Текст книги "Танцуй или смирись"

Автор книги: Роксана Чёрная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Глава 1. Стас

– И что это за балет в ночном клубе? – «Порнографический», думаю я, сворачивая на нужную улицу. Все-таки в Питере дышится легче. А пробки не столь длинные и раздражающие. Погода? Ну мне пока нет и тридцати семи, так что жаловаться сырость я не буду. Весна, мать её.

– Это экспериментальная постановка очень известного московского режиссера… – Тоня перестает подкрашивать губы, как по мне и так достаточно намазанные и хмурит фигурные брови. Вспоминает.

В Антонине Морозовой все было фигурным и намазанным. Несколько исскуственным, я бы даже сказал.

– Не помню фамилию, – пожимает она круглыми плечами, и растегивпет  пару пуговиц на блейзере, открывая крупную грудь.

Брови не могли так естественно быть подкрашены, а отличная фигура результат многочасовых тренировок. Она по своему хороша, но никогда не сравнится с естественностью… Маши.

Визг шин! Звук клаксона.

Блять!

– Стас, аккуратнее! – вскрикивает испуганно Тоня дернувшись, когда мы чуть не врезаемся в BMW впереди нас.

– Задумался, – раздраженно бурчу я себе под нос и – спасибо небесам – нахожу парковочное место. Уже темнеет и свет фар проезжающих машин закрывает обзор.

Спустя еще минут десять мы с Тоней проходим в богемное заведение «Сладострастие», чем-то напоминающее московский Парадиз со смесью борделя. Красные ткани, кожанная мебель, круглая сцена и четыре шеста по периметру. Осмотревшись, мы  сразу машем друзьям.

Нас уже ждут за заранее заказанными столиками Борис с Владой. Давно и прочно женатая пара, так называемые «чайлд фри».

Усевшись прямо напротив сцены мы делаем заказ. Апперетив. Дайкири для Тони и… чай для меня. Ненавижу чай.

Только мы с темноволосым Борей начинвем обсуждать последние исследования в области рака, как девчонки – чьи профессии далеки от медицины – на нас шикают:

– Потом обсудите своих больных.

Мы с коллегой по несчастью насмешливо переглядываемся и я тихо спрашиваю:

– Обнаженка, то хоть будет?

– Обижаешь, – шепчет тот, жадно взглянув на задницу пробегающей мимо официантки.  – Конечно. Чего бы еще я сюда приперся?

Я ухмыляюсь и многообещающим взглядом благодарю официантку за принесенный чай. Хотелось виски. Но я зарекся.

Откинувшись в удобном кресле, обитым красным бархатом, я как и друзья принимаюсь смотреть представление. Громкая музыка. Смесь классики и дипхауса. Сначала выходят голые по пояс  парни. На головах шахматные фигуры. Черные. Белыми были разумеется девушки. Белые лосины или колготки. Видно плохо. И та же обнаженная грудь.  И разумеется все на… пуантах.

Мне словно пинают в грудь, настолько быстро из легких выходит весь воздух. Судорожный хриплвй вдох.

Я узнаю ее сразу.

Слишком хорошо запомнил каждый ракурс в который может повернуться ее тело. Слишком часто разворачивал его в разные позы, пока вставлял член.

Но это была не моя Маша.

Пародия. Насмешка. Иллюзия.

Намалеванное лицо, ноги в чулках и обнаженная подрагивающая в такт движениям грудь, выставленная на всеобщее обозрение.

Я знаю, что мужики в зале смотрят не только на нее, там было несколько танцовщиц, но зверь внутри меня, спящий целых три года, внезапно подал голос. Восстал на дыбы, заставляя меня сжимать челюсти и скрежетать зубами.

Я на секунду отверочаваюсь, но как загипнотизироанный возвращаю взгляд обратно. Ревную?

Нет. Это не моя Маша. Она бы никогда не опустилась до танцев на шесте в низкопробном, ну ладно, пусть и нормальном, но ночном клубе. Ночном, блять, клубе!

Я просидел не шевелясь, сжимая подлокотники до побелевших костяшек и почти не дышал все тридцать минут.

Не знаю о чем спектакль. Кто главный герой, и что за костюмы были на актерах. Мне насрать.

Стало насрать и на Тоню, что что-то пыталась мне втолковать.

Я смотрел только на Машу.

Не мою Машу. Красивую суку, которой она стала, нагибаясь низко и раздвигая ноги так широко, что кажется вот вот и колготки в сеточку порвуться.

Так широко, что воспоминания, когда я брал ее на столе, точно в такой же позе пришибли меня кувалдой возбуждения и злобы.

Музыка – Вивальди кажется – Отдавалась в мозгу болью, в глазах уже искрило, но я продолжал смотреть и впитывать когда-то потерянный образ. Продолжал глотать этот кактус, не прожевывая.

Это не моя Маша. Наверняка двойник или потерянная сестра близняшка. Кто угодно.

Только не она трется о шест, так развратно и сжимает вокруг него ноги, как никогда не сжимала мои бедра.

– Вот, Сука!

Я вскочил и привлек тем самым внимание. Но меня спасли от объяснений последние аккорды музыки. Зал рукоплескал актерам и я вместе с ними. Но медленно, не сводя взгляда с уходящих за кулису актеров.

Интересно заметила меня? Узнала? Когда-то она могла меня почувствовать даже сквозь свет и жар софитов. А сейчас?

– Стас, ты куда? – спросила Антонина, когда я сделал шаг от столика. На нем стояло виски Бориса. Я даже не думая, что делаю, опрокинул его в себя махом и даже не поморщился. Горячительное растеклось во мне как  ненависть с привкусом похоти.

– Стас!

– Мне надо проверить, – да, очень надо проверить, не соврали ли мне глаза и чувства. Потому что член отозвался на Машу, моментально, как и раньше. – Чистые ли туалеты, – нашелся я. – Столько заразы сейчас бродит.

– Минздрав предупреждает, всегда проверяйте туалеты, – посмеялся Борис и девушки улыбнулись.

– Я быстро.

Не посмотрев на Антонину я рванул вперед и быстро стал искать взглядом возможные вход в служебные помещения.

Меня конечно, не пропустили. Сначала. Пока не показал козырь в любой ситуации.

Когда тысячная купюра пополнила бюджет охранника Толика, я все-таки направился туда где раздавались голоса и смех. И почему мне не было весело?

– Толик.

Тот обернулся и сделал вид, что не перепрятывал бумажку.

– А девочек у вас снимают?

Высокий, чуть горбатый охранник отвел глаза и переступил с ноги на ногу.

Мысль, что Маша пошла по наклонной могла и убить меня, но знать я был должен.

– Вообще-то говорить о таком не положено. Сами понимаете, правила.

– Понимаю, – кивнул я и ловким движением фокусника в карман Толика опустилась еще одна купюра.

– Можно, но это не дешево. Сами понимаете. Они же танцовщицы, – возвел он руки и глаза к потолку. Понятно, что он не мог позволить себе такого удовольствия. Зато мог я. Должность хирурга и заместителя центра трансплантологии это позволяла.

Я ухмыльнулся и, развернувшись, направился туда, куда и собирался.

Разобраться. Действительно ли Маша стала шлюхой, или это просто не она. Или…

Когда я увидел ее стоящей у зеркала, меня парализовало. Воздух стал густым, как клей.

Сердце казалось сейчас выскочит, как сильно оно забилось. Нет, спутать невозможно.

Потому что родинку на заднице я помню слишком хорошо. Как и то, что Маша клялась

никогда не под кого ложиться ради денег.

Ну что ж. Я ее обманул, она обманула меня.

Из гримерной выскочила девчонка. Если бы не макияж и грудь третьего размера, дал бы лет пятнадцать.

– Ой, – пискнула она, влетев в меня, но тут же задрала голову и ее губ коснулась соблазнительная улыбка. – Тебе кого позвать, красавчик.

– Синицыну.

– Кого?

– Машу.

– А, гастролерку, – она уже развернулась обратно к двери, но я остановил, тронув влажное от пота плечо.  – Скажи, что к телефону зовут, не описывай как выгляжу.

Она подмигнула мне и зашла в гримерку. Оттуда палило жаром пота, запахами духов и лака для волос. Но не один запах не смог перебить ее.

Легкий дурманящий, от которого словно пьянеешь. Запах малины и мяты. Ни с чем невозможно спутать этот арромат любимой женщины.

Я быстро открыл ближайшую дверь. Отлично! Там оказалась кладовая.

Руки уже тряслись от предвкушения. Но я встряхнул их.

Просто спрошу, как дела.

Вот и все.

Привет. Как дела.

Как дела? Я чуть не сдох без тебя, а ты сиськами трясешь. Как дела?

Давай, же, малыш.

Как только Маша переступила порог, выйдя в коридор, я на минуту залюбовался сосредоточенносттю на ее лице, острыми скулами, большими глазами. Но  вместо «привет, как дела» я зажал ей рот рукой и втолкнул в темное узкое помещение.

Я хотел поговорить, правда хотел.

Хотел спросить, как она докатилась до такой жизни. Но вместо разговора, зажимал ей рот рукой и наваливался сверху, прижимая к стене, раздвигая ноги. Я чуть приподнял ее коленом, потирая между ног.

Я хотел поговорить. Ну, правда хотел!

Но вместо этого, невзирая на ее ярое сопротивление, стянул безразмерную футболку, сразу сжав рукой грудь с твердым камушком соска.

Ох, как часто я о ней фантазировал. Вспоминал, как она стонала, когда я вылизывал ей соски или выкручивал их пальцами, вбивая в любую доступную глазу поверхность.

Мозги уже не работали. Сознание заполнила вязкая, тягучая похоть. В паху горело, гнев и обида требовали выхода. Сперма требовала выхода. Член болезненно налился кровью, терся о боксеры, рвался наружу.

Я правда, хотел просто поговорить, но ощутив в своих жадных руках упругую задницу не смог связать и двух слов. Только рычал как животное, срывал колготки как животное.

Пальцы дрожали подбираясь к заветной цели. Она сопротивлялась, извивалась как  эпилептик, царапала кричала. Мне все было не почем. Я имел цель, а хотел поиметь Машу. Прямо сейчас. Оказаться внутри. Там где тесно узко, горячо. Охуенно.

Средний палец наконец  погладил на удивление влажные складочки, потер взбухший клитор и толкнулся внутрь. Палец обволокло влажнвм обжтгающим теплом и я ъ рванно выдыхаю.

Маша дернулась и стала со всей дури хлестать меня руками, Но меня уже было не остановить.

И сделав во влагалище – все таком же узком влагалище – пару движений, я прошептал на ухо:

– Не дергайся. Малыш. Это же я.

Глава 2. Маша

Этот низкий голос полоснул по сознанию ржавым скальпелем, загоняя микробы образов из прошлого и вскрывая старые раны. Все сопротивление с моей стороны сошло на нет, так же быстро, как мужчина, то есть Стас, стянул с меня давиче тунику.

Полумрак не прячет от меня этот ужасающий и выпивающий мою душу взгляд

Мыслей не осталось, а душивший меня, обжигающий стыд из-за острого возбуждения, что вызвало во мне грубые прикосновения незнакомца унесся прочь.

Ну, еще бы не стыдиться.

Какой – то мужик раздвигает тебе ноги на грязном полу клубной кладовки, тискает грудь, а ты хоть и сопротивляешься, кричишь о помощи, но течешь как сука. Изнемогаешь и сдерживаешь желание поддаться ему всем своим натруженным танцами телом.

А все запах.

Головокружительный, манящий, древесный, настолько знакомый, что сердце замирало и тут же отбивало свою долбанную чечетку.

Наверное, было глупо рассчитывать, что приехав в Питер судьба не столкнет нас лбами. Но я верила в это. Ведь Питер огромный, едва ли меньше Москвы, где я жила с рождения. Танцевала для себя, работала для других, любила его, трахалась с ним, ненавидела его!

Откуда в богемном ночном клубе возьмется хирург из престижной больницы?

И вот Стас на мне, его палец во мне, а губы до невозможности нежно касаются шеи, режут чувства наголо кончиком языка. Рисуют узоры, сравают с губ стоны.

Я не могла поверить, что это не сон.

– Стас.? – только и пискнула я, и совсем расплавилась, стала безвольной марионеткой в сильных умелых руках кукловода.

– Да, малыш, да, это я. Твой Стас, – говорил он найдя в темноте мочку ушка, пока его средний палец продолжал растягивать мое лоно, а большой ласкать клитор. – Это Стас.

Я поверила.

Все говорило о том, что именно его взгляд я чувствовала, пока позорилась на сцене с голой грудью.

Но стоило проверить, стоило убедиться окончательно.

Поэтому я начала оглаживать его взлохмаченные светлые волосы, плечи, все такие же широкие, напряженную спину, упругие ягодицы, и наконец, коснулась пояса брюк.

Бугор в них давил мне в бедро, и скоро, я знала продавит и складочки между ног, вонзаясь в лоно. Это было так же неизбежно, как солнце поднимется на востоке., а метро закроется в двенадцать.

Пока Стас продолжал ласкать мне кожу на шее, пальцами второй руки водить по губам, я привычным движением расстегнула ремень и сразу полезла в брюки… и вот здесь ошибиться было невозможно.

Это Стас.

Слишком часто я держала этот член в руках, во рту, в себе. Испещрённый венами, с крупной головкой и нежными словно обтянутыми шелком яичками.

Идеальный.

Я пробежала по стволу пальчиками, ощущая, как сильно он пульсирует в такт тяжелому дыханию самого Стаса.

Сам бывший любовник и жених прижимал меня к полу, целуя мне шею, уши, лицо, обжигая дыханием.

– Маша.

– Стас. – шепнула я и наше дыхание смешалось, а следующий миг безумие достигло апогея.

Губы соприкоснулись, руки сжались сильнее, сердца стучали в унисон.

Стас по звериному рычал, стискивая мои губы в грубом, рваном поцелуе. Протолкнул язык в глубину рта, совершая, те же круговые движения, что и его палец во моей киске и на комочке нервов.

О, мамочка, дай мне вытерпеть эту сладкую пытку.

Я неистово отвечаю на поцелуй, ласкаю губу верхнюю всасываю языке, потому ни на что другое не осталось желания и гордости. Я упиваюсь его жадными животными прикосновениями, руками, одна из которых так и тискала мне грудь, а палец другой продолжал толкаться внутрь, вырывая всхлипы и хныканье от импульсов экстаза, что били как электрошок все тело.

Медленно и мало. Я хотела больше, я хотела полностью осознать, что рядом Стас, что именно он навалился на меня в темноте, потому что, с той же страшной силой скучал и погибал без меня, как и я.

Конечно, как и я.

– Стас…

– Маша. Дай мне. Пусти меня…в себя – бормотал он, словно от этого зависела его жизнь и с влажным звуком вытащил пальцы.

Он провел ими по всему моего телу, вычерчивая влажную дорожку, от дрожащих ног, до острых чувствительных сосков, а затем обвел контур губ, верхней, нижней.. И всунул палец в рот.

Свой вкус не был неприятен, он возбуждал сильнее, пока я обсасывала его пальцы.  и от этого меня лихорадило еще сильнее.

Я стала сжимать член в своих руках сильнее, а затем просто выпустила его на свободу, невольно раздвигая ноги шире.

Там уже был потом, и я ждала ковчег моего «Ноя».

Да, да. Хочу, быстрее.

Ощутить его всего, в себе. Понять что это не один из бесчисленных снов о прошлом, а реальность, такая сладкая реальность.

Такой сладкий мужчина. Такой вот Стас, по фамилии Сладенький.

Его терпкий запах, крупное тело, поцелуи, сильные руки. Я доказывала самой себе, что это не белая горячка.

Прикосновение к половым губам горячей влажной головки было, как удар тока, пронзившее мне дефибриллятором сердце.

Три года я словно находилась в литургической коме, и вот я ожила. Снова зацвели цветы на моей личном засохшем лугу чувств.

Я застонала и выгнулась уже сама, насаживаясь на свой личный «дефибриллятор».

Стас пальцами сжал мою талию, почти смыкая их на пояснице, сдавливая живот, но лишь на мгновение.

Потому что его ждала попка, которую он обхватил двумя руками, пока его губы накрыли сосок, втянули его в рот и стали перекатываться на языке, как сладкую мягкую карамельку.

Он не торопился. Проникал членом медленно, смакуя каждую секунду, а меня этим доводил до исступления.

Еше. Немного.

– Так тесно, Маша, так охуенно тесно.

Моя плоть, как родная приняла его член, обхватила в тугое кольцо и Стас дернулся, утробно застонав, когда добрался таки до матки, почти полностью засунув член в меня.

Так мы и лежали, наполненные похотью и желанием, что вылилось в это мгновенное безумие, называемое животным совокуплением.

И это в первую за три года встречу.

Трудно было поверить, что я снова чувствую этот член в себе, прижимаю это тело, дрожу, целую эти губы и упиваюсь жгучим ощущением забытого наслаждения.

Самообладание уже давно было где-то похерено в глубинах сознания, а голова пуста как мыльный пузырь.

Остались только инстинкты, желания, похоть.

Он. И я. Под ним.

Пружина внизу живота скручивалась сильнее, и я всхлипнула. Нега была невыносимой, а по щекам от напряжения потекли слезы.

Теперь очнулся и Стас, тяжело дыша и продолжая держать во рту сосок. Он переключился на другую грудь, так резко что я вскрикнула и стал двигаться глубокими толчками.

Медленно, натяжно назад и резко обратно. Медленно…и резко. И снова. И снова.

Это чередование заставляло меня подрагивать, дрожать, и стонать, закидывая голову назад и оттягивая его волосы пальцами.

По нервным окончаниям, словно кто-то водил оголенным электрическим проводом и все это шло в мозг.

Я не хотела, чтобы все это заканчивалось, но терпеть эту сладкую боль больше не было сил. Я провела руками по телу Стаса, пусть и полностью одетого, но не менее возбуждающего.

Он перестал терзать мою грудь и напал на губы. Какой же это кайф. Ласкать языком эти твердые прохладные губы, упругий язык. Делать это все снова и снова, чтобы доказывать самой себе.

Я не сплю.

Он настоящий и его член во мне, что увеличивал скорость, настоящий.

Стас крепче взялся за мою задницу, сжал ладонями, и, не прекращая жадного поцелуя, стал меня на себя насаживать.

Резко. Горячо. Грубо.

Наши тела были единым целом, соприкасались с каждым пошлым ударом, звук которого смешивался с нашими тихими полустонами полурычаниями.

Каждый толчок отдавался в мозгу приливом крови и я вскрикивала ему в рот и сжимала пальцы уже на крупных плечах.

Мне хотелось еще быстрее. Грубее. Я хотела. Чтобы эти чувства навсегда остались во мне. Чтобы Стас навсегда остался во мне. Со мной.

И он без слов понимал меня.

Стал двигаться резче, острее проникать, вталкиваться рывками. Пронзать снова и снова.

Совершая ритуальный обряд посвящения в свою религию. Но это было лишнее. У моего тела давно был бог и сейчас он вернулся и доказывает свою власть. Снова и снова. Обжигает поцелуем, заново выжигает клеймо.

Но это не могло продолжаться долго. Я ощутила как близко взрыв удовольствия. И сколько бы я его внутренне не оттягивала, сотрясаясь от мощных, остервенелых толчков Стаса, он ворвался в сознание и поглотил меня звуковой волной.

– О, Ста-ас, – вскричала я, впиваясь в его рубашку ногтями и слыша треск ткани, зная что и на коже останутся следы. Мои следы.

Я задыхалась в собственном безумии, чувствуя как Стас таранит меня на немыслимой скорости, его рычание слилось в единый стон, а в следующий миг он вошел в меня настолько глубоко, почти достав до матки, что я дернулась.

О, Господи!

Оргазм меня не отпускал. Держал в своих лапах и тряс, пока сперма мощным потоком заливала мне лоно.

Почти в тот же миг, когда оргазм схлынул, меня выбросил как рыбу на берег осознания своего позора и погибели.

Я раскрыла глаза, понимания, что сейчас произошло.

О, боже, боже боже!

Я трахалась со Стасом!

Я. Трахалась. Со Стасом.

Отдалась ему со всем возможным удовольствием на пыльном полу какой-то подсобки. С тем, кто не только предал меня, но и игнорировал призывы о помощи.

Кто уже давно находился в отношениях с чужой женщиной.

Кто даже не удосужился раздеться.

Кто вместо приветствия затащил меня в коморку и изнасиловал.

Я, задыхаюсь от стыда, напрягаюсь всем телом и пытаюсь столкнуть тяжеленное, родное тело. Вес и раньше был больше. Сейчас казалось он стал шире в плечах. Это сколько ему сейчас. Уже тридцать шесть.

– Слезь с меня! – шиплю в ухо и упираюсь руками в грудь. Уйди, дай вздохнуть, дай выдохнуть и не начать снова тебя умолять взять меня. Снова и снова!

– Что, – едко усмехается он, все еще тяжело выдыхая мне в шею. – Сеанс закончен?

Он вытаскивает член и тяжело откатывается в сторону и я вдруг ощущаю пустоту внутри себя и прохладу окатившую разгоряченное влажное тело. И вот мы рядом, вздохи выдохи, рваные, быстрые, как после скачки.

И словно не было этой разлуки. Словно сейчас мы встанем и вместе пойдем в душ и он будет смывать сперму с моих ног, а потом вылизывать натертые нежные складки между ног. Так медленно и тягуче. Доводя меня до края и снова возвращая в реальность.

Размечталась.

Поворачивает ко мне голову, обхватывая взглядом обнаженное тело, а я сразу откатываюсь к стене, и прикрываюсь согнутыми коленями. Ни капли деликатности.

– Сеанс? – пытаюсь понять, о чем он говорит.

– Ну да, – в свете из-под двери я различаю огрубевшие черты его лица. Он зол. Очень зол. – Сеанс эскорта или как там у вас элитных проституток называется.

Что?!

Я раскрываю глаза шире, не веря собственным ушам. Гнев во мне взметнулся столбом, и я, нагнувшись, замахнулась и смогла задеть его пальцами, щелкнув по лицу.

Он не шелохнулся, продолжая рассматривать мое обнаженное тело в полумраке. И я замираю, не в силах ни обижено поджать губы или отвернуться.

Я просто смотрю.

Я вижу, как он выглядит. Все также сексуален и строг. Все с той же опасной и притягательной аурой. Я знаю, какова я сейчас. Конфета без обертки. Начинающая таять под этим требовательным взглядом.

Мы просто сидим. Долгие несколько минут, испепеляя друг друга взглядом. А у меня уже внутренности в тугой узел скручиваются.

– Я бы повторил, – проговорил он откашлявшись и я с ужасом понимаю, что его слова не шутка. Про эскорт. Он верил в то что говорил, потому что в его руках оказалась пачка банкнот. – Сколько ты берешь? Хочу сказать, что час ты не отработала. Тысяча?

– Ты сошел с ума? – еле слышно хриплю и поднимаюсь, держась за стену. Уже плевать, что теперь от него ничего не скрыто. Он уже видел все. Он поднимается и сразу делает шаг ко мне и я чувствую запах денег, не смея шелохнуться.

Меня тошнит я отворачиваюсь и чувствую, как он проводит кончиком бумажки по острому соску. Рычу и откидываю его руку.

– Если ты думаешь…

– Мало? Две тысячи? – едкая улыбка мелькает даже в полумраке и я не выдерживаю, замахиваюсь снова.

Схватил руку и упрямо посмотрел в глаза, затем вниз, на часто вздымающуюся грудь и дальше, туда где продолжала стекать его сперма.

Я не могла понять, как могла вообще любить этого человека. В кого он превратился? А может быть. его лицо было маской, которую я сама на него нацепила и поверила, что вот он настоящий.

Любимый, заботливый, надежный.

Эту картину мира в очередной раз разорвало его действие. Он просто схватил меня за сосок и подтянув к себе попытался поцеловать. Я толкаю его назад.

– Не смей меня касаться!

Он в одно движение, толкнул меня в ответ, прижав к прохладной каменной стене и поставил руки по обе стороны от головы, взяв в плен. Задирать голову не хотелось, но это был единственный способ заглянуть в его пустые глаза – омуты.

– Три тысячи?

– Да пошел ты, Сладенький, – рявкнула я и все-таки смогла избежать нового прикосновения к груди.

Просто проскочила под рукой и стала шарить в темноте. Туника есть. Где трусы.

Боже, стоило увидеть Стаса, ощутить его запах. Присутствие, как с меня слетели трусы. И кто я после этого. как не его личная шлюха. Но он может думать все что хочет, а мне надо сваливать.

Давно пора, ага.

Нашла на полу трусы, но взять не смогла. На них стояла его нога, обутая в тяжелый ботинок.

Потянула резинку трусов и недовольно посмотрела наверх.

Он смотрел на меня с высоты своего немаленького роста и упивался тем, как я ползаю в его ногах.

– Пять тысяч?

Пять тысяч за несколько минут. Или сколько мы уже здесь? Неплохо, да. Расценок я не знаю, но это точно не плохо.

Деньги бы мне сгодились, но я никогда не возьму у Стаса ни копейки. Ни теперь, когда он оказался такой мразью.

Поднимаюсь с пола. Плевать на трусы, пусть подавится, поеду в концертных.

– Сколько, Маша, – спрашивает, когда уже натянула тунику и сделала шаг к выходу.

– Я не шлюха! – громко.

– А судя по тому, как сиськами трясла на сцене, ты лжешь, – шипит и лыбится, скотина.

Я замялась. Стало неудобно и неприятно, но и оправдываться перед ним не собираюсь.

– Это случайность, – направилась к выходу. А в груди сердце кричало, «ну, еще немного».

Еще немного послушай его голос, повернись, попроси дать тебе член, снова ощутить его во рту и в себе. Надо уходить, но я медлю.

– Вот так и уйдешь?

– А тебе есть, еще что мне сказать? – повернулась я к нему и обожгла взглядом, впитывая каждую черточку, чтобы хватило еще на три года или на всю жизнь.

– Привет, как дела?

Издеваешься?!

– Да. Пошел ты на хуй! – только и говорю я, показывая средний палец.

Где же та девочка, которая и мат то произнести боялась. Она осталась где-то там. Танцует легко, без тяжести проблем и навалившейся ответственности.

А я изменилась. Нет, все осталось прежним. Волосы все также темны и шелковисты, а стан строен, глаза синие. Вот только душа. Там нет больше чистоты и невинности.

Жизнь сорвала ее как пластырь с раны и сдобрила рану солью. Все беды из-за мужчин. Смерть отца, предательство Андрея – лучшего друга, и Стаса…

Больше подумать не успела. Густую, наполненную похотью тишину между нами разорвал его шаг и мой стон, когда он накрыл мои губы.

Надо уходить.

Надо прекратить тереться об его тело и извиваться, когда он ведет рукой от бедра вверх, задирает тунику и сжимает грудь.

Но как же сладко движение его языка, как же сладко он прикусывает губу и заглядывает в глаза. Как же волнительно, когда его рука между ног. Как же здорово, когда его член уже скользит во мне.

Опять. Медленно назад и вперед, до упора. А губы продолжают совокуплять мой рот.

Боже! Ну и куда же я скатилась? Трахаюсь с тем, кто считает меня шлюхой!

Нет!

Толкаю его расслабившееся в сексе тело и пошатываясь, распахиваю дверь, впуская целый столб света и воздуха. Другого, не такого сладкого и возбуждающего.

И мысль: «Как жить без этого? Без него»

– Маша, – его голос звучит в темноте низко, как надрывная, последняя нота. Лица уже не вижу, только мужской силуэт и то, как он пихает не опавший член в брюки.

– Что?! Ты недостаточно меня оскорбил, нашел еще пару язвительных комментариев?

– Я женюсь.

Пошатываясь, иду в гримерку. Мышцы еще с выступления ныли, а теперь и вовсе…

В гримерке смех, запахи лака и пота бьют в нос. Неприятно. На меня никто не смотрит, кроме рыженькой, как ее Милана, точно, позвавшая меня к телефону. Дурость.

Она улыбается мне и подмигивает.

Она одна обратила внимание, что колготок больше нет, а идеальная высокая прическа теперь больше напоминает воронье гнездо.

«Я женюсь»

Ну и вали! Будь счастлив! Сдохни! Только оставить меня в покое!

Сажусь перед зеркалом и смотреть стыдно в глаза самой себе. Закрываю лицо руками и даю себе установку не реветь.

Не реви! Ты балерина!

Слова и наставления учителей балетной школы сейчас, как никогда нужны.

Ну, вот что это было? Опять повелась на сладкий запах и упругий член? Впрочем в моей жизни это и так было.

Может член и не такой большой, как у Стаса, но Афанасьев точно знал что с ним делать, правда меня не вставляло. Ну, вот никак.

Пришел.

– Привет кисоньки, вы были великолепны, – любезно говорит он всем, а целует мое плечо и я вскакиваю.

После поцелуев Стаса, его внимание кажется не изменой нет. Богохульством. Это как индийцу втихомолку есть говядину, или мусульманину свинину. Нельзя и все. Т

ем более, сладкоречивый красавчик Афанасьев вынудил меня впервые за два года работы выйти на сцену без лифчика.

«Это бизнес, детка. При чем тут наши отношения?»

– Все еще дуешься? – спрашивает так, как будто он в очередной раз набухался и проспал наше свидание. Вот, что за мудак? Два года уламывать, чтобы за несколько месяцев все похерить. Я бы влюбилась в него когда-нибудь. Наверное. Но сложно любить того, под кем представляешь другого.

И только напрягаешь всю силу воли, чтобы во время редкого удовольствия не закричать вместо Олега Стас.

– Я не дуюсь, – кривлю лицо и иду к своей сумке. Пора в отель. Потом на поезд и домой. Хватит на сегодня приключений. И скандал с Олегом, может стать одним из них.

И если со Стасом они стабильно оканчивались оргазмом, то с Афанасьевым лишь горечью.

– Просто я решила, что с меня довольно. Ищи себе другую стриптизершу.

Собираю вещи, надеваю джинсы, джемпер, чувствуя, как шерстяная ткань задевает чувствительные соски и знаю, что все девчонки навострили ушки. Пускай. С голой грудью появилась, потрахалась в подсобке, можно и прилюдно расстаться с мужиком.

– И что ты будешь делать? – задает вопрос Олег, вытягивая каждый гласный звук. Чисто так по Московски, сразу выдает свое не слишком радужное воспитание и манеры.

– Все что угодно, только чтобы никогда не участвовать в этом, – я сделала неопределённое движение рукой, – искусстве.

– На панель пойдешь? – усмешку на его лице хочется стереть оплеухой, но я зажимаю руку в кулак и иду мимо него.

– Полы мыть, детей учить, все что угодно, – в очередной раз чеканю я слова, как на демарше.

Машу девчонкам,нормальные вроде, без закидонов и выхожу в полутемный коридор.

На миг замираю.

Кажется что Стас еще в подсобке, сейчас выйдет, улыбнется редкой искренней улыбкой, обнимает, вернет время вспять.

То время, когда сердце заходилось от счастья, а горло хрипело только от криков экстаза.

Меня чуть вперед толкает Олег, и резко разворачивая, прижимает к стене.

Пытается поцеловать, но я отворачиваю голову и его слишком мягкие губы, касаются щеки.

На самом деле он вполне себе нежный, ну, а когда выпивает я стараюсь избегать встреч.

 Старалась. Теперь надо заканчивать. Его ультиматум и встреча со Стасом быстро сместили приоритеты.

– Ты чего удумала? Один раз поругались и ты решила свалить в закат?

Иногда странно было слышать от него, тридцатилетнего успешного мужика подростковый сленг.

– По-твоему, то, что ты вытолкнул меня голой на сцену не повод расстаться? – поднимаю брови и снова отворачиваю его лицо, которое ко мне тянется. Сколько можно? – Или может быть твои пьянки. Или твои измены?

Да, Да он трахал других, ну так говорили. И судя по его побледневшему, виноватому лицу правду.

Почему я не закончила все сразу, как узнала. Хороший вопрос. И ответ на него слишком сложный и долгий, чтобы думать сейчас, лучше оттолкнуть этого придурка, что нависает надо мной и прижимается все ближе.

– Отвали, – уже яростно прикрикнула я и наступила ему на пальцы ног.

– Ладно, – примирительно говорит он и поднимает руки, морщась от боли. Злорадство это плохо, но и я не святая. Внутренне улыбаюсь.

– Виноват, признаю. Но Маша… Это бизнес…

– Ты повторяешься. Если бы ты еще в Москве сказал…

– И лишиться солистки? – спрашивает так, словно это я сморозила глупость. – Ты меня за идиота не принимай.

– И все равно я не буду с тобой трахаться, – насупилась я и, подтянув на плече сумку направилась в сторону выхода. Не пройдя и пары шагов слышу звучный смех.

Ну что еще?

– Ох, да не смеши меня, бревно и то более подвижно. Оставайся монашкой и дальше. Вспоминай своего врача, раз тебе так хочется. Но, Маша, – его тон голоса резко меняется и мурашки пробегают стрелой по спине. –  Ты мне должна.

А кому я не должна? Вот самый главный вопрос. Ответственность, родственные обязанности, долги, отношения. Все это давно стянуло на моей шее такую удавку. Что глубокий вдох стал мне только сниться.