Текст книги "Отпусти-это всего лишь слово - 2 (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Может быть это было моей кармой? У каждого человека есть в жизни грёбанный кармический узел, который ему предстоит разрешить, а моим кармическим узлом стал треугольник состоящий из трёх неадекватных углов. А как иначе? Подобие притягивает подобие. Иначе как ещё объяснить это изобилие вокруг перманентно ебанутых на всю голову людей. Разве только тем, что я сам сошёл с ума, раз позволяю всему этому происходить. Безумие порождает безумие. Бессмысленно копаться в причиных происходящего, когда оно происходит…Как его остановить? Это бессмысленно. Это всё абсолютно бессмысленно.

Я начал смеяться.

Вольх исступлённо терзал мои губы, пытаясь искупить нежностью боль в выкрученных руках.

Швырнув меня на диван он вывернул мне запястья. Очевидно решил, что я буду сопротивляться, но он словно дал мне понять, что сопротивление ничего не изменит, желал подчеркнуть собственное превосходство, продемонстрировать, что я ничего не смогу сделать, доказать прямо сейчас. Вбить в меня это знание.

А я не сопротивлялся. Хохотал содрогаясь спазмами истерики. Мне было охуенно смешно. Блядь, мне было смешно. Меня распирало от хохота, от осознания, какой он жалкий сейчас, от осознания каким жалким оказался я сам. Всё это безумие. Апофеоз.

– Давай. Выеби меня Вольх.

Я не сопротивлялся. – Посади на цепь и еби в жопу, от этого ничего не измениться. Я не сбегу от тебя. Я же блядь, никуда не денусь, да…Взял меня за горло сука. Ты…

Я зажмурился, потому что Вольх размахнувшись врезал мне, зажмурился не произвольно, но удара не случилось. Открыл глаза, вдавленный его телом в диван. Вольх нависал надо мной, страшный, чёрный, с трясущимся отведённым для удара кулаком.

– Бей! – прохрипел я. Пальцы Вольха впились мне в горло, начиная душить, сжимая с такой силой, что казалось, ещё немного и он сломает мне кадык, но не настолько, что бы я не смог говорить, хотя в ушах стучало от разом прилившей крови.

– Давай… – из горла раздавался сип. – Мне похуй.

Вольх опомнился и разжал хватку. Я кашляя схватился за горло, он вздёрнул меня рывком, поднимая с дивана, ударил под дых.

Лучше бы дал по морде. Дышать я и так практически не мог, а ослеплённый болью просто рухнул к нему в руки, на согнутых коленях.

Из одежды на мне остались одни штаны. В ярости Вольх едва не порвал заодно и балахон, содрав вместе с цепочкой с черепком. Цепочка зацепилась за голову, застряв в волосах, слетела…

Рука разжалась, а я рухнул вниз.

Вольх выматерился. Страшно, жутко. Ну да, я ползающий в его ногах наверное не самое приятное зрелище, хотя хуй его знает извращенца, может он от этого тащиться. Я ухватился ладонью за диван, совершая попытку подняться. Не знаю, что там насчёт унижений, но мордобитие предпочитаю встречать на своих двоих, с возможностью ответить.

– Ах, ты… – Вольх длино выругался, схватил меня за волосы, вздёргивая, я врезал наугад, попал. Получил пинок по рёбрам и свалился обратно на диван, кашляя.

– Похуй, значит, да? – яростно рявкнул Вольх. – Тогда объясни, какого хуя, ты носишь ЭТО?

Одна губа у него была разбита и кровила капая на меня, и я не сразу сообразил, что в качестве улики он тычет мне в морду собственный черепок. Брелок который я много раз пытался выбросить, но так и не смог, разрешив себе право забыть предательство, но оставить память. Саня не спрашивал откуда это у меня. Черепок был со мной постоянно, всегда, а вот теперь… Обидно, когда приходиться расплачиваться за собственные слабости. Что бы это не значило, оно касалось только моего старого кореша по имени Вольх, а не этого больного отморозка которого я видел перед собой.

– Иди на хуй, мудачина.

Я извернулся и врезал ему ногой, умудрившись попасть в живот. Один один.

Вольх выматерившись, ухватил за голень, дёрнул на себя. Я проехал вниз, ударился затылком об спинку, успел схватить подушку, и падая швырнуть в него. Ёбнул второй ногой, упал, дотянулся до опрокинутого столика, хватая осколок разбитой банки и отмахнулся слепо, нанося движение наугад.

Ощутил, что попал в тело и испуганно разжал руку.

Вольх резко зашипев отшатнулся назад. Испуганно пялился на меня, а я в шоке на него, потому что не ожидал порезать, а сейчас через всю грудь Вольха проходила неровная царапина из которой капельками потекла кровь. Слава богу я попал удачно, смести я руку ниже или просто ударь посильнее.

– Бля! Я не хотел, – пробормотал я, моментально забывая обо всём на свете, даже о том, что только что рвался его убить, набить морду и вообще.

– Нечаянно получилось, Вольх. Я не...

До меня дошло как это выглядит со стороны. Я резко заткнулся. Блядь мне только прощения попросить осталось. Захотелось убиться. Килл ми плиз. Желательно без возможности реанимироваться в ближайшие пару дней.

– Знаю, – Вольх потрогал разбитую губу, покосился на царапину. Прижал скомканной рубахой. В глазах ирония. Он прекрасно всё расслышал. Захотелось убиться повторно. Доказывать после этого, что он мне безразличен, я могу сколько угодно, самому себе очевидно.

– Есть хочешь? Ты голодный наверное.

Дебильный переход.

– Нет, – я ткнулся мордой в диван, оценивая состояние, отходняк подступал мелкой дрожью мышц, но одновременно с этим отпустило. Нам давно стоило подраться и выпустить пар, жить определённо сразу стало легче.

– Тогда пошли – Вольх поднялся и протянул мне руку.

– Куда? – я наградил его прихуевшим взглядом. Не понимаю, что твориться в этой сломанной башне? Саню понимал, а Волка нибуя не понимал, абсолютно.

– В спальню, бля.

Вольх выкинул рубаху, рывком заставив меня встать.

– Или тебя прямо здесь отлюбить, принцесса? Тебе ж похуй, где позориться. Пошли.

Он дёрнул за руку. – Не заставляй силой тащить, Ник. Уговаривать не буду, в челюсть въебу и на плече дотараню.

– Ты…

Я отшатнулся, все слова разом пропали.

Господи, да что же это за порочный круг. Зациклило блядь.

– Вольх…

Я понимал, просить бесполезно,понимал, рано или поздно всё закончиться этим. Не стишки же мы друг другу читать будем. Это Сашка вполне мог почитать, Вольх предпочитал поэзию в другое место.

– Дай мне время.

– Что это изменит? – поинтересовался Вольх скептически.

– Изменит.

Я глубоко вдохнул, пытаясь унять дрожь, не стучать зубами. Показать страх, было унизительнее, чем просить или придумывать отмазки. – Мне… надо привыкнуть…к мысли…

Я не собилался привыкать. Но понимание, что он дотронется до меня. Плевать как отреагирует тело, никто кроме Сани не имел права ко мне прикасаться. Никто.

Всеми правдами и неправдами, надо выторговать несколько дней. Я постараюсь связаться с Саней, не в лесу живём, связь где – то должна обнаружиться, мобильный, инет, телефон, что – то должно здесь быть. А потом мы вместе придумаем что нибудь или я один придумаю, но мне нужно время, просто немного времени.

Сейчас я фаткически беспомощен, дезориентирован случившемся и мыслями на тему как далеко способен зайти мой бывший друг. Напуган до полусмерти, хоть и пытаюсь хорохориться. А изнутри я блядь обоссываюсь и дрожу от ужаса и нихуя не могу с этим поделать.

Всё на что хватает пороха, огрызаться и стебаться в два раза сильнее обычного, компенсируя этим понимание, что Вольху удалось меня достать. Нехило удалось поставить гипотетическим раком. Всё что оставалось не дать ему возможности, загнуть себя раком физически. Надо выторговать время. Просто немного времени, чтобы прийти в себя, собраться и продумать тактику, а там глядишь и стратегию подберём. Думай Ник, думай. Ты должен что – то придумать.

– Нет.

Я не сразу услышал отказ, не сразу сообразил что это значит. Вольх двинулся ко мне, плавно, по бойцовски, готовый блокировать любой удар, пресечь сопротивление.

– Ник, ты понимаешь что это бесполезно? – поинтересовался он останавливаясь в метре. Я не попятился, просто завертел головой, моментально прикидывая пути отхода, и чем можно его ёбнуть, если он попытается сделать мельницу.

– Ты сказал, что ответишь за базар. Я тебе дал возможность за него ответить. Никит, мне достаточно сделать один звонок и ты передо мной на коленях будешь ползать и умолять, что бы я тебя выебал. Ты этого хочешь? Хочешь, что бы у нас было так?

Он разжал ладонь и протянул мне брелок возвращая. – Я свой выбор сделал, малыш. Ответь за базар.

Я взял брелок. Он расслабился, понимая что я сдался, смирился наконец, понял.

– Хорошо, Вольх. Хочешь, чтобы ответил – отвечу.

Плечи опустились. На что я надеялся? Идиот.

Я покосился на брелок, а затем размахнувшись выбросил его, не глядя.Мстительно отметил как дёрнулась чужая щека.

– Куда идти. Показывай.

Спальня располагалась на втором этаже. Светлая, уютная, не похожая на все эти гламурные помещения из киношек. Стильное, но типично мужское жилище в чёрно – белых гамме класисического японского дизайна. Жалюзи на окнах тянущихся через всю стену, широченная кровать без ножек с изящной деревянной спинкой, бежевое покрывало, мохнатый светлый ковёр покрывающий деревянный пол, две плоских тумбочки с декоративными светильниками торшерами. На одной из тумб ноут, на полу коробка с дисками и всякой технической ерундой. Даже в этом Вольх остался верен себе. Зеркальная панель зрительно расширяющая пространство, и скрывающая ванную комнату. На деревянном полу у стены с банзаем, камин – жаровня в виде раковины. В такую жару скорее декоративный элемент, чем необходимость, вверх тянется изящная труба, подсказывая, что топить его возможно. Сочетание дерева и имитации кирпичной кладки как в замке. За одной из таких обманок пряталась гардеробная, которую Вольх мне походя продемонстрировал, сдвинув панель туда – сюда, точно так же продемонстрировал ванную объясняя, что и где расположено.

А я что думал, с порога накинется?

Я стоял и рассматривал место своего пребывания заточения. Здесь, по словам Вольха мне предстояло обосноваться надолго, и если я что– то захочу изменить, мне просто достаточно сказать. Единственное что я хотел изменить это его присутствие рядом с собой, в сторону устранения, о чём тут же незамедлительно поведал, и даже не схлопотал по морде. Интересный расклад. Я столько раз должен был огрести за сегодня, но пиздюли совсем не торопяться прилетать, разве что совсем от безысходности. Такими темпами Вольху памятник можно будет отливать за терпение. Даже Саня мне бы ёбнул, или сообщил о подобном намерении, а Вольх окаменел в очередной раз, но справившись с собой, сел на кровать и тихо сказал.

– Прими душ.

– А грязным меня брезгуешь? – поинтересовался я со злостью, но заметив опасный блеск в стальных глазах предпочёл ретироваться пользуясь короткой отсрочкой.

А я ведь когда– то я мечтал о такой спальне…О подобном доме, похожем на замок.

Мечты исполняются, мальчик, что – то ты нихуя не рад.

Я разделся, включил воду, и только когда на плечи хлынула горячая вода расслабляющая закаменевшие мышцы, позволил себе сползти на пол поддона. Сел подгребая колени, закрыл глаза.

С потолка хлестала вода, смывая грязь, унося прочь мысли, воспоминания.

Когда – то я делился с ним сокровенным, мечтами, надеждами, душой. Мы доверяли друг другу самое драгоценное, разделяли на двоих мгновения …казалось, что скорее этот мир сойдёт с орбиты и перевернётся, чем между нами случиться беда…

Всё меняется, всё имеет свойство проходить, но иногда…Так отчаянно по щенячьи хочется верить, во что – то вечное. В людей, которые могут быть тварями, но стоя перед выбором, совершить зло или не совершить, поступают в итоге правильно. И вот сейчас я сижу в доме своей мечты, как бы уёбищно это не звучало, и рад оказаться за тысячи километров от этого места.

Реальность воспринималась зыбкой, размытой давала трещины привычного восприятия действительности. Задыхаясь под слепящими струями воды, оставшись наедине с собой, я не пытался осмысливать, понимая, что проиграл до начала схватки, буду ли я бороться, сдамся ли без боя, Вольх всё равно возьмёт своё, вырвет зубами. Где тот островок в душе, что я смогу сохранить после? Часть себя запокавать в файлик и потом найти. Суметь найти самого себя обратно? Понять, что не изменился, что не стал сильнее ценой собственного соглашательства, понимания, что поскупился собой, подстроившись под обстоятельства, потому что не смог подстоиить их под себя. Моя реальность крушилась, рушилась, отторгала сама себя не желая принимать действительности.

Я плакал, пропуская волосы через пальцы, не знал, что мне делать.

Когда ты знаешь, как поступать правильно, ты поступишь правильно, но когда собственные переменные меняются местами, отказываясь идентифицировать где друзья, а где враги. В ситуации, где нет неба и земли, когда ты подвешен в пустоте за собственные яйца, когда надо посмотреть в зеркало на собственную морду лица, задать себе вопрос. Признать чего ты стоишь и поступить правильно. Ты не совершенен, никто не совершенен, но в нужный момент ты постараешься не ошибиться.

Мне было бы проще принять ситуацию, осознав, что меня предаёт тело. Когда понимаешь, что думаешь хуем, это возможно принять, сказать «Я это не моё тело» Здесь на чаше весов стояло нечто более сложное.

Я не мог принять такой расклад, всё что мог сидеть в ванной, под струями кипятка и давиться собственными соплями, тихо подвывая в осознании, что не приспособлен к хождению по такому неверному льду, срываюсь и оскальзываюсь на каждом шагу, не знаю, куда поставить ногу, теряю себя. Это было хуже всего, понимать именно это. Вольху не придётся меня насиловать, он это знал и я это знал. Этот человек отобрал у меня всё важное, что я приобрёл за эти несколько месяцев, разрушал моё счастье, мою жизнь, мой мирок, уничтожал вырвав душу отсутствием возможности видеть Сашку, и любимых людей…

Но ему не придётся меня насиловать.

Я висел между небом и землёй, убиваясь о невидимые стены, ища пятый угол которого не существовало, и плакал, плакал, плакал навзрыд. Плевать мне было что реву уперевшись затылком в кафельную стену, засунув в рот ладонь, тупо рассматривая бессмысленные потоки воды под ногами, утекающие в хромированный желобок стока.

Сдвинулась в сторону стеклянная дверь обдав холодом. Я поднял глаза упираясь в голые ноги Вольха перед собой. Он прошёл и с хлопком задвинул за собой дверь, присел на корточки рассматривая с непонятным выражением.

Переключил воду, взял душ, направляя струю воды на грудь.

– А я думал, ты тут утопиться решил. Умойся.

Дебильное предложение. Куда мне умываться спрашивается. И так уже умытый по самое некуда. Я забрал у него лейку, направил на морду смывая слюни и сопли, вытер глаза.

– Вставай, – Вольх говорил жёстко, спокойно так. Я поднялся. Жалости и снисхождения не ждал. Жалел, что дал слабину и Вольх увидел, что смог пробить. Хотелось довести спектакль до конца, достебаться так сказать по самые гланды. Он ебёт меня в жопу, а я его в мозги. Моральная компенсация.

Вольх ополоснулся за несколько секунд. Повесил лейку, подтолкнул меня в спину.

– Выходи.

Я вышел. В лицо полетело полотенце. Странно, но истерика придала сил, стало легче и после шквала мыслей, пришло спокойствие. Распустил нюни как баба. Можно подумать девственности лишают. Не в первый раз. Переживём. И себя я тоже переживу. Переживу. Хуже было бы, будь это кто – то другой, а так я ещё радоваться должен. Всё путём, Ник. Нормально всё. Прорвёмся.

Полотенце оказалось на голове, сзади прижалась горячее тело, обнимая, вытирая волосы. Я напрягся, хотел перехватить, но потом опустил руки, и остался стоять.

Надеюсь активного участия от меня не ждут? А так ничего. Можно вообще бревном прикинуться и сделать вид, что меня тут нет. Вряд ли его это остановит, но хоть слабое утешение.

– Ник, – пальцы замерли перестав вытирать, полотенце скользнуло на плечи, превращаясь в замок объятия. Вольх прижался губами к шее, застыл.

– Я слишком далеко зашёл …Прости.

Я вскинул голову, реагируя, слабым движением, не веря. Раскаяние значит испытывает. Да похуй мне на его раскаяние.

Верни меня обратно.

Мне так захотелось это сказать. По детски. Я не сказал, только напрягся ещё сильнее, а Вольх развернул, прижал к себе вжимая в тело, мокрый, горячий после душа, пахнущий терпкой туалетной водой, которая попав под струи воды, ожила, насыщая кожу ароматом грейпфрута, кедра и неуловимой остро будоражащей нотой. Голова закружилась, вызывая перед глазами видение ярких двигающихся языков огня, энергии и адреналина из которого состоял этот человек. Дым и огонь, сухой ветер, раздувающий пламя, бесконечные километры дорог под колёсами байка и стая волков несущаяся по расступающемуся лесу, всё быстрее и быстрее, что бы взобравшись на скалу, отчаянно взвыть на ухмыляющуюся недостижимую луну.

А в бедро моментально упёрся вставший член. Здравствуй тупая, уёбищная реальность. Так не бывает? Дважды ха – ха. Вольх тихо вздохнул, выдыхая в губы, ища их, упрямо сжатые. Я отвернулся, он виновато уткнулся подбородком в висок.

– Да, Ник. Именно так ты на меня действуешь. Только членом думать могу.

Пальцы сжались, беря на себя право выразить этим жестом всю накопившуюся горечь.

Я не желал это понять. Такую любовь. Любовь мечтающую однажды стать крылатой, но сломавшую единственные крылья. Он не пожелал отпустить.Затаил злобу, ревность, решил отомстить. Мы оба пожанили плоды, два урода родителя создавших инбецила ребёнка. Чувство, которое я испытывал к нему, оно выглядедло именно таким имбецилом. Я не желал прощать Вольха, желал, чтобы он остановился, а он не желал прощать меня и не оставлял мне выбора, не понимая, как много боли мы причиним друг другу взаимным непрощением, такую боль могут причинить только самые близкие люди.

Ладонь скользнула по позвоночнику, поднялась наверх, лаская шею, сгребая мокрые волосы на затылок. Судорожная, отчаянная ласка. Пальцы сжались, оттягивая голову назад, заставляя поднять подбородок, он пытался заглянуть мне в глаза, но увидев в них бессмысленное нечто, отправил обратно, вжимая лицом в плечо, как если бы это могло спасти, дать хрупкую иллюзию защиты. От кого? От него самого, да?

– Скажи…Почему?

Вольх сглотнул, я слышал как судорожно гуляет его кадык, пытаясь протолкнуть слова, вдыхал сумасшедший запах цитруса.

– Ты выбрал его? Почему не меня?

Бессмысленно признание на пороге отчаяния и отчуждения, словно оно что – то может изменить.

А мне было паскудно это слышать, потому что его слова достигали цели, врезались в моё сознание, падали как тяжёлые камни.

– Почему он? – тоскливо повторил Вольх.

Сколько раз он задавал себе этот вопрос, и не находил на него ответа. Бессмысленно спрашивать у меня, потому что я точно также не знаю. Любовь – следствие которое не имеет причины, кому как ни Вольху это не понимать.

– Почему, Ник? Я тебя люблю, а всё что мне остаётся это насиловать?

Лавина слов, плотину сорвало, но она обрушилась не мощным потоком, а тонкими летящими под давлением бурунчиками воды, и оставалось лишь считать секунду, до мгновения, когда барьер сорвёт окончательно и случиться наводнение.

Если бы я мог, построил лодку. Отчаянная попытка, идущего ко дну. Я знал, что утону и не смогу сопротивляться водовороту. Рано или поздно, не смогу продолжать противостоять.

– Я бы сейчас знаешь, всё бы отдал, отмотать время назад.

Вольх говорил тихо, хрипло, только каждое слово било точно в цель, достигало самых запертых уголков сердца. Я повесил на них железные засовы, дал себе слово забыть, простить, но ничего не забыл, ничего не простил, и ничего не мог сделать, что бы удержать равнодушие.

– Что бы в тот день, у меня хватило ума не сделать того, что я сделал. А сейчас, собираюсь сделать тоже самое.

Голос прервался и Вольх прерывисто вздохнул, отодвигаясь, беря меня за плечи, почти встряхивая.

– Ник…Сколько, тебе надо времени?

Я поднял голову. Всё это время я стоял, бездумно уткнувшись лицом в его плечо, закрыв глаза. Мне было уютно так стоять на самом деле, в сильном кольце мускулистых рук, дающих иллюзию безопасности, слушать голос, не думать, позволить словам пролетать мимо ушей.

– Что? – Когда он задал вопрос, у меня голос сел.

– Сколько тебе нужно времени? – терпеливо повторил Вольх пристально всматриваясь в мои глаза, и я вновь ощутил паскудную слабость в ногах, потому что железо наверное было мягче, чем этот светло – голубой наполненный решительной сталью взгляд.

– Ты попросил дать время. Я тебе его даю. Сколько мне нужно ждать, для того, что бы ты согласился стать моим?

– Эээ – Я растерялся, пытаясь осмыслить сказанное, вскинул руку пытаясь перехватить его запястье, потому что хватка его пальцев расплющивала плечи.

– Ты меня… отпускаешь?

Рука соскользнула, разбившись об ответное движение.

– Сдурел? – Вольх зашипел прижимая к себе так, словно сама мысль о моей свободе казалась кощунством, стиснул, заставляя ощутить безвольной марионеткой в собственных руках.

Но почему? Я ведь обычный человек, обычный человек, а люди вокруг становятся, одержимы. Хочется стиснуть зубы, закусить губу…

Отпусти.

Захотелось закричать, рвануться прочь, но я остался стоять, понимая, что он не посадит меня на цепь, не озвереет, сдержит себя, до тех пор, пока верит в то, что у нас есть шанс. Один шанс из тысячи, потому что Вольх знает правду, читает её в моих глазах, и я могу сбежать от этой правды, отвернуться от собственного отражения в черноте чужих зрачков…Но мы оба знаем.

Ему не придётся меня насиловать.

– Скажем так, согласен подождать некоторое время, в обмен на твоё разумное поведение.

Вольх делает усилие для того, что бы отстраниться, сводит концы полотенца на груди, улыбается слабой улыбкой. Он выглядит не самым лучшим образом. Губа по которой я саданул вспухла, но только в эту секунду, он кажется удивительным человечищем.

И я главный герой в кинофильме, где злодей оказывается отнюдь не злодеем и имеет свои благородные черты и мотивы и хочется оправдать, остро хочется оправдать. В понимании, что в этой жизненной прозе нет понятия добра или зла. Есть просто люди. Обычные люди, с кучей слабостей и сильных сторон, с банальными достоинствами и недостатками, сложный коктейль подсознательных мотивов, составляющих нехитрую основу, каждодневного человеческого бытия.

– Десять лет слабо? – осознав, что он соглашается, я обнаглел. От счастья очевидно.

– Никит, – Вольх глянул с такой усталой мукой, что я мигом заткнулся.

– Рядом с тобой мне десять минут сомнительно продержаться, что бы не наброситься. Три дня, устроит?

– Неделя, – торопливо вклинился я, прикидывая как выторговать срок.

– Замётано, – Вольх кивнул, прикрыв глаза, и по лицу его скользнула мимолётная усмешка. А я вдруг ощутил себя идиотом, который сам же себе и вырыл яму.

Меня развели как лоха, а я купился, только…Только в этой истории, я не буду положительным героем. Я не капитан Сорви – голова, который отказался дать англичанам слово, зная, что не сможет его нарушить. Сан читал мне эту книжку, и она мне очень понравилась. Сашка заметил, что я похож на главного героя, но это было не так. Капитан был человеком чести, а я ни минуты не сомневался, что отныне стану врать.

Наверное, это прозвучит невероятно, но я старался не лгать, сохранял верность внутренним принципам. Капитан переоделся горничной и выдавал себя за девушку, что бы сбежать от врага. Но он не давал слова чести. А я дал.

И сейчас, стоял, смотрел на парня, который меня банально спиздил с собственной орбиты и понимал, что принцип не лгать, отныне утрачен. Правила игры изменяться.

О благородстве можно много рассуждать, но в жизни всё гораздо проще и уёбищнее, без высоких слов и идеалов. Я придумаю план, как съебать отсюда. Непременно придумаю.

При мысли об угрозе семье Малиных, у меня в голове мутилось, но я не позволял себе поддаваться на эту провокацию, понимая, что играю Вольху на руку. Вместе с Саней, мы сможем предпринять что –нибудь, заказать человека не так просто, как Вольх пытается это изобразить.

Я цеплялся за слабую ниточку надежды, что он не посмеет зайти настолько далеко, больше угрожает, потому что если посмеет…Я отринул мысль, боясь снова впасть в состояние жуткой безысходности и депресняка.

– Месяц! – Я с вызовом вздёрнул подбородок, готовый отстоять себя, но слово было сказано. Вольх отрицательно качнул головой.

– Неделя Ник. Через неделю, ты будешь моим. Добровольно или…

Он не сказал, но у меня в горле пересохло, при воспоминаниях о пережитом кошмаре, в понимании перспектив, что он повториться вновь. Любить можно заставить разными способами.

– Иди, – Вольх наконец отлепился и разжал руки.

– А ты? – Это вырвалось у меня непроизвольно, быстрее, чем я сам подумал, что сказал.

– Беспокоишься? – Волчья усмешка. – Может, поможешь подрочить? – Его пальцы демонстративно скользнули вниз, и я вылетел из душевой, прежде чем увидел, завершение пути.

– Одежда в шкафу, – в спину ударил приглушённый ржач.

Я захлопнул дверь и яростно швырнул полотенцем на кровать. В душевой вновь зашумела вода и при мысли о том, чем Вольх занимается, я непроизвольно покраснел, но хуже было другое. У меня встал. Натягивая трусы, я мысленно матерился и посылал на голову Вольха проклятия. Моё тело неоднозначно отреагировало, похерив рассудок и любые его здравые сентенции. В понимании думать членом, я не становился исключением. Женщины часто бывают не правы, считая, что секс непременно связан с чувствами, часто секс не связан ни с чем, секс это просто секс, физиологическая разрядка организма. Можно любить одного человека, и вполне рационально хотеть другого. В жизни бывает всякое, обидно только когда это всякое не находить примирения в собственной голове. Это Кант по рассказам Сашки, объявил свой недуг здоровьем, немецкому философу виднее. Лично я свой стояк принимать категорически отказывался, член был нахер готов отчекрыжить и радовался, что Вольх не дышал мне в затылок в эту секунду. А когда распахнул шкаф…Онемел. Вольх с гардеробом меня не знакомил, просто сдвинул, задвинул показав принцип работы, а когда я убрал стеновую панель…

Оказывается, всё это время он ждал меня. Яркий стикер на рукаве одного из пиджаков.

"Ник, твоя одежда справа. Не перепутай" И улыбающийся смайл.

И куча барахла, подобранного по моим габаритам. От трусов с носками до делового костюма.

Когда я наслаждался беззаботными мгновениями с Саном, Вольх знал, что однажды я окажусь здесь. Он готовился к этому дню. Планировал.

Плюсик ему на ебало за предусмотрительность.

Захотелось стиснуть зубы, и пиздануть по стене, а лучше очередным вольховским торшером об пол ёбнуть, кулаки свои уродовать на этого мудака жалко, а вот имущество ему попортить вполне.

Сука.

Я не глядя, схватил первые попавшиеся шорты с футболкой, стремясь как можно скорее облачиться в любую ткань, словно она могла защитить от чего – то мерзкого, неприятного, заставляющего задрожать. Не задрожал, яростно заходил по комнате, накручивая себя пружиной, посмотрел в окно.

На теннисном корте уже никого не было. Огромный сад за окном, выглядел пустынным и безлюдным, если это определение возможно применить в отношении цветущих яблонь. Аромат яблок просачивался, кажется даже в спальню второго этажа. Не отрицай я всё происходящее, я мог полюбить это место. Поразительная красота. О цене красоты спрашивать следовало у Вольха.

Мне стоило лучше слушать его рассказы, в тот вечер, когда он пожелал рассказать, а я прохлопал ушами, не сочтя это важным и серьёзным. Теперь в свете новых событий, тот нерациональный страх Сани и его приказ не спускать с меня глаз и не выходить из дома, пока он не разберётся, приобретал новый зловещий смысл.

Значит Саня, знал о чём – то, знал о том, о чём не знал я, но списал это знание со счетов, и сделал ошибку. Что ж. У меня в запасе была неделя, что бы её исправить.

– Разобрался? – Вольх вышел из душа, разморенный, довольный, с намотанным на бёдра полотенцем. Выглядел он столь красноречиво, что я отвернулся. Интересно, а в той среде, которой он вращался ведь существовали запреты на такой способ удовлетворения, не говоря уже о том, что он вафлил мне. Но вот только Вольху кажется было абсолютно до фонаря. Недолго думая, он сграбастал меня к себе, и укусил за ухо.

– М –да. Неделя покажется пыткой.

– Ты же сказал, что не будешь меня трогать? – Я тщетно пытался увернуться, от губ и ладоней беззастенчиво и по хозяйски лапающим за задницу.

– Это касается только секса, – Вольх наклонился и лизнул в шею – Насчёт всего остального, привыкай, малыш.

С этими словами, Вольх решительно ухватил меня за яйца и губы его сложились в изломанную понимающую усмешку.

– Значит, похуй, говоришь?

Если бы зубы можно было стереть в крошку, я бы уже это сделал.

Кажется Вольха зациклило на этой фразе, он мне теперь её очевидно всё время будет припоминать. Я безуспешно рвался назад, пытаясь оттянуть запястье, а Вольх тисками обхватил торс и нагло массировал пах, делая обнаруженную эрекцию почти болезненной, двинулся вперёд, без усилий впечатывая нас в стенку, прижимаясь всем телом.

– Отпусти, блядь. Это нечестно!

Я в ярости пизданул ему коленом и головой, и оказался распятым на четыре конечности.

– Да ну? – Вольх ухмыляясь, прихватил губу, я укусил и язык яростно вбился в рот, превращая дальнейшие попытки диалога в мычание.

– Я с тобой не в игрушки играюсь, Ник, – сообщил Вольх отстраняясь и тяжело дыша с раскрасневшися лицом.

– Пора это понять. И повзрослеть.

Он отстранился, отпуская меня на свободу, почти такого же красного, только вдобавок ко всему реально униженного, происходящим. Два один. Я полный идиот.

– Не злись, – Вольх протянул руку, и опустил её, когда я уклоняясь от этого прикосновения, шарахнулся в стенку.

– Вот же придурок ненормальный. – Он покачав головой, сдвинул меня в сторону и сдёрнув полотенце, вытащил из шкафа свои вещи, совершенно естественно сверкая голой задницей. – Вот объясни мне, нахуй отрицать очевидное?

Вольх повернулся, держа в руках бельё, я отвёл глаза, увидев что у него снова стоит. К моей радости, Вольх оставил этот факт без внимания, и принялся одеваться, смешно и неловко прыгая на одной ноге.

– Гордость не позволяет признать, что ты в штаны готов спустить, когда я тебя трогаю. Слабо?

– Слабо! – я яростно вскинул глаза.

– Значит дурак, – Вольх натянул носки и оправив брючину поднялся.

– Вот и весь расклад.

– А ты типо умный?

Ерепениться было бессмысленно, собственно я и не ерепенился, так огрызался вяло, тем более угодил Вольх не в бровь, а в глаз.

– Был бы умный, не влюбился в тебя. Ник заканчивай уже. Пошли обедать.

– Сейчас ужин – исправил я машинально. .

– Не знаю, насчёт тебя, а ещё не завтракал.

– Не ты один.

Беззлобно переругиваясь, а постепенно шутливо препирась, мы добрались до кухни.