Текст книги "Человек дождя (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

   Он плакал Сато. Когда говорил плакал. Не понимая, что плачет. Слёзы самопроизвольно текли по его лицу, совершенно не считаясь с волей хозяина.

   – Уходи, Киёши, – Рен попятился назад, вскинулся зверьком, не веря. Если бы мог зажал уши. Всё это время он хотел сделать именно это. Зажать уши.

   – Я не желаю этого слышать, – сказал он, продолжая отступать, выставив руки, словно пытался отгородиться от чего – то невидимого, очень страшного и не мог. Хотел потрясти головой, выбросить это звучащее в сознании, развернуться и броситься бежать. Только куда, от чего ему бежать, от этого? От себя самого? От себя не убежишь.

   – Не хочу знать....Уходи...Просто уходи сейчас.

   – Рен, ты любишь меня? – спросил Изумо отчаянно, пытался стоять, но не удержался, сделал порывистый шаг следом, протягивая руки, и это простое движение заставило Рена почти отскочить назад, едва не упасть. Очень страшный вопрос. Но ответ может оказаться ещё страшнее.

   – Скажи, что всё ещё любишь меня.

   – Я люблю не тебя!!!! – заорал Рен. У него случилась истерика, его трясло, конвульсивной крупной дрожью и было непонятно, как он продолжает стоять на ногах, после всего этого. Возможно, до него так не дошёл настоящий истинный смысл всех сказанных Сато слов. И может быть к лучшему, что не дошёл, что у него не было реального понимания, что стоит за этими словами. Некое абстрактное представление, которое чаще всего бывает у людей, никогда не сталкивающихся со смертью лицом к лицу и не понимающих что значит убить кого – то, убить человека.

   – Я люблю, Киёши...Лю...бииил...лю – Он всхлипнул, почти икнул, пошатнулся, пытался найти опору, но не смог.

   – Сато, уходи. Не могу тебя видеть. Знать...Не могу...Так...это всё...

   Он снова икнул, почти задыхаясь, вытер глаза рукой, пытаясь взять себя в руки, говорить, осмыслить, протолкнуть спазм. Не мог.

   – Я не могу понимаешь. Это... Я люблю тебя и... Уходи. Видеть тебя... Теперь...Не могу...больно. Невыносимо. Я не смогу вынести этого. Я не смогу,...

   Он снова опустился на колени, совершенно обессиленный, уничтоженный, закрывая лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону, словно сломанный маятник внезапно давших сбой часов.

   Наверное в эту минуту Изумо было немного легче, чем ему. Он привык к разным жестоким сценам, да и лимит слёз оказался выплакан за несколько предыдущих и последующих теперь лет очевидно тоже. Внутри ничего не было. Казалось, больно будет до жути, паскудно...

   Но сейчас кран словно закрыли, пробку поставили на место, и вот он снова стал самим собой. Сказал стоп и сработал невидимый предохранитель, отключив всё разом, оставив только странную оглушающую тишину внутри и почти покой, такой неуместный сейчас на фоне происходящего. Словно он делал свою работу, профессионально, без эмоций. Просто раньше он убивал тело, а вот впервые убил душу.

   – Когда любишь, по настоящему – проговорил Изумо медленно, рассматривая Рена сверху вниз.

   – Ничто не имеет значения. Разумом всё понимаешь, но поступаешь сердцем. Ты сказал, однажды, что хотел бы побыть эгоистом. А я всё это время был эгоистом. Думал только о себе. И сейчас всё такой же эгоист. Только я для тебя, Рен, готов сделать всё. Всё сделаю. Кроме одного. Я не уйду, и ты никуда от меня не уйдёшь.

   Он решительно шагнул к Рену, безжалостно топча ногами, упавший рисунок, остатки еды. Ковёр оказался загажен знатно, но сейчас ни один из них не замечал этого.

   Впервые Изу не реагировал на откровенный бардак, хотя раньше мрачно шутил, что единственной причиной, почему он никак не может сдохнуть, от происков конкурентов, это отсутствие условий стерильности. Вот предложи ему гроб понаряднее, белые тапочки посимпатичнее, разложи земельку в шахматном порядке, памятник строго по линейке в один ряд, с остальными, и может быть он подумает.

   Каске от этой шутки хрюкал как свинья, сползая под стол и считая, что Сато отмочил невероятно стёбную хохму. Потом эта шутка долго ходила в рядах, став анекдотом про вакагасиру. Сейчас Сато не думал об этом, абсолютно не думал и не замечал.

   Подхватил Рена одной рукой, без усилий поднимая с пола за шиворот, прижал к себе преодолевая сопротивление, стиснул руки железным кольцом не давая ни вырваться, ни убежать, ни даже пошевелиться толком.

   – Ты полюбил, Киёши, – проговорил он, прижимая Аллена, давая почувствовать собственную силу, понять, что вот оно будет так, с его согласия или без него, но так будет. Слишком многое их связало, чтобы разбежаться по сторонам. Поздно. Без него Ренди закатают в доску быстрее, чем с ним. Падать в кроличью нору им отныне предстояло вместе.

   – Но Киёши никогда не существовало. Рядом с тобой был я Изумо и я останусь с тобой. Хочешь ты этого или нет, но другого пути для тебя не будет.

   – Да пошёл ты, больной ублюдок. Отпусти!

   Всё кончено! Между нами всё кончено!

   Рен тщетно отбивался от него, по настоящему напуганный происходящим. Этим новым родившимся между ними, уничтожающим, абсолютно нереальным знанием. Он абсолютно беспомощен и милый, добродушный и всегда уступающий в шутливой борьбе Киёши, объяснивший мускулатуру тем, что тягал железки в спортзале, управляется с ним ровно с пушинкой. Это не поверхностная сила, которая ничего из себя не представляет кроме внешнего объёма, а настоящая, железная, не сдвинуть, не преодолеть, ничего не противопоставить. Словно под пресс попал. Рен пытался, но Изумо даже не сопротивлялся, разжимая руки, ровно для того, что бы в следующую секунду Аллен оказался, скручен намертво, барахтаясь беспомощным котёнком.

   Изу было жалко его и одновременно смешно от этих потуг. Рен никогда не умел драться. Пытался конечно мнить, как и любой пацан, но в драке кроме бессмысленного маханья кулаками со всей дури, ничего из себя не представлял, а против Сато и подавно ничего не смог бы сделать. Изумо скрутил любовника не прилагая усилий. Аккуратно завернул руки за спину взяв на болевой и почти бережно... Самому с себя делалось смешно ...Затащил Рена в спальню, толкнул на кровать. Навалился сверху, разрывая рубаху, зажал в захвате, расстёгивая ремень, не слушая воплей, содрал брюки с трусами.

   Аллен умолял, просил, но Изу заставил себя ожесточиться. Управляясь с любовником словно с барахтающимся щенком, раздел до нитки, стянул даже носки выбрасывая за спину.

   – Я тебе сейчас что – то расскажу, – прошептал он, заключая рычащего Аллена в свои объятия, и зафиксировав подбородок поцеловал в губы.

   – Я это узнал рядом с тобой. Когда любишь, не имеет значения, кто из двоих будет подчиняться. Я подчинялся тебе Рен, потому что люблю тебя. А теперь, ты подчинишься мне. Сейчас, я тебя сделаю своим. По настоящему. Как мужчина. Не борись со мной, Рен. Это бессмысленно. Я не хочу тебе причинить боль.

   – Изу...Пожалуйста. – Рен перестал сопротивляться. А мог ли он сопротивляться ему? Любимым не сопротивляются. На любимых рука никогда не поднимется по – настоящему. Всё внутри мутиться и протестует, а этот запрет не преодолеть. Легче причинить боль себе. И плакать хочется от бессилия. От того, что не можешь ударить. Ни ударить, ни оттолкнуть. Разум не хочет, а тело само тянется навстречу. Телу плевать.

   – Пожалуйста, не надо. Отпусти. Я люблю тебя, но я никогда не прощу...Не смогу.

   – Не могу отпустить, Рен, – тихо отозвался Изумо, со светлой мукой всматриваясь ему в лицо – Прости...

   Он невесомо провёл пальцами вдоль его щеки, убирая пряди с лица.

   – Всё очень далеко зашло. Ты расслабься, Ренди. Хочешь глаза закрой. Да вот так. А теперь просто прими это. Я с тобой, ты со мной – всё, что между – выбросим.

   – Изу...

   – Шшш, – Сато наклонился и забрал его ответ губами, так и не узнав, каким же он был.

   ***

   – Ки...Изу. Неужели нет выхода...Абсолютно никакого?

   Рен сидел рядом с Изумо на кровати, поджав под себя босые ноги. Голова Изумо покоилась у него на плече, рука расслабленно обнимала за талию. Как бывало всегда у них. Сато был гораздо сильнее, взрослее, опытнее, а вот держался за Аллена, словно ребёнок за любимую маму. Нуждался в нём. В его доброте, в его ласке, в его заботе, мифическом спокойствии и уверенности, что всё будет хорошо. Теперь казалось, что это всё разбито вдребезги, но в тоже время словно склеилось вновь, заново наперекосяк, иррационально и неправильно, минуя все понимания, разумные надо или неприемлимо, минуя всё. Аллен наверное никогда бы не смог стать другим. А может он и был каким – то другим, точно таким же шибанутым на всю голову как его подружка Морен. Или любовь творит с людьми странные вещи чудеса, потому что сострадание Рена пересилило всё остальное. Осталось только сочувствие, страх за него, беспокойство, понимание, что он не может причинять Изумо боль, обладая пониманием, что ему и так больно, а дальше болеть просто некуда. Хреново, паршиво и вот так филосовски никак. Обычно в этом состоянии слабые личности пускают себе пулю в висок, а сильные как – то продолжают продолжать. Без веры, без надежды, без понимания. Просто потому что они не умеют иначе.

   А Рен наверное и вовсе не умел. Сломай он себе руку, в тот момент когда Изумо порежет палец, ведь забудет про всё на свете, ринется спасать, перевязывать, забудет про собственную боль, начнёт хлопотать как наседка, и это смешно временами, смешно и паскудно понимать. Знать, что нельзя этим пользоваться. Должен был отпустить, а отпустить не может и вот теперь...Ничего и не изменилось особо. Изу готов был в ход все уловки и приёмы пускать, а тут даже и пускать не приходилось. И непонятно, что содержится в голове Рена. Какая лава внутри кипит, что за компот там сейчас вариться? Не расскажет, не объяснит, не продемонстрирует.

   Точно так же как Изумо, каждый из них жил своими пониманиями, как справляться со всем этим. Чем могли, делились, всё остальное предпочитали не вываливать.

   – Я не знаю, Рен, – с тяжёлым вздохом отозвался Изу.

   Он курил и стряхивал пепел на ковёр, но теперь и ему и Рену было на это наплевать. Они сидели, обнявшись, странно близкие, странно далёкие, перехватывали друг у друга затяжки.

   На тумбочке стояла початая бутылка вина к которой оба прикладывались из горла, без желания бежать за бокалами, пепельница оказалась доверху полна хабариков и в спальне было не продохнуть от дыма. Даже открытое окно не спасало.

   – Откажусь работать на организацию, меня уберут. Но перед этим доберутся до тебя. Я всегда ходил по лезвию бритвы, просто теперь это лезвие стало очень тонким.

   – Это из – за меня? – глухо спросил Рен.

   Изу затушив сигарету, привлёк его к себе.

   – Из – за меня. Наёмный убийца не должен иметь близких связей. Это делает его уязвимым. Я нарушил это правило. Во всём только моя вина.

   – Ты сожалеешь?

   – О чём? О том, что мы вместе? Нет. Повторись всё снова, мой выбор не измениться. Сожалею только о смерти Азуми. Это то, о чём я буду скорбеть, имею на это право или нет, но...

   Рен закрыл его губы поцелуем.

   – Не надо, – попросил он. – Не говори об этом. О ней...Не надо.

   – Я люблю тебя, Изу. Даже если это так больно, любить тебя. Господи, как бы я хотел изменить всё! – простонал он. – Но когда ничего нельзя изменить, надо принять... И от этого мне больно. Потому что я не могу это принять. И изменить не могу.

   – И я не могу. Мечтал подарить тебе весь мир, а всё что способен дать, только боль. И сейчас продолжаю причинять её тебе. – проговорил Изу потерянно. – Так паскудно...Голову отключить нельзя.

   – Могу по башке дать и вырубить... – мрачно пошутил Аллен и закрыл ему рот ладонью. – Хватит. Не будем поднимать... Попробуем. Мы встряли... Надо думать как выбираться. Тебя как из этого вытащить.

   Изу коснулся губами его ладони, и мягко перехватив, бережно перецеловал пальцы, один за другим, от костяшек до каждой фаланги.

   – Вытащимся, Рен. Я нас вытащу. Обещаю. Я придумаю способ. И когда придумаю, знаешь, что сделаю самым первым...

   – Что?

   – Встану перед тобой на колени. И буду стоять столько дней, сколько понадобиться, что бы ты смог меня простить.

   – Шутишь?

   – Нет. Я втянул тебя в жуткие вещи, причинил много зла. Я ничего не могу изменить сейчас. Ни компенсировать, ни исправить, только сожалеть и просить прощения, но ...Это слова. Без поступков – слова ничто. Поэтому я не скажу, я сожалею сейчас. Скажу это позже, когда придёт время. И не буду ожидать, что ты сможешь меня простить, но я постараюсь сделать всё возможное для этого.

   Рен молчал несколько томительных долгих секунд.

   Сато не ждал ответа, он знал, что Аллен понимает. Но ему было важно донести до него, что понимает и он сам.

   – Ты прав, – медленно проговорил Рен, не сразу, видно было, что он действительно думает над этим. – Не знаю, придётся ли тебе стоять на коленях. Может и придётся. Я мог бы сказать, не говори подобных вещей, но я так не скажу. Рад, что ты это понимаешь. Ты сделал мне больно. Настолько больно, Изумо, что возможно однажды я пожелаю, что бы ты за это расплатился со мной. Не знаю, что станет ценой, которая меня удовлетворит. Может быть, на свете не будет такой цены, и я никогда не смогу тебя простить. Мы будем вместе, но смерть Азу, всегда будет стоять между нами. Возможно со временем, смогу простить, но не раньше, чем перестану болеть внутри...Я знаю, что ты сожалеешь, Изу. Знаю. Поэтому не надо оправдываться передо мной. Для меня это всё равно ничего не изменит. Ты просто это прими и я приму. Так как есть.

   – Я тебя сильно поранил? – помолчав спросил Изумо, приняв всё точно так как сказал Аллен, понимая, что прощения не будет. Действительно не будет. Оставалось лишь надеется, что он сумеет это сделать однажды, со временем. И молиться, что бы в их отношениях ничего не изменилось. Но глупо было на это надеяться. Подобные вещи всегда оставляют след, шрам внутри.

   – Нашёл о чём беспокоиться, – прошептал Рен обнимая его, и прижимая к себе крепко – крепко, и от этого движения, от этого объятия, от этой огромной целительной доброты, Сато стало окончательно паршиво.

   – Я чудовище! – простонал он через зубы. – Какое я чудовище. Мой истинное отражение....Азу всё показала как есть.

   – Она ошиблась – резко обрезал Аллен. – Для меня, ты Киёши. Урод, конечно порядочный, временами, как выяснилось, но ты – это ты, Изумо – Киёши. Не образ, не иллюзия. Со мной всё это время был ты...Настоящий. Так что...Забудь всё что она сказала. В мире не бывает только чёрного или белого. Люди не измеряются одной своей стороной. Вообще ничем не измеряются.

   Губы Рена удивительно жёсткие и мягкие одновременно дарили покой и очищение от всей грязи мира.

   – Рен я могу просить тебя, – проговорил Изумо дрогнувшим голосом и с силой сжал плечо своего возлюбленного, не в силах выносить его всепоглощающего света.

   – Просить можешь. Исполнить не обещаю. – Всё же Аллен был совершенно удивительный парень, строгий и мягкий одновременно.

   – Улыбнись мне, а?

   – Улыбка человека дождя? – Рен на мгновение хмыкнул и Изумо с замиранием сердца ощутил былой далёкий отблеск, приправленный теперь бесконечной горечью.

   – Да нет, просто улыбнись. Ты когда улыбаешься, жить легче.

   Подаришь улыбку, а кажется, что у меня весь мир

   – То есть подарить тебе весь мир. А у тебя ничего так с запросами. – Аллен усмехнулся, и Изумо замирая от счастья, осознал, что он... смеётся. Действительно, впервые смеётся по – настоящему. И от того стало так легко на душе, хорошо и спокойно, почти по – прежнему, и показалось, что вот сейчас...

   Они действительно справятся. Справятся абсолютно со всем.

   – А вообще знаешь, – Рен перестав ухмыляться, выпрямился и посмотрел на Изумо долгим взглядом, очень внимательным, вдумчивым, словно видел, что – то доступное лишь ему. Затем кивнул совершенно серьёзно, заставив Изумо на мгновение испытать страх.

   – Обещаю, – сказал Рен. – Когда мы выберемся из всего этого дерьма. Ты станешь свободным, и я научу тебя улыбаться.

   – Научишь. Вот только думать, как из дерьма выбраться – моя задача, малыш. Я нас в это втравил, я и вытащу, даже если это будет значить, отсутствие свободы. Но ты не прав Рен. Не у каждого человека есть выбор. Потому что выбирать между вот жизнью и смертью удивительно не справедливо, ты не находишь?

   Рен ответил ему затравленным ничего не выражающим взглядом.

   Всё он понимал. Можно было и не озвучивать. Прекрасно понимал. Впервые рядом с ним Сато ощутил себя непроходимым идиотом. Аллен всё понимал. И Аллен сделал выбор. Остаться с ним. Это понимание на секунду ошеломило собой, затопило сознание целиком и полностью.

   А потом он просто навалился на Аллена безмолвно нежа, вминая в кровать, трусливо боясь даже думать о той цене, которую Рен заплатил собственной душой, согласившись пойти на это ради него, потому что любил. Действительно ЛЮБИЛ, как та сумасшедшая "слепая" мать, готовая покрывать преступление ребёнка, потому что это был ЕЁ ребёнок и плевать, она хотела на весь мир.

   ******

   – Это должно закончиться, Изумо.

   Лицо Маэды казалось абсолютно отрешённым, словно у восковой куклы и невозможно было понять и прочитать о чём он думает. Были ли у него сейчас хоть какие – то эмоции?

   Однажды Изумо сказал, что хотел бы стать роботом. Роботом который ничего не ощущает. А сейчас вытащив из конверта на заказ, фотографию Аллена, он ощущал себя именно так, роботом. Роботом, который ничего не испытывает. Даже пальцы не дрожали. Наверное, старик Кичо мог порадоваться за эту реакцию. Известие об Азуми, Сато воспринял гораздо более эмоционально, а сейчас сидел совершенно равнодушный, механический, неподвижный, не проявляя никакой реакции, не выражая абсолютно ничего.

   – У тебя ровно 24 часа на выполнение последнего заказа. Прощение ты этим не получишь. Но я подумаю насчёт тебя, подумаю сильнее, чем ты этого заслуживаешь. Более того, я тебе дам шанс, выбраться и начать легальную жизнь. Выполнишь работу, я переведу тебя в Гонконг. Но тебе стоит доказать мне, что я могу тебе верить и могу по – прежнему на тебя положиться. Считай это испытанием и проверкой на вшивость. Сделаешь и ты свободен, тебе больше не придётся заниматься грязной работой. Откажешься – твой парень, умрёт. Но эта смерть случиться на твоих глазах. Поверь, она не будет приятной. После этого умрёшь ты. Тебе решать, как поступить Изумо. Когда ты вступал в семью, ты давал клятву, что верность долгу превыше всего, и ничто не будет стоять между тобой и семьёй. Но ты нарушил все обязательства, ты поставил собственные чувства превыше остального, а это недопустимо Сато. Ты сам виноват в случившемся, только ты и никто иной. Ты сам выбрал для себя наказание. Твоё недопустимое поведение, вынудило меня пойти на это.

   Долгое время ты считался лучшим, я оставляю за тобой право выбора, доказать мне, что я в тебе не ошибся или же...

   Кичо отвернулся.

   Потом эмоции взяли верх. Старик орал и брызгал слюной утратив самообладание, он ярился и стучал кулаком по столу, но ни разу не прикоснулся к Изумо, не залепил ему по лицу. Он задавал вопрос, пытаясь достучаться в поисках ответа. Пытался понять, что случилось с Изумо. Что он Маэда сделал не так. Плохо обращался с ним, давал ему мало денег? Что в понимании Изу, оказалось недостаточно из той жизни, что у него была, что он имел возможность вести, но вот докатился до такого, что младшие вакасю смеются при умоминании вакагасиры и крутят пальцем у виска, считая, что он сошёл с ума. И Маэда с ними согласен. Во что превратился Снежный кот Изумо, на это зрелище жалко смотреть, невозможно смотреть без отвращения. Сколько Маэда сделал для него. Сколько раз подставлялся, прикрывая от полиции, сколько раз убирал за ним, вытаскивал из любых передряг. Считая, что Изумо этого достоин, у него существует стремление, желание добиться собственной цели в жизни, это то, что заставляло Маэду уважать его. А вот что он получил в качестве благодарности? От человека к которому относился как к родному сыну?

   Наверное Маэду действительно допекло. Взбесило гробовое молчание Изумо, отсутствие реакции, безразличный вид, раз он разошёлся настолько, что решился на подобные излияния и признания...

   А Сато Изумо не отрываясь смотрел на фотографию Аллена в собственных пальцах. Улыбающееся лицо, ямочки на щеках, прищуренные глаза, пушистая чёлка вразлёт...Он ощущал себя роботом. Роботом, который ничего не испытывает, не чувствует, и все слова пролетают мимо ушей, отскакивают от стены бессмысленным горохом, потому что они не имеют ни малейшего значения больше.

   Внутри себя он сделался абсолютно мёртв.

   В ту секунду, когда понял, что он не вытащит их, что выхода нет...Только смерть. Сато Изуми умер.

   Вытащил фотографию и бережно запихал в нагрудный карман, заставив Маэду заглохнуть, подавившись потоком слов. Изумо принял заказ.

   Этот жест обозначал, что киллер берёт работу. Он поднялся, совершенно механическим движением, медленно поднял глаза, смотря на старика Кичо, так словно впервые увидел, обратил внимание на его присутствие только сейчас, а затем ...Затем на лице старика отразилось непонимание, а дальше он отшатнулся назад.

   – Когда госпожа Марико – сан покинула этот мир, – сказал Изумо. – Что бы вы отдали за возможность, провести с ней ещё один день? Вся ваша жизнь бы, этого стоила?

   ******

   Изу смотрел на Рена. Слова приказа Маэды, звучали в голове с неумолимой чёткостью и ясностью, не оставляя ни единого шанса.

   Открывая ему дверь и встречая на пороге дома, Рен улыбался вымученно и грустно. Сколько ему пришлось пережить по моей вине?

   Изумо молча привлёк его к себе у входа, обнял крепко и поцеловал, зарываясь пальцами в волосы, не задумываясь о мелочах, вроде посторонних глаз.

   Рен высвободился нехотя, коснулся ладонью плеча.

   – Там в гостиной к тебе пришёл друг, – сказал он слегка напряжённо.

   – Я его пригласил остаться на ужин.

   Изу молча отодвинул Рена в сторону, шагнул в направлении гостиной, держа ладонь на рукоятке пистолета. В последние дни он практически не расставался с оружием, не зная, в какой момент, оно может понадобиться.

   За сервированным столом с независимым видом восседал Каске, отправляя в рот орешки, из стоявшей рядом тарелки. Пара открытых бутылок пива говорила о том, что Аллен неплохо справляется с ролью радушного хозяина.

   – Изу, рад тебя видеть – сказал приятель, поднимаясь на мгновение, протягивая руку и давая Изу возможность оценить присутствие оружия.

   – Старик просил тебе помочь с работой. Так что я без приглашения, – объяснил он чуть виновато и метнул в сторону Рена странный вороватый взгляд.

   – Чёловек дождя значит – Эта реплика заставила Рена напрячься и смутиться.

   – Я кстати видел эту работу. Потрясающая. Мне жаль Изу, – прибавил он после неловкой паузы. – Я действительно сожалею.

   – Не совсем понимаю, о чём идёт речь. Похоже вы тут на своей волне парни.

   Легкомысленный тон Рена прозвучал совершенно беспечно. Любой другой бы не заметил, Изумо уловил фальшь мгновенно.

   – Но я ужасно голоден. Может, сначала поужинаем, а потом перетрёте свои дела по работе?

   Каске переглянулся с Изу. Принял умоляющий взгляд и кивнул, проговорив весело.

   – Я за! Поедим. Работа подождёт. Изу, планируешь сидеть с такой хмурой мордой, мы с Реном тебя выгоним нахрен. Мы тут пообщались немного, надеюсь, он меня подержит. Ренди, на кухне пособить? А то чувствую мне тут совсем не рады.

   – Вы гость. – Рен протестующее замахал руками, не разделяя фривольного тона и перехода на ты, что тоже не укрылось от внимания Изумо. Обычно Рен вёл себя демократично, сейчас это сигналило о том, что он лжёт. Что Каске ему наговорил?

   – Оставлю вас поболтать. Киёши, не веди себя невежливо.

   Он скрылся в дверях и Изу и Каске одновременно выхватили оружие, направляя стволы друг другу в лоб.

   – Изу, не дури! – хмуро буркнул Каске не сводя с него глаз. – Думаешь, мне легко. Я здесь только ради тебя. – Он постарался говорить мягко, воздействовать, убедить Изумо в неизбежности происходящего. – Я всё сделаю сам. Обещаю. Он ничего не почувствует, ничего не поймёт.

   Изу устало кивнул, и медленно убрав пистолет, опустился на стул.

   – Закончим ужин, – проговорил он почти бессильно. – Разреши мне побыть с ним ещё немного Каске. Я всё сделаю сам. Он умрёт от моей руки. Не бойся – раздражённо бросил он, видя пристальный полный недоверия взгляд.

   – Я не дурак, всё понимаю.

   – Сильно в этом сомневаюсь. – Каске убрал пистолет и пробормотал на мгновение позволив себе стать сентиментальным – Ты не думай, что мне совсем по барабану. Человек дождя шедевр... Но ни в какое сравнение не идёт с оригиналом, – закончил он убито. – Мерзко это всё...Паскудно.

   Он с размаху заехал кулаком по ручке дивана.

   – Что будет если ты не выполнишь приказ? – Изу с силой сжал свою ладонь.

   – Что будет? В списке Кичо, я второй на очереди, – двинув плечом, неохотно признался Каске, и предложил задумчиво рассматривая напарника. – Изу, если ты захочешь, я помогу тебе обрести свободу.

   Сато наградил его мрачным взглядом.

   – Каске у тебя всегда было туго с юмором.

   – А кто сказал, что я пошутил? – отозвался Каске и смолк, потому что в комнату, держа в руках блюдо с горячим, вошёл Рен.

   – У нас сегодня немного ускоренный ужин, – проговорил он чуть виновато. – Надеюсь, никто не в обидится, если мы пропустим холодное?

   Рен и Каске болтали без умолку. Всё таки Каске умел шутить, когда хотел и Рен искренне хохотал над его остроумными шутками. Изу был благодарен ему. Последние мгновения своей жизни он будет счастлив. И почти беспечен.

   Он выстрелил даже не целясь. Когда Каске произнеся какую – то милую остроту, потянулся за бокалом с вином. Он утратил бдительность всего лишь на мгновение. Во время лёгкого и необременительного застолья ни он, ни Каске не спускали друг друга с прицела.

   Каске откинулся назад, даже не успев ничего понять. У него во лбу красовалась аккуратная маленькая дырка.

   Рен смолк с ужасом глядя на расплывающееся, на лице Каске алое пятно.

   – Он хотел убить тебя! – быстро проговорил Изумо. – У меня не было выбора. Рен собирай вещи. Мы сматываемся. Я всё подготовил, сегодня...

   Он хотел встать, на ходу объясняя про паспорта, и про то, что он всё подготовил и распланировал для побега, но внезапно понял, что не в силах подняться. Перед глазами начинает расплываться неприятный липкий туман.

   – Рен? – прошептал он почти с ужасом. – Что происходит? Каске отравил меня?

   – Снотворное, – сказал Рен спокойно. Лицо его оказалось удивительно спокойным и отрешённым. Он всегда был очень сильным. Его Рен.

   Аллен улыбнулся с печальной грустью и шагнул к Сато принимая падающее тело в свои объятья.

   – Прости Изу, – прошептал он тихо. – Я всего лишь хочу, что бы ты стал свободным. Ты сказал, что желал бы, что бы у тебя был выбор. Я тебя люблю.

   А затем сознание Изумо заволокла стремительная липкая темнота.

   ****

   Изу открыл глаза и не сразу понял, где находится.

   Со стены смотрела знаменитая репродукция человек дождя.

   Парень, стоящий на мосту улыбался знакомой бесконечно счастливой улыбкой.

   Изу провёл дрожащей рукой по лицу, пытаясь сосредоточиться и понять, что происходит. Но не мог. В голове гудело, а в рот кто – то словно насыпал песка. Он свесил ноги с кровати привычно оглядываясь в поисках Рена и не нашёл его.

   Гостиничный номер оказался незнаком.

   Изу поднялся и, шатаясь, механически побрёл в поисках ванной. Через несколько секунд сообразив, что происходит, он пулей вылетел обратно и включил телевизор. Бросился искать часы.

Где? Что? Как? Он убил Каске.... А что потом?... Где Рен? Что?

   – Двойное самоубийство, произошедшее в доме на Л – авеню потрясло всю общественность.

   Голос ведущей заполнивший собой эфир резанул его по ушам. Он потерянно поднялся не в силах поверить, сделал громче.

   – Обгорелые тела двух сожителей Ито Киёшии и Рена Аллена известного широкой публике как человек дождя, были найдены во время сильнейшего пожара разыгравшегося вчера ночью.... Как было установлено следствием Аллен убил своего сожителя Ито, а затем поджёг квартиру и застрелился сам. Причина самоубийства устанавливается, но как говорят знавшие Аллена недавняя смерть подруги известной художницы и фотографа Азуми Морен с которой он ранее состоял в любовной связи, сильно потрясла молодого человека сделав его...

   Изу упал на кровать и обхватил голову руками. А затем он завыл, до крови вгрызаясь зубами в собственный кулак, пытаясь засунуть его в горло.

   Рен, глупый мальчик. Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог? Зачем Рен? Зачем?

   В дверь постучали. Он привычно схватился за оружие и вдруг понял, что пистолета нет рядом с ним. Рен забрал его, пытаясь видимо сделать его смерть более убедительной. Глупец. Он не мог знать всего. Понятия не имел о происходящему. Маленький самоотверженный идиот испортивший всё, не понимающий, что у них был шанс, что Изумо мог их спасти, тщательно продумав детали побега, раздобыв фальшивые паспорта, забронировав билеты на самолёт.

   Сейчас я умру – подумал Изу отстранённо и внезапно понял, что теперь ему стало абсолютно всё равно. Жить было незачем.

   Там за дверью скорее всего его ждёт убийца. Вряд ли Маэда поверит в его смерть. Опознать тело, да хотя бы по зубам, не предоставляло никакого труда. Впрочем. Ему было теперь неважно. Он просто встретиться с Реном. И тогда наорёт на него как следует, а быть может, скажет спасибо. Жаль если он будет гореть в аду. Но бог ведь не может быть таким жестоким, чтобы не дать им встретиться снова, на один миг.

   Он, улыбаясь, открыл дверь. На пороге стоял посыльный.

   – Господин Сато Изумо? – спросил он, с подозрением оглядывая воспалённую физиономию Изу, и его помятую одежду. Изумо кивнул с трудом соображая.

   – Да...это я.

   – Для вас послание. Велено вручить лично в руки.

   Изумо не понимая, взял измятый конверт на котором аккуратным знакомым подчерком оказалось выведено его имя. Сердце заныло в ожидании странного предчувствия. Он завертел головой в поисках авторучки.

   – Расписываться не нужно, за всё уже уплачено, – сообщил посыльный и, развернувшись, ушел, напоследок приложив пальцы к козырьку.

   Изумо захлопнул дверь и трясущимися руками вскрыл конверт.

   – Дорогой, Киёши! – строчки внезапно дрогнули, раздвоились и поплыли у него перед глазами.

   – Если ты читаешь это письмо, значит, у меня хватило сил и решимости осуществить задуманное до конца. Не суди меня, просто прочитай. Это последний раз, когда я смогу поговорить с тобой, вот так прямо. Больше у нас не будет подобной возможности. Я сожалею, что не смог попрощаться с тобой заранее, но долгие проводы – лишние слёзы. Иногда ненужные.