоб тебя. Сердце ёкнуло.

– Что ж, я начинаю сочучствовать... дьяволу? Я имею в виду, музыкальная школа – говно, – попыталась я отшутиться, но Малки не улыбался. Я сложила пальцы в замок. – Ты поэтому с ним, так ведь? Давняя дружба?

– Не стоит думать, что каждый второй хороший, так можно и жидко просраться. Я с ним из-за денег. Когда понимаешь, что подустал от запаха крови, то вспоминаешь их запах и всё, что они несут в твою жизнь. Но да, Стэн – мой друг. Мы давно прикрываем друг другу спины. Я помогаю ему не слетать с катушек, он мне – остаться живым и, как правило, невредимым после бойни, да ещё заработать на этом. Как босс он честный, своих не обставит – да только «свои» для него это только друзья, так что друг он лучший, чем босс.

Я прихмыкнула с пониманием. Не одна я, похоже, ношу бесполезную маску.

– Ты и сам, очевидно, хороший друг. Хах, забавно. Бывает.

Только Малки посмотрел на меня растерянным задумчивым взглядом, как вдруг к нам подошёл Он – неспешно, у порога успев длительно попялиться на смущённо хихикающую официантку.

Стэнсфилд, судя по всему, пребывал в неплохом таком расположении духа. Я бы даже сказала, от него веяло какой-то нездоровой, неумеренной бодростью и весельем, грозящимся стать фатальным. Со всей нежностью поцеловав Малки в голову, он протиснулся на свободное место возле окна напротив меня. Широко улыбнулся.

– Привет!

– И тебе привет. Как плечо?

– Давай лучше избежим неприятных тем, Никки. У тебя мой бывший сотрудник, Ёко Икуро – мне не терпится снова увидеть его лицо!

Он сиял.

Я вздохнула со всей терпеливостью.

– Не сомневаюсь. Но что мне за это будет?

– Я спущу тебе с рук твою выходку в вентиляции.

– Ты не о своей ли выходке говоришь, Стэн? Ты ткнул меня пистолетом. Ты всрал все переговоры и ты всираешь их снова. Хочешь Икуро? Предлагай что-то взамен. Ты мне, кстати, уже задолжал свою жизнь вдобавок – ведь я могла не предупреждать тебя там, в больнице.

Его безмятежность сменилась змеиным пристальным напряжением. Он наконец-таки оценил ситуацию всерьёз.

– Чего ты хочешь?

– Другое дело, – я наклонилась к нему через стол и зашептала вполне убедительно, да почти назидательно: – Не забывай, перед кем ты сидишь. Мне ничуть не лестно от факта того, что ты притащил сюда свой классный зад с уверенностью, что я просто посредник в твоём достижении цели. Очень глупо недооценивать меня, Стэн, я же сделала то, чего ты не смог – я поймала Филина и узнала, кто он такой. Ты бы мог быть уже похоронен. Ты понимаешь это?

Он смотрел на меня таким разочарованным взглядом, как будто бы я поставила перед ним большую тарелку его нелюбимого супа и велела есть.

Тут встрял Малки, будто бы знал, что иначе Стэн разорётся.

– Что тебя интересует? Деньги? Товар? Или, может, какая-то ответная услуга.

Стэнсфилд взял его за предплечье, покачав головой – взглядом будто предупредил, что не стоит мне предлагать слишком многое. А иначе вдруг возомню о себе невесть что – ну подумаешь, легендарного убийцу поймала, с кем не бывает.

– Нет, спасибо, мне нахуй не нужно это говно ебаное.

Стэн посмотрел на меня саму, как на вышеприведённое говно. Ироничная неблагодарность.

– Тогда зачем ты нам позвонила, коза?! – потеряв терпение, он встал с места, поправляя пиджак и хватая Малки под локоть. Не будь тут Билла, на котором он задержал взгляд сразу после официантки, он бы достал оружие, я клянусь. Знаю ведь этот взгляд. – Идём, Малки, девчонка либо блефует, либо её градусная мера лежит в пределах от девяноста до ста восьмидесяти градусов. Я пришлю ей открытку: «Спасибо за то, что спасла мою жизнь, очень трогательно, а теперь отсоси».

Я зажгла сигарету.

– Эй, что ты там сказал про мою градусную меру? Давай-ка выпьем и всё обсудим, Стэнсфилд. Хорош скандалить.

Он растерянно посмотрел сперва на меня, а затем на Малки.

Даже самые хищные птички, Стэнсфилд – и те попадают в силки.

====== 9. Before the storm ======

Комментарий к 9. Before the storm В этой главе используются строки стихотворения Есенина “Сыпь, гармоника”.

Сыпь, гармоника! Скука… Скука…

Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Пей со мной.

Малки отсел от нас к Биллу – следить оттуда за тем, как идут дела, хотя больше они ели чипсы со вкусом «Сметана и зелень». Я заказала Стэнсфилду виски, себе коньяк. Я могла позволить себе всё самое дорогое – второе по дороговизне после Стачека, но, тем не менее... Ха. Даже мысленные шутки не клеились на нервной почве, стоило мне увидеть эти страшные, невообразимые, будто всё время грустные глаза перед своим носом. И поэтому я бухала как не в себя. Как безмозглая тварина.

– Ты должен понять меня, Стэн. Я добилась всего сама и хочу продолжать в том же духе. Как низко я, чёрт возьми, паду, если за какие-то пару купюр и «спасибо» отдам человека, угрожавшего в том числе и мне, неприятелю? Какой дурой я себя выставлю?

– Не большей, чем в настоящее время, – Стэнсфилд тяжко вздохнул, делая деликатный глоток из гранёного стакана. – Неужели ты не догадываешься, насколько нелепо ты выглядишь? «У меня то, что тебе нужно, но я не отдам тебе это ни за какую плату, потому что ты не заплатишь соизмеримо. С чего бы я это взяла? Да так, просто придумала и обиделась. А ещё я сама позвала тебя на переговоры – не знаю, зачем». Это, Никки, дерьмо дерьма. Подчёркивай то, что ты многого добилась, сколько душе угодно – вот только ты никого в этом не убедишь. Не. Меня. Ты всё та же глупая девочка.

Мне вдруг стало так мерзко и грустно. С чего бы? Я задала себе тот же вопрос. Мне не нужно ему ничего доказывать, но, тем не менее, его слова – патроны, бьющие дробью. Сразу несколько – и все в цель.

Я ведь и вправду понятия не имела, как поступить с заложником... И я мешкала. Ощущая некое подобие одинаково недопустимых с профессионально-криминальной точки зрения сочувствия и симпатии к Филину, я не хотела сдавать его. И хотела. Но только не так, как мне предложили. Не на небрежных условиях постной сделки. Открываю карты в который раз, признаю себя тупорылой сучилой – да, я искала внимания и признания. Удивления, на худой конец. И не получила, как следствие, заупрямившись всем назло – только вот признавать такую зависимость от реакции Стэнсфилда смерти подобно. Ещё чего, обойдётся.

Излюбили тебя, измызгали,

Невтерпеж!

Что ж ты смотришь так синими брызгами,

Иль в морду хошь?

В огород бы тебя, на чучело,

Пугать ворон.

До печенок меня замучила

Со всех сторон.

– Да я ж пошутила, – вальяжно выдала я, подавая вид, будто класть хотела на все эти гадости. Он иронично приподнял брови, но я продолжила: – Дай мне пару часов, и я назову тебе цену. И, обещаю, она нам обоим будет доступна. Ничего личного, но у меня есть вопрос по теме.

– Я тебя очень внимательно слушаю, – заявил Стэн, попутно одновременно попивая виски, протягиваясь через диван к Малки за горстью чипсов и путаясь в наушниках – он собирался, по всей вероятности, слушать музыку все эти два часа.

– Ты, блять, скунс полосатый! – у меня конкретненько бомбануло. – Ну давай я тоже послушаю музыку, чё. Будет Музыкальная пауза.

Я достала СВОИ наушники. Меня только больше выбесило, что у него они маленькие и аккуратные, а мои гигантские, как два инопланетных локатора.

– Глянь-ка, какие убогие, – развеселился Стэнсфилд, обратившись к Малки, и тот предательски (мне казалось, что мы неплохо сладили) оборжался с ним вместе. Я ненавижу мужчин, кроме всех, кто не Норман, мать его, Стэнсфилд – этот самодовольный кусок чего-то обезоруживающе красивого.

– Убогий здесь только кое-кто, я не буду показывать пальцем. А это, – я ткнула Стэнсфилду в морду ребром наушника, чтобы он увидел витую надпись, – ручная работа из Парижа. Узоры по краям состоят из бриллиантов, а корпус из платины. Но они не тяжёлые, ибо покрытие лёгкое, будто пёрышко. И кстати, провод из долговечных... Да хватит смеяться, я щас уйду!!!

От моего обозлённого возгласа горной тигрицы к нашему столику подковыляла официантка на шпильках – та самая, что у порога состроила Стэнсфилду глазки. Одним словом, шлюха.

– Будьте любезны так не шуметь, это уважаемое заведение, – холодно обратилась она ко мне, после чего, тряхнув милированными кудрями, со слащавой улыбкой поверхнулась к Стэнсфилду. – Не желаете чего-нибудь ещё, мистер?

Судя по тому, как он ухмылялся, он, блять, ещё как желал.

– Твоей компании, милая. Это не затруднит тебя?

Этот бархатный тон, кажется, затруднил разве что её грёбаное дыхание, хоть мне и хотелось, чтобы оно оборвалось насовсем. Не из ревности. Просто я не терпела общества посторонних.

Перемявшись с ноги на ногу в своей крошечной юбочке, девушка посмотрела сперва на место рядом со Стэнсфилдом, затем – на место рядом со мной. Неуверенно выбрала второй вариант – очевидно, ради обзора.

Признаться, Норман разочаровал меня. Не думала, что его вкус столь ужасен – она казалась тупою пиздою.

– Тяжёлый труд – целый день на ногах... Ты, наверное, очень устала, – с заботой в голосе предположил Стэнсфилд. Я демонстративно зевнула.