Текст книги "Танцуй или смирись"
Автор книги: Роксана Чёрная
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Вся твоя помощь была добровольной, – напоминаю я тихо, проскальзываю под рукой и иду по коридору в сторону выхода.
– Слушай, слушай, ладно! – уже на улице догоняет меня Олег и встает передо мной, я складываю руки на груди и жду его очередную ложь, оправдание, убеждение. Он бы танцевал так же, как он пиздит, цены бы ему не было.
Наверное по моему взгляду понятно, что я не настроена на интимный диалог, поэтому он поднимает руки вверх, мол сдаюсь, и делает шаг назад.
– Я понял, понял. С твоим Стасом мне не сравниться. – Он закатил глаза. – Бла-бла, он лучший ебарь на свете, но я помогал тебе, тогда как он просто наплевал. Помоги и ты мне. Сегодня, последний раз.
И вот здесь мне сказать нечего. Да, очень помогал. И поддержку и мотивацию давал, когда бросить учебу хотела.
Он тот мощный канат, за который я цепляюсь, когда меня накрывает очередной волной проблем и ответственности.
Я и спать с ним из благодарности начала.
Думаю, он это понял в первый же раз, когда я вместо того, чтобы страстно ответить на поцелуй его опытных губ, сжала свои, и напрягла тело. Он же, с присущим ему упорством не остановился и только ласково говорил, что уж его жар точно растопит любую ледышку.
Старался, пыхтел, увеличивал скорость проникновения, а я только уплывала на волнах памяти, снова и снова возвращаюсь, к минутам, когда рядом был любимый.
Сотрясаясь от толчков его члена, я не ощущала и доли того возбуждения, когда просто находилась в плену глаз Стаса или в его сильных увитых мышцами руках.
– Что ты хочешь? – устало спрашиваю я, и обхватываю себя руками. Все-таки ветра в Питере были промозглыми, да и ночь уже.
Победное выражение на лице Олега высвечивает уличный фонарь. Он красивый, когда серьезный, а вот сальная улыбка делает его похожим на шута. Неприятно.
– Малость. Сгоняй со мной на автопати. Телка одна – местная богачка – устраивает. Сливки питерского общества.
Я поднимаю брови и Афанасьев правильно понимает мой невысказанный вопрос. А что, я-то там забыла?
– Мне там один чувак нужен, а номер его нигде не взять.
– И как ты узнал, что он там будет? – подозрительно интересуюсь. Не то, чтобы мне важно знать. Просто любопытно не зря ли мне придется наряжаться.
– Ну, так эта телка и сказала. Она восхвалялась моим талантом режиссера и по"хвасталась, что Диксон будет в Питере проездом и появится у нее стопудово. Давай, я по дороге тебе расскажу.
– Все равно не могу понять, зачем тебе я?
– Твое милое личико и острый ум мне там пригодятся. Поможешь? Последний раз?
Он смотрел как тот самый кот из мультфильма «Шрек» и протягивал руку.
Олег не был плохим, иногда вообще замечательным, если бы не постоянное желание уйти из реальности с помощью секса, кокса и алкоголя.
У многих людей искусства, да и вообще людей, появляются зависимости, с помощью которых они ограждают себя о дикого, реального мира.
Моя зависимость «Стас», вернее теперь лишь воспоминания о нем. И в них я погружалась почти ежедневно, когда не была занята или репетировала.
– Это последний раз, – нехотя соглашаюсь я и тут же попадаю в крепкие объятия Олега.
Смеюсь над очередным ребячеством, стараясь выкинуть из головы что недавно точно так же сжимал меня любимый. Сжимал так, словно не было трех лет разлуки и предательства, словно он вернулся любить меня с новой, еще более разрушительной силой.
Такси, ночной Питер, разводные мосты и вот мы в номере и я сразу отправляюсь в душ.
Одежду-то скинула, только вот в кабину войти не решаюсь. Стою, смотрю, реву.
После секса со Стасом мыться не хочется, хочется оставить его запах на себе навсегда. Жить с ним, спать с ним, чтобы еще хоть ненадолго, а лучше навсегда ощутить себя его частью. Его единственной любовью.
Холодок по телу вызывает мурашки и я мотая головой, решительно захожу в кабину и выкручиваю краны на полную. Почти обжигаю себя струями воды и начинаю, сотрясаясь в рыданиях тереть себя мочалкой. Сдираю вместе со слоями краски, запах и сущность Стаса.
– Маш, ты скоро?
– Иду, – кричу и всхлипнув последний раз, выхожу из душа.
Из зеркала смотрит девушка с несколько опухшим лицом, на котором как мазками художника выделяются три пятна: два синих глаза и опухшие искусанные в кровь губы.
Сколько можно упиваться воспоминаниями? Может быть действительно пора идти дальше. Если встреча со Стасом это судьбоносный знак, то и не знаю.
Он женится, а у меня своя жизнь. Я сделаю все, чтобы в ней не было места мыслям, о не раз предавшим меня мужчине.
В машине Олег, несмотря на уговор, что мы больше не вместе, держался непозволительно близко, а рука так и норовила накрыть мою коленку.
С этого все и началось полгода назад, с машины и коленки.
Я тогда в очередной раз рыдала у него не плече о том, как мне тяжело живется. Как изменилась моя жизнь.
Сначала коленка, потом губы и вот он уже пьет мои слезы вместе со мной.
Поцелуй долгий, не принес ничего кроме стыда и чувства вины. Но надо отдать должное Олегу, он не сдавался. Очень тонко и деликатно подводил меня к постели, а потом также долго и деликатно любил. Правда, все бестолку.
– Знаешь, – сказал он тогда, отдышавшись, после своего оргазма. – Не будь я взрослым и самоуверенным мужиком, ты бы меня лишили самого ценного.
Чувства собственного достоинства я не лишила его и на третий раз, он вполне себе подтверждал его с другими.
Мы подъезжаем к лофту. Пять этажей, мансарда и должно быть шикарный вид на город.
В коридоре консьерж.
Он без проблем нас пропускает и пока мы едем наверх в зеркальном лифте неспешно обсуждая выступление, и я невольно вспоминаю лифт в больнице.
Именно тогда я уже понимала, что Стас стал заразой, которую не вытравишь просто так. Тут даже облучение его безразличием не помогло.
Ничего не меняется.
Мы выходим из лифта, и нас уже встречает высокая темноволосая женщина с серьгами-кольцами и густым макияжем на лице. А вот наряд у нее шикарный: платье бордового цвета, слегка приспущенное в плечах, жемчужное колье и я… бедная замухрышка. На мне купленная когда-то Стасом блузка под цвет глаз и черная юбка стрейч почти до пола.
– О! Это сам Афанасьев Олег, – провозгласила она громко, привлекая внимания гостей за ее спиной, и его личное вдохновение! – Можно не так пафосно? – Добро пожаловать!
Её улыбка растянулась неестественно широко, а затем она обернулась к людям, среди которых она казалась неестественно яркой, громкой, пафосной.
Но и это все отошло на второй или даже десятый план, когда я расслышала ее фразу и поняла на кого она смотрит. Это разверзло подо мной землю, и вызвало желание прыгнуть туда, потому что преисподняя была теперь и здесь.
– Стас, милый! Подойди, познакомься.
Глава 3. Стас
Есть моменты, когда время замирает. Дыхание останавливается и чувствуешь, что впал в литургический сон. Умер на мгновение. На такое долгое-долгое мгновение.
Лица, праздничные наряды, звон бокалов. Смех. Все замерло, когда вошла в квартиру вместе с Афанасьевым она.
А после голоса Антонины я слышу треск стекла и не понимаю, откуда он. И не хочу понимать. Потому что не могу оторвать глаз от в миг раскрасневшегося лица, больших глаз, шелковистых волос и чужой руки, что так по хозяйски сжимает ее талию.
Какого, хуя ты здесь делаешь, Маша?
Спросить легко, ответить некому.
В ушах какой-то шум. Кровь толчками бьется в мозгу.
Моргаю и понимаю, возле меня лепечет Антонина, но я ее не слышу, она где-то далеко, а вот Маша близко. Далеко и близко.
И тут руку обжигает спирт.
– Ты, что творишь? – шиплю от боли и смотрю вниз. Тоня уже обматывает мне руку бинтом. Под ногами осколки.
Похоже я разбил стакан.
– Все нормально. Там просто царапина. Тебе не больно, – лепечет она. Заботливая. Она вообще мировая баба. Готовит хорошо, сама убирается, сама по кабакам меня вытаскивала, на путь истинный направляя. Предупреждала, что если напьюсь еще раз ее отец, главврач больницы меня выгонит. Она хорошая, и я ей благодарен, но в голове только Маша и Олег. И слухи, которые оправдались.
Они вместе.
Сама мысль, что это кабель трахает Машу вызывала желание либо разбить еще пару бокалов, либо разбить себе голову, либо вскрыть скальпелем Олега.
Моя грудь только что вскрылась окончательно. И не один шов ее не затянет. Сердце вывалиться и по нему еще раз можно будет потоптаться.
– Продолжаем праздник! – весело щебечет Антонина, и уже мне тихо говорит. – Может тебе пойти передохнуть, вон на брюках капли крови, переоденешься.
– Нет, – простой ответ, не передающий и грамма тех чувств и эмоций, что я сейчас испытываю.
Отчаяние, что не могу врезать Олегу. Желание схватить Машу и нагнуть в любом уединённом месте. Вина перед Антониной, что так и не смог ответить на ее чувства.
И машу не смог забыть.
И не думать о ней не могу.
И не смотреть не получается.
Знакомимся, но разве Олег не мог вставить свой комментарий
– А мы как бы уже все знакомы, правда Машенька? – целует он ее в щеку и мне кажется, что скрежет моих зубов перекрывает музыку.
Маша похожа на статую. Красивая, бледная, молчаливая.
Она только кивнула, плотно сжимая дрожащие губы.
Ну, давай же малыш, ты же актриса, покажи, как я тебе безразличен.
И она меня понимает. Возможно, мы настолько вросли в друг друга, что читаем мысли.
В миг маска неуверенности слетает с ее лица, и тут же меняется на яркую ослепляющую улыбку.
От неё мурашки по спине и сразу стрелой в пах. Член твердеет мгновенно. Так она улыбалась мне, когда садилась верхом и насаживалась на член.
Блять!
– Конечно. Станислав Алексеевич был моим врачом, он замечательный и профессиональный.
– Станислав Алексеевич, не злоупотреблял обязанностями? – спросил шутливо Олег, и я буквально представляю, как хрустит его шея в моей руке.
Хочется сказать, что он давно превысил свои педагогические обязанности, но я молчу, Вежливо кривлю губы.
Маша улыбнулась шире, если это возможно и вдруг перевела тему.
– Конечно, нет. Антонина у вас чудесный лофт. Такие окна. Я всегда хотела жить в такой квартире.
– О, – улыбнулась Тоня, мельком взглянув на меня. – Спасибо. Я просто влюбилась в эту квартиру.
Наверное только я заметил как на миг сморщился лобик Тони. Она чувствовала что, что-то происходит, напряжение витавшее в воздухе, но не понимала.
Про Машу я не рассказывал. Вообще вслух это имя не произносил, как только Маша решила нашу судьбу, как только вышла из машины и поднялась по ступеням академии, как только последний раз на меня взглянула и скрылась за тяжелой дверью.
– Мне Стас помогал ее купить, – вот так? Вранье? Зачем? Соперницу учуяла? – Надеюсь, именно здесь мы вырастим наших детей. Правда, милый?
Я киваю неосознанно, не отлепляя взгляда от лица Маши, в миг поменявшегося. Нет, она улыбается. Но насколько же разными могут быть ее улыбки. Теперь из ее глаз даже пропала искорка надежды, они просто потухают, становятся не ярко синими, как море, а почти черными, как ночное небо.
– Я очень рада за вас, – голос непривычно хриплый, а рука вдруг затряслась, но в миг сжалась в кулак.
Больно? И мне больно, девочка. Больно, что не могу прижать тебя к себе, успокоить, сказать что это ничего не значит, что люблю только тебя.
Потому что если второе и правда, первое нет. Я женюсь на Антонине, потому что благодарен ей, ее отцу, потому что с ней удобно, потому что так будет лучше, потому что… так сложилась жизнь.
Так сложилось, что тебя трахает Олег, а я трахаю Тоню. И не важно, что закрывая глаза, я вижу тебя.
– Антонина, – улыбается Афанасьев. – Вы говорили про Диксона. Не представите меня ему?
– Да, конечно, – всплеск рук и она оглядывается и тянет Олега за собой.
Он, конечно, не мог не ткнуть носом Машу еще раз.
Пидорас.
И вот мы одни.
И пусть вокруг нас люди, шум, веселье. На самом деле никого нет, на самом деле мы одни во вселенной. Нашей личной вселенной отчаянья и боли.
И в мозгу все еще отдаются ее стоны, а на руках все еще запах женственности, а в паху пожар и только она одна может его потушить.
– Антонина, – убегает вдруг Маша из-под моего взгляда, и что-то спрашивает. Та мило улыбается и указывает в сторону. Скорее всего туалета.
Маша не глядя на меня здоровается с каким – то мужиком и отказывается от бокала шампанского, которое разносят официанты. Быстрым чеканным шагом выходит из помещения. Сбегает.
Я закрываю глаза. Глубокий вдох-выдох.
Раз. Не ходи за ней.
Два. Антонину вряд ли волнуют твои измены.
Три. Все кончено.
Четыре. Не надо смотреть в ее сторону.
Пять. Шесть. Семь. Счет в голове сбился, а на глаза легла пелена желания и похоти. С ума сводит шлейф нежного аромата, что манил меня пойти и просто поговорить.
Спросить, как она здесь оказалась. Ничего ведь такого?
Поэтому иду вперед, втягивая аромат самого нужного человека на свете, сжимаю дрожащие руки в кулаки и тянусь к двери, что только что захлопнулась.
Ты идешь просто поговорить. Просто. Поговорить.
Глава 4. Маша
Это было невыносимо.
Грудь тисками. Сердце в пляс. И шею словно стянули цепью – и не выдохнуть, и не вдохнуть.
Сколько водой на себя не брызгай, сколько глубоко не дыши, сколько не пытайся прийти в норму, все равно внутри все горит, наливается свинцом, давит на влюбленное сердечко.
Руки дрожат, пока я пытаюсь набрать воды в ладони и напиться. Глоток обжигающе ледяной жидкости хоть немного приносит облегчение, стекает по стенкам горла, замораживает часть эмоций.
Главное не зареветь, главное слез не показать. Главное уйти побыстрее, чтобы не видеть его и ее.
Голос я узнала. Это она отвечала на звонки, когда я все-таки набиралась решимости позвонить Стасу и попросить помощи. Любой помощи.
Он не перезвонил. Три звонка и ни одного отклика. Больше я не стала навязываться.
Только одно это должно заставлять меня его ненавидеть. А я не могу. Вижу и вместо того чтобы выцарапать глаза, хочу впитать их туманную глубину серого цвета и просто гладить надбровные дуги большими пальцами, рассматривая такие родные черты лица.
Делаю протяжный выдох, выпрямляю спину и отворачиваюсь от отчаянья, что вижу зеркале.
Я актриса и могу сыграть любую роль, сколько бы боли она мне не принесла.
Последний раз рассматриваю дорогущую уборную с широкой ванной и таким унитазом, что с него и поесть не стыдно, а вода в раковине с подсветкой. Как подумаю, сколько денег угрохано только на одну эту подсветку, становится дурно.
Да, это правильно, лучше подумать о деньгах и о том, где их брать если выйти из состава труппы Олега.
Возвращаться в клуб и танцевать гоу-гоу? Работать ночами? Господи, знала бы я, чем буду занимать вместо классического балета, никогда бы не поступила в хореографический.
Но как правильно говорил мой умерший отец. Каждый человек должен делать то, что он умеет лучше всего. Каждый делает, то что должен. Если мне бог дал умение правильно двигать телом, я не должна жаловаться.
Я вообще ни на что не имею права жаловаться.
Все живы, все. ну пусть не все здоровы. Но живы тоже хорошо.
Еще один глоток воздуха и выхожу наружу, как вдруг меня бесцеремонно вталкивают обратно.
Стас. Ну, кто еще бы это мог быть?
– Ты стал совершенно невоспитанным, – говорю я ему, стоя напротив и с ужасом смотрю на защелку, которая под напором его руки закрылась.
Эти защелки.
Меня от них еще в больнице в дрожь бросало. Один такой щелчок и нас окутывало странным липким притяжением, и нет сил противится сексуальному влечению, да и желания противиться тоже нет.
И сейчас оно никуда не делось: манит, гипнотизирует, заставляет не отрывать взгляда друг от друга.
Я что-то сказала про воспитанность. Правильно. Лучшая защита – нападение.
И зачем он сюда пришел, раз у него скоро намечается семейная идиллия?
– Ну, так и ты не восемнадцатилетняя девственница, – с иронией в голосе и взгляде напоминает он, и о, кошмар – делает шаг вперед.
А, ну стой!
– Не смей Стас ко мне приближаться.
Мы оба знаем, чем заканчивается этот проклятый щелчок двери.
– Сегодня ты была не против.
– Сегодня я еще не знала, что ты женишься. И все произошло быстро, я не успела подумать, – залепетала я, действительно чувствуя вину за слабость своего передка.
– Мне очень нравится, что в моем присутствии твой мозг отключается, – произносит он негромко, на уровне тигриного рычания и внезапно делает бросок хищника, сжимая меня руками и смотря сверху вниз.
Я уже и забыла, какой он высокий и большой по сравнению со мной, но все равно сопротивляюсь, упираясь руками в его твердую, как скала грудь. Я так любила на ней спать.
– Уйди Стас прошу, все давно кончено, – шепчу, чувствуя что сердце отчаянно кричит «Беги» Он снова сделает нам больно, растопчет и выбросит.
– Тогда почему ты течешь?
– Что?
Это как вообще? Его руки сжимают мне плечи, и он никак не мог понять, что…. Да, что между ног начался пусть не потом, но вполне себе – наводненьеце.
– Я слишком хорошо знаю запах твоего тела, когда ты возбуждена, и сейчас ты меня хочешь. – мягко шепчет он и касается губами щеки.
Эта ласка настолько не вязалось с тем, как дико бьются наши сердца, с тем как его желание уже прилично так давит на живот и совершает волнообразные движения. Он снова давал мне шанс отступить, оттолкнуть его, но его губы на лице творили волшебство и сил сдерживать его напор просто нет.
Так легко повторять себе, что он с другой, так легко понимать, что завтра я уеду в другой город, так легко наслаждаться тем, как он рисует узор вальса на моей щеке, собирая капельки воды, скользя по ним, задевая мочку уха, посасывая, вызывая нескончаемую ноющую сладкую боль внизу живота и пустоту. И только ему под силу ее заполнить.
Стас, проклятущий, знает каждую чувственную точку на моем теле, каждое эрогенное место. Он, скотина, знает, как меня вознести на высоту полета и отлично знает, как оттуда сбросить.
Напрягая мышцы рук и все-таки его отталкиваю.
– Хватит! Иди нюхай свою невесту.
Вижу его затуманенный взгляд и понимаю, отсюда я без его поцелуя уже не выйду, и хорошо если только поцелуя. Все равно задираю подбородок, показывая какая я сильная независимая женщина и пытаюсь обойти его.
Раз.
И мы как два танцора, не может разойтись в стороны.
Шаг делаю я, и в ту же сторону он.
– Ты издеваешься? – едко произношу.
– Почему Афанасьев?
– А почему собственно и нет. Он твоего возраста, так же сложен, и почти так же трахается.
Челюсти Стаса сжимаются, и мне его ревность доставляет какое-то извращенное удовольствие. Бесполезная ревность, ведь она ни к чему не приведет.
– Он кабель, – говорит резко, выдыхая мне в лицо аромат – сладкий манящий, как из детства и напоминает дни, когда я вместе с братьями близнецами лазила по садам и воровала вишню.
Ведь самые сладкие ягоды за чужим забором. Ведь запретный плод так манит.
Может поэтому я так залипла на Стасе, потому что неосознанно чувствовала… Он никогда не будет моим до конца. Судьба дала мне его в аренду.
На, малыш попользуйся, а потом я и дальше пойду блядствовать.
– Кто бы говорил, насчет кобелизма – зло, как-то на себя непохоже, ухмыляюсь я и проскакиваю под его, увитой мускулами, рукой к двери.
– Тебе я не изменял, кроме.
– Тот случай конечно был особенным? – с презрением произношу я. – Все ради карьеры, все ради денег и статуса, верно Сладенький? – шиплю и разворачиваюсь, чтобы посмотреть в его лживые, такие красивые глаза и утопаю в их серебре.
Эти глаза, только трепанацией можно вытравить из моего сознания и сердца.
– Ну, – ехидничает он. – Я смотрю ты недолго горевала. Олег в тот же день тебя утешил или вы для приличия сходили на свидание? – такой ядовитый тон, что и на меня сразу накатывает гнев и ярость.
– Ты, ничего не знаешь! – тыкаю его указательным пальцем в грудь. – Ты сидел тут, горя не знал, а я…
– А что ты? – хватает он меня за запястье и не дает вырваться. – Пошла в шлюхи?
– Да пошел ты! – вскричала я. – Просто, иди на хуй! Отпусти, я сказала, – уже реву я, но в миг оказываюсь с зажатым ртом и лицом к зеркалу.
– Не ори.
– Отпусти, – глухо говорю сквозь ладонь и не могу оторваться взгляд от пары в зеркале. Он выше, с широким разворотом плеч и светловолосый, хотя я вижу пару седых прядей и она, нежная, хрупкая, влюбленная в засранца.
И ни время и ни обида не смогли уничтожить тот холст, что мы с ними рисовали в течении года. Холст нашей вселенной любви и боли.
– Отпусти меня, Стас.
– Я был бы и рад, честно. – опаляет он горячим дыханием мое ухо и продолжает прерванную пытку. – Но я все еще чувствую запах твоего вожделения, малыш. Как я могу отказать себе в удовольствии попробовать его на вкус? Как мы можем не потрахаться… Последний раз…
Я плохая. Ужасная. То что я сейчас делаю грешно и неправильно.
Воровать вишню в чужом саду неправильно, как и млеть от ласк чужого мужчины. Млеть и выгибаться, чувствуя, как его член готов уже прожечь дыру в моей юбке.
Его губы уже давно завоевали ответственные позиции на шее и празднуют там победу – прикусывают кожу. Его рука на моей груди ликует. Она добралась до сосков и нежно их потирает между пальцами, но через ткань Стасу мало. Его руки вступили в сговор и пока одна нагло мнёт грудь, срывая с моих губ всхлипы, другая уже расстегивает крохотные пуговицы рубашки.
Миссия выполнена и вот я уже прикусываю губу от прикосновения Стаса к груди и их вершинам.
Надо бежать, бежать куда угодно – от него… от себя. Только разве сбежишь от себя, когда тебя так трепетно ласкают губы, когда тебя так властно обнимают руки. И желание бежать медленно растекается вместе с моими чувствами, что под давлением тела Стаса просто тают, как шоколад на солнце.
Он мое солнце. Всего раз, за все три года, я ощутила, как мир наполнился красками, всего однажды. Теперь же эти краски снова вошли в мой мир, раскрасили серость, заполнили чувства.
И нет сил противиться влечению. Искушению, в которое Стас превратил простую, почти невинную прелюдию.
Сжимаю бедра крепче, просто боюсь, как бы оттуда не потекло и чувствую щемящую нежность внизу живота.
Он разворачивает меня одним махом, молча смотрит в глаза и медленно, так медленно поднимает юбку, а под ней трусики, насквозь мокрые, по которым он ласково гладит половые, припухшие губки.
Времени снимать одежду нет, вообще ни на что времени нет, только этот вот такой поспешный последний поцелуй, последний секс, последняя встреча.
Только это мгновение. И я навсегда заберу его с собой, чтобы, когда настанет очередная жопа, доставать из сундучка воспоминаний и просматривать вновь и вновь. Думать о том, как грудь взбухает от его грубых ласк, как его губы втягивают в рот сосок, как его пальцы отодвигают ткань трусиков и проникают в лоно.
Долго-долго, он его растягивает, подготавливает одной рукой, а другой просовывает пальцы мне в рот, потому что еще немного и я сорвусь на крик экстаза. Такой рваный, хриплый крик.
Его пальцы во мне, мои пальцы в его волосах и от этого хочется верещать от восторга. Не в темноте, не во мраке сна. Наяву. Больше не сны. Больше не мечты. Он реальный, рядом, пусть не любит, пусть только хочет. Пусть только последний раз.
Пальцы в пещерке очень быстро заменяет головка члена. Она проникает неглубоко, вводит по складочкам, щекочет, собирает влагу и вот я уже мычу и чувствую, как медленно – миллиметр за миллиметром, он разрезает своим телесным скальпелем на двое все мои чувства и эмоции. Как он скользит внутри, как мое взбухшее влагалище гостеприимно его обволакивает.
Член внутри, до самого конца, а мои ноги разведены так широко, что я спокойно ставлю их на столешницу раковины и смотрю вниз. На то, как идеальны эти соединенные тела, как идеально соединение.
– Маша, – только и выдыхает Стас, наклоняется вперед и почти опускает мое дрожащее тело на спину, а затем вытягивает из меня член, как ниточку из одежды, полностью, а потом сотрясает мощным скользящим выпадом. До конца и снова назад. И так по кругу, доводя меня до конвульсивного сумасшествия.
Медленно назад и резко внутрь.
Я просто сойду с ума, от того, как это сладко, как от этого уходит земля из-под ног, как от этого все плывет.
Но течение быстро ускоряется, как и движения тела Стаса.
Он убирает мне пальцы изо рта, чтобы двумя руками ущипнуть соски, потянуть на себя и быстро поглотить мой очередной вскрик яростным поцелуем.
Он нависает как скала, полностью одетый, но по животному страстный и непреклонный. Я не могу оторвать взгляд от него, не могу даже воспротивиться своим чувствам к нему. Ненавижу, презираю, но бесконечно хочу.
Стас делает шаг назад, собирает мои ноги вместе и сгибает в коленях, упирается в них руками и снова втискивается во влажное нутро.
Но на этот раз нежности не осталось, голый неистовый трах, который низводит все высокое в разряд похоти.
И я наслаждаюсь и этим. Рваными, резкими толчками, голодными поцелуями и непрерывным магнетическим контактом глаз.
И молчание. Оно сейчас золото. Кажется, скажи слово и пробьет двенадцать ночи. Только вот Стас не принц, а я не будущая принцесса. Сейчас мы больше похожи на персонажей фьюри, совокупляющихся животных рычащих и стонущих, не обращающих внимания ни на мораль, ни на место, ни на людей что ждут нас на вечеринке.
Все заканчивается слишком быстро. Несколько мгновений ослепляющего восторга, оргазм поглотивший вспышкой разум и новое осознание.
А ведь, ты прав Стас. Я действительно стала шлюхой. Только ты сам меня в такую превратил, в личную, на все готовую путану.
Не хочу отпускать его из объятий, не хочу чтобы этот момент заканчивался. Мы так и лежим: соединенные, потные, и долго-долго не можем очнуться, не хотим выходить из этого эротического тумана, который заволок наши мозги.
Ну, раз не хотите вы, то пусть будет кто-то еще, – решила за нас судьба оглушительным стуком в дверь.
– Маша, тебе совсем плохо? Может врача вызвать? – насмешливо говорит за дверью Афанасьев, очевидно уже прознавший о нашей отлучке, закончившейся случкой.
Стас смотрит мне в глаза и ждет, когда я отвечу «заботливому» Афанасьеву.
– Тошнило что-то. Сейчас иду.
– Давай, давай, а то вас уже ждут.
Стас с пошлым звуком покидает мое тело и подходит ко второй раковине, ополаскивая так и оставшийся твердым член и поглядывает, как я свожу ноги и медленно спускаюсь на пол.
Ноги не держат и Стас пытается меня поддержать, но я отклоняю его руку и отхожу в сторону, чтобы поправить одежду.
Приведя себя в порядок и подмывшись, выхожу первой и уже двигаюсь в сторону выхода, как вдруг, чувствую вибрацию.
Смотрю на телефон, еще тот самый, подаренный Стасом, оглядываюсь выяснить, не подслушивают ли меня и отвечаю Марку.
– Маму опять забрали в больницу. Сегодня нашел ее без сознания, – вот здесь ничего нового. Последние два года она почти оттуда не вылезала.
– Позвони Тамаре Михайловне.
– Да как бы уже, просто…
– Ну что? – Уже злюсь на брата и его около до около. – Говори, как есть.
– Сердце отказывает. И это уже. ну совсем.
Глубоко вздыхаю и прислоняюсь лбом к прохладной стене. Это конец. Как ни ужасно, но болезнь матери стала уже нормой, к ней мы привыкли. А вот смерть. Где взять сердце женщине за пятьдесят. Её даже рассматривать не будут.
Теперь я стала немного понимать ту девушку, что убила ради своей матери. Сейчас я была недалека от этого.
– Завтра днем буду, – продолжаю разговор. – И приготовь с утра что-нибудь нормальное, а не жареные яйца.
– Чем тебе яйца… – дальше уже не слышу, шум в ушах и отчаянье заполнили голову. Придется уходить с учебы. Это уже давно было известно. Только зря время тратила.
Резко оборачиваюсь и охаю, тут же уткнувшись носом в знакомую уже несколько мятую рубашку. Интересно, по мне тоже видно, чем я занималась.
– Тебя не учили, что подслушивать нехорошо?
– Рассказывай, – требует он, и меня бесит этот повелительный тон.
– Знаешь, что! Просто отвали! – отталкиваю его, но тут же Стас возвращает меня к стене и ставит руки по обе стороны от головы. Возбуждение получившее свой законный финал больше меня не тревожит. Скорее гнев, что Стас ведет себя так, словно не в курсе…
– Я прошу оставить меня в покое. Ты сам сказал, трахаемся последний раз.
– Маша, – рычит он и бьет кулаком стену, так что я невольно вздрагиваю. Я уже и отвыкла от такой страстности. – При чем тут секс? Как давно твоя мать больна?
– Ты задаешь тупые вопросы! – Злюсь, снова толкаю его в грудь. – Ты с точностью до моего телефонного звонка должен знать, когда заболела мать. Кому по-твоему я первому позвонила?
Стас делает такое лицо, словно я его сковородой и по башке, прямо сейчас. Отходит на шаг и долго-долго хмурит брови.