Текст книги "Цикл «Идеальный мир»: Путь в светлое будущее (СИ)"

Автор книги: rrrEdelweiss

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ой! – Огонек попытался спрятать наполовину выкуренную сигарету и чуть не упал с диванчика-качалки, на котором развалился. Наги смутилась.

– Да нормально все, – она замахала руками, показывая, что не стоит беспокоиться – Извини, я не хотела мешать.

– Ты не мешаешь, просто... не стоит тебе этим дышать, – мышь поспешно затушил сигарету о принесенную с собой импровизированную пепельницу из пустой банки от газировки и сел, давая ей место.

– А я люблю запах сигарет, – улыбнулась Наги, забираясь с ногами в противоположный угол качалки. Пальцы сами собой нашли хвостик косички и начали нервно его теребить.

– Почему? – Огонек хитро прищурился, заранее угадывая ответ.

– Так папа пахнет иногда. Мама терпеть не может, а мне нравится. Правда, в детстве я считала, что так пахнет дохлый плутаркиец.

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь, как пахнет дохлый плутаркиец! – внезапно серьезный голос Огонька заставил ее похолодеть, осознав, что она только что сказала.

Рука с зажатым в ней ножом едва заметно дрожала. Подросток унял дрожь и посмотрел на красные капли, что кропили иссушенную почву у его ног. Он это сделал. Был должен. Этот склад с запасами для армии захватчиков охранялся очень слабо, и был шанс принести домой свежей еды. Жизнь вражеского солдата или жизнь кого-то из его семьи – у Огонька не было вопроса, что выбрать. Плутаркиец, дергаясь в агонии, захрипел, размазывая кровь по земле и внезапно вцепился в рукав его куртки, потянув на себя с неожиданной для почти мертвого существа силой. Опрокинув марсианина, обреченный на смерть заклокотал, уставившись в глаза того, кто нанес ему глубокую рану. Опомнившись и почувствовав пальцами рукоятку верного «керамбита», мышонок замахнулся и снова вонзил клинок в удивительно неподатливую плоть. Противник забулькал, изо рта брызнула кровавая пена. Подавив рвотный позыв, Огонек нанес новый удар – и впервые забрал жизнь.

Он точно знал, зачем. Он убедился, что враг мертв. Быстро взломав замок, взял все, что смог унести.

Только оказавшись на безопасном расстоянии и удостоверившись, что доставит такую нужную его семье еду, подросток позволил себе упасть на колени и расстаться со скудным содержимым не первый день практически пустого желудка.

К принесенным запасам он так и не притронулся, несмотря на голод.

Осторожно подняв испуганный взгляд, мышка встретилась с очень серьезным и пристальным взором, на дне которого было что-то, чего она не могла понять. Что-то, что иногда она улавливала в глазах отца и матери. Огонек на автомате вытянул пачку из кармана черной мотокуртки, прикурил новую сигарету и глубоко затянулся. Повисло молчание.

– Прости, я не хотела. – Наги опустила глаза и сунула хвостик косички в рот, как делала всегда, когда нервничала. Было очень неудобно, что она вызвала неприятные воспоминания.

– Ты не виновата. – Он улыбнулся, справившись с тягостными мыслями и втянул носом аромат белых маленьких цветочков. Определенно, этот день пах совсем иначе, чем дохлый плутарик. – Что ты рисуешь? – Мужчина кивнул на планшет в ее руках.

– Вот этот куст. У меня в художке задание: рисунок с натуры. Вообще-то, рисовать нам задали мышей, но все заняты. Лучше принести на урок хоть что-то, чем сдать пустые файлы.

– Не нашла добровольцев? – прищурился серый, аккуратно выдыхая сигаретный дым как можно дальше от девушки.

– Мне неудобно отвлекать взрослых от беседы. – Она смущенно взглянула на него из-под ресниц.

– Если хочешь, можешь отвлечь меня. – Огонек кинул на нее быстрый взгляд из-под бурой челки с огненным росчерком.

– Ой, правда? Ты можешь? – Наги подалась вперед, порывисто схватив широкую серую кисть, но тут же выпустила, смутившись. – Это не быстро может быть.

– Да без проблем. Что нужно делать? – Мужчина довольно улыбнулся.

– Мммм... сидеть? – неуверенно предположила Нагината. – Я никогда не работала с натуры. Мне раньше было интересно рисовать природу, но недавно я взяла курс по изображению живых существ, это первое отчетное задание.

– «Сидеть» – мне нравится! А если придет кто-то из старших и попробует меня припахать к уборке со стола, то отвечу, что очень занят, я – натурщик! – Огонек заговорщически ей подмигнул.

– Нужно больше света. Давай вон туда принесем кресла? – художница кивнула на полянку перед домом. Они поднялись, Огонек сходил в гараж за раскладными стульями и поставил, как ему указала девушка.

– Как мне сесть? – Он протянул ей одну из банок шипучки, которую захватил вместе с креслами.

– Как удобно. Спасибо! – Отпив, рыжая аккуратно пристроила банку у ножки и забралась с ногами в кресло.

Огонек огляделся, снял мотокуртку и майку, небрежно кинул их на спинку и удобно развалился напротив: – А я пока позагораю!

– Мыши же не загорают? – улыбнулась девушка, скользнув взглядом по крепкому накачанному торсу и рукам. Ей определенно повезло с моделью.

– Солнышко полезно, – подмигнул мужчина, делая глоток. Стилус коснулся экрана, выводя первые пробные линии. Он закинул руку за голову и, чуть склонив ее, смотрел куда-то в даль. Одна нога была вольно заброшена на колено другой, банка шипучки стояла на обтянутом джинсами бедре. Мышка залюбовалась атлетическим стройным телом, предвкушая, какой ажиотаж у подружек в школе может вызвать ее работа.

– Вот так посиди, пожалуйста. – Линии стали ложиться увереннее, создавая контур расслабленно сидящей в кресле фигуры. – Если удобно, то так очень хорошо.

– Удобно. – Он посмотрел на нее. – Тебе нравится рисовать?

– Да. Хотя мама говорит, что в детстве я совсем этого не любила. Даже не представляю, как такое возможно! – Ее взгляд задержался на мощной шее и плечах, стилус выводил рельефные мышцы на экране планшета. – Тебя очень интересно рисовать. – Она смущенно опустила глаза к изображению, выглаживая точными линиями грудь и кубики пресса. Кончики ушей внезапно загорелись.

– Если нужна будет модель, звони. Не обещаю сразу, но помочь постараюсь. – Красные глаза блеснули из-за буро-рыжей челки.

– Оу, тогда, я боюсь, моя преподавательница перестанет возвращать мне работы. – Нагината сама не поняла, как выпалила эту фразу, а, осознав, нырнула носом в планшет, спрятав за волосами стремительно краснеющее лицо. Огонек пораженно молчал несколько секунд, а потом расхохотался.

– Если она молодая и красивая, я напишу ей телефон на одном из портретов. – Он выжидающе посмотрел на мышку, которая вскинула на него внезапно холодный и злой взгляд.

– Нет, она старая и толстая! – Руки, сжимавшие карандаш, стали выводить нервные, жесткие линии. Не поднимая глаз и нервно кусая губу, она воспроизводила образ по памяти. Огонек некоторое время разглядывал этот рыжий комочек ярости теплыми глазами.

– Ну-ну, тогда не показывай, вдруг приворожит? Интересно, что скажет дядя Модо, если я объявлю, что женюсь на старой и толстой училке? – мужчина кинул озорной взгляд на девушку. Все близкие знали, как его достали взрослые родственники с расспросами и советами на эту тему.

– Сбылась мечта идиота? – Наги, осознавая свою дерзость, посмотрела на Огонька из-под завесы волос. Тот громко расхохотался.

– Спасибо, ты спасла меня! Я теперь знаю, что ответить, когда они в следующий раз поднимут этот вопрос.

Внезапная мысль обожгла мозг девушки и, не давая себе времени подумать, она выпалила:

– О, еще идея: можешь сказать, что хочешь жениться на мне. Увидишь, как папа начнет убеждать твоих, что холостякам прекрасно живется. – Она снова попыталась спрятаться за планшетом, испугавшись своих слов. Огонек уставился удивленным взглядом на пылающие антенны и кончики ушей. Девочка дерзостью и смелостью определенно пошла в родителей, восхитился мышь.

– Хорошо, – наконец ответил он. – Главное, чтобы реакция твоего отца была не такой бурной, как у Винни. – Они рассмеялись, снова почувствовав себя уютно друг с другом.

На Марс опускался вечер, и легкий ветерок принес не только аромат цветов, но и прохладу, что пробиралась под шерсть, вызывая мурашки, и заставляла волоски вставать дыбом. Наги раздраженно пригладила их, не желая быть похожей на взъерошенную ондатру.

– Замерзла? – от внимательного взгляда мужчины не укрылось зябкое передергивание девичьих плеч.

– Немного. Я, кстати, закончила.

– Тогда пойдем в дом, а то мне влетит, что ты простудилась. – Поднявшись, Огонек натянул футболку, пока Нагината собирала принадлежности для рисования. – Не мерзни. – Ей на плечи легла плотная ткань его мотокуртки, в которой девушка утонула. Сильные руки повернули ее к мужчине, забрали планшет и закутали в тяжелую кожу, пахнущую табаком, бензином и мужским одеколоном. Задержав на ее лице долгий задумчивый взгляд, Огонек кивком пригласил последовать за ним в тепло его отчего дома.

Карабина с веранды наблюдала за тем, как ее дочь возвращается в сопровождении молодого мужчины, что был как сын дорог сердцу. И тут же в материнском воображении образ надежного, взрослого друга уступил место какому-то неизвестному юнцу, что вот так же скоро будет провожать Нагинату домой. Что-то сжало грудь липким страхом. Она не готова, не готова к тому, что ее маленькая дочка стала совсем взрослой! Не готова к тому, что очень скоро, возможно, захочет рассказать ей, открывая сердце, юная мышка. Она зажмурилась, боясь закричать от внезапно обрушившегося осознания, какие мысли очень скоро будет вызывать дочь у противоположного пола. Марсианка с трудом подавила иррациональное желание укрыть ото всех своего ребенка, желательно, вернув в живот под полный контроль и опеку. Да вот только не поместится, и место занято.

– Милая, поверь матери, вырастивший шестерых детей, и бабушке многочисленных внуков и правнуков. Отпустить – одна из задач родителей. Дать жить собственной жизнью. – Матушка Модо отпила крохотный глоток коньяка, что плескался на дне ее круглого бокала. Теплый взгляд следил за тем, как любимый из внуков медленно приближается к дому.

– Мне хочется спрятать ее от всего мира. Я головой понимаю, что еще немного, и Наги станет совсем взрослой, но... я не готова, – она посмотрела на пожилую женщину, что видела так много.

– Они все уходят, Карабина. Вырастают и уходят. Задача родителя – подготовить ребенка к жизни без него. Ведь однажды мы покинем их навсегда, – мудрые, потерявшие свой цвет глаза, что видели долгий и тяжелый век, заглядывали в самую душу. В них читалось понимание и принятие того, что ее путь почти пройден, и сердце генерала сжалось от тоски. – Я прошу Фобос, чтобы рядом с моими детьми был тот, кто облегчит боль утраты. Пока вы есть друг у друга, я спокойна за вас всех, дети мои. – Тонкие, высушенные возрастом серые руки погладили ее ладонь. Карабина переплела пальцы с той, что своей мудростью и спокойствием все эти годы помогала проходить ее женский путь.

– Мы будем... – прошептала Карабина, впитывая каждую секунду этого вечера. День, что подарил так много открытий, заканчивался. На вечернем небе загорались звезды.

====== Глава 6. Во имя новой жизни ======

6 лет спустя после подписания мира с Плутарком

Молодой секретарь главы Марсианской республики считал удостоверение ее личности, сосканировал сетчатку глаза и отпечатки пальцев. Датчик запищал и замигал зеленым.

– Все в порядке, генерал. Стокер ждет вас, – паренёк улыбнулся и нажал кнопку, открывая кабинет. Карабина вошла в просторную комнату, которую занимал бывший лидер повстанцев. Дверь за спиной с тихим шипением закрылась, отрезая от остального мира.

– Рад тебе, – Стокер по многолетней привычке перевернул бумаги, которые изучал, вниз текстом и поднялся из-за широкого стола. Мышка машинально отметила про себя этот жест и вскинула бровь. Рыжий проследил взгляд подруги и усмехнулся. – Некоторые вещи делаю на автомате, уже почти как инстинкт. Ты же знаешь, от тебя у меня секретов нет.

– Это правильный инстинкт, Сток, – Карабина улыбнулась и приблизилась к другу.

– Как ты? – мужчина кивнул на ее уже весьма внушительный живот, давно не помещающийся под форменным кителем.

– В принципе, неплохо. Устаю. Скажу честно, чувствую, что возраст дает о себе знать. Носить Нагинату было гораздо проще.

– Кому ты говоришь про возраст? – мужчина тряхнул по-прежнему длинными и густыми, но совершенно седыми волосами. – Ты смелая женщина. Я тобой восхищаюсь. – Стокер посмотрел на нее с долей грусти. Вся его семья погибла в самом начале войны, и борьба за независимость Марса не дала шанса на личное счастье позже. А после окончания боевых действий он продолжил полностью отдаваться восстановлению их разрушенного и разграбленного мира, часто неделями не покидая свою рабочую резиденцию. Он даже оборудовал себе небольшую спальню в комнате, смежной с кабинетом.

– Это я и хотела с тобой обсудить. – Стокер коснулся кончиками пальцев ее спины и кивнул, предлагая устроиться на диване, стоявшем около огромного окна с видом на Сад Надежды.

– Тебе принести что-то? – рыжий отошел к небольшому бару. – Как всегда, кофе?

Подруга и верная соратница кивнула. Мужчина прекрасно изучил ее за многие годы, что они сражались бок о бок. Страсть к бодрящему напитку у них была общей. Зажужжала кофемашина, и по кабинету разнесся восхитительный аромат, заставляя втягивать носом воздух. Себе мужчина взял стакан и налил что-то из резного графина.

– Угощайся. И конфетки, – он придвинул к ней сладости. От бокала в его руке пахло крепким алкоголем.

– Не рано ли? – генерал кивнула на напиток в его руке.

– Утро было тяжёлым. Посол Венеры снова завел свою песню про льготы для их кораблей при проходе через наше воздушное пространство. А этот скользкий хорек, министр финансов Альфы-7, вынул всю душу, нудя про скидки на импорт фарсидских металлов. Да я вообще собираюсь наложить запрет на их разработку на следующие десять лет! – Стокер сделал глоток, устало откинул голову на спинку дивана и расстегнул высокий воротничок парадного кителя, душившего его. Минуту он сидел молча, прикрыв глаза и наслаждаясь покоем. Усилием воли мышь вырвался из расслабленности, напомнив себе, что не один. – Так о чем ты хотела поговорить?

– Стокер, я... – Как сказать? Такие простые и такие сложные слова. Такое логичное и тяжелое решение. Вся ее жизнь прошла на службе, и от того, что она собиралась произнести, генерала отхватывал ужас. – Я хочу подать в отставку, – она спряталась за чашкой с кофе, не решаясь поднять глаза на старого друга.

Тишина. Потом она услышала, как мужчина делает большой глоток. Стакан звякнул о поверхность столика. Карабина отважилась поднять взгляд на бывшего лидера Борцов за свободу. Стокер сидел, подавшись вперед, уперев локти в колени, сцепив кисти в замок и прижавшись к ним лбом. Его плечи были опущены, и впервые за все годы, что она знала его, Карабина увидела перед собой старика. За энергией и харизмой все они не замечали, что лидер значительно старше их. Мужчина поднял на нее полный боли взгляд и положил на кисти подбородок.

– Я могу тебя отговорить? – Он не мог не попытаться, но было видно, что еще до начала разговора друг знал, для чего запрашивалась аудиенции. И принял ее решение.

– Я прошу тебя этого не делать, – очень тихо ответила мышка, сглотнув комок в горле. Как бы ни тяжело ей пришлось, сколько энергии ни отдала бы она сражениям за свободу, Карабина жила этой борьбой, этой войной, пониманием, что делает другим лучше. И это всегда было тем, что давало силы, приносило огромное удовлетворение.

– Ты нужна мне, – откровенный взгляд прямо в глаза. Он манил, просил, никаких недоговоренностей не было меж ними. После победы на плечи Стокера легла еще большая ответственность: создать новый мир, такой, в котором невозможно было бы повторение трагедии, едва не разрушившей Марс. Мир, в котором алчность не стояла выше общего блага, мир, в котором каждая мышь чувствовала себя в безопасности, мир, где родители могли без опасений отпускать детей на улицы. Подруга была его правой рукой, его соратницей и поддержкой все эти годы.

– Ему я тоже нужна, – прошептала женщина, положив руку на круглый живот и почувствовав удар в раскрытую ладонь.

– Великий Фобос, Карабина! Мы это сделали! – как только за их спинами упали межсекционные переборки марсианского тяжелого крейсера, Стокер схватил ее в объятия и закружил по пустой палубе флагманского корабля. Только что, в прямом эфире всех крупнейших галактических каналов они приняли капитуляцию Плутарка и подписали мирный договор. Смеясь, мышка обняла друга за шею.

– Мы это сделали, Сток! – не в силах сдерживать эмоции, несокрушимый, непробиваемый, грозный марсианский генерал всхлипнула, подняв растерянный и потрясенный взгляд на своего командира. Мужчина заключил ее в кольцо надежных рук, прижимая к себе и гладя по волосам. Кому, как не ему, было понять, что она сейчас чувствует? Годы войны, годы ответственности, годы дышащей в спишу смерти. Тысячи жизней, что оборвались из-за их приказов. Жизней по обе стороны фронта. Не говоря ни слова, Стокер качал рыдающую женщину в объятиях, позволяя наконец выплеснуть все то, что накопилось в душе.

– Прости, – она смущенно спрятала лицо в его парадном кителе.

– Тебе не за что извиняться. Это был долгий путь, – он тепло поцеловал ее в висок, зарывшись пальцами в волосы. Не раз делившие ночлег и последнюю пищу во время боевых заданий, в минуты откровений они могли позволить себе такие жесты братской поддержки.

– Что теперь, бро? – прошептала Карабина, греясь в редких, но очень ценных объятиях.

– Теперь пришло время строить мир, – он улыбнулся ей в макушку. – Создавать новое правительство, возрождать города.

– И ты – наш лидер по условиям договора, – улыбнулась генерал сквозь слезы. – Кто бы мог подумать.

– Мне нужна команда, – Стокер серьезно заглянул ей в глаза. – Ты же понимаешь, что сейчас все только начинается и у нас впереди много работы. Мне нужен тот, кому я полностью доверяю и кому могу подставить спину, – мужчина сжал ее руки в своих. – Скажи, ты будешь со мной?

– Буду. Ты же знаешь, всегда буду. Во имя Марса и будущего.

Мужчина зарылся пальцами в седые волосы, уставившись в пол. Он знал, что так будет, всегда знал. Как только она рассказала, счастливо сверкая глазами, что ждет третьего, он это понял. Не хотел верить, ведь эта сильная и энергичная женщина пообещала поддерживать его в создании нового идеального мира. А ей он верил, как никому. Годы и ответственность отталкивали от него друзей, желавших идти своей простой и предсказуемой дорогой. Сначала его оставил Модо, стремившийся проводить в растущей семье все больше времени и поэтому сменивший погоны старшего приближенного офицера на размеренную и легко прогнозируемую жизнь учителя по военной подготовке. Потом Винни открыл с Чарли автомастерскую, в которой они успешно собирали уникальные мотоциклы. А вскоре за альбиносом и один из самых талантливых учеников подал в отставку, вспомнив, что когда-то был успешным аналитиком и финансистом. Выжди Троттл еще год, и Стокер отдал бы ему в управление все финансы марсианского государства, но нет, рыжий предпочел дом и уют. Старик его не винил. Это у Стокера ничего не было, кроме борьбы и надежды на лучшее, а у них были семьи.

Но вот и ее время пришло. Самой надежной. Самой верной. Пришло время Карабины пойти мирным путем.

– Я принимаю твою отставку. – Не глядя на нее, мышь схватил стакан и осушил его до дна одним глотком. – Передай документы секретарю, я подпишу. Ты можешь идти, – он встал и отвернулся к окну, как будто его бывшей союзницы не было в кабинете.

Шаги на спиной. Звук отъезжающей двери.

– Прости меня, – едва слышно. Створки за ее спиной закрылась.

Стокер остался один на один с будущим Марса.

Карабина шла, глотая слезы. Больше у нее не было причины оставаться в этом здании. Пожалуй, даже за вещами в кабинет можно прислать кого-то. Марсианка обняла себя за плечи, не видя ничего вокруг. Сейчас весь мир сжался до крохотной цели – дойти до машины и затемнить до предела окна.

Вся ее жизнь была здесь, в месте, где вершилась судьба государства. Никогда генерал не боялась трудных решений и принимала ответственность. Но что оставалось ее семье? Сколько тепла и времени она подарила детям и Троттлу, которые терпеливо ждали все эти годы? Видела ли она первые шаги своих детей? Слышала ли она их первые слова? Помнит ли их глаза в минуты долгого пребывания у ее груди? Все это она наблюдала сквозь призму отчетов, докладов и разработки схем боевых действий. Даже ее свадьба была в военном штабе, а Наги родилась под бомбардировку базы Борцов за свободу в медпункте, где роженицу и прибывающих раненых бойцов разделяла только небольшая белая ширма.

Захлопнув дверцу машины, она подняла защитные непрозрачные шторки и упала лбом на руль, сотрясаясь от рыданий.

«Просто гормоны. Просто перемены пугают.»

Мышка упорно гнала мысль, что трусливо дезертировала, оставив старого друга один на один с этим миром, в котором оба они, старые солдаты, совершенно не умеют жить.

Сын в ее животе толкнулся, возражая, что его зажали материнские ребра. Карабина откинулась на спинку, успокаивающе погладив малыша через разделявшую их плоть и одежду. Внезапно пришло спокойствие. Ведь для этого она и провела два десятка лет в окопах, проливая кровь и рискуя жизнью. Чтобы иметь возможность узнать, каково это – растить детей в мирное время. Чтобы возвращаться домой, не боясь бомб и вражеских солдат. Чтобы знать, что ее сына не перемелют жернова военной машины.

Взяв себя в руки и глотнув воды, бывший министр обороны Марсианской республики завела мотор и вырулила со стоянки здания правительства.

Женщина ехала к своей новой жизни.

====== Глава 7. Доверяя самое дорогое ======

7 лет спустя после подписания мира с Плутарком

Одной рукой придерживая на плече сопящего ему в шею младенца, второй Троттл листал рисунки в планшете старшей из своих детей. Четырехмесячный Стокер во сне чихнул и повернул голову в другую сторону, продолжая сладко спать: видимо, отцовская шерсть щекотала нос. Прижавшись щекой к теплой спинке, мужчина медленно перебирал страницы, на большей части которых однозначно узнавался его молодой друг и товарищ.

Вот Огонек полулежал на чем-то, кажется, на качалке в саду Модо. Вот он сидел на мотоцикле, развернувшись назад и глядя на автора рисунка через могучее плечо. Вот обнаженный по пояс мужчина, заложив руки за голову, грыз травинку. А вот чуть улыбающиеся губы сжимали тлеющую сигарету.

Что-то шевельнулось в груди от взгляда на эти портреты. Совершенно очевидно, что их не задавали Наги в художественной школе. Стоит признать, сходство было поразительное, определенно, девочка... девушка, поправил себя рыжий, обладала талантом. Сколько времени провела дочь с этим молодым и безусловно привлекательным мужчиной, перенося в планшет смеющиеся глаза, мощные плечи и рельеф накачанных мышц груди? Последние месяцы внимание, которое племянник Модо оказывает его девочке, все больше беспокоило Троттла. Слишком велика была разница в возрасте, слишком не готов он был признать, что веселая громкоголосая малышка превратилась в привлекательную девушку, вызывающую желание быть с ней рядом.

Хотелось найти Огонька и дать в морду. Но за что? За то, что подвозил дочь после вечерних занятий в художественной школе, пока родители нянчились с младенцем? За то, что время от времени делал с ней уроки по техническим дисциплинам и служил моделью для рисования с натуры? За то, что, помогая слезть с байка, аккуратно придерживал за талию и сам надевал ей на голову шлем? Или за то, что Нагината ни разу не замерзла, потому что ее плечи всегда укрывала тяжелая мотокуртка, пахнущая взрослым мужчиной?

Было бы лучше, если бы домой ее провожал неизвестный родителям ровесник? Троттл был вынужден признаться себе, что в этом случае безопасность дочери вызывала бы больше вопросов. Юнец, только оседлавший байк и не успевший почувствовать колесами дорогу, никогда не вез бы ее так уверенно, как прошедший школу Стокера командир марсианского мотопеходного полка. Бесшабашный мальчишка вряд ли бы брал с собой второй шлем и проверял, надежно ли тот застегнут. Ветреный красавчик с бурлящими гормонами не ограничился бы целомудренным касанием тонкой талии.

От этой мысли байкер скрипнул зубами.

Не готов он доверить ее хоть кому-то! Но разве ее сердце спросило отца?

Она без задней мысли наивно прижималась к сильной серой руке, когда они шли от мотоцикла к дому. Она расчесывала буро-рыжую челку тонкими пальчиками после того, как он снимал шлем. Она клала голову ему на плечо, заглядывая в книгу, которую читал молодой воин, пока ждал ее.

Троттл задался вопросом, а смог бы он проявлять столько терпения и такта? Или ему все же чудится и все это – не более чем дружба между теми, кто знает друг друга многие годы?

Он погасил планшет, так неосторожно оставленный дочерью в гостиной.

Он хотел ошибаться, но родительское сердце подсказывало ответ.

Ветер швырнул в глаза волосы и забрался под воротник толстовки, послав стайку бодрящих мурашек по спине. Троттл шагнул из чердачного окна на крышу, поднялся чуть вверх и понял, что не ошибся: закинув руки за голову, Нагината лежала, глядя на звезды. “Его с ней особое место”: почти плоский уклон позволял безопасно расположиться под открытым небом и вдыхать ароматы, что доносятся от лужайки и пахучих кустов, которые они всей семьей посадили пару лет назад. Только Карабине о том, что они вылезают на крышу, лучше не знать, она найдет тысячу и одну причину, почему это опасно, плюнув на доводы, что они тысячу и один раз без проблем проводили тут время. А еще здесь был особый тайник, где прекрасно пряталась банка из-под шипучки, приспособленная под пепельницу. Все гениальное – просто, зачем изобретать велосипед? И именно отсюда дым не затягивает в дом. Вот только байкер давно подозревал, что не один он приходит перекурить, замечая следы пепла слишком тонкой для него сигареты.

Сегодня он в этом убедился.

– Ты в курсе, что мне за тебя влетело от матери? – он уселся рядом с девушкой, осуждающе глядя на нее поверх очков. – Не мой, знаешь ли размерчик. – Он вытащил из кармана уютного домашнего худи наполовину пустую пачку тонких сигарет с ментолом и бросил ею в дочь.

– Оууу.... – она села, обхватила колени руками и виновато опустила глаза, покраснев.

– Ты же знаешь, как мать ненавидит, когда курят.

– Прости, пап? – она спряталась за такой же, как у отца, челкой. – Тебе не очень сильно влетело?

– То есть «Я так больше не буду» я не услышу? – Троттл попытался изобразить праведный гнев.

– Ммммм... зачем мне тебе врать? – из-под рыжих волос блеснул хитрый взгляд.

– Вообще-то, тебе положено смущаться, каяться и, может быть, даже плакать! – возмутился рыжий такой наглостью вредного подростка.

– Ээээ.... – Наги задумалась. – Как скажешь!.. Ааааа, я так больше не буду! – Картинно хлюпнув носом, юная мышка уткнулась в мягкую отцовскую кофту и повалила его на спину. – Я плохая девочка! Лишите меня конфееееет!

Не сдержавшись, Троттл расхохотался:

– Лучше лишу карманных денег, и тебе будет не на что покупать всякую гадость!

– Тогда я буду таскать твои. Я же знаю, где лежат. А твои крепче, и ты сам навредишь моему здоровью! Или я обижусь и сдам твой тайник маме. – Дочь, весьма довольная собой, навалилась сверху, сложила руки у него на груди и очень спокойно посмотрела прямо в глаза.

– Знаешь, у меня сильно зачесались руки тебя выпороть. – От такой наглости мужчина даже растерялся.

– Ты этого тоже не сделаешь. Потому что ты меня любишь, потому что ты не запрещаешь детям то, что делаешь сам, и потому что ты самый лучший папочка на свете! – Потянувшись вверх, Наги поцеловала черный нос. Не только дочери Винни умели плавить своего отца до состояния жидкого металла.

– Подлиза! – проворчал рыжий, снова усаживаясь. Нагината устроилась под боком.

– Прости меня. Я не хотела, – дочь виновато ткнулась лбом ему в плечо.

– Не расстраивай мать. Она и так постоянно на нервах: целыми днями крутится по дому, а ночью встает к твоему брату. Да и без работы явно тоскует, – байкер обнял мышку, прижимая к себе, и поцеловал в макушку.

– Мир?

– А я с тобой и не ссорился. – Улыбнувшись ей в висок, он достал сигарету и прикурил. – Я к совести взывал. Ты мне объясни одно: зачем тебе?

– А тебе зачем? – тут же ощетинился подросток. Ну точно сердитый еж!

– Ммм... – Троттл задумался, выпустив струйку дыма. – В молодости – даже не знаю. Наверное, это была возможность как-то переключиться в условиях войны, очистить мозг от мыслей. А когда вы были маленькими – способ расслабиться и не наорать на вас с Харлеем, когда разносили дом и доводили нас с Карабиной. – Они помолчали, размышляя каждый о своем. – Наги, это не сделает тебя взрослее, – он кивнул на тлеющую сигарету в своей руке и после небольшой паузы добавил:

– Если позволишь на секунду выйти из роли твоего отца, скажу, что мне курящие девушки очень не нравятся.

Она вздрогнула и опустила плечи.

– Ну и пусть не нравится! – снова сердитое пыхтение. Троттл с нежностью посмотрел на пробующего бунтовать ребенка, внезапно ужасно напомнившего его самого в том же возрасте.

– Эй, детка, когда ты дуешься, ты похожа на сердитого ежа. – Он едва увернулся от тычка локтем в ребра и затянулся, смеясь.

Нагината украдкой посмотрела на отца. При всей любви девушки к матери, самым близким она считала именно его. Мама была периодически слишком строга и сурова, боялась за детей и старалась не допускать опасности. Иногда Нагинате хотелось крикнуть ей: «Я выросла! Я не хочу больше прятаться под твоей юбкой!» Отец был другим. Сам склонный к риску адреналиновый наркоман, он давал ей пробовать и совершать ошибки, правда, при этом постоянно страхуя от непоправимых последствий. Не раз Наги набивала шишки и сдирала коленки, совершая какое-нибудь детское безумство, за что они с отцом получали от Карабины. Она – за то, что полезла, он – за то, что не уберег от травмы. И как-то само собой они стали сообщниками.

– Так вот, значит, чем пахнет! – двенадцатилетняя Нагината стояла на пороге кухни, морща нос. Отец резко обернулся и закашлялся.

– Эээээммм... Наги, ты чего встала? – Троттл все же попытался спрятать тлеющую сигарету. А вдруг прокатит? – Ай! – он обжег ладонь, прислонив к ней непогашенный горячий кончик. К запаху табака добавился запах паленой шерсти.

– Больно? – девочка тут же оказалась рядом. Троттл, поняв, что спалился окончательно и бесповоротно, затушил и выкинул окурок.

– Ничего страшного, детка, – он полез за аптечкой. – Так чего ты встала?

– Пить захотела. А ведь ты давно это делаешь, – она кивнула на окно. Не спрашивала – утверждала.

– Да, – взрослый смутился и принялся сосредоточенно обрабатывать ранку.