Текст книги "Кровь на снегу (СИ)"

Автор книги: schwarzerengel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Наконец-таки оказавшись у лавки с украшениями, я принялась примерять безделушки и краем глаза заметила, что малышки смотрят на меня с заинтересованным блеском в глазах.

– Я беру вот это, – я так и этак повертела на пальце кольцо с белым камнем – сидело оно недурно. – А вам за потраченное на меня время хотела бы подарить эти милые ожерелья, – я выбрала два – оба серебряные, но одно с синими, а другое с зелёными камнями. – И кстати, отказы не принимаются.

Сама не знаю, с чего расщедрилась так – я, вообще-то, импровизировала… Отчасти поводом для такой доброты стало желание добиться их доверия, но отчасти… отчасти мне просто хотелось порадовать их. Как хороших и робких детей, наполовину сирот и тех, на чью долю выпало немало страданий. Я была рада видеть их удивлённые счастливые лица.

– Спасибо, – пролепетала младшая.

– Спасибо, – вторила старшая, – но мы не можем принять такие дорогие подарки…

– Нет, можете. Даже не обсуждается!

Спустя совсем немного времени мы уже вовсю разговаривали, как подруги, хотя девчонки, откровенно говоря, были не из болтливых. Зато любезные.

– Я София, а это Леда, – спохватилась старшая, наконец представив себя и сестру. Мы шли в ногу по узкой тропинке – я самолично вызвалась помочь донести до дома корзинки с фруктами и овощами с рынка. Наш путь лежал через прилегающую к деревне лесную местность, что зарождало в душе чувство ностальгии. К моему дому в Даггерхорне вела точно такая же тропа.

– Я Николетт, бывалая охотница за живностью и красивыми мужиками, выпивоха и просто широкой души человек. Будем наконец-то знакомы.

Девочки смущённо захихикали.

Мы добрались до дома. Он выглядел скромно – обычный домик, ухоженный и уютный, пускай и окружённый со всех сторон диким лесом.

Леда постучалась в дверь.

Я застыла, когда дверь открылась и на пороге возник мой заклятый знакомый, изменившийся – да, но в то же время и прежний. Его волосы отросли до плеч, а осанка даже в простой крестьянской одежде осталась жёсткой и гордой. Глаза светились всё той же силой, но ныне их омрачала печаль. Он казался усталым, но несгибаемым, как отставной солдат, в своё время сломленный и закалённый войной.

Он узнал меня. Это я поняла моментально, стоило только встретиться нашим взглядам.

– Это Николетт, – поспешила объяснить София. – Она живёт в соседней деревне и помогла нам донести покупки до дома. Ты не против, если она останется с нами на ужин, папа?

Он смерил меня задумчивым, нечитаемым взглядом и, к моему удивлению, лаконично кивнул.

– Нет, София, не против.

***

Должна доложить, ужин вышел что надо – раз уж мой старый знакомый готовит так хорошо, то я просто обязана попросить у него руки и сердца. Хах. В самом деле, тупые мысленные шутки – единственное, что спасало меня во время этого напряжённого застолья.

Наконец я решила нарушить молчание на свой страх и риск.

– Вероятно, отец Соломон не помнит меня, но некоторое время назад он очень помог моей родной деревне в борьбе с волками. Он устранил сразу двух, даже… трёх, если вдуматься. Правда, отец Соломон?

– Просто Соломон, – с неохотой, слышимой в голосе, поправил хозяин дома, глядя на меня крайне пристально и предостерегающе. Видимо, это имя досталось ему при рождении – в отличие от многих, он не брал новое, когда принял сан священнослужителя. Я бы тоже не стала на его месте. Отменное имя.

– Папа больше не занимается этим, – добавила Леда, и вновь наступил черёд тишины.

После ужина Соломон вышел с дочерьми на крыльцо. Чуткий слух мой ловил отрывки их разговора – отец отправил девочек ночевать к соседке, чему они, судя по голосам, удивились, хотя и не возражали.

Когда он вернулся, я поняла по его тяжёлому жёсткому взгляду – не просто так он остался со мной один на один.

– Зачем ты здесь? – он перешёл в открытое наступление сразу. Встал угрожающе близко.

– Я бы могла задать тебе тот же вопрос, но ответ мне известен – на то воля случая. Поверь, у меня нет цели навредить тебе или твоей семье, я лишь…

– Пришла позлорадствовать? – он холодно прищурился. Не могу не признать – есть что-то новое, звериное в его нынешних повадках, ведь даже когда он так сдержан, кровь его словно кипит. То, как он дышит и двигается – в этом натура хищника. Но ведь и я не добыча.

– Нет. И ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы осознавать это. С тех пор, как я покинула Даггерхорн, жизнь моя стала пустой, а встреча с тобой показалась заманчивой перспективой – вновь прикоснуться к прошлому и увидеть, как ты живёшь… Знаешь, я не была уверена, что ты справишься с тем, что обрушились тебе на голову. Но ты силён. Ты жив и уже приспособился… Каково это, Соломон?

Он молчал. Смотрел неотрывно, дышал глубоко. В самом воздухе чувствовалось напряжение, оцепенение, в любой момент способное обернуться выпадом. Он мог убить меня. Попытаться. Я это чувствовала.

– Ты отрёкся от своего сана, – несмотря ни на что, я продолжала наступать, и уже сама встала почти вплотную к нему, изучая его лицо взглядом. – Ты больше не священник, но как же тот Бог, которому ты служил?

Решение стать священником в своё время стало для него и спасением, и искуплением – я уверена. Это держало его – вера в то, что деяния его были благими. И даже убийство жены. В особенности оно.

– Таким, как я, Бог не благоволит, – приглушённым, будто сорванным голосом ответил мне Соломон. Хоть я и стояла предельно близко, он не сдвигался ни на шаг.

– Таким, как ты… – вторила я полушёпотом, от накатывающего волнения сама не своя. – Но ведь это не означает, что ты теперь принадлежишь тому, что недавно так ненавидел?

Соломон опустил руку мне на плечо, тут же сжав его. Ладонь его оказалась сухой и горячей.

– Пока что ты – первый оборотень, проговоривший со мною так долго. Догадываешься, что я делал с прочими? – на миг на его лице промелькнула тень жёсткой усмешки – и тут же бесследно исчезла. Осталась злость.

– Конечно, – я еле слышно вздохнула. – Но что-то ведь держит тебя – не милость Господня, не новообретённая сила… Что? На всё должна быть причина – и у тебя она есть, чтобы жить, чтобы оставаться сильным…

Он вдруг посмотрел иным взглядом, посветлевшим и грустным – в сторону двери, к выходу на крыльцо, где он только что распрощался с Софией и Ледой. Я поняла.

– Твои девочки знают?..

– Нет, – Соломон поморщился от отвращения и отошёл от меня так же внезапно, как подошёл. Теперь он стоял ко мне спиной, глядя в окно – я могла видеть, что его плечи напряжены, будто сверху придавлены грузом невидимой тяжести. – Что я, по-твоему, должен сказать им? Что их родной отец стал чудовищем? Моих детей до сих пор мучают кошмары о звере, что погубил их мать. И этот зверь – я, – его голос дрогнул, переходя на шёпот. – Молчу о том, о чём в своё время молчала она, только мои тайны гораздо страшнее.

Я могла понять его… Как нелегко было поведать Сезару о том, кто я есть, но ведь тут всё куда сложнее. Невольные слёзы застили мне глаза и, подойдя к Соломону со спины, я опустила руки ему на плечи. Они были словно каменные.

– Так тебе причиняет боль то, что ты любишь больше всего?

Соломон повернулся ко мне лицом, грубо перехватив мои руки. Он вжал меня в стену возле окна и обжёг ледяным, гневным взглядом. Я могла испугаться, но знала – гнев очень похож на бессилие, и иногда между ними нет чёткой границы. Я могла постоять за себя, а пока лишь ждала, что он скажет.

– Какое тебе дело? – прошипел он, и я в ответ горько ему улыбнулась.

– Сама не знаю. Я знаю лишь то, что растеряна, как и ты. Я тоже не принадлежу ничему, кроме своей боли, и тоже готова бороться за то, что люблю – ты и сам это видел своими глазами. Помнишь, как я сказала, что мы не так уж различны? Уверена, что теперь и ты это чувствуешь. Ты чувствовал это и раньше. Помнишь наше сражение со стаей у Даггерхорна? Ты мог убить меня серебряным мечом, когда солнце взошло, но не стал, – я коснулась ладонью его щеки, и он не отпрянул и не отпихнул мою руку. – Случайность или судьба поспособствовала нашей встрече и тому, что мы оба оставили друг друга в живых, теперь не так уж и важно. Очевидно одно – тебе больно, а я не хочу оставлять тебя с этим. А ты… поступай как знаешь.

Я провела костяшками пальцев по его скуле – всё никак не могла насытиться этим теплом. Он отвёл моё запястье в сторону. Глядя в его потемневшие глаза, я ждала чего угодно, но не поцелуя – тем не менее, он поцеловал меня, да так жадно и страстно, что эта страсть застала меня врасплох. И всё-таки я ответила на поцелуй, притянув его ближе к себе – одна моя рука легла ему на пояс, другая – коснулась волос. Мои руки действовали бережно и осторожно, но он со мной не церемонился – сразу, не прерывая поцелуя, потянулся к завязкам на моём платье. Я усмехнулась. Вот, значит, как? Будь по-твоему. Я сама распустила шнуровку, освободив свою пышную грудь, и он, взяв меня за шею и тем самым вжимая в стену, осмотрел меня всё тем же внимательным, но мутным, как будто голодным взглядом. Теперь-то я видела, что нравлюсь ему, и внутренне ликовала – неплохая плата за то унижение в церкви. Как хорошо, когда нечего терять, не так ли, святой отец?.. Я старалась иронизировать мысленно, но сознавала, что сильно волнуюсь. Вспоминала, как в тот момент помешательства мне хотелось замучить отца Соломона так, чтобы он признался во всех грехах, но в итоге на данный момент, когда он целует мне грудь и шею, я сама как в ловушке… Мне никуда не скрыться от его воли: решит отдаться мне – я приму (а точнее, он), а убить решит – я и с места не сдвинусь.

И всё же в этот безумный момент мы были как никогда близки, как два хищника, наконец дорвавшиеся до добычи – мои руки с пояса опустились на его ягодицы, сжимая, а губы жгли поцелуями его шею. Чёрт побери, мне так нравилось то, как он реагирует – как стонет сквозь зубы, как подрагивающими, но сильными руками скорее держит, чем обнимает меня… Мне не терпелось насладиться им в полной мере, раз выдался такой шанс.

– Пожалуйста, пойдём куда-нибудь, – горячечно попросила я, стягивая с него камизу, чтобы тут же, восхищённо выдохнув при взгляде на его сильное, но такое прелестное тело, поцеловать его в середину груди. – Куда-нибудь, где ты сможешь лечь.

Словно в густом тумане мы добрались до спальни, где я уложила Соломона на кровать, продолжая целовать его грудь. Он уже не сдерживал стонов.

– Спасибо, что позволяешь мне это, – искренне поблагодарила я. Он в ответ посмотрел на меня так небрежно, как только мог сквозь дымку удовольствия.

– У меня давно не было женщины.

Я подавила смешок.

– Пожалуйста, не лги мне, – с этими словами я провела раскрытыми ладонями по его бокам, откровенно залюбовавшись боевыми шрамами. – Я же знаю, ты не из тех, кто даётся кому попало… И это правильно, ведь тебя нужно заслужить, – видя, что он замирает, а его взгляд становится беззащитнее, я поняла – теперь лёд тронут окончательно. Тронуто это, казалось бы, наглухо закрытое исстрадавшееся сердце. Он верит мне. Всё больше и больше – почти достаточно, чтобы открыться. Я продолжила раздевать его, стараясь не терять голову. Я не должна вести себя слишком дико, иначе он не захочет довериться мне. Обнажённый, он снова взял меня за шею, притягивая к себе для поцелуя, но в этот раз я не чувствовала былой грубости в его действиях – он не подчинял меня, он нуждался во мне. Я погладила его бедро, вновь прокладывая тропинку поцелуев по его шее – к груди, и дальше – уже вразброс, чтобы зацеловать везде, где только можно. – Я не уверена, что заслужила, но постараюсь. Ты не пожалеешь о своём решении, – последние слова я произнесла с улыбкой, довольная тем, как сладко он застонал, когда я поцеловала его в живот. Его пальцы в моих волосах не дрожали, хоть я и чувствовала, что он еле держится. – А с учётом того, как ты всё-таки прекрасен, я уж тем более не пожалею, – договорив и устав изводить Соломона, я обхватила пальцами его член и, осторожно погладив по всей длине, поцеловала головку. Соломон всхлипнул в тыльную сторону ладони, напрасно пытаясь заглушить этот звук, такой сильный перед лицом любой опасности и бессильный перед всем тем, что я делаю, и тогда я решила, что сделаю всё, чтобы он стал моим. И начну я с простых, но прекрасных вещей.

***

Я могла бы во всех подробностях рассказать о том, каково это было – трахнуть того, кто когда-то был мне врагом. Рассказать обо всём, вплоть до красоты его задницы, но не буду – всё это мне слишком дорого, слишком сокровенно, чтобы вот так разменять на пошлости.

Утром я проснулась в объятиях Соломона – он спал и выглядел безмятежным, был таким тёплым, таким красивым, что никуда уходить не хотелось. И всё же последнее слово осталось за ним. И он высказался. Он сказал: «оставайся», так кратко и просто, с долей настойчивости. Как я могла отказать?

Я задержалась в этом маленьком домике – смею надеяться, что очень-очень надолго, а лучше вообще насовсем. София и Леда приняли меня в семью со свойственным им ангельским радушием, и мы с Соломоном решили, что поговорим с ними – как-никак, они должны знать правду о том, что случилось и происходит по сей день… Не вечно же им быть детьми, что живут в мнимо безопасном неведении. Я уверена, что они смогут принять эту правду – уж я постараюсь помочь.

Конечно, не всё всегда гладко – бывает, что Соломон уходит в себя и становится молчалив и угрюм – в такие моменты ему нужны время и тишина. Такие раны, как у него, не проходят бесследно. Главное – чтобы рядом был тот, кто способен понять, и, к счастью, мы есть друг у друга.

***

Ночь погрузила деревню во тьму и безмолвие, лес же, напротив, ожил в ночи – трепетали, как огоньки, светлячки и перекликались совы, летучие мыши покидали свои убежища. Два волка мчались сквозь лес.

Два зверя – белый и чёрный, волк и волчица на полуночной охоте. Два сердца, бьющихся в унисон.

Я бросила взгляд на Соломона, и он ответил мне тем же – мы одновременно заприметили оленя в чаще и безмолвно дали друг другу знать, что готовы зайти с двух сторон. Я любила охотиться. Мне не терпелось показать Соломону, на что я способна, но в случае чего я готова была ему уступить – пусть уж лучше он думает, что справляется лучше меня. Почему? Потому что люблю его. Что уж там… Как я сама сказала однажды – на всё должна быть причина.