Текст книги "Когда звёзды падают (СИ)"

Автор книги: SashaXrom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

А как не поверишь таким искренним и чуть удивлённым глазкам Самойленко? Такой наивный, чистый и неиспорченный мальчик – вот первое впечатление, что производит Генка на незнакомых людей.

Это потом, когда наступает утро, Генка, как та принцесса, начинает хаотично собираться и названивать Ивану с требованием забрать его. Вот тогда становится ясно, что капризный принц захотел вон ту конфетку и взял её, а теперь не очень интересно – «Забери меня отсюда-а-а-а, Ва-ня-я-я», – причитает он в очередной раз, пытаясь побыстрее свалить от очередного незадачливого любовника.

– Купишь мне выпить? – голос возле самого уха заставляет Волошина повернуть голову вбок, чтобы рассмотреть чуть ли не прижавшегося к нему в сутолоке парня.

Хорош. Строен, симпатичен – почему бы и нет.

Иван кивает, делает знак бармену.

– Ты один? – парень улыбается, опускает ладонь на руку Ивана и поглаживает слегка пальцами.

Волошин снова кивает – Самойленко уже не в счет, друг и забыл о нём, занятый соблазнением очередной жертвы.

– Скучаешь?

Знакомая схема. Ну, конечно, он скучает. А этот чудесный эльф, спустившийся с небес, сейчас развеет всю грусть-печаль. Иван залипает на чуть припухших губах парня, а тот, как специально, обводит их по контуру кончиком языка.

– Меня Артём зовут, – чуть повышая голос, сообщает он, пытаясь перекричать музыку.

Артём. Ну что ж, пусть будет Артём.

– Потанцуем?

Иван самому себе обещал в начале вечера, что будет отрыв, поэтому он не сопротивляется, когда Артём тянет его к танцполу.

Потанцуем… и руки обнимают за шею.

Потанцуем… и губы скользят по коже.

Потанцуем… и запах чужих волос по рецепторам.

Потанцуем… и нарастающее возбуждение в ритме танца.

– Ха-ра-шо, – орёт где-то Самойленко, и Иван улыбается, прижимая к себе жарко льнущее тело партнёра.

– Я давно за тобой наблюдаю, – Артём так близко, что их дыхания смешиваются в одно. – Ты мне нравишься.

Так просто.

Почему бы и нет.

И парень неплох на первый взгляд.

И могло что-нибудь получиться.

И может быть, возможны отношения, которых так не хватает.

Иван смотрит на Артёма и понимает, что сегодня – да, всё получится, но потом – нет, не хочется. Не цепляет.

Хороший.

Простой.

Чужой.

Отдышаться. Воды. Хочется скинуть с себя чужие руки. Но Иван не делает этого. Зачем обижать.

– О, классная песня, – Артём двигается рядом, прижимается, заглядывает в глаза. – Про любовь. Ты веришь в любовь, Ваня?

«В твоих глазах я вижу свои мысли,

И дождь поёт на ломаном английском»…

И Волошин вздрагивает. Ненавистная песня, которая тут же напоминает о нём.

– Я верю, – не дождавшись ответа, Артём улыбается и подпевает.

«Твои глаза такие чистые, как небо

Назад нельзя, такая сила притяжения.

Твои глаза… Останови это движение

Я для тебя остановлю эту планету»…

Хочется сказать ему: «Замолчи».

Но Иван молчит, молчит и смотрит в глаза поющего парня.

Ну почему ты не он?

Почему особенный не ты, а другой? Глупо. Как глупо. Ведь они даже не разговаривали – на чём основана такая уверенность?

«Запутались мы в городах и числах,

Нет никого на свете только мы с ним»…

– Виски, – рядом шумное дыхание, горячий жар тела и рука, тянущаяся за стаканом.

Нервы Ивана натягиваются хрупкой паутиной, и горячая волна снизу и сразу в голову.

Голос.

Знакомый.

Выворачивающий до нутра.

«Неловкое молчание повисло»…

Парень возле стойки медленно поворачивается.

Ян.

Рядом.

Да как же так…

Ян опрокидывает стакан, залпом выпивает содержимое и машет бармену:

– Повтори.

Чувствует на себе чужой взгляд, склоняет голову и улыбается Ивану в лицо.

«Слишком, слишком, близко, близко»…

– Привет, – улыбается как тогда, широко и от всей души.

Хочется презрительно скривиться и небрежно бросить в ответ: «Ты кто?».

Но вместо этого, сглотнув комок в горле, Иван хрипло отвечает:

– Привет.

Ян обнимает его за шею и прижимается губами к уху:

– Тут такой тухляк. Валим?

Волошин удивлённо смотрит на него, а в голове проносятся слова Яна: «Ты что, думаешь, что особенный?»

– Решайся быстрее, время. Очень мало времени.

И Иван решается. Какая разница, что будет завтра. Завтра, может, и не будет. Пусть на ещё одну ночь, но да, он будет особенным, потому что звезда снова, во второй уже раз, упала в его ладони.

– Идём, – Ян сжимает его ладонь, переплетаясь с его пальцами своими, и тянет к выходу.

«Твои глаза такие чистые, как небо

Назад нельзя, такая сила притяжения»…

Стойкое ощущение Дежа-вю накрывает Ивана, но он так же, как и в первый раз, покорно и безропотно идёт следом за Яном, даже не обернувшись на возмущённый возглас Артёма, брошенный ему в спину:

– Ва-ня-я?

«Твои глаза… Останови это движение

Я для тебя остановлю эту планету»…

И снова по кругу.

– Гони.

И педаль в пол.

Ян смеётся так заразительно, что невозможно не присоединиться.

Хочется кричать во все горло, до хрипоты, до сорванных голосовых связок.

– Не останавливайся. Быстрее. Главное – не тормози, – кричит Ян и резко, без предупреждения, в своей манере, ставшей такой привычной, быстро и выверено дёргает вниз молнию на джинсах Ивана.

– Ты что, – Волошин пытается отпихнуть жадные и холодные руки, – мы же разобьёмся к херам.

– Зато какими яркими будут последние мгновения, – снова смеётся Ян и, высвободив из плена одежды уже возбуждённый и заинтересованный адреналиновой наглостью член Ивана, тут же втягивает его в рот.

Волошин задыхается, побелевшие пальцы впиваются в руль.

Сосредоточиться.

Пульсация крови в висках.

Полная координация.

Знойная пустыня в горле.

Не отвлекаться на раздражители.

Руку на затылок.

Следить за дорогой.

Прижать. Сильно. Крепко. До полного опустошения лёгких.

Самообладание.

Бёдрами вверх с мучительным стоном.

Следить за дорогой.

Горячо, влажно – ох-же-ж.

Следить. За. Дорогой.

Сила воли, сила воли… бляяя-я-ядь.

С трудом удерживая уплывающее сознание, Иван сквозь пелену пытается хоть что-то контролировать. В висках стучит, машина несётся по трассе, а Ян уже отодвигается от него, вытирает тыльной стороной ладони мокрый рот и широко улыбается.

Так улыбается только он.

Непосредственно.

Так по-детски.

С душой.

Бери. Твоя.

– Съезжай с дороги.

Сердце постепенно возвращается в свой привычный ритм, Иван роется в бардачке – где-то должны быть сигареты.

Выходит из машины, ещё чуть подрагивающими пальцами выдёргивает сигарету из пачки, прикуривает. Ян обходит с другой стороны и обнимает Ивана за шею.

– Ты куришь? – спрашивает и тут же прижимается к его губам в глубоком поцелуе. Отстраняется, улыбается. – Горько.

Опирается спиной на машину и задирает голову вверх, к небу с мерцающими там холодными и равнодушными звёздами.

– Красиво. Нравится?

Иван тоже поднимает голову.

– Нравится.

– Я люблю смотреть на звёзды. Они такие далёкие и такие красивые. Кажется, что они близко – протяни руку и сможешь схватить. Но нет, рука хватает лишь пустой воздух, – тут Ян вздыхает и заканчивает. – Вот и в жизни так.

– Скажи… – начинает Иван, но Ян тянется пальцами к его губам:

– Тс-с-с-с, не порти момент. Помнить надо мгновения. Жить сейчас. Понимаешь?

Иван кивает, обнимает такого близкого и тёплого Яна, который сейчас тут и с ним, тот кладёт голову на его плечо и закрывает глаза.

========== Часть 5 ==========

Ночь как одно мгновение.

И яркое звёздное небо над головой.

И хорошо так, как никогда и ни с кем больше.

Потому что мы не знаем, кого выберет наше сердце.

И когда оно выбирает, всё становится правильным.

Только с этим, одним человеком, только с ним.

Иван морщится – тело затекло в неудобной позе – осторожно потягивается, разминая одеревеневшие мышцы, и открывает глаза. Уже утро. Положив голову на его плечо, мирно посапывает Ян, прикрыв голые плечи выуженным из недр багажника пледом.

Волошин улыбается, вспоминая подробности минувшей ночи – феерия острых эмоций и ощущений.

«Видели ночь, гуляли всю ночь до утра»…

Он легко прижимается щекой к голове Яна, чувствуя прикосновение его спутавшихся во время сна волос к своей коже. Хочется обнять его, но Иван понимает, что таким образом может разбудить свою звезду, а что будет после пробуждения, как поведёт себя этот непредсказуемый человек, предугадать невозможно.

«Ты кто?»

Больше всего Ивану сейчас не хочется услышать этот вопрос.

Поэтому он терпеливо дожидается, пока Ян сам откроет глаза, несмотря на ноющие мышцы, требующие немедленной смены позы.

– Привет, – Ян улыбается. – Сон в машине – сомнительное удовольствие, не находишь?

Иван улыбается в ответ:

– Привет.

– Надо ехать. Город ждёт.

Волошин кивает. Ян выбирается из машины, прыгает, приводя в чувство скованное от неподвижности тело. Собирает разбросанные по салону вещи, одевается и садится на переднее сиденье.

– Поехали.

Иван заводит машину и выезжает на трассу. Некоторое время они молчат, наконец, Волошин решается:

– Поговорим?

– Зачем?

– Ты мне нравишься.

– Ну, надо же, – Ян дёргает бровями в непонятной эмоции. – А ты уверен, что это именно я тебе нравлюсь?

– В смысле?

– Ты ничего не знаешь обо мне. И поверь, я бы тебе совсем не понравился, если бы ты знал меня настоящего.

– Так и ты, не зная меня, делаешь выводы о моих решениях, – парирует Иван.

Ян поворачивается к нему и отрывисто говорит:

– Ты на что повёлся? Вот на это? – он обводит своё лицо по контуру пальцем. – Так это оболочка, фантик, понимаешь? Ты ведь не маленький, должен знать, что не всегда под красивым фантиком оказывается вкусная конфетка. Почём знать, может, какой-то шутник подсунет тебе мышьяк вместо конфетки. Нельзя всё подряд в рот тащить.

– Ты таким образом хочешь отпугнуть меня? – Иван тоже начинает заводиться. – С чего ты взял, что меня привлекает только внешность?

– Да проходили мы это. Неинтересно, – зло бросает Ян и приказывает. – Машину останови.

Волошин на автомате жмёт на тормоз, и Ян тут же выскакивает наружу, хлопнув дверью. Машет руками перед проезжающими мимо автомобилями – один из них тормозит, и он, не глядя в сторону Ивана, запрыгивает внутрь.

Вот и поговорили.

Вот и сдвинулись с мёртвой точки.

Вернулись туда, откуда начали.

Странная игра.

Непонятные правила.

Выпал ход на пять клеток вперёд, но на месте оказалось, что удачный шаг привёл тебя к пропасти, и теперь ты возвращаешься окольными путями на исходные позиции.

Телефон вибрирует от сигнала входящего сообщения. Иван косится на экран – так и есть – адрес, по которому надо забрать Генку.

Самойленко уже ждёт его возле подъезда высотного дома по указанному адресу, подпрыгивая от нетерпения. Иван улыбается, подмигивает другу:

– Ну, как, хорошо оттянулся, дитя порока?

– Это была божественная ебля, – сладко потягивается Самойленко, но тут же негодующе смотрит на друга. – Ты зачем мальчика обидел?

– Какого мальчика? – Иван непонимающе хмурится, а Самойленко продолжает:

– Я отправил к тебе мальчика, чтобы он утешил тебя в твоей печали, а ты его кинул.

Точно. Был же мальчик. Как же его… как же…

– А, Артём, что ли? Так это ты его подослал?

– Ага, я, – довольно кивает Генка. – Он на тебя давно глаз положил, и не прочь был положить и всё остальное. На кого ты его променял?

– Помнишь того парня, с которым я как-то уехал из клуба? Ты ещё дико завидовал.

– Я? Завидовал? – Самойленко задыхается от возмущения. – Да у меня таких по всем углам по пятеро. Помню. С ним?

– С ним, – кивает Иван.

– Ясно. И как?

– Да всё так же.

– Снова потрахались и разбежались? – Генка крутит головой и фыркает. – Идеальные отношения.

Да уж. Для кого такие отношения идеальные, а для Ивана – печаль-беда и осень в мыслях.

– Кстати, – Самойленко душераздирающе зевает и выдаёт, – я Артёму твои данные скинул, так что не пугайся, если он вдруг нарисуется.

– Ну, зачем? – Иван укоризненно смотрит на друга, но тот в ответ лишь пожимает плечами и довольно улыбается.

Иногда Волошину хочется придушить Генку, изображающего доброго самаритянина, что пальцы сводит. Но Самойленко так непоколебимо уверен, что это всё только во благо, и ничего плохого в его поступках нет, что все намерения Ивана разбивались об ослепительную улыбку друга, и он смиренно встречался с какими-то мутными типами, которых подыскивал ему Генка, ходил с ними на свидания и чувствовал себя героем шоу «Давай поженимся».

А и пёс с тобой.

Иван обречённо вздыхает.

Артём – синица в руках.

Ну вот, берём синицу, раз до журавля в небе все равно не достать, а собственных крыльев отрастить не удалось.

И Артём не заставляет себя ждать. В этот же день звонок:

– Встретимся?

Иван морщится. Только не сегодня. Сегодня он ещё ощущает волнующий запах ночного тела, кожа ещё помнит прикосновения к ней, а если закрыть глаза, то фантазия дорисовывает и всё остальное.

– Я занят, – сухо отвечает он.

Артём молчит несколько секунд и шумно дышит в трубку:

– У тебя всё равно нет там шансов, – выдаёт отрывисто.

– Ты о чём? – Иван старается придать своему голосу недоумевающий тон, но всё он прекрасно понимает.

– Я знаю его. Его не интересуют отношения. Только на раз, на большее его интереса не хватает. Он тебя и не узнает при встрече.

– Какая информированность, – хмыкает Иван, а внутри всё сжимается, потому что это горькая правда.

– Ты что думаешь, ты первый? У него крыша протекает. Понятно?

– Непонятно.

– Конечно, он такой весь таинственный, что неебаться. На него все ведутся. Не будь серой массой, Иван. Он псих. А ты мне на самом деле нравишься.

– Давай, я сам выводы буду делать, – отрезает Волошин и прерывает разговор.

Бьёт кулаком в стену.

Нет. Надо поговорить.

Ещё один шанс.

Ещё один.

Ему?

Себе?

Им?

========== Часть 6 ==========

День первый – отрицание.

Хватит. Сколько можно. На нет и суда нет. Не хочет – не надо. С какого он за ним бегать должен?

Есть такое понятие – не судьба. Не сложилось, не срослось, не твоё. Хорошо, когда люди, которые тебе не подходят, к тебе не подходят. И не надо. И хорошо. Лучше жить спокойно и стабильно, пусть и невыносимо скучно, чем так, балансируя на тонкой проволоке над рекой с крокодилами. Адреналин. Драйв. Нервы лопаются, и взрывается разум.

День второй – торг.

Но ведь другого такого не найти. А как же истина, что за счастье надо бороться? И пусть над пропастью, и пусть крокодилы, и пусть сегодняшний день будет последний, но с ним. Потому что с ним один день длится «дольше века».

Ещё один шанс, всего один, решающий разговор. Не может быть, чтобы ничего между ними не промелькнуло. Не может быть, чтобы и во второй раз Ян выбрал его случайно. Не может быть, чтобы у человека была настолько плохая память, чтобы не запомнить того, с кем провёл уже не одну, а две ночи. И им было так хорошо вместе.

День третий – принятие.

Пусть будет так, как будет. Если он скажет, что не хочет продолжения, значит, Иван отступит. Будет больно, всегда больно, когда находишь своего человека, для которого оказываешься чужим. Всегда больно, когда тебя отвергает тот, кто стал Солнцем твоей Вселенной. Всегда больно, когда понимаешь, что вот она – настоящая любовь, которая вспыхнула в твоей жизни, и другой такой не будет. Любовь, что коснулась твоего сердца, одной сплошной раной открытого перед ней. Сердца трепещущего, обнажённого, пульсирующего в рассечённой груди. И всё, одно мгновение – любовь поцеловала тебя случайно и тут же, испугавшись своей смелости, растаяла, притворившись иллюзией.

Иван сидит на скамье возле Политеха и внимательно вглядывается в лица проходящих мимо него студентов, чтобы не пропустить того единственного, ради которого он пришёл сюда, из-за которого вот уже несколько дней ведёт ожесточённый спор с самим собой. Это всё так глупо, что и рассказывать никому не хочется. Даже с Самойленко, с которым можно поделиться всем и всегда, даже с ним Иван не может разговаривать о Яне. Кажется, что Генка поднимет его на смех, узнав, что после пары перепихов по пьяни, Иван так глубоко и бесповоротно увяз в своём случайном партнёре по такому же случайному сексу.

Влюбился? Когда эта мысль первый раз посещает его, Волошин с негодованием крутит головой. Так не бывает. Какая любовь. Та самая, что ли? С первого взгляда, с первого вздоха, и в омут с головой? Так что ли? Так это ведь только в сопливых фильмах для домохозяек. В жизни такое не случается. Да и что это за любовь – потрахались без излишних экивоков и разбежались в разные стороны. Но нет же, заноза осталась. Болит, требует к себе внимания. Сладкая боль. А вытащишь – начнёт болеть ещё сильнее, начнётся абсцесс, сердце придётся удалить, а как дальше жить без сердца?

У кого-то получается. Такое впечатление, что у Яна как раз такая ампутация и случилась когда-то: случайно ли, намеренно, но дело сделано – как вернуть сердце обратно?

Мальчик-звезда, у которого нет сердца.

Иван усмехается. Романтично, мать вашу. И когда он успел стать романтиком?

– Иду и надеюсь, что у меня галлюцинации. Подхожу – а нет, не галлюцинации, – усталый голос сверху заставляет задумавшегося на несколько минут Ивана поднять голову.

– Привет, – он улыбается. Это уже ощутимый шаг вперёд – Ян помнит его.

– Скажи, что ты тут случайно или по каким-то своим, не касающимся меня, делам, – просит Ян, но по его тону становится ясно, что он не очень верит в подобную перспективу.

– Нет, – Волошин качает головой и снова улыбается. – Я ждал тебя.

– Ждал меня, – задумчиво повторяет за ним Ян. – Счастье-то какое. И зачем ты ждал меня?

– Поговорить… – начинает Волошин, но закончить фразу не успевает.

– Вот о чём нам с тобой говорить? – Ян кривится и переминается с ноги на ногу. Иван в который раз убеждается, что дневной Ян очень сильно отличается от Яна ночного. Спокойный, говорит как через силу – похож на пустую комнату, в которой выключили свет. – Мы отлично провели время вместе, тебе было хорошо – мне было хорошо – никаких претензий. Сейчас ты что от меня хочешь?

– Тебя.

Ян удивлённо приподнимает брови и насмешливо смотрит на Волошина:

– В каком смысле ты меня хочешь? Я не в полной мере удовлетворил тебя?

– Я во всех смыслах тебя хочу, – упрямо продолжает Иван, глядя на Яна так пристально, что тот не выдерживает и на секунду опускает глаза вниз.

– О как, – усмешка на лице Яна становится ещё более заметной. – Во всех смыслах. Что ж ты такой неугомонный?

– Почему ты не хочешь дать нам шанс?

– О каком шансе речь? – раздаётся громкий и преувеличенно весёлый голос за спиной Яна, и Волошин с неудовольствием морщится. Девушка, что в прошлый раз не дала им поговорить, подошла так незаметно, будто мгновенно переместилась из какого-то другого места. – А, это опять ты? – Она поджимает губы и с вызовом смотрит на Ивана, а потом вопросительно на Яна:

– Что ему надо?

– Хочет меня, говорит, – с непонятной эмоцией на лице отвечает ей Ян.

– Какой ты у меня востребованный, милый, – улыбается девушка и собственически вплетает свои пальцы в пальцы Яна. – И все-то тебя хотят. Не выйдет, – обращается она к Волошину. – Все билеты раскуплены, вам придётся выйти из зала.

– Давай, ты мне указывать не будешь, – Иван встаёт со скамьи и хмуро смотрит на неё сверху вниз.

– А давай я буду тебе указывать, – девушка, ничуть не смутившись, всё так же с вызовом задирает на Волошина голову.

– Право есть мне указывать?

– Насчёт указывать не знаю, – Ян обнимает её и прижимает к себе. – А права у неё есть. Это моя девушка. Пойдём, Аня.

Аня победоносно улыбается, всем своим видом говоря: «Ну что, выкусил?»

– Пойдём, милый. Устал?

– Есть немного. Домой хочу.

И тут же, словно забыв о существовании человека, с которым только что разговаривали, они идут дальше, тихо переговариваясь о чем-то между собой.

Иван тупо смотрит вслед удаляющейся паре, пытаясь собрать разбежавшуюся в разные стороны логику в единое целое.

В смысле, девушка? Девушка, которая в курсе предпочтений своего парня? Что это за девушка такая, и что у них за отношения? То, что она и в самом деле в курсе, сомнений не оставляет. Да и Ян совсем не смутился, сообщая, с какой целью появился неожиданный визитёр.

Вот и поговорили.

Понятнее не стало.

Детская игра с наспех придуманными правилами.

«Да и нет не говорить…»

И ведь, действительно, Ян не ответил ему категоричным отказом, он говорил неясно и размыто, и итог этого разговора представлялся теперь тоже не менее размытым.

И девушка. Чёрт, информация, что у Яна есть девушка, стала полной неожиданностью. Наличие девушки значительно осложняло и без того трудную ситуацию. Почему-то, размышляя об их с Яном взаимодействии, Иван и предположить не мог, что у того вообще кто-то есть. Что он не один.

И в самом деле смешно.

Смешно до истерики.

До спазмов в горле.

Смешно до одного шага от нервного срыва.

Ян – ядовитая заноза в сердце.

Звезда, мать его, смерти.

Забыть, плюнуть и растереть?

Вот она, человеческая психология во всей своей неприглядной красе – дотянуться до недосягаемого, схватить ускользающее, взять то, что нельзя – как в детстве, когда так хочется чем-то острым и металлическим и в розетку.

«Не ходи, деточка, по тонкому льду – провалишься».

А деточка улыбается и прёт напролом.

Иван глухо матерится, сжимая кулаки до побелевших от напряжения пальцев.

Больше инфы, надо больше инфы. Кто может что-то знать об этом парне?

Артём.

Волошин раздумывает некоторое время, потом решительно набирает номер.

– Привет, – сухо, по-деловому.

– Привет, – голос по ту сторону недоверчиво радостный.

– Встретимся?

– Конечно, – радости в голосе становится на порядок больше.

– Кафе «Сакура» знаешь?

– Конечно.

– Подъезжай.

Каким-то неведомым образом Артём успевает добраться до места раньше Ивана.

– Тут неплохо кормят, – сообщает он, разглядывая меню.

– Заказывай, что хочешь, – предлагает Волошин.

– А ты?

– Я не голоден.

И в самом деле – кусок не полез бы в горло, даже если бы Ивану за это приплатили. Артём довольно кивает и водит пальцем по позициям.

– А откуда ты Яна знаешь?

– Баженова? – Артём хмыкает и тянется к стакану с водой. – Учимся мы с ним в одном универе, мелькает перед глазами.

– Ты сказал, что у него крыша протекает. Что это значит?

Артём прекращает есть и с подозрением косится на Ивана:

– Ты ради этого меня пригласил? Чтобы о нём потрепаться?

– Мне просто интересно, – Иван пожимает плечами.

– Ну, точно, так я и поверил, – Артём кривится, но, тем не менее, говорит.– Высокомерный, эгоистичный, с завышенным ЧСВ ублюдок. Корона ему не жмёт, как ни намекай. Ему плевать на людей, сегодня он тебе улыбнётся, а завтра пройдёт мимо и так посмотрит, будто ты не человек, а привокзальный бомж с последней стадией проказы.

– Не преувеличиваешь? – с сомнением в голосе спрашивает Волошин.

– Наоборот, это я ещё углы сглаживаю.

Иван постукивает черенком чайной ложки по столу – последний вопрос, самый главный вопрос.

– Он с девушкой ходит…

– А, ты про Рудакову, что ли? Ну да, говорят, они вместе. По крайней мере, они всегда рядом, – тут Артём тянется к Ивану и кладёт свою руку на его. – Может, хватит о посторонних, может, поговорим о нас?

– Хочешь в кино? – предлагает Иван первое, что приходит ему на ум.

Артём улыбается и покладисто кивает, не замечая задумчивого вида Волошина, не замечая, что мысли его где-то совсем далеко.

========== Часть 7 ==========

– Ах, кружи-и-и-те-е меня, кружи-и-и-те-е, – Самойленко вертится перед зеркалом, изгибаясь во все стороны и разглядывая себя. – Зеркало, зеркало на стене, кто всех красивее в этой стране?

Иван фыркает, сидя в глубоком кресле и пытаясь сосредоточиться на параграфе учебника.

– Что ты там фырчишь, мой Росинант? – Самойленко испытующе смотрит на друга. – Ну, как я тебе? Скажи.

Волошин поднимает глаза на Генку. Тот в картинно-выставочной позе замирает напротив, отставив в сторону руку с изысканно отведённым в сторону пальцем. Самойленко сейчас напоминает гламурную модель какого-нибудь экстравагантного модельного показа.

Ярко накрашенное кукольное личико Генки моргает подрисованными глазками и длинными ресничками, выставив вперёд алые губки. Стройные ножки затянуты в чулки-сеточку, а бедра чуть прикрывает короткая и пышная юбка. Выше юбки Генка бесстыдно гол, что совсем его не смущает.

– Ну что? – он вопросительно вглядывается в Ивана, ожидая ответа.

– Прости, – снова не может удержаться от смешка Волошин, – но ты похож на шлюху, причём не очень дорогую.

– Отлично, – удовлетворённо выдыхает Самойленко. – Как раз этого я и добивался. Сверху я надену такое, знаешь, с рукавчиками-фонариками, и корсет на шнуровке. Я заказал, мне завтра сошьют. И, вуаля, образ готов.

– Я никуда с тобой и твоим блядским образом не пойду, – категорически заявляет Иван и вновь утыкается в страницы параграфа.

Но учебник из его рук тут же выхватывают цепкие пальцы Самойленко, а сам он, чуть ли не усевшись сверху, нависает над другом и укоризненно выговаривает:

– Ты не посмеешь, я столько готовился к этому карнавалу. Придумал образ – раз, – Генка загибает один пальчик за другим, – потратился на костюм – два. Опять же салон: укладка, макияж, маникюр – это три. И после всего этого я пойду один, как какая-нибудь?

– Позвони кому-нибудь из своих почитателей.

– Ну, вот ещё, – Самойленко обиженно поджимает губки. – Чтобы они возомнили о себе невесть что? Чтобы подумали, что я… что это я за кем-то бегаю? Да никогда! Всё решено – ты идёшь со мной, и это не обсуждается.

– А можно мне другого лучшего друга? – вздыхает Волошин.

– Нельзя, милый, – Генка целует его в нос и снова поворачивается к зеркалу. – Ну, ты посмотри – какая конфетка, да я бы сам на себя запал.

– А то не так будто, – Иван качает головой.

Самовлюблённость друга порой немного раздражала, но Генка таким был всегда, с самого детства имел о своей персоне самое превосходное мнение, чем неимоверно бесил окружающих его людей, начиная от родителей и заканчивая учителями в школе. Очень часто Ивану, всегда выделявшемуся среди сверстников физической силой, ростом и шириной плеч, приходилось отбивать Самойленко от несогласных с его величием сторонников равноправия.

Генка был всегда рядом, как-то так вышло, что они, такие непохожие характерами, словно приросли друг к другу. Даже первый поцелуй, который в итоге определил ориентацию, вышел с ним, с лучшим другом.

Им было по шестнадцать, они с другими пацанами во дворе напились пива за гаражами, а потом забежали к Генке домой, чтобы отлить, и в коридоре, столкнувшись лбами, Иван вдруг оказался прижат губами к мягким и тёплым губам Самойленко. Дальше поцелуя дело не пошло – они как-то разом вдруг протрезвели, почувствовав неловкость, а Волошин был потом так благодарен этому отрезвлению, потому что чувство неправильности захлестнуло его, мигая в сознании красными буквами «Стоп».

Целовать Самойленко – это было всё равно, как целовать собственного брата, пусть его и не было никогда, но ощущение такое же. И Генка потом тоже признавался, что испытал подобные эмоции. Поэтому после пары недель избегания друг друга, после недомолвок и недопониманий, они набрались смелости, чтобы поговорить о том, что случилось. Затем, решив забыть о досадном приключении, будто его и не было, они стали жить дальше. А дружба их становилась всё крепче.

– И тебе тоже не мешало бы подобрать какой-нибудь костюмчик, – Генка оценивающе разглядывает фигуру Ивана. – Я могу договориться, тебе же не нужен эксклюзивчик, как у меня. А в аренду можно взять хоть что, хоть сценический костюм леди Гаги.

– Тот, который из мяса? – откровенно хохочет Волошин. – Я бы не отказался. Но мясо должно быть жареным, плюс лучок и кетчуп.

– Ай, какой ты нудный, – капризно поджимает губы Генка. – Ну, я что-нибудь для тебя всё равно придумаю.

– Страшно представить, – вздыхает Волошин. – Ладно, мне надо до дома. Вечером я тоже буду занят.

– С Артёмом встречаешься?

– Ну, а с кем же ещё.

– Ты ему очень нравишься, – Генка испытующе заглядывает другу в глаза.

– Да знаю.

Конечно, он знает, тут и слепой бы почувствовал. Решив выбросить из головы все мысли о Яне, Волошин ничего лучше не смог придумать, как попытаться заменить преследующий его образ другим, более доступным.

Артём был милым, послушным, не доставляющим лишних хлопот, но таким чужим, несмотря на те несколько недель их знакомства, что Иван пытался убедить себя, что всё у них получается.

С ним было скучно, предсказуемо, и каждый раз Волошин чуть ли не заставлял себя ехать на встречу с ним. Артём, казалось, не замечал холодности Ивана, казалось, его всё устраивает. Он был уверен, что у них отношения, хотя до постели дело всё не доходило. Волошин играл в благородного рыцаря, утверждая, что надо проверить отношения – большего бреда он в жизни не нёс. Артём обижался, но не спорил. А Иван просто не хотел его, даже ради разгрузки, даже ради отвлечься – не хотел, и всё тут.

А про того, кого он хотел до скрежета крошащихся от напряжённого трения друг о друга зубов, о том он думать себе запрещал. Да и сам Ян не показывался на горизонте, словно его и не было никогда. Вот уже несколько недель Иван напрасно вглядывался в толпу на танцполе в смутной надежде увидеть знакомое гибкое тело.

Он мысленно представлял себе его: вот он, совсем рядом, с закрытыми глазами… растрёпанные волосы слиплись на покрытом испариной лбу… губы чуть шевелятся, повторяя слова песни, а тело живёт собственной жизнью…

«Твои глаза такие чистые, как небо!

Назад нельзя, такая сила притяжения»…

И эта песня, она везде… как специально кто-то следит за Иваном, словно он участник дурацкого реалити-шоу под названием «Убей свои нервы». Песня играет в маршрутке, где он едет, звучит из открытого окна проезжающего мимо автомобиля, стоит на звонке входящего вызова у однокурсницы… да что ж такое.

Знаки, знаки… будь Иван суеверен, он бы уже медленно и безвозвратно сходил с ума.

«А я и схожу», – вкрадчиво шепчет ему на ухо собственное сознание.

– Идёшь на карнавал? – Артём тянется за поцелуем, Иван виртуозно отклоняется в сторону и приобнимает его за плечи.

– Придётся, – пожимает плечами.

Артём радостно улыбается:

– Здорово. Я был уверен, что Геночка тебя уговорит.

– Ты хотел сказать заставит? – Иван усмехается – Генкины уговоры обычно больше похожи на шантаж с угрозами.

– Костюм уже придумал? – и этот туда же.

– Никаких костюмов, – Волошин даже хмурится от неудовольствия. – Я не цирковой медведь, которого скоморохи по ярмаркам водят, чтобы пялить на себя что придётся.

– В костюмах вход бесплатный, – как бы между прочим замечает Артём.

– Я как-нибудь постараюсь пережить ту огромную брешь в бюджете, которую проделает там входной билет в клуб, – тут Иван улыбается и с прищуром смотрит на Артёма. – Ну, давай, скажи, что я скучный.

– Нет, не скажу, – Артём тоже улыбается. – Думаю, тебе это Геночка уже раз десять повторил.

Иван вздыхает – не парень, а мечта. Ни одного неверного слова, ни одного неправильного движения. Так почему же так сильно хочется развернуться и уйти? Что с ним не так? Хотел ведь, так хотел просто отношений с нормальным парнем. Ну, вот он – просто нормальный парень, который всё для тебя сделает. Так что ты морщишься, как кот, обожравшийся сметаны до такой степени, что видеть её не может, сразу тошнит.