Текст книги "Сексуальная симфония (СИ)"
Автор книги: RoksenBlack
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Он даже никогда не целовал ее. В конце концов, это Гарри. Просто Гарри. Даже после осознания своих желаний Гермиона скрывала свои чувства. Но он всё равно знал, взгляд его изумрудных глаз красноречиво свидетельствовал об этом.
– Ты слишком много думаешь, – лениво сказал он. – Это было всего лишь наблюдение, а не объявление войны.
– Девушкам свойственно много думать, – твердо сказала, а потом вздохнула. – Нам приходится – для гармонии.
Странно, что он выбрал войну для сравнения. С другой стороны, сравнение, кажется, подходило. Щурясь на солнце, пытаясь найти точку опоры, потому что земля, казалось, уплывала у нее из-под ног, она спросила:
– А почему ты готов отказаться от магии, а не от чего-то попроще, – Гермиона задала очень глупый вопрос и знала это, как, впрочем, и Гарри, который скептически поднял бровь. – Что ж, тогда я польщена.
– Но не заинтересована.
Она могла бы закончить разговор, просто сказав «извини», и этого было бы достаточно, чтобы перевести все в шутку. Вместо этого она закрыла глаза и промолчала, не в силах солгать. Между ними повисло молчание.
Гарри приподнялся и подвинулся к ней ближе, закрыв солнце.
– Ты еще можешь сказать «нет», – прошептал он.
Его рука легла ей на живот. Гермиона чувствовала тепло его тела, ладоней, которое проникало сквозь мокрую одежду. Его рука скользнула в ее джинсы, и Гермиону бросило в жар от нарастающей волны желания.
– Я же не собираюсь делать это здесь и сейчас. Мы должны вернуться в палатку. Скалы совсем не подходят для того, чем я хочу заняться. Наша одежда промокла, и если мы ее высушим заклинанием, она встанет колом. Я почти отморозил себе мужское достоинство, к тому же у нас нет презервативов. Но через несколько часов всё будет по-другому, и если ты сомневаешься в своем решении, то лучше сказать об этом сейчас.
Он прав. Она должна сказать «нет».
“Ну и зачем я даю ей право выбора?”– мысленно ударил себя по лбу Гарри.
Она открыла глаза и повернулась к нему лицом. Он наклонился и поцеловал ее холодными губами. Приподняв ее, он откинул рукой ее мокрые волосы, обняв за шею, и медленно углубил поцелуй, прижав к себе. От его прикосновения по всему телу Гермионы стало разливаться тепло, она почти согрелась, но внезапно её снова затрясло от холода. Гарри пристально посмотрел на нее и провел рукой по волосам. Глаза его выдавали недвусмысленное желание.
– Мы должны вернуться к палатке и согреться. Солнце скоро зайдет, нам надо переодеться, в сырой одежде мы замерзнем.
– Хорошо, – он отодвинулся, и Гермиона села.
– Ты не думаешь, что мистер Ларгентон сообщил Пожирателям, и они уже ищут наши тела?
– Я в этом сомневаюсь. Полагаю, ты не слышала, что он кричал.
– Слышала крик, но не могу сказать, что.
– Он кричал: «счастливого пути!»
Гермиона посмотрела на него с изумлением. Потом она нервно захихикала, поднимаясь на ноги. Она догадывалась, что Ларгентон был из тех людей, кого не волнует никто, кроме себя.
Покачиваясь, она оценила обстановку. Очки Гарри не потерял, ведь Гермиона их предусмотрительно приклеила к нему заклинанием. Её сумочка так и висела на поясе, а палочка лежала в кармане.
Всё тело ломило, но она не могла понять, болит ли оно от ушибов или это просто мышцы болят от усталости. Ей повезло, она ни разу не стукнулась настолько сильно, чтобы сломать себе что-нибудь. В душе она благодарила Мерлина за то, что эта река оказалась глубокой, что спасло их жизни. Окажись она немного мельче, и они разбились бы о скалы.
Ее кроссовки пропали, она стояла в одном носке, который удержался каким-то чудом. Свитер, который был накинут на плечи, сейчас тоже лежал где-то на дне. Часы разбиты, лицо расцарапано.
Гарри, глядя на ее босые ноги, сказал:
– Нам нужно аппарировать, – и трясущимися руками достал палочку. Неожиданно обнял ее, крепко прижав к себе, надеясь, что так им удастся хоть немного согреться. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и Гермиона прошептала.
– Пойдем домой.
Дом, – это то место, где бьется твое сердце. А сердце этих двоих давно билось друг для друга. Гарри в какой-то момент понял, что теперь он хочет победить Волдеморта только ради нее, ради Гермионы, чтобы их будущее было спокойным, а их дети спокойно учились в Хогвартсе.
– Да, домой, – прошептал Гарри, и они покинули берег реки,
Спустя десять минут они наконец добрались до поляны, на которой была скрыта их палатка, когда-то принадлежавшая Артуру Уизли. О его младшем сыне Гермиона перестала думать очень давно, сосредоточив все внимание на Гарри, который стал центром её вселенной. Гермиона вытащила палочку и, сделав несколько движений, прошептала заклинание. Палатка появилась словно из ниоткуда, и Гарри с Гермионой дошли до нее, держась за руки.
Гарри откинул полог, и они вошли внутрь. Гермиона хотела пройти дальше, но он удержал её. Они молча стояли рядом. Она чувствовала каждый удар сердца, даже пальцы покалывало.
Повернувшись к Гарри, Гермиона заговорила:
– Э-э… Я сниму тряпки с ног и приму душ, а потом…
– Сядь, – сказал он жестко, но тут же исправился, увидев непонимающий взгляд Гермионы: – Пожалуйста.
Гарри отпустил её, пройдя вглубь палатки, и выдвинул кресло. Он усадил ее туда и включил лампу на тумбочке возле своей кровати с помощью палочки. Гарри встал на колени и снял с нее мокрый носок.
Гермиона засмущалась, но не остановила его, увидев решительный взгляд. Когда ступни оголились, он осторожно осмотрел их в поисках царапин или порезов, но, кажется, повреждений не было. Когда он закончил, то встал, Гермиона знала, что должно было сейчас произойти, и занервничала – еще больше, чем когда-то на СОВ. Она подскочила, провела дрожащей рукой по своим непослушным волосам.
– Я приму душ, – снова сказала она, пытаясь пройти мимо него, но он обнял ее рукой за талию и притянул к себе.
Гермиона прекрасно знала, зачем придумывает оправдания. Она понимала, что когда-то это произойдет, когда-то она окажется в одной постели с мужчиной. То, что им оказажется Гарри – удивительно, невероятно, но хорошо. Очень хорошо. Она доверяет ему свою жизнь, значит, доверит и тело
– Душ подождет.
– Но мои волосы, вода в реке…
– Вода была чистая.
– Но мне нужно освежиться.
Гарри расстегнул ее джинсы и сказал:
– Хочу тебя такой.
И поцеловал.
В нем не было ничего романтического: ни ласковых словечек шепотом, ни галантных поступков, был только этот поцелуй, который все продолжался, поглощающий и ненасытный. Ее никогда раньше так не целовали – с таким напряжением, когда не оставалось ничего, кроме примитивного противостояния: мужчина и женщина. Он запустил руку в ее волосы, придерживая ее затылок ладонью, и слегка наклонил свою голову, углубляя поцелуй. Это напоминало захват. Но поцелуй и давал. Давал удовольствие. Она вся горела от пламени его рта и языка. Неопытность обоих давала о себе знать, делая движения рук и губ сумбурными, но это не смущало их.
Гарри чувствовал нетерпение. Впервые в жизни он был так возбужден. Гермиона осторожно положила пальцы на твердый бугор на его джинсах и расстегнула пуговицы. Разорвав поцелуй, она спустилась вниз, чтобы стянуть его мокрые джинсы, при этом старательно не замечая эрекции, почти касающейся ее лица. Гарри сдерживался из последних сил. Её вид – там внизу – был пределом его фантазий. Он даже покраснел, надеясь, что она не сможет заглянуть в его сознание.
Она поднялась и посмотрела ему в глаза, прикасаясь к его члену: твердому, длинному, пульсирующему. Она обхватила его пальцами, пораженная толщиной, чувствуя шелковистость его кожи. Несмело двигая рукой вверх и вниз, она чертила круги на головке члена, заставляя Гарри содрогаться, издавая дикий, неукротимый звук.
Его руки напряглись, он опустил ее на кровать и за двадцать беспокойных секунд раздел ее донага. Еще десять секунд – и его одежда на полу. Положив руки ей на колени, он развел их и, не дожидаясь согласия, лег на нее.
Гермиона обнимала его, пока он, опираясь на одну руку, другой держал член у ее заветного входа. Он взглянул ей в глаза и, дождавшись кивка, одним резким движением оказался внутри.
Гарри замер, открыв рот и тяжело дыша, пока они смотрели друг на друга. Она не могла двинуться; ощущение его внутри себя было слишком острым и болезненным. Их взгляды скрестились в неярком свете лампы, и она была зачарована напряжением в его лице, его мышцы застыли, будто он не смел двигаться.
Она была благодарна, что он не торопился. Спустя полминуты ожидания она наконец почувствовала, как боль отпускает. Он понял, что с ней происходит, хотя она не смогла выдавить и слова. Его грудь внезапно поднялась в судорожном вздохе, и он медленно двинулся в глубоком рывке, войдя до самого конца.
Гарри сжался: его член, все тело. Она сжалась вокруг него. Его зрение затуманилось, пока он кончал, испытывая одну за другой волны почти ослепляющего наслаждения.
Гермиона видела, как он издал животный звук и выгнулся, содрогаясь, пока его бедра двигались, и он, погрузившись в нее, после нескольких долгих моментов, дрожа каждым мускулом, медленно опустился сверху.
А потом все было как пустошь – уныло и одиноко. Она лежала под ним, слишком усталая, чтобы двигаться, едва дыша, и пыталась удержать слезы. Наверное, плакать было глупо. Что случилось, то случилось. Но столько прочитанных книг рассказывали о каких-то взрывах и наслаждениях. Нет, конечно, ей было приятно, но она чувствовала себя обделенной. Она ощущала навязчивую потребность в утешении. Хотелось спрятать свое лицо на его плече и рыдать, как ребенок.
Потому, что это была огромная ошибка? Или потому, что все закончилось?
Даже при том, что он лежал на ней, тяжело вздыхая, она все равно могла чувствовать небольшое напряжение, идущее по его мышцам, как будто он так и не расслабился, будто уже думал двигаться дальше.
Что говорят после случившегося?
– Сделай это еще раз, может быть, у меня получится… – захныкала Гермиона. Она все равно это сказала, потому что не могла не сказать. Скользнув ногами по его бокам, она обвила их вокруг него и обняла руками; подняла бедра в попытке удержать его член в себе.
Он казался притихшим. Но не вышел из нее, наоборот, устроился поудобнее, наконец-то расслабившись и прижавшись к ней так, чтобы его член оставался в ней, но пока они не двигались.
Он молчал, испытывая вину за свою несдержанность и эгоизм. Он примерно понимал, что должен был сначала сделать, но хотел скорее оказаться внутри Гермионы. Остаться там навсегда.
Он тихо извинился перед ней и даже признался в любви – давно ведь собирался, но не услышав ответа, посмотрел на ее лицо.
Гермиона спала.
Она проснулась от сильных, медленных рывков внутри нее, от рук, держащих ее ягодицы, а Гарри прижимал ее к постели и терся своей лобковой костью о ее клитор. У него, возможно, не было богатого опыта, но он старался отыскать её чувствительные места и точки наслаждения на ее теле. Спустя несколько минут Гермиона наконец почувствовала, как тот самый взрыв удовольствия приближается, и заплакала от восторга, насколько это было восхитительным. Гарри понял её, он сделал все правильно, он сделал её счастливой. Волна спокойствия поглотила ее и вынесла на берег надежности. И пусть за стенами их палатки бушевала буря, здесь, скрытые от посторонних глаз, они были вместе. У них всегда будет штиль.
******
Адаптированная переведенная сцена из романа Cry No More by Linda Howard
Почитать можно здесь.
https://www.overdrive.com/media/37865/cry-no-more
(1) Инглетон – водопад в Англии в грфстве Ланкашир
https://theuk.one/samye-krasivye-mesta-britanii-vodopady-ingleton/
========== Все пройдет. Часть 1 ==========
Ангст/Драма/Hurt-comfort/ПостХог.
***
Вот и наступил конец долгой рабочей недели, пора домой. Но мысль об удушающей августовской жаре удерживала Гермиону в прохладе своего кабинета в Министерстве Магии. Над головой порхали десятки писем от коллег, требующих ответа, создавая взмахами крыльев приятное дуновение над головой. И Гермиона уже минут пятнадцать глазела в иллюзорное окно, покачиваясь в кресле, – слишком расслабленная, чтобы волноваться о том, что становится действительно поздно. Она наблюдала за океаном, возле которого теперь жили её родители. Они часто звали её с собой, но она так и не решилась уехать. Не решилась оставить его.
Вечер пятницы подкрался незаметно, как впрочем, и любой другой. Начальник Гермионы, мистер Дингл, ушел час назад и давно был с семьей. Ничто не мешало и ей присоединиться к спешащей по улицам людской массе, но Гермионе домой не хотелось. Конечно, она немало потрудилась, чтобы квартира, в которой она жила, стала воплощением ее желаний, но в последнее время царившая в комнатах тишина не давала Гермионе покоя. Она пыталась заполнить эту пустоту музыкой, просмотром взятых напрокат фильмов, увлеченным чтением – когда оказываешься в другом мире будто бы наяву, и даже написанием собственной книги, но… Но она была одинока. В последнее время Гермионе больше не удавалось делать вид, что она наслаждается своим уединением.
«Это все погода», – устало подумала она.
Лето выдалось жарким и влажным, просто изнуряющим. В глубине души Гермиона понимала, что беспокоит ее не жара, а разъедающее изнутри чувство отчаянного одиночества. После победы она должна была остаться с Роном, растить его детей, как делает сейчас это Ромильда, но она не смогла. Поняв природу своей привязанности к Гарри, она не смогла даже лечь с Роном в постель. Тогда ей казалось это предательством. Нет, не Гарри, а собственных чувств. Она всегда мечтала о любви, что бы ни говорила другим о Карьере. Появились нескромные желания, фантазии, неуместные по отношению к лучшему другу. Возможно, если бы она догадалась чуть раньше. Возможно, если бы она хоть раз увидела интерес, мелькнувший в его взгляде. Теперь уже поздно об этом говорить. Влюбившись не в того человека, она поставила крест на своей личной жизни. И углубилась в карьеру, заняв пост заместителя отдела правопорядка. А Гарри…
Внезапно разорвав пелену мыслей Гермионы, в комнату ворвался сияющий своей белизной олень – патронус Гарри Поттера. Гермиона так и замерла, отклонившись в кресле, и сразу подпрыгнула, словно сам Гарри смотрел на нее суровым взглядом сквозь своего защитника.
– Я продаю дом, – неожиданно сказал Патронус. – Пакую вещи Джинни… и мальчиков. Хочу передать их в Армию Спасения. Я нашел коробку с вещами Джинни, которые остались ещё с Хогвартса: всякая ерунда, которую вы делали своими руками, совместные фотографии… Я подумал, тебе захочется ее посмотреть, перебрать. В общем, если хочешь – приходи. Если нет…
Он не закончил фразу, но Гермиона догадалась: если нет, он сожжет их, возьмет и уничтожит все эти памятные вещицы. При мысли, что придется просмотреть всю коробку, воскрешая в памяти годы, проведенные вместе с Джинни – единственной девочкой, принявшей Гермиону такой, какой она была, она вздрогнула – боль утраты была все еще сильна. Но она не могла позволить Гарри уничтожить воспоминания о Джинни. Возможно, сейчас ей не хватит сил перебирать ее вещи, но Гермиона сохранит их. В старости, когда воспоминания уже не будут причинять столько боли, а останутся лишь грусть и ностальгия, она сможет достать эти вещицы.
– Да, – хрипло сказала она своему Патронусу, отправляя его к Гарри. – Мне бы хотелось. Я зайду прямо сейчас.
Ее руки дрожали, когда она убирала палочку. Гермиона только сейчас поняла, что больше не сидит. В какой-то момент разговора от напряжения она вскочила на ноги. В спешке Гермиона собрала свои книги и закрыла кабинет.
Общение с Гарри давно стало действовать на нее подобным образом. Вот уже несколько лет она старалась не думать, запрещала себе даже мечтать о нем. Достаточно было услышать его голос, чтобы превратиться во что-то, похожее на желе. Ей хватало и того, что они работали в одном здании. Гермиона даже перевелась на другой этаж, чтобы реже видеть его. Но вышло еще хуже; продвигаясь по карьерной лестнице, они неизбежно сталкивались на совещаниях и в коридорах. Единственным спасением было отношение к ней Гарри. Он никогда не выходил за рамки теплой дружбы, правда, объятия, так любимые ими в детстве, стали лишь греющим душу воспоминанием. Гермиона заставляла себя отвечать ему тем же. Что еще могла сделать женщина, имевшая глупость полюбить мужа лучшей подруги и своего друга.
Вместо того, чтобы сразу отправиться в дом Гарри и Джинни, Гермиона, не торопясь, зашла в ресторан и провела за тарелкой морепродуктов почти час. Все ее существо пронзительно кричало, подгоняя, торопя увидеть Гарри как можно скорее. Но какая-то часть Гермионы сопротивлялась. Она боялась войти в дом, где он жил с Джинни, где она и Джинни много смеялись, играя с детьми. Она не была там уже два года… Прошло почти два года с момента наиглупейшой аварии, в которую Джинни попала с обоими сыновьями.
Взглянув на часы, Гермиона поняла, что уже восемь. Она заплатила по счету и медленно пошла к дому Гарри. Сердце колотилось, как сумасшедшее, стало подташнивать, она покрепче схватилась за свою бисерную сумочку, которая после пережитых вместе испытаний стала для нее талисманом и придавала сил.
Гермиона не думала о том, как выглядит. Помада стерлась, но это ее не беспокоило, она не стала подкрашивать губы. И хотя из строгого пучка, который она всегда носила на работе, наверняка выскользнуло несколько прядей, она чувствовала себя достаточно опрятной. Гермиона вздохнула и тут же забыла об этом.
Свет в доме горел. Она медленно прошла по тротуару к дому. Пять маленьких ступенек вверх, и вот она нажимает на кнопку дверного звонка. Гермиона заметила, что трава у дома скошена, а кустарник подстрижен. Дом не выглядел заброшенным, но он был… пустым, и это разрывало сердце.
Гарри открыл дверь и посторонился, пропуская ее внутрь. Взглянув на него, Гермиона почувствовала, как перехватило дыхание. Она не рассчитывала, что в домашней обстановке он будет одет в костюм-тройку, но почему-то совсем не ожидала увидеть, насколько сильным стало его тело, как невероятно мужественно он выглядел в обтягивающих джинсах. Шиповки, никаких носок, старые джинсы и обтягивающая жилистый торс белая майка – для Гермионы он был абсолютно неотразим, признаться откровенно, он всегда был для нее идеалом.
Мельком взглянув на нее, Гарри отметил, что на ней все еще элегантная мантия.
– Ты не заходила домой? – спросил он.
– Нет, я только зашла поужинать.
В доме было жарко. Гарри открыл несколько окон, но это не помогало. Гермиона сняла тонкую льняную мантию и хотела повесить её в гардеробной, как обычно делала в гостях у Джинни. Поймав себя на этой мысли, Гермиона остановилась и просто бросила мантию на лестничные перила. Путь ее лежал на второй этаж. Поднимаясь, она расстегнула воротничок сшитой на заказ белой шелковой блузки и по локоть закатала рукава. Гарри на мгновение задержался перед дверью в спальню. В его глазах промелькнула боль, и он решительно сжал губы.
– Коробка здесь, – отрывисто бросил он. – В шкафу. Я буду упаковывать вещи в комнате мальчиков. Тебе потребуется время, чтобы просмотреть все содержимое.
Дождавшись, когда Гарри уйдет в другую комнату, Гермиона медленно открыла дверь и вошла в спальню. Включив свет, она осмотрелась. Ничто не изменилось со дня аварии: книга, которую Джинни по ее совету читала, все еще лежала на прикроватной тумбочке, ночная рубашка брошена в изголовье кровати. Со дня смерти Джинни Гарри не провел здесь ни одной ночи.
Вытащив коробку, Гермиона устроилась на полу и приступила к изучению ее содержимого. Достала первую фотографию, на которой были Джинни с Гермионой под руки с Гарри и Роном, и отвернула голову. На глаза её навернулись слезы. Господи Боже, если потеря подруги причиняет такую боль ей, то что чувствует Гарри? После такой тяжелой борьбы за спокойную жизнь потерять жену и детей…
Гермиона со временем поняла, почему Джинни сблизилась с ней. Любовь делает с людьми странные вещи. Она просто хотела быть ближе к Гарри Поттеру – мальчику-который-выжил. Со временем Гермиона и Джинни стали самыми близкими подругами. И Гермиона правда была счастлива за нее, ведь она столько лет ждала, когда Гарри обратит внимание на сестру лучшего друга.
Джинни всегда была этаким сгустком энергии: весело болтающая и смеющаяся, она пыталась расшевелить всех вокруг и часто отвлекала Гермиону от чтения. Синие глаза Джинни искрились, рыжие локоны, разлетаясь, отливали золотом, а сама она заражала энтузиазмом всякого, с кем ей доводилось общаться. Каждый день для нее был наполнен радостью. Она родила двух прелестных мальчиков и наслаждалась любовью их отца. Гермиона же посвятила себя работе, в которой нашла единственное утешение.
Скрывать свою любовь к Гарри, бороться с ней, держать свои чувства под контролем было не так легко. Но она никогда не показывала своих чувств, это было бы нечестно по отношению к Джинни. Но она всецело принадлежала ему. С самого начала. С первой минуты знакомства внутренний голос подсказал Геримоне, что этот мальчик станет для нее больше, чем просто сокурсником.
Гарри Джеймса Поттера нельзя было назвать заурядным мужчиной. Настойчивость и трудолюбие помогли ему стремительно взлететь по ступенькам служебной лестницы, конечно, помогла и победа над Волдемортом. Нет, он не был красавчиком: судя по огрубевшим чертам лица, жизнь явно его потрепала: высокие скулы были слишком резко очерчены; на лбу так и не сошел шрам, а нижняя челюсть теперь по твердости могла соперничать с куском гранита. Гарри стал очень резким нетерпимым человеком, таким его сделала война, а потом и потеря близких. К Гермионе он всегда относился по-дружески, но она всегда понимала, что такой жалкой заучке, как она, не стоило и пытаться заинтересовать такую сильную личность – героя Гарри Поттера.
Гермиона поняла, что любит Гарри, когда они с Джинни объявили о скорой свадьбе – в то же лето после битвы за Хогвартс. Дни без Гарри превратились в настоящую пытку, и она сообразила, для чего и для кого она жила все эти годы. Джинни и Гарри поженились через пять месяцев после битвы. Джеймс родился три месяца спустя первой годовщины свадьбы, еще через два года – появился Альбус. Два замечательных мальчугана, с внешностью отца и характером матери. Гермиона любила их. Они были детьми Гарри.
Она оставалась близкой подругой Джинни и Гарри и всегда заботилась, чтобы ненароком не посягнуть на то время, которое тот проводил со своей семьей. Он много охотился за беглыми Пожирателями, и Гермиона ограничивала свои визиты теми днями, когда его не было дома.
И тогда, и сейчас Гермиона изредка ходила на свидания. Обычно это выходило случайно: несправедливо втягивать волшебника в отношения, у которых нет будущего. С Роном она такое уже проходила. Дав надежду, она тут же её забрала. Гермиона не могла ответить на их любовь. На надоевший вопрос, когда же она выйдет замуж, у неё была одна отговорка: она слишком любит свою работу, чтобы стирать чьи-то грязные носки. Этот стандартный легкомысленный ответ помогал защитить ее трепетное сердечко, в котором царил Гарри.
Он все свое время посвящал Джинни и мальчикам, потому что всегда мечтал о семье. Автомобильная авария, случившаяся почти два года назад, практически убила его. Он перестал смеяться, в его глазах потух неистовый огонь. Джинни, только что получившая права, отвозила мальчиков в маггловскую школу, в которую они решили отдать их до поступления в Хогвартс, когда пьяный водитель в плотном потоке утреннего движения выехал на встречную. Это был удар лоб в лоб. Если бы тот водитель не погиб при столкновении, обезумевший от горя Гарри заавадил бы его на месте. Он постарел от переживаний, скрытых от посторонних глаз.
С нежностью Гермиона рассматривала стопку подвижных фотографий, запечатлевших ее и Джинни в моменты их детства и юности. Среди них попадались и фотографии мальчиков: вот они – младенцы, вот уже начинают ходить, а вот – буйное веселье подросших малышей, летающих на метлах. На многих фотографиях был Гарри: вот он возится с детьми, чистит метлу, косит траву, выполняет привычные обязанности, положенные мужу и отцу. Гермиона задержала в руках фотографию, на которой он лежал на спине в траве, одетый только в короткие джинсовые шорты, и держал над своей головой дрыгающего ножками Джеймса. Малыш явно был доволен и, поддерживаемый надежными руками отца, заливисто хохотал. Рядом с ними на траве пытался встать на ноги Альбус.
– Выбрала что-нибудь?
Гермиона от неожиданности подпрыгнула и уронила фотографию обратно в коробку. Слава богу, Гарри не обратил внимания, что именно она так пристально разглядывала. В смущении, пытаясь отвести свои широко раскрытые от волнения карие глаза, Гермиона поднялась на ноги, разглаживая юбку.
– Да, я заберу всю коробку. В ней так много фотографий нас, Джинни и мальчиков… Ты не возражаешь?
– Забирай, – резко ответил он и прошел в комнату.
Остановившись в центре спальни, Гарри огляделся, будто был здесь в первый раз. Его взгляд сквозь привычные круглые очки был холоден и безрадостен, казалось, его губы никогда вновь не улыбнутся. Гермиона знала, что тень улыбки, иногда появлявшаяся на его лице, была лишь данью вежливости. Она никогда не достигала глаз Гарри, не зажигала темные огоньки в их глубине.
Гарри был напряжен. Преодолев желание сжать руки в кулаки, он просто засунул их в карманы. Он пытался сопротивляться воспоминаниям, которыми была буквально напичкана эта комната. Когда-то он спал в этой постели вместе с Джинни, они любили друг друга на этих простынях… ранним воскресным утром его будили сыновья; здесь они устраивали свои шуточные баталии…
Гермиона отвернулась, не желая смущать Гарри, и нагнулась, чтобы поднять коробку.
Ее боль была не меньше: она любила Гарри и отдала бы все на свете, чтобы воскресить Джинни, лишь бы это вернуло ему улыбку. Так или иначе, Гарри всегда будет принадлежать Джинни. Он не перестал любить свою умершую жену и все еще оплакивал ее, страдаял из-за этой потери.
– Я закончил в комнате мальчиков. Все вещи упакованы. Я…я…
Его голос неожиданно прервался, и сердце Гермионы защемило. Гарри судорожно втянул воздух и задержал дыхание, сдерживаясь из последних сил. Внезапно его лицо исказилось от гнева, он кинулся к комоду и стукнул кулаком по столешнице, с грохотом раскидывая стоящие там баночки с косметикой и флакончики духов.
– Черт возьми, все было напрасно! Все! Война. Победа. Охота за крестражами. За что мы сражались, Гермиона, скажи мне, за что?! – проклиная все на свете, он прислонился к комоду. Тело его согнулось под тяжестью гнева и горя. Он не знал поражений, пока не потерял семью. Смерть – окончательный приговор, не подлежащий пересмотру. Появившись без предупреждения, она разрушила его привычный мир.
– В некотором роде, смерть мальчиков была еще хуже, чем смерть Джинни, – сказал он приглушенно. – Они были так юны, а им не представился даже шанс пожить по-настоящему. Они никогда не увидят Хогвартс, не произнесут ни одного заклинания. Они уже не смогут заняться любовью и увидеть рождение собственных детей. У них никогда не будет этой возможности…
Гермиона прижала коробку к груди:
– Джеймс целовался со своей подружкой, – сказала она дрожащим голосом. Несмотря на печаль, на ее лице появилась слабая улыбка. – Ее звали Сара. Хотя в классе было четыре девочки с таким именем, он твердо сказал мне, что его Сара – самая симпатичная. Джеймс поцеловал ее прямо в губы и попросил выйти за него замуж, а она испугалась и убежала. Он считал, что она еще не готова для замужества, но собирался за ней присматривать. Он сам мне рассказал, – добавила она, чуть рассмеявшись.
Гермиона скопировала манеру Джеймса говорить, его протяжное произношение, упорство шестилетнего мальчугана, и губы Гарри начали подергиваться. Он пристально смотрел на Гермиону, и внезапно в глубине его ярких, зеленых глаз заплясали золотые огоньки. Гарри издал полузадушенный всхлип и, запрокинув голову, засмеялся глубоким смехом.
– О Мерлин, этакий маленький крепкий орешек, – он тихо посмеивался. – Бедная Сара, у нее не было шанса устоять.
Так же, как и у бедной Гермионы. Свою особенную харизму и решительность Джеймс унаследовал от отца.
Ее сердце перевернулось при звуках смеха Гарри, так давно она его не слышала. Это был его первый искренний смех, услышанный ею за последние два года. С момента аварии он не говорил ни слова: ни о мальчиках, ни о Джинни. Воспоминания вызывали боль. Создавалось впечатление, что он запер их на замок, просто чтобы выжить.
Гермиона передвинулась, все еще прижимая к себе коробку.
– Эти фотографии… Если ты когда-нибудь захочешь вернуть их, они – твои.
– Спасибо, – Гарри пожал плечами, пытаясь размять напряженные мышцы. – Оказалось, что это сложнее, чем я предполагал. Все еще… слишком тяжело для меня.
Гермиона отвернула голову, не в силах ответить и посмотреть на него без слез. Она боялась не справиться с ситуацией и выдать свои чувства. Гермиона ничем не могла облегчить горе Гарри. Если он заплачет, она не может даже двинуться с места. После аварии она страдала и из-за Гарри тоже: знала, как тяжело он все переживает, как страдает в одиночку. И не могла позволить себе обнять его, подставить ему плечо в эти трудные минуты. Гарри держался очень холодно, лишь по его замкнутому бледному лицу можно было понять, какое горе он удерживает внутри себя и скрывает от всех остальных. Гарри пережил всё один, не позволив никому разделить с ним скорбь.
Когда Гермиона подняла глаза, Гарри уже сидел на кровати, держа в своих сильных руках шелковую ночную рубашку Джинни. Наклонив голову, он пропускал ткань сквозь пальцы, снова и снова.
– Гарри… – Гермиона запнулась, не зная, что сказать. Что она могла сказать?
– По ночам я все еще просыпаюсь и тянусь к ней, – резко произнес Гарри. – Эта рубашка была на ней в нашу последнюю ночь, в тот последний раз, когда я любил ее. Не могу привыкнуть, что ее нет рядом. Эту пустоту ничем не заполнить, и неважно, сколько женщин у меня будет.
Гермиона открыла от удивления рот и резко отвела взгляд. Гарри зло взглянул на нее в упор:
– Это шокирует тебя, Гермиона? То, что у меня были другие женщины? Я был верен Джинни все восемь лет, ни разу не подарил другой женщине даже одного поцелуя, хотя иногда во время дежурств желал женщину так сильно, что болело все тело. Но, кроме Джинни, мне никто не был нужен, только она. И я ждал возвращения домой, и мы, бывало, любили друг друга до утра.
Горло Гермиона перехватило, она отступила назад. Слова Гарри ранили ее, причиняли сильную боль. Она не хотела слышать об этом. Она всегда старалась не думать о Гарри в постели с Джинни, пыталась не завидовать своей лучшей подруге. Нелегко было удержаться от ревности и сохранить дружбу с Джинни, но Гермиона преуспела и в том, и в другом. Но сейчас слова Гарри разрывали ее сердце, воображение рисовало картины, которые она гнала от себя годами. Гермиона повернула голову, отворачиваясь от Гарри, пытаясь избежать продолжения разговора. Лицо Гарри побелело от ярости, пульсирующая на виске жилка выдавала его гнев.
