Текст книги "Алгоритм другой реальности (СИ)"
Автор книги: Schnizel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Чего они хотят?
Картер сворачивает файл с видеозаписью и открывает другой. Появившееся на экране улыбающееся лицо молодого араба с модным полосатым шарфом на шее и фотокамерой через плечо, кажется Ризу очень знакомым.
– Тарек Мохаммед Разми, гражданин США, репортер и блогер, известный своими скандальными статьями в Интернете о войне в Ираке. Три месяца назад он был арестован по подозрению в связях с террористами и отправлен в тюрьму в Гуантанамо.
– Припоминаю. Знатная была шумиха в прессе и интернете, кажется, силовиков всех уровней засыпали петициями о его невиновности.
– Точно. До сих пор многие не сомневались в его невиновности, но после сегодняшнего инцидента вряд ли у кого-либо останутся сомнения.
– Ты хочешь сказать, что они требуют его освобождения в обмен на жизни заложников?
– В точку. Федералы склоняются к тому, чтобы выполнить их условия, но тут нужна куча согласований на всех уровнях, так что неизвестно, насколько затянутся переговоры.
– Личности трех остальных террористов известны?
– Еще нет. Мы даже с точностью не знаем имена всех заложников, пока из шестнадцати человек удалось идентифицировать только двенадцать, благодаря записи с камер и звонкам от родственников.
Риз на секунду отводит глаза, задумчиво прикусывая нижнюю губу.
– Если бы у Финча был телефон… Но они наверняка отобрали у всех телефоны, это стандартная предосторожность. Погоди-ка…
Ощутив в кармане знакомую вибрацию, Риз лезет за айфоном и, увидав на экране имя отправителя сообщения, на секунду забывает, как дышать.
– Не может быть…
– Что там?
– Это от Финча. Но как ему удалось…
Придвинувшись ближе, Картер читает сообщение вместе с Ризом, ощущая знакомое волнение внутри, как всегда, когда сложное и чреватое трагическими последствиями дело, наконец, сдвигается с мертвой точки.
– Боже, как ему удалось их сфотографировать? – Картер облизывает внезапно пересохшие губы, – надеюсь, они не заметили, и для него не было никаких последствий, – А что это за телефонный номер?
– По этому номеру те, кто похитил семью Кьюсака, связываются с ним каждый час, чтобы подтвердить, что они живы. Я займусь этим, а ты оставайся здесь.
– Ты уверен? – в темных глазах Картер явственно мелькает тревога. – Может лучше подключить полицию?
– Абсолютно. Я могу уладить все быстрее и менее… шумно.
– А я вышлю фото террористов нашему аналитику, пусть установит их личности.
Довольно забавно ощущать себя почти невидимкой. Финч упирается затылком в шероховатую поверхность стены, пытаясь абстрагироваться от, усилившейся от долгого сидения в одной позе, боли в ноге и шее, прикрывает глаза, из-под полуопущенных век продолжая наблюдать за всем, что происходит вокруг. Ему повезло с углом обзора, вернее, он сам позаботился о том, чтобы выбрать именно это место, как раз напротив двери. Сделал это в тот момент, когда их загнали на склад и велели сесть на пол, вдоль стены.
Площадь всего помещения составляла около ста пятидесяти квадратных метров, большую ее часть занимали монолитные стеллажи, заставленные коробками с товаром, но часть склада, по-видимому, предназначалась для погрузочно-разгрузочных работ, здесь же оставляли на ночь автопогрузчики. Именно этот сектор, находившийся ближе всего к выходу, и был использован для размещения заложников.
Обычно заложников делят на три группы – те, кто потенциально может оказать сопротивление; группа риска в лице детей, инвалидов, беременных женщин и всех прочих, кто неизбежно повышает нервозность и может доставить дополнительные хлопоты; и, наконец, все остальные, с которыми обычно меньше всего проблем. Их ситуация не стала исключением – пятерых относительно крепких мужчин рассадили подальше друг от друга.Детей, по счастью, оказалось только двое – пухлый парнишка лет семи и его сестренка годом младше, что находились в супермаркете в момент захвата в сопровождении пышнотелой нервозной мамаши,эта троица с самого начала привлекала к себе всеобщее внимание – дети поминутно хныкали и капризничали, требуя то еды, то воды, то в туалет. В противоположном от Финча углу тихо как мышка сидела молоденькая беременная женщина. Еще было трое подростков, пытавшихся, в момент захвата, купить пиво по фальшивому удостоверению личности, супружеская пара преклонных лет, а по соседству с Финчем расположился довольно странный тип – молодой парень, долговязый, тощий, со светлыми, почти белыми волосами и татуировкой, явно религиозного содержания, на правом запястье, одетый небрежно, почти неряшливо. Он почти все время сидел, уткнувшись лицом в поднятые колени, и едва слышно бормотал себе под нос нечто среднее между молитвами и ругательствами, время от времени поднимал голову и невидяще глядел перед собой мутным взором.
В итоге, на Финча, с самого начала, практически не обращали внимания, что позволило ему в тот момент, когда заложникам раздавали еду и воду, снять террористов на камеру с довольно близкого расстояния, спрятав раздобытый Кьюсаком айфон в пакетике с чипсами. Подключиться к их телефонам также не составило труда, так что, с определенного момента, они с Ризом могли прослушивать все их разговоры. Правда, переговоры с федералами велись по стационарному аппарату, и до него долетали лишь какие-то обрывки слов и фраз, но Финч не особенно расстраивался по этому поводу – смысл переговоров был ему ясен, а детали не особенно важны.
Гораздо более занимательными показались ему несколько коротких разговоров главаря террористов с неким лицом, которое явно стояло за организацией инцидента. Личности террористов также оставались загадкой, которую стоило разгадать. По крайней мере, на выходцев с Ближнего Востока они похожи не были, скорее всего, их этнические корни брали свое начало откуда-то из Восточной Европы. Риз куда лучше разбирался в таких вещах. Отсутствие компьютера под рукой, в данном случае, оказалось для Финча даже худшим испытанием, нежели физические неудобства – он раз за разом прокручивал в голове все увиденное и услышанное, но возможности обработать полученную информацию не было, и ощущение мучительного нетерпения из-за вынужденного бездействия усиливалось с каждым часом.
– … вы принимаете меня за идиота? – Финч невольно вздрагивает, уловив в голосе главаря, непритворное раздражение и угрозу. Его фигура с телефонной трубкой в руке как раз маячит за одним из стеллажей, где висит на стене стационарный телефон. – Час назад вы сказали мне, что вопрос решен. Теперь вы вновь тянете время. Нет, хватит пудрить мне мозги! Если бы Разми был уже на свободе, я бы об этом узнал… Нет, не стоит. Давайте ускорим процесс – здесь у нас есть отличная морозильная камера, и прямо сейчас несколько человек отправятся дожидаться вашего решения туда. Нет, вы напрасно теряете время, мое терпение иссякло. Отсчет пошел, и все, что произойдет дальше, будет уже на вашей совести!
Финч наблюдает, невольно задержав дыхание, как раздраженно бросив трубку, главарь жестом подзывает к себе одного из своих людей, и они обходят скорчившихся у стены заложников, отбирая тех, кто кажется им подходящей кандидатурой для заморозки. Странный сосед Финча попадает в их число – его бесцеремонно хватают за шиворот и вздергивают на ноги. Он вздрагивает, диковато оглядывается по сторонам, подобно человеку, вырванному из глубокого сна.
– Н-нет…нет-нет! – бормочет он. – Не надо! Не меня! Вы ошиблись, я не тот, кто вам нужен!
Приказ заткнуться и тычок прикладом под ребра не оказывают нужного воздействия.
– Послушайте! – парень шарахается обратно к стене, вжимается в нее, будто пытаясь спрятаться. – Послушайте, если я скажу вам что-то важное, вы же меня отпустите, правда?! Пожалуйста!
– Что ты несешь, придурок? – хмыкает главарь. – Что такого важного ты можешь нам сказать?
– Вот он, – дрожащей рукой парень указывает в сторону Финча. – У него есть телефон, я видел! И он что-то с ним делал! Пожалуйста, я же тут совершенно не причем, это все он!
Финч замирает, ощущая, как сердце пропускает удар. Такого поворота событий он точно не ожидал. По знаку главаря, его поднимают на ноги и обыскивают, а спустя пару минут, заглянув в его айфон и тщательно изучив содержимое бумажника, где нашлись визитки и документы на разные имена, главарь поднимает на него взгляд, что тяжелее булыжника.
– И кто же ты такой, черт тебя подери?!
========== 4. ==========
Гарольд переступил с ноги на ногу, ощущая, как хрустит снег под толстыми подошвами лыжных ботинок, сунул озябшие кисти рук в карманы зимней куртки, облачко пара сорвалось с губ и растаяло в морозном воздухе. Вокруг простирался абсолютно пустой заснеженный парк, а прямо перед ним располагалась детская площадка, на которой тоже не было ни души,
– Как настоящее, – заворожено прошептал он.
– Оно и есть настоящее, – тут же откликнулся его спутник. – Просто в иной реальности.
Гарольд обернулся к нему, поглядел секунду, молча и задумчиво, потом, кашлянув, произнес:
– Я ведь даже не знаю твоего имени. Должно же у тебя быть имя. «Парень с обложки журнала про бейсбол» звучит слегка… длинновато.
Тот едва заметно усмехнулся.
– Можешь называть меня «Архитектор». В конце концов, – он обвел все вокруг широким жестом, – это все мое творение.
– А как же я? Ты же говорил, что все это в моей голове?
– Не совсем. Я – твое творение. Ты меня создал, Гарольд. Ты создал меня, а еще ты создал оболочку – тот коридор со множеством дверей, алгоритм, по которому идет развитие этого мира. Моя задача заполнить оболочку, что, собственно, я и делаю.
– Это все не может быть Машиной, – Гарольд недоуменно нахмурился. – Она была создана для определенных целей, и я не предполагал…
Он обрывает фразу, поняв вдруг, что что-то изменилось. Пустой парк и детская площадка внезапно ожили, наполнившись хрустом снега под человеческими шагами, голосами, заливистым собачьи лаем и звонким детским смехом. Пухлощекая девчушка в цветастом зимнем комбинезоне скатилась с горки, визжа от восторга; совсем крохотный мальчуган, предприняв несколько тщетных попыток усесться на качели, в итоге улегся на них животом; трое ребятишек разных возрастов упоенно кидались снежками. Откуда-то из глубины парка появился высокий светловолосый мужчина в черном пальто, закутанный по уши в клетчатый шарф, держа за руку подпрыгивающего от нетерпения мальчика лет пяти в зеленой куртке и синем вязаном колпачке.
– Нейтан… – выдохнул Гарольд, впившись глазами в до боли знакомую фигуру вновь прибывшего. – Да, они с Уиллом часто сюда приходили. Точнее, практически постоянно. Оливия, по правде говоря, никогда не была способна претендовать на звание лучшей матери, Нейтан чаще занимался сыном, чем она. Я, в большинстве случаев, составлял им компанию, мы с Нейтаном сидели на лавке, пока Уилл играл, и много говорили. О новых проектах, финансах, бейсболе, путешествиях – да о чем угодно. Было здорово…
Облачко пара вновь сорвалось с губ Гарольда, на этот раз более густое. Он зябко повел плечами, обернулся к Архитектору.
– Отчего так холодно? Это же Нью-Йорк, а не Арктика.
Тот глянул на него как-то странно, чуть склонив голову и сузив глаза, дернул уголком рта – болезненно, тревожно.
– Потому что ты замерзаешь, Гарольд. И тебе нужно проснуться. Прямо сейчас.
Финч делает глубокий вдох; ощущение мучительное, ледяной воздух будто пронизывает дыхательные пути множеством иголок. Первым возвращается слух – кто-то с криками колотит кулаками по металлической двери морозильной камеры.
– Выпустите меня! Пожалуйста, сжальтесь, у меня семья! Они не смогут расплатиться за дом, если я замерзну в этом проклятом холодильнике!
Один из финчевских товарищей по несчастью замолкает, судорожно всхлипывает и сползает на пол, цепляясь за ручку двери, будто утопающий; двое других молча скорчились по углам, инстинктивно пытаясь найти местечко потеплее, но тщетно – в небольшом помещении, увешанном замороженными мясными тушами, везде одинаково холодно.
Стиснув зубы от боли в правой ноге, Финч пытается подняться. Присесть на минутку у стены было плохой идеей, он едва не заснул и не замерз насмерть. Подняться удается лишь с третьей попытки, кровь начинает постепенно, толчками поступать к онемевшим конечностям, и это ощущение, мягко говоря, не из приятных.
Дверь внезапно распахивается, двое бандитов, появившихся на пороге, без лишних слов направляются к Финчу, и, подхватив под руки, волокут наружу так быстро, что он едва успевает услышать умоляющий вопль того страдальца, что колотил в дверь, и увидеть, как тщетно тот пытается ухватить одного из громил за штанину.
– Ну вот, я снова выиграл, – аккуратно загнав шар в лунку, Ральф Бринкс, один из обитателей социального приюта для стариков, сухонький, сутулый и слегка суетливый, подбоченясь, опирается на клюшку для гольфа и гордо оглаживает жиденькие обвисшие усы.
Риз с сокрушенным видом пожимает плечами.
– С тобой сложно тягаться. Но я бы сделал еще одну попытку прежде, чем сдаться.
– Давай, сынок, – Ральф с воодушевлением хлопает его по плечу, – мне нравятся парни, которые не сдаются!
Риз подходит к мячику, сиротливо маячащему посреди промерзшей летней площадки для гольфа, примеривается для удара, потихоньку косясь на соседний дом, окруженный небольшим садом, что виднеется из-за высокой решетчатой ограды.
Было не так уж сложно вычислить месторасположение телефона, с которого террористы звонили Кьюсаку, чтобы подтвердить, что его жена и дочь еще живы. Понаблюдав некоторое время за домом, зафиксировав все входы и выходы, а также расположение камер, он начал изучать окрестности, и обнаружил по соседству приют для стариков и, собственно, Ральфа Бринкса, что торчал уже почти час на площадке для гольфа, несмотря на холодную и промозглую погоду. Прикинув, что наблюдать за домом легче, прячась на виду, Риз покинул свой наблюдательный пост и разговорился со стариком, почерпнув массу полезной для себя информации. Ральф был дружен с умершим хозяином дома, так что хорошо знал расположение комнат, вдобавок был любопытен и наблюдателен, и кое-что поведал о нынешних, крайне подозрительных, по его мнению, новых жильцах и их странностях. Окончательно уверившись в том, что жена и дочь Кьюсака находятся именно здесь, Риз решил действовать.
Нарочито неловко и широко размахнувшись, Риз отправляет мячик в полет и, провожает взглядом до тех пор, пока тот не скрывается за оградой соседнего дома, потом поворачивается к Ральфу с крайне виноватым видом.
– Вот черт. Прости, дружище, я же говорил, что игрок из меня паршивый.
Тот съеживает плечи, уныло качает головой, а его усы, кажется, еще больше обвисают.
– Ох, и влетит же мне. Сестра Коннели и без того меня терпеть не может, и все пилит, что торчу здесь каждый божий день.
– Да в чем проблема-то? Давай постучимся к соседям, ты же говорил, что они дома. Неужто, не позволят старику достать мячик, упавший к ним во двор?
– И то верно, – произносит Ральф, слегка взбодрившись, – по крайней мере, попробовать стоит.
Им приходится дважды нажать на кнопку звонка и минут семь проторчать у калитки, прежде чем из бокового входа появляется массивная фигура мужчины в стеганой куртке с поднятым капюшоном. Недобро зыркнув на незваных гостей исподлобья, гориллоподобного вида тип хмуро интересуется целью их визита. Ссутулив плечи и нацепив на лицо глуповатую улыбку, Риз пускается в пространные объяснения, состроивший крайне жалобную физиономию Ральф периодически его перебивает, вставляя ремарки. Поколебавшись минуту, громила позволяет им войти во двор, похлопав Ральфа по плечу, Риз просит его подождать снаружи и сам заходит внутрь. Шагая вдоль ограды, он делает вид, что ищет мячик в залежах прелой листвы и опавших веток, незаметно уводя своего спутника в ту часть двора, которую не охватывают своим обзором камеры. Дальше все легко и привычно – вырубить громилу шокером, обезоружить, связать и оттащить под прикрытие разросшегося кустарника, предварительно стянув с него куртку и, накинуть ее на себя. А затем он неторопливым шагом направляется к дому, надеясь, что те, кто наблюдает за ним посредством камер, не сразу обратят внимание на их с громилой разницу в телосложении.
Предварительно навинтив глушитель на ствол, Риз осторожно приоткрывает дверь и бесшумно просачивается внутрь. Короткий коридор пуст, а сверху слышатся тяжелые шаги спускающегося по лестнице человека.
– Грэм, какого хрена там снаружи происходит?!
Скользнув под лестницу, Риз спокойно дожидается, пока его очередная жертва спустится вниз, затем обезвреживает её тем же способом, что и первую, и движется дальше. Он поступательно обходит весь первый этаж, и, наткнувшись на двоих молодчиков с автоматами, сидящих перед охранными мониторами, без колебаний пускает в расход. На втором этаже располагаются четыре комнаты, но лишь из-за одной двери смутно слышатся голоса и угадывается движение. Риз, на всякий случай, проверяет остальные помещения, прежде чем приблизится к нужной ему двери. Сняв с подоконника небольшую стеклянную вазу, он поднимает ее на вытянутой руке и роняет на пол. Слышится звон разбитого стекла, и голоса внутри тут же затихают, Риз слышит шаги, направляющиеся к двери. Человеку, выглянувшему в коридор с автоматом наизготовку, он простреливает колени, и за долю секунды оказывается внутри. Первое, что выхватывает периферийное зрение – в ужасе распахнутые глаза девочки-подростка, что сидит у окна, прикованная наручниками к стулу; по счастью, внутри остался только один из бандитов, и Риз успешно выводит его из строя также своим излюбленным способом.
Спустя четверть часа, Ингрид и Эми Кьюсак сидят на заднем сидении его авто, обнявшись и тихо всхлипывая, а он спешно набирает номер Картер.
– Картер, у меня тут семья Кьюсака, мне удалось их вытащить. Пришли кого-нибудь на Форест-авеню, к бистро «Вэлли», кого-нибудь, кому можно доверять.
– Хорошо, сейчас отправлю двоих из нашего участка, на них можно положиться. Слушай, Джон… – голос Картер на секунду прерывается, и у Риза все внутри сжимается от недоброго предчувствия.
– Что там у вас?
– Переговоры слишком затянулись. Террористы потеряли терпение и посадили четверых заложников в морозильную камеру.
– Финч один из этих четверых? – голос Риза звучит отрывисто и абсолютно без эмоций. – Как вы узнали, кто именно попал в их число?
– Некоторое время назад федералам удалось протянуть видеокамеру через вентиляционное отверстие, и с тех пор мы можем видеть и слышать все, что происходит внутри.
– Ты вроде говорила, что они собираются выполнить требование этих парней? В конце концов, на кону жизни шестнадцати человек против одного потенциально опасного террориста, который окажется на свободе.
Картер секунду молчит, потом, кашлянув, произносит, уже не пытаясь скрыть тревогу и напряжение в голосе.
– Все как-то слишком усложнилось, и я не могу понять почему. Мне с трудом удается раздобыть хоть какую-то информацию о происходящем, я все время натыкаюсь на жесткие препоны. Департамент полиции полностью отстранили от дела, мы на подхвате, просто ждем, что будет дальше. Только что мне удалось узнать, что возможно, и даже очень вероятно, будет штурм.
У Риза на секунду темнеет в глазах.
– Они там совсем спятили? Открывать стрельбу в закрытом помещении, полном невинных людей – скольких заложников они угробят в процессе? Какого черта вообще происходит, Картер?!
– Я не знаю. Попытаюсь еще кое-что разузнать до твоего приезда.
За все время ожидания полиции, Риз едва перекидывается парой фраз с Ингрид Кьюсак – говорит, что они с дочерью в безопасности, и полиция уже в пути, передавая ей на заднее сидение бутылку с водой, хранившуюся в бардачке, и отвечает нечто невразумительное на вопрос о муже. По счастью, Ингрид не задает больше вопросов, у нее есть дела и поважнее – Эми не произнесла ни слова с момента освобождения, девочка явно в шоке, так что мать пытается ее напоить и разговорить.
На самом деле, это очень непросто. Непросто сохранять внешнее спокойствие и заниматься тем, чем должен заниматься, в то время как внутри вопят и корчатся, подобно запертым в клетке диким животным, сотни мыслей и эмоций. Это называется «профессионализм», но Риз, скорее, назвал бы это «самоотречение». То, что делают они с Финчем. Финч запрограммировал Машину так, чтобы она игнорировала опасность, грозящую лично ему, а когда Машина все-таки выдала его номер, он даже не сказал об этом напарнику, чтобы тот целиком и полностью сосредоточился на Кьюсаке. Сам Риз готов был без колебаний защищать, даже ценой жизни, совершенно незнакомых ему людей, становясь между ними и тем, что им угрожало. Но он не был готов защищать их ценой жизни Финча, его самоотречение не простиралось настолько далеко. Финчу изначально было не место на первой линии, и в те, к счастью, редкие моменты, когда он там оказывался, Риза настигало ощущение абсолютной и категорической неправильности происходящего. Если бы Финч работал на правительство, его бы и близко не подпустили к оперативной работе, он, скорее всего, сидел бы в самом безопасном офисе, которое только разведка смогла бы для него найти, и у него наверняка была бы серьезная личная охрана, учитывая его ценность. Интересно, он сам когда-нибудь задумывался о том, какую ценность представляет собой? Сам Риз и подобные ему агенты были всего лишь расходным материалом, и тут не было ничего обидного – кто-то должен был делать эту работу, и они пошли на это по доброй воле. Но таких, как Финч, следовало сохранить любой ценой.
Риз в какой-то момент ловит себя на том, что занимается самообманом. Дело ведь не в ценности Финча для всего прогрессивного человечества, дело в ценности Финча для него самого, дело в его крайне эгоистичных, не рациональных, противоречащих здравому смыслу личных чувствах. Наверное, ему бы следовало приложить усилия и избавиться от этого балласта, чтобы он не мешал работе, но отчего-то именно сейчас Джону Ризу, впервые в жизни, хочется побыть совершеннейшим эгоистом.
– Послушайте, – вынув платок из кармана, Финч вытирает капли воды со лба и протирает запотевшие стекла очков. Изморозь на волосах и одежде растаяла, пропитав все влагой, и теперь он ощущает себя так, словно попал под дождь, или принимал душ прямо в одежде. – Я вам уже говорил, что мое имя Гарольд Кроу, я владелец частного сыскного агентства. Все это, все документы, которые вы у меня нашли – они нужны мне для работы.
– Ты не сказал нам, что делал здесь, – главарь сверлит его взглядом так, словно пытается прочесть мысли.
Финч пожимает плечами.
– Я бы все объяснил, но вы же не дали мне и слова сказать, помните? Просто засунули в морозильник, а потом выволокли обратно. Я едва не замерз там насмерть. Там еще остались люди, они тоже могут…
– Это тебя не касается, – обрывает его главарь, – если мне сейчас не понравятся твои ответы, то ты снова отправишься составить им компанию. Итак – что же ты здесь делал, мистер Кроу?
– Вы, возможно, мне не поверите, но я всего лишь зашел купить чай и собачью еду, – главарь недоверчиво хмыкает, и Финч беспомощно разводит руками. – Послушайте, взгляните на меня. Я не способен вести слежку, я не способен выполнять какие-либо действия силового характера, я едва передвигаюсь после травмы. Всей подобного рода работой занимаются мои помощники. Если бы я вздумал вмешаться в… то, что здесь происходит, я никогда не сделал бы это лично. Поверьте мне, я оказался здесь случайно. И, поскольку у меня всегда с собой два телефона, один я отдал вам, а второй остался у меня. Да, я пытался связаться полицией. Вы можете наказать за это меня, но те люди, которые сейчас там замерзают, они ни в чем не провинились.
– Как зовут твою собаку? – отрывисто спрашивает главарь, чуть сузив глаза.
– Его зовут Медведь. Бельгийская овчарка, кобель. Очень умный.
Секунду помолчав, все так же, не сводя с Финча глаз, главарь, наконец, произносит.
– Ладно. Ты меня почти убедил. Поступим так…
Прервавшись на полуслове, главарь лезет в карман за мобильным, и, прежде чем ответить на звонок, отворачивается и отходит на несколько шагов к двери. Кажется, он не произносит ни слова, только слушает, и так продолжается около минуты. А когда он оборачивается, то взгляд его упирается в Кьюсака, и по выражению его лица Финч понимает – этот телефонный разговор касался похищенных жены и дочери. Что-то случилось, только пока неясно что. Риз должен был их вытащить, он не мог потерпеть неудачу. Финч невольно задерживает дыхание, пока главарь вплотную приближается к Кьюсаку, на ходу вынимая из кобуры ствол и снимая его с предохранителя; его люди наблюдают за происходящим с легким недоумением, а заложники с испугом. Он прижимает дуло ко лбу Кьюсака, стоящего неподвижно, а тот даже не пытается воспользоваться своим оружием, изначально зная, что оно не заряжено. Просто глядит на своего потенциального убийцу, будто загипнотизированный, а капля пота медленно сползает вниз по его виску, застревая в двухдневной щетине.
– Гарри, Гарри… Тебя ведь предупреждали, верно? Тебя предупреждали, что если ты попытаешься попросить кого-нибудь о помощи, то твоя жена и дочь погибнут? Что ж. Их кровь теперь целиком на твоей совести. Я хочу, чтобы ты полностью осознал это, прежде чем умереть самому.
Кьюсак заметно вздрагивает, взгляд его лихорадочно мечется, на секунду обратившись на Финча, и тут же снова возвращается к главарю, потихоньку наполняясь гневом и отчаянием.
– Что… Что с моей семьей?! Что с ними случилось?! Отвечай!
– Они мертвы, Гарри. Кто-то проник в дом, где их держали, и они погибли в перестрелке.
У Финча все внутри скручивается от ужаса, он наблюдает, как у Кьюсака дрожат губы, расширяются зрачки, почти закрывая радужку, а лицо заливает бледность. Не помня себя, тот оборачивается к Финчу и почти кричит:
– Ты же обещал! Ты обещал, что их спасут!
Удовлетворенная улыбка мелькает на лице главаря, он медленно опускает ствол.
– Что ж, теперь ясно, что мистер Кроу здесь не просто так. Хотя, думаю, тебе не за что его благодарить.
Финч глядит в глаза Кьюсака, не пытаясь отвести взгляд, его голос слегка вибрирует от напряжения.
– Мистер Кьюсак, у вас нет причин верить этому человеку. Если он говорит, что ваши жена и дочь мертвы, то это вовсе не значит, что так есть на самом деле.
Судя по всему, его слова доходят до сознания Кьюсака, поскольку его взгляд становится более осмысленным. Но, кажется, в планы главаря не входит дать им возможность выяснить правду – резким движением вскинув ствол, уже по направлению к Финчу, он спускает курок; Кьюсак, реагирует на одних инстинктах, толкнув его под локоть, но движение запаздывает на какую-то долю секунды. Финч успевает осознать происходящее прежде, чем ощущает нечто похожее на сильный толчок в грудь, отбросивший его к стене. Он медленно сползает вниз, с каким-то детским удивлением наблюдая, как мир вокруг вдруг приходит в хаотичное движение, смазывается, превращаясь клубок из криков, выстрелов и суеты, становится мутным и расплывчатым, будто он глядит на него своими глазами, а не через стекла очков. Он пытается абстрагироваться от словно бы разгорающегося где-то внутри раскаленного уголька, пытается вспомнить нечто важное, существенное, то, чего ни в коем случае нельзя упустить, но оно все время ускользает куда-то, словно уходит под воду, в глубокий омут. И потихоньку утягивает его за собой.
========== 5. ==========
– Отсюда хороший вид.
Гарольд сделал глоток и аккуратно поставил чашку с чаем обратно на блюдце. На этот раз они с Архитектором оказались за столиком в его любимом ресторане, расположенном в пенхаусе одного из самых высоких зданий Нью-Йорка, откуда открывалась замечательная панорама города, и теперь он расслабленно наблюдал, как багровый диск солнца медленно выползает из-за небоскребов, окрашивая зеркальные стекла офисных зданий в золотистый и розовый цвета. На секунду отвлекшись от созерцания, он неожиданно поймал обращенный на себя взгляд Архитектора, слишком цепкий и пристальный, слишком напряженный для человека, просто пришедшего полюбоваться восходом солнца.
– Что-то не так?
Архитектор вдруг нахмурился, его гладкий, будто у кукольного Кена, лоб, прорезала вертикальная морщинка.
– Я уже думал об этом…
– О чем думал?
– Что будет, если ты вдруг умрешь. Как это повлияет на оболочку.
– Если ты о Машине, то я уже давно никак на нее не влияю, я полностью закрыл доступ. Она всего лишь выдает мне номера. Если она вдруг перестанет их выдавать, то я ничего не смогу с этим поделать.
Шевельнув бровями, Архитектор глянул на него как будто даже слегка обиженно.
– Что такое Машина, как ты думаешь? Какой-нибудь примитивный механизм, или обыкновенная компьютерная программа, к которой можно так просто перекрыть доступ, и она будет следовать заданному алгоритму? Это Разум, Гарольд, живой разум способный обучаться, развиваться, расти, обладающий инстинктом самосохранения. Тебе как-то уже говорили, что ты создал Бога, помнишь?
Гарольд внезапно ощутил болезненную пульсацию в висках, его слегка замутило.
– Так говорила Алисия Корвин перед тем, как Рут ее застрелила. Она была не в себе. Не надо повторять ее слова, пожалуйста.
– Прости, что вызвал у тебя тяжелые воспоминания. Но она в чем-то права. Да ты и сам частенько об этом думаешь.
– О чем?
– О том, что людям нельзя доверять. О том, что ты предпочитаешь, чтобы за тобой следила Машина, а не агенты правительства. И ты совершенно прав, Гарольд – людям нельзя доверять управлять этим миром. Тебе еще предстоит узнать о людях, которым ты отдал Машину кое-что в самое ближайшее время, кое-что, что тебе сильно не понравится. Впрочем, у тебя уже есть кое-какие подозрения на этот счет, насколько я знаю.
– Я не понимаю…
Запнувшись, Гарольд замер, настороженно прислушиваясь. Нет, ему не почудилось – чайная ложка, лежащая на блюдце, вдруг сдвинулась, будто сама по себе, мелко завибрировала, издавая звон, следом завибрировала остальная посуда, и только потом он ощутил толчки, будто при небольшом землетрясении.
– Началось, – Архитектор вдруг порывисто поднялся со своего места. – Нужно поторопиться.
– О чем ты? Я не понимаю.
– Боже, Гарольд, соображай быстрее! – впервые в голосе Архитектора вместо неизменного дружелюбия прозвучали нотки раздражения. – Нам нужно сделать так, чтобы ты не умер. Идем!
Он потянул Гарольда за собой, цепко ухватив за правое запястье, и тот машинально подчинился, где-то на обочине сознания отметив, что это впервые, когда Архитектор прикоснулся к нему физически, и что ощущения от прикосновения довольно странные, хотя непонятно почему – пальцы, сомкнувшиеся на его запястье, казались вполне человеческими.
