Текст книги "Кровь на снегу (СИ)"

Автор книги: schwarzerengel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я отрезала длинный лоскут ткани от подола своего и без того настрадавшегося платья и как смогла перевязала рану. Хуже не будет, ведь правда?

– Будешь как новенький, – угрюмо пообещала я. – Во всех смыслах.

Отец Соломон был так слаб, что даже не отреагировал на остроту. Он неотрывно смотрел на огонь и, кажется, наконец-то осознавал…

– Я делал всё, чтобы защитить Даггерхорн от тьмы, – прошептал он спустя какое-то время. – Это не может быть правдой…

– Нет, может, и ты это знаешь, – ответила я, грея у огня руки. – К тому же, ты ничего не делал для Даггерхорна – все твои поступки сводились лишь к одному. К тебе. Ты хотел залатать дыру в своём сердце. Тот страх, что ты испытал однажды – ты борешься с ним до сих пор, но пора взглянуть правде в глаза – ты не победишь, пока её не признаешь.

Я не знала, чего добиваюсь. Просто говорила от души, как сторонний наблюдатель его жизни, временно позабыв про обиды. Хах, ничего не скажешь, «обиды» – это мягко говоря…

– О чём ты болтаешь? – обратил на меня раздражённый взгляд отец Соломон.

– О том, что тебе пришлось пережить, когда ты осознал, что твоя жена – не та, за кого себя выдаёт. Но тут даже не это главное…

– Что ты об этом знаешь? – перебил он меня грубым тоном. В его голосе шипели нотки угрозы.

– Можешь не верить, но я… я знаю об этом многое. Помнишь серого оборотня? Это была моя мать. Это с ней я сцепилась – не правда ли смешная “бабская драка”? Такая несерьёзная, что аж насмерть… Я и сама запуталась во всех волках Даггерхорна, но одно поняла – убивали людей двое, она и тот чёрный оборотень, что тебя укусил, – я заметила, что при этих словах отец Соломон поморщился. – Я не была причастна к убийствам невинных, так как исконно выбрала иной путь, но неразбериха зародила в моём сердце сомнения… И пробудила в нём давний страх. Быть такой же, какой была она. Зверем. В дерьмовом смысле. Но я встретилась с этой правдой лицом к лицу, чтобы окончательно убедиться – я не такая. Мне помогло. Тебе тоже не помешает взглянуть в глаза своей правде.

Отец Соломон слушал меня, не прерывая, чтобы затем усмехнуться – с отвращением и горечью.

– Я смотрел правде в глаза с того самого момента, как умертвил первого в своей жизни оборотня. Я жил по правде, и правда эта гласила – среди нас чудовища. Такую правду не каждый захочет принять. Ты видела, как до последнего отпирались жители вашей деревни.

– Когда мать обратила меня, я была малышкой, как твои дочери. Если бы твоя жена обратила их против воли, они бы тоже стали для тебя чудовищами? Кстати говоря, я спасла тебе жизнь…

– Я не просил об этом, – голос отца Соломона звучал приглушённо и хрипло, как будто он был простужен.

– Да, – подтвердила я, – так и есть, но ведь я не о том толкую…. Ты хочешь жить, а иначе убил бы себя, как любое другое чудовище. Ты не трус и, к тому же, достаточно сильный, чтобы доводить начатое до конца. Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты ведь не чувствуешь, что становишься монстром…

– В чём ты пытаешься убедить меня?

– Не убедить. Указать. На то, что, нравится тебе это или нет, мы с тобой не так уж и различны.

Боже, я только сейчас осознала это…

Отец Соломон отмахнулся, почти смеясь, словно я говорила что-то совсем нелепое.

– Вздор… Верни мне мой меч, и я покажу тебе, как мы различны.

– Я убила родную мать, чтобы сделать то, что считала правильным, ты – убил свою жену. И мы оба действовали в первую очередь ради защиты близких. Мы оба шли на жертвы. Твоя была даже больше моей – свою мать я, по крайней мере, не любила. Но оставим прошлое позади, – я подошла к нему так близко, как позволял его предостерегающий взгляд, и мой голос дрогнул. – Важнее всего то, что мы и сейчас можем сделать то, что считаем правильным. Даже если ты изменился, а я в таком отчаянии, что вынуждена просить врага о союзничестве – мы можем совершить выбор и взять ситуацию в свои руки.

– К чему ты ведёшь?

– Снаружи по-прежнему рыщет стая. По меньшей мере трое волков, один из которых – парень из Даггерхорна. Они ищут нас, чтобы отомстить за своего вожака – мою мать, Дебору, но главная цель их – деревня, оставшиеся охранять её солдаты и беззащитные люди. Как это ни иронично, мы двое – единственное препятствие между ними и этой целью. Ты всё ещё можешь уничтожать нечисть. Ты можешь закончить начатое. Ты можешь спасти деревню, как обещал, – я очень старалась, чтобы мог голос не задрожал от волнения вновь. – Они ищут нас и хотят найти до того, как взойдёт Луна – пока мы наиболее уязвимы перед их численным преимуществом. Мы должны первыми выследить их и застать врасплох. Помоги – не мне, а деревне. А потом уже делай, что хочешь.

Отец Соломон посмотрел на меня долгим усталым взглядом, после чего сам взял из моей руки флягу, чтобы отпить воды. Кажется, он растерялся – по крайней мере, чем больше я говорила, тем более явно менялось его лицо. Как-то раз мне уже посчастливилось видеть это отчуждённое выражение – когда дочери спросили у него о волке, который убил их мать.

– Я согласен, – сказал отец Соломон вполголоса.

Я была не в силах поверить в свою победу и вдруг решилась… Терять всё равно было нечего.

– Рада слышать. Теперь скажи самое главное. Ради себя.

Отец Соломон устремил взгляд на рваные языки костра. Пламя выглядело ещё более завораживающе, дрожа отблесками в его голубых глазах.

– Не прошло и дня, когда я не скучал по своей жене.

… И эти слова, произнесённые с такой воинской угрюмой простотой, с затаённой печалью и силой, заставили меня вздрогнуть.

***

Отогревшись и набравшись сил в полной тишине, мы двинулись в путь – отец Соломон с его мечом и я, вооружённая лишь кинжалом. Приходилось быть очень осторожными, ведь следы в глубоком снегу остаются явнее некуда, а это значит, что и замести их непросто.

Мы и сами искали следы, с этой целью вернулись туда, где всё началось – впадины от волчьих лап за эти несколько часов хорошенько так припорошило, и всё же нам удалось распознать цепь следов, уходящих от тела Деборы прочь, в чащу леса. То были следы Питера – очень скоро они из широких волчьих сделались неприметными человеческими.

Наконец-то вдали средь деревьев показался какой-то просвет. Что это? Неужели опушка? Мело уже так, что и перед собой ни черта видно не было. Упс, простите за чёртиков – я ж со священником, как-никак. Но я оказалась права – скрываясь в тени деревьев, мы различили что-то вроде полянки, где у небольшого костра в сухом шатре из еловых веток грелись четверо – двое мужчин и две женщины. Никого из них я не знала в лицо, но в том, что они из стаи Деборы, сомнений и быть не могло. Только Питера среди них не что-то не видать.

– Похоже на хитро спланированную ловушку, – подметила я, но отец Соломон не особенно впечатлился. Как я поняла это? Скажем так, его взгляд был очень красноречив. В тот же миг мы услышали хруст за спиной.

С замиранием сердца я обернулась через плечо – к моему облегчению, это был просто зайчик, спешащий куда-то по своим заячьим делам.

– Что за милашка, – размякла я. Услышав раздражённый вздох отца Соломона, не смогла не добавить под нос: – Не ты.

… Но, на самом-то деле, отец Соломон был мил – чем-то он походил на какую-то серенькую зверюшку с гордыми глазками, но мягкими щёчками. Утю-тю. Это смертельная опасность меня так размазала, что ли? Пора собираться в цельную Николетт, а то ведь размажут по-настоящему.

Вопреки подозрениям и к облегчению, Питер не прятался позади нас – он показался из другой части леса, держа внушительную стопку хвороста.

– До чего же противный капкан, – ныла женщина, уже знакомая мне по голосу. На вид ей было примерно столько же лет, сколько мне, у неё были каштановые красивые волосы и пугающе бледная кожа. – Я так взвыла, что теперь горло сушит.

– Спустись вниз по склону к ручью, – тусклым тоном посоветовал Питер, – и набери побольше, – с этими словами он протянул союзнице несколько фляг – она нехотя пристегнула их к поясу.

– Только примкнул к стае, и уже командуешь, – продолжила она сетовать, словно старуха, но резко попятилась, когда Питер по-волчьи зарычал ей в лицо. – Да шучу я, шучу… Скоро буду.

Тайком закатывая глаза, девушка направилась в нашу сторону – мы еле успели отступить вниз по тому самому склону, поскальзываясь и цепляясь за корни деревьев, пока не укрылись среди высоких камней.

Хорошо, что проклятая Луна ещё не взошла – чуткий звериный нюх обнаружил бы нас на раз-два, и пиши пропало. Хотя в нынешнюю пору Кровавой Луны оборотни и в человеческом виде сильны. Надо быть осторожными.

Рука отца Соломона в нетерпении стиснула рукоять меча, его лицо словно окаменело в напряжённом ожидании, но он не сдвинулся с места, пока несчастная, подобравшись к воде, не присела на корточки. Я хотела смешно пошутить про то, что она тут посрать надумала, но, во-первых, это поставило бы нас двоих под угрозу, а во-вторых… скажем так, моё остроумие далеко не всем близко, и у меня бы, скорее всего, стало на одного актуального соперника больше.

Жертва пискнуть не успела, как отец Соломон схватил её за волосы и, запрокинув ей голову, перерезал горло. Тело, упав лицом вниз, в холодную реку, окрасило прибрежную воду розовым.

– Одна есть, – пробормотала я. Да уж, война заставляет быть чёрствой циничной сукой вроде отца Соломона. Теперь я больше его понимаю. Даже с учётом того, что мой дух восстаёт мятежом на такой цинизм. – Скажи, – попросила я, сглотнув, чтобы хоть как-то умерить сухость в горле, – как быстро тебе удалось управляться с протестами сердца? Нести смерть твёрдой рукой, с уверенностью, без сомнений?..

Отец Соломон помрачнел. Я заметила.

– Я никогда не сомневался в том, что делаю, – ответил он наконец, и то, что его голос прозвучал тише и неувереннее обычного, я заметила тоже.

Расспросы были пустой тратой времени. Мы ведь оба знали о том, в чём он сам мне недавно открылся. На этот раз я не стала бередить рану – пускай уж будет как есть. Сейчас важно другое…

– Ну надо же, какая встреча, – раздался насмешливый голос, и из-за деревьев показались четыре фигуры. Они проворно спускались по склону – то были, конечно же, Питер и трое других.

Неужели это ловушка?..

– Чёрт, не успели! – досадливо и удивлённо воскликнул седой мужчина с глубоким шрамом на лице – он был первым, чьё внимание привлекло тело девушки.

Они явно знали, что я последую за ней, если увижу её одну, но, вероятно, решили не предупреждать её, ведь иначе она могла побояться идти за водой. Они знали, что я найду их, поэтому и решили не тратить время и силы на поиски. Застали врасплох, подловили на приманку… Конечно, не просто «они», а сам Питер, что и придумал план. Он ведь знает меня как облупленную. Он догадывается, что я скорее в говне искупаюсь, чем брошу своих в деревне. И сколь велик этот соблазн – устранить одного из врагов, когда он отбился от стаи. Она – в данном случае.

Однако ж не всё Питер мог так вот просто предугадать. Лицо его резко переменилось, когда он увидел отца Соломона – с торжествующего на удивлённо-брезгливое.

– А этот что здесь делает? Мне казалось, что даже для тебя, Николетт, очевидно, что людям вроде него лучше не топтать землю.

Замечая, что нас окружают, я встала перед отцом Соломоном, готовая защищать его, если вдруг потребуется. Он внезапно пошатнулся, но вовремя ухватился за моё плечо.

Позади нас текла река, с четырёх сторон подступала стая – такое себе положение. Надо придумать что-то. Потянуть время…

– Тебе ли об этом судить, – огрызнулась я, понимая, что с точки зрения здравого смысла он прав. Во многом. Но не во всём…

– Ну уж точно не тебе, сучка, – скривилась грудастая сексуальная тётка. – Вы с дружком прирезали Генриетту, как трусы. Этот поступок недостоин волка. Он недостоин даже собаки.

Уж не знаю, что больше позлило отца Соломона, «дружок» или же оспаривание его методов, но он стиснул моё плечо слишком сильно. Настолько, что мне стало больно.

– Этот человек держал тебя взаперти, Николетт. А может, тебе это нравится? – голос Питера становился всё более тихим и угрожающим по мере его приближения ко мне. – Может, ты любишь, когда люди помыкают тобой и сажают на цепь? Я ведь прав?

– «Люди»! – фыркнула я в возмущении. – Только послушай себя… Ты и сам был одним из этих людей. Ты жил с ними, работал с ними, был частью их жизни – неужели они тебе настолько противны, все до единого?

– Не противны, а безразличны, – Питер стоял так близко, что я могла видеть, как сужены зрачки его тёмных бездонных глаз. – Ты не видишь разницы, потому что привыкла мыслить крайностями. У меня не было близких людей, кроме Валери, но никто в Даггерхорне не хотел нашего счастья, особенно её родители – мать Валери делала всё, чтобы я держался подальше, и Генри стоял костью в горле.

Он похож на меня, чёрт возьми… Ту, которой я могла стать, если бы потонула в неприязни к деревне и одиночестве.

– Это правда печально, Питер, но неужели они заслуживают смерти?

– Заслуживают или нет – не имеет значения. Дебора хотела их смерти, и наши желания совпадают. Мне станет лучше, если я уничтожу всё, что напоминает мне о Валери. Когда волк хочет чего-то, он получает это. Тебе не понять.

Его слова вызвали во мне пугающее чувство – я вспомнила, как хотела то ли убить, то ли трахнуть отца Соломона. Два желания становились одним. Неистовая, нечеловеческая сила, которую мне с трудом удалось обуздать…

И всё-таки это было неправильно. А то, о чём говорит сейчас Питер, и того хуже – слепая жажда разрушить множество жизни для временного облегчения.

Отец Соломон за моей спиной молчал, хотя я ощущала его неспокойное дыхание. Неужели его так очаровала наша дискуссия? Очень вряд ли.

И тут меня осенило…

– Эй. А с этим что? – укоренил моё беспокойство молчаливый хмурый типчик необычайно высокого роста и внушительного телосложения. У него на груди был выбит штурвал – морской волк во всех смыслах, хах.

Я обернулась, чтобы увидеть отца Соломона – он был очень бледен и еле держался на двух своих. Очевидно, резкая смена моего положения стала для него неприятным сюрпризом – лишённый опоры, он почти тут же упал коленями в снег. Меч упал с ним рядом, лязгнув о камни.

Я и забыла, чёрт… Новообращённые в первую свою волчью ночь подвержены воздействию Луны больше, чем остальные. Проще говоря, Луна ещё не взошла, а отец Соломон уже начинал обращаться. Долго, мучительно.

Мне нужно было предпринять что-то. И я решилась…

– Питер! – воскликнула я. – Я требую равного боя. Ты против меня. Если я не выстою, делайте что хотите.

В глазах Питера сверкнула почти незаметная заинтересованность.

– Ты считаешь, что выстоишь? – спросил он с усмешкой. О, да. Я ведь тоже знаю его. И то, как ему мил азарт в желании доказать своё превосходство.

– Нет, – сказал как отрезал высокий мрачный мужчина. – Эта шлюха не заслужила смерти в бою. Не после того, как расправилась с Генриеттой.

Я рассмеялась.

– Сочувствую вашей утрате, но вам ли судить меня за подлость? Убитая в засаде далеко не беззащитная волчица ни в какое сравнение не идёт с тем, что вы задумали сделать. Перебить целую деревню беспомощных людей по прихоти Деборы? Серьёзно?

– Она права, – неожиданно согласился седой мужчина со шрамом. – Я побывал во многих битвах, как в человеческих, так и в волчьих, но это… просто бессмысленное побоище.

– В тебе проснулась сентиментальность, Дэвид? – осклабилась фигуристая баба. – Или трусость? После всего, что Дебора для тебя сделала…

– Заткнитесь, вы двое, – бросил Питер, не скрывая своего раздражения, и вдруг из-за туч показался красный чарующий диск…

Я не стану описывать то, как всех нас переломало, и как мы, рычащие и ощерившиеся, вмиг позабыли о спорах и сомнениях. Лишь одно освещу, особенно меня изумившее – за моей спиной, угрожающе рыча, поднялся на ноги большой белый волк. Белый – будто отец Соломон в этом преображении нашёл очищение. Стоя подле него, вдвоём против четверых, я вдруг почувствовала себя вдвое сильнее.

Что ж, последняя ночь этой Кровавой Луны для кого-то станет последней.

========== 10. Прощание ==========

Отец Соломон (или как мне теперь называть его?) хмуро смотрел на трупы, с рассветом сделавшиеся человеческими. Его самого еле ноги держали – после ожесточённой схватки мы оба были, мягко говоря, потрёпанными. Но живыми. Мы вышли из боя победителями, и теперь я смотрела на результат, что одновременно меня удручал и радовал.

Взгляд сам собой задержался на Питере. Он лежал, смотря в небо глазами, отражающими облака, и его лицо казалось как никогда умиротворённым. Что ж, теперь ты свободен, некровный брат…

Тем временем отец Соломон поднял меч с земли и в упор посмотрел на меня. Не могла понять, что выражал этот взгляд – решимость ли? Или, может быть, страх?.. Он сделал шаг мне навстречу, но опустил меч и с новым, почти обречённым выражением лица убрал его в ножны.

Недолго мне оставалось гадать о природе его поступка – он не успел ничего сказать, как вдруг пошатнулся и бесшумно упал на колени в снег. Новичкам в первый день после обращения необходимо выспаться, восстановить ошалевшее от перемен тело – я так и вовсе свалилась сразу, как только вновь приняла человеческий облик в свой первый раз. Он впечатляюще крепок.

Ну что ж… Даже если отец Соломон решит убить меня, я буду уже далеко. Я спасла ему жизнь, а он помог мне – вроде, квиты.

Я дотащила своего полуживого спутника до потайного домика в лесу, крошечной хижины, которую в своё время построил мой дед, чтобы я могла отдыхать вдалеке от матери. Никто не знал об этом убежище, и пускать туда постороннего было чем-то вроде святотатства, но в то же время я понимала – иного выхода нет. Если люди отца Соломона или сельчане найдут его без сознания, они могут обнаружить укус, а тогда весь мой труд по спасению пойдёт насмарку. Нет уж, пускай отсыпается здесь, а потом разбирается сам, как ему поступить.

У порога я обернулась, невольно залюбовавшись спокойным и непривычно открытым выражением его лица. Он казался усталым суровым ангелом, седина в волосах которого в свете солнца из окна серебрилась, как лунный свет.

Я оставила на сундуке у кровати записку. Вместо прощания.

«Это просто советы. Следовать им или нет – твоё дело. Если ты хочешь жить, сочини легенду о том, что случилось ночью в лесу. Приплетай меня как заблагорассудится, хоть помоями облей – мне всё равно, ведь к тому моменту, как ты очнёшься, я буду уже далеко, а мои истинные намерения были бескорыстны – ни понимания, ни любви жителей деревни я не искала.

Не показывай, что укушен. Даже если тебе захочется в этом покаяться – кто ж вас, фанатиков, знает? Правда в том, что ты нужен своим дочерям, как никто. Видел, что стало с моей семьёй из-за матери-оборотня? Чем закончилась эта история?.. Если хочешь что-то значить, несмотря на проклятие, не становись таким, как она. А быть таким, как она, это не только наслаждаться тем, что ты оборотень – уж в этом ты вряд ли ей уподобишься. Это, прежде всего, обрекать своих собственных детей на одиночество. Ты однажды лишил их матери, да. Ты считал, что так будет лучше, и, вероятно, был прав. Тебе жить с этим. Но не лишай их себя.»

Я осторожно, чтобы не потревожить гостя, прикрыла за собой дверь. Меня ждали мои и только мои дела.

***

В последний раз зайдя к себе домой, я прихватила всё самое ценное – заработанные деньги, вещи и побрякушки матери, которые можно было продать. Окинув жилище прощальным взглядом, я пошла прочь, не оглядываясь и петляя среди деревьев. Меня не должны были видеть.

И всё-таки как спокоен Даггерхорн в этом нежном утреннем свете… Как уютны маленькие дома, как легко и свободно дышится свежим воздухом вездесущего леса. Как там отец Август? Клод и Роксана?.. Они никогда не узнают, что со мной, и, возможно, они будут думать, что я мертва.

Как обидно – я полюбила родную деревню только когда над ней нависла смертельная опасность. А теперь я должна уходить.

Скрываясь за домом Сезара, я постучалась в окно, и, о, счастье, он вышел ко мне.

– Тш-ш, – взмолилась я, замечая его изумление, после чего повела его за собой в ближайшее лесное укрытие – туда, где в тени деревьев нас не заметит никто, кому не приспичит углубиться в чащу. – Прости, что рискую тобой – если нас увидят вместе, у тебя могут быть неприятности, и всё-таки я должна была поговорить с тобой, прежде чем…

– Николетт, что произошло? – перебил меня Сезар, взяв за плечи, как будто боялся, что я исчезну – такой отчаянно крепкой была его хватка. – Я хотел помочь тебе, сделать наконец хоть что-то, но тут эти волки… – он вдруг осёкся и помрачнел.

Только сейчас я заметила, что глаза Сезара покрасневшие и опухшие, будто он долго плакал.

– Они забрали кого-то?.. – я прижала ладонь к губам, боясь выдохнуть.

– Чёрная тварь убила Сюзетту, – тихо ответил Сезар, и я не сдержала слёз, беря его за руку.

Питер… Родня Валери препятствовала его счастью, и вот, как он отомстил.

Мне стало так больно – за самого Сезара, который был слишком добр, чтобы остаться равнодушным к потере неверной жены, и наполовину осиротевшую Люси. Правда была горька и, кроме того, безобразна, и всё же Сезар имел право знать…

– Это Питер. Он убил её, как когда-то убил Валери – Сюзетту намеренно, за то, что та не одобряла их союз, а Валери случайно. Я узнала всё это от него, но теперь он мёртв. Мне так жаль, Сезар…

– Так Питер был волком? – Сезар явно оторопел и смотрел теперь соответствующе.

– Их было двое – тех, кто угрожал деревне. Он и моя мать, вернувшаяся после тринадцати лет скитаний. Они давно знают друг друга.

– Постой… Дебора?..

– Да, – я кивнула, почувствовав себя виноватой, хоть и не могла контролировать свою мать. – Помнишь, как в те года Даггерхорн стращал оборотень? Все подумали, что это он забрал Дебору, когда она не вернулась из леса, но это она и была. Она тоже мертва. Твои близкие отомщены, Сезар, но это – не вся правда, которую ты должен знать. Я хочу быть честной с тобой до конца, даже если ты проклянёшь меня – когда я была маленькой, моя мать обратила и меня тоже, – я в страхе и смирении наблюдала за тем, как взгляд Сезара становится пытливым и недоверчивым. – Я никому не желала зла и не причиняла вреда деревне, но не могла быть ни с кем честна, потому что боялась… Теперь не боюсь. Ты имеешь полное право бояться и ненавидеть меня – я лишь хотела, чтобы ты знал.

… Но, вместо того, чтобы осудить меня и прогнать, Сезар обнял меня, крепче и бережнее, чем когда-либо.

– Я не выдам тебя, – пообещал он. – Я верю, что ты невиновна. Если тебе вдруг что-то потребуется от меня, я всегда…

– Нет, мой милый Сезар, – отстранившись, но не выпуская его из объятий, я посмотрела ему в глаза с благодарной, но виноватой улыбкой. – Ты не понял. Это прощание.

Кроны деревьев зашелестели в воцарившейся тишине, будто шёпотом осуждая меня. Сезар смотрел таким раненым беспомощным взглядом, что мне захотелось дать себе пинка под зад.

– Ты уходишь? – севшим голосом уточнил он.

– Прости… Я не хочу этого, но должна уйти. Ты мне веришь, но остальные… Они не такие, как ты. Если станешь меня защищать, тоже будешь в опасности – этого я допустить не могу. Я уже всё решила, Сезар, но я здесь не совсем за этим, – и с этими словами, торопясь, чтобы избежать его обезоруживающих возражений, я протянула Сезару мешочек-кошель – в нём была половина моих сбережений и парочка драгоценностей. – Я хочу, чтобы вы с Люси начали новую жизнь, вдали от тяжких воспоминаний и пересудов.

– Спасибо тебе, но я не могу принять это…

– Я от этого не обеднею. Сезар, пожалуйста. Ради меня. Ради Люси. Ради себя, ведь, что бы ты ни думал, ты заслужил покоя и счастья.

В этот раз Сезар взял меня за руку.

– Ты могла бы отправиться с нами. Вместе со мной и Люси.

Я шумно выдохнула от изумления и смущения. Заманчивые до слёз картины сами собой вставали перед глазами. Лучший друг рядом, уютная, полная заботы друг о друге жизнь в каком-нибудь светлом городе. Вечера с разговорами у камина. Семейная жизнь, о которой я и мечтать не могла… Я бы стала отличной подругой Люси, и мы бы гуляли по рынку в поисках тканей для платьев и подарков для Сезара. Я умею не только прясть, но и шить – научила бы Люси всему, что умею. Наконец-то Сезар начал бы улыбаться без грусти, и, может, однажды, как бы самонадеянно это ни прозвучало, он бы захотел стать моим.

Но картины тёплых тонов сменили иные – пугающие и мрачные. Подозрительные взгляды, преследования, ночные попытки добраться до дома, оставшись незамеченной, угрозы, тюрьма, Сезар, которого выводит на улицу угрюмый стражник… Испуганная Люси. Нет. Всё это столь же заманчиво, сколько опасно. Я не могу. Сколько ждёт меня впереди сумасшедших волков и отцов Соломонов?

– Я бы хотела этого больше всего на свете, но я не могу. Жизнь оборотня полна риска, опасностей и борьбы. Мне бы не хотелось впутывать в это вас с Люси. И ты, я знаю, тоже не стал бы рисковать ею… Лучше уезжайте. Начните новую жизнь, лучшую. Это всё, о чём я прошу.

Сезар тяжело вздохнул. Он, кажется, понимал всё с самого начала, но верить хотел в другое, и это трогало меня до глубины души.

– Обещай, что будешь осторожна.

– Я обещаю. А ты обещай, что будешь счастлив, – я нежно погладила его по волосам. – И помни, что я с тобой. Это ты помог мне стать тем, кто я есть. Если бы не твоя поддержка, я бы вряд ли смогла верить в лучшее и бороться. Если есть Луна, что делает меня зверем, то ты – Солнце, что позволяет мне сохранять в себе человеческое. Ты прекрасный мужчина и достойный человек, что навеки останется в моём сердце. Кто знает – быть может, наши пути ещё пересекутся.

– «Быть может»? – переспросил Сезар, растерянный от подступивших слёз. – Знаешь, это меня не устраивает.

– Нет, не так. Я клянусь. Клянусь, что найду тебя и наведаюсь в гости – удостовериться, что ты стал счастливым.

Мы ещё долго обнимались, прежде чем я ушла. Жаль, что я не смогла передать отцу Августу и другим, что со мной всё в порядке, но это было бы слишком рискованно для Сезара, если бы я, к примеру, попросила его об этом. Как-никак, ему бы пришлось рассказать всю историю…

Глядя на то, как деревня постепенно исчезает за лесом, я впервые в жизни в полной мере осознавала, насколько она красива.

– Спасибо, – шепнула я, не скрывая слёз. – За всё то, чему ты научил меня, Даггерхорн.

========== 11. Дом ==========

С той поры, как я покинула Даггерхорн, прошло… сколько?.. Неужто и впрямь два года? Я потеряла счёт времени в этих скитаниях. Прожигала жизнь, деньги и горло – пойлом, навеселилась всласть. Наплакалась до изнеможения. Я ненавижу прощаться. Достаточно было раз в жизни попробовать, чтобы понять – это, чёрт побери, не моё.

Ладно, одно хорошо – в моей новой жизни хотя бы прощаться не с кем, поскольку я толком не успеваю узнать людей, с которыми коротаю время. Моё новое правило – больше никаких близких знакомств, никаких привязанностей и, как следствие, никаких подвергнутых смертельной опасности жизней. Никакого дома – не приведи Господь пущу корни, а там и до подозрений бдительных соседей недалеко. В таких делах новые соседи значительно хуже старых – не успев привыкнуть к тебе, они наблюдают зорче, а значит, и замечают любые странности.

До чего я соскучилась по своим прежним соседям и, что куда важней, по Сезару… Надеюсь, он живёт мирной счастливой жизнью с Люси и кем-нибудь любящим. Настанет время, когда я найду его и навещу.

Вообще я стараюсь держаться лесов. Лес – надёжнейшее укрытие для оборотня, возможность одновременно спрятаться и поохотиться, ну или, по крайней мере, лапы размять.

То был обычный весенний вечер, прохладный и свежий после дождя. Я от нечего делать носилась за оленихой неподалёку от незнакомой мне деревни, как вдруг заметила в чаще какое-то подозрительное движение. Затаилась, забыв о безрогой, которая сразу же дала дёру. И ведь не прогадала… Из-за деревьев показался волк, и он был… снежно-белым! Всего один раз довелось мне увидеть волка такой окраски. Всего один раз, в прошлой жизни, по ощущениям так давно и как будто бы только вчера.

Ветер дул в мою сторону – это маскировало моё присутствие, но его запах, особенный и узнаваемый, я ощущала сполна.

Сомнений не оставалось – это отец Соломон.

Прошлое, от которого я бежала, само настигло меня.

Я с презрением отринула мысль о побеге. Набегалась, надоело. Интерес был в разы сильнее – какой он сейчас? Как живёт он с тех пор, как стал тем, что ему противно?

Белый волк вскинул голову, словно принюхиваясь, и вскоре сорвался с места. В растерянности глядя в ту часть леса, где он скрылся из виду, я подумала – чем чёрт не шутит, раз уж прошлое никак не хочет оставить меня в покое, я сама могу на него поохотиться.

***

Я задержалась на новом месте – в деревне, соседствующей с той, на которую положила глаз. Раз отец Соломон не живёт в моей, он, скорее всего, оттуда. Я изучила округу – как оказалось, деревня эта скорее городского типа, хорошо застроена и снабжена своей собственной рыночной площадью. В общем, удобно аж жуть.

Отец Соломон больше не попадался мне на глаза, как нарочно, однако ж моё упрямство в конце концов было вознаграждено – на первый взгляд совершенно бесцельно бродя по рынку, я вдруг увидела девочек, которых прежде встречала лишь раз, но запомнила навсегда.

Ясно. Он не отрёкся от дочерей. Они с ним. Желание узнать, что сейчас из себя представляет тот человек, которого я в своё время спасла, окрепло, и я решила не терять ни секунды.

– Привет, – прощебетала я, оказавшись у девочек за спинами – они вздрогнули, так что, похоже, я прогадала с попыткой быть милой. – Простите, не хотела вас напугать, я просто недавно здесь. Не подскажете, где я могу найти прилавок с украшениями?

Сёстры переглянулись – их лица выражали явное смятение и растерянность, словно они безмолвно искали друг у друга поддержки. Похоже, у них не было принято лишний раз заговаривать с незнакомцами, и теперь они, бедненькие, понятия не имели, как от меня избавиться. Браво, Николетт. Могла и сама догадаться, что их воспитал отец Соломон…

– Конечно, – наконец неуверенно улыбнулась мне старшая. Похоже, что вежливость всё-таки победила, и мы все втроём двинулись наперерез лениво текущей по площади толпе зевак.

– Здесь всегда так людно? – поинтересовалась я.

– Нет, просто сегодня бродячая труппа даёт представление в трактире, – ответила мне всё так же старшая из сестёр. Младшая шла рядом молча.

– Вы тоже пойдёте смотреть?

– Нет. Папа ждёт нас дома. Мы должны вернуться не позднее заката.

Вот оно как… Похоже, мой давний знакомец сильно переживает за своих дочек. Ну, либо он просто зануда редкостный, ха-ха-ха – я не удивлюсь.