Текст книги "Пять лет (СИ)"
Автор книги: Sapphire Smoke
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== Глава 1 ==========
– Эй, приятель, что там по поводу твоей мамы и Рождества?
Генри, повесив игрушку на одну из нижних ветвей, выпрямился во весь свой богатырский рост, почти сравнявшись высотой с елкой. Без сомнений, в этом он пошел в Дэвида, потому что, что уж тут говорить, их с Нилом рост тянул разве что на средний.
В свои девятнадцать Генри выглядел как вполне взрослый мужчина, что лишний раз подтверждала его шкиперская бородка, которую Реджина явно не одобрила, когда сын приехал из колледжа на каникулы. Эмма говорила ей, что могло быть и хуже, что вместо шкиперской бороды он мог приехать, к примеру, с усами порноактера, но Реджина, покосившись на нее так, словно именно Эмма была во всем виновата, выразила надежду, что эта борода – временное явление. Честно говоря, Эмма думала, что с бородой Генри только привлекательней – в любом случае, с ней он выглядел лучше, чем Эмма ожидала.
Генри пожал плечами, доставая следующую елочную игрушку:
– Не знаю, мне кажется, что она просто не любит Рождество. Она только притворяется; я думал, что она любит Рождество, когда был ребенком, но теперь…
– …считаешь, что она перекладывает на меня обязанность устраивать для тебя желанное Рождество, чтобы ей не пришлось? – предположила Эмма и поймала свой хмурый взгляд, отразившийся в одном из маленьких стеклянных шариков. – По крайней мере, это так выглядит. Знаешь, это единственный праздник, который она отдала мне без борьбы. Между тем, ежегодные попытки выяснить, с кем ты будешь проводить День Благодарения, напоминают Третью мировую. У меня даже остался шрам от вилки, которой она в меня запустила.
– Так, может, в следующем году мы сможем отпраздновать День Благодарения все вместе; как настоящая семья, хотя бы раз? – ответил Генри, в голосе которого явно читалась обида, которую он безуспешно пытался скрыть. – Но вас, по-видимому, этот вариант не устраивает. Слишком уж разумный.
От неловкости у Эммы внутри все сжалось. Выбирая в коробке следующую игрушку, она начала защищаться: – Это не потому, что… это… – но, в конце концов, вздохнув, она просто замолчала, не зная как объяснить ему всю эту ситуацию. Вместо объяснения она просто произнесла извиняющимся тоном: – Просто ничего не выйдет, приятель. Мне жаль.
– Почему нет? – спросил Генри, и на мгновение в его тоне послышалось хныканье маленького мальчика, что, если честно, звучало несколько странно из уст человека, говорившего таким басом. – Все это так глупо… Что, черт возьми, случилось пять лет назад?
– Ничего…
– Херня, мам. Вы нормально ладили – можно даже сказать, что вы были друзьями или типа того – и потом ни с того ни с сего превратились в людей, которые просто не выносят друг друга.
– Мы не ненавидим друг друга, это не… не в этом дело, понятно? – Эмма понадеялась, что Генри оставит эту тему, но знала, что на такой ответ он не купится. Уже слишком давно ни она, ни Реджина не пытались объяснить причину их напряженных отношений; не мудрено, что у парня просто терпение лопнуло. – Просто… существует некоторая неловкость между нами. И хватит ругаться, иначе твоя мама убьет меня и сделает из моей головы главное украшение своей следующей вечеринки.
– Мам, просто расскажи мне. Я уже давно не ребенок; я смогу с этим справиться. И поправь меня, если ошибаюсь, но, думаю, я имею право знать, почему моя семья разваливается на части, правда?
Отлично. Он давит на чувство вины.
Эмма вздохнула, запустила пальцы в волосы и, поджав губы, посмотрела на сына. Парень был прав; он заслуживает знать правду, особенно если учесть, что сам находится в эпицентре всей этой ситуации. Но ее было… так трудно объяснить; по крайней мере, объяснить так деликатно, чтобы не ранить его чувства. Этого Эмме хотелось меньше всего.
– Ладно, так и быть, – наконец уступила Эмма, облокотившись на стену и складывая руки на груди. Генри выжидающе смотрел на нее, пока Эмма, глядя в окно, подбирала правильные слова. – Пять лет назад твоя мама и я, мы… мы, вроде как, даже не знаю, как сказать, «провели вместе ночь», называй как хочешь.
– Вы?.. – начал в замешательстве Генри, пока его не осенило, и отвращение от осознания сказанного Эммой не отразилось на лице. – Фу-у, ты переспала с моей мамой?
Эмма пронзила его сердитым взглядом.
– Как же я рада, что решила завести этот серьезный разговор со своим взрослым сыном! Да, я переспала с твоей мамой. Прости, что это признание убило остатки твоей детской невинности.
– Эй, прости, это была непроизвольная реакция! – защищался Генри, его взгляд говорил, что уж она-то как никто другой должна была предугадать его реакцию. – Да ладно, я просто хотел сказать, что никто не хочет думать о том, что его родители занимаются сексом; это просто отвратительно. Как бы ты себя почувствовала, начни вдруг бабушка рассказывать тебе о…
Эмма подняла руку, чтобы остановить Генри прежде, чем он начнет живописать картины, которые ей совсем не хотелось представлять в данный момент. И ни в один другой тоже. – Хорошо, хорошо, я поняла тебя. – уступила она. – Ты спросил, а я ответила. Так что теперь ты все знаешь, так? Конец истории.
Генри, скрестив руки на груди, одарил ее недоверчивым взглядом.
– Так, значит, у вас было то самое… один раз, и теперь, спустя пять лет, вы едва выносите друг друга? Ну да, конечно. Очевидно же, что здесь все не так просто.
Эмма отвела взгляд и продолжила наряжать елку, стараясь игнорировать жгучее чувство, образовавшееся где-то в желудке. Она уже начала жалеть, что вообще завела с Генри этот разговор – ей слишком многим хотелось поделиться, тем, чего она уже коснулась в разговоре. – Все… просто очень запутанно, парень.
– Нет, не запутанно; ты просто не хочешь мне рассказывать.
Неприятное жжение в желудке неожиданно усилилось, и в какой-то момент Эмма, ошеломленная силой нахлынувших эмоций, потеряла терпение. Она ударила рукой по журнальному столику, где стояла коробка с игрушками, и повернулась к сыну.
– Нет, Генри, я не хочу рассказывать тебе, потому что каждый раз, когда я думаю об этом, мне становится!..
Но она заставила себя замолчать, вспомнив, с кем разговаривает, тряхнула головой и отвернулась, запуская дрожащую руку в волосы.
– Черт. Прости, парень, – извинилась Эмма, чувствуя себя полной идиоткой от того, что так легко вышла из себя и сорвалась на сына. – Я не хотела кричать на тебя. Просто для меня это не самая приятная тема для разговора.
Генри сморщил нос, сочувствие отразилось на его лице в ответ на силу материнской реакции, и на выводы, к которым он пришел на ее основании. К сожалению, он и правда был далеко не так наивен, как бы хотелось Эмме. – Ты на самом деле хотела быть с моей мамой, так ведь? Встречаться с ней? – Эмма молчала, и Генри, угадав по ее реакции, грустно произнес: – А она сказала нет.
Слова Реджины были гораздо живописней, чем простое «нет», они низвели ночь, проведенную ими вместе, до простого средства от скуки, но…
– Да, типа того, – на этих словах голос Эммы немного сорвался, хотя она и старалась говорить твердо. Эмма откашлялась, взглянув на сына, и заставила себя больше не расстраиваться по этому поводу. – Слушай, мы обе… мы обе сказали тогда слова, которые уже не заберешь назад, поэтому сейчас нам несколько неловко находиться рядом друг с другом. Извини, я знаю, что все это отстойно.
– Хорошо, я понял, но… Мам, это было пять лет назад. Почему вы все еще так злитесь?
– Ты что, никогда не встречал свою маму? – спросила Эмма, недоуменно глядя на сына, потому что… ну серьезно. – Она самый злопамятный человек из всех, кого я знаю. Она в буквальном смысле прокляла целое королевство, чтобы отомстить моей матери за то, что она сделала, будучи ребенком; ты думаешь, она изменилась? Да ладно тебе!
– Вероятно, нет, но я все равно не понимаю, почему она вообще злится, – ответил Генри. – Даже если она не хотела встречаться с тобой, это не повод тебя ненавидеть.
– Я уже говорила, что мы не ненавидим друг друга. Мы все еще разговариваем, как цивилизованные люди, разве нет? – По крайней мере, на людях, но Эмма полагала, что для ее сына в этом нет никакой разницы. – Мы просто… мы просто больше не общаемся, как раньше, и, возможно, спорим чаще, но все равно… Я не знаю. Это очень неловкая ситуация.
– Так значит, она ненавидит тебя, потому что ей неловко находиться рядом с тобой? – спросил Генри, в замешательстве нахмурив брови. – Почему?
– Потому что я сказала то, что не следовало, понятно? – резко ответила Эмма, не желая больше отвечать на все эти вопросы. Это походило на моральную пытку. – И то, как она ответила на мои слова, причинило мне… причинило мне боль. Поэтому все так и вышло. Так что даже пять лет спустя всякий раз при взгляде друг на друга мы вспоминаем о том, что произошло, и стараемся как можно реже встречаться. Поверь мне, так даже лучше.
– Как скажешь, – ответил Генри явно недоверчиво, развешивая на елке мишуру. – Но, если тебя интересует мое мнение, слишком много драмы на пустом месте. Ведь вы же не были влюблены или типа того?
Эмма поджала губы и промолчала, и отсутствие ответа заставило Генри поднять брови от удивления и неверия.
– О, Боже, мам, ты была влюблена в нее? То есть это прям «истинная любовь» была?
– Генри, – решительно оборвала его Эмма, с силой ударяя рукой о стену и поднимая на сына глаза. Желудок скрутило от боли, старые чувства, которые она так долго старалась похоронить, нахлынули с новой силой, что Эмме совершенно не нравилось. – Я ответила на твои вопросы, так? Теперь ты знаешь, в чем дело, все, конец истории. Оставь эту тему и лучше надень звезду на макушку елки. Нам еще нужно развесить все эти украшения, мы ведь еще и половины не сделали. Я хочу закончить с ними, пока бабушка с дедушкой не пришли.
Генри обиделся за то, что его так резко осадили, и сильно сжал губы в тонкую линию. Это так сильно напоминало Реджину, что Эмма отвернулась. – Хорошо. Но мне все еще кажется, что это глупо.
– Думай, что хочешь, – резко ответила Эмма, передавая сыну звезду. – Это ничего не изменит.
Эмма действительно так думала, по крайней мере, следующие три дня.
========== Глава 2 ==========
– Ну давай!
– Генри, – категорично ответила Реджина, глядя поверх очков на своего сына, похожего в данный момент на взрослого ребенка, – прекрати ныть, ты уже слишком взрослый для этого. Кроме того, мне казалось, ты любишь встречать Рождество со своей биологической матерью.
– Я не говорю, что не хочу встречать его с Эммой, я просто хочу, чтобы и ты была с нами, – просил Генри с мольбой в глазах. – Это все, чего я хочу на Рождество, понимаешь? Чтобы вся моя семья была вместе. Ты можешь это сделать, хотя бы раз? Можешь даже не дарить мне подарки.
– Ты так говоришь, потому что знаешь, что я их уже купила.
– Тогда пожертвуй их кому-нибудь или отдай! Я серьезно, мам.
В ответ на это заявление Реджина выгнула бровь; она действительно не ожидала, что Генри будет настаивать на такой уступке, особенно если учесть, что Рождество было его любимым праздником, а подарки – важнейшей его частью. И тем не менее… – Генри, не то чтобы я была против этой идеи… – это была ложь, ну и что? – …но мы с твоей биологической матерью вместе составили постоянный график, согласно которому я праздную с тобой День Благодарения, а она – Рождество. Если учесть, что Эмма не была приглашена на наш ужин несколько недель назад, мне кажется, будет неправильно, если я посягну на ваше совместное время.
– Ничего вы не «вместе составили постоянный график», – возразил Генри, пронзив Реджину взглядом, который говорил, что ему все известно. – Эмма сказала тебе, что хочет провести со мной День Благодарения, ты ответила: нет, а потом швырнула в нее вилку.
– Это было в прошлом году, дорогой; и ей еще повезло, что я не запустила в нее чем-нибудь побольше в ответ на ее вопли. В этом году, тем не менее, я проинформировала ее, что тебе будет лучше придерживаться одного постоянного графика, и она согласилась.
– Нет, не согласилась.
– Ну, в конечном итоге, все же согласилась. В любом случае, Генри, я не хочу навязываться.
– Мама, ты в буквальном смысле принуждаешь Эмму делать все по-твоему, так почему бы в этот раз тебе не заставить ее согласиться на то, чтобы ты праздновала Рождество вместе с нами? – резонно заметил Генри, и у него, вообще-то, были на то причины. Очень редко Реджина не добивалась своего в спорах с Эммой Свон, хотя и старалась не думать, почему все происходит именно так. – Да ладно, я знаю, что ты не любишь Рождество или… Эмму, если уж на то пошло, но можешь попробовать, хотя бы раз? Пожалуйста!
Только сейчас Реджина отложила газету.
– Почему ты думаешь, что я не люблю Рождество? – все эти годы она старалась, очень сильно старалась, выглядеть счастливой во время рождественских каникул, и думала, что у нее это получается. Возможно, Реджина вела себя слишком очевидно, спихивая сына Эмме в Сочельник, но она по-прежнему предпочитала нацепить на лицо фальшивую улыбку; почему-то, так было еще больнее. – И у нас с твоей биологической матерью абсолютно цивилизованные отношения, и я не понимаю, на что ты намекаешь.
– Ну да, вы шарахаетесь друг от друга, как от чумы, – это, по-твоему, цивилизованно? – пробубнил Генри, но Реджина, вне всяких сомнений, услышала его. Очевидно, она оказалась не настолько искушенной в умении скрывать свои чувства, как ей казалось. – Это все… проявляется в мелочах, мам; к примеру, ты никогда по-настоящему не улыбаешься в Рождество и всегда находишь причину оставаться в одиночестве. И это, наверное, просто… я не знаю, как называется это чувство? Меланхолия или что-то в этом роде, то, что зимой вызывает у тебя грусть? Или, может быть, тут есть что-то еще, о чем ты пока не хочешь мне говорить, и это нормально, но, знаешь, может, если ты просто… проведешь некоторое время со своей семьей, тебе станет лучше.
Реджина сильно в этом сомневалась. На самом деле, необходимость находится рядом с Эммой Свон все только усугубит… еще как усугубит. Простое присутствие этой женщины рядом возрождало в Реджине нечто такое, что она предпочитала не замечать. Реджина еле заметно вздохнула и поправила:
– Они – не моя семья, Генри. А твоя.
– Но ты – моя семья, так что косвенно и они тебе не чужие, – резонно заметил Генри, очевидно, желая верить, что когда-нибудь все они смогут стать большой, счастливой семьей, что было не так уж нереально. – Ну, давай же, я сбрею бороду, если ты согласишься.
Реджина вопросительно изогнула бровь.
– Что? У тебя очень красноречивый взгляд; я знаю, что тебе она не нравится.
Реджина вздохнула.
– Это правда так много значит для тебя? – она предпочла бы провести праздничные дни в одиночестве, но выражение лица и настойчивость сына подействовали на нее. Она не хотела разочаровывать его; она и так чувствовала, что достаточно подводила его, когда он был ребенком.
– Да, так ты пойдешь? Это же только на один день.
Реджина поджала губы, поколебавшись всего лишь мгновение, да и то потому, что так ей было легче.
Если уж на то пошло, она с самого начала разговора знала, что наверняка поддастся Генри.
– Хорошо, – наконец уступила Реджина. – Но не надейся, что это станет традицией; я все еще уверена, что существующие договоренности гораздо лучше подходят для наших… необычных обстоятельств.
– Боже, вы ведете себя, как разведенная пара или типа того, – Реджина собиралась возмутиться на подобное заявление, но Генри не обратил на это внимания, продолжив: – Так ты правда идешь? Уверена, без сомнений, несмотря ни на что?
– Я ведь уже ответила, не так ли?
– Хорошо, – сказал Генри, обрадованный таким ответом, но не по той причине, о которой думала Реджина. – Потому что, когда я сказал «Рождество», я вообще-то имел в виду «Сочельник и Рождество», потому что все гости, поужинав, собираются остаться у Эммы на ночь, чтобы утром была возможность открыть подарки всем вместе.
Реджина сузила глаза, реагируя на столь вопиющую уловку. – Генри… – начала она неодобрительным тоном, но сын не дал ей произнести больше ни слова.
– Что? Это займет двадцать четыре часа, что технически и значит день, просто он начнется и закончится не в полночь. Да ладно, ты же обещала.
– А Эмма в курсе, что я собираюсь остаться ночевать в ее доме? Потому что мой утренний визит во время праздника она еще вполне способна вытерпеть, а вот непрошенное вторжение – это уже совсем другое дело.
– Я позабочусь об этом.
– Генри.
– Мам, я все улажу, – повторил Генри уверенным и решительным тоном. Очевидно, он получит свое семейное Рождество, так или иначе. – Тебе нужно только прийти. Может, еще принести пива или чего-то в этом духе; Эмма любит все сорта марки IPA.
По этой самой причине Реджина незамедлительно решила принести вино.
========== Глава 3 ==========
– Генри. Генри! – взмолилась Эмма твердым голосом, хоть и с мольбой в глазах. Она, совершенно потрясенная тем, что Генри сообщил ей за пятнадцать минут до прихода гостей, прижала к губам тыльную сторону ладони. Запустив вторую руку в волосы, Эмма наклонилась, чтобы заглянуть в глаза сидевшего на диване сына. – Какого черта ты только сейчас мне об этом говоришь?
– Чтобы ты не смогла позвонить ей и все отменить.
Это было сказано таким легким, таким будничным тоном, что разозлило Эмму до чертиков. К ее недовольству прибавилось еще и то, что Генри не потрудился даже посмотреть на нее во время разговора; вместо этого он уставился в экран телевизора и играл в какую-то стрелялку, которую Реджина, вне всякого сомнения, ненавидела всеми фибрами своей души.
Эмма выхватила джойстик из его рук.
– Эй!
– Мне негде оставить её на ночь! – разъяренно прошипела Эмма. – Где я должна, по-твоему, ей постелить? На полу?
– Уверен, на твоей кровати хватит места для двоих, мам.
Эмма не верила своим ушам.
– Ты… Какого черта ты творишь? – она потребовала объяснений, чувствуя, как сердце тяжело бьется в тревоге и ожидании. – Ты пытаешься свести нас? Потому что весь этот бардак уже был пять лет назад, и он не повторится, понятно? Не повторится. Все, что было между нами, осталось в прошлом.
Генри закатил глаза.
– Поверь мне, я не собираюсь поддерживать вас в том, что совершенно точно вынесет мне мозг, если я об этом узнаю. Но если вы будете вынуждены находиться рядом, то, может быть, наконец сможете поговорить, как, ну, не знаю, взрослые люди? И, возможно, даже решите все свои дурацкие проблемы. Кроме того, выбора-то у тебя нет, – заметил Генри и начал считать, загибая пальцы. – Бабушка с дедушкой займут комнату для гостей, мы с Нилом ляжем на диване. Вам остается только кровать.
– Тогда я поменяюсь с кем-нибудь местами. Брат может спать со мной, а…
– А мы с мамой уляжемся на диване? – спросил Генри, расслабляясь. – Ну конечно, удачи тебе в попытках убедить ее спать на диване.
– Тогда занимайте кровать, мне без разницы! – раздраженно воскликнула Эмма. – Генри, я не собираюсь спать на одной кровати с Реджиной; это в буквальном смысле послужило причиной дерьма, случившегося пять лет назад.
Генри нахмурился.
– Все началось из-за вопроса, где спать?
– Да, – прошипела Эмма, поддавшаяся панике и неспособная говорить нормально. – Это случилось, когда мы с твоей мамой летом поехали в домик у озера; ну, ты помнишь, в домик, куда она всегда тебя возила? Но в тот раз ты был занят на… Боже, я сейчас уже и не помню, по-моему, на летней подработке, поэтому она захватила меня, чтобы не ехать одной. Та дурацкая раскладушка, на который ты обычно спал, сломалась, поэтому я легла к Реджине, и… Господи, я не могу допустить, чтобы это повторилось. Я сегодня не буду пить. Или, может, мне просто следует лечь на полу. В подвале.
– Нет, ты просто паникуешь, – сказал Генри, глядя на нее, как на чокнутую. Эмма, надо сказать, чувствовала себя именно так. Все это было очень некстати, такие вещи требуют моральной подготовки. – Почему это так беспокоит тебя; у тебя ведь больше нет чувств к ней, правда?
Внутренности Эммы скрутило в тугой узел.
– Поверь мне, потребуются недели, чтобы высказать все, что я чувствую к твоей маме, и это далеко не добрые чувства, – это было большее, что Эмма могла сказать, не раскрывая всю правду, потому что, откровенно говоря, она не знала, как определить чувства, которые испытывает к Реджине. Эмоций было слишком много, и они друг другу противоречили.
– Ты не ответила на вопрос.
Раздался звонок в дверь.
Эмма вскочила на ноги и чуть не запнулась за край ковра.
«Дыши, – напомнила она себе, подойдя к двери, – это только один день. Всего один; хватит вести себя так, как будто тебе не все равно». Но когда она открыла дверь, ее ждала вовсе не встреча лицом к лицу с Реджиной: кто-то маленький пулей с криком пронесся мимо Эммы в гостиную.
– Генри! Генри! Смотри, что у меня есть!
– Нил, хотя бы поздоровайся со своей сест… – сделала попытку Снежка, но быстро поняв, что это бесполезно, только тяжело вздохнула. Улыбнувшись дочери и стряхнув снежинки с волос, она произнесла, – с Рождеством, Эмма.
– Вас тоже, – ответила Эмма, и когда она поняла, что может расслабиться, ее губы тронула улыбка. Обняв родителей одного за другим и впустив их в дом, она спросила. – Вы ему уже что-то подарили?
Снежка искоса посмотрела на Дэвида, снимая пальто:
– Ну, твой отец…
– Всего лишь один подарок, Снежка, не вижу никакой проблемы. У него еще осталась целая гора на завтра.
– В этом весь смысл, Дэвид. Подарки нужно открывать на Рождество, а не в канун Рождества. Он не умрет, если подождет до утра, – сказала Снежка мужу, отдавая пальто, чтобы тот повесил его вместе со своим. Дэвид собирался сказать еще что-то в свою защиту, но Снежка уже повернулась к дочери и, взяв ее под руку, направилась в гостиную. – Дом выглядит чудесно, дорогая. Мне очень нравится цвет, который ты подобрала для гостиной.
– Его выбрала Эшли, – призналась Эмма. – Если честно, только благодаря ей это место выглядит как настоящий дом, так что, если ты хочешь кого-нибудь поблагодарить, то…
Снежка понимающе улыбнулась:
– Что ж, я обязательно скажу ей, что она проделала великолепную работу.
Эмма купила этот дом шесть месяцев назад, решив, что настало время съехать со съемной квартиры и наконец пустить корни, раз уж у нее скопились деньги. Дом был совсем не таким большим, как особняк Реджины или даже дом, который купили ее родители, но Эмме вполне хватало места: две спальни, полторы уборные… могло быть и хуже. Конечно, она не имела ни малейшего понятия как привести дом в порядок, поэтому наняла Эшли, которая пару лет назад стала декоратором помещений. Теперь, когда большая часть работ была завершена, настало время отпраздновать новоселье, поэтому Эмма и пригласила всех к себе на Рождество.
Она молилась, чтобы все прошло хорошо, но теперь, получив маленький «сюрприз» от Генри, серьезно сомневалась в успехе. Тут, как по мановению волшебной палочки, раздался звонок в дверь, и сердце Эммы ушло в пятки, когда мать насмешливо посмотрела на нее.
– К ужину будет кто-то еще?
– Э-э… да, это… подожди секунду, – запнулась Эмма, совершенно не понимая, почему сразу не сказала матери, что вот-вот придет Реджина, – возможно, отчасти из-за надежды на случайного гостя и на то, что Реджина вовсе решит не приходить.
Не повезло.
На пороге стояла Реджина, одетая торжественнее, чем все остальные вместе взятые в своих рождественских свитерах и джинсах, и Эмме пришлось напомнить себе не пялиться на гостью, чтобы не усугубить и так неприятную ситуацию. Эмма сглотнула, нервно одергивая край свитера, который мать подарила ей на прошлое Рождество, а в голове крутилось дурацкое желание переодеться.
– Э-э… привет, Реджина.
Реджина, стоя как по струнке и тем самым, возможно, стараясь скрыть собственную неловкость, сухо произнесла:
– Мисс Свон.
Войдя в дом, она протянула Эмме бутылку:
– Полагаю, со вкусом у Вас не очень, поэтому я озаботилась и принесла кое-что, подходящее к данному случаю. Надеюсь, Вам нравится красное вино.
На самом деле, Реджина прекрасно знала, что Эмма вообще вина не любит, так что бутылка скорее подчеркивала их натянутые отношения, чем служила укором Эмминому «бескультурию», или что там подразумевалось словами о вкусе, с которым у нее «не очень». Эмма прищурилась и нелюбезно протянула:
– Круто, спасибо, – она забрала бутылку из рук Реджины, чья ответная улыбка так и лучилась сарказмом.
Сняв пальто, Реджина оказалась в темно-синем платье, подчеркивающем все изгибы тела так выгодно, что Эмма чуть было не нарушила свое правило «не пялиться», и продолжила:
– Так где же твой очередной ухажер на одну ночь? Уверена, ты приглядела себе кого-нибудь на праздники; если, конечно, не перебрала уже всех мужчин в этом городе.
Черт. Похоже, обещание не пить было плохой идеей – справиться со всем этим на трезвую голову уже не представлялось возможным.
– Вообще-то, я ни с кем не встречаюсь уже четыре месяца, – отразила удар Эмма и сразу пожалела о сказанном, потому что, несмотря на замечание Реджины о многочисленных любовниках, она не хотела признавать, что одинока. Повинуясь глупому, но сильному порыву уязвить в ответ Реджину, Эмма продолжила. – К слову об отношениях, как там твой муженек? Ох, точно…
В течение короткого мига Реджина казалась обиженной, но, похоже, эти слова не возымели желаемого эффекта, поскольку она попросту усмехнулась.
– Это лучшее, что Вам пришло в голову, дорогая? Мы с Робином развелись почти два года назад; пора бы Вам обновить репертуар.
– Вообще-то этим я собиралась намекнуть, что у тебя там, наверно, все паутиной покрылось, если вспомнить, как давно у тебя последний раз были отношения, но подумала, что это будет удар ниже пояса, – не подумав, выпалила Эмма, чувствуя, что Реджине удалось шутя ее взбесить. Чувство было неловкое, как и этот детский выпад, но, похоже, данная оскорбительная реплика ударила по Реджине больнее предыдущей, и Эмме стало стыдно. – Прости, я не должна была…
– Научись уже не реагировать на провокации, дорогая, – отрезала Реджина, расправляя спину, чтобы придать своим словам еще больше внушительности. – В конце концов, я в ближайшее время извиняться перед тобой не планирую.
… Ну конечно.
Эмма тяжело вздохнула. Сегодня ей точно будет не до веселья.
– Реджина! – воскликнула Снежка, когда любопытство все же взяло верх, и она выглянула посмотреть, кто пришел. – Какой замечательный сюрприз, я и не знала, что ты сегодня к нам присоединишься.
Сдержанная улыбка, появившаяся на лице Реджины в ответ на приветствие Снежки, была куда теплее, чем та, которой Мэр одарила Эмму, и Эмма не знала, что могло более красноречиво свидетельствовать о том, насколько «замечательные» отношения у них были. Женщины обнялись, давно оставив позади взаимную неприязнь. Реджина все еще вела себя немного сдержанно, как будто с ее стороны это было не более чем формальностью, и все же Эмме в течение последних пяти лет и этого не доставалось.
Когда-то она могла назвать Реджину своей лучшей подругой. В любом случае, она была ее самой близкой подругой: они встречались по выходным, пока в одну злополучную ночь не напились и все не испортили. Честно говоря, Эмме было больно думать об этом, хотя она и рада была притворяться, что это не так – ведь за столь продолжительное время боль должна была утихнуть – да только вот не утихла. Она скучала по их с Реджиной былым отношениям и каждый раз, когда видела, что та подпускает к себе кого-то еще, но не ее, было больно.
Но сейчас, когда они были не одни, их маски вернулись на место, и взаимные уколы прекратились.
– В этом году Эмма меня любезно пригласила, – ответила Реджина и приняла воодушевленный и счастливый вид, высвободившись из объятий Снежки. – И я не могла упустить возможность посмотреть на ее новый дом.
– Чудесный дом, не правда ли? – начала свои излияния Снежка, принимая очевидно напускную заинтересованность на лице Реджины за чистую монету, и, взяв Мэра под руку, повела ее в комнату. – Тебе стоит посмотреть кухню – должна признаться, когда я ее увидела, то даже собралась просить Дэвида переделать нашу.
Эмма еле сдержалась, чтобы не закатить глаза в ответ на очевидно наигранную любезность Реджины, когда та, оказавшись на кухне, сказала: – Я бы не отказалась сделать то же в своей кухне, дорогая. Как ее мать могла не замечать этого, у Эммы не было ни малейшего представления. А может, ей просто нравилось, что Реджина такая вежливая и любезная, и она предпочитала игнорировать тот факт, что все это было не вполне искренне.
Впрочем, женщины замерли, услышав доносившийся из гостиной голос:
– Мам, это ты?
– Да, Генри, и ты, вообще-то, мог бы и сам в этом убедиться, если бы тебе хватило хороших манер выйти и поздороваться, – крикнула в ответ Реджина, явно вкладывая в слова упрек и неодобрение.
– Подожди секунду, я…
– Генри, подними свою задницу и иди поздоровайся с мамой! – крикнула ему Эмма, прибавив, что спрячет все провода от его видео-приставки на весь вечер, если он продолжит вести себя в том же духе. Она не хотела, чтобы Реджина еще больше ополчилась на нее, поскольку та бы не преминула обвинить в невоспитанности сына Эммины «испорченные» гены.
Но оказалось, что отнюдь не невоспитанность Генри навлечет на нее проблемы, а ее собственный язык. Как по команде, Реджина и Снежка обе пихнули ее в плечо, до чертиков напугав Эмму такой неожиданной реакцией.
– Господи!
– В доме ребенок, Мисс Свон!
– Твоему брату не обязательно слышать такое, – отчитала ее Снежка, услышав, как ее сын в ответ на восклицание Эммы хихикает в другой комнате и передразнивает: «О-о-о, она сказала плохое слово. У тебя проблемы!..». Шериф вздохнула и, пробубнив извинения, поспешила удалиться, бросив в качестве объяснения: – Мне нужно выпить.
Ну правда же, нет никакой возможности пережить все это без стаканчика.
Или семи.
Или двенадцати.
========== Глава 4 ==========
Ужин прошел довольно приятно, по крайней мере, настолько, насколько мог при данных обстоятельствах. По крайней мере, никто, кроме Реджины и Эммы, не чувствовал неловкости, а если учесть, что Реджине не нравилось, когда другим было известно о ее слабостях, это было просто благословением. Несмотря на враждебность, существовавшую между ними, Эмма с Реджиной обе считали, что не стоит вовлекать никого в их личную драму. Им, учитывая сложившиеся взаимоотношения, и так было непросто друг с другом, без вмешательства желающих все «исправить» посторонних людей, а мать Эммы непременно предприняла бы такую попытку, будь она в курсе истинного положения дел.
Мэри-Маргарет была действительно невыносима, но Реджину, кажется, это уже не особенно донимало. Снежка была, к сожалению, одной из немногих в этом городе, кого Реджина могла причислить к своим друзьям, хотя их отношения не были такими уж близкими. По крайней мере, они были любезны друг с другом и иногда пропускали по стаканчику в кафе «У бабушки», когда им случалось там столкнуться.
